Текст книги "Око Гора"

Автор книги: Кэрол Терстон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

– Одна нога здесь, другая там, Сэм! – взорвалась она, подошла к двери и широко распахнула ее. Пес побежал по коридору в спальню Макса. – Предатель, – рявкнула она ему вслед шепотом.

На лестнице было темно, но Кейт заметила, что у Макса все еще горит свет, потому что он оставил дверь приоткрытой для Сэма, который любил навещать его по ночам. Пока не замерзли ноги, Кейт быстро прошла по коридору, постучала в дверь, а потом зашла.

Макс посмотрел на нее поверх полуочков, резко закрыл книгу и засунул ее под одеяло с таким виноватым видом, словно школьник, которого застали с порножурналом.

– Что такое? – Он попытался подняться.

– Ничего. Просто хотела сказать тебе, ну… что уеду завтра, после встречи с Тинсли. Пора… вернуться в Денвер.

Он замер, свесив одну ногу с кровати.

– Почему? Что за спешка?

– Я и так пробыла больше, чем собиралась. – Слишком долго, подумала Кейт, оценив белую майку и голубые свободные трусы. Почему-то ее не удивило то, что Макс спит не в пижаме.

– Но тогда тебя сдерживала работа.

– Знаю. – Она осматривала комнату, чтобы не встречаться с ним взглядом. – Но мне надо расплатиться по счетам, забрать почту и все такое.

– У тебя наверняка оплачено до конца месяца, и можно позвонить Клео, чтобы она переслала почту сюда.

Кейт сделала шаг назад и наступила на мягкую лапу. Сэм болезненно взвизгнул, потом закружил вокруг хозяйки, поджав хвост, но все равно виляя им, чтобы сказать ей, что прощает.

– От чего на этот раз убегаешь?

Это задело Кейт – так сильно, что она не захотела показать это Максу.

– Мне неприятно, что ты относишься ко мне как к ленивому ребенку.

– Так перестань себя так вести. По крайней мере, скажи, что тебя не устраивает.

– Ты сводишь Сэма с ума, вот что! – Услышав это, Сэм бросился к сложенному стеганому одеялу, которое Макс положил для него на пол. – Ты так хорошо разбираешься в том, что происходит в мозгу у людей, и не видишь, что пес сходит с ума от того, что ему приходится бегать туда-сюда, из твоей комнаты в мою. – Горячие слезы жгли глаза, сдерживая неуправляемый язык Кейт. – Я правда очень благодарна за все, что ты для меня сделал. Разрешил пожить у тебя. За Тома Маккоуэна. За то, что познакомил меня с Тинсли, показал Хьюстон. Мне поначалу даже как-то нравилось… что ты не флиртуешь со мной. Я помню, что ты сказал… – Уголки губ Макса дернулись, предвещая улыбку, из-за чего Кейт разгорячилась, словно увидев красную тряпку. – Думаю, может, я слишком юна для тебя, – взорвалась она, – потому что мне чертовски не нравится, что ты играешь со мной в игры. То разговариваешь, то замолкаешь как истукан. И еще говоришь, что это Дэйв помешан на том, чтобы все контролировать! Конечно, отчасти я сама виновата – поставила себя в такое положение, что я обязана тебе, и ты заправляешь ситуацией.

Макс попытался что-то сказать, но Кейт подняла руку: – Не стоит беспокоиться. Больше ты не будешь водить меня на веревочке. – Кейт развернулась – ей захотелось уйти.

– Вернись, черт подери! – прокричал он, и Кейт застыла на месте. Она впервые услышала, чтобы он повысил голос, даже если вспомнить тот день, когда он ругался на Дэйва, уезжая из музея.

Когда она развернулась, Макс открыл верхний ящик ночного столика, стоявшего рядом с кроватью, и подозвал ее. Она с любопытством подошла и увидела, что неглубокий ящик полон чего-то, похожего на конфеты в разноцветных бумажках, все – в индивидуальной упаковке.

– Я раз по десять в день мечтаю заняться с тобой любовью, – признался Макс. И тут она поняла, что это презервативы, одни в блестящей фольге, другие в цветной пластиковой упаковке. – Я даже просыпаюсь по ночам и протягиваю к тебе руку, а тебя… скажем так, у меня развился иррациональный страх того, что в нужный момент их не окажется. И в последнее время каждый раз, когда прохожу мимо аптеки, меня охватывает безудержное желание зайти и купить еще несколько, чтобы быть уверенным, что я готов. Если это когда-либо случится.

Кейт старалась не рассмеяться при мысли о том, как Макс закупается в аптеке Виллидж, расползаются слухи, и в этом республиканском районе с высокими стандартами разражается скандал.

– Ты наверняка уже заработал себе репутацию дамского угодника, – протянула она. – Но почему…

– Помнишь, я обещал, что без обязательств? Но я был близок к тому, чтобы нарушить это обещание. А сегодня я подумал, что, может быть, время пришло. И она мне говорит о шизофрении! Ты же меня сама оттолкнула – этой фразочкой про то, что не спишь с кем попало. Я решил, что ты хочешь подчеркнуть, будто я тебе неинтересен, или ты меня еще недостаточно знаешь, или еще что-нибудь. – Макс обнял ее и коснулся губами волос. – Я совсем все запутал, да?

– Мы вместе все запутали.

– Думаешь, слишком поздно? – Он поднял подбородок Кейт, чтобы она ответила на поцелуи, которыми он невыносимо медленно начал ее осыпать – щеки, веки, уголки губ, – а потом наконец сжалился над ней. И над собой. Кейт открыла рот и впустила его язык, положив конец ожиданию и желанию.

В какой-то момент в один из последних дней, когда Кейт заметила, что Макс очерчивает руками невидимые предметы, мысли о прикосновениях переросли в желание. И вот теперь эти руки дарят ощущения, усиливающие ее самосознание, хотя в то же время Кейт узнает через прикосновения и его, и в уме рождается новый альбом эскизов.

– Иногда по ночам, – прошептала она, утыкаясь Максу в шею, – я размышляла над тем, не выдумала ли я тебя. – Макс потянул ее к кровати, и Кейт улыбнулась. Потом он опустил руки к изгибу ее бедер, прижал к себе и расстегнул пуговицы на пижаме. Через секунду Макс наклонился, чтобы поцеловать бьющееся в шее сердце, а потом опустился к груди.

– А где Сэм? – прошептала Кейт, положив голову Максу на плечо, так как знала, что не уснет, пока не узнает этого.

– Лежит, свернувшись на полу рядом со мной, спит спокойно, как ты и хотела.

Она улыбнулась с закрытыми глазами и провела губами по теплой коже у него под подбородком, а потом перекатилась на другой бок. Когда американские горки эмоций, на которых Кейт каталась весь день, наконец начали выравниваться, она обратила внимание, как спокойно поднималась и опускалась грудная клетка Макса, прижавшегося к ее спине.

– Ты помнишь, как мы впервые встретились в музее? – спросил он, опровергая расхожее мнение о том, что мужчины не любят разговаривать после секса. – Каково было твое первое впечатление обо мне?

– Борода. Лезет куда не надо.

– Мне казалось, что она достаточно аккуратная.

Кейт посильнее надавила головой на подушку.

– Не она лезет куда не надо, а ты лезешь.

– А! – Показалось, что он удивился или обиделся. – А как ты оценила мой возраст?

– Я подумала, что ты слишком старый, – поддразнила его Кейт. – Лет пятьдесят… пока ты не улыбнулся. – Она поуютнее устроилась на подушке. – Мне слишком хочется спать, чтобы играть в признания. Давай утром?

– Еще один вопрос. – Макс промолчал достаточно долго, и ее снова окутала туманная сонливость. – Тебя же больше ничего в Денвере не держит? – Кейт почувствовала, что он затаил дыхание.

– Только Клео и вещи.

– Тогда оставайся здесь. Занимай столько места, сколько тебе нужно для работы. Можно переставить или переделать…

– Ты что, просишь меня остаться с тобой? – она повернулась, чтобы посмотреть на Макса. Переехать в Хьюстон – это одно. А жить с ним – другое. – Может, стоит подумать над этим, не бросаться…

– Если хочешь, но я уже думал. Предостаточно.

– Сколько?

– С последней поездки в Денвер, но решил, что ты не захочешь оставить Ташат, поскольку она так важна для тебя, что ты даже терпишь Дэйва Бровермана. Господи, Кейт, как, должно быть, тебе хочется закончить начатое – и обе головы, и фигуру в полный рост – хотя бы для публикации.

Кейт не хотелось об этом говорить, по крайней мере – сейчас. К тому же она не была уверена в том, что Макс сказал это чтобы отвлечь ее, чтобы она не сказала нет.

– По-моему, нам обоим нужно некоторое время – убедиться, что мы научимся разговаривать друг с другом. Прямо выражать свои чувства. Чтобы и дальше все не путалось, как сегодня.

По концам вселенной протянута кроваво-красная веревка, привязывающая жизнь к смерти, мужчину к женщине, силу воли к судьбе. Пусть узел этой ленты, на котором отдыхают бедра богини, свяжет мою жизнь и мечту. И я нахожусь в гармонии, в одной руке небеса, в другой земля. Я – тот узел, которым соединяются два мира.

Норманди Эллис, «Пробуждающийся Осирис»

20
Год шестой правления Хоремхеба
(1342 ДО Н.Э.)

День 15-й, третий месяц всходов

Теперь, когда я просыпаюсь и обнаруживаю, что около моего ложа стоит Пагош, меня больше не охватывает паника, но на этот раз он пришел не один. Рядом с ним был мужчина в ветхом одеянии жреца-просителя. Я вскочил на ноги, схватил с ближайшего ящика передник и моментально обернул его вокруг бедер, готовясь ко всему. В тот же миг – называйте это предчувствием или чем угодно – я понял, кто это.

– Разбуди Асет и пусть приготовится к путешествию вниз по реке, – сказал Рамос, сбрасывая грубую темную ткань с чисто выбритой головы. – Быстро, потому что надо успеть, прежде чем Ра-Хорахте озарит утреннее небо.

Я по привычке сложил вместе ладони, и меня словно парализовало, ибо я понял, что он собирается ее увезти.

– Почему? – выпалил я.

– Подними ее, потом поговорим.

– Я позабочусь, – вызвался Пагош, остановившись лишь только чтобы зажечь лампу от той, что горела в святилище Тота, и растворился в конце коридора. Я зажег еще одну лампу и провел Рамоса в комнату для осмотров, так как привык к тому, что там я главный, и хотел этим воспользоваться.

Первым прибежал Тули, Рамос опустился на колено и даже позволил собаке лизнуть его бронзовое лицо. Увидев отца, Асет замерла, а когда он встал, чтобы поприветствовать дочь, на ее лице отобразилось замешательство. Потом в ее горле зажурчал радостный смех, и я нехотя улыбнулся.

– Папа! – она набросилась на него и обняла его за шею. Рамос совсем не возражал и сам уткнулся лицом в ее волосы, наслаждаясь тем, чего давно был лишен. – Как я по тебе скучала, – вздохнула Асет.

– Я тоже по тебе скучал, моя маленькая богиня, – прошептал он.

Пагош сел на колено, чтобы погладить Тули, несмотря на то, что лишь несколько секунд назад ругался на него за чрезмерную любвеобильность, а я смотрел и ждал.

– Верховный жрец Пта на рассвете уезжает в Меннефер, – сообщил ей Рамос, – и он согласился взять тебя с собой. Ты будешь находиться там под его защитой, он не приказ мой выполняет, а оказывает услугу старому другу. Остается только подготовить документ о передаче золотого кредита от меня ему, для тебя.

– Почему? – Асет не сводила глаз с его лица, стараясь понять больше, чем он собирался выразить словами.

– Тебе здесь слишком опасно оставаться.

Она поставила вопрос по-другому:

– Но почему сейчас, ведь прошло столько времени?

Если Рамос ждал помощи от меня, он не там искал.

– Почему? Из-за твоих свитков с рисунками.

Она отошла от отца, словно он мог ее ударить, и впервые опустила взгляд. Но не попыталась оправдаться или попросить прощения.

– У Хоремхеба больше друзей в Меннефере, чем во всех остальных Двух Землях вместе взятых, – отметила она. – Он там родился.

– Кто-то узнал, что Асет не уехала в Абидос? – поинтересовался я.

– Мне пришло послание всего час назад. Царский гонец отправился в Абидос с приказом вернуть Асет сюда. Сати сдерживала его, сколько могла, чтобы ее гонец успел раньше, а потом сообщила ему, что Асет отправилась в путешествие в Дендеру, в храм Хатхор. Но он вскоре поймет, что ее там нет. Максимум день-другой, и посланец Фараона будет в храме, с вопросом о том, что мне известно о твоих святотатственных рисунках.

Асет покраснела, но не сдалась.

– Что бы ты ни сказал, на тебя падет подозрение, если только ты не выдашь меня.

– Дочь, со своими делами я сам разберусь. Но вот тебя я больше не могу защищать… от твоей матери. Это по ее указке Фараон послал за тобой в Абидос.

– Ох! – Асет посмотрела в пол, но отказывалась извиняться или просить прощения. Подняв голову, она надменно посмотрела на меня.

– Тенра, я теперь женщина, что бы ты ни думал. У которой есть некоторая собственность.

– Как будто мне надо напоминать, – пробормотал я.

Она повернулась к отцу.

– Если я уеду, оставив тебя и Тенра разбираться с последствиями того, что я наделала, понимая, к чему это приведет, будет не маат. Я вернусь в свой дом, который оставил мне Узахор.

– Отказываться выполнять то, что я велю, – тоже не маат, – возразил Рамос, обезвредив ловушку, которую она ему поставила. – Я все еще твой отец.

Асет поняла, что ее защита рушится, взяла на руки Тули, при виде чего у меня заболело сердце. Это, как всегда, означает, что, по мнению Асет, лишь эта неряшливая уличная собака не покинет ее никогда.

– Не поеду, – настаивала она, и закачались красно-коричневые тьет, которые она носит и днем и ночью, веря, что узел пояса Исиды в силах защитить ее, даже от собственной матери.

– Это ненадолго, – сказал Рамос, стараясь переубедить, а не приказывать. – Когда Фараон перестанет думать о твоих свитках и переведет внимание на что-нибудь еще, ты сможешь вернуться.

– Без Тенры не поеду. – Она подошла ко мне, прижимая Тули к груди.

Пагош как призрак появился из тени.

– Мы теряем драгоценное время, – напомнил он Рамосу. – Пусть едут оба, но вверх по реке, в Анибу. Фараону и в голову не придет искать там, а Принц Сенмут позаботится о том, чтобы ее никто не обидел, лучше любого слуги Пта, будь он Верховным Жрецом или кем еще.

Рамос открыл рот – думаю, чтобы возразить, – но закрыл его, потому что первой заговорила Асет.

– О, Пага, да. Это чудесная мысль! – Она опустила Тули на пол, ибо не могла удержаться. – Можешь намекнуть человеку Фараона, Отец, что я обманула Сати рассказом про путешествие. И скажи ему по секрету, что я сбежала с любовником. Ведь так все решится, да?

Синие глаза Рамоса искали встречи с моими.

– Скажи что-нибудь, суну. Готов ли ты повезти мою дочь в Анибу?

Старые подозрения насчет ее чувств к Сенмуту вгрызались в мою плоть, словно злые змеи, и все зудело, и надо было почесать.

– На одном условии, – ответил я, рискуя всем. – Ты подпишешь договор, по которому она станет моей женой.

Я думал, что глаза у Асет выпрыгнут, но у Верховного Жреца ни одна жилка не шевельнулась. Я принял его пристальный взгляд, чтобы он знал – я не откажусь от своих слов, он ведь совершенный мастер скрывать истинные чувства.

– А почему я должен это делать? – поинтересовался Рамос, словно я предложил ему выдать мне две коровы или лошадь за мои услуги.

– Чтобы у меня было законное право брать ее всюду с собой, чтобы обеспечить ее безопасность.

– Хочешь сказать, абсолютно фиктивный брак – то, что тебе нужно?

– Нет. – Похоже, богами было предначертано, что мы все время должны торговаться из-за его дочери, снова и снова. Но в этот раз мне нужно было кое-что от нее, а не для нее. – Поэтому мне не нужен договор с тобой, если твоя дочь не согласна.

– На что согласна?

– Перестаньте говорить обо мне так, словно меня здесь нет! – взорвалась Асет. – Ты как кошка с мышкой, – упрекнула она отца, а потом повернулась ко мне. – А ты как змея без позвоночника. У отца не больше сил заставить меня выйти замуж за человека, за которого я не хочу выходить, чем у тебя. – Это было для меня новостью. – Я буду решать, достойно ли твое предложение.

Я взглянул на Пагоша, он коротко кивнул мне, говоря взглядом, что теперь все зависит от меня – что мое время наконец пришло.

– Тогда я четко объясню, чего я жду. Я не буду вторым Ухазором, который был тебе дедом во всем, кроме названия. Мне нужна жена, с которой я днем буду делить свои мысли, беспокойство и страхи, а ночью – постель.

– Всю ночь, как Шери и Мена? – Разумеется, Асет хотела быть уверена, что поняла меня правильно, и я забеспокоился, что это она мне откажет, а не ее отец.

Я кивнул и сказал Асет то, что может понять лишь она.

– Я думаю, и это, и многое другое, если мы захотим найти собственный путь.

Она долго меня рассматривала, заставив помучиться.

– Правда? – Ее лицо оставалось слишком серьезным и не позволяло предположить, что я смогу выиграть эту игру, но я дал единственный возможный ответ:

– Правда.

Лицо Асет засветилось, глаза сверкали, словно звезды, и лишь потом губы расплылись в восхитительной улыбке:

– Думаю, что это мы сможем. Как и многое другое.

Она согласилась стать моей женой, или это значило что-то еще, чего мой глупый мозг не мог уразуметь? Я не понял, так как бывают моменты, когда перед ее гибким умом я чувствую себя тупым бараном, которого ведут за кольцо в носу по свежевспаханному полю.

Через секунду Асет уже стояла рядом, взяв меня за руку, и повернулась к Рамосу.

– Отец, я возьму врача Сенахтенру в мужья.

У меня где-то внутри зародилась радость, а сердце грозило выпрыгнуть из груди, но каким-то образом мне удалось устоять на земле, пока я ждал ответа Рамоса.

– Принять такое важное решение в спешке… – начал он.

Если бы я верил в него, как Пагош, я бы мог подумать, что Верховный Жрец осторожничает с выбором, потому что беспокоится за счастье дочери, но, скорее всего, он взвешивал, насколько потеряет в своей рыночной позиции, если отдаст ее мне.

– Я ведь давно ждала Тенру, правда, Пага? – почти не останавливаясь, выпалила Асет. – Разумеется, богиня предназначала нас друг другу с того самого момента, как мы вступили в этот мир. Иначе Осирис забрал бы меня, когда я заболела. Это же Исида послала Тенру достать меня из тела матери. Ты сам мне это однажды сказал!

Он посмотрел на дочь, глаза его подозрительно засветились, и я подумал, что, наверное, он вспомнил ее такой, какой она была в детстве, но Рамос стряхнул воспоминания и сурово посмотрел на меня.

– Тебе больше нечего сказать? Время уходит, и Пагош нервничает.

– Все, что нужно, уже было сказано, – ответил я, – кроме того, что писать в брачном договоре.

–  Суну, тебе следует целовать мне ноги, а не спорить по поводу условий! – пробормотал Рамос, наполовину сердясь, наполовину изумляясь. По крайней мере, я сделал такой вывод, судя по улыбке, которая заиграла у него на губах. Но с другой стороны, как я уже говорил, это бесконечно хитрый человек.

– Имущество и владения Асет пусть будут записаны на ее имя, – сказал ему я. – Мне ничего передавать не надо. Также у нее должно остаться право получать и распоряжаться собственностью без моего разрешения.

– Почему это меня не удивляет? – произнес Рамос, качая головой. Асет сжала мою руку, чтобы я молчал. – Что еще? Выкладывай, чтобы можно было поскорее с этим покончить.

– Жена должна одобрить все обязанности и требования к обеим сторонам, но если она захочет развестись со мной, по какой-то причине или просто так, все семейное имущество, большим оно будет или маленьким, должно перейти к ней, а не одна треть, как обычно. – По сути, я ничего от Рамоса не хотел, но если я буду отказываться, это все равно что отрицать ценность Асет.

Я заметил, что он посмотрел на Пагоша.

– Что-нибудь еще?

– Также не станем предусматривать возможность измены, ни с моей, ни с ее стороны. Остальное пусть скажет Асет. И вы. – В этот раз я сжал ее руку.

– Какая щедрость! Этот человек оставил мне крохи и ждет от меня благодарности! – воскликнул Рамос в потолок.

– Тот мне свидетель, – осмелился добавить я, – и я клянусь оберегать твою дочь и заботиться о ней в болезни и здравии, и когда Ра плывет в своей лодке по небу, и в темноте ночи, с этого часа до своего последнего дыхания. И далее, если такое возможно. – Я начал было говорить, что ради его дочери готов рискнуть любой надеждой на вечность, но не хотел, чтобы Рамос снова обвинил меня в том, что я подлизываюсь.

Вместо этого я посмотрел на Пагоша, который чуть не улыбался. И тогда я понял, что выиграл битву. Пагош на моей стороне – ведь это благодаря ему Рамос начал мне доверять.

Пока мы готовились к отплытию, мягкое сияние озарило восточный горизонт. Мерит пришла к реке, чтобы проводить нас, поспешно снабжая Асет многочисленными последними наставлениями. Потом они обнялись на прощанье, обе плакали и что-то бормотали. Потом они долго махали друг другу руками, берег все удалялся и удалялся, а потом и вовсе исчез из виду. Ветер дул нам в спину, а мы плыли к новой жизни, в то место, которое и представить себе не могли.

Какое-то время искрящееся счастье на лице Асет чередовалось с ужасной грустью, отражая радость предвкушения неизвестных приключений и тоску по любимым людям, которых приходится покидать. Остается только Тули. Пагош должен будет вернуться в Уасет, когда передаст нас в руки Сенмута, хотя он и пообещал приехать в течение года еще раз с вестями от Рамоса и Небет. И от Хари, который продолжает работать в «Оке Гора», но уже под началом Мены.

Мы стояли вместе на палубе и любовались пейзажами. Сначала мы проплыли несколько глиняных хижин, стоявших на краю зеленого поля, – там жили феллахи, потом мужчину и быка с сохой – лемех в деревянном креплении располагался под острым углом и глубоко врезался в почву. За зеленой полосой к западу лежали каменистые холмы и утесы, а на востоке до самого горного хребта тянулась широкая пустыня, образуя непроходимый барьер для племен грабителей, живущих за Красным морем.

Только когда мы проплыли длинную вереницу женщин и детей с вилами и граблями, Асет нарушила молчание:

– Тенра, ты столько всего оставил. Город, который ты считал домом. Друзей. «Око Гора». Ты же растил этот сад годами. Место, где ты проводил опыты.

– Мои друзья ведь – и твои друзья, а «Око Гора» будет существовать и без меня. Как сказал твой отец, риск для тебя со временем пройдет. А пока мы будем продолжать лечить больных, как и раньше, может быть, в Доме Жизни у Сенмута. – Я старался не давать волю подозрениям о том, что она наконец нашла способ соединить с ним свою жизнь.

– Так чем же я рисковала? – задумчиво произнесла Асет. – Еще один месяц, может, год, заключенная в стенах твоего сада, скрывая истинные чувства? – Она предпочитала смотреть, как ветер надувает парус, не встречаясь взглядом со мной. – Я вынудила тебя сделать то, о чем ты теперь жалеешь?

– Это ты так думаешь?

– Нет, – призналась она с забавной полуулыбкой.

– Да-а? – протянул я. – Почему же?

– Ты думаешь, я не замечала твоего голодного взгляда, когда ты забывал его спрятать? Как ты смотрел на меня, когда думал, что я не вижу? Что происходит с твоим телом, когда ты смотришь на мою грудь? – Наконец Асет повернулась ко мне. – Я старалась вести себя смирно, ждала, пока ты первый заговоришь, но…

– Мне тридцать девять лет, а тебе – всего семнадцать! Это ты учла?

– Между некоторыми людьми возраст ничего не значит. Между тобой и Сенмутом, например. – И она была права. То, что я отличаюсь от многих врачей, больше вызвано моими склонностями, а не возрастом или опытом. А подход Сенмута к исследованию причин болезни и его недовольство по поводу недостаточных ответов на старые вопросы очень напоминают меня. Именно поэтому он и сдружился с Меной.

– Я имею в виду наши бренные тела, а не мысли, – ответил я, стараясь говорить то, что велел мне ка, даже если сердце отказывалось в это верить. – Что, если через пять лет я уже не смогу удовлетворять желания твоей плоти?

– Этого не случится, если ты научишь меня доставлять тебе удовольствие.

Пагош был на корме, разговаривал с капитаном, и нас никто не слышал. Я обнял Асет за плечи и притянул ее к себе.

– Мы будем учить друг друга, – сказал я, касаясь ее нежных кудрей. На мне была рубаха с длинными рукавами и передник, а Асет накинула на плечи шерстяную шаль, ибо на реке постоянно дует ветер и в это время года прохладно, даже когда Атон на небе. К ее коже я даже не прикоснулся, и еще резче осознал, как ее маленькое тело гармонирует с моим – ее голова встает под подбородок, грудь помещается во впадину под моей, а таз закрывает мои половые органы.

Тем не менее мое блаженство оказалось недолгим, поскольку Асет подалась назад, чтобы посмотреть мне в лицо:

– Поэтому ты настоял на том, чтобы в брачном договоре не было пункта об измене? – Я пожал плечами, но она не сводила с меня взгляда. – Тенра, мы отличаемся не только возрастом. Я не все могу изменить, так что, вероятно, ты устанешь от меня.

Я повернулся и обнял ее.

– Никогда. Клянусь, что ты будешь со мной до тех пор, пока Ра не проплывет по небу в последний раз, или пока Исида не перестанет плакать по Осирису, – я не знаю, что раньше.

– Правда? – Губы Асет коснулись моей щеки, и у меня вдоль позвоночника пробежала дрожь. И не только. Я прижался к ней бедрами, чтобы показать, что и в этом отношении люблю ее, и что прочесть о возбуждающемся мужском половом органе в моих медицинских свитках или даже увидеть его под передником – это не то же самое, что впустить его в себя. Отчасти я сделал это для того, чтобы возбудить в ней любопытство, а также чтобы Асет начала считать вероятным то, что раньше считала лишь возможным. А это, в свою очередь, может породить сексуальное желание. Я хотел, чтобы к наступлению темноты она так же хотела этого, как хочу я уже сейчас.

Под второй палубой поперек нашей лодки ехал груз, защищавший нас от солнца и брызг, которые могли полететь сбоку, но в то же время был не настолько велик, чтобы привлекать к нам внимание. Груз состоял из корзин и ящиков, набитых одеждой и другими личными принадлежностями, запасом трав и лекарственных экстрактов из «Ока Гора», и достаточное количество хлеба, чтобы мы могли прокормиться несколько дней. Приближался полдень, и мы с Асет сели, скрестив ноги, на самую высокую часть палубы, чтобы разделить обед, который всунула нам в руки Нофрет перед самым отъездом.

– Слишком много соли, – сказал я, отведав жареного гуся.

– Наверное, это слезы Нофрет, – ответила Асет. – Может, хочешь фиников? – предложила она, протягивая мне корзину, и тут ее окатило водой. От неожиданности у Асет дернулась рука и финики полетели через борт в реку. – Ой! Принесли подношение Хапи. – Асет ухмыльнулась, посмотрела на меня и рассмеялась.

– Что тут такого смешного?

– Ты! У тебя такое лицо! – смеялась она.

– Если бы ты ехала на север, как планировал твой отец, ты бы плыла по течению, а не боролась с ним, – заметил я, ибо приходилось уворачиваться от брызг каждый раз, когда капитан подруливал против течения, чтобы не упускать ветер из паруса.

– Лучше промокнуть, чем достаться Верховному Жрецу Пта.

– Мое лицо показалось тебе смешным?

– У тебя чудесное, прекрасное лицо. – Асет протянула руку, поначалу неуверенно, разгладила морщинки у меня между глазами, потом провела пальцем по носу и опустилась к верхней губе. – И губы, – прошептала она. – Ты знаешь, что я научилась читать твои мысли по напряжению губ?

– Да? – прошептал я, почти не осмеливаясь дышать. Она кивнула, согнула ладонь, касаясь моего лица, и провела большим пальцем по скуле.

– Однажды утром я открыла глаза, а ты сидел рядом с моей лежанкой, ждал, когда я проснусь. С тех пор каждый раз, когда меня в темноте охватывала дикая печаль, я закрывала глаза и представляла, что ты сидишь рядом и улыбаешься, как тогда. – Я повернул голову и коснулся губами ее ладони.

Потом мы некоторое время разговаривали о том, что может ожидать нас в Анибе. Я спросил, научит ли она рисовальщиков контуров Сенмута делать карты, подобные той, что она нарисовала для меня, но Асет лишь пожала плечами и продолжала смотреть на проплывающие пейзажи. Но я надеюсь, что эта мысль пустит корни и прорастет, и она перестанет рассказывать истории в картинках.

Повсюду вдоль берега люди работали с журавлями, опуская кожаные бадьи, привязанные к концу деревянной балки, которую можно повернуть по кругу относительно той точки, где она лежит на треноге, и она опускается в реку. Потом каменный противовес поднимает наполненную бадью, выливая воду в канал, который переносит ее на поля, расположенные выше.

– После того как придумали журавль, с поливаемых полей мы получаем по два урожая в год, – сказал я, меняя тему, – и рассчитываем по крайней мере на еще один на более высоких участках, до которых редко доходят воды разлива, а благодаря каналам будет обрабатываться больше земель. Ты это знала?

Асет кивнула:

– Это так просто. Мы жили около Матери Реки с начала времен, а идею эту переняли у людей, проживающих между Тигром и Евфратом. Как ты думаешь, почему мы сами не додумались?

Она никогда не спрашивает как, всегда почему.

– Помнишь, как мы впервые играли в «собак и шакалов»? – спросил я, так как на ее вопрос ответа быть не может. Асет кивнула. – А потом сидели на крыше дома твоего отца? – Когда она посмотрела на меня, я снова увидел ту маленькую девочку, чьи синие глаза горели надеждой и ожиданием. – Ты уже тогда завладела моим сердцем, всего лишь одним словом. «Почему».

Асет радостно рассмеялась, в горле у нее зажурчал нежный звук, и она понимающе сжала мою руку.

Немного погодя, когда она разговаривала с Пагошем, я снова мысленно вернулся в тот день, и вспомнил, как Асет расспрашивала меня про голубые лотосы. Многое говорит в пользу того, что она унаследовала от матери дар околдовывать мужчин, но взор Прекрасной замкнут и неподвижен, как у змеи, а взгляд Асет скачет от радости и любопытства. Более того, Асет обладает и врожденной любовью к окружающим – к Тули, Пагошу и Хари, Руке и Решу и многим другим. Не сомневаюсь, что это – истинная причина, по которой многие мужчины обожают мою жену. Маленькая богиня с грязными ножками. Я посмотрел на запад, внезапно возжелав остаться с нею наедине, и заметил, что яркий круг Ра начал приобретать оранжевый оттенок. Еще по меньшей мере час или два, прежде чем мы будем причаливать на ночь.

Вскоре подошел Пагош, оставив Асет с рулевым.

– Чуть больше часа, и мы в Эдфу, – сообщил он. – Там и заночуем.

– Наверняка это благое место, – ответил я, – там ведь расположен священный храм Исиды, который Имхотеп, величайший врач и архитектор, построил на том месте, где Гор победил Сета.

– Мы с остальными сойдем на берег, чтобы пополнить в городе запасы воды, а потом расстелем тюфяки на берегу. А с первыми лучами солнца сможем снова отправиться в путь. – Он снова посмотрел на меня. – Не боишься остаться один на якоре?

– Я буду не один. – Пагош кивнул. – Благодаря тебе, – добавил я. Белый шрам выделялся на его румяной щеке – это, наверное, из-за ветра, – а взгляд был так же тверд, как и всегда. Мне за многое стоило поблагодарить этого человека, но я не мог ему ничего предложить, кроме слов. А Пагош никогда особо не ценил слова. Я положил руку ему на плечо. – Мне по-настоящему повезло, что у меня такой друг.