Текст книги "Третья тайна"

Автор книги: Кендра Эллиот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Мерси отстранилась и улыбнулась, ощущая нахлынувшее счастье. Словно она была растением под щедрым солнцем и дождем. Вдруг у нее перехватило дыхание: взгляд Трумэна омрачился.

– Что-то не так?

Взгляд стал обычным.

– Всё в порядке. Если не считать убийств и стрельбы в парке.

Он что-то скрывает.

– Майкл надолго в больнице? – спросила Килпатрик. Ей стало не по себе из-за несоответствия между его взглядом и словами.

– Врачи пока не знают. Как минимум несколько дней. Я пришел сюда перед тем, как ехать в Иглс-Нест, потому что хочу услышать твое мнение насчет кое-чего. Думаю, это может иметь отношение к твоему расследованию.

– Не моему, – машинально возразила Мерси, прекрасно зная, что увязла в этом расследовании по самые уши.

Уголки губ Дейли дрогнули в ответ. Он рассказал ей про визит в библиотеку Иглс-Нест.

– И ты не уверен, что в библиотеку вломились в ту же ночь, что и в церковь? – уточнила Килпатрик.

– Пятьдесят на пятьдесят.

– Когда в последний раз в городе случался взлом?

– Много месяцев назад.

– А микрофиши уже просмотрел?

– Пока не успел. Начну с номеров местной газеты, особенно того времени, что и выпуски «Орегонца».

– А к какому времени относятся номера «Орегонца»?

Трумэн ответил. Мерси быстро подсчитала в уме.

– Сорок один год назад.

– Почти сорок один, да.

– А Саломее вроде около сорока? Она ведь по-прежнему главная подозреваемая в деле о взломе церкви, верно? Может, она искала какую-то информацию, которая касается ее рождения?

Мерси понимала, что слишком торопится с выводами.

– Я тоже об этом подумал и уточнил дату ее рождения. Она родилась через год после этих газетных выпусков. И я до сих пор не уверен, что в ту ночь в церкви была именно женщина. У единственного свидетеля не самое острое зрение.

– Но разве нет церковных книг, особенно в маленьких городках, с перечнем всех крещений, венчаний и так далее? И, возможно, каких-то городских событий. Может, кто-то искал в церкви сведения того времени?

Трумэн замер.

– И почему я сам не догадался?

– Потому что ты – грешник, никогда не переступавший порог церкви?

– Неправда. Родители таскали меня туда силком, пока я не переехал. Но это была церковь в большом городе… – Он от души поцеловал ее в губы. – Спасибо за идею. Я еще раз поговорю с Дэвидом Агирре, хотя и не знаю, что за сведения нужно искать.

– Я бы помогла, но сегодня занята… А библиотекарша разрешит тебе смотреть микрофиши в нерабочее время?

Судя по выражению лица Дейли, он в этом сильно сомневался.

– Попробую ее уговорить.

26

От библиотеки до церкви Трумэн решил пройтись пешком. Рут неохотно дала ему запасной ключ, пообещав устроить ад на земле, если он забудет запереть дверь.

Шеф полиции убеждал себя, что пешая прогулка – возможность увидеть, как его город справляется со снежной бурей. Но на самом деле ему хотелось проветриться и выкинуть из головы назойливые воспоминания, которые он уже давно старался загнать поглубже. Дейли не желал вспоминать кривую дорожку, на которую свернул из-за Саломеи Сабин почти два десятка лет назад. Когда Дэвид Агирре признался, что встречал Саломею раньше, Трумэн прочел в его взгляде тот же страх и то же желание предостеречь других, которые вызвала Саломея у Трумэна.

Он выдохнул в холодный воздух облачко пара – и вспомнил ту ночь.

Лето, жара. Саломея увела его с вечеринки, как собаку на поводке. Предупреждение Майка Бевинса звучало в голове все слабее. Он последовал за ней к двери; его взгляд был прикован к ее заднице под облегающей короткой юбкой. Каждый из них держал кружку с пивом, пальцы их рук сплелись. Саломея оглянулась через плечо. В темных глазах читалось обещание неземных удовольствий. Трумэн тяжело дышал и спотыкался о собственные ноги.

Они вышли во двор, она провела его мимо бассейна к шезлонгу неподалеку от разведенного кем-то костерка. Огонь горел слабо: гости предпочитали оставаться в охлажденном кондиционером доме, избегая удушливой жары. Наружное освещение было выключено, не считая подводных лампочек в бассейне. Небольшие языки пламени костра лишь усиливали возбуждение. Не выпуская руки Трумэна, Саломея легла на шезлонг и притянула его к себе. Его кружка с пивом упала на землю. Он выставил руку вперед, чтобы не повалиться ей на грудь. Саломея рассмеялась низким сексуальным смехом, от которого его мускулы напряглись.

Трумэн хотел ее каждой клеточкой тела.

Она поставила пиво на маленький столик, погрузила ладони в волосы Трумэна и притянула к себе. Накладные ногти пробежались по его голове, еще больше усиливая желание. Пламя отбрасывало пляшущие тени на ее лицо. Глаза в тусклом свете напоминали жидкий шоколад. Саломея облизнула губы, и Трумэн тут же приник к ним.

Все мысли испарились.

От поцелуя по венам разлился жар. Она была искусна: в каждом прикосновении ее языка и губ чувствовались опыт и уверенность в себе. Трумэн не был девственником, но из-за головокружения ощущал себя на пороге чего-то совершенно нового. Напряжение нарастало. Он прижался бедрами к ее бедру. В ответ Саломея рассмеялась ему прямо в губы низким вибрирующим голосом. Удовольствие ударило в голову. Это оказалось лучше всякого алкогольного кайфа.

Он скользнул ладонью ей под майку; тело Саломеи выгнулось дугой, прижимаясь пышной грудью к его руке.

На ней не было лифчика.

Кожа на ощупь оказалась такой же шелковистой, как и ее язык.

Я хочу посмотреть.

Он оторвался от ее рта и стал стягивать с нее майку, обнажив одну грудь. У него перехватило дыхание при виде татуировки возле ее соска.

– Больно было делать?

– Чертовски больно, как будто ее делал сам дьявол. – Темные глаза смотрели с вызовом.

– А что она означает?

Три остроконечных цветочных лепестка, сходящихся в центре круга.

– Это моя защита.

– Защита от чего?

Ее страстный взгляд оторвался от его глаз и скользнул ниже, к талии. Намек ясен.

Уж от меня-то ей точно не нужна защита.

Трумэн опустил голову и медленно провел языком по татуировке. Саломея ахнула. Ее кожа слегка отдавала солью, духами и ароматами земли вперемешку с хмелем и зерном. Бедра приподнялись, голова откинулась назад, рот приоткрылся. Губы блестели в свете костра. Он снова стал хватать ртом ее губы, и она коснулась его ремня.

Да!

– Подожди секунду…

Трумэн слегка отстранился. Саломея поправила майку, потянулась за крошечной сумочкой, которую положила рядом с пивной кружкой, и стала рыться внутри.

– Отпусти-ка меня на минутку.

Он отодвинулся – их ноги переплелись – и откинулся на спинку шезлонга, не сводя глаз с ее сумки и ожидая увидеть презерватив. Вместо этого Саломея вытащила маленький пузырек и направилась к костру. Оглянулась. Ее глаза были неразличимы в темноте.

– Подойди и встань рядом.

По-прежнему полный предвкушения, Трумэн повиновался.

Она откупорила флакон и прикрыла глаза, что-то тихонько напевая. Слов не разобрать. Быстрым движением Саломея высыпала порошок из флакона в огонь. Пламя резко вспыхнуло в темноте и медленно погасло. В нос Трумэну ударил экзотический аромат, ноги словно превратились в желе.

По спине пробежал легкий холодок страха.

– Что это было? – спросил он.

Воздух вокруг наполнился этим запахом. Саломея повернулась, сверкая глазами в предвкушении.

– Что ты пела? – В обуреваемый гормонами мозг закрался страх.

Саломея не ответила. Его возбуждение начало спадать.

– Ты когда-нибудь пробовал человеческую кровь? – спросила она тихо, но с вызовом.

Трумэн с трудом проглотил комок в горле. Возбуждение полностью исчезло. Ночной воздух теперь казался душным; от бетона по-прежнему исходил полуденный жар. По спине Трумэна заструился пот.

И тут он увидел в ее руке нож. Маленький, изящный, идеальный для женской ладони. На остром лезвии отражались языки пламени. Саломея быстро провела им по запястью, по ладони потекла кровь.

– Это усиливает возбуждение, – сказала она.

Вот только все возбуждение уже прошло.

Трумэн не мог отвести взгляд от ножа. Тяжелый запах одурманивал мозг. Он изо всех сил старался заставить непослушные мускулы повиноваться.

Она взяла его руку, повернула ладонью вверх и коснулась ножом его запястья. Он уставился на свою руку, желая, чтобы та наконец зашевелилась. Рука не слушалась.

– Доверься мне, – прошептала Саломея.

– Черта с два.

Титаническим усилием он высвободился из ее хватки. Кончик пальца обожгло болью: порез.

– Ты что вытворяешь?

– Доверься мне, – повторила Саломея, снова потянувшись к его руке.

Трумэн отступил назад. Сердце бешено колотилось в груди. Боль от пореза прояснила затуманенное сознание.

– Ты что, чокнутая?

Саломея застыла на месте. В ее глазах сверкала злость.

– Что, струсил?

– Нет, черт побери. Но я не такой идиот, чтобы обмениваться с тобой кровью. Не хочу подцепить какую-нибудь заразу.

– Мне следовало догадаться, что ты не дорос до такого.

Нож исчез в сумочке.

Его гордость была уязвлена, но не настолько, чтобы он протянул свое запястье.

– Майк сказал, ты ведьма.

Улыбка медленно расплылась по лицу Саломеи. Она наклонила голову и взглянула на него сквозь густые ресницы. Обольстительна как сирена.

– Это не помешало тебе пойти со мной.

– А ты в самом деле ведьма?

Снова эта дразнящая улыбка.

– Веришь в ведьм? – Она приблизилась и положила ладонь ему на грудь. – Намек на опасность может сильно возбуждать.

Трумэн отступил еще на шаг.

– Ладно, хватит.

Она остановилась. Дейли мог поклясться, что на долю секунды в ее взгляде мелькнуло облегчение, после чего Саломея опять превратилась в искусительницу.

– Эта ночь могла стать лучшей в твоей жизни, – прошептала она. – Ты никогда не узнаешь, что упустил.

Ее язык коснулся середины верхней губы.

На секунду Трумэн снова ощутил желание, но тут же прогнал его.

Черта с два.

– Ну и ладно.

Он повернулся к ней спиной и направился обратно на вечеринку. Уже в дверях оглянулся – она смотрела вслед. Глаз было не видно, но он все равно чувствовал ее призывный взгляд. Ее соблазнительная фигура в свете пламени снова поманила его.

Опасность.

Трумэн рывком распахнул дверь. В разгоряченное лицо ударил охлажденный кондиционером воздух.

Я только что избежал большой ошибки.

* * *

…От этих воспоминаний у Трумэна, который уже дошел до церкви, пробежали мурашки.

Я был молод и глуп.

К счастью, разгоряченные алкоголем гормоны не взяли верх над здравым смыслом.

А иначе что произошло бы?

Трумэн выбросил эту мысль из головы.

Не надо об этом думать.

Войдя в церковь, он испытал дежавю.

Уже второй раз за неделю.

Перед ним в коридор вышел мужчина, который держал ковбойскую шляпу. Повернулся пожать руку кому-то невидимому.

– Спасибо, Дэвид. Увидимся за ужином на следующей неделе.

Он повернулся к Трумэну.

Карл Килпатрик. Отец Мерси.

Его я тоже встречаю второй раз за неделю.

Трумэн поздоровался и пожал руку сначала Килпатрику, потом священнику. В глазах обоих светилось любопытство. Наступил неловкий момент: Карл стоял и выжидающе смотрел на него. Дейли понимал, что Килпатрик надеется узнать цель его визита.

– Передайте Деборе еще раз спасибо за вчерашний пирог.

– Надо будет снова испечь такой же, – вежливо отозвался Карл. И, поняв намек, направился мимо Трумэна к выходу.

– В следующий раз Мерси обязательно присоединится к нам, – сказал шеф полиции ему вслед.

Карл замедлил шаг, но не остановился. Только махнул рукой в знак согласия.

Что ж, попытаться стоило.

Дейли повернулся и обнаружил, что священник пристально наблюдает за ним.

– Они по-прежнему не ладят?

– Пока что ледяная стена не треснула. Мерси пытается. И я делаю, что могу.

– Рано или поздно они воссоединятся. Карл Килпатрик – один из самых упрямых людей, которых я знаю, но, мне кажется, он гордится Мерси… пусть ему и не нравится ее работа.

– Дэвид, дело не только в этом. Их отношения были очень непростыми. Мерси злится, что он вычеркнул ее из семьи, когда ей было восемнадцать. А Карл злится, что она выбрала свой путь в жизни – не тот, который хотел он, – вкратце пояснил Трумэн. Пятнадцать лет отчуждения между отцом и дочерью – следствия недоверия, предательства и разбитого сердца Мерси.

– Однажды их душевные раны исцелятся благодаря умению прощать.

– Только не говорите, что Карл приходил поговорить о Мерси.

Может, он наконец начинает смягчаться?

– Наши беседы сугубо конфиденциальны.

Трумэн поморщился. Ни с того ни с сего Агирре переключился на благочестивый тон.

– Чем могу помочь? – спросил священник уже нормальным голосом. – У вас появились версии, кто мог вломиться в церковь?

– И да, и нет. Есть версия, которую я сейчас проверяю. Какие записи хранятся в церкви?

– В смысле – финансовые отчеты? Они…

– Нет, записи о горожанах. Отпевания, венчания и все такое.

Лицо Дэвида прояснилось:

– А… Традиционно сведения о церковных обрядах заносятся в книги. Как вы сказали, отпевания и венчания. И крещения.

– А рождения?

– Нет, только крещения. И смерти заносятся в книгу, только если отпевание проходило у нас. В девятнадцатом веке почти все обряды проводились здесь. Весьма любопытные записи. Сейчас они хранятся в помещении с определенной температурой и влажностью. Во второй половине двадцатого века люди стали венчаться в других местах, а крещения прекратились.

– Не знал, что церковь ведет такой учет.

– Почти все церкви в маленьких городах ведут. Заносим в обычные бухгалтерские книги от руки. – Дэвид улыбнулся: – В наш цифровой век это кажется старомодным, однако в таких событиях, занесенных на страницы истории, есть что-то особенное.

– Значит, недавних записей у вас нет?

– Самые свежие – примерно пятидесятилетней давности. Я обязан отправлять старые бухгалтерские книги туда, где их смогут полноценно сохранить.

– Можно мне взглянуть?

Трумэн назвал Дэвиду даты из микрофишей.

– Идемте со мной.

Войдя в пыльное помещение, Дэвид выдвинул ящик картотечного шкафа. Внутри лежала стопка из около десятка бухгалтерских книг. Они напомнили Трумэну старинные учебники в твердом переплете.

– Как видите, не лучшее хранилище для бумажных записей.

– Я думал, их гораздо больше.

Агирре пожал плечами:

– Иглс-Нест не слишком большой город, а на одной странице умещаются десятки записей: большинство – всего одна строчка.

Он достал книгу, относящуюся к месяцам, о которых говорил Трумэн, положил ее на стол и осторожно перелистал. Идеальный почерк произвел на шефа полиции впечатление. Точь-в-точь каллиграфический пример «как правильно писать» из школьного учебника. Аккуратно выведенные кем-то слова запечатлели историю города. Через несколько страниц почерк изменился: уже не такой идеальный, но все равно аккуратнее трумэновского.

– Раньше в церкви была помощница, занимающаяся такого рода делами, – заметил Агирре. – Теперь здесь не так много работы, чтобы держать отдельного человека.

Трумэн задумался, что стало с обладателем того каллиграфического почерка: умер или просто занялся чем-то другим. Изменившийся почерк – тоже своего рода историческое событие. Безымянное.

– Вот те месяцы, которые вас интересуют.

Записи уместились на одной странице. Трумэн провел по ней пальцем, останавливаясь на знакомых фамилиях, которые свидетельствовали, что он действительно чужак в Иглс-Нест. У многих горожан имелись древние корни, сам же он только-только обосновался здесь.

Килпатрик.

Палец замер.

Генри Джеймс Килпатрик.

Малышу было всего день от роду, когда он умер.

Родители – Карл и Дебора.

– Вы знали об этом? – спросил Трумэн. Мерси никогда не упоминала о своем брате.

– Нет. Должно быть, у них тяжело на душе.

Трумэн посочувствовал родителям Мерси.

– Кажется, этот ребенок родился позже Оуэна и раньше Перл.

– Это ужасно.

А Мерси вообще знает о нем?

Ее родители старались забыть о семейных трагедиях и никогда не оглядываться на прошлое.

Его палец скользнул ниже. Трумэн изо всех сил пытался сосредоточиться на именах, хотя думал совсем о другом.

Может, спросить ее?

Ему не хотелось выглядеть подонком, выставляющим напоказ болезненное прошлое ее родителей. Рассказывать об этом или нет – их дело.

Возможно, стоит сначала посоветоваться с Деборой.

Другие имена не представляли интереса. На всякий случай Дейли просмотрел страницы с записями за предыдущие и последующие месяцы.

Увы, я понятия не имею, что вообще ищу.

Он сфотографировал записи на телефон на тот случай, если ему понадобится снова посмотреть их. Или показать Мерси.

Просто из любопытства Трумэн открыл бухгалтерскую книгу за текущий год. Почерк Дэвида был ужасен. Тесная мешанина из прописных и печатных букв.

История создавалась у него на глазах.

Он поблагодарил Дэвида и ушел, испытывая легкое головокружение. Следующий шаг – просмотреть все взятые из библиотеки микрофиши. Трумэн вспомнил предложение Мерси помочь.

Младенец. Умерший в первый же день жизни.

Смогу ли я сидеть рядом с Мерси и держать рот на замке?

* * *

«Поболтаем?»

Сообщение от Роуз пришло как раз в тот момент, когда Мерси покидала свой кабинет. Она быстрым шагом дошла до «Тахо», счистила свежий дюймовый слой снега и, уже выезжая с парковки, набрала номер сестры.

– Я позвала Ника на совместный ланч, как ты и предложила, – Роуз не потрудилась сказать «привет». – Он ответил, что не может.

От боли в голосе сестры на сердце у Мерси тоже стало больно.

– Он объяснил почему?

Она ехала медленно: дорогу не расчищали уже несколько часов и снег успел превратить ее почти в каток. Солнце село. Хорошо, что мало машин. Ей нужно успеть в библиотеку Иглс-Нест на встречу с Трумэном.

– Сказал, из-за погоды.

– Что ж, логично. Наверняка кто-то из его работников не может добраться до лесопилки, и в результате на него свалилось больше дел. Еще ему пришлось бы беспокоиться, как ты доедешь.

– Ник не говорил ни о том, ни о другом.

– И что же он сказал?

– Ничего, кроме «плохая идея из-за снега».

В памяти Мерси всплыло тоскливое выражение лица Ника, наблюдающего, как Роуз дотрагивается до колыбели.

Я не ошиблась. Он испытывает к ней чувства.

– Ты же знаешь: он немногословен. С точки зрения Ника, он сказал достаточно.

– Как думаешь, дело в шрамах на моем лице? – прошептала Роуз.

Мерси почувствовала, что ее сердце разрывается.

– Нет, милая. Думаю, причина совсем не в этом. К тому же шрамов почти не видно. Они все незаметнее с каждой неделей.

Это правда.

Ее охватил гнев. Гнев на убийцу, державшего сестру в заложниках и покалечившего ее как физически, так и эмоционально.

Надеюсь, он горит в аду.

– Я чувствую их. Они глубокие.

– Может, кончикам твоих пальцев так и кажется, но на глаз они не слишком заметны. Роуз, я не вру, только чтобы тебе стало легче. Так и есть.

Сестра шумно вздохнула:

– Может, я ошиблась насчет его намерений… Надо просто радоваться колыбели и сосредоточиться на будущем ребенке.

– Собираешься на УЗИ? – спросила Мерси.

– Отменили из-за погоды.

– Печально. Ты уже решила, определять пол ребенка или нет?

– Каждый день решаю – и передумываю.

Мерси очень хотелось узнать пол, но не хотелось давить на сестру.

– Или розовое, или голубое.

– Вот-вот, – голос Роуз стал мечтательным: – я все время мысленно наряжаю ребенка: то в балетные пачки и ленточки, то в сапожки с щенячьими мордочками.

– Девочки могут носить и то и другое, – заметила Мерси.

– Верно.

– Не волнуйся насчет Ника. Он не проявит инициативу, пока не наберется решительности. И в этом мы ему поможем.

– Ты говоришь так, будто все уже предрешено, – пробормотала Роуз. – Вообще-то я не ищу отчаянно мужа. Я не чокнутая сталкерша[13]13
  Сталкер – человек, навязчиво преследующий другого человека.


[Закрыть].

– Знаю, но перспективу отношений с Ником стоит рассмотреть.

– Я тоже так думаю, – призналась сестра. – Никогда не прощу себе, если упущу такую возможность, не попытавшись узнать его поближе… – Она вздохнула. – Есть новости о Морриган или ее матери? Маленькая девочка среди такого снегопада…

– Уверена, Саломея позаботилась, чтобы ее дочь была в безопасности.

Мерси вспомнила собственническое выражение на лице Саломеи в ту ночь, когда она забирала дочь из временной семьи. Эта женщина твердо намерена защищать своего ребенка.

Роуз понизила голос:

– Но они могут стать следующей целью убийцы, да?

– Не знаю, – честно ответила Мерси. – Мы еще не нашли связи между убийствами. Очевидно, Саломея что-то знает. Она очень боялась за дочь.

– Боялась настолько, что сбежала от полиции, – подхватила Роуз. – Почему она не доверяет ни полиции, ни ФБР?

– Хороший вопрос.

– То, что она забрала дочь и сбежала, выставило ее не в лучшем свете. Как думаешь, она могла быть убийцей?

– Мы понятия не имеем.

В душе Мерси верила, что Саломея – всего лишь жертва. Но ей и раньше случалось ошибаться.

Мерси закончила разговор, пообещав проведать сестру завтра. Через полчаса она припарковалась под тусклым фонарем возле библиотеки Иглс-Нест, за «Тахо» Трумэна. Вокруг было тихо и безлюдно. Если не считать их автомобилей, только несколько машин стояли у закусочной. Ее неоновая вывеска окрасила снег на крыше в ярко-красный цвет. Недавно по главной улице проехал снегоуборщик, оставив по обеим сторонам дороги снежные груды. Впрочем, легкая снежная пыль продолжала сыпаться. Ровно настолько, чтобы мир оставался чисто-белым.

Килпатрик выскользнула из машины и остановилась посреди улицы, наслаждаясь тишиной и покоем. Подсвечиваемые фонарем крошечные ледяные хлопья мягко барабанили по ее куртке. Мерси подняла лицо навстречу слабому порыву ветра, и ледяные осколки защекотали ресницы.

– Холодно? – раздался голос Трумэна.

Мерси услышала хруст его сапог по снегу за пару секунд до того, как он заговорил. Она знала, что это он, и даже не вздрогнула. Мерси не нужно видеть Дейли, чтобы чувствовать: он рядом. Когда она повернулась, в груди потеплело; Трумэн был ее надежной опорой. Он тверд, когда она взбалмошна. Прямодушен, когда она ходит вокруг да около. И по какой-то безумной причине он желает ее. Они пожирали друг друга глазами, стоя напротив в десяти футах посреди снежного тумана.

– Боже, как ты прекрасна…

У нее перехватило дыхание от желания в его голосе.

– Снежинки в твоих темных волосах сверкают, как бриллианты… – Он рассмеялся. – Ох, я несу чушь как полный идиот.

– Именно. Не часто слышишь, чтобы шеф полиции становился таким слащавым и поэтичным.

– Хочешь, чтобы я продолжал в том же духе?

Мерси призадумалась.

– Нет, цветистые речи меня не впечатляют. Мне нужно увидеть преданность своими глазами.

Прямо сейчас она видела перед собой, посреди мирно падающего снега, голодного мужчину. Голодного до нее, Мерси. Жар и обожание в его взгляде говорили о его чувствах лучше любых слов.

– Ты же знаешь, что я люблю тебя, да? – Трумэн по-прежнему не трогался с места.

– Да.

Мерси действительно знала. Ему незачем часто говорить это вслух: его поступки, его явное обожание ежедневно говорили сами за себя. Мерси разрушила снежно-сказочные чары, подойдя к Трумэну. Нашла его губы и впилась в них долгим жадным поцелуем.

– Я тоже люблю тебя, – прошептала она, уткнувшись ему в губы.

– Это понятно, – пробормотал Трумэн, целуя ее в ответ и крепко прижимая к себе.

Словно сцена из фильма: снегопад, влюбленные, тишина. Мерси очень хотелось отправиться с Трумэном домой и заснуть в его объятиях, а не смотреть микрофиши.

– Можно разобраться с микрофишами завтра, – шепнул Трумэн ей на ухо; по его телу пробежала дрожь возбуждения. – Вряд ли двенадцать часов что-то изменят.

– Едем к тебе, – велела Мерси. Дом Дейли ближе.

Трумэн подарил ей еще один поцелуй.

– Увидимся через пять минут.