Текст книги "Кровные враги"

Автор книги: Кэндис Робб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Старуха посмотрела на мальчика.

– Магде хотелось бы оставить Джаспера у себя. Но ему нужна защита, чтобы кто-то был рядом все время. Магда живет одна. Разве она может его оставить?

– Если он поедет со мной, я должна знать все, что вам о нем известно, – сказала Люси.

Магда закивала.

– Ты вправе спросить об этом. Итак. Что известно Магде? Отец его был плотник, что святой Иосиф. Умер, когда Джасперу исполнилось шесть. Мать жила вышиванием. Гильдия торговцев тканями наняла ее, чтобы она приукрасила их костюмы для карнавального шествия и вышила новое знамя гильдии. Уиллу Краунсу поручили принять у нее работу. Слово за слово, в общем, он решил жениться на ней. В доказательство своих добрых намерений Уилл собирался поспособствовать Джасперу вступить в гильдию. Первым шагом была работа, которая досталась мальчишке, – смазывать колеса актерского фургона.

– Это было в тот день, когда его мать слегла? – спросила Люси.

Магда подтвердила.

– Кристин де Мелтон носила под сердцем ребенка Уилла, но боги забрали себе младенца прямо из ее утробы. Часто так случается, что мать при этом заболевает. – Магда пожала плечами. – Рассказывать особо нечего. Ты сама знаешь, что мальчик случайно увидел, как убили Краунса, и начал скрываться. Несколько раз он чуть не погиб, но уцелел. Обращался к Магде за помощью. Эту руку он ломает во второй раз. Бедный паренек. Магда мало что может сделать для его защиты.

Люси посмотрела на спящего мальчика.

– Сколько ему сейчас?

– Почти девять.

– От кого он скрывается?

Магда покачала головой.

– Мальчик думает, что защитит Магду, ничего не рассказав. Можешь себе представить? – Она засмеялась лающим смехом.

– Вы думаете, за ним охотится один и тот же человек?

Старуха ответила не сразу:

– Магда думает, что сейчас Джаспер впервые увидел лицо своего преследователя. Что-то изменилось. Может, его преследователь впал в отчаяние. Это плохо.

– Нам сейчас его забрать? – спросила Люси.

Магда кивнула.

– Так будет лучше всего.

Магда и Люси разбудили мальчика и объяснили, куда он сейчас поедет, но он, видимо, ничего не понял. Джаспер тихонечко стонал, когда его заворачивали в одеяла, и вцепился в Люси, стоило Данстану приподнять его.

– Я сама отнесу его в лодку, – сказала Люси. – Тут всего два шага пройти.

Люси и Тилди, сидя в лодке, держали мальчика на коленях, а брат Данстан был на веслах, пока они преодолевали короткое расстояние до берега. Дул нещадный ветер, и Люси обнимала ребенка, стараясь защитить его от холода. Несмотря на протесты мальчика, брат Данстан отнес его вверх по скользкому склону, а там их уже ждал один из братьев Тилди с повозкой, которую одолжила Бесс.

Городские ворота уже были закрыты на ночь, но путники заранее договорились со стражником на заставе Бутам, что он пропустит их обратно. Джаспер все время стонал и дрожал, поэтому Люси показалось, что прошла целая вечность, прежде чем стражник вышел в ответ на их стук. Когда они добрались до аптеки, было совсем поздно.

– Вас устроить на ночь? – спросила Люси у монаха.

– Благослови тебя Господь, не стоит, мой монастырь совсем рядом, – ответил он.

– Зачем вы взялись нам помогать? – спросила Люси. – Вы знаете мальчика?

Данстан покачал головой.

– Нет. Я делаю это вместо платы за труд миссис Дигби.

Люси нахмурилась.

– За ее труд… Вы имеете в виду молодую женщину, что лежала за занавеской?

Монах закивал.

– Так это вашего ребенка она носила?

– Всевышний, смилуйся над грешником, – взмолился Данстан, ударив себя в грудь. – Мне пора. Да будет благословен этот дом. – Он ушел через черный ход.

Люси невольно улыбнулась, подумав, какую необычную плату назначила монаху Магда Дигби. Ей понравилась логика Женщины с Реки.

9
Лекари и музыканты

Оуэн только что спустился вниз погреться у очага, все еще не отойдя от сна, когда в зал ворвались Алфред и Колин, ведя за собой какого-то субъекта в дорожной пыли. «Проклятье, – подумал Оуэн, – кого мне меньше всего хотелось бы видеть в это утро, так это Пола Скорби». Всю ночь Анна металась в лихорадке, и ученику аптекаря пришлось немало потрудиться, чтобы сбить жар. Сесилия выпила слишком много настоя валерианы, чтобы подняться с постели. Сейчас она была с дочерью, заглянула к ней ранним утром, как только закончилось действие целебного корня. Всем им только и не хватало, чтобы именно сейчас явился Пол Скорби.

– Капитан Арчер, этот парень утверждает, что привез весточку от вашей жены, – сообщил Алфред и грубо стянул с головы пленника капюшон.

– Джон! – воскликнул Оуэн.

– Ага, капитан Арчер. Это всего лишь я, а никакой не разбойник.

– Вы его знаете? – удивился Алфред.

Оуэн грохнул чашкой о стол.

– И где архиепископ отыскал вас, ребята? Вы что, хватаете каждого, кто подходит к воротам?

– Слишком рано для визитов честных путников, – заскулил Колин, отчего Оуэн пришел в еще большую ярость.

– Слишком рано, говоришь? – сердито повторил он. – А что, разве есть какой-то приказ, запрещающий подходить к дому в определенные часы?

Колин дернул плечом.

– Я скакал во весь опор, капитан, – пояснил Джон.

Действительно, вид у него был неважный: мокрая одежда, заляпанная грязью, красный нос, налитые кровью глаза.

– Надеюсь, ты не ехал ночью?

– Не-а, я не настолько хорошо знаю местность. На ночь я устроился в пустой лачуге.

– Разве миссис Уилтон не дала тебе пару монет на гостиницу?

– Ну да, капитан, дала, конечно, но я люблю держаться подальше от странников.

Оуэн плохо знал этого конюха, но ему было известно, что Джон не любит вдаваться в объяснения, поэтому Арчер принял этот странный ответ без дальнейших вопросов.

– Молодец. Когда передашь, зачем приехал, эти двое громил отведут тебя на кухню и ты будешь хорошо вознагражден.

Джон отдал Оуэну седельный мешок и письмо.

– Мешок принадлежал мастеру Ридли, да покоится он с миром. Миссис Уилтон сказала, чтобы вы сначала прочли письмо.

– Она здорова?

– Ну да, капитан. И в лавке все хорошо. Это дело не имеет отношения к аптеке.

– Хорошо. Я посмотрю, что ты привез. А теперь ступай с ними на кухню. – Оуэн, довольный тем, что охранники вежливо пригласили Джона следовать за ними, тут же взялся за письмо.

То, что он прочитал, ему не понравилось. Мышьяк в лекарстве. Он вспомнил, как туманно Сесилия Ридли ответила на вопрос, какое снадобье принимал ее муж. Нет, Оуэну все это определенно не нравилось. Неужели он до сих пор ошибался насчет Сесилии? Или среди домочадцев кто-то еще ненавидел хозяина?

Святые небеса, как он мог взяться за это дело? «Миссис Ридли, почему вы травили своего мужа?» Здесь бы действовать Йоханнесу, вот кто был бы на месте.

Оуэн продолжал читать письмо, из которого узнал, что Джаспер исчез, оставив на стройке лишь плащ. Будь проклят этот Торсби. Оуэн ведь предупреждал его, что мальчику грозит опасность.

– Что не так? – спросила Сесилия.

Оуэн даже вздрогнул от неожиданности. Он не слышал ни как она спустилась в зал, ни как подошла к нему. На голове у нее был повязан платок, стягивающий волосы, рукава поддернуты до локтей.

– Как ваша дочь сегодня? – осведомился Оуэн.

– Поспокойнее. Она выпила чуть-чуть вина пополам с водой, и я спустилась узнать, что может приготовить для нее Ангарад, наша кухарка. – Сесилия присела рядом с Оуэном. – Я слышала голоса.

Оуэн кивнул.

– Приехал посыльный из Йорка, привез остальные вещи вашего мужа – скорее всего, тот самый мешок, который, как вы говорили, пропал. Мы взглянем на него позже, сначала займемся Анной.

– Остальные вещи? – нервно переспросила вдова.

– Не о чем беспокоиться, – солгал Оуэн.

– Посыльный прошел на кухню?

– Да. Быть может, мне пойти туда и переговорить с кухаркой насчет бульона для Анны, а вы тем временем выпьете горячего вина?

Сесилия с беспокойством бросила взгляд на заднюю дверь, затем, вздохнув, согласилась:

– Да, мне не помешает глоток чего-нибудь теплого.

Оуэн ушел, унося с собой письмо, но оставил мешок. Когда он вернулся немного погодя вместе со служанкой Сарой, которая несла миску с бульоном, то увидел, что щеки Сесилии пылают. И мешок лежал не так, как он его оставил. Значит, вдова его осматривала. Это не обязательно означало, что она боялась найти там обличающую улику, но и не исключало такой возможности. Оуэну не нравились сложности, которые начались у него с этим семейством.

Утром Джасперу стало намного лучше. Он понял все, что сказала ему Люси, и даже выпил немного бульона. Люси и Тилди постелили ему в крошечной каморке для прислуги, за кухней, где спала Тилди. Там проходила труба от кухонного очага, так что мальчик мог греться и в то же время не попадаться на глаза посетителям. Мелисенди покружила по разложенному тюфяку, понюхала, подумала, а потом вскочила на грудь мальчику и уставилась ему в лицо. Когда Джаспер протянул руку и нежно погладил ее между ушей, ей это понравилось, она повернулась вокруг себя три раза и, устроившись на животе мальчика, замурлыкала. Джаспер погрузился в здоровый сон.

Люси и Тилди как раз собрались перекусить хлебом с сыром, когда звякнул дверной колокольчик.

– Боже милостивый, что еще? – пробормотала Люси, подходя к двери.

За порогом стоял моложавый человек в цветастом костюме городского музыканта.

– Амброз Коутс, – произнес он с поклоном. – А вы миссис Уилтон?

– Да. – Люси отступила в сторону, давая ему пройти, и заметила у него в руках сверток.

Она зажгла лампу, висевшую у прилавка, и внимательно рассмотрела посетителя. Большие зеленые глаза на худом, даже костлявом лице. Пришедший не выглядел нездоровым, зато явно был встревожен или испуган.

– Чем могу помочь, мастер Коутс? Сейчас довольно ранний час…

– Простите, но я не мог больше ждать. Один мой друг посоветовал прийти с моей бедой к вам.

Амброз Коутс робко улыбнулся и стянул с головы фетровую шапку. На глаза ему тут же упали темно-русые локоны, и он отбросил их назад рукой в перчатке.

– Какая же у вас беда?

Амброз положил сверток на прилавок.

– Вот она… Прошу прощения, что принес в вашу лавку такую мерзость, но другого выхода я не нашел. Насколько я знаю, капитан Арчер помогает архиепископу в поисках убийц обоих торговцев. Я… наверное, мне лучше сразу…

Он развернул тряпицу.

Люси перекрестилась, прошептав молитву.

– Рука Гилберта Ридли?

– Боюсь, что так, миссис Уилтон. Она лежала у моего крыльца вчера вечером. Я подумал, что ее могла отрыть где-то соседская свинья, а потом бросить.

– Она так и лежала, не завернутая?

– Да.

Люси заметила, что, отвечая на этот вопрос, он слегка изменился в лице. Амброз Коутс лгал. Зачем?

– Почему вы не отнесли ее городскому судебному приставу?

Амброз уставился на свои ботинки.

– Я… я бы хотел, чтобы об этом никто не знал. Я работаю на город. Приходится думать о своей репутации. Скандалы мне ни к чему. – Он удрученно пожал плечами.

– Почему вы предположили, что это рука Гилберта Ридли? Между прочим, держать свиней в черте города запрещено из-за их привычки раскапывать могилы. Это может быть чья угодно рука, которую животное отгрызло от трупа.

Амброз поморщился.

– Взгляните на запястье. Ее отрубили мечом, разве не ясно? – Он переминался с ноги на ногу и говорил теперь слегка задыхаясь.

– Мастер Коутс, вам нехорошо?

– О господи, – он провел рукой в перчатке по лбу, – я в порядке, просто мне нелегко об этом говорить.

– Это может быть рука вора, которую отрубили и закопали за городскими воротами.

Амброз покачал головой.

– Слишком далеко. Разве могла свинья тащить ее до моего дома?

– Вы как-то чересчур уверены, что это находка свиньи.

– Возможно, я ошибаюсь.

– Вы знали Уилла Краунса или Гилберта Ридли?

– С мастером Ридли мы только здоровались. Уилла я знал лучше. Познакомились на праздничных представлениях. Вместе репетировали. Да, я знал Уилла. Талантливый человек, к тому же очень добродушный.

– Возможно ли, чтобы кто-то подбросил сверток вам на крыльцо как предупреждение?

Зеленые глаза встревоженно округлились.

– Какое еще предупреждение? Да, я знал Уилла, но с какой стати меня связывать с мастером Ридли?

Люси поняла по его ответу, что он уже обдумывал такую возможность. И снова ей показалось, что если он не врет, то, по крайней мере, что-то скрывает. Тут ее осенило.

– Вы живете один?

– Я… Да. Один. – Амброз слишком энергично закивал, словно убеждая самого себя.

– Прошу вас, мастер Коутс, – с растущим раздражением произнесла Люси. – Если вы не собирались быть откровенным со мной, то зачем было тащить это сюда?

– А что еще я мог сделать?

– Вновь закопать руку. Не думали?

– А свинья?

– Какое вам дело до того, что случится с этой рукой, мастер Коутс?

– Я думал, что помогу капитану Арчеру, если принесу руку сюда. Он должен знать, что она в городе. – Амброз затряс головой. – На самом деле я не знаю, что я думал. Мне просто хотелось скорее убрать ее от моего дома.

Что ж, вполне откровенно – да и кто его осудит за это? У Люси немного отлегло от сердца.

– Кто посоветовал вам принести ее сюда?

– Один друг.

– Я его знаю?

– Вы мастер аптекарь. Вас все знают.

– Это не ответ. Кто ваш друг?

Амброз уставился на шапку, зажатую в руке.

– Этого я не могу сказать, миссис Уилтон.

Люси вздохнула.

– Не нравится мне эта ваша полуправда, мастер Коутс. Невольно напрашивается вопрос: что же вы скрываете? Нет ли у вас весомой причины не обращаться к судебному приставу?

– Простите, что потревожил вас. Вы хотите, чтобы я унес ее?

– Разумеется нет. Но вы могли бы быть более откровенны. Не хотите больше ничего добавить?

Амброз покачал головой.

– Тогда позвольте мне убрать это из своей лавки и вернуться к завтраку. – Люси обошла вокруг прилавка и распахнула дверь.

– Да пребудет с вами Господь, миссис Уилтон. – Амброз Коутс прошмыгнул мимо нее и скрылся в утреннем тумане.

Люси завернула руку в тряпицу и отнесла в сарай, затем выскребла прилавок, вымыла руки и только потом вновь принялась за хлеб с сыром. Она решила поместить сверток в большой каменный сосуд и зарыть его на задворках сада до приезда Оуэна. По крайней мере их сад обнесен стеной. Никакой свинье здесь не отрыть находку, чтобы подкинуть очередному бедняге соседу.

Но так ли уж невиновен Амброз Коутс? Он явно что-то скрывал, хотя и приволок сюда эту руку. Убийца так не поступил бы. И если бы Амброз опасался, что может стать следующей жертвой, то разве стал бы скрытничать?

Люси в очередной раз пожалела, что Оуэна нет дома.

10
Плохие предзнаменования

День выдался холодный, серый, зато без дождя. Оуэн стрелял по самодельной мишени в поле позади особняка. Он не знал лучшего способа расслабиться, чем прогнать прочь все ненужные мысли, сосредоточившись на луке, стреле и мишени.

Все утро Арчер помогал Сесилии ухаживать за дочерью, они пустили Анне кровь, чтобы сбить жар. Когда молодая женщина заснула, Сесилия тоже отправилась немного отдохнуть. Джон уехал обратно в Йорк еще утром, увозя с собою письмо Оуэна к жене. Арчер писал, что скучает по ней, и благодарил за то, что она так быстро прислала Джона с новыми сведениями. Теперь, однако, он был вынужден задержаться дольше, но насколько, пока не знал. В письме он объяснил создавшуюся ситуацию с Полом и Анной Скорби.

Оуэн был рад возможности привести в порядок свои мысли, изложив их на бумаге, хотя он не мог написать обо всем, ведь письмо могло попасть не в те руки. Сейчас, присев возле дерева, чтобы отдохнуть, он даже засомневался, стоило ли ему вообще упоминать в письме имя Пола Скорби. Мысли об этом человеке не давали Оуэну покоя. В открытом бою от такого типа жди неприятностей: он поступает непредсказуемо, может вскипеть от какого-то пустяка, к которому еще накануне относился снисходительно. Оуэну во время короткой встречи со Скорби не удалось понять, что нужно этому человеку. Возможно, сейчас он следит за домом. И если так, то вполне вероятно, что Скорби мог подстеречь Джона и обыскать, прежде чем отпустить восвояси.

Именно такие мелочи заставляли Оуэна жалеть о том, что он согласился служить архиепископу. С другой стороны, если каждый раз, прежде чем делать какой-то шаг, дожидаться уверенности, что все предусмотрено, то можно вообще никогда не сдвинуться с места. И все же именно такие тонкости способны предотвратить катастрофу. Да, жизнь воина была гораздо проще. Кто-то нападает, ты в него стреляешь – только и всего.

Оуэн выбросил все из головы и взялся за второй колчан со стрелами. Сегодня вечером, если Анна Скорби по-прежнему будет спокойно отдыхать, а не метаться в жару, стоит упомянуть в разговоре с Сесилией о ядовитом «лекарстве». А для этого разговора нужна ясная голова.

Отец Катберт сидел в комнате Анны, вознося молитвы, Алфред и Колин несли караул возле домика привратника. Оуэн и Сесилия обедали вдвоем. На Сесилии был остроконечный головной убор, задрапированный прозрачной черной вуалью; она мягкими складками спускалась на волосы, уложенные кольцами над ушами. На этот раз Сесилия не надела платка, скрывавшего точеную белую шею. Оуэна удивило, как Ридли мог оставлять свою жену одну почти все время, что они были женаты. Одевалась она просто, но этот стиль ей шел. Очень даже шел.

Оуэн велел себе отбросить подобные мысли и сосредоточиться на деле, которое не требовало от него добиваться симпатии со стороны Сесилии Ридли. Он позволил себе до конца трапезы придерживаться исключительно приятных тем.

Когда со стола убрали, Оуэн выложил на него седельный мешок Ридли.

– Как я вам говорил, миссис Ридли, это нашли под мостом через Фосс. Мы думаем, он принадлежал Ридли. Пожалуйста, посмотрите его содержимое и скажите, так ли это. И если мы не ошиблись, то вы, наверное, сумеете определить, все ли вещи на месте или чего-то не хватает.

Оуэн придвинул к Сесилии мешок.

Она осторожно до него дотронулась, словно боясь развязать тесемки.

Неужели вчера она только передвинула его и не заглянула внутрь? Боялась найти там что-то пугающее? Или опасалась выдать себя?

– Я уже заглядывал внутрь, – успокоил ее Оуэн. – Руки там нет, если вас это пугает.

– Кожа сырая, – натянуто произнесла она, не отрывая взгляда от мешка.

– Так и должно быть.

Сесилия развязала тесемки. Сначала вынула туфли, и глаза ее тут же наполнились слезами.

– Да, это туфли Гилберта. – Она заморгала, прижав их к себе.

Оуэна даже передернуло при мысли, что бы он чувствовал, если бы это были туфли Люси, а сама она лежала мертвой в часовне. Самые обычные вещи, такие как шаль, щетка для волос, напоминали бы ему о ней.

– Не торопитесь, – мягко произнес Оуэн. – Постарайтесь вспомнить, что обычно носил Гилберт в этом мешке.

Сесилия поставила туфли на стол.

– Право, не знаю, смогу ли помочь. Гилберт всегда сам складывал вещи в дорогу.

– А денег он с собой повез много? Было ли у него еще какое-нибудь дело, помимо того, с каким он ехал к архиепископу?

Сесилия покачала головой.

– Думаю, нет. Он… Он почти все дела передал нашему сыну Мэтью. В последний раз, мне кажется, он ездил только для того, чтобы сделать пожертвование на собор.

– Почему же он передал все дела Мэтью? – Объяснения самого Ридли не устроили Оуэна.

Сесилия теребила шнурок от пустого кошелька.

– Вы хотите знать, какую причину назвал мне Гилберт или что я сама об этом думаю? – Теперь она взглянула Оуэну в лицо.

Помня, какое неудовлетворительное объяснение привел Ридли, Оуэн ответил:

– Мне бы хотелось знать, что думаете вы.

– В последнее время Гилберт слишком часто критиковал Джона Голдбеттера. Ему казалось, тот чересчур заискивает перед королем. А наш Мэтью обожествляет короля и принца Эдуарда. Он поведет дело гораздо более гибко.

– Вы обсуждали это с мужем?

Сесилия покачала головой.

– Уилл рассказал, – тихо ответила она и, отложив в сторону кошелек, потянулась за другой вещью.

Один за другим Сесилия перебрала все кисеты, каждый развязала, заглянула внутрь, снова завязала, переложила в общую кучу. Руки ее подрагивали. Проверив все вещицы, она сцепила руки перед собой на столе.

– Интересно, – заговорил Оуэн, беря в руки ложку, – камень в ней ценный?

Сесилия едва бросила на нее взгляд.

– Не очень. Гилберту, правда, она понравилась. Он велел лондонскому ювелиру вставить камень в черенок. Это было перед тем, как его пригласили на ужин к принцу Эдуарду.

Оуэн кивнул.

– Вы просмотрели все вещи. Что-нибудь пропало? Может быть, какая-нибудь вещь, которую Гилберт все время возил при себе, но теперь ее нет ни в первом, ни в этом мешке?

Сесилия покачала головой.

Оуэн подумал, что заслужил неудачу. Он ведь попытался обвести вдову вокруг пальца. И это не сработало. Теперь нужно было действовать прямо.

– Миссис Ридли, в этом мешке лежал еще один кисет, который изъяли. Он был наполовину заполнен порошком, с виду каким-то снадобьем.

Она настороженно на него взглянула.

– Снадобьем?

– Полагаю, тем самым, что ваш муж принимал во время обеда с архиепископом. Тем, которое, по его словам, приготовили для него вы.

Сесилия покачала головой.

– Я уже вам говорила, что перестала давать ему лекарство, когда убедилась, что оно не приносит пользы. Гилберту становилось от него только хуже.

– А из чего это лекарство? Вы говорили, оно должно было помочь ему снять бессонницу?

– Да. И успокоить пищеварение. Мята, анис, лист малины, немного окопника, несколько видов сушеной коры, собранной еще моей мамой давным-давно… Похоже на то, что вы нашли в котомке?

Если она лгала, то делала это очень по-умному, описывая нечто совершенно непохожее на изобличающий ее порошок.

– Нет, – ответил Оуэн. – То, что мы нашли, дают для загустения крови и просветления рассудка. При плохом пищеварении обычно пользуются другими лекарствами.

Сесилия покачала головой.

– Такого я для него не готовила.

– Куда он мог обратиться за подобным лекарством? – спросил Оуэн.

– Даже не знаю, что сказать. Но Гилберт чувствовал себя плохо и угасал прямо на глазах. Вполне вероятно, что ему захотелось испытать еще чье-то врачебное искусство. – Сесилия нахмурилась, глядя на мешок, потом вскинула глаза на Оуэна. – Вы сказали, что тот порошок изъяли. Почему? – Она долго изучала лицо Оуэна, потом внезапно поднялась с места, прижав правую руку к горлу. – Вы затеяли со мной игру? Чего вы добиваетесь?

– Состав лекарства был совершенно безобидный, за исключением одной составляющей. – Оуэн замолчал, следя за реакцией Сесилии. Она не смотрела ему в лицо. – Этой составляющей был мышьяк, – продолжил он.

– Мышьяк, – прошептала она, уставившись на руки. – О господи.

– Мышьяк в очень небольшом количестве. Ваш муж умирал медленно. Он испытывал не острую, а постоянную тупую боль.

– Гилберт, – прошептала Сесилия.

– Я должен задать вам один вопрос. Это вы приготовили то снадобье для своего мужа, которое я описал?

Наконец она подняла глаза на Оуэна и долго, не мигая, смотрела на него.

– Капитан Арчер, я вам сказала, что прекратила готовить свою мятную смесь, когда не увидела улучшений. – Она перевела дыхание. – Я не понимаю. Вы сказали, что Гилберт умер оттого, что ему перерезали горло. Точно такой смертью умер Уилл. Вы что, солгали? Зачем кому-то еще и травить его?

– Ваш муж умер именно так, как я рассказал. Не думаю, что тот, кто перерезал ему горло, в то же время подсыпал ему яд. Это было бы бессмысленно.

Сесилия Ридли продолжала молча смотреть на Оуэна.

Больше всего на свете ему сейчас хотелось скрыться от взгляда этих темных глаз, полных боли, но долг велел ему продолжать. Он понимал, что будет трудно вернуться к этому разговору позже.

– Значит, тот порошок, что ваш муж вез в мешке, не был похож на лекарство, которое вы для него готовили?

– Не понимаю, как может быть иначе, – тихо произнесла Сесилия, продолжая смотреть на него своими темными глазищами.

Ответ не успокоил Оуэна – слова вдовы все еще казались ему неубедительными, хотя он сам не понимал почему. Однако какое-то время ему удавалось смотреть на нее таким же прямым и твердым взглядом, при этом сожалея в душе, что он не очень хорошо разбирается в людях. «Неужели можно вот так смотреть на кого-то, как она, и при этом лгать?» – недоумевал он. Или лгуну легче удаются подобные трюки, чем человеку, застигнутому врасплох, ни в чем не виновному, но над которым нависло ужасное подозрение? Оуэн понятия не имел, почему архиепископ доверил ему это дело. Он слишком плохо знал людей.

Сесилия поднялась.

– Я должна распорядиться, чтобы Анне принесли поесть.

– Прошу прощения, что пришлось расспрашивать вас, – сказал Оуэн. – Я никак не мог придумать, как помягче задать свои вопросы, а вообще отказаться от них не мог по долгу службы.

– Понимаю, – без всяких эмоций произнесла Сесилия. – Я ни на секунду не забывала, зачем вы здесь. – Она оставила гостя.

Спина и ноги Оуэна ныли так, словно он за весь обед не шелохнулся. Он вытянул ноги и подлил себе вина. В том, что касалось снадобья, он не поверил Сесилии. Почему? Ведь он не сомневался, что она не играла, когда плакала, держа в руках туфли убитого мужа. Но было что-то еще, что никак не давало ему покоя. Когда он впервые оказался в Риддлторпе, то сразу почувствовал, что эта женщина очень несчастна. Ему не показалось, что она из тех, кто легко скрывает свои чувства. Зато теперь она вела себя очень тонко. Отвечала осторожно. В нужный момент роняла слезу. Пускала в ход все свои чары – и таинственный взгляд, и шелковистые волосы, – чтобы отвлечь его внимание. Но, черт возьми, от чего отвлечь?

Он взял в руки чашку, осушил ее и хотел было грохнуть об пол, но вовремя остановился. Из-за этого дела он превратился в сжатую пружину. Ему хотелось действовать. Он с удовольствием сейчас врезал бы хорошенько кому-то.

Но только не Сесилии. Он не мог представить, как мог бы причинить ей боль.

И она знала об этом. Она ведь именно этого и добивалась.

Бесс пригласила Люси прийти к ней поужинать в конце дня, когда закроет лавку. Тилди с энтузиазмом поддержала идею.

– Обязательно пойдите, миссис Люси. Миссис Мерчет всегда удается вас подбодрить.

Люси переживала по поводу неприятного разговора с Амброзом Коутсом, который трудно было забыть, после того как пришлось закапывать в саду страшную находку. И теперь она очень нуждалась в здравомыслии Бесс, поэтому с радостью отправилась в таверну.

Все трое, Бесс, Том и Люси, расположились на кухне перед огнем и молча ели, наслаждаясь приятной тишиной. Потом, за чашкой эля, сваренного Томом, Люси рассказала друзьям о странном визите.

– Святая Мария, – произнесла Бесс, – надо же подбросить тебе такое.

– Меня другое беспокоит, – сказала Люси. – Мне кажется, Коутс лжет, только я не пойму в чем. Что вы о нем знаете?

Бесс пожала плечами.

– Талантливый музыкант, безобидный человек. Если заходит в таверну, то никогда не напивается, никогда не шумит. – Бесс взглянула на мужа. – Вот вроде бы и все, да?

Том призадумался.

– Могу добавить, что человек он скрытный. Однако, заметь, вполне дружелюбный. Умеет слушать. Люди говорят, он щедр и благороден. Просто не любит распространяться о своих делах.

– Кто его друзья? – спросила Люси.

– В том-то все и дело, я понятия не имею, с кем он дружит, – ответил Том. – Наверное, с такими же музыкантами. Вроде бы он с ними в хороших отношениях, но не поручусь, что они рассказали бы о нем больше, чем я.

– Если уж мы заговорили о скрытных молчунах, могу сказать, что наш конюх Джон в последнее время вдруг начал проявлять интерес к женскому полу, – вставила Бесс.

Том и Люси удивленно переглянулись.

– А при чем здесь Коутс? – спросил Том.

– Речь теперь не о нем, а о Джоне и Тилди.

– Тилди? – встрепенулась Люси.

– А ты до сих пор не замечала? Стоит девушке увидеть Джона, как она сразу вспыхивает, а он и рад раздувать пламя. Коварный тип. А сам тем временем спит с какой-то многоопытной особой.

Том чуть не подавился.

– А ты откуда знаешь? Ты что, следишь за парнем?

Бесс закатила глаза.

– Очень мне нужно следить за ним. Просто от него стало пахнуть духами, и наряжается он так, что сразу видно: какой-то женщине удалось вскружить ему голову. Небось все время твердит ему, какой он отличный мужчина.

Люси поднялась из-за стола.

– Бедная Тилди.

Бесс закивала.

– Я потому и решила заговорить об этом. У тебя хлопот будет полон рот, когда он разобьет ей сердце.

Уходя от друзей, Люси решила поговорить с Тилди. Но, войдя на кухню, она увидела, что Джон и Тилди потягивают эль, сидя за столом. Лежанку Джаспера подвинули к самому огню. Мальчик пил бульон и сонно слушал разговоры взрослых.

– Это был великолепный конь, – услышала Люси слова Джона, – и меня предупредили, что он позволяет до себя дотрагиваться только сэру Томасу. Но со мной скакун был кроток, как ягненок. – Тут Джон почувствовал сквозняк из открытой двери и сразу обернулся. Узнав Люси, он склонил голову. – Да благословит вас Господь, миссис Уилтон.

Люси кивнула в ответ.

– Кажется, вы с Тилди приободрили Джаспера. Спасибо.

Джон кивнул, не сводя с нее немигающих глаз, отчего ей стало немного не по себе. Парень явно изменился с тех пор, как они вместе с Люси совершали путешествие летом.

Тилди взяла у Люси накидку и повесила на колышек, вбитый в стену.

– Джаспер действительно сегодня выглядит намного лучше, ведь правда? – Щеки у нее раскраснелись, так что она казалась почти хорошенькой.

Люси не стала приписывать это тому, что Джаспер пошел на поправку. Бесс, должно быть, права. Люси сама убедилась, как жадно Тилди ловит каждое слово Джона. Милостивая Мадонна, до сих пор Люси не сознавала, что Тилди отдала свое сердце конюху.

А ведь девушка почти ничего о нем не знала. Джон никогда о себе не рассказывал. Даже любопытная Бесс не сумела ничего у него разузнать о той жизни, которую он вел до того, как однажды объявился на конюшне, в лихорадке и с раздробленной рукой. Три пальца на правой руке пришлось ампутировать, оставив большой и мизинец. Но благодаря заботам Бесс Джон быстро выздоровел и проявил себя как трудолюбивый, честный и находчивый молодой человек. Прошло четыре года, но ни Бесс, ни Том так и не узнали, каким образом Джон покалечил себе руку и вообще откуда он взялся. Люси пожалела, что Тилди не выбрала кого-нибудь более надежного.

Оуэн проснулся рано и тихонько прокрался мимо двери Анны, радуясь, что она спит. Внизу только что развели огонь, и воздух еще не согрелся. Оуэн вышел из дома на обжигающий ветер, предвещавший снегопад, и тут же поспешил назад, чтобы согреться.

Кухня, с большим очагом и двумя пекарскими печами, располагалась в каменной пристройке. Ангарад, краснощекая кухарка, закатав рукава на сильных руках, обвязывала веревкой олений окорок, готовя его к копчению, а сама тем временем говорила что-то молодой женщине, примостившейся у огня. Рядом лежал мокрый, забрызганный дорожной грязью плащ, и ботинки гостьи, как заметил Оуэн, тоже были заляпаны грязью. Казалось, незнакомку полностью поглотил рассказ кухарки. Оуэн, остановившись в дверях, прислушался. Оказалось, кухарка рассказывала какую-то сказку из его детства, и в ее мягком акценте Оуэн узнал говорок родных краев.