Текст книги "Око Гора"

Автор книги: Кэрол Терстон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

12
Год третий правления Эйе
(1349 до н. э.)

День 21-й, второй месяц всходов

Небет шесть лет, и кажется, что она состоит только из рук и ног, как мальчишка, который растет так быстро, что забывает, где у него кончаются пальцы на ногах. Или, быть может, мне она лишь кажется такой по сравнению с Асет, которая в свои десять двигается с невероятной целеустремленностью и грацией. Девочки продолжают дружить, несмотря на разницу в возрасте, потому что один живой ум тянется к другому, – плюс естественное сострадание, в первую очередь притянувшее Асет к Небет, чтобы освободить ее дух от оков, наложенных телом.

К тому же Асет развивает склонность Небет к рисованию, а это очень редкое умение, и Тетишери боится, что оно может привести к соперничеству между девочками и положить конец их дружбе. Но рисунки Асет преследуют определенную цель – с их помощью она рассказывает истории, в то время как Небет превращает голую пустыню в таинственный мир меняющихся форм и цветов, которые видит лишь она. Так что я на этот счет не беспокоюсь, поскольку считаю, что фундамент, на котором покоится их дружба, – их врожденное стремление выйти за общепринятые границы. Так же, как это было и у меня с Меной.

Нофрет вынесла тарелку пирожных с кусочками орехов и фиников – это угощение она приготовила к нашему приходу, – а вслед за ней вышел Мата, помощник Хари, с кувшином вина и корзиной фруктов. Мы сидели под навесом в саду, и когда к нам вышел Пагош, Хари перестал собирать листья молодой ивы, а девочки повалились на траву рядом со столиком и взяли пирожные.

– Сядь, женщина, дай спине отдохнуть, – велел Хари моей овдовевшей тетушке, у которой с возрастом начали болеть суставы. – А то разбудишь меня ночью опять, будешь выпрашивать мое волшебное снадобье.

– Мясу надо потушиться еще какое-то время, – согласилась Нофрет и опустила свой полный зад рядом с ним на скамейку. – Давайте послушаем пока, что нам расскажет Асет. – Она помахала Мате: – Принеси щепок и кусок угля из костра. – И посмотрела на Асет: – Милая моя, наверняка ты уже придумала что-нибудь новое.

– Сейчас, – задумалась Асет, отдавая последний кусочек сладкого пирога Тули и ожидая, когда Мата принесет пластинки известняка, на которых Хари высчитывает наши расходы, прежде чем записать итоги на папирус. Потом она выбрала кусочек угля и начала рисовать собаку, которая во всем была похожа на мастиффа, кроме коротких ног.

– Мать и отец Надежного были кочевниками, бродили по равнинам и горам, вслед за овцами. Некоторые люди называли их уличными собаками – наверное, потому, что не было страны, которую они могли бы назвать своей. – Пагош криво мне улыбнулся: девочка упрекала его в том, что он недолюбливает ее беспородного товарища. – Но в путешествиях они многому научились и стали очень мудры, так что когда увидели, насколько плодородна наша Черная Земля, они решили основаться здесь и создать семью… Надежный был самым маленьким щенком из их первого помета. Ножки у него были слишком короткие, а уши слишком большие, но он ни разу не дал ни единой отцовской овце потеряться. За это и получил свое имя. – Асет положила каменную пластину на землю, чтобы вы все смогли разглядеть, что на ней нарисовано. – Так вот, как и отец, Надежный стал лучшим пастухом во всех Двух Землях. Его благородные хозяева щедро вознаграждали его за его преданную службу, и со временем он мог даже носить золотой ошейник. – Рисуя вверх ногами, Асет изобразила ошейник вокруг шеи пса. – Но его госпожа жена так и не смогла подарить ему детей, из-за чего Надежный очень грустил. – Она добавила слезинки у него под глазами. До этого, когда Асет говорила о том, что родители Надежного стали мудры, она понизила голос. А сейчас у нее опустились уголки губ. – Шерсть у него свалялась, морда поседела. Наконец из бровей и ушей начали расти волоски, похожие на дикую пшеницу, и он стал похож на цаплю, готовую взлететь, и все стали звать его Старым Надежным. – Асет взяла еще осколок и начала новый рисунок. – Однажды его взгляд упал на одну из сестер Тули, девочку по имени Северный Ветер – молодую красавицу в шубке цвета асуанского мрамора. – Собака, которую Асет нарисовала в этот раз, отличалась стройными ногами и изящной осанкой – она ходила вертикально на красивых задних лапах. – К тому времени первая жена Надежного уже ушла к Осирису, поэтому он сделал Северный Ветер своей новой женой – потому что благодаря ей снова почувствовал себя молодым и сильным. Он дарил ей много чудесных подарков, поэтому боги решили дать ему ребенка, которого он так давно хотел.

Асет очень тщательно вырисовала ожерелье из бусин вокруг шеи Северного Ветра и диск, свисающий у нее из уха, от которого лучами отходили линии. Хотя на концах лучей не было рук, символ Атона узнали все. И после того, как девочка упомянула растущие из бровей и ушей волосы, никто не сомневался, что Старый Надежный – это Эйе, бывший Хозяин Конюшен некоторых «богатых хозяев», которые в конце концов и помогли ему взойти на трон. А Анхесенамон – Северный Ветер, постоянный бриз, который позволяет нашим лодкам плыть вверх по течению Нила, – его я считал царской рукой, управляющей развитием Двух Земель.

– Невозможно, чтобы хоть одна собака достигла столь почтенного возраста, не обзаведясь большим количеством друзей, и среди них была кошка по имени Бастет – великолепное животное с манерами знатной леди. На самом деле она была настолько прекрасна, что боги, создавшие ее, постоянно спорили, не дали ли они по ошибке жизнь еще одной богине вместо мяу. Хотя кошка была уже немолода, рыжевато-коричневый мех скрывал ее острые кости, а огромные желтые глаза и нежный розовый язычок привлекали самцов так же, как мед влечет пчел. – Асет положила третий осколок рядом с первыми двумя. – Однажды Бастет пришла в гости, и Старый Надежный решил спросить у нее совета насчет своей жены, поскольку Бастет много раз становилась матерью, и он верил, что она мудра по части женских дел. Его возлюбленная выплевывала каждый проглоченный кусочек пищи, и он испугался, что она может отрыгнуть и их ребенка. – Асет впервые встретилась со мной взглядом. – Тенра и Мена, конечно, понимают в этом лучше, но Старый Надежный считал, что Бастет сможет дать ему какое-нибудь секретное заклинание, известное лишь матери, – как благодарность за все годы верной службы.

Девочка умолкла, и нам пришлось ждать, пока она не добавит еще несколько линий.

– Можете себе представить, как он был шокирован, когда Бастет заявила, что Северному Ветру плохо оттого, что она позволяла другим псам взбираться на себя. – Нофрет затаила дыхание и немного подвинулась вперед, желая услышать имя любовника молодой Царицы, но Асет нарисовала трех играющих щенков. Один был словно Северный Ветер в миниатюре, а остальные были похожи на Тули в пятнистых шубках. – Когда жена родит пятнистых дворняжек, все жители Двух Земель поймут, что не Старый Надежный – отец щенков Северного Ветра, сказала ему Бастет и посоветовала отправить Северный Ветер подальше, чтобы не рисковать своей репутацией.

– И Старый Надежный согласился? – предположила Нофрет, не успела Асет продолжить.

– Сначала он отказывался ей верить и даже обругал Бастет за то, что повторяет уличные слухи. Но она сказала, что видела Северный Ветер с ее любовником, как раз когда они делали щенков. – Девочка посмотрела на Небет, потом на меня. – Понимаете, Бастет – охотник по природе, так как ее желтые глаза позволяют ей видеть в темноте. – На следующем рисунке Надежный и Бастет стояли на задних лапах и лупили друг друга передними. – Старый Надежный потребовал, чтобы Бастет назвала имя предателя, осмелившегося взобраться на его жену, но та отказалась. Вместо этого она предложила поселиться с ним вместо Северного Ветра – в знак нежности и уважения к его возрасту и чтобы избавить его от толков общественности. Тогда тебе будут завидовать все мужчины, говорила кошка, поскольку боги скоро сделают меня одной из своих. – Асет покопалась в пластинках известняка, выбирая самую гладкую. – И вы ни за что не догадаетесь, что сделал Старый Надежный. – Она умолкла, покачала головой и улыбнулась сама себе.

– Что же? Девочка, продолжай, – выпалил Мена, хоть и знал, что Асет делает это нарочно, чтобы удерживать над нами власть.

– Сначала Бастет считала, что он и не помыслит спать с ней из-за своего старого сердца, ведь пес уже пережил один удар – тот факт, что щенки у Северного Ветра не от него. Но Старый Надежный рассмеялся – так сильно, что у него по щекам покатились слезы и стало трудно дышать. – Асет сделал паузу, чтобы подрисовать несколько штрихов. – Когда Старый Надежный наконец смог говорить снова, он посмотрел на нее стариковскими влажными глазами и сказал: «Ты слишком долго выжидала, Бастет. Я столько лет просидел на берегу Матери Реки, наблюдая за тем, как другие приплывают и отплывают на своих праздничных лодках, что пришла пора и мне отправиться в плаванье. Место мне обеспечено, поскольку какого цвета ни оказались бы щенки Северного Ветра, царские писцы назовут их моими». – На последнем камне Старый Надежный сидел с широкой довольной улыбкой. – А что он сказал потом, показалось мне весьма странным: «И ты забываешь: кто бы ни оказался отцом детей Северного Ветра, в них будет кровь моего отца, а с тобой я в этом быть уверен не могу».

Раздался бурный смех и посыпались вопросы, а Мена наклонился ко мне поближе и сообщил, что Фараон получил послание из Зару, гласившее, что Хоремхеб скоро вернется в Уасет.

– Хетты уже убежали в Хаттусу? – спросил я.

– Только до Евфрата, хотя Генерал потерял целых два полка в боях с более малочисленной армией хеттов и сирийцев. Хуже того – пока он с войском шествовал по суше, вероломные микенцы прокрались в Угарит [53]53
  Угарит – торговый порт в Сирии, расцвет которого приходился на 1450–1200 гг. до н. э., ныне Рас-Шамра, близ города Латакия.


[Закрыть]и уплыли на его новом огромном корабле.

– А что Сенмут?

– Он едет в Уасет с Генералом. – Мена смолк и посмотрел на Небет и Асет, болтавших ногами в пруду моего сада. – Такая беззаботность была не похожа на Хоремхеба. Необходимость добраться досюда, прежде чем за его старым наставником придет Осирис, похоже, изводит его, словно гнилой зуб.

– Что он будет делать, когда узнает о состоянии Царицы?

Мой друг пожал плечами, а потом его пухлые губы искривились в улыбке:

– А ты ее видел? Я бы не поверил, что Эйе сможет так долго сохранять эту тайну.

– Возможно, он боялся, что Хоремхеб повернет войска у него за спиной, – предположил я, хотя в дворцовых интригах всегда не слишком хорошо разбирался.

– А чего беспокоиться о человеке, который находится в Ханаане или Сирии, когда Паранефер и его Священный Совет сидят, выжидая, на другом берегу реки, словно стая голодных грифонов? Месяц назад или чуть больше Шери начала потчевать меня рассказами о том, что Фараон каждую ночь пьет нектар из разных цветков своего гарема. Я думал, она лишь выдумывает эти всевозможные непристойные сцены, чтобы разогреть мою кровь, ведь именно таково было их воздействие. Когда я наконец велел ей прекратить, дабы мне не захотелось завести и себе несколько экзотических цветков, я заодно и узнал, что моей жене не нравится эта идея, даже в шутку. Она сказала, что в лучшем случае это будет лишь пустая растрата, поскольку мне не сравниться с энергичностью старика, уж не говоря о его изобретательности: он знает много способов доставить женщине удовольствие, а не два или три. – Даже рассказывая мне об этом, Мена выглядел огорченным. – Я поджал хвост и тут же запросил перемирия. А позже узнал, что эти истории идут от двух любимых Украшений Царя, ее компаньонок. Но после истории, которую нам только что поведала Асет, я подозреваю, что он распространяет эти слухи, дабы никто не сомневался, что ребенок – его. Не забывай, Фараону шестьдесят пять лет – в таком возрасте у многих мужчин уже не остается сил, чтобы удовлетворить женщину.

День 7-й, четвертый месяц всходов

Мена часто гостит в моем доме в Уасете, когда я прихожу туда пополнить свой запас снадобий, но когда без предупреждения появился и Сенмут, Нофрет поспешила приготовить подобающее угощение для гостя царских кровей.

– Я совершил ошибку, рассказав ему о нашей карте, – объяснил Мена, еле сдерживая бесхитростную улыбку. – И он захотел пойти со мной и увидеть ее лично.

– Мена почти ни о чем больше не говорит – твердит одно и то же, словно немощный старик, – парировал Сенмут.

Мы с Меной обменялись ухмылками, поняв, что не только глаза и улыбка юноши остались неизменными.

– Пока тебя не было, мы многое узнали, – поведал я, чтобы разжечь его аппетит. – Например, вот это. – Я схватил Мену за руку, повернул ее тыльной стороной вверх, поддерживая на одном уровне со своей. Потом приложил указательный палец к сосуду, залегающему неглубоко под кожей между вторым и третьим пальцем. Наполнившись кровью, сосуд начал набухать, но только к кончикам пальцев. К запястью он становился более плоским и с каждой секундой менее заметным.

– У него на руке нет пореза, через который может выходить кровь? – спросил Сенмут. Я покачал головой. Мена тоже помалкивал – сейчас мы уже проверяли себя. – В отличие от мочи или фекалий, крови не требуется выход. И в то же время похоже, что она течет, как река, – бормотал Сенмут себе под нос, – так куда же она попадает? – Юноша поднял глаза. – В этом и вопрос, да?

Я рассмеялся лишь потому, что его ответ безмерно порадовал меня.

– Да, но…

– Покажи ему карту, – сказал Мена, и мы тут же пошли в мою комнату, где я провожу осмотры, и я развернул свиток. Мысль сделать карту всех сосудов с кровью – только с кровью, без воздуха, мочи или чего-либо еще – принадлежала Асет. Но для того, чтобы правильно понять, как они расположены в человеческом теле, потребовались все записи и зарисовки, которые Мена и я делали все эти годы, все знания, полученные от тел в Пер-Нефере, а также из ран, которые мы излечили.

– Только в красных сосудах слышится голос сердца, – подчеркнул Мена, объясняя, почему Асет нарисовала некоторые сосуды красным цветом, а другие синим. Сенмут остановил его, подняв руку и предпочитая самостоятельно отыскать ответ. Сначала он прочертил путь указательным пальцем от сердца к шее и мозгу, а потом от сердца к паху и вниз по ноге. – Мету, которые вы нарисовали красным, содержат яркую кровь, бьющую из раны, – решил он, не отходя от моего стола.

– К тому же у них стенки толще и плотнее, – добавил Мена.

– А синие мягче, и по ним идет более темная…

– Тенра? – позвала из сада Асет, и вскоре появилась в двери. – Пага пришел, чтобы перевезти меня на другую сторону реки. – Ее взгляд остановился на спине Сенмута. – Ой, извините.

Я жестом пригласил ее войти.

– Это принц Сенмут.

Она сложила вместе ладони и поклонилась.

– Ты тот врач, который вернулся с Генералом Хоремхебом? – Сенмут кивнул, оценил всю силу ее ярких голубых глаз, и расплылся в улыбке, которая тоже кажется удивительной, хотя бы просто потому, что из-за черной кожи его зубы кажутся невероятно белыми. – Меня зовут Асет, – прожурчала она, тоже отвечая улыбкой.

Что-то во взглядах, которыми они обменялись, напомнило мне о том, что скоро у девочки начнутся месячные кровотечения. Она читала об изменениях, происходящих в ее теле, но Пагош говорил, что она задавала Мерит такие вопросы, на которые может ответить лишь женщина: например, что чувствуешь, когда пенис проникает в тело. Я не волнуюсь за то, что Мерит может испугать Асет всякими страшными вещами, которые некоторые женщины испытывают в руках грубых мужчин, поскольку Пагош любит жену с такой нежностью, которая в мужчинах встречается редко. Но я все равно собираюсь рассказать Асет, что делать, если не хочешь зачать ребенка, чтобы быть уверенным, что она сможет сама распоряжаться своей судьбой. Но какого бы высокопоставленного и могущественного человека ни выбрал отец Асет ей в мужья, сомневаюсь, что это будет нубийский принц – каким бы прекрасным он ей ни казался.

Надеясь отвлечь юношу, я показал на карту:

– Это Асет придумала.

– Но а… она всего лишь девчонка! – Сенмут даже начал заикаться.

Асет посмотрела мне в глаза:

– За мной послала сестра. Я должна буду провести ночь у нее.

– Опять? – Мне это не нравилось, но трудно было объяснить, почему. – Пагош…

Она меня опередила:

– Тенра, ты же знаешь, что ему не разрешено заходить в ее личные покои. Никому из мужчин. Кроме Фараона. – Ее глаза озорно сверкнули. – И тебя.

– Ну тогда иди, но если ты не прекратишь пропускать уроки, мне придется поговорить с твоим отцом. Возможно, он решит нанять частного учителя, который будет приходить сюда.

– А почему бы не разрешить ей ходить в дворцовую школу вместе с Небет? – предложил Мена.

– Моя госпожа мать уже говорила об этом с отцом, – рассказала ему Асет, и это было новостью для меня. – Он сказал, что его дочь не станет Украшением Царя и не будет прислуживать другим. – А вот это меня не удивило. – Он боится, что меня научат какой-нибудь богопротивной ереси, хотя знает – я верю не всему, что говорят учителя. И мне не нужен никакой учитель, кроме тебя, Тенра. – Она подняла глаза на Сенмута с видом совершенной детской невинности. – Разумеется, не всем так повезло, и им еще многое предстоит изучить, особенно про девочек! – Она сложила ладони и поклонилась Сенмуту, а потом Мене и мне.

Сенмут дождался, когда она отойдет достаточно далеко.

– Это дочь Царицы Еретика, это ее имя постоянно на языке у Небет? Она всегда такая…

– Какая такая? – поинтересовался Мена.

– Ну, наверное, простая. Прозрачная.

– Такая же прозрачная, как Нил в широкий разлив, – согласился Мена, стараясь не выдать себя улыбкой. – Тенра, как ты думаешь, если наш искушенный друг осмелится заговорить в ее присутствии, сколько времени пройдет, прежде чем она завяжет его язык в узел?

Я сделал вид, что серьезно задумался над его вопросом.

– Две минуты, не больше. Если они будут вместе с Небет, то еще меньше.

Сенмут воспринял наши поддразнивания с юмором, поэтому я по-дружески подтолкнул его к двери.

– Ты должен попробовать последнее пиво Хари. Сделает из тебя мужчину.

День 8-й, четвертый месяц всходов

Я подскочил на лежанке, словно атакующая кобра, и увидел, как тревожно отпрыгнул какой-то силуэт. В тот же миг я узнал эти очертания и пробормотал:

– Осторожнее, друг мой. Не то придет ночь, когда мое сердце остановится от одного твоего вида. Что на этот раз?

– Царица, – прошептал Пагош. – Асет послала за тобой.

Только тогда я вспомнил, что она уехала во дворец. Я вскочил на ноги, схватил с ближайшего табурета свою набедренную повязку и оделся.

– Идет ли у Царицы кровь? – спросил я и бросился в комнату для осмотров за сумкой с лекарствами.

– Асет лишь сказала, что не может ее разбудить.

Я посмотрел на верхний ряд окон:

– А зачем она пробует это сделать среди ночи?

– Я не спросил, суну. – Каждый раз, когда он меня так называет, у меня по спине пробегает холодок. – Я предупредил Рамоса, – продолжал он, – но он ей отказать не может. Кошка, что дала Асет жизнь, увеличивает между ними расстояние лишь для того, чтобы дать мужу понять, у кого поводья.

К тому времени, как мы добрались до дворца, смутные подозрения, наводнившие мое воображение, переросли в страшные предчувствия. Во всех окнах и на балконах горел свет, а дорожку через двор облизывали черные языки – тени от многочисленных факелов, установленных, чтобы освещать царское шествие.

– Если это то, что я думаю, – прошептал Пагош, когда мы приближались к апартаментам Царицы, – вели ей уйти, и я отвезу ее в дом твоего друга, поскольку сегодня ребенку для утешения понадобится ласка настоящей матери.

Я не удивился, застав кучку врачей Анхесенамон в ее спальне: они сверялись со своими свитками, а трио жрецов пело молитвы в изножье царского ложа. Сама она лежала на спине, ноги и вздымающийся живот покрывала тонкая простыня, а маленькие груди были обнажены. Я убрал сетку от насекомых и заметил в ногах свернутое одеяло. Казалось, что все было разглажено и аккуратно уложено, включая саму Царицу.

Я положил два пальца на основание горла, и тело уже показалось мне прохладным. Тем не менее я поднял одно веко, чтобы подтвердить то, о чем говорили мои пальцы, затем молча посмотрел на ее лицо. И вновь услышал скрип упряжи с беспокойными лошадьми, затем приглушенный свист откуда-то сзади, а потом – как Небесный Гор Тутанхамона отвесно полетел к земле. Мои глаза жгла соль слез, и сердце плачем взывало к богам. Почему Исида и Хатхор позволяют своим близким переживать такие тяжелые потери? Каковы бы ни были грехи Анхесенамон, разве она не искупила их, потеряв одного ребенка за другим, молодого мужа и, наконец, единственного сына?

Когда мой взгляд снова прояснился, я заметил крошечные красные сосуды, расползшиеся под кожей у краев ноздрей Царицы, и пока меня не успели остановить, наклонился, чтобы осмотреть мягкую ткань с внутренней стороны нижней губы. Там я тоже обнаружил многочисленные крохотные сосуды, налитые кровью – и на загривке у меня дыбом поднялись волоски.

Врачи Царицы продолжали изучать свитки, хотя они должны были уже понять, что ее ах покинул тело. Возможно, они искали способ спасти младенца, подумал я, и приложил к ее животу ухо и открытую ладонь. И не почувствовал ничего, кроме всепоглощающей печали.

– Моя сестра ушла к Осирису? – спросила Асет, стоявшая с другой стороны лежанки Царицы, хотя в самом начале я ее не видел. Я кивнул. – И младенец тоже? – Я снова кивнул. – Я так и подумала, но сказала Фараону подождать тебя, если он хочет в этом убедиться. – Она говорила со спокойствием раненого животного, которое покорно смотрит в лицо своему палачу.

Я обошел ложе Царицы и протянул руку – это все, что я осмелился предложить ей в присутствии жрецов, поскольку знал, что ребенок в душе Асет плачет, хотя женщина, которой она становится, заставляет себя сдерживать слезы.

– Пагош ждет, чтобы отвезти тебя к Небет и Шери. – Она вздрогнула и вздохнула. Когда мы пошли, Тули побежал за нами, и покидая комнату, Асет лишь обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на любимую сестру.

Мы шли по коридору, ведущему в прихожую покоев Анхесенамон, когда пронесся шелест голосов, объявляющих: идет Фараон, – и все коснулись лбом пола. Через мгновение он уже приблизился к нам со свитой советников позади.

Он увидел Асет и остановился.

– Итак, маленькая сестра, твой врач наконец пришел. – От носа до уголков его губ пролегали глубокие складки, а из ушей торчали белые волосы. Старый Надежный. Я впервые встретился с ним взглядом после той соколиной охоты, которая кончилась тем, что у меня на руках оказался умирающий Тутанхамон. – Ну так говори, суну. Что насчет моего сына? Хотя бы его ты спасти можешь?

– Мне очень жаль, что приходится сообщать плохие известия, Твое Величество, но он ушел через тростник с Царицей. В любом случае, младенец был бы слишком мал, чтобы жить вне ее тела.

– Так сказали и остальные. – Он вздохнул, словно выпуская последнюю надежду на вечность. – Но после всех сказок о чудесах, которые ты можешь творить, рассказанных нашей маленькой сестрой, я ожидал от тебя большего.

– Твое Величество дедушка, не моя тут вина, если ты путаешь мудрость с волшебством. – Лучше бы Асет молчала – мне уже хотелось убраться из дворца.

– Говоришь, как истинная принцесса. – На губах старика появилась улыбка, и я увидел, что он относится к девочке по-настоящему тепло. – Но эта ночь изменит все – как для меня, так и для тебя. Тебе лучше будет держаться подальше отсюда, ибо здесь уже нечего искать, кроме печали. – Он наклонился, чтобы почесать Тули ушко, а когда выпрямился, вся мягкость с лица уже исчезла. – А ты, суну, пойдешь со мной. Сегодня мне нужен человек, который сможет распознать разницу между дымом иллюзий и слабостью плоти.

День 9-й, четвертый месяц всходов

Сначала я пошел в комнаты Небет, и со стула, стоящего у двери, словно сияющее приведение, поднялась Тети-шери.

– О, Тенра, – прошептала она, касаясь меня щекой, – как мое сердце плачет за нее. Она так крепко вцепилась в Тули, что тот еле дышит.

– Она ничего тебе не сказала? – Я говорил тихо, потому что дверной проем в спальню Небет еще не был завешен.

– Только то, что ты велел ей ждать тебя здесь.

Я кивнул и шагнул в проем. В нише в стене горела закрытая лампа, и я увидел, что Асет лежит, свернувшись вокруг Тули.

– Тенра, это ты? – прошептала она.

– Я думал, что ты спишь, – произнес я, присев рядом с ней на четвереньки и убрав кудри с ее лица. – Готова идти домой?

– А это обязательно? – Асет села, столкнув Тули на пол. Пес побежал к двери – возможно, хотел облегчиться, – и я жестом разрешил ему выбежать, а сам сел на лежанку.

– Нет. Где ты была, когда я приехал к твоей сестре?

– За занавеской в маленьком алькове, где мы часто играли, – на тюфяке, который мне постелила ее служанка. Анхес нравилось, когда я рядом.

Я зажал ее ладонь в своих.

– Почему ты пыталась разбудить ее среди ночи?

– Тули тыкался в меня носом, а он этого не делает, если… Анхес всегда ночью ходила в уборную, и мне, наверное, показалось, что она меня позвала, или ей что-то нужно. Когда я увидела ее, она лежала согнувшись, а одеяло Тутмоса наполовину закрывало ей лицо, поэтому я его убрала. Но дыхания не услышала, даже когда приложила ухо к груди. Я даже потрясла ее, но очень осторожно.

– А где были ее служанки?

– Анхес не нравится… не нравилось, чтобы кроме нее в комнате кто-нибудь был. Она сказала, что ей мешает их храп.

– Это ты свернула одеяло и положила у ее ног?

Асет кивнула:

– Еще я положила ей палец в рот, так, как ты меня учил, чтобы не протолкнуть ничего в горло. – Она подняла глаза, чтобы посмотреть мне в лицо при слабом свете. – Она не дышала, но ее сердце говорило со мной из большого сосуда сбоку шеи. Тенра, я правда не понимаю, как такое может быть. – От тоски, звучавшей в ее голосе, у меня разрывалось сердце. – Я пыталась понять, что делать, но оно… оно просто остановилась.

– Ты еще в каком-нибудь месте ее трогала?

– Когда одна из служанок пошла за дворцовым врачом, я повернула Анхес на бок и похлопала по спине, чтобы сказать, что я рядом. Я сделала что-то ужасное? – И я увидел охвативший девочку чудовищный страх, что она как-то случайно погубила собственную сестру.

– Я бы сделал то же самое. Возможно, сердце ослабло, пока она носила ребенка. Я спрошу, что думает Мена, но сейчас тебе надо поспать. Шери останется рядом, в соседней комнате. – Я пытался успокоить Асет, погладив ее, потом снова уложил девочку, и наклонился, чтобы поцеловать в щеку. – Я часто видел, как врачи теряют голову в подобной ситуации. Ты справилась хорошо.

– Правда? – прошептала она, вцепившись в мою руку.

– Правда, – без колебаний ответил я, ибо это действительно было так. Асет внезапно поднялась, обвила руками мою шею, и дала волю слезам, накопившимся в сердце. Я держал ее хрупкое тело и гладил по спине, а она рыдала и бормотала что-то неразборчивое о том, что боги «забирают всех». Помимо этого я услышал лишь несколько имен, в том числе и свое.

К тому моменту, как вернулся Тули, девочку охватила усталость, так что я велел псу прыгать к хозяйке и укрыл их обоих. Потом постоял, глядя на нее и гадая, что такого она увидела, о чем не могла рассказать даже мне. А Асет прижала Тули к себе, поскольку даже во сне хотела быть уверенной в том, что боги не заберут и его.

Когда через несколько минут я вышел к остальным, Мена раскинулся на лавке в своей библиотеке, а Пагош ходил туда-сюда, словно лев в клетке.

– Сядь и освежись, – пригласил Мена, показывая на персики, финики и хлеб, стоявшие рядом на столе, вместе с кувшином вина и двумя пустыми кубками. Я наполнил оба кубка и один отдал Пагошу.

– Так ты выяснил, как было сделано это грязное дело? – пробормотал он.

Я рассказал им все, что видел, и дал время переварить услышанное, а сам взялся за кусок хлеба.

– Асет утверждает, что никого не видела, – заявил Пагош, – но я-то все понимаю.

Мена вскочил, словно его ужалил скорпион:

– Ты видел, как кто-то заходил в спальню царицы? Почему, во имя Сета, ты ничего не сказал?

Пагош проигнорировал его:

– Асет никогда ничего не скрывала, поэтому, когда она пытается это делать, она все равно выдает себя. Девочка отказывается видеть то, что причиняет ей боль. – Он был прав, и Асет за всю свою жизнь лгала всего про одного человека – и себе, и остальным. Но я хотел, чтобы он сам это сказал.

– Ради Тота, выкладывай! – заорал Мена, злясь на то, что Пагош говорит загадками.

– Должно быть, она видела свою мать, – сказал он. Мена посмотрел на меня.

Я кивнул:

– Асет нашла одеяло на лице Царицы, а я нашел ниточку от него, зацепившуюся за сломанный ноготь ее указательного пальца. Есть и другие признаки – набухли кровеносные сосуды на носу и губах. Это говорит о том, что ей перекрыли дыхание, возможно – одеялом. Учитывая ее положение, на это не потребовалось много времени.

Пагош отвел уставшие глаза:

– Бедняга Анхесенамон была в безопасности лишь пока ее мать верила, что она может рожать только мертвых детей. Потом Тенра привел ее сына в этот мир живым… – Он замолчал, давая нам самим сделать выводы.

Я все гадал, был ли Рамос заодно со своей госпожой.

– А отец Асет знал, что она отправилась на ночь к сестре?

– Я отвез ее через реку по его приказу, а пригласила Асет Царица, а не ее мать.

– Значит, Нефертити не могла знать, что Асет будет там?

Прежде чем Пагош успел ответить, Мена повернулся ко мне и выпалил:

– Насколько ты ему веришь? Глаза Асет ослеплены любовью, но твои-то – нет. Не забывай, что он служит самому Рамосу, а не только его дочери.

Пагош не пожелал смотреть мне в глаза, словно боялся, что все эти годы, когда мы объединяли усилия с общей целью, сейчас, в присутствии друга моей юности, сведутся к пустоте. Я не спешил, подбирая правильные слова, и вспомнил, как Пагош впервые пришел к моей двери, когда его сердце было истерзано горем после потери сына. Ребенка его чресл. А потом тот день, почти четыре года спустя, когда мы сражались с Осирисом за жизнь Асет – ребенка его сердца.

– Я сомневаюсь, что от Пагоша скрыты хоть какие-либо мои поступки или мысли, – сказал я Мене, – и тем не менее сплю как младенец, что он сам может подтвердить.

– Я лишь хотел в этом убедиться, прежде чем говорить. – Мена жестом велел Пагошу сесть на табурет рядом со мной, и протянул руку к кувшину с вином. – Нефертити не упускает ни единой возможности, и она воспользовалась посланием Анхесенамон к хеттам и услужила Эйе, чтобы тот оказался перед ней в долгу.

– Асет пыталась рассказать нам, что происходит, – понял я, но слишком поздно. – Помните, что сказал Старый Надежный? – «Я столько лет смотрел на то, как люди приплывают и отплывают на своих праздничных лодках, что пришло и мое время».