Текст книги "Лондон бульвар"

Автор книги: Кен Бруен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

~~~

ПРИЕХАВШАЯ БРИОНИ ВЫГЛЯДЕЛА как сияющая бомжиха. Она была одета в нечто, напоминавшее дизайнерский мешок для мусора. Крепко меня обняла, говорит:

– Тебе нравится мое платье?

– Кхм…

– Я его украла из магазина Вивьен Вествуд.

Я не успел ответить, она спрашивает:

– Митч, тебе нужен «глок»?

– Я только что отказался от «револьвера».

Она с расстроенным видом проговорила:

– Девять миллиметров.

– Бри, господи, ты серьезно.

Она порылась в сумке, говорит:

– Сейчас покажу.

– Ради всего святого, не вытаскивай пистолет в этой толпе… Я возьму его позже, о'кей?

– О'кей, Митч.

Нортон заорал:

– Бри, что будешь пить?

– «Харви Волбенджер». [8]8
  «Харви Волбенджер» – коктейль из водки, ликера «Гальяно» и апельсинового сока.


[Закрыть]

В паб вошла женщина. Это была леди из «астон мартина». Я сказал Бри:

– Извини.

– Фрэнк опаздывает, но он не забудет, Митч.

Незабвенный Фрэнк. Я подошел к той женщине, говорю:

– Ещё раз здравствуйте.

Она чуть не подпрыгнула, потом успокоилась, говорит:

– Я вас не поблагодарила.

– Всегда рад помочь… Вы за мной сюда пришли?

– Что? О господи, нет… Я материал собираю.

Мое сердце упало.

– Вы журналист?

– Да, любое сборище бандитов юго-востока – это новость.

Она посмотрела в сторону бара. Группа угрюмых мужчин была погружена в разговор. От них веяло угрозой. Леди из «астон мартина» кивнула на них:

– Вон та мерзкая компания.

– Вы правы. Это полицейские.

Она со смехом сказала:

– Вы серьезно?

– Выпить хотите?

– Минеральной воды. Я Сара.

– Митч.

Я подумал: не подлить ли ей чего покрепче в минералку, расслабить ее маленько? Решил: пусть идет, как идет. Она сделала глоток, говорит:

– Кажется, эта вечеринка в честь бандита, который только что вышел из тюрьмы.

– Это я.

– О!

Я хлебнул пива, прибавил:

– Я не уголовник Обыкновенный безработный.

Она немного подумала, спрашивает:

– А чем еще вы зарабатываете на жизнь, кроме спасения женщин?

– Только скажите. Я все умею.

Она это взвесила и говорит:

– Мне нужно кое-что уточнить. С вами можно связаться по телефону?

Я продиктовал ей свой номер и спросил:

– Не боитесь рекомендовать бывшего зэка?

– Если вы получите эту работу, вам самому придется беспокоиться.

Я засмеялся, не отнесся к этому серьезно.

Первое из череды неверно принятых решений.

Сара отошла – наверное, проводить журналистское расследование. Чуть позже подошел Томми Логан, сунул мне пакет. Я сказал:

– Томми, я твой должник.

Бри меня облапила, говорит:

– Митч, я только что встретила божественного мальчика.

– Ну-ну.

Она держала за руку панка. Лет девятнадцати-двадцати. Выглядел он как больной Дэвид Бекхэм. Только с глупой ухмылкой образцового гангстера. Говорит мне:

– Йо, брателло.

Если ты не черный, то в самом деле не знаешь, как на это ответить.

Разве что вмазать в висок, но я был не в настроении.

Бри включилась:

– Митч, я сказала ему, что ты возьмешь его под крыло.

– Не думаю.

Она вроде искренне удивилась:

– Он тебе не нравится?

– Бри, я его не знаю, я не хочу его знать, и вообще отдохни.

Она исчезла в толпе. Я потусовался еще немного, потом понял, что с меня хватит. Увидев Нортона, сказал:

– Билли, я всё.

– Что… уже?

– Я привык рано ложиться.

– О да, конечно… слушай, насчет работы…

– Деньги под проценты?

– Это не то, что ты думаешь. Нужно просто выходить со мной пару раз в неделю.

– Билли…

– Нет, послушай… эта твоя квартирка, шмотки – мне ведь не нужно тебе напоминать, что бесплатных завтраков не бывает.

Столько всего в обмен на какие-то жалкие принципы. Я хотел квартиру, одежду. Жизнь. Спрашиваю:

– Когда?

– Пятница подойдет? Я подхвачу тебя где-нибудь в середине дня.

– В середине дня?

– Наши клиенты рано не просыпаются. Поэтому у этих тупых уродов никогда нет бабок.

Джек Николсон в «Словах нежности» [9]9
  «Слова нежности» (1983) – кинофильм режиссера Джеймса Брукса.


[Закрыть]сказал: «Ему почти удалось удрать».

Я почти дошел до дверей, когда Томми Логан меня окликнул:

– Там шум на заднем дворе.

– Наплевать.

– Это вряд ли, там твоя сестра.

Я сначала подумал: пусть сама разбирается. Потом сплюнул:

– Черт!

И пошел туда. Мимо составленных штабелями ящиков из-под пива, мимо пустых кегов, во двор. Панк стоял, прислонившись к стене, на щеке глубокая рана от уха до подбородка. А Бри ему в рожу «глок» сует. Я сказал:

– Бри… Бри, это я, Митч.

Она не двигается, говорит:

– Он хотел засунуть свою штуку мне в рот.

Я подошел ближе, сказал:

– Пистолет этот ты вроде мне подарила.

– Да.

– Ну вот, давай я его заберу, а?

Она тяжело взглянула на панка, потом кивнула:

– О'кей.

И отдала мне «глок». А панк был уже почти в отключке. Ноги подкосились, сполз по стене, из раны кровь течет. Я наклонился, обшмонал карманы. Бри спросила:

– Ты что, его грабишь?

Не то чтобы ее это волновало, просто любопытно. Я ответил:

– Ищу его заначку. Этот придурок на коксе сидит. Слышала, как он носом шмыгал?

– Ты что, хочешь нюхнуть?

Я нашел пакет, вскрыл. Высыпал кокс на рану, кровь остановилась.

Бри спрашивает:

– Что ты делаешь?

– Это анестетик.

– А ты откуда знаешь?

– Сидел с наркоманом.

Я встал, взял ее за руку и сказал:

– Пошли.

Когда вывел на улицу, она предложила:

– Хочешь, пойдем поклубимся?

Я подозвал такси, посадил ее, говорю:

– Я тебе завтра позвоню.

– Митч, ты не очень расстроился, что Фрэнк не пришел?

– Нет, не думай об этом.

Я шел к метро, у меня был героин, пушка и полкулька кокса. Господи Иисусе, чего еще желать от одного вечера в старом добром Лондоне?

Я опять в своей квартире, скинул ботинки, открыл пиво и рухнул на диван. Потом сел, насыпал дорожку из кокса и быстро нюхнул. И минуты не прошло, а я уже задвинулся.

Черт, чистейший.

Бри я сказал правду – я действительно сидел с наркоманом.

Он мне все рассказал про герыч, про улеты. Как взлететь с Земли до звезд.

И я решил разок попробовать, когда окажусь на свободе.

Каждую ночь сосед воскрешал в памяти свой первый улет. Как будто ты всю жизнь прожил в темноте, и вдруг бац – ослепительный свет. Ты громко смеешься. Нервы как бархат, кожа светится. И энергия бьет ключом, будто ты на батарейках.

Про ломку он тоже мне все рассказал. Я прикинул, что смогу с этим справиться.

Но только не сегодня вечером. Это будет неправильно. Я пошел в спальню и положил все хозяйство под свитера. «Глок» сунул под матрас. Под коксом, кайфую, мотаюсь как заведенный. Подошел к книжной полке, достал Джеймса Сэллиса.

Поэзия

Утрата

Наркотики

Идеально.

Как-то, когда первая половина моего срока прошла, меня зашел проведать капеллан. Я валялся на койке, читал. Мой сокамерник был на собрании Анонимных алкоголиков. Священник был хорошо воспитан, он спросил:

– Можно войти?

– Конечно.

Куда угодно. Он сел на койку напротив, посмотрел на мои книги. Там были:

философия

серьезная проза

триллеры

поэзия.

Говорит:

– Ваше чтение эклектично.

Мне послышалось «электрично», я ему сказал:

– Что угодно, лишь бы заряжало.

Он набожно, без теплоты, улыбнулся, сказал:

– Нет, эклектичноозначает, что ваше чтение хаотично, не систематизировано.

Мне это понравилось, я говорю:

– Мне так нравится.

Капеллан взял томик поэзии, говорит:

– Рильке. Сейчас это весьма необычно.

Я поднапрягся, припомнил строчку:

– Все ужасное – это нечто, нуждающееся в нашей любви.

Сработало. Его как молнией поразило. А я свое гну, спрашиваю:

– Вот мы, осужденные, как вы думаете, нуждаемся ли мы в любви?

Он стал совсем благостным, говорит:

– Большинство из тех, кто находится в этих стенах, вовсе не чудовища, они просто…

Но не смог найти подходящего слова. Я ему:

– Вот и видно, что вы с нами не хавали. Вчера парнишка получил ножом в лицо за свой крем-карамель.

– Как прискорбно.

– Это один из способов всё поставить на свои места.

Я сел, скрутил косяк, предложил капеллану.

– О нет, но все равно спасибо.

Он меня почти заинтересовал, я его спрашиваю:

– Вы за рулем?

– Прошу прощения?

– Машину водите? Хочу поговорить о двигателях.

– О нет, я езжу на велосипеде.

Ну разумеется.

Он сложил руки на коленях, изобразил лицом сочувствие, спрашивает:

– Вас что-то тревожит?

Я заржал, указал на мир за пределами тюремных стен:

– Угадайте с трех раз.

– Как я вас понимаю.

– Придержите свои эмоции, падре. Ваши разговоры могут привести к бунту.

Он поднялся – священный долг выполнен. Сказал:

– Вы очень интересный человек Можно, я еще навещу вас?

Я улегся на койку, говорю:

– Мои двери всегда для вас открыты.

Понятно, что больше я его не видел.

~~~

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО я слушаю «Кэпитол», [10]10
  Пластинка, выпущенная звукозаписывающей фирмой «Capitol Records».


[Закрыть]и тут звонит телефон. Я трубку поднял, говорю:

– Да.

– Митч? Это Сара.

– Привет. Ты написала репортаж?

– Нет. Но, кажется, я нашла тебе работу.

– Спасибо.

– Еще рано благодарить. Моя тетка живет в Холланд-парке. В громадном доме. И этому дому срочно нужен ремонт. Вся беда в том, что она тяжелая женщина и ни один работник в мире никогда к ней больше не придет. Поверь мне, у нее перебывала целая армия.

– А я-то чем лучше?

Длинная пауза.

– Ну, если мужчина красив, она простит ему что угодно.

– Вот как!

– Может, смотаешься и посмотришь? Платит она очень прилично.

– Конечно, почему нет.

– Ее усадьба называется «Вязы». Ты не заблудишься: в самом начале Холланд-парка, такая громадная подъездная аллея.

– Найду.

– Конечно, найдешь. Ты в театре что-нибудь понимаешь?

– Нет.

– Тогда вообще не заговаривай о Лилиан Палмер.

– Никогда о ней не слышал.

– Да и не важно. Но это моя тетка.

– С нетерпением ожидаю встречи.

– Не будь таким самоуверенным. Ну давай, пока.

Я решил испытать судьбу – вдруг повезет? – и спросил:

– Слушай, Сара, может, выпьем как-нибудь вместе?

– Думаю, что нет, – ответила она. – Я в этот подарочный набор не вхожу.

И повесила трубку.

В списках судьбы я не значился.

Инструментов у меня не было, но я подумал, что они появятся в процессе работы. У меня полно знакомых ковбоев, которые достанут всё что угодно.

Сначала нужно будет осмотреться, прикинуть, что понадобится. Если мне нужно стать мастеровым парнем, рабочая одежда подойдет лучше всего. Свитер и джинсы – то, что надо.

Иду к метро, думаю: «У меня есть дом, одежда, предложение о работе, а я всего сутки как откинулся».

Пацаны в тюряге ошибались: жизнь на свободе – это легкий океанский бриз!

Анонимные алкоголики все соотносят с БД. Это значит Безграничная Душа. На улице мы все сталкиваемся с БД… с БезДомными. Тех и других объединяет бухло. Алкоголикам нужно завязать, чтобы выжить. А бездомным для того же самого нужно бухнуть.

Не знаю, что это мне в голову лезет. Тюрьма не отпускает, наверное.

В общем, когда я с этим разобрался, то был уже около Холланд-парка. Вышел из метро на Ноттинг-Хилл, пошел вверх. Вязы, нет проблем. Как Сара и говорила, громадная подъездная аллея. Иду, посматриваю на деревья.

И вдруг дом. Я пробормотал:

– Ух ты!

Это был дворец, никакое другое слово не подходило.

Он вопил:

БОГАТСТВО!

Подошел к двери из массивного дуба. Вблизи дом выглядел обветшалым, даже жалким. Работы здесь хватит. Я взялся за дверной молоток, постучал.

Дверь открылась. В проеме стоял дворецкий, при всех регалиях. Я просто глазам не поверил. Я-то думал, все дворецкие давно смылись в Калифорнию, в сериалы, или еще куда. Этот был низенький и крепкий. Вроде Одджоба из фильма про Джеймса Бонда. Я был так поражен, что слова не мог вымолвить. Он изрек:

– Да?

Я представился, упомянул Сару и все ждал, что чувак засуетится.

А он только сказал:

– Мадам ждет вас. Проходите, пожалуйста.

Я прошел.

В громадный холл. Будь у меня пальто, дворецкий бы его взял. Провел меня в гостиную, объявил:

– Мадам будет с минуты на минуту.

И свалил.

Комната была громадная, с мебелью времен Регентства. Я это точно знаю, потому что выглядела эта мебель так, будто на ней никто никогда не сидел. Сотни фотографий в рамках, снята какая-то блондинка. Отрешенная и жестокая, как Лорен Бэколл. Большая картина над камином. Опять эта блондинка. По стенам афиши в рамках: «Лилиан Палмер в „Трамвае…“», «Участь Электры – траур», «Сладкоголосая птица юности».

Ну и все в таком роде. Они были старыми, хоть и в роскошных рамах. На окнах висели тяжелые гардины, и я решил впустить в комнату побольше света.

Отдернул гардины, открылся эркер. Вид на заросший сад. Машинально я начал скручивать папироску. Прикурил. Я смотрел в окно, когда за спиной раздался крик:

– НЕМЕДЛЕННО ЗАТУШИТЕ СИГАРЕТУ!

Я вздрогнул и обернулся, надеясь кого-нибудь увидеть. Мимо пронеслась женщина с криком:

– Как вы посмели открыть гардины? Свет испортит афиши!

Пока она занавешивала окна, я смог ее рассмотреть.

На ней было длинное черное платье. На спину спадали длинные белокурые волосы. Она повернулась.

Совсем не похожа на Бэколл. Скорее на жену Джона Кассаветтиса в его фильме «Глория». [11]11
  Имеется в виду американская актриса Джина Роулендс (р. 1930).


[Закрыть]

Я не умею угадывать возраст, но, полагаю, ее назывался «очень дорогие шестьдесят».

Деньги и хороший уход сохранили ее лицо. У нее были поразительные голубые глаза, и они внимательно меня разглядывали.

– Полагаю, вы пришли на собеседование? Говорите. Вам есть что сказать?

Голос был глухой, почти грубый. Такой тембр придают сигареты и виски. Наглость – второе счастье, подумал я, а вслух произнес:

– Мне бы пепельницу.

Она указала на громадную хрустальную тарелку. Я затушил сигарету.

Надо признать, этот жалкий окурок изменил всю комнату. В этом блюде бычок выглядел как публичное оскорбление. Мне даже захотелось сунуть его в карман. Она сказала:

– Вы надеетесь произвести хорошее впечатление, вырядившись как посыльный?

– Можете со мной не церемониться. Мне нужна эта работа.

Она подошла ближе, и мне показалось, что она хочет меня ударить. Но она только рассмеялась. Отвязная штучка. Лучше не придумаешь.

Потом сказала:

– Сара сообщила, вы сидели в тюрьме. Вы кто, вор?

Резче, чем хотел, ответил:

– Я не вор.

– Боже мой, я тронула за живое? Нарушила уголовную этику?

Она произнесла это драматическим тоном. Прямо как на сцене.

Я понял, что она никогда с нее не уходила. Пояснил:

– Я дрался, и малость переборщил.

– Здесь никаких драк не будет, – подытожила она.

Я вдруг почувствовал, как накатывает желание. Откуда-то с левой стороны. Я просто не мог этому поверить. Мое тело отвечало ей. Она улыбнулась понимающей улыбкой, и мне уже не хотелось в этом разбираться. Совсем. Она продолжила:

– У вас будет испытательный срок – одна неделя. Джордан введет вас в курс ваших обязанностей.

Она пошла к двери, остановилась, сказала:

– Если вам непременно нужно что-нибудь украсть, возьмите эту отвратительную пепельницу.

И ушла.

Я пошел за Джорданом в гараж, который был больше похож на ангар. Первое что я увидел, был стоявший на подставках автомобиль. Я присвистнул, сказал:

– Это «Серебряный призрак»?

– Да, это он.

Я попытался угадать, что за акцент у Джордана, спросил:

– Вы немец?

– Венгр, – ответил Джордан.

Обвел рукой гараж и добавил:

– Здесь есть все, что вам может понадобиться.

Инструмент

рабочая одежда

лестницы

краска.

Я подумал, что это хорошо, кивнул:

– Хорошо.

Он показал мне таблицу на стене, сказал:

– Это ваше расписание.

– Что?

– Мадам любит, чтобы все было таблицезированно.

Ему стоило усилий произнести последнее слово, я подождал, понял, что его заклинило, говорю:

– Произносите по частям.

Он показал на таблицу:

– Пожалуйста, изучите это внимательно.

Я изучил:

Понедельник – покраска

Вторник – водостоки

Среда – крыша

Четверг – окна

Пятница – патио.

Я притворился заинтересованным, как будто это имело какой-то смысл. Сказал:

– А в субботу – гуляем.

Он проигнорировал мое замечание, говорит:

– Вы должны приходить ровно в семь тридцать. Съедаете легкий завтрак. Работа начинается ровно в восемь. В одиннадцать перерыв на чай, двадцать минут. В тринадцать ланч – один час. Работа заканчивается ровно в четыре часа.

Мне захотелось вскинуть руку в нацистском приветствии и заорать:

«Jawohl, Herr Kommandant!» [12]12
  Слушаюсь, господин комендант! (нем.).


[Закрыть]

Вместо этого я спросил:

– Она сейчас работает?

– Мадам отдыхает.

– Господи, по этим афишам видно, что она уже лет тридцать как отдыхает.

– Она ждет подходящее транспортное средство.

Я кивнул на «роллс-ройс», сказал:

– Вот это должно помочь.

Его ответ был заглушён шумом подъехавшего фургона, на боку которого было написано:

ЛИ

СТРОИТЕЛЬНЫЕ РАБОТЫ И ОБСЛУЖИВАНИЕ

Из фургона выбрался толстый мужик. Это заняло у него порядочно времени из-за веса, который он на себе таскал. Мужик был в комбинезоне и бейсболке. Грязной бейсболке с едва различимой надписью «ЛИ».

Он подгреб к нам, кивнул Джордану, посмотрел на меня и сказал:

– Это чё за недоумок?

Джордан говорит:

– Мистер Ли, вы здесь больше не работаете. По-моему, вам ясно дали это понять.

Ли отмахнулся:

– Протри глаза, Джорд. Эта старая летучая мышь еще не знает, с кем имеет дело. Я своего не упущу.

Джордан вздохнул, говорит:

– Мы нашли на ваше место нового человека, мистер Ли. Прошу вас покинуть нас.

Ли засмеялся, сказал:

– Да ладно, ступай, Джорд, принеси чашку чая, сахару два кусочка. Я тут разберусь.

И направился ко мне. Джордан оказался быстрее и нанес Ли два молниеносных удара в живот. Я едва успел заметить, что он бил не кулаком, а открытой ладонью. У Ли ноги подкосились, он застонал, заскулил:

– Ты чё делаешь?!

Джордан встал над ним и врезал обеими руками по ушам.

Я заметил:

– Это очень больно.

Потом Джордан помог Ли добраться до фургона, затолкал его внутрь, как мешок. Через несколько минут мотор взревел, и фургон медленно уехал. Джордан повернулся ко мне, спросил:

– Можете начать в понедельник?

– Без вопросов, – ответил я.

По дороге к аллее я раскурил сигаретку. Подошел к воротам, обернулся. Дом казался вымершим. Я пошел к Ноттинг-Хилл. По дороге наткнулся на Ли. Он стоял, прислонившись к своему фургону, массировал живот.

Когда я проходил мимо, Ли сказал:

– Можно на пару слов, приятель?

– О'кей.

– Я не уловил, как там тебя звать.

– Верно.

Он набычился. Я заметил, что уши у него ярко-красного цвета. Говорит:

– Ты чё, играть со мной вздумал, приятель?

– Почему бы и нет.

– Ты чё, шибко хорошо соображаешь, что ль?

– Только в работе. В твоей работе.

Он не знал, как продолжить, решил побазарить:

– Если хорошо соображаешь, держись от меня подальше.

Я сделал выпад, изображая удар в живот, но не ударил, а сказал:

– Тебе нужно завязывать с гамбургерами, Ли.

И ушел. Весь путь по Лендбрук Гроув я слышал его ругань. Старина Ли мне почти понравился. В конце концов, он продержался там целую неделю.

~~~

КОГДА Я ВЕРНУЛСЯ в Клэпхем, я все еще ощущал влияние Лилиан Палмер. Решил, что пора перепихнуться. Зашел в телефонную будку, посмотрел на расклеенные там объявления. Любое сексуальное желание могло быть удовлетворено. Я остановился на таком объявлении:

ТАНЯ

ТОЛЬКО ЧТО ИЗ ЮЖНОЙ АМЕРИКИ

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ

ОЧАРОВАТЕЛЬНАЯ, СИСЯСТАЯ

ГОТОВА УДОВЛЕТВОРИТЬ ВСЕ ВАШИ ЖЕЛАНИЯ

Вот оно.

Я позвонил и назначил время. Да, она может принять меня сейчас. Адрес был где-то в Стритэме. Я ехал туда и, клянусь, нервничал.

После трех лет очень хочется знать, как всё пройдет.

Нашел дом, позвонил в домофон. Мне открыли, я поднялся на пару лестничных пролетов. Постучал в дверь. Вышел парень лет тридцати.

Я сказал:

– Господи, надеюсь, что Таня – это не ты.

– Гони полтинник.

Я заплатил, парень спрашивает:

– Еще что-нибудь нужно – травка, ускоритель, дурь?

Я покачал головой. Он отступил и позволил мне войти. Там сидела женщина, в комбинации и чулках с подвязками. И было ей вовсе не двадцать, и не была она ни сисястой, ни очаровательной. Сказала:

– Выпить хочешь?

И не латинка.

– Давай.

– Скотч?

– Отлично.

Я наблюдал за ней, пока она наливала. Отличная фигурка – я почувствовал, что желание возвращается. Не то что бы дикий восторг, но близко.

Взял стакан, сказал:

– Твое здоровье.

Она встала передо мной, говорит:

– Без извращений, без поцелуев, без связывания.

Что я мог ответить? Говорю:

– Всё по-серьезному.

Пошел за ней в спальню. По радио «Иглз» исполняли «Десперадо».

Если «Мой путь» Синатры – гимн шовинистов, то «Десперадо» – это символ веры осужденных. Таня протянула мне презерватив и легла на кровать.

Все закончилось очень быстро.

Она показала на ванную:

– Можешь там помыться.

Я помылся.

Когда я выходил, сказала:

– Давай еще двадцатку, и можешь еще раз.

Я говорю:

– Я так позабавился, мне как раз хватило.

Она мне вслед:

– Звони еще.

~~~

ВЕРНУВШИСЬ В КЛЭПХЕМ, я пошел в «Розу и Корону», сел на табурет у стойки, заказал пинту горького. Сижу, потягиваю пиво, скручиваю сигаретку. Рядом садится мужик лет шестидесяти. Общаться с ним не хотелось, и я состроил рожу типа «отвали от меня». Он заказал большую порцию рома, предупредил:

– Только не это пойло с желтой птичкой, которое «Кискади» разливает. [13]13
  «Кискади» – частная ирландская алкогольная компания, на этикетке бутылки с ромом – маленькая желто-коричневая птичка кискади.


[Закрыть]

Я повернулся. Захотелось разделить с кем-нибудь посткоитальную меланхолию.

Понял, что он обращается ко мне, говорю:

– Чего?

– Не поверишь, два месяца назад делал ангиографию…

– Что делал?

– Было назначено обычное обследование, но сердечную артерию что-то закупорило, и врач…

Я перебил:

– Заткнись. Не хочу об этом слышать.

Он сник, спрашивает:

– Хочешь выпить?

– Я хочу, чтобы ты компостировал мозги кому-нибудь другому.

– Я просто хотел пообщаться.

– Со мной не надо, – отрезал я.

Прикончил пиво и пошел к выходу. Когда оказался снаружи, заметил, что прямо напротив, через дорогу, стоит человек и внимательно на меня смотрит. Лет тридцати, блондин, поношенный костюм. Парень как будто собирался что-то сказать, но повернулся и ушел.

Если бы машин было поменьше, я бы пошел за ним. Подумал: «Сегодня они появляются неожиданно».

Когда я входил в квартиру, зазвонил телефон. Я поднял трубку.

– Митч?

– Да.

– Это Билли Нортон. Звоню все утро – ты где был?

– Ходил на собеседование.

– Что? У тебя уже есть работа.

– Деньги в долг давать? Это не работа, а инфекция.

Он тяжело вздохнул, говорит:

– Завтра идем, как договорились.

– Да.

– Митч, это легко, никаких проблем. От тебя требуется только одно – прикрывать меня.

– Легко? Первый раз слышу, что забирать деньги – легкое дело.

Он всерьез рассердился, попытался сдержаться, сказал:

– Я принесу «Ред Булл».

– Что принесешь?

– Такой энергетический напиток Запьешь им пару таблеток амфетамина, и ты на полном взводе.

– И без мозгов.

– Я подхвачу тебя в двенадцать, идет?

– Жду не дождусь.

Потом я заказал пиццу по телефону и стал ждать, когда ее доставят. Читал «Боковой удар» Чарльза Уилфорда и сокрушался, что таких серий больше не будет. В тюрьме я прочитывал одну, даже две книги за день. И собирался сохранить эту привычку.

В дверь позвонили. Открыл. Это не пицца. Крепкий мужчина, русые волосы с проседью, темный костюм.

– Мистер Митчелл? – спрашивает.

– Да.

Протянул удостоверение, говорит:

– Я детектив, сержант Бэйли. Могу я с вами поговорить?

– О'кей.

Он прошел за мной внутрь, оценивающе оглядел комнату, говорит:

– Хорошее местечко.

Я кивнул. Он сел, начал:

– Мы получаем ежедневный бюллетень о бывших заключенных, возвращающихся в наш округ.

Если он ждал от меня какого-то ответа, то я его не дал.

Достал пачку крепких сигарет, мне не предложил, закурил и продолжил:

– Мне попалось ваше имя, но там нет адреса.

– Я не на условно-досрочном. Свободный человек.

– Ну конечно, конечно. Я позвонил вашему другу Нортону, и он был рад помочь. Я решил заскочить на минутку, посмотреть, как вы устроились.

Опять звонок в дверь. На этот раз пицца. Забрал ее, принес в комнату, поставил на стол. Бэйли оживился:

– О, пицца. Великолепно! Можно кусочек?

– Конечно.

Он открыл коробку, приступил:

– Ммм… слава богу, без анчоусов… Вот бы еще чайку?

Я пошел в кухню, поставил чайник. Он кричит с набитым ртом:

– Очень вкусно! Пиццу надо есть, пока горячая!

Когда я пришел с чайником, Бэйли половину уже прикончил.

– Господи, мне это было просто необходимо, – сказал он. – Пропустил ланч.

Выпрямился, рыгнул.

– Была какая-то особая причина для вашего визита? – полюбопытствовал я.

Он налил чай, говорит:

– Я посмотрел ваши данные. Вы отсидели три года за тяжкие телесные повреждения.

– Да.

– Я хотел бы узнать о ваших планах.

– У меня есть работа.

– Боже милостивый! Быстро. Надеюсь, легальная?

– Конечно.

Он встал, отряхнул крошки с пиджака, сказал:

– Ваш друг Нортон слишком круто по ветру берет. Вам бы лучше с ним не встречаться.

Мне эта дружеская болтовня поднадоела, говорю:

– Это что, угроза, сержант?

Он, с улыбкой:

– Ну и темперамент у тебя, парень. Ты ведь не хочешь опять нарваться на неприятности?

Я заткнулся, говорю:

– Тронут вашей заботой.

– Еще бы. Зови это интуицией.

Я вернулся в комнату, сунул остатки пиццы в мусорку. Окурок он затушил в чайной чашке. Я громко сказал в никуда:

– Гребаная свинья.

На следующее утро я раздумывал, что надеть, если собираешься идти вытрясать деньги. Получше? Похуже? Решил, что нужно одеться попроще. Джинсы и свитер.

Ровно в двенадцать приехал Нортон. Я сел в фургон, говорю:

– Подходящий сегодня денек.

Нортон был как на иголках, притоптывал ногами, барабанил пальцами по рулю. Когда мы отъезжали, я краем глаза заметил блондина в поношенном костюме и крикнул:

– Билли, постой минутку!

Он остановил машину, я выскочил. Человек исчез. Я вернулся обратно, Нортон спрашивает:

– Что?

Я покачал головой:

– Это бред, но мне кажется, что за мной следят.

– За тобой? Ну это чокнутым надо быть – следить за тобой. Вот бери – освежись.

Указал на картонки с «Ред Булл».

– Нет, я люблю работать без подогрева.

Он открыл банку, сделал большой глоток, произнес:

– Агрр…

– Ты ускорителя добавил?

– Всего полтаблетки, ерунда.

Мы неслись по Клэпхем-роуд, я говорю:

– Ты слишком круто по ветру берешь.

– Что?

– Это мне полицейский сказал.

Нортон уставился на меня. Я говорю:

– Следи за дорогой, козел!

Он заорал:

– Ты с легавым говорил… обо мне?!

– Ага, с тем самым козлом, который получил у тебя мой адрес.

– А…

Он заткнулся, через некоторое время говорит:

– Бэйли отстой, не парься.

– Этот отстой знает, где я живу. Это всегда неприятно.

Когда поворачивали на Эшмоул Истейт, Нортон добавил:

– Должен тебе честно сказать, Митч: ты принимаешь все слишком близко к сердцу.

– Точно.