Текст книги "Лондон бульвар"

Автор книги: Кен Бруен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

~~~

ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ САУНДТРЕКОМ к убийству? В моей голове звучал голос Леонарда Коэна, его «Знаменитый синий плащ». Когда я подошел к двери, пробормотал про музыку на Клинтон-стрит. Эта строчка мне нравилась.

Позвонил в дверной звонок.

Колокола зазвонили!

И что еще хуже, они зазвонили мелодию… «Палома бланка»! Богом клянусь. Сколько времени прошло, когда у них был праздник?

Она открыла дверь.

Я ударил прямо в лицо. Она осела, как мешок с картошкой. Огляделся. Словно ждал, что сейчас выйдет молочник и скажет: «Она тебе тоже не заплатила, да?»

Схватил ее за волосы, затащил внутрь, захлопнул дверь. Женщина была в полной отключке. В прихожей появилась чья-то фигура. Я запаниковал, начал нащупывать пистолет. Джордан покачал головой. Потом приложил палец к губам, показал на второй этаж Гант сидел в кровати, на коленях его стоял поднос с завтраком. Выглядел Гант ошеломленным. Я сказал:

– Всем доброе утро.

Он как раз подносил ко рту чашку с кофе. Рука застыла на полпути. Я подошел, выбил чашку из рук Она ударилась о стену и отскочила. Джордан стоял в дверях. Я нанес удар левой, сказал:

– Ты хотел меня видеть, а? Вот он я, мать твою.

Он все еще ничего не произнес. Я схватил его за пижаму, стащил с кровати. Джордан вынул из пальто молоток и начал лупить по зеркалам. Гант сказал:

– Ну хватит.

Я вытащил «глок», направил на Ганта, сказал:

– Ты когда собаке голову отрезал, тебя это заводило?

– Что?

Я потерял контроль и начал молотить его пистолетом, пока Джордан не перехватил мою руку.

– Он сознание потеряет, – сказал он.

Придя в себя от залета, обнаружил, что все руки забрызганы кровью. И не моей.

Джордан говорит:

– Пора.

Гант постарался взглянуть на меня оставшимся глазом, сказал:

– Давай договоримся.

Я выстрелил ему в рот. Джордан вытряхнул кучу наркотиков и шприцев на кровать, потом выстрелил Ганту в голову.

Мы перевернули дом вверх дном, откопали

двадцать тысяч

кучу крюгеррандов [43]43
  Крюгерранд – южноафриканская золотая монета.


[Закрыть]

три пистолета

нычку кокса.

Все забрали с собой.

Когда собирались уходить, жена начала приходить в себя.

Джордан пнул ее в голову, спросил:

– Хочешь всё это поджечь?

– Нет, ненавижу огонь.

Когда мы доехали до Пэкхема, я сказал:

– Высади меня здесь, я хочу друга повидать.

– Уверен? Я имею в виду, ты сейчас не в себе.

– Это мертвый друг.

Если у него был на это ответ, то он его не произнес. Показал на добычу:

– Все это добро… Это всё твое.

– Что?

– Это твое.

– Ты шутишь, черт… Здесь маленький бюджет для маленькой страны.

– Мне деньги не нужны.

– Ну если ты настаиваешь.

Черт бы побрал эти таблетки, но у меня вырвалось:

– Думаю, я женюсь.

В первый раз я увидел, как Джордан обрадовался. Он схватил мою руку, горячо ее пожал и говорит:

– Чудесно, ты правильно думаешь… Но я не уверен, что Лилиан на самом деле не замужем.

Я немного собрался с мыслями, сказал:

– Лилиан! Кто, мать твою, говорит о Лилиан?

Он выпустил мою руку, нахмурился, спросил:

– Еще кто-то есть?

– Конечно, – ответил я.

И я рассмеялся, вспомнив глупый разговор с Эшлинг.

Я уже начал немного приходит в себя, говорю ему:

– Хочу, чтобы ты был на свадьбе… О'кей?

Он открыл дверцу машины, говорит:

– Иди навещай своего мертвого друга.

~~~

В ЦВЕТОЧНОМ МАГАЗИНЕ около автобусного депо я накупил чертову кучу цветов. Я так перестарался, что цветочник даже занервничал. До тех пор, пока я не показал наличку. Я был такой ненормальный, что решил дать парню на чай. Ногтем большого пальца подбросил «крюгер» в воздух, сказал:

– Это тебе, повеселись.

Ворвался к человеку в дом, вырубил его жену, выволок его из постели, затем выстрелил ему в рот – в чем еще я мог себя ограничить?

Поплелся к кладбищу, с цветами.

Чувак, прислонившийся к стене зала игральных автоматов, сказал:

– Привет, милок.

На кладбище смотритель поставил над могилой Джои белый крест. Я сказал:

– Хей, Джои.

Аккуратно положил цветы. И стоял там, в смерти по самые уши. Потом сказал:

– Я по тебе скучаю, приятель.

В Холланд-парке ускоритель выветрился, я принял успокоительное. Сел на кровать, выпил немного скотча, хотел разогнать тоску. Постель была в пятнах. Я сказал вслух:

– Зато я теперь богат… не правда ли… чертовски богат.

Зазвонил телефон.

Лилиан.

Промурлыкала:

– Как дела, любимый?

– Измучен до не могу.

– Ты отдыхай, любимый, любовью займемся попозже.

– Хорошо.

– Все проблемы решены, любимый.

– Все?

– О да, спи, мой сладкий.

Я лег на кровать и подумал: «Что я здесь забыл?»

Я скакал на актрисе, как будто сам этого хотел. Она была удивлена моей энергией, спросила:

– Что это за витамины мы принимаем?

Меня тошнило, я сказал:

– Там, где я их взял, осталось еще больше.

Она прижалась ко мне. Я чувствовал посткоитальное отвращение. Решил: еще неделя – и всё, сваливаю. Устрою свой дом, с Эшлинг и с прохладой. Лилиан спросила:

– Ты не видел на столе связку ключей?

– Нет.

– Иди посмотри.

– Сейчас?

– Пожалуйста, любимый.

Я встал, пошел голый к столу. Связка блестящих ключей, взял их. Я чувствовал, как глаза Лилиан обжигают мое тело. Вернулся к кровати, спросил:

– Эти?

Лицо ее просияло, она сказала:

– Они от BMW.

– Чудесно.

– Твоей BMW.

– Что?

– Сегодня пригонят. Надеюсь, тебе нравится красный цвет.

Я ненавидел гребаный красный цвет, сказал:

– Мой любимый.

– О, мой дорогой, это только начало. Я хочу тебя испортить, глупенький.

– Не нужно этого делать.

– Я так хочу.

Она откинулась на подушку, и я понял, что эти ключи нужно заработать.

Когда я спускался по лестнице, Джордан поднимался навстречу. Он держал серебряный поднос с кучей писем. Я сказал:

– Счета, да?

– Письма от поклонников.

– Что?

– Каждый день она получает послания от своих зрителей.

– А почему ты так уверен, что это письма от поклонников?

– Потому что я их сам пишу.

На следующий вечер я должен был позвонить Эшлинг домой. Она обещала мне «ирля-а-ндскую-ю ночь».

– Это что такое? – полюбопытствовал я.

– Ну, сначала нужно

          выпить «Черный бархат» [44]44
  «Черный бархат» – коктейль из темного пива «Гиннес» с шампанским.


[Закрыть]

                    съесть ирландское рагу из ягненка

                              послушать «Кланнад»

                    и

           bed a colleen– в постель с девушкой.

– Звучит великолепно.

– Еще бы.

Вечером я пошел за покупками. Пришло время тряхнуть мошной. Сначала в город. Ювелирка находится в самом центре. Крис Брейди – владелец, причем давным-давно. Выглядит как Эррол Флинн. [45]45
  Эррол Флинн (1909–1959) – австралийский киноактер, получивший известность благодаря ролям романтических голливудских героев.


[Закрыть]Обаятельный, с грациозными движениями. Рекомендует мне книги для чтения. Когда я был почти порядочным членом общества, он помогал мне с образованием. Потом я пошел по кривой дорожке. Сначала он меня не узнал, потом сказал:

– Митч?

– И никто другой.

Он вышел из-за прилавка и крепко меня обнял. Во всем том, из чего я сделан, обнимабельность – это не мое. Там, где я вырос, к мужику прикоснешься – и всё, руки нет. Крис сказал:

– Я так рад видеть тебя.

Я ему верил.

Рассказал ему про Эшлинг и о моих матримониальных планах. Он сказал:

– Я точно знаю, что тебе нужно.

Исчез в задней комнате. Радио играло «Горят кровати», песню австралийцев «Миднайт Ойл». Прилипчивая музычка.

На стуле лежал утренний выпуск «Ивнинг стандарт». На первой странице было фото Ганта. Я взял газету, просмотрел статью. Писали, что это связано с наркотиками.

Вошел Крис, сказал:

– Это ирландское обручальное кольцо, известное как «сердце-в-руках», или кольцо Кладца.

Мне понравилось. Взглянул на ценник, выдохнул:

– Ничего себе!

Крис улыбнулся:

– Не беспокойся об этом.

И скостил цену вполовину.

Когда я собрался уходить, он сказал:

– Подожди минутку, у меня для тебя есть книжка.

Принес тонкий томик. Я прочитал:

IzzyBaia,

Кевин Вилан.

– Читать можно?

– Изумительно.

Обменялись рукопожатиями, Крис сказал:

– Слушай, приходи как-нибудь на ужин. Сандра будет рада тебя видеть.

Заверил его, что приду. Оба улыбнулись этой наглой лжи. Кое-кто из друзей не осуждает тебя за ложь.

Когда я выезжал из города, кольцо грелось в моем кармане. В голове звучала песня Триши Йервуд «Сердца в броне».

Я взгрустнул, но нисколько не забеспокоился.

~~~

ПОТОМ Я ПОЕХАЛ на Риджент Стрит. Когда-то я дал себе слово, что если разбогатею, то куплю себе ботинки. И не какие-нибудь обычные ботинки, а «Виджун». Продавец был одет лучше, чем мой банковский менеджер. Хотя такой же глумливый. Говорит:

– Чем вам помочь, сэр?

– Для начала – говори нормально.

И где они учатся всему этому дерьму? Может, где-то есть школа, где их перемалывают в смесь из сарказма и высокомерия. Я говорю:

– Пару «Виджун», сорок третий размер, светло-коричневые… уловил?

Он уловил.

Надев ботинки, я вознесся в обувной рай.

– Сэр находит их удовлетворительными?

– Супер. Я возьму еще две пары, черные и коричневые.

От счета я поперхнулся. Прокашлялся. Глумливый осведомился:

– Наличными или занести на ваш счет?

Я выложил пачку, ответил:

– Угадай с трех раз.

Он начал обувное разводилово:

– Эти ботинки нуждаются в очень тщательном уходе…

Стал вываливать тюбики на прилавок. Я сказал:

– Нет.

– Сэр?

– Ничего нет лучше хорошего плевка и тряпки.

– Как сэру будет угодно.

Я взял свои пакеты, сказал:

– Я буду скучать по тебе, приятель.

Он промолчал.

Если собрался по магазинам, не забывай останавливаться на дозаправку. Попей кофейку с шиком. Я мог себе это позволить.

«Кофейная компания Сиэтла». У них столько сортов кофе, что и не сосчитать. Я заказал латте. Произнося это слово, сразу начинаешь присюсюкивать. Девочка за прилавком усиленно изображала дружелюбие. Судя по имени на значке, ее звали Деби. Она спросила:

– Плеснуть вам сюда чего-нибудь, сэр?

– Конечно. Плесни туда двойной скотч.

Она любезно улыбнулась, говорит:

– У нас есть

          ваниль

                    черная смородина

                              кленовый сироп.

– Бр-р-р, Деби, только кофеин.

Плюхнулся на диван, взял газету. Вкус у латте был как у пены с воздухом. Прочитал про хешеров – тринадцатилеток, фанатеющих от хеви-метал, и про твикеров – пятнадцатилетних, сидящих на «снежке», известном также как крэк или ускоритель. По выходным они собирались в банды.

«Раз за разом они обходят одни и те же торговые центры и подпольные павильоны игровых автоматов».

Обдолбанные

пьяные

веселящиеся

дерущиеся.

Что угодно, лишь бы убить скуку.

Знаками препинания были

тюрьма

аборт

самоубийство.

Я отложил газету. Ко мне подошла старая знакомая, спросила:

– Вы не хотели бы получить карточку постоянного посетителя?

– Что?

– Каждый раз, когда вы приходите к нам, мы пробиваем вашу карточку, и после вашего десятого визита вы получаете кофе бесплатно.

– Мне несвойственно постоянство.

– Извините?

– Прости, Деби, без обид, но ты еще слишком мала, чтобы пробивать мою карту.

На улице чувак спросил меня, не нужно ли мне дури, всего за двадцатку. Я посмотрел вокруг: никого не беспокоило, что он вел свою торговлю открыто, при свете бела дня. Я спросил:

– А ты даешь карточку постоянного покупателя?

На подходе к дому Эшлинг у меня сильно забилось сердце. Когда она открыла дверь, я произнес:

– Bay!

На ней было одно из этих облегающих платьев. Похожее на севшую комбинацию. Я перевел глаза на ложбинку между ее грудей. Она сказала:

– «Вандербра» творит чудеса!

Я не мог не сказать:

– Wunderbar. [46]46
  Потрясающе (нем.).


[Закрыть]

Вошли внутрь и целовались, пока она не оттолкнула меня со словами:

– У меня обед на плите.

– И у меня тоже.

Эшлинг достала бутылку «Джеймсон», сказала:

– Давай начнем, ирландчик. Хочешь горяченького?

– Не хочу даже притворяться, что у меня есть совершенно банальный ответ.

Протянул ей книжку, которую мне подарил Крис, сказал:

– Пришлось прочесать весь Лондон, чтобы найти книгу писателя из Голуэя.

Эшлинг воскликнула:

– Кевин Вилан! Он мне так нравится!

Я произнес:

– И…

Достал коробочку. Эшлинг медленно ее взяла, осторожно открыла, выдохнула:

– О, боже мой!

Кольцо было в самый раз.

С кухни долетал запах вкусной еды. Мне попалось на глаза стихотворение в рамке, висящее на стене. Это были строки Джеффа О'Коннелла.

Там было написано:

 

ПОТЕРПЕВШИЕ КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

Он пытался поймать мгновение,
когда чувство становится своей
противоположностью,
словно это поможет найти объяснение,
почему он так безразличен к ней.
 

Меня охватил необъяснимый страх. Как будто мне по руке нагадали. Эшлинг спросила:

– О чем ты думаешь?

– Уф.

– И что ты имел в виду?

Я имел в виду – или думал, что я имею в виду, – что кто-то как будто прошел по моей могиле. Спросил:

– Он откуда?

Услышал, как она рассмеялась, потом сказала:

– Это очень по-ирландски.

– Что?

– Отвечать вопросом на вопрос.

– А…

– Он из Голуэя, откуда родом кольцо Кладца. Правда, странно?

Я подумал, что это невыразимо жутко.

Продолжая ирландскую тему, «Фьюриз» пели «Прощаясь с Нэнси», а мы занялись горячей международной любовью. Эшлинг спросила:

– Ты любишь меня?

– Я уже почти попал.

– И ты женишься на мне?

– Можно и так сказать.

– Когда?

– Как только.

Она села.

– О господи, ты серьезно?

– Ну да.

Она выскочила из кровати, вернулась с шампанским, сказала:

– Вообще-то, это должен был быть «Черный бархат».

– Да?

Абсолютно точно копируя мой голос, она произнесла:

– К черту этот «Гиннес».

Я был так близок к счастью, как никогда. Совсем-совсем близко.

Изобразил провинциального козла, спросил:

– Хочешь большую свадьбу?

– Я хочу скорую свадьбу.

Любовь – или кто-то живший рядом с ней – сделала меня эгоистичным, или неосторожным, или просто идиотом. Я убедил себя… попытался перестать думать о том, что я совсем не проверял, что происходит с Бриони. И даже не позвонил.

Две ночи спустя я крепко спал в Холланд-парке. Телефон прозвонил несколько раз, прежде чем я проснулся. Наконец я схватил трубку, пробормотал:

– Что?

– Мистер Митчелл? Это доктор Пател.

– Кто?.. А да… Господи, который теперь час?

Я сел.

– Два тридцать… это очень срочно… Бриони…

– С ней все в порядке?

– У нее, вероятно, была передозировка.

– Вероятно? Ты что… догадки строишь?

– Я делаю все, что в моих силах, мистер Митчелл.

– Да, да, я еду.

Я подумал: «Самое лучшее время, чтобы хорошенько разогнать мой новый BMW». И еще подумал, что не может же он и вправду быть красным. Даже Лилиан Палмер не станет покупать красный BMW.

Но он и вправду был таким. Чертов красный BMW.

Хорошо хоть, что ночь была. «Сколько на нем можно выжать?» – подумал я. И понесся к огням на Ноттинг-Хилл Гейт. Это была не поездка, а мечта. Пока ждал у светофора, сбоку пристроилась синяя «мазда». В салон братки набились под самую крышу, рэп орет. У меня стекло было опущено, водитель «мазды» махнул мне, говорит:

– Братан, клевый цвет.

Я кивнул. Он протянул мне чинарик.

– Ты чего-то перенервничал, загрузись, успокойся.

Я взял, глубоко затянулся. Включился зеленый, водила «мазды» притопил с места, крикнул:

– Все будет круто!

Дурь ударила по глазам. Я чуть не сбил велосипедиста на круговой развязке Элефант и Кэстл.

Он выругался мне вслед, я проговорил:

– Спокойно, братан.

Приехал в больницу Святого Фомы, оставил машину на парковке для персонала. Вывалился мужик в униформе, заныл:

– Ой-ёй!

– Что?

– Это стоянка только для докторов.

– Я доктор.

– Ну да?

– Сколько можно курить? Бог мой, приятель, ты только взгляни на свой цвет лица, ты когда ЭКГ делал?

– Я…

– И заканчивай с этими гамбургерами, а то и полгода не протянешь.

Прошел мимо него, под кайфом, как будто в дремоте.

Встретил Патела напротив реанимации. Он не пожал мне руку, бросил в лицо:

– Ты обкурился.

– И что?

– Не стоило этого сейчас делать.

– Бриони в сознании?

– Нет.

– Тогда какая, на хрен, разница?

Я не знал, что подступила ярость, пока она не захватила меня всего. Древний гнев на гонца, принесшего дурные вести. Док сказал:

– Мы ее прочистили, она проглотила семьдесят девять таблеток парацетамола.

– Ты их посчитал, да?

Моя слюна брызнула ему на белый халат, я сжал кулаки. Еще пара секунд – и я бы его уже месил. Он попятился, спросил:

– Хочешь ее увидеть?

– Догадайся с трех раз, мать твою.

Для реанимации меня приодели:

          халат

          маска

          бахилы.

Я был как никому не нужный младший санитар из сериала «Скорая помощь».

Бриони казалась мертвой. Бледная, как безнадежность. К лицу ее был прилажен аппарат для искусственного дыхания.

Я взял ее за руку, медсестра принесла мне стул, сказала:

– Вы можете с ней говорить.

– А она слышит?

– Возможно.

– Это будет в первый раз.

– Извините?

– Раньше она меня никогда не слышала.

~~~

ОНА УМЕРЛА в начале седьмого утра. Так и не смогла дожить до рассвета. Чуть позже Пател привел меня в свой кабинет, сказал:

– Кури, если хочешь.

– Спасибо.

– Мне очень жаль.

– Чего там!

– У меня… были чувства к ней… я…

– Док, я не хочу об этом слышать… О'кей?

– Конечно.

Сделали бумажную работу, Док говорит:

– Хоронить будете на семейном участке?

Я злобно усмехнулся, отвечаю:

– Обувная коробка наш семейный участок.

– А..

Он опустил голову. Я сунул руку в карман, достал пачку денег, бросил на стол, говорю:

– Сожги ее. Ведь вы, индусы, так делаете? Потом поставь ее пепел на каминную доску, и наконец Бри будет твоя.

Я уже уходил, когда он спросил:

– А как быть с ее собачкой?

– Щенок потерял голову, – ответил я, – это наша фамильная черта.

У регистратуры меня позвала медсестра:

– Мистер Митчелл?

– Да.

– Мне так жаль.

– Конечно.

– Вам нужен ее плащ?

– Что?

– Она была укутана в плащ… Хотите его забрать?

Я долго смотрел на нее, потом сказал:

– Она была вашего роста, оставьте себе.

Уже повернулся, чтобы уйти, в этот момент она сказала:

– Это «Гант».

– Что?!

– Плащ – это «Гант», американская марка. Очень дорогой бренд.

Я уже ничего не понимал, отмахнулся от нее. На улице попытался закурить. Руки исполняли фанданго. Выбросил сигарету, пошел к машине.

Что бы ни было в том виновато: последние дни или недели, или наркота и пьянка, или шок от смерти Бриони, или сам я, тупой ублюдок, – но я не задал два самых важных вопроса.

1. Кто нашел Бриони?

2. Кто привез ее в госпиталь?

Нет, мне просто хотелось что-нибудь разрушить. Вмазать кому-нибудь.

Ко мне приближалась униформа. Я сфокусировал взгляд на блестящих штанах.

Они отражали плевки в его душу. Чудеса химчистки на него еще не снизошли. Скрестив на груди руки, охранник молчал. Ну и хорошо, подумал я. Пошел ты к черту.

Подошел к BMW. На переднем крыле громадными буквами процарапано:

КАЗЕЛ

Я крутанулся к нему, заорал:

– Ты еще охранником называешься?

– Почему нет? Ты же называешь себя доктором.

На меня накатила волной чистая белая ярость. Особенно меня взбесило, что этот рихтовщик писал с ошибками. Я спросил:

– И ты, конечно, не знаешь, кто это сделал?

Он зубасто улыбнулся, ответил:

– Нет.

Ярость куда-то испарилась. Доставать меня было бесполезно. Сел в машину и уехал. До сих пор вижу его физиономию, поникшую от того, что я так просто все оставил. Слишком уж поникшим был я сам.

Весь оставшийся день я как призрак мотался по пабам юго-восточного Лондона. Я там

пил

но ни разу не свалился.

Еще позже, в Холланд-парке, завалился спать не раздеваясь. Проснулся от того, что актриса делала мне минет. Она прервалась, сказала:

– Не волнуйся, любимый, мы почти готовы.

Я подумал, что она, наверное, имеет в виду оргазм. И, как почти во всем прочем, я снова безнадежно ошибся.

~~~

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО я побрился, принял душ и надел чистую одежду.

Чувствовал себя если не лучше, то свежее. Отрабатывал двойной удар никотина с кофеином, когда зазвонил телефон. Сказал:

– Да.

– Митч.

– Это ты, Джефф?

– Да, послушай, брат, так погано, что Бри…

– Спасибо.

– Слушай, братан, мне нужно с тобой поговорить.

– Хорошо.

– Сегодня в восемь вечера в «Чарли Чаплине».

– Я приду.

Положил трубку, подумал: «Будет этому конец когда-нибудь?»

Потом отмел всё это: не Джефф, нет… он мой кореш. Черт, мы так давно знали друг друга.

Недалеко от дома в саду работал Джордан. Я сказал:

– Несть числа твоим талантам, да?

Он посмотрел на меня снизу вверх, ничего не ответил. Я подошел к BMW. Процарапанная надпись исчезла. Джордан сказал:

– Я не мог это так оставить.

– Ты сам все сделал?

– Да.

– Черт возьми, это просто блеск.

– Как всегда, мистер Митчелл, вы преувеличиваете очевидное.

Для моих матримониальных планов требовались свидетельство о рождении и храбрость. Одно я имел, другое надеялся получить. Для встречи с Джеффом я надел пиджак от Гуччи, хотел взять с собой пушку, но передумал. Не поехал на BMW. В юго-восточном Лондоне его угонят за секунду. Махнул таксисту, сказал:

– В «Чарли Чаплин», рядом с «Элефантом».

Он помолчал немного, потом спросил:

– Знаешь, почему это место так называется?

– У меня такое чувство, что ты хочешь мне рассказать.

– Чарли Чаплин родился на той дороге, в Кеннингтоне.

Я ничего не сказал, чтобы не поощрять его рассказывать дальше. Но он, не смутившись, спросил:

– Знаешь, кто еще там живет?

– Нет.

– Грета Скакки! [47]47
  Гретта Скакки (р. 1960) – английская киноактриса, живет в Австралии.


[Закрыть]

– Да ну!

Доехали, я заплатил, сказал водиле:

– Ты, наверное, в интеллектуальные игры хорошо играешь.

– Хочешь, я тебя подожду?

– Нет, я пас.

Он протянул мне карточку, сказал:

– Звони в любое время.

Я разорвал ее в мелкие клочки, пока шел до паба.

Джефф сидел у стойки с пинтой «Гиннеса» в руке.

Я спросил:

– Давно ждешь?

– Нет.

– Что ты затеял, Джефф?

Он глубоко вздохнул, сказал:

– Этот парень, Керковян, исчез.

– Господи помилуй.

– Тут без вопросов, но и пацан тоже пропал.

– Пацан?

– Этот маленький панк, на которого у тебя зуб был.

– Ну и что?

– Что-что, он терся с Керковяном.

Я взял себе выпить, скрутил сигаретку, сказал:

– Наплюй на все.

– Ты имеешь к этому отношение?

– Нет.

Он допил свою пинту, встал и сказал:

– Народ любил этого пацана… Ходят слухи, что ты его заделал.

– Полная чушь.

– Тут такая вещь, Митч… Как только ты похоронишь сестру, тебе лучше держаться подальше от юго-восточного Лондона.

Прошла минута, пока до меня дошло, я сказал:

– Ты мне угрожаешь?

– Я передаю тебе послание.

Кажется, мне сегодня весь день добрые люди дерьмо в карманы пихают. Я сказал:

– А это ответное послание.

Коротко размахнулся и ударил его снизу в подбородок Он рухнул на стойку бара. Я развернулся на каблуках и пошел к выходу.

Такси нигде не было. И я почти собрался склеивать порванную карточку.

На следующее утро правая рука чертовски болела. Суставы распухли, кожа была содрана. Я обмыл руку, полил антисептиком.

Жжет!

О черт! Выронил бутылку, вскинул голову и завыл как сукин сын.

Надел костюм, глянул на свое отражение. Выглядел как мелкий гангстер из низшей лиги. Полная низовка без всяких связей.

Спустился в кухню – оттуда доносился чудесный аромат. Джордан стоял у плиты; спрашивает:

– Голоден?

– Как волк, – отвечаю.

Придвинул стул, и Джордан налил мне обжигающе-горячий кофе.

Аромат от чашки шел божественный. Я даже боялся пробовать кофе. Вдруг он не оправдает надежды? Джордан поставил передо мной тарелку. Яичница с хрустящими полосками бекона. Нагрузил целую гору, намазал на тост толстый слой масла, откусил. Мама родная, прямо как в детстве, которого не бывало. Джордан сел, тоже навалился на еду. Он ел как дьявол, как будто у него внутри горел огонь, который невозможно было загасить. Быстро закончил. Я сказал:

– Черт, тебе это точно было нужно.

Он холодно кивнул. Я прибавил:

– Ты ведь вроде не жаворонок, правда?

– У меня сегодня очень напряженный график.

Он встал, подошел к комоду, достал толстый конверт и сказал:

– Ты не забирал свою зарплату.

– Что?

– Ты всё еще проходишь по платежной ведомости.

Потом посмотрел на меня, медленно проговорил:

– Или ты предполагаешь попросить отставку?

У меня в мозгу мелькнуло сказать ему, что я ухожу, ни секунды не задерживаясь.

Сказал:

– Конечно нет.

Он вымыл тарелки, говорит:

– В следующую пятницу я и мадам уедем на целый день. Могу я надеяться, что ты позаботишься о доме?

– Это то самое, за что вы, ребята, мне платите. А что будет, романтическое свидание?

– Мадам дает интервью для «Хэлло», готовясь к своему возвращению.

– Оно может быть неудачным, – заметил я.

– Я не верю в удачу.

– Разумеется, нет… А во что-нибудь ты веришь?

Он удивился, ответил:

– В мадам. Я верю только в мадам.

Он, как обычно, говорил все как есть на самом деле. И как обычно, я слушал невнимательно.

Я поехал на Кенсингтон Хай Стрит. Несмотря на цвет BMW, мотор тачки мне нравился. Зашел в бюро записи актов и все уладил. Через десять дней мы поженимся.

Чтобы отметить это событие, зашел в «Ватерстоунз» и купил книжку Дерека Реймонда «В доме дьявола все в отпусках».

Вполне подходит.

Потом – в кофейню, заказал большой капучино, без шоколадной крошки.

Занял удобное место у окна, настроился почитать.

Одна из тех самых гостиниц в Вест-Энде, где отскабливают дерьмо с твоего голоса, как только ты заговоришь.

Согласно кивнул прочитанному.

Черт, мне это нравится.

И сон, который ему приснился. Слова его мертвого отца.

Сотри капли дождя с наших имен на могилах возле церкви, – сказал он мягко, – сотри своим указательным пальцем – я могу на тебя положиться, сынок, правда?

Чужие люди следили за нами из своих кресел на высокой террасе, они тоже были мертвы.

Я отложил книгу, хлебнул кофе, подумал о Бриони. Когда она была маленькой, она всегда говорила: «Ты против меня не возражаешь, Митч?»

И я клялся, что не возражаю, со всей беззубой силой и серьезностью семилетнего мальчика.

Быстро поднялся и вышел, поехал к Эшлинг.

Дерек Реймонд сказал, что, когда думаешь о дожде, это к смерти. Шел дождь. Бриони, лет в двенадцать, говорила: «Я бы пришла в снег, без одежды, чтобы посмотреть на тебя».

Фу-у-х.

И только позже мне пришло в голову, что я забыл книгу на подоконнике в кофейне на Кенсингтон Хай Стрит. Может быть, Дереку Реймонду понравится слушать шум дождя среди ароматов свежесваренного кофе.

Всю вторую половину дня я провел в кровати с Эшлинг. Потом спросил ее:

– Хорошо было?

– Примерно.

– Что?

– Шучу, всё было волшебно, – ответила она. – Я бы так и лежала здесь и чувствовала себя котом, который наелся сливок.

По крыше хлестал дождь. Я сказал:

– Хорошо, что мы здесь внутри.

– Еще лучше, когда мы внутри друг друга.

Попробуй поспорить.

Эшлинг протянула левую руку к свету, сказала:

– Посмотри на мое кольцо, видишь, как свет от него отражается?

– Ну?

– Видишь самую верхушку сердечка?

Я посмотрел. Выглядело сердечко как маленькое золотое сердечко. Ну и что? Я сказал:

– Ну и что?

– Там кусочек откололся.

Я сел:

– Ты шутишь. Я Крису задницу надеру.

– Нет… Нет, не надо. Мне так нравится. Это великолепно, что у кольца есть маленький изъян.

– Что?

– Этот недостаток делает его идеальным.

Я не очень это понял, спросил:

– Это что-то ирландское?

Эшлинг громко засмеялась, сказала:

– Это девическое.

– Точно.

Я сжал ее руки, почувствовал грудью стук ее сердца. Я уже почти готов был сказать: «Я тебя люблю».

И фраза эта уже была на пороге, мой мозг и губы двинулись, чтобы произнести слова, которые я никогда не говорил, но в этот момент Эшлинг сказала:

– Ты можешь сделать для меня кое-что?

– Это будет мой лучший выстрел.

– У Питера Гэбриэла есть песня, называется «Мне грустно».

– И?..

– Давай вместе послушаем?

– Прямо… сейчас?

– Да.

– О'кей… но… ты несчастна?

– Это самый лучший момент в моей жизни.

– Ладно. Давай крутанем старину Пита.

Пока мы слушали, она держала мою руку в своих руках, лицо у нее было восторженное и сосредоточенное. Вообще-то Питер Гэбриэл мне не очень, на самом деле мне больше нравится его «Бико», но сейчас она была бы некстати. Печаль и боль в его голосе, его стихи заставляют тебя протянуть руку за смертельной дозой виски. Наконец песня закончилась, и Эшлинг обратила ко мне свое лицо, светящееся желанием. Я сказал:

– А вот это уже по-ирландски.