Текст книги "Быстрые времена в Риджмонт-Хай (ЛП)"
Автор книги: Кэмерон Кроу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Кэмерон Кроу
«Быстрые времена в Риджмонт-Хай»
Перевод: Екатерина Чернецова
Добро пожаловать в кафетерий. Вон там сидит Спиколли, он изо всех сил пытается снять упаковку с сэндвича «Болонья». Глаза у него все еще красные после трех выкуренных утром косяков. Стейси Гамильтон выглядит как прежде, хотя прошлой ночью она наконец рассталась со своей девственностью и теперь чувствует себя совершенно иначе. Линда Баррет, лучшая подружка Стейси, хочет знать все подробности, ведь это она давала Стейси советы. А вот и Брэд Гамильтон, король школьного кафетерия и принц местного кафе с фаст-фудом. Брэд – тот самый парень, что страшно гордится жареной картошкой собственного приготовления. У Майка Деймона из Филадельфии, откуда он недавно переехал, тоже немало поводов для гордости. А вот и заморыш Марк Ратнер. При виде девушек его бросает в жар. Что же, должно быть, он покраснеет, как помидор, и задымится, когда увидит, что на фотографии из ежегодника он выглядит весьма необычно.
Все эти ребята, хм… Будущее Америки. Кэмерон Кроу провел год вместе с ними в школе Риджмонт-Хай в одном калифорнийском городке. Если вы не помните, что такое прыщи, лабораторные по биологии, вечеринки субботними вечерами и смущение от присутствия родителей, «Быстрые времена в Риджмонт-Хай» напомнят вам о подростковой жизни. Она напряженная, совершенно безумная, веселая и никогда больше не повторяющаяся.
Предисловие
Семь лет я писал разные статьи для молодежных журналов, и, наверное, не было и дня, чтобы слово «Дети» не звучало у меня в ушах. Редакторы подбирали подходящие для «детей» статьи. Люди, связанные с музыкой или киноиндустрией обсуждали, понравится ли «детям» то, что они собирались представить. Рок-артисты соглашались изменить свою рекламу так, чтобы можно было показать ее «детям». Детей обсуждали повсюду, о них говорили все. Дети были негласными судьями, которых следовало охранять.
Эта идея завораживала меня. Дети были повсюду, на улицах, в магазинах, в концертных залах. Но несмотря на их близость ко взрослым, последние едва ли помнили, что значит быть ребенком.
Летом семьдесят девятого мне исполнилось двадцать два. Вместе с издателем из Нью-Йорка мы обсудили идею моей книги. Возвращение в старшую школу с тем, чтобы понять, что же на самом деле чувствуют те самые «дети», о которых говорят на каждом углу. Я размышлял об этом все выходные, а затем взялся за проект.
Я ходил в школу Риджмонт-Хай в Редондо-Бич, штат Калифорния, семь лет назад. Дело было летом, и те восемь недель стали запретной темой для разговоров, ведь ходить в школу летом ужасно. Вообще-то я учился в католической школе с очень строгими порядками, и тогда мы верили, что все наши проблемы будут решены, а наши мечты исполнятся, если только мы переведемся в Риджмонт-Хай. Потому-то я и пошел в летнюю школу.
Осенью семьдесят девятого я вошел в кабинет директора, Уильяма Грея, и рассказал ему о своей задумке. Мне хотелось учиться в школе весь год, чтобы, говорил я ему, понять, чем живут старшеклассники, а затем написать об этом книгу.
Директор Грей был осторожным человеком. Он пристально взглянул на меня и, не доверяя моему плану, поинтересовался, что я писал раньше. Я сообщил, что брал интервью у многих известных людей, а после публиковался во многих изданиях.
– С кем, к примеру, вы разговаривали?
Я назвал несколько имен. Сын президента. Несколько рок-певцов. Несколько актеров. Моя последняя статья была посвящена автору песен и актеру Крису Кристофферсону.
Директор Грей откинулся на спинку стула.
– Вы знакомы с Крисом Кристофферсоном?
– Конечно. Я был с ним в турне несколько недель.
– Черт побери, – покачал головой директор. – Какой он?
– Замечательный человек, – и я поделился несколькими историями из тура Криса.
– Ну, – заключил директор Грей, – полагаю, вам можно доверять. Думаю, ваша затея сработает.
Так и вышло. Директор позвал в кабинет учительницу английского, миссис Джину Джордж, и определил в ее класс. Обо мне сказали еще четырем учителям. Со следующей недели меня ждали на занятиях в качестве семнадцатилетнего новичка.
Поначалу я волновался перед тем, как зайти в школу. На мне была типичная одежда калифорнийского школьника: джинсы, кеды и футболка, а на плече висел рюкзак, но, стоило мне оказаться среди старшеклассников, я немедленно забеспокоился. Не иду ли я слишком по-взрослому? Может, у меня на лбу написано «Я – ЖУРНАЛИСТ»?
Но никто не нашел меня подозрительным. Более того, в первый месяц в Риджмонте меня вообще игнорировали. Я слушал разговоры в классе, делал записи, подмигивал учителям, которые знали, кто я, и так день за днем. В какой-то момент я даже начал чувствовать себя шпионом.
Однажды после уроков я зашел в класс, где был кружок журналистики, и увидел там девушку, которую замечал раньше, но знакомы мы не были. Она что-то набирала на печатной машинке и подняла голову при моем появлении.
– Извини, не хотел мешать.
– Ты не мешаешь, – отозвалась она, возвращаясь к машинке.
Это была Линда Баррет, и вскоре она стала расспрашивать меня, словно заполняя анкету. Есть ли у тебя девушка? Где ты работаешь? Кто больше всего нравится из учителей?
Мы болтали, пока не пришли уборщики, и тогда мы продолжили разговор в ее машине. Она показывала мне школьные достопримечательности и рассказывала о популярных ребятах. Она знала всех в школе, а вся школа знала ее. Линда работала в местном торговом центре, в кафе, где подавали мороженое.
Совсем скоро я понял, что нашел очень ценного друга. Через Линду Баррет я познакомился с ее лучшей подругой Стейси, братом Стейси, Брэдом, и многими другими, о которых я напишу. Это было начало моего «вливания» в Риджмонт-Хай. Шло время, и они стали моими хорошими товарищами, людьми, с которыми я проводил много времени. Они стали моими друзьями.
Как это часто случается с писателями, мне захотелось продолжить свой эксперимент и никогда его не заканчивать. Тот год изменил всю мою жизнь. Я ходил в торговые центры, на вечеринки, на пляж, в бесконечные кафешки с фаст-фудом. Не могу даже пересчитать, сколько раз я выходил в уборную и слышал там вещи, достойные записи. Без сомнения, в Риджмонте меня запомнили, как парня с черным блокнотом.
Как выяснилось, заново стать подростком нетрудно. Трудно превратиться обратно во взрослого. Я возвращался в Лос-Анджелес и изредка посещал друзей и знакомых. Все они казались отстраненными и очень далекими от меня.
– Еще жив? – шутили они. – Еще пишешь?
(Журналисты, публикующиеся в периодике, считаются пропавшими с лица Земли, если в газетах не видно их статей)
Даже мама одарила меня грустным взглядом, когда я однажды вошел в гостиную.
– Ты был таким взрослым, – заметила она. – Помню, тебя не волновали машины и выпускной, – она покачала головой. – Ты так изменился. Что случилось?
К концу учебного года я настолько влился в коллектив, что даже директор Грей забыл о моем проекте. Я пришел на выпускной и прошел мимо стола, за которым он и миссис Грей приветствовали студентов. Увидев меня, директор слегка изменился в лице, он словно не мог припомнить, кто я и откуда.
– Это был отличный год, – сказал ему я. – Спасибо.
Вернувшись к друзьям, я задумался. У меня появились хорошие приятели, за жизнью и проблемами которых я следил, как за собственными. Мне не хотелось стать очередным взрослым, выпускающим очередную книгу о подростках с высоты возраста. Думаю, эта история написана взрослым, который в душе по-прежнему остался подростком.
Тем летом я наведался в гости к друзьям и рассказал о своем проекте. Реакция была одна и та же.
– Книга? – удивлялись они. – О Риджмонте?
Я взял интервью у героев книги, восстановил в памяти с помощью записей все детали каждой истории, произошедшей за этот год. В своей книге я стремился описать жизнь, начавшуюся с первым звонком учебного года, день за днем, такой, какая она есть. Моей же инициативой было поместить в книгу все – от соперничества за оценки до первого сексуального опыта. Все герои книги появятся в ней под другими именами и будут выглядеть иначе, но их истории останутся правдивыми.
Этот опыт полностью изменил мое понимание слова «Дети». Старшеклассники действительно вели себя как «дети» лишь в одном случае – когда рядом были их родители.
Всё, что вы прочтете дальше – мой рассказ о годе, проведенном в Риджмонт-Хай.
Кэмерон Кроу
Февраль 1981
Прошлой ночью
Стейси Гамильтон, полностью одевшись, лежала под одеялом и смотрела в потолок. После долгих раздумий этим нескончаемым летом она приняла важное решение. Ни за что на свете она не пойдет в старшую школу, будучи девственницей.
Она прислушивалась к звукам за дверью своей комнаты. Ее родители готовились ко сну, как и всегда выключая телевизор в половину двенадцатого, затем гасили свет, потом в ванной шумела вода. И вот, наконец, Фрэнк и Эвелин Гамильтон поднялись в свою комнату. Они засыпали быстро, а разбудить их было непросто. Брат Стейси, Брэд, частенько говорил, что, если в соседней комнате будут производить запуск баллистических ракет, родители проснутся лишь при запуске второй.
Той ночью Стейси выпрыгнула из кровати и быстро завязала шнурки на кроссовках. Затем прихватила красный шерстяной свитер на случай холода, бесшумно открыла окно и вылезла наружу.
Это должен был быть Невероятный Побег Стейси Гамильтон. Ей только исполнилось пятнадцать, и девушка была самой юной хостесс в кафе «У Свенсона» в местном торговом центре. Подружка Стейси, Линда Баррет, которая была старше ее на два года и перешла в выпускной класс Риджмонт-Хай, нашла для нее эту работу. Она пришла в Стейси в апреле и посветила ее в детали своего плана под названием «Иди работать к нам, и твоя жизнь изменится».
Ну, а теперь наступил сентябрь. Все лето Стейси провела в длинном платье Мятной Пэтти – так называлась ее униформа. Может, ее жизнь и изменилась, думала девушка, но явно не от того, что она рассаживала одних и тех же с детства знакомых ей мальчишек за столики, ну и уж совершенно точно не от громких замечаний родителей, которые журили детей за игру с мороженым. Нет, если жизнь Стейси и изменилась, то этому способствовали разговоры старшеклассниц, работавших там же официантками.
Официанткам «У Свенсона» запрещалось разговаривать друг с другом в зале, разговоры были разрешены только на кухне. В кафе уже появилась традиция – каждый раз, когда случалось что-то интересное, все официантки улучали момент и собирались на кухне. Однажды Мятная Пэтти Стейси пришла на кухню по какому-то делу услышала разговор двух девушек.
– Ты видела парня из кабинки Б-9?
– Это Билл из «Наших игрушек». Он все еще живет с родителями.
– Серьезно?
– Кристи ходила с ним на свидание. Говорит, он мамочкин сынок.
– Да ну его. Так, тунец готов?
Из разговоров на кухне Стейси узнала, что все девчонки в мире делятся на две группы. Одни проводят выходные с родителями, а другие – с Алленами или Бобами. Последние были высшим классом. Эти девушки по-особенному рассказывали о своих парнях. Их повествование заканчивалось улыбкой и цоканьем языком, и становилось понятно – они хорошо провели время и даже занимались этим.
Стейси Гамильтон не относилась к этой группе девушек. Она чувствовала, что все остальные официантки в кафе давно поняли это, но все равно относились к ней доброжелательно. Да и почему нет, если она была всего лишь хостесс и не угрожала ничьим чаевым. Девушка тихо слушала. Она была подругой Линды Баррет, которая всем нравилась, поэтому всем нравилась и Стейси. Иногда старшеклассницы в шутку гладили ее по голове.
– Однажды ты станешь очень красивой, – говорили они ей.
Стейси была миловидной девушкой со светлыми волосами и почти пропавшей детской пухлостью. Тем летом случился забавный случай – она подхватила простуду и похудела, так что ее фигура, как говорила мама, стала весьма привлекательной. К этому обстоятельству Стейси до сих пор не привыкла. Она замечала внимание со стороны мальчишек, но, как не уставала повторять Линда Баррет, мальчишки были не в счет. Нужно заинтересовать мужчину.
В тот вечер, когда Вет впервые зашел к «Свенсону», Стейси стояла за кассой. Парню на вид было лет двадцать с небольшим. Он сел за столик С-9, побарабанил пальцами по столу, размышляя, а затем заказал французский сэндвич. Хостесс краем глаза наблюдала за официанткой, которая приняла заказ и ушла на кухню. Парень был привлекателен, подумала Стейси, а его волосы очень аккуратно уложены феном.
Парень не сводил с нее глаз. Это не была игра воображения, даже другие девушки заметили. Парень доел сэндвич, отказался от мороженого и направился прямо к Стейси, чтобы расплатиться.
– Итак, – улыбнулся он ей, – у тебя тут трудная работа? Или трудно заставить себя работать?
Стейси улыбнулась в ответ (они должны были положительно реагировать на каждую шутку клиента, если только это было не оскорбление).
– Трудная работа, – пожала она плечами, принимая чек на десять долларов.
– Слушай, – парень наклонился к ней, – я – Рон Джонсон.
Она отсчитала ему сдачу.
– Я Стейси.
– Ты очень похожа на человека, с которым мне хотелось бы познакомиться получше. Я обычно этого не делаю, но… – Рон вынул из кошелька визитку и написал на обратной стороне номер домашнего телефона. – Почему бы тебе не звякнуть мне? Я был бы рад пообщаться с тобой за ужином. Что скажешь?
Стейси, уже было готовая спросить, не желает ли посетитель взять с собой что-то на вынос, замерла.
– Посмотрим.
– Буду ждать твоего звонка.
– Хорошо. Спасибо, приятного вечера.
Как только он вышел из «Свенсона», три официантки окружили Стейси.
– Как его зовут? Он сказал?
– Ну что за лис!
– Он работает здесь?
На визитке значилось, что парень был ветеринаром в клинике неподалеку. Его звали Рональд М. Джонсон, но с того дня в «Свенсоне» его знали под именем «Вет».
Послушав совета Линды Баррет, Стейси выждала три дня прежде, чем позвонить Вету. Он был дома, а жил, как выяснилось, с двумя приятелями, торгующими стереосистемами. Они мило поболтали о мороженом в «Свенсоне» и об учебе в ветеринарной школе. Рон Джонсон очень умело задавал наводящие вопросы.
– Судя по тому, как ты выглядишь, ты, должно быть, еще в старших классах, – заметил он.
– Да, – отозвалась Стейси. В старшие классы она пойдет только через три с половиной недели. – Так все говорят.
– Сколько тебе лет?
– Девятнадцать. А тебе?
– Двадцать пять. Как думаешь, мы все еще можем быть друзьями?
Они сходили на два свидания, включавших в себя кино и кафе, прежде чем Стейси позвала подругу в кафе, чтобы обсудить важный вопрос. Вопрос Уходящей Возможности Невероятного Побега.
– Я расстроена, – вздохнула Стейси.
– Из-за Вета?
– Наверное. Он мне нравится. Он милый, хорошо выглядит. Мы ходим на свидания, нам весело, но… Ничего не происходит.
– Не верю я этому парню, – нахмурилась Линда. – Знаешь, кого он мне напоминает? – слова слетали с ее губ, точно приговор. – Обычного старшеклассника. Неужели ты еще ничего не поняла о мужчинах, а, Стейси? Большинство парней просто… Тряпки. Я несколько лет гонялась за парнем, который казался мне милым. Я-то считала, что, если буду милой с парнями, они все поймут и в меня влюбятся. Ну и знаешь, что? Никто мне не перезванивал. Я бесилась, но толку-то. Так что я сама стала делать первый шаг, и что из этого вышло? Большинство парней слишком зашоренные, просто цыплята пугливые.
Стейси кивнула. Не было смысла спорить с Линдой Баррет. Их два года разницы в возрасте имели огромное значение. Линда была выше, очень красива, с темными волосами с перманентной завивкой, а ее макияж всегда был безупречен. Линда знала мужчин и понимала, как следует себя вести. У нее было, как она это назвала, «сексуальное понимание».
– Мне все равно, кто он, – продолжала Линда. – Двух свиданий вполне достаточно. Ты уверена, что он не гей?
Она замолчала, когда к ним подошла официантка. Девушки заказали кофе и салат, а затем рассчитались на кассе.
– Не думаю, что он гей, – откликнулась Стейси. – Он сказал, что расстался с девушкой пару месяцев назад.
– Ладно. Тогда чего ты ждешь? Ты красивая. Тебе надо лишь научиться брать то, чего ты хочешь. Знаю, делать первый шаг страшно, но подумай вот о чем. Через три года тебе будет восемнадцать, и все это уже будет ерундой.
В этом был смысл. Спустя два дня Стейси позвонила Вету и предложила встретиться вечером и покататься по городу. Неважно, куда они пойдут, сказала она, просто ей надо выбраться из дома. Вет согласился.
Она ждала его в тени у своего дома, стоя возле почтового ящика.
– Спасибо, что заехал за мной, – по коже бегали мурашки, несмотря на свитер. – Скорее бы съехать отсюда.
– Без проблем, – улыбнулся Вет. – Куда едем?
– Еще не придумала. Ты знаешь, где Мыс?
– Мыс? – Вет с любопытством взглянул на Стейси, и на секунду она подумала, что он понял, сколько на самом деле ей лет. Мыс был знаменитым местом, куда приезжали парочки, желавшие побыть наедине. – Мыс – хорошая идея.
Они проехали по Риджмонт-драйв, миновав яркие огни кафе и торгового центра, оставили позади школу Риджмонт-Хай и поднялись на холм за ней. Парковка пустовала. Вет остановил машину в дальнем углу. Они прошли через школьное бейсбольное поле на возвышенность. Мыс.
С этого места открывался прекрасный обзор на город. На самом Мысе было темно, фонарей здесь никогда не стояло, да они были не нужны, ведь холм освещался огнями города. Неярко, но достаточно, чтобы разглядеть кучи коробок из-под молока, разбросанных под ногами. Коробочки с соломинками. Большие коробки с остатками молока. Смятые коробки. Без них Мыс не был бы Мысом.
Кроме Стейси и Вета здесь больше никого не было. Их руки едва соприкасались, а их третье свидание проходило под чуть приглушенные звуки города, раскинувшегося перед ними.
– Давай присядем, – предложил Вет. Вокруг были только камни. Линда говорила, что такие парни, как он, могут тормозить, и только теперь Стейси поняла, о чем шла речь.
– Посидеть можно там, – Стейси махнула рукой в сторону поля. – Там, наверное, есть скамейки для запасных или тенты.
Перешагивая через коробки из-под молока, они пошли к кирпичному тенту, построенному для команды-гостя. Там они сели на скамейку. Над ними одиноко сиял единственный тускловатый фонарь. Вид на город остался позади.
– Ты очень красивая сегодня, – произнес Вет.
– И ты.
Молчание. Стейси положила руки на колени.
– Тепло сегодня.
– Да. Правда, тепло. Интересно, сколько простоит такая погода?
Вет наклонился и поцеловал девушку в щеку. Это первый шаг? Пару секунд Стейси сидела, не шевелясь. Это должен был быть первый шаг. Она подождала еще немного. Когда мне будет восемнадцать, все это будет ерундой.
Она потянулась к Вету и решительно поцеловала его в губы. Сперва удивленный, парень обнял ее и с готовностью ответил на поцелуй. Она запустила пальцы в его уложенные феном волосы.
Вет заговорил первым.
– Тебе в самом деле девятнадцать?
– Да, – откликнулась Стейси. – Мне правда девятнадцать.
И она снова его поцеловала.
– Лучше мне отвезти тебя домой.
– А что скажут твои соседи?
– В смысле, к тебе домой.
Но никто из них не пошевелился. Пару минут спустя Вет, по всей видимости, решил свой внутренний конфликт. Его рука слегка потянула пояс красных вельветовых брюк Стейси. Девушка уставилась на его пальцы.
Вот оно. То самое. В ее голове пронеслась тысяча советов и поучений Линды Баррет вперемешку с тысячей вопросов. Будет больно? Сложно? Она забеременеет? Они влюбятся друг в друга?
– Ты правда хочешь этого? – не задумываясь, спросила она. – Это твое окончательное решение?
– Думаю, мы оба этого ходим.
Медленно и неловко Стейси начала помогать ему. Она расстегнула молнию, и Вету больше не понадобилось подтверждений. Он уложил ее на широкую скамейку, пока они продолжали лихорадочно целоваться, а его рука скользнула под ее блузку. Он мял ее грудь, затем стянул с нее кроссовки. Потом штаны. Потом свои штаны. Рон – Вет – Джонсон очень отличался от тех ребят, на свидания с которыми она ходила раньше. У него была Техника.
– Это твой первый раз?– прошептал он.
– Дааа…
Обнимая его за плечи и чувствуя, как мужчина впервые входит в нее, Стейси смотрела на потолок тента. Она навсегда запомнит граффити, нарисованные там:
«Героин в шее»
«Линкольн был здесь ... Зиг Хайль»
«Лед Зеппелин»
«Дэн Роберто (Диско-гей)»
Пятнадцатилетняя Стейси Гамильтон бесшумно вернулась в свою комнату в три часа утра. Теперь комната казалась ей совершенно иной. Глупые чехлы для подушек, нудные книги в бумажных обложках, заказанные ею в средней школе, совершенно детская цепочка из вкладышей от жвачек, приклеенная к шкафу… Все это казалось неуместным.
У нее слегка кружилась голова, спать не хотелось. Стейси села на край кровати и стала пристально изучать себя в зеркало напротив. Никаких перемен. В какой-то степени все было так, как рассказывала Линда Баррет. Первое чувство – легкость, желание переспать со всеми симпатичными парнями в мире, потому что это так здорово. Стейси улыбнулась и включила радио. Затем подняла телефонную трубку и набрала номер.
Голос Линды на том конце провода напоминал сонное мурлыканье.
– Так ты заполучила его?
– Да.
Линда рассмеялась и кашлянула.
– Поздравляю.
– Увидимся завтра.
– Да, увидимся завтра.
Стейси положила трубку, а затем подняла снова и набрала другой номер. Она звонила на радио.
– Доброе утро. KXLY, – бодро отрапортовал диджей.
– Привет! Вы можете поставить «Лестницу в небо» Лед Зеппелин?
– У вас до сих пор нет ее на кассете? – ничего личного в этом вопросе не было. «Лестница в небо» Лед Зеппелин была самой популярной и часто заказываемой песней на радио в последние десять лет. Все диджеи знали, что каждый третий подросток попросит поставить «Лестницу в небо».
– Есть, но музыкальный центр в другой комнате. А на радио будет лучше.
Наверное, диджею понравилось объяснение, потому что он сказал:
– Хорошо, сделаю все возможное.
Стейси хотела услышать особенную колыбельную в этот особенный для себя день. «Лестница в небо» со всем ее оптимизмом и надеждой была ее любимой песней с четвертого класса.
Когда KXLY поставили песню, девушка уже спала. Ей снились кафе «У Свенсона» и Дэвид Боуи, рок-звезда. Во ее сне Дэвид Боуи пришел к «Свенсону» и заполнил заявление на работу. Он ждал ребенка от актера Чеви Чейза, а Линду Баррет пригласили помогать ему освоиться в кафе. Дэвид Бои умолял повысить ему зарплату, чтобы обеспечивать малыша, когда его прервало пробуждение.
Будильник запищал, и Стейси оторвала голову от подушки. 6:45.
– Просыпайся, Стейси, солнышко, – позвала из-за двери мама. – Наступают лучшие годы твоей жизни!
Зелёный
Официальными цветами школы Риджмонт-Хай были красный и желтый. Но каждый, кто когда-либо учился в этом месте думал не об этих цветах, если речь заходила о школе. Все они думали о зелёном.
Зелёный был повсюду. Стены спортзала были выкрашены в зеленый. Зеленые классы. Зеленая веранда. Даже доски зеленые. Граффити? Самые разные оттенки зеленого. Трещины на стенах? Закрашены зеленой краской. По школе ходила шутка, что, если никто не мог справиться с непослушным учеником, приходили уборщики – и красили хулигана в зеленый.
В первый учебный день в Риджмонте возникла одна проблема, связанная со знаменитым зеленым цветом. Рано утром, когда Стейси и Вет уезжали с Мыса, кто-то пришел к школе. Кто-то стащил металлические буквы.
Первое, что бросалось в глаза на подъезде к школе – зеленая металлическая инсталляция на парковке. Она была поставлена здесь в память о погибших во Вьетнаме выпускниках Риджмонт-Хай и представляла собой крупные буквы, складывающиеся в слова «СТАРШАЯ ШКОЛА РИДЖМОНТ-ХАЙ». Тем утром от надписи осталось лишь: «СТАР АЯ ОЛА ИДЖМОН Й».
Но и это еще не все! Здание и деревья вокруг были сплошь обвешаны туалетной бумагой. Эта бумага, самое коварное из всех хулиганских оружий, свисала деревьев, козырька над входом, веранды и скамеек. Даже не приглядываясь, можно было понять – снять это «украшение» будет весьма нелегко. А на окна она и вовсе была приклеена с помощью смеси сырых яиц и воска, оттереть которую – настоящее мучение.
Разумеется, бумага была зеленой.
А перед зданием, где был кабинет директора и приемная, на лужайке бумагой же было выложено: «Серферы-нацисты из Линкольна». Старшая школа Линкольна, находившаяся чуть дальше, была давним соперником Риджмонт-Хай.
– Я знаю, кто это сделал, – нахмурился семнадцатилетний Брэд Гамильтон, стоявший у регистрационной стойки в ожидании своей карточки для отметки посещений. – Это те мелкие гаденыши. Безмозглые тупицы. Только перевелись из средней школы Пола Ревира и уже портят нам жизнь.
Брэд Гамильтон был Важным Парнем в школе. Всегда окруженный друзьями, сейчас он стоял в компании четверых приятелей. На всех пятерых были одинаковые кепки. Друзья с готовностью закивали в ответ на слова Брэда. Все они работали вместе в «Гамбургере Карла», где Брэд давно завоевал звание «лучшего по картошке», как шутили приятели.
– Надо было утопить их, – проворчал Брэд, – одного за другим.
Каждый год в июне в средней школе Пола Ревира девятиклассники устраивали выпускной парад, проходя колонной по улицам города. А старшеклассники Риджмонт-Хай «топили» их, закидывая пакетами с водой из своих укрытий. Для них выпускной парад школы Пола Ревира был грязной рекой, которая вот-вот готова была затопить город.
Впрочем, бывшие девятиклассники быстро менялись. Едва поступив в старшие классы, они вдруг понимали, что вести себя, как придурок, больше не круто. Перед ними появлялись новые перспективы, а вместе с ними и новая ответственность. Так что самой известной фразой среди бывших девятиклассников школы Пола Ревира были слова: «Я завязал с наркотой в средней школе».
Будучи старшеклассником, можно было сдать на права, а машина требовала денег. Совсем скоро становилось ясно, что родители не будут оплачивать прихоти детей до конца жизни, а потому, если у тебя нет работы, ты – никто. Однако хорошо оплачиваемые работы давно были разобраны, так что приходилось хвататься за все, что найдется. Так, например, поступил Брэд Гамильтон.
– Я работаю с фаст-фудом, – говорил он с гордостью профессионала.
Его жареная картошка была хорошо известна в городке, и, хоть работа повара в кафе была не бог весь какой престижной, Брэда узнавали, хвалили, а менеджер быстро повысил его до шеф-изготовителя картошки.
Как и большинство друзей, Брэд работал шесть дней в неделю. Школа не была для него главным делом в жизни. Она вообще стояла на четвертом месте после Машин, Девушек и Счастья. Школа – не проблема, особенно в этом году. Брэд мог выпуститься еще в прошлом году – он посетил нужное количество часов по всем предметам – но зачем? Спустя два года в Риджмонт-Хай Брэд знал всех, а его все любили. Самое лучшее в школе – возможность видеться с друзьями каждый день, так зачем заканчивать это аж на целый год раньше.
Этот год будет интересным. Брэд взял всего четыре курса: ремесло, физкультуру, урок здоровья и публичное выступление. Ему хотелось, чтобы этот год был неспешным и легким.
– Привет, Брэдли! – это его сестра, Стейси, десятиклассница.
– Ты чего такая довольная?
– Ах, извините, пожалуйста.
– Кто у тебя первым уроком?
Стейси заглянула в расписание.
– История США. Мистер Хэнд.
– О-о-о… – протянул Брэд.
– У-у-у, – подхватили его друзья.
– Не пропускай, – посоветовал парень сестре. – Самое интересное начинается после третьего звонка.
Когда Стейси ушла, один из друзей Брэда повернулся к нему.
– А твоя сестричка стала красоткой.
– Это ты ее просто утром сегодня не видел, – откликнулся Брэд.
Мистер Хэнд
Стейси Гамильтон села за парту. Прозвенел третий и последний звонок.
Учитель вошел в класс уверенной походкой, затем дважды постучал по доске, призывая к тишине. Он закрыл дверь одним движением и запер замок-задвижку. Стекла в окнах слегка задрожали. Этот человек знал, как вести себя в классе.
– Алоха, – произнес он. – Я – мистер Хэнд.
Никто не произнес ни слова. Он написал имя на доске. Мел крошился при каждой выведенной линии.
– У к вам лишь один вопрос, – продолжил учитель. – Вы можете посещать мои занятия?
Он обвел глазами класс, полный десятиклассников, на лицах которых было написано «Лето продолжается!».
– Пакало? На гавайском это означает: «Вы меня понимаете»?
Ученики с любопытством оглядели мистера Хэнда. Его квадратное лицо хранило вопросительное выражение. Черные волосы были зачесаны назад, обнажая покатый лоб. Он чем-то напоминал ведущего новостей, на нем был строгий костюм и желтая рубашка.
Он определенно не был гавайцем.
Мистер Хэнд, как и некоторые другие учителя достался Стейси «в наследство» от Брэда. Арнольд Хэнд преподавал в Риджмонт-Хай уже долгие годы, борясь с тем, что он считал наибольшей угрозой для молодого поколения – с незнанием истории.
По словам Брэда, таких учителей, как мистер Хэнд, следовало уважать. Он был Учителем учителей, как назвал его брат Стейси. Большая часть преподавателей работала по так называемой контрактной системе. Учитель и ученик заключали некий негласный договор, по которому учитель озвучивал ученикам свои требования и план на предстоящий учебный год, а ученики выполняли задания. Оценки выставлялись в зависимости от того, какая часть запланированного в начале года была выполнена к его концу. Посещения же не имели никакого значения.
Мистер Хэнд презирал эту систему. Он любил повторять, что хуже ленивого ученика может быть только ленивый учитель, и с ним нельзя было не согласиться, потому что иначе он начинал выискивать недостатки в работе других учителей – и неизменно находил их. Своим коллегам он казался тем чудом сохранившимся преподавателем, которому по какой-то загадочной причине не наплевать на знания учеников. Он проводил незапланированные проверочные работы и строго следил за посещаемостью. Так Брэд рассказывал Стейси.
Другим важным моментом были звонки. Первый звонок был коротким, он предупреждал о том, что урок закончится через три минуты. Второй был громче и длиннее, он заканчивал урок. Третий звонок раздавался через семь минут и обозначал начало следующего урока. Мистер Хэнд считал, что, если ты не в состоянии планировать свое время так, чтобы укладываться во время, предоставленное тремя звонками, в жизни тебе настанет крышка, потому что ты просто-напросто не выживешь.
– А выживание, – строго сказал он в то утро, – одна из важнейших целей образования.
В пятьдесят восемь лет мистер Хэнд не видел причин покидать Риджмонт-Хай. Да и зачем, если в последние десять лет жизнь только началась? Он нашел человека, который мог бы быть достойным примером для подражания, который выживал в джунглях. Мистеру Хэнду было совершенно неважно, что его кумир был ни кем иным, как Стивом МакГарретом, детективом из телесериала «Гавайи 5.0».
