Текст книги "Диктатор вселенной"

Автор книги: Кеннет Робсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Робсон Кеннет
Диктатор вселенной

КОМАНДА ДОКА СЭВИДЖА

Уильям Харпер Литтлджон – «Джонни», ученый-очкарик, лучший в мире специалист в области геологии и археологии.

Полковник Джон Ренвик – "Рении", любимое развлечение которого пробивать кулаком тяжелые двери.

Подполковник Эндрю Блоджетт Мэйфэр – "Оранг", при росте немногим более пяти футов (1,5 м) вес его превышает 260 фунтов (108 кг).

Но свирепая оболочка скрывает ум великого ученого.

Майор Томас Дж. Роберте – "Длинный Том", самый физически слабый из всей компании, но гений в области электричества.

Бригадный генерал Теодор Марлей Брукс – "Шпиг", изящный и грациозный, он никогда не расстается со зловещей тростью-шпагой.

Вместе со своим предводителем они отправятся куда угодно, сразятся с кем угодно, отважатся на все в поисках острых ощущений и захватывающих приключений.

ГЛАВА 1 СМЕРТОНОСНЫЙ ДОЖДЬ

С неба упал блестящий металлический шар. Страшным ударом он стер с лица земли скромного жителя Техаса. Шар пробил асфальт и зарылся в почву на глубину многих футов.

Хосе Пандоса шел по улице. Вероятно, он был первым, кто принял смерть от блестящего шара. Женщины вокруг пронзительно закричали и бросились ничком на землю, мужчины, с побледневшими лицами, разразились проклятиями.

Содрогнувшись от ужаса, свидетели происшествия увидели, что от Пандосы ровным счетом ничего не осталось. Лишь кровавое пятно отмечало то место, где он только что стоял. К счастью для общества, Хосе Пандоса был человек маленький и незаметный. Он имел значение только для своей семьи.

Падение металлического шара было первым сигналом о катастрофическом взрыве в стратосфере.

Затем полился дождь из мелких осколков. Они выпали на площади в несколько десятков квадратных миль. К счастью, никто больше не пострадал от прямого попадания. Несколько кусков металла, пробив крыши, влетели в жилые дома Сан-Антонио.

Один журналист тоже оказался в это время поблизости. Он был свидетелем мгновенной гибели Хосе Пандосы. Репортер задрал голову и вгляделся в раскаленную синеву техасского неба.

– Небесный корабль Рэндольфа! – заорал он. – Смотрите! Вон еще что-то падает! Его "Серебряный цилиндр" взорвался!

Это сообщение вызвало еще больший ужас, чем страшная смерть Хосе Пандосы. Люди инстинктивно бросились врассыпную и нырнули в двери наиболее высоких соседних домов.

Почти каждый читал или слышал о профессоре Гомере Рандольфе.

Всего только двадцать четыре часа назад его удивительный "Серебряный цилиндр" отправился в свой пятый полет в стратосферу. Ученый завоевал всеобщее признание как ведущий американский исследователь верхних слоев атмосферы.

Профессор Рэндольф уже установил невероятный рекорд высоты: сорок одна с половиной миля от поверхности земли!

Уже через несколько минут после падения шара телеграфная и радиосвязь из Сан-Антонио захлебнулись от передач новостей. К этому времени стало известно, что множество обломков знаменитого "Серебряного цилиндра" достигли земли.

Некоторые из них были отчасти оплавлены, как будто под действием страшного жара. Причиной мог быть или сам взрыв, или чудовищное трение при пролете сквозь мили и мили атмосферы.

Спустя пятнадцать минут после смерти Хосе Пандосы еще один шар приземлился внутри стен старой части Аламо. Но этот был снабжен маленьким парашютом.

Шар с парашютом был полым и разъемным. Из него извлекли несколько хрупких научных приборов.

Вскоре последовало публичное заявление, что профессор Рэндольф достиг высоты пятидесяти миль, когда произошла катастрофа, причины которой пока неизвестны.

Шок от этого сообщения был тем сильнее, что профессора Рэндольфа сопровождала в этом полете группа из сорока двух известных испытателей и ученых. Никто не сомневался, что все они превратились в мельчайшие атомы.

Судьба одного из пассажиров "Серебряного цилиндра" не могла сильно взволновать широкую публику.

Но известие о взрыве потрясло до глубины души пятерку самых замечательных в мире людей.

В числе ученых на борту стратосферного корабля находился Уильям Харпер Литтлджон. Хотя его имя не рекламировалось средствами массовой информации, но в среде ученейших археологов и геологов Уильям Харпер Литтлджон считался, пожалуй, самым крупным в мире авторитетом.

Однако, несмотря на всю свою эрудицию и длинную цепочку титулов и званий, которые он мог поставить после своей фамилии, для пяти своих товарищей Уильям Харпер Литтлджон был просто "Джонни".

Предводитель этой пятерки, больше всех потрясенный и опечаленный взрывом в стратосфере, был, по-видимому, последним из тех, кому удалось связаться с "Серебряным цилиндром" профессора Рэндольфа.

Когда стратосферный корабль набрал высоту в двадцать пять миль, в коротковолновом приемнике, установленном в одной большой лаборатории, затрещал сигнал вызова. Кстати, это была удивительная комната.

В ней находились сотни приборов, созданных в результате экспериментов, к которым другие ученые в лучших научных центрах мира только еще собирались приступать.

Но еще более замечательным, чем сотни устройств и приспособлений, расставленных вокруг, был человек, который крутил ручки приемника, настраиваясь на нужную волну. Он, пожалуй, на голову превосходил человека самого высокого роста.

Гладкую кожу его лица и рук покрывал ровный загар цвета темной бронзы – глубокий след долгих лет, проведенных под тропическим солнцем и арктическим ветром. Густые волосы чуть более светлого оттенка, плотно прилегавшие к голове, тоже казались отлитыми из бронзы, как на скульптурной маске.

В светло-карих с золотистыми искорками глазах застыла напряженная сосредоточенность. Он стоял перед приемником, ожидая связи с Уильямом Харпером Литтлджоном, и просторное помещение лаборатории наполнялось странной трелью.

Казалось, она вовсе не исходит из его уст. Впечатление было такое, будто звуковые колебания излучало все его поразительное тело.

Этот человек был не кем иным, как Кларком Сэвиджем-младшим, известным своим товарищам и тысячам других лиц как Док Сэвидж.

– Да, Джонни, – ответил он радиоголосу.

– Говорит Джонни, – послышалось из приемника. – Мы сейчас находимся на двадцатипятимильной отметке. Профессор Рэндольф заявляет, что намерен удвоить высоту. Я заметил, что он...

Не было никакого разряда. Ни громкого треска, ни других помех ничего. Голос Джонни попросту пропал. Возможно, отключилось питание его передатчика.

Хотя Док провел у приемника еще несколько часов, безуспешно вращая ручки настройки, никаких дальнейших сообщений из стратосферы не поступило.

Вместе с Доком Сэвиджем в лаборатории находился майор Томас Дж. Роберте, иначе Длинный Том. В группе он слыл магом и волшебником по части электричества.

– Мне кажется, Длинный Том, что-то случилось с Джонни, – произнес Док. – Или, возможно, какие-то неполадки в энергосистеме стратостата.

– Я сам ни за что не хотел бы отрывать свои ноги от земли на такую высоту, – ответил Длинный Том, – но ведь Джонни готов полезть куда угодно, если он считает, что может открыть что-нибудь новенькое.

Длинный Том был маленького роста, бледный и такой худой, что казалось, он вот-вот скончается от какой-то смертельной болезни. На самом деле, выносливый и крепкий, как сыромятная кожа, он мог легко справиться с полудюжиной более рослых мужчин.

Док Сэвидж стал просматривать свои записи о полете профессора Рэндольфа. Местом старта корабля была широкая долина реки Тринити, лежащая между двумя соперничающими друг с другом городами Техаса – Форт-Уэртом и Далласом.

Взлет стратостата был встречен бурными овациями собравшейся многочисленной публики. "Серебряный цилиндр" отличался от обычных стратостатов, имеющих форму шара. Его вытянутая сигарообразная оболочка содержала множество отсеков, наполненных негорючим газом.

Помимо подъемной силы газа, корабль был снабжен и другими, секретными устройствами, которые позволяли ему перемещаться в вертикальном направлении с громадной скоростью. Еще на первой стадии проекта Док Сэвидж помог профессору Рэндольфу сконструировать новый тип взрывных двигателей для создания аэродинамической силы.

Док Сэвидж был близким и давним другом профессора Рэндольфа. Исследователю стратосферы исполнилось не более тридцати трех лет, и он выглядел очень молодо. Подобно Доку, он посвятил свою жизнь науке.

Прошло несколько часов после прерванного разговора с Джонни.

Внезапно большой приемник Дока Сэвиджа, настроенный на обычную радиовещательную волну, прервал музыку для экстренного сообщения:

"Специальный выпуск новостей. Как сообщают из Сан Антонио, штат Техас, стратосферный корабль профессора Рэндольфа с сорока двумя известными лицами на борту уничтожен взрывом на высоте пятидесяти миль над землей. Предполагается, что все участники экспедиции погибли. Корабль стартовал двадцать шесть часов назад из северного Техаса вблизи форта Ворт. Подробности в следующих выпусках".

– Джонни, – проговорил Длинный Том с дрожью в голосе. – Ужасно, Док! Как ты думаешь, есть ли хоть какой-нибудь шанс?

– Всегда есть шанс, что первое сообщение окажется неверным, – ответил Док как можно спокойнее. – Хотя я стал подозревать что-то неладное, еще когда с Джонни прервалась связь.

Надежда, что сообщение окажется ошибочным, не оправдалось. Слишком много оплавленных обломков "Серебряного цилиндра" было найдено на пространстве в пятьдесят квадратных миль, чтобы допустить вероятность, что кто-то на корабле мог остаться в живых.

Между тем Док Сэвидж никак не мог знать, что между взлетом корабля из северного Техаса и его гибелью двадцать шесть часов спустя "Серебряный цилиндр" совершил таинственную посадку. Это кратковременное приземление произошло вскоре после неудавшейся попытки Джонни переговорить с Доком.

Во время этой попытки Джонни находился в радиорубке корабля. Дежурный оператор не возражал против его намерения послать частное сообщение.

Джонни сказал Доку, что они находятся на высоте в двадцать пять миль, и начал рассказывать о своих интересных наблюдениях. В этот момент в дверях радиорубки появился высокий человек. Движением руки он отдал приказание.

Оператор выключил тумблер. Еще несколько секунд Джонни– продолжал говорить, не подозревая, что его отключили. Наконец он заметил высокого голубоглазого мужчину, стоявшего на пороге.

Профессор Гомер Рэндольф улыбнулся. Хотя он был еще молод, его лицо покрывала сеть тонких морщинок.

Но они казались не знаком старости, а скорее следами, оставленными добродушным юмором и глубокими размышлениями.

– Весьма сожалею, профессор Литтлджон, но я как раз собирался объявить, что никаких сообщений пока посылать нельзя. Прошу вас, не обижайтесь, что вас отключили.

– Вы могли бы заметить, профессор Рэндольф, что пролонгированные конволюции смеха свидетельствуют о перелевантности гипотезы, что я нахожусь в состоянии фрустрации, – торжественно заявил Джонни с искорками в глазах и широкой улыбкой на лице, походившем на череп, обтянутый кожей. – Я осуществлял коммуникацию с Доком.

Джонни никогда не употреблял простых и коротких слов, если мог подыскать взамен более длинные и замысловатые!

Рэндольф продолжал улыбаться: – Я и сам ни с кем бы не пообщался сейчас с таким удовольствием, как с Доком Сэвиджем. Ведь это мой лучший друг. Я надеюсь все же, что он поймет хоть что-нибудь из того, что я собираюсь совершить.

– Вряд ли что из ваших экспериментальных работ ускользнуло от внимания Дока, – сказал Джонни. – Я бы не удивился, если он уже сейчас мог дать дескрипцию того, что нам предстоит увидеть на высоте с пятидесяти миль.

– Я бы тоже не удивился, – тотчас откликнулся Рэндольф. – Но вы, я думаю, вскоре удивитесь. Например, я только что отдал приказ спускаться.

– Будь я суперамальгамирован! – воскликнул Джонни. – И, судя по вашему виду, у вас есть намерение получить экстенсивную информацию?

– Это пока что маленький секрет, – отозвался профессор. – Некоторые из моих гостей знают о нем, другие – нет. Но я убежден, что все останутся довольны.

Были довольны гости профессора Рэндольфа или нет, но он посадил "Серебряный цилиндр" на землю.

Безупречно слушавшийся управления стратостат мягко опустился на грунт в пустынной местности. Рэндольф приказал гостям временно покинуть корабль.

– Если только я не страдаю олифакторной галлюцинацией, мы приземлились среди широкой равнины, скорее всего в Аризоне, – сказал Джонни одному из своих коллег.

Острый запах солончаков и мескитных деревьев был разлит в воздухе. "Серебряный цилиндр" спокойно лежал на широкой равнине. На фоне ночного неба виднелись тощие силуэты кактусов, похожие на изможденные призраки, вздымающие длинные костлявые руки.

Рэндольф подошел прямо к Джонни.

– Я хочу, чтобы именно вы первым узнали о моих изменившихся планах, любезно заговорил он. – Потому что очень скоро я дам знать обо всем Доку Сэвиджу и надеюсь заставить его понять меня и, быть может, присоединиться к моему предприятию.

Профессор стал быстро излагать свой план. Он говорил около пяти минут. Джонни выслушал его не прерывая, затем сказал:

– Откровенно говоря, профессор Рэндольф, все это совершенно невероятные фантазии. Я никоим образом не мог бы принимать участие в этом деле. Если вы настаиваете на проведении этого эксперимента, я обязан сообщить об этом Доку. Вероятно, кто-то из ваших друзей ввел вас в заблуждение, убедив в поссибилизме подобного нонсенса.

Голубые глаза Рэндольфа все еще улыбчиво глядели на Джонни.

– Подумайте хорошенько, – посоветовал он. – У вас есть еще на это несколько минут, пока мы займемся приготовлениями.

Спустя несколько мгновений Джонни тихо отделился от остальных. Рэндольф и несколько его ближайших помощников столпились у хвостового отсека стратостата. Джонни заметил, что и радист был в этой группе.

Двигаясь с величайшей предосторожностью, Джонни проскользнул в корабль. Пробравшись в радиорубку, он обнаружил, что питание было вновь подключено.

Оставалось только надеяться, что потрескивание коротковолнового аппарата не слишком скоро достигнет ушей Рэндольфа и его людей.

На костлявом лице Джонни застыла злая усмешка.

В глубине души он был убежден, что успехи Рэндольфа вскружили ему голову. Возможно, его переутомленный мозг нуждался в отдыхе.

Как бы то ни было, Док Сэвидж должен знать о случившемся. Джонни решил, что после этого он тихо исчезнет в темноте. Даже в дикой аризонской пустыне должны быть какие-нибудь тропы, по которым он сможет выбраться отсюда. Он надеялся, что еще несколько человек захотят присоединиться к нему.

Лампы передатчика мерцали пурпурным светом.

Джонни с головой ушел в работу, настраиваясь на волну специального приемника Дока.

– Этого я и боялся, – раздался позади него спокойный голос Рэндольфа.

ГЛАВА 2 ПЕПЕЛ НА ЮНИОН-СКВЕР

В одно мгновение, прежде чем Джонни мог обернуться или ответить, его с головой запеленали в плотную черную ткань. Видимо, добродушный профессор Рэндольф хорошо знал и учитывал способность отважного геолога к сопротивлению.

Длинное поджарое тело Джонни сложилось пополам и резко выпрямилось. Оба его узловатых кулака тотчас нашли цель. Хотя геолог ничего не видел, он чувствовал присутствие полудюжины введенных в заблуждение парней, которые, вероятно, воображали, что могут легко справиться с ним.

Кое-как он сумел захватить шею одного из них.

Мускулы его костлявых рук напряглись. Парень завопил. Лампы, конденсаторы и другие детали сложной аппаратуры попадали со звоном и грохотом и осколки разлетелись во все стороны. Человек, которого Джонни с силой отбросил от себя, изрыгал проклятия, употребляя совершенно ненаучные выражения. Он выковыривал кусочки стекла и проволоки из своих ушей.

– К глубочайшему сожалению, – раздался все еще спокойный голос Рэндольфа, – нам придется прибегнуть к другому средству, профессор Литтлджон.

Этим "другим средством" оказалась дубинка. Она пришла в соприкосновение с головой Джонни. Он вздрогнул и свалился без чувств.

Когда Джонни пришел в себя, он уже не был замотан тканью. Голова его страшно гудела и почему-то жужжала. Сначала он подумал, что это – следствие удара по голове. Его мозг, по-видимому, так отреагировал на дубинку.

Но причина жужжания оказалась иной. Джонни заметил, что он находится в том отсеке корабля, куда его раньше не допускали. Затем он обнаружил, что сидит привязанный к креслу, мало отличающемуся от того, к которому в некоторых штатах подключают электричество.

У самой его головы два блестящих медных диска вращались с невероятной скоростью, издавая громкое жужжание. Джонни разглядел, что еще несколько человек сидели в таких же креслах. Он отметил, что это были люди, которые не принадлежали к группе непос. родственных помощников Рэндольфа.

Рэндольф стоял рядом. Наблюдая за Джонни, он посматривал на часы. На этот раз Джонни обошелся без длинных слов.

– Может быть, когда я сижу на электрическом стуле, вы скажете, в чем, собственно, дело? – саркастически спросил он.

Голубые глаза Рэндольфа мягко улыбнулись ему. Он снова взглянул на часы.

– Та затея, о которой я говорил вам, профессор Литтлджон? – сказал он. – Разве вы по-прежнему не верите, что она даст поразительные результаты?

– Безусловно! – тотчас отозвался Джонни. – Я пребываю в совершенном согласии с вашей беспредельно убедительной и изумительной аргументацией. Вы можете рассчитывать на мое всестороннее сотрудничество. Перед нами открываются неограниченные возможности. Когда мы приступим к этой операции?

Как ни странно, такой резкий поворот во взглядах вовсе не означал, что Джонни хитрит. Судя по поведению профессора Рэндольфа, у него не возникло подозрений на этот счет.

Рэндольф прошелся по комнате, заговаривая с каждым из остальных противников объявленного эксперимента. Все они, как и Джонни, дружно отвечали согласием.

Их высвободили из странных кресел.

Медные диски перестали жужжать.

– Я никогда, – заявил Джонни, – не переставал верить во всеобъемлющий и верховенствующий сгусток энергии.

Никто не ответил. В тот момент никто и не слушал.

Профессор Рэндольф резким, отрывистым голосом отдавал приказы. Таинственные источники подъемной силы "Серебряного цилиндра" были приведены в действие.

Спустя несколько минут стратостат снова был в воздухе. Его курс проходил вверх под острым углом, так чтобы вывести его из аризонской пустыни в ту точку техасского неба, от которой он ранее отклонился.

В то время как стратостат серебристой стрелой вонзался в небо, профессор Рэндольф победоносно поглядывал по сторонам.

– На этот раз, – торжественно провозгласил он, – мы станем на вершине мира.

Профессор Рэндольф, должно быть, ошибся. Он и его спутники не сумели остаться "на вершине мира".

В ближайшие недели после катастрофы и исчезновения Уильяма Харпера Литтлджона друзья и соратники Дока Сэвиджа мало-помалу разбрелись в разные стороны.

Полковник Джон Ренвик, или Ренни, инженер с громадными кулачищами, находился в Японии, где работал над проектом, сулившим обогатить его, хотя Ренни и так уже был миллионером.

Бригадный генерал Теодор Марлей Брукс, денди и законодатель мод, но известный почему-то по кличке Шпиг, также отсутствовал. Если говорить об адвокатах, то вряд ли кто-либо из них был искуснее его и уж точно никто не одевался лучше.

Вместе со Шпигом отсутствовал самый, пожалуй, безобразный и самый обаятельный среди них человек.

Это был Эндрю Блоджетт Мэйфэр, из-за своего сходства с обезьяной получивший прозвище Оранг. Что касается его, то химическая промышленность была обязана ему очень многим, так как он был одним из ведущих химиков в стране.

Шпиг и Оранг оказались вместе в Солт-Лейк-Сити, где Шпиг участвовал в конгрессе Американской Ассоциации Адвокатов, а Оранг – в конференции Всемирного Общества Химиков.

Длинный Том был единственным, кто оставался с Доком в это время. Он был погружен в работу над сложной аппаратурой для бронзового человека. На его лице застыло мрачное выражение. Что-то вроде постоянной печали нашло на Дока и его верных товарищей с момента очевидной гибели Джонни.

Внезапно Том отпрянул от сложной системы кнопок, рычагов и шкал на коротковолновом приемнике Дока.

Руки Тома сильно дернулись.

– Великий Скотт, Док! – вскричал он. – Уж этого я совсем не ожидал. Во имя всех святых, как и откуда здесь взялся ток?

– Может быть, это вовсе не электричество? – предположил Док. – Я уже до этого заметил, что стрелки колеблются. Если ты посмотришь на телевизионный экран, то увидишь какую-то тень.

Телевизор являлся одним из первых триумфов Дока в области радиотехники. Наверно, он был первым человеком на земле, который смог не только услышать передачу, но и увидеть того, кто ее ведет. Однако это было возможно только в пределах специального коротковолнового диапазона, которым пользовались лишь его люди и он сам.

На пепельно-сером экране появилась движущаяся тень. Некоторое время она походила на руку, затем превратилась в лицо человека.

– Переключи на любительский диапазон, – внезапно приказал Док. Возможно, какой-то энтузиаст-любитель смастерил нечто похожее на наш аппарат.

Передвинув рычажок, Длинный Том услышал нечто похожее на передачу какого-нибудь любителя на отведенной ему волне – неразборчивый голос, бормотавший: "блаб-блаб-блаб-блаб..."

В то же время тень на экране несколько прояснилась и стала еще больше похожей на лицо. Однако черты его были неразличимы. Это походило на футуристическую живопись.

– Черт возьми! – воскликнул Длинный Том, который, в общем-то, нечасто приходил в такое возбуждение. – Мне кажется, я расслышал, что он сказал "Док Сэвидж".

– Так оно и есть, Длинный Том. Я постараюсь подстроиться.

Звук улучшился. Но лишь настолько, что бормотание стало чуть более внятным.

Бронзовый гигант обладал острейшим в мире слухом.

Он годами тренировался с помощью специального звукорегулирующего устройства собственного изобретения.

Он умел различать слова там, где Длинный Том слышал только неразборчивое бормотание.

"Док Сэвидж – Юнион-сквер – сегодня в восемь вечера – подействует на миллионы – прием будет четким – Док – я расскажу..."

Что бы ни пытался еще сказать голос из таинственного далека, все растерялось в треске атмосферных помех. Но лабораторию заполнили звуки экзотической трели, в которой слышались удивление, опасения, сосредоточенность. Только в моменты глубоких эмоциональных переживаний можно было услышать от Дока эти редкостные, непередаваемо своеобразные вибрирующие звуки.

– Что это было, Док? .– спросил Длинный Том. – Я ни черта не мог разобрать, что он говорил.

– Длинный Том, насколько может судить наука, никогда еще голос потусторонних сил не передавался по радио, – спокойно ответил Док. – Но я только что пришел к убеждению, что Джонни жив. Он не погиб с кораблем профессора Рэндольфа.

Длинный Том проглотил комок, подступивший к горлу.

– В восемь вечера мы должны быть на Юнионсквер, – продолжал Док. – Я не исключаю возможности дурацкого розыгрыша со стороны какого-то радиолюбителя, но что-то подсказывает мне, что это – серьезно.

Говорят, что все может случиться, и обычно случается, на манхэттенском Юнион-сквер.

На одном углу площади расположилась группа людей с плакатами и флагами. Молодой человек забрался на ящик, служивший ему трибуной. Из его слов и лозунгов на плакатах можно было понять, что это собрались сторонники одной из программ социальной защиты населения.

Площадь была непривычно многолюдна. Сегодня вечером сюда пришло гораздо больше жителей Манхэттена, чем обычно. Острый слух Дока уловил замечание женщины, стоящей в толпе неподалеку.

– Я настроилась на любительскую волну и услышала странное обращение к Доку Сэвиджу, – говорила она. – Надеюсь, что мне посчастливится увидеть этого человека. Я так много о нем слышала...

Судя по все увеличивающейся толпе, каждый радиолюбитель, работавший в коротковолновом диапазоне, поспешил в этот вечер на Юнион-сквер, чтобы взглянуть, если удастся, на знаменитого бронзового искателя приключений.

Док Сэвидж внимательно рассматривал толпу золотистыми глазами. В этом беспорядочно движущемся скоплении манхэттенских зевак он разыскал что-то, о чем не догадывался даже Длинный Том.

Флаги группы, митингующей неподалеку в поддержку излюбленной ими программы социального обеспечения, развевались над головами примерно двух десятков человек. Еще около сотни обступили импровизированную трибуну из ящика.

Рядом с Доком и Длинным Томом расположился высокий, с бледным лицом старик. Перед ним на металлическом треножнике возвышался огромный старинный телескоп. Он был направлен на одну из самых ярких звезд.

Док заметил, что это был Юпитер, как раз находившийся в верхней кульминации. Ночь была необычайно ясной. Юпитер ярко сиял.

Док продолжал наблюдать, присматриваясь и прислушиваясь к людской толчее и говору голосов на площади. Его взгляд часто возвращался к худому, высокому старику с телескопом.

То ли дело шло плохо, то ли старик и сам не очень-то старался заполучить клиентов... Казалось, что он гораздо больше интересовался митингом борцов за социальное обеспечение.

Юношу на трибуне сменила молодая женщина.

Док Сэвидж не разговаривал с Длинным Томом. Он стоял неподвижно. Лишь человек двадцать из толпы оглянулись и окинули быстрым взглядом его фигуру.

Возможно, им показалось, что какая-то редкая тропическая птица вырвалась из клетки и слетела на Юнион-сквер.

Все говорило о том, что Док предельно сосредоточился в ожидании грозящей опасности. Его взгляд снова перешел от молодой женщины к старику с телескопом.

Док не двигался, выжидая. Ему самому было не ясно, что именно он ожидал, но очень красивую молодую женщину, которая улыбалась толпе с ящика-трибуны в нескольких ярдах от него, он хорошо знал. Это была Энн Гарвин, профессор социологии. Само по себе ее присутствие здесь не могло привлечь внимание бронзового человека. Его больше занимало то, что до взрыва стратостата Энн была невестой профессора Гомера Рэндольфа.

– Будь готов ко всему, – тихо прошептал Док Длинному Тому. – Я не очень-то представляю, что именно должно случиться, но все еще уверен – это имеет прямое отношение к Джонни.

Энн Гарвин начала речь. У нее был приятный, хорошо поставленный голос. В нем звучала искренность и убеждение.

– Далеко не каждый из нас создан для повседневного труда! – утверждала она. – Я убеждена, что общество должно заботиться о поддержке творческих личностей...

Идеи хорошенькой женщины о наступлении эры освобождения от труда видимо, для того класса людей, которые в данный момент ее окружали, – были встречены криками одобрения. Державшие флаги стали размахивать ими с еще большим энтузиазмом.

– Кажется, старик у телескопа не очень-то заинтересован в том, чтобы заработать пару медяков, – шепнул Док Длинному Тому.

– Он больше смахивает на фотографа, который исподтишка хочет заснять оратора в неподобающем виде. Может, у него в телескопе спрятана камера.

Высокорослый владелец телескопа только что оттолкнул женщину, которая протягивала ему десятицентовик. Он был занят тем, что медленно опускал тубус телескопа, пока его объектив не оказался направленным прямо на прелестную Энн Гарвин.

Док коснулся руки Тома и начал осторожно пробираться к трибуне. Он проделывал это с ловкостью дикой кошки. Хотя он двигался в толпе, никто не толкнул его, и он никого не задел.

Старик с телескопом, казалось, внезапно заинтересовался всей группой поборников социальной защищенности. Он приложился глазом к окуляру, как бы желая приблизить к себе оператора и ее единомышленников, испускавших восторженные, вопли.

Вдруг Энн Гарвин замолчала посредине фразы и застыла. Если бы она сохранила позу, то, несомненно, привела бы в восторг любого скульптора, очутись он в этот миг на площади.

Но вот она внезапно протянула руки к толпе.

– Все это никчемная, жалкая чепуха! – воскликнула она. – Мы не можем надеяться, что добьемся чего-нибудь в жизни, если не будем трудиться для этого не покладая рук. Допустим, что кто-то из нас является артистической, творческой натурой, ну и что? Если он не сможет сам, своими усилиями добиться признания, значит, он его и не заслуживает...

Док Сэвидж остановился. Он и следовавший за ним Длинный Том очутились теперь у самого телескопа.

Длинный Том, который обычно был не очень силен по части юмора, произнес, смеясь и растягивая слова:

– Я бы сказал, что оратор вполне воспользовался привилегией женщин капризничать и менять мнения по сто раз в день. Док, это очень странно. Толпа с удовольствием подхватывает ее новую установку! Это было чрезвычайно странно.

– Да, это то, чего мы все хотим! – раздавались голоса. – Если мы надеемся чего-то достичь, мы должны для этого работать! Только упорный труд ведет к цели! Эй! Долой эти флаги! Мы все принимаем, как оно есть!

Полицейский, рослый здоровенный ирландец, слушал их с таким видом, будто у него вот-вот отвалится нижняя челюсть. Его большой рот был широко открыт.

Мускулистый блюститель порядка насмотрелся за свою службу на всевозможные людские безумства и выходки, разыгрывавшиеся на Юнион-сквер. Ио ни одна из них не озадачивала его так, как эта.

– Будь я проклят, здесь что-то нечисто, – пробормотал он.

Расталкивая публику, он направился к трибуне. Вся толпа почуяла, что происходит что-то необычное – что-то выше ее понимания. Плакаты и флаги с лозунгами, требующими социального обеспечения для особого класса неработающих людей, были брошены под ноги и растоптаны.

Док Сэвидж застыл, вцепившись в руку Длинного Тома. Глаза его были устремлены на старика с телескопом. Внутренний голос подсказывал бронзовому гиганту, что сейчас случится что-то еще более поразительное.

Полиция пыталась образовать кольцо вокруг Энн Гарвин и ее группы. Они не знали, что, собственно, могло произойти, но им много раз приходилось видеть, как толпа впадала в буйство и по менее значительным поводам.

И тут, перекрывая говор толпы и шарканье бесчисленных ног, раздался ясный и спокойный Голос. Возможно, он исходил из телескопа. Или из любого другого места.

"Энн Гарвин! Ты стала первым членом нового ордена, призванного изменить существующий порядок! Ты пока не понимаешь случившегося, но скоро будешь во главе движения, которое окажет исключительно благотворное воздействие на общество..."

Губы Энн все еще беззвучно шевелились. Стоя на ящике, с развевающимися золотистыми волосами, она имела поистине царственный вид. Поднеся дрожащую руку к горлу, она издала восклицание, в котором смешались испуг, недоверие и растерянность:

– Гомер, Гомер! Не может быть! Неужели это ты?

– Это я, Энн! – ясно и громко прозвучал Голос над внезапно затихшей толпой.

– Жив! Гомер – профессор Рэндольф – жив! – закричала Энн Гарвин, спрыгивая с ящика. – Где же ты, Гомер?