Текст книги "Око Гора"

Автор книги: Кэрол Терстон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

– Тогда, возможно, и ее звали не Ташат. Если надпись – отвлекающий маневр, правду о девушке может рассказать портрет и изображения на картонаже и на внутренней стороне крышки гроба. – Макс выпрямился и повернул Кейт лицом к себе. – Давай-ка попробуем игру в ассоциации: говори первое, что придет в голову. Как ее зовут по-настоящему?

– Исида. Асет по-древнеегипетски.

Макс кивнул:

– Имя скорее подходит принцессе.

– Даже если так, к чему это нас приводит?

– Скажем, она действительно былаважным лицом, либо за счет своих достижений, либо за счет происхождения. Тот факт, что пришлось скрыть ее имя, не вписывается в версию про измену. А вот какие новости принес я. Мне звонили из Энн-Арбора. Билл Рэгздейл наконец посмотрел на присланные мной пленки, и ему стало интересно, кого это мы изучаем. – Губы Макса изогнулись в дьявольской улыбке. – Я сказал ему, что пока не могу этого сообщить.

– Макс, так нечестно. Давай. Что он сказал.

– В одном из черепов видна группа черепно-лицевых признаков, которые, по их словам, свойственны Восемнадцатой Царской Династии. Но дальше все будет непросто, так что держись. – Кейт кивнула. – Помнишь, ты рассказывала мне, что были некоторые сомнения насчет пары царских мумий? Так вот, сомнений куда больше. Рэгздейл считает, что некоторые из мумий могли спутать еще во время правления Двадцать Первой Династии, когда жрецы повторно обмотали и захоронили вместе несколько членов царской семьи – эти мумии и были найдены в конце XIX века. Ты все еще улавливаешь?

Кейт кивнула, еле дыша.

– Джим Харрис и Эд Венте, составлявшие «Атлас» рентгенов, который ты мне показывала в Денвере… – Макс достал из кармана листок бумаги и развернул его, – …считают, что мумия, которую изначально сочли Тутмосом IV, возможно, на самом деле Аменхотеп III. Из-за сходства строения черепа Тутмоса и черепа, найденного в Пятьдесят Пятой Гробнице – который, как они считают, принадлежит Сменхкаре или Эхнатону. Чего и следовало ожидать, если Аменхотеп III приходился им отцом. – Макс пожал плечами. – Это, конечно, не особо убедительно, и ученые продолжают искать любые подтверждения. Так вот, один из наших черепов оказался очень похож на череп дочери той мумии, которую сейчас считают Аменхотепом III.

Кейт выпалила:

– Нефертити! – И Макс кивнул. – А что насчет Ташат?

– Они определенно родственники. Время их жизни достаточно близко, и она может оказаться внучкой Аменхотепа Великолепного – третьего. Если это действительно его мумия. Это означает, что она могла оказаться помехой тому, кто хотел взойти на трон, одним своим существованием.

– Вот поэтому ее и убили – чтобы противник не получил законное право на трон, женившись на принцессе наполовину царских кровей? – У Кейт что-то сжалось внутри. – О господи, Макс, я надеюсь, что все было не так. Это была бы ужасная потеря.

– Понимаю, но думаю, что девушка погибла от рук какого-то сильного помощника, желавшего обставить все так, будто ее никогда и не было. А ее друзья назвали Ташат дочерью и женой двух вымышленных мужчин – это был ложный маневр ради спасения ее тела, чтобы она могла выйти позднее. В надписях не упоминается и ее ребенок, поскольку это могло бы навлечь на него опасность, если он, конечно, выжил.

Сквозь сознание Кейт пробилась еще одна мысль:

– Можем ли мы еще раз надавить на этого Рэгздейла и попросить его посмотреть на мужской череп, чтобы он высказал свое мнение насчет того, может ли тот человек оказаться отцом Ташат. Не в том дело, что я сомневаюсь в твоих…

– Я уже послал ему сегодня пленки «Федексом», завтра утром он их получит. – Макс протянул руку, увлекая Кейт за собой. – Но надо послать ему электронное письмо, чтобы он знал о том, что их доставят.

Он набивал сообщение Биллу Рэгздейлу, а Кейт пришла в голову очередная идея:

– Помнишь жонглера – мышонка, выступающего перед аудиторией из животных? На нем была маска с изображением головы барана, как у жреца. Бараны были священными животными Амона, так что, может быть, этот человек ее отец.

– Так может, перед нами новая басня Эзопа, или Братца Кролика, где все животные одеваются и разговаривают, как люди?

– И не просто люди. Что, если каждое животное соответствует отдельному человеку, которого Ташат знала на самом деле? Помнишь большую желтую полосатую кошку, которая пряталась за кустом, так что виден был лишь один глаз? – Кейт взяла ручку и нарисовала волшебное око Хора со слезинкой гепарда, но без скулы сокола. – Кто бы ни была эта кошка, с ней что-то не так. Чего-то не хватает.

В следующую пятницу Макс снова вернулся рано – под предлогом того, что не хотел попасть в пробку. Но он казался озабоченным, и, переодевшись, ушел в кабинет работать.

Кейт решила выкупать Сэма, и когда она сушила его, Макс вылетел из задней двери:

– Рэгздейл, тот парень из Мичигана, только что подтвердил мою версию насчет головы между ног. Он ей не родственник. Не отец.

– Я этого никогда и не думала, но теперь-то мы точно уверены.

– Я спросил у Рэгздейла, нет ли где в чуланах музея Каира мумий, у которых не хватает частей тела – руки, ноги или чего-нибудь вроде. – Макс опустился на край шезлонга, но тут же снова вскочил, так как был слишком взволнован. – Кэти, ты не поверишь. Он сказал, что есть такой. Врач. – Он подождал, когда она поднимет на него глаза. – Без головы.

Кейт уронила щетку Сэма:

– А он знает, где нашли эту мумию?

– На кладбище в Фивах. Он назвал мне профессора из Каирского университета, который на короткой ноге с куратором мумий в Египетском музее. Он сказал, что иначе ответа на письмо можно ждать несколько месяцев. – Макс подождал, прежде чем выложить все остальное. – Я ему уже позвонил. Его зовут Сети Абдалла, но на английском говорит как на родном. Будто англичанин.

– И? – поторопила Кейт.

Максу удалось сдержать улыбку и нанести последний удар.

– Чего же ты стоишь, сложа руки, девочка моя? Пора вещички собирать.

Мое сердце резонирует, словно тетива лука. Оно поет, как струна лиры. Любовь. Любовь. Подари мне любовь, звучную, гремящую.

Норманди Эллис, «Пробуждающийся Осирис»

22
Год седьмой правления Хоремхеба
(1341 до н. э.)

День 16-й, второй месяц засухи

У моей дочери черные кудри и крошечные пальчики на ногах, как и у ее матери. Она разинула рот, но вскоре утихла, словно почувствовав себя в безопасности у меня на руках.

– А глаза какие? – прошептала Асет, уставшая от схваток.

– Кажется, у тебя они были не такие темные, но пока рано говорить.

– Я каждый день приносила подношения Амону, умоляя, чтобы они оказались карими.

Спрашивать, почему, не приходилось. Я отдал младенца Кики, девушке, которую Сенмут выделил нам из своих работниц, ибо от слуг Асет отказывается – возможно, чтобы не мешали нам побыть наедине, если разгорится непредсказуемое желание.

Даже мой рабочий стол стал местом для таких опытов, каких я никогда и представить не мог, но теперь положение дел наверняка изменится, поскольку Асет надо будет заботиться о нашей дочери, а не вести борьбу с женщинами Анибы, отрезающими гениталии своим дочерям. На эту идею ее натолкнул Сенмут.

Тули стучал когтями по плиткам пола, танцуя на месте на задних лапах.

– Скоро, Тули, – пообещала ему Асет, когда я нажал ей на живот, чтобы извлечь послед, положил его в глиняный горшок и поставил его в сторону. Но когда я нажал еще раз, из тела Асет потекла кровь.

– Принеси младенца и рулон чистых перевязок, который ты поставила на солнце, – крикнул я Кики, поднял Асет с колен и перенес на лежанку. Она взяла нашу дочь и засунула сосок ей в рот. Вскоре, к моему великому облегчению, ее матка сжалась.

Когда я закончил уборку, мать с ребенком уже задремали, я немного ими полюбовался, запоминая, чтобы в будущие годы можно было вызывать воспоминание перед глазами. Потом отнес кровавый послед в дальний угол сада и похоронил его под пробивающимся молодым деревцем тамариска – и наконец позволил себе поделиться хоть с кем-то радостью по поводу своей новорожденной дочери. С Тули.

Потом пес наблюдал за мной, пока я мылся, надел через голову рубаху, обернул вокруг бедер лучший передник – который надевал только по особым случаям. Тули же подбежал к корзине со своими игрушками и ошейниками, взял в зубы полоску крокодиловой кожи, украшенную белыми раковинами каури, и принес мне.

Асет с девочкой не спали, смотрели друг на друга.

– Нравится она тебе? – спросил я, опускаясь на лежанку.

– Мне кажется, она настоящая красавица, а тебе?

– Такая же красивая, как и мама, – согласился я, так как ни солнце, ни ветер, ни жизненные трудности не отразились на ее красоте. Я бы говорил еще долго, но мне в ногу тыкался холодный нос. – Наш друг уже заждался.

Когда Асет назвала его по имени, Тули застыл, навострил уши – ждал одного слова.

– Иди. – Тули запрыгнул, споткнувшись в спешке о ноги Асет, укрытые одеялом. – Маленькая девочка, о которой я тебе рассказывала, наконец появилась. – Вертясь от волнения, он лизнул крошечный кулачок, и моя дочь замахала ножками.

– Ты говорила мне, что носишь сына, – напомнил я Асет.

– Я хотела узнать, разочаруешься ли ты, если родится дочь. А еще, – ее губы растянулись в улыбке, – потому что мне нравилось, как ты стоял на том, что будет девочка.

Я поцеловал ее в губы:

– Я буду любить любого твоего ребенка, хотя ты сама настолько переполняешь мои мысли и сердце, что я боюсь, для других остается очень мало места.

Она коснулась рукой моего лица:

– Как и ты мои, но во мне уже появилась новая любовь, отличающаяся от той, которую я знала раньше. Бесспорно, наши чувства друг к другу восхитительны, о чем тоже не написано в твоих старинных свитках. Ты сообщил Сенмуту?

Я кивнул и подал ей свиток, который перевязал синей лентой.

– Надо дать ей имя, прежде чем ты сможешь представить ее нашим друзьям. – Я воспользовался советом Пагоша и заранее подготовился к этому знаменательному событию, так что папирус был больше, чем надо для нескольких написанных там слов, чтобы удивить Асет.

– Какая красота! – воскликнула она, увидев инкрустированную коробочку.

Коробочка была из тиса, на ощупь – гладкая, словно вода, даже в тех местах, где были вделаны треугольнички черного дерева и слоновой кости.

– Я попросил Сенмута назвать мне самого искусного ремесленника в Анибе, и оказалось, что это женщина ассириянина.

– Врача, который заставляет стариков видеть вновь? Но он не говорил, что у него есть жена. – Асет считает нужным познакомиться со всеми, кто приходит в Дом Жизни Сенмута, чтобы узнать обычаи чужеземцев.

– Я не говорил, что она его жена. К тому же я ее не видел. Я передал послание через ассириянина, попросив лишь, чтобы коробка соответствовала случаю и была достаточно большой, чтобы в ней поместилось то, что внутри. – До этого момента Асет думала, что сама шкатулка и была подарком, но в ней на куске светлой синей материи лежали бусы из слоновой кости, каждый шарик был совершенен по форме и был отполирован. Необычной была застежка – тонкое кольцо, надевающееся на голову барана.

Асет смотрела так долго, и мне показалось, что ей не понравился мой подарок, но когда она подняла глаза, я заметил в них слезы, а также восход великолепной улыбки. Я изо всех сил постарался тоже улыбнуться, хотя меня переполняли эмоции.

– Баран выражает почтение Хнуму, – сказал я, – который провел нас через все пороги твоей недлинной жизни к этому счастливому месту. – Я говорил о скалистом участке Нила, воплощающем хаос и опасность, и о боге, следящем за этим местом, поскольку не хотел, чтобы Асет связала барана с Амоном или отцом, и каждый раз вспоминала о том, что оставила позади.

– А теперь прочти, что я написал, – сказал я, беря дочь на руки. – Пора ей узнать свое имя. – Хотя у Людей Солнца имя младенцу обычно дает мать, Асет попросила выбрать имя меня, как сделал ее отец. – И Тули тоже. – Услышав свою кличку, пес встал, чтобы быть готовым, на случай если Асет прикажет ему что-нибудь. Но сначала она надела ожерелье, расположив голову барана у сердца.

Ночь была красочной, и зажглась Сопдет, ярчайшая вечерняя звезда. Белый баран спустился к краю воды, чтобы напиться. Вдалеке слышалось пение и шум воды.

Я взял за руку свою жену – тогда мы только стали любовниками – и мне стало известно искусство половодья. «Войди в меня, и я сделаю тебя богом!» Беру ее в руки. Пробую ее губы. Теряю себя в красоте и хаосе. В ее теле я начинаю жить.

Я стоял в поднимающихся водах и омывал себя любовью. Я слышал за музыкой спешащей воды смех той, которая через девять месяцев станет моей дочерью.

Я называю ее возлюбленной Бога Реки. Хапимере.

День 10-й, третий месяц всходов

По настоянию Сенмута мы заняли дальнее крыло дворца его отца, с собственным частным садом, которое, как он сказал, предназначено для почетных гостей Пер-Анха. Царская резиденция никак не сравнится с Домом Празднования Фараона, но состоит из одно– и двухъярусных покоев, которые добавлялись по необходимости.

Глаза Мери становятся карими, но в остальном она – копия матери, даже изучает меня с таким же видом, когда я качаю ее на руках, пока я не посмотрю на нее, показав, что все замечаю. Тогда она начинает брыкаться, прося меня поиграть с ее пальчиками на ногах или порычать, прижимая к губам ее ручки. Ей три месяца и она поразительно живо на все реагирует, но с другой стороны, и не каждая мать разговаривает с ребенком столько, сколько Асет с ней.

Теперь к нам ходят два рисовальщика контуров, которых обучает Асет, и каждый день или через день заглядывает Сенмут – как он говорит, посмотреть, как растет моя дочь, но я подозреваю, что на самом деле он приходит к своей «сестре». Теперь, к своему вечному стыду, я понимаю, что вначале из-за ревности неверно интерпретировал ее чувства к этому юноше – на самом же деле Асет хотела выяснить, достаточно ли он хорош для ее дорогой подруги. Ибо, похоже, даже в таком нежном возрасте Небет уже поклялась, что за другого не пойдет. Да и, судя по всему, Сенмуту другая женщина не нужна. Он посылал ей письмо вместе с сообщением Асет о появлении нашей дочери. Но Сенмут – первый в списке на наследование трона, поэтому не может просить се руки, пока Главная Жена его брата не забеременеет, поскольку Мена никогда не позволит своей дочери стать второй женой даже принца.

Сегодня, когда мы отдыхали в саду, прибежала Кики и принесла вести о том, что в Анибу прибыл гонец от Фараона. Его свита сейчас находится на пути в Зал Послов. Говорят, они везут послание Царю Хикнеферу.

Тули поднял голову и понюхал воздух, навострив уши, уловил какой-то далекий звук, вскочил на ноги и забегал по саду. Я посмотрел в сторону ворот и увидел Пагоша, но он жестом велел мне оставаться на месте. В следующий миг я увидел у него за спиной и Небет, и сердце мое забилось от радости, ибо я понял наверняка, кто гонец Фараона.

Асет с Небет обнялись, рассмеялись, потом снова обнялись. Затем Асет подошла к Пагошу и обвила руками его шею. Прежде чем он успел возразить, она поцеловала его в щеку, прошептала что-то на ухо и прижалась к нему. К моему удивлению, он взял Мери из корзинки. Она смотрела на его лицо со шрамами абсолютно тихо, пока он не засветился улыбкой, словно солнце.

– Я бы в любом случае узнал тебя, – сказал он на полном серьезе, а потом посмотрел на меня. Я кивнул, признавая, что я тоже замечаю разительное сходство.

Они привезли много подарков – от Нофрет и Тамин, Шери и Рамоса. Отец Асет прислал розовую ткань с земли пурпурных красильщиков, изящный ажурный браслет с крошечными вкраплениями золота – маленький, на руку младенца. Но больше всего Асет порадовала деревянная обезьянка с двигающимися руками и ногами – подарок от Мерит, сопровождавшийся письмом, которое она написала сама.

К тому времени, как Мена освободился от своих обязанностей во дворце, я уже не мог составить никому компанию. Мы вошли в дом, так как по ночам здесь холоднее, чем в Уасете, а днем жарче. Тем не менее, увидев Мену во плоти, я в очередной раз осознал, как скучаю по родному городу, несмотря на то, что Сенмут старается организовать мне встречу с каждым ученым и сановником, приезжающим ко двору его брата. А их немало, поскольку Аниба лежит на важном торговом пути, посередине между Первым и Вторым Порогом. Это город-крепость, построенный очень давно у устья вади в пустыне, который ведет к золотым копям, расположенным на юге и востоке.

Сенмут привел Мену к нам, поскольку у нас много комнат и мы можем разместить всех троих гостей.

– Он везет цеп Хаю, – выпалил Сенмут сразу же, ибо не мог дальше скрывать новости. И понятно. Гуй, давнишний наместник в Куше, несколько месяцев назад отправился в свой вечный дом, а Хай был его заместителем. Поскольку мать Главной Жены Хая – нубийка, его дети чувствуют себя в Уауате как дома, и Сенмут уверен, что фараонов надсмотрщик будет продолжать потворствовать ему в Пер-Анхе. – Меренпта из Уасета, Главный Врач Фараона, должен надеть золотое кольцо ему на палец.

Я посмотрел на Мену и увидел на его лице неохотную улыбку.

– У меня мало подобного опыта, – пошутил он, – но принц Сенмут направит мою руку, уж если не язык.

– Ты нацепишь на руки белую рогозу, – спросила Небет, – и воткнешь страусиные перья в волосы? – По сравнению с Сенмутом мы все выглядим бесцветно, ибо он носит яркие рубахи, как его соотечественники, и белую повязку на голове, как подобает принцу. Но он не копирует глупые выходки необразованных сородичей.

– Я сделаю все, что нужно, чтобы Хая назвали Сыном Фараона в Куше, – сказал он ей.

– А сережки с кисточками? – настаивала Небет. Ей четырнадцать лет, и в ней сочетается земной колорит отца и аура, которая со временем становится все эфемернее.

– Если мне предоставят выбор, то нет, – пробурчал он – ему надоело, что она его дразнит.

– Ой, это я бы ни за что не хотела пропустить. – Небет посмотрела на Асет. – А ты? – Асет улыбнулась и похлопала по скамье рядом с собой, приглашая Сенмута сесть рядом таким жестом, который свел на нет остроту Небет.

Позже, когда Небет выразила восхищение колыбелью Мери, Сенмут сообщил, что она в свое время послужила не только ему, но и его младшей сестре. Он назвал многочисленные сорта древесины, которые пошли на ее создание, а также показал следы зубов, которые он оставил, наблюдая за няней. После этого их взгляды встречались, расходились, и снова находили друг друга. И весь оставшийся вечер глаза Сенмута следили за каждым движением Небет, как цветок поворачивается за солнцем.

Наблюдая за ними, я предположил, что Мена приехал в Анибу по личным причинам – например, узнать, вдруг город настолько нецивилизованный, что даже принц не сможет защитить его дочь. Или чтобы узнать, не выбирает ли жену Сенмуту кто-то другой? В таком случае я его не виню – неизвестно, что делал бы я, дабы обезопасить свою дочь.

Когда Сенмут ушел, Пагош, Мена и я сидели и разговаривали, а Асет с Небет ушли в другую часть дома. Меня очень интересовали новости из Уасета, но Мена успел раньше:

– Что насчет последних опытов, или все время занимает обучение Сенмута?

– Для Сенмута основным является опыт, который он получил от тебя, так что обучение и исследования у нас происходят одновременно. Каждый ученик три месяца помогает мне. Но завтра увидишь все сам, в Доме Жизни. – Я хотел оставить остальное на потом, пока не покажу ему новую карту Асет, поэтому спросил про Хари и «Око Гора».

– На какое-то время он очень снизил поставки, не смог выполнять все заказы и было много недовольных, но сейчас наверстывает.

– Растения погибли от насекомых?

Мена покачал головой и посмотрел на Пагоша:

– Стража Фараона наконец догнала его отца. А также его друга Пепи. Помнишь его? – Я вряд ли забуду женщину, погибшую ради того, чтобы не выдать свою семью фараоновой страже Атона. – Тамин с Хари взяли к себе детей Пепи, ибо арестованных последователей Атона послали на север – Рамзесу нужны люди для строительства нового города-склада в крепости Зару. А так затрат никаких – только на кашу, чтобы поддерживать в них жизнь.

– Как Хари это воспринял?

– Они с сообщниками плавали под покровом ночи вниз по реке и контрабандой провезли в лагерь пленников две сотни мешков овса и пшеницы.

– Разве Рамзес из тех, кому нравится тыкать людей носом в грязь, из которой поднялся Эхнатон? – спросил я. Мена пожал плечами. – Отчего твой Генерал настолько скуп, что ему понадобилось отсылать рабочих собирать камни в городе Еретика?

– Буду говорить прямо, Тенра, хотя Фараон велел мне держать язык за зубами. Настоящая цель моего визита сюда – выяснить, почему поток золота из копей Фараона в этом году меньше, чем в предыдущем, а в прошлом году был меньше, чем за год до этого.

– Твой Генерал становится действительно немощен, если посылает врача проследить за добычей золота, – проворчал я. Нубийцы правят так, как надо Фараону, лишь пока их народ держится за постоянный поток золота отсюда в землю Фараона, так что более разумным казалось бы, если бы Фараон рассказал о своем беспокойстве Хикнеферу.

– Он мало кому доверяет.

– А кто может позволить себе говорить правду, рискуя, что его обвинят в предательстве, если Фараону не понравится то, что он услышит?

– Тенра, я не говорю ему исключительно то, что он хочет услышать, никогда этого не было, – не согласился Мена, возмутившись, как я мог такое предположить.

– Но в то же время ты не пойдешь против него, даже если будет веский повод, – заметил я. – Хоремхеб не ждет лжи от тебя. Ваши отношения с ним строились на доверии с того самого момента, как ты спас ему руку, если не жизнь.

Мена смягчил свой ответ улыбкой:

– Мы уже говорили об этом, и я все равно считаю, что ты недопонимаешь намерений Хоремхеба. Вместе с правительским цепом он послал Хаю указ обеспечить Сенмуту все, что ему необходимо для развития своего Пер-Анха, и во всем помогать ему. Или в этом поступке Фараона ты тоже увидишь скрытый мотив?

– Тебе он тоже угождает, – подчеркнул я, – так как знает, что ты тепло относишься к Сенмуту.

Не хотелось подтверждать предположение Мены, что я нахожу корыстные мотивы во всех поступках Хоремхеба, но я считаю, что мой старый друг слишком легковерен, когда дело касается его Генерала. Хоремхеб знает, что главный повод для беспокойства не Хикнефер, а Сенмут, и в этом главная причина – он хочет убедиться, что принц будет занят чем-нибудь своим.