Текст книги "Призрак тебя и меня (ЛП)"

Автор книги: Келли Орам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– А почему я с тех пор тебя больше не видела? Ты не ходишь в нашу школу?

Уэс еще раз украдкой бросает взгляд на меня, и на секунду мне кажется, что он ей не ответит, но затем он пожимает плечами.

– Я на дистанционном обучении. А в тот день просто сдавал кое-какие бумаги.

На дистанционном обучении? Это и есть его огромный секрет? Никакого отчисления, перевода или колонии? После гибели Спенсера он просто решил учиться на дому? Наши одноклассники будут ужасно разочарованы, если узнают.

– Круто, – отвечает Шарлотта. – Я раньше тоже так училась. Правда, у меня не было выбора, потому что я ездила с отцом по стране, но мне было так одиноко, что в этом году я уговорила его разрешить поучиться, как все. Если бы не Бэйли, я бы уже ушла. В этой школе полно настоящих мерзавцев. – Она вдруг с серьезным видом поворачивается ко мне. – Они мерзавцы, Бэйли. Все до единого. И не стоят того, чтобы тратить на них время и нервы.

Я улыбаюсь, и она берет меня за плечи.

– Я за тебя, поняла? – И она сжимает меня еще в одном объятии. – Я пойду, потому что тебе, похоже, нужно вернуться к работе, но давай завтра поедем в школу вместе? И не будем обращать внимание на остальных. – Я киваю, и она улыбается. – Отлично. Я позвоню.

Уходя, она снова одаривает Уэса улыбкой.

– Было приятно познакомиться.

– Мне тоже.

Мы оба смотрим ей вслед, пока Шарлотта не скрывается в лифте. Уэс нарушает тишину, прежде чем я выхожу из оцепенения.

– Бэйли, а что вчера было? О чем она говорила? Мне показалось, я слышал, как ты…

– Ничего. – Я разворачиваюсь и спешу вернуться к Регине. Не знаю, как долго он подслушивал нас, но от мысли, что он теперь знает, что я говорю о нем, у меня внутри все сжимается.

Уэс следует за мной, и Регина улыбается, когда замечает его.

– Уэс! Решил присоединиться к нам на последние тридцать минут?

Уэс кивает.

– Мелинда ушла на обеденный перерыв, так что…

Вся просияв, Регина одаривает меня короткой, довольной улыбкой.

– Прекрасно. Мы с Бэйли соскучились по тебе.

Ее заявление так неожиданно и так больно пронзает мне сердце, что у меня вырывается вздох. Она понятия не имеет, насколько ее слова близки к правде. И как отчаянно я скучаю по Уэсу – тому Уэсу из детства, который был моим другом, прежде чем все развалилось. Уэс бросает на меня пристальный взгляд, словно пытаясь понять точный смысл моей чрезмерной реакции, и я отворачиваюсь, не желая, чтобы он угадывал мои мысли.

Регина понимает, что снова ляпнула что-то не то, и ее улыбка становится грустной.

– Ладно, – бормочет она. – Нам надо просто собрать пустые обеденные подносы, а потом ваш рабочий день, ребята, будет окончен.

Она начинает идти, и когда мы с Уэсом отстаем от нее, я могу поклясться, что слышу, как Уэс шепчет:

– Бэйли, я тоже соскучился по тебе.

***

После смены Уэс уходит с кем-то попрощаться. Я рада, что нам не придется опять в неловком молчании ехать на лифте и идти на парковку. Последние полчаса нашей смены были столь напряженными, что я готова больше никогда его не видеть.

Спенсер ждет меня на скамейке около входа. Когда я замечаю его, он похлопывает по ней, приглашая сесть рядом, и я тяжело вздыхаю.

– Я видел Шарлотту, – говорит он. – Она заходила проведать тебя из-за вчерашнего вечера, да?

Ответить вслух я не могу, ведь мы на людях, поэтому просто киваю, пока закрываю руками лицо и делаю несколько вдохов. Я без сил.

– Она мне очень нравится, – продолжает Спенсер.

– Бэйли?

Вздрогнув от неожиданности, я поднимаю глаза и вижу, что на меня смотрит Уэс. Спенсер соскакивает, пока он приближается с намерением сесть рядом со мной. Я порываюсь уйти – мои нервы слишком измотаны, чтобы еще и сейчас иметь дело с Уэсом, – но умоляющее лицо Спенсера мешает мне это сделать.

– Я не хочу рассказывать о вчерашнем, – говорю резко, когда Уэс открывает рот, чтобы заговорить.

Он с усилием выдыхает, словно я раздражаю его, однако кивает. Между нами растягивается оглушительная тишина. Никто не уходит. Я кошусь на него, но он глядит на автобус, который притормаживает на остановке возле больницы. Когда он уезжает, Уэс вздыхает. Он пропустил свой автобус, чтобы поговорить со мной, но до сих пор ничего не сказал.

– Прости за Рози, – произносит он наконец, перехватив мой хмурый, недоумевающий взгляд. – Обычно она очень милая. Просто она вроде как запала на меня, вот и защищает.

– Вроде как? – не подумав, фыркаю я. – Да она по уши в тебя влюблена.

Уэс морщится. Поверить не могу, что поддразнила его, но оно того стоило, чтобы увидеть его покрасневшие щеки.

– Не понимаю, почему она так себя повела. Клянусь, я не говорил о тебе ни слова плохого.

Ему никогда и не надо ничего говорить. Все написано у него на лице.

– Не беспокойся. Регина сказала, что Рози получила плохие новости и потому была сама не своя.

Уэс закрывает глаза и шумно сглатывает.

– У нее осталось не так много времени.

Я уже догадалась, что она, скорее всего, умирает, но услышав о том, что это произойдет совсем скоро, мое сердце сжимается от боли за Уэса. Он теряет еще одного дорогого ему человека. Что бы там ни было между нами, он нуждается в утешении, поэтому я накрываю его руку своей.

– Мне так жаль.

Когда я прикасаюсь к нему, он смотрит вниз. И когда мне кажется, что сейчас он отпрянет, переворачивает ладонь и крепко сжимает мою. Никто из нас не произносит ни слова и не отводит взгляд от наших скрепленных рук. Словно мы оба боимся нарушить это мимолетное перемирие. На несколько драгоценных минут наши проблемы перестают существовать, и мы сидим, держась за руки, и молчим.

В конце концов он снова оглядывается на дорогу.

– Мне пора.

– Его нужно подвезти, Бэйли, – говорит Спенсер, когда я поднимаюсь на ноги.

Я и сама это знаю, просто после прошлого раза боюсь предложить. Я выразительно смотрю на него, а он делает умильные, как у щенка, умоляющие глаза, отказать которым я не могу. Затем усмехается, пока я сверлю его рассерженным взглядом.

Рюкзак Уэса перекинут через плечо, и он переминается с ноги на ногу, словно не может придумать вежливый способ уйти.

– Бэйли, ну же, – не унимается Спенсер.

И я, преодолев желание тяжело вздохнуть, выталкиваю слова изо рта:

– Уэс, тебя подвезти?

Его губы вздрагивают в удивленной усмешке.

– Ты предлагаешь меня подвезти после того, как я обошелся с тобой в прошлый раз?

Отвечая, я отворачиваюсь.

– Спенсер хотел бы, чтобы я это сделала.

Спенсер улыбается мне, но его глаза полны боли.

– Спасибо, Бэй. Я знаю, тебе нелегко, но ему это нужно.

При упоминании Спенсера лицо Уэса вытягивается.

– Ты не обязана быть милой со мной ради Спенсера. Я ведь никогда не шел на это с тобой.

У меня перехватывает дыхание. Он впервые признался в своем грубом поведении вслух. Я не понимаю, что между нами произошло, и меня это бесит, но я не нахожу в себе смелости спросить его прямо.

– Слушай, ты явно опоздал на автобус. Давай я отвезу тебя, куда надо.

Он колеблется, бросает взгляд на часы, а затем к моему удивлению возвращается на дорогу и кивает.

– Да, хорошо. Спасибо.

Глава 15

Мы вновь молчим до выезда из парковки, а потом я оглядываюсь на него в ожидании указаний.

– Ой, сейчас направо. Прости. Затем через три квартала налево на Хэнсон-стрит и прямо до поворота. Я скажу, у какого здания остановить.

Мне любопытно, куда мы направляемся, но я, не задавая вопросов, включаю поворотник и еду на юг. Спустя полквартала Уэс откашливается.

– Ты говорила о том вечере. И упомянула Спенсера и меня. Что вчера было?

Я сжимаю руль с такой силой, что руки начинают дрожать. Я ведь сказала, что не хочу обсуждать эту тему. Его упорство раздражает меня, и я решаю отплатить ему той же монетой.

– Почему ты знаком со всеми в онкологическом центре?

Я знаю, что Рози тут не при чем, поскольку он упомянул, что она в него влюблена. Он сказал бы, если бы она была его девушкой. Уэс впивается в меня взглядом, и я, отказываясь отступать, вздергиваю подбородок. Посмотрим, как ему понравится, когда на него давят вопросами, на которые ему не хочется отвечать.

Следуя его указаниям, я поворачиваю на Хэнсон-стрит, и мы оказываемся среди старых многоквартирных домов. Постройки из красного кирпича никоим образом не запущены, но выглядят маленькими и не могут даже сравниться с его старым домом. Раньше Уэс жил в доме, который был еще больше и красивее моего, но около полугода назад я заметила перед ним табличку с объявлением о продаже.

Уэс говорит, где лучше припарковаться. Потом смотрит на часы на приборной панели и морщится. Когда он снова поворачивается ко мне, становится ясно, что ему не хочется просить меня об услуге, о которой он собирается попросить.

– У тебя есть время подкинуть меня до работы? Это недалеко. Мили четыре.

– Да! – выкрикивает Спенсер с заднего сиденья. – Да, Бэйли. Скажи ему «да».

Я почти забыла о присутствии Спенсера. Странно, что он так тих каждый раз, когда мы с Уэсом вместе. Обычно его невозможно заставить умолкнуть. Такое ощущение, словно в загробной жизни ему больше нечем заняться, кроме как смешить меня или вынуждать разговаривать с ним, чтобы я выглядела, как полный псих. Но стоит мне остаться с Уэсом наедине, и он открывает рот только тогда, когда боится, что я забью на его лучшего друга. Я хмурюсь в зеркало заднего вида, пытаясь понять, что он задумал. Он кивает на Уэса.

– Ладно, забей, – говорит Уэс и открывает дверцу. – Спасибо, что подвезла.

Когда он захлопывает дверцу, я понимаю, что он, наверное, видел, как я хмурилась Спенсеру, и сделал вывод, что я не хочу везти его на работу. Внутри разливается ужасное чувство.

– Иди за ним, Бэй, – требует Спенсер, отчаянно махая в сторону его удаляющейся фигуры.

Я подавляю вздох, а затем следую за Уэсом.

– Уэс, подожди! – Он разворачивается с настороженным видом, и я торопливо догоняю его. – Я вовсе не против подвезти тебя на работу. – И на ходу сочиняю: – Просто я растерялась. Так вот, где ты сейчас живешь?

Уэс поправляет рюкзак.

– Да. Мы переехали сюда полгода назад.

Я жду объяснений, но понимаю, что зря. Не буду больше ничего вытягивать из него. Он поднимается по бетонной лестнице к белой двери в дом из красного кирпича. На маленьком крыльце – тот же коврик, который лежал перед его старым домом.

Уэс пинает его, пока выуживает из кармана ключи, и откашливается.

– Ты точно не против?

Я улыбаюсь.

– Конечно, нет. Мне все равно сегодня нечем заняться. Буду рада помочь.

Отпирая замок, он еще раз бормочет слова благодарности, а затем оглядывается через плечо. Делает вдох и, толкнув дверь, делает приглашающий жест, что несколько удивляет меня. Я думала, он зайдет и захлопнет дверь перед моим носом.

Внутри я узнаю знакомую мебель, но ее стало намного меньше. Чтобы не захламлять квартиру, они сохранили только самое нужное.

Здесь некоторый беспорядок, что определенно странно – миссис Дэлани всегда была помешана на чистоте, – но не полный бардак. В раковине стоит пара тарелок, на журнальном столике раскиданы какие-то бумаги, а на полу перед телевизором лежит игровая приставка, джойстик и коробочки игр. Квартира напоминала бы холостяцкую берлогу, если бы не дорогая мебель в гостиной и фотографии в рамках над развлекательным центром.

Одна фотография заставляет мое сердце биться быстрее, и я вытягиваю шею, чтобы рассмотреть ее. На ней мы с Уэсом и Спенсером стоим на футбольном поле после домашней игры. Ребята одеты в футбольную форму, а я в наряде болельщицы. Спенсер, зажатый между мною и Уэсом, с головы до ног облит красным пуншем – товарищи по команде окатили его после того, как он забил решающий гол. Мы улыбаемся, словно жизнь абсолютно прекрасна.

– Мисси Халгрен сделала это фото, и его напечатали в местной газете.

– Я помню, – шепчу я. В груди так сильно жжет, что едва получается говорить.

– Помнишь что? – спрашивает Уэс.

Я вздрагиваю, осознав, что о фотографии сказал Спенсер.

– Этот снимок, – отвечаю поспешно. – О Спенсере написали статью и напечатали там это фото.

Уэс как-то оцепенело кивает. Его глаза не могут оторваться от снимка.

– Когда я увидел его, то позвонил Мисси и попросил подарить мне. Это последняя фотография перед тем, как…

Я рада, что он не заканчивает предложение. Говорить на эту тему больше не хочется, и я отхожу и рассматриваю прочие снимки. Добравшись до фотографии мамы Уэса, я застываю. Она, полностью лишившаяся волос, лежит на больничной койке, а Уэс и мистер Дэлани стоят по обе стороны от нее с такими же лысыми головами.

В животе завязываются узлы, и все, наконец, обретает смысл. Я понятия не имею, что сказать. Глядя на фото, я чувствую себя так, словно вторгаюсь во что-то чересчур личное, но оторвать взгляд не могу.

– Ей поставили диагноз в прошлом году за две недели до домашней игры, – говорит Уэс. Его голос дрожит. Он смотрит на фото, но по его сжатой челюсти ясно, что он решил все объяснить. – Она слегла очень быстро. Я перешел на дистанционное обучение, чтобы ухаживать за ней, пока отец на работе. Изначально ей давали три месяца. Прошел год.

Я проглатываю горящий ком в горле.

– Это ведь хорошо, да?

Уэс кивает.

– В большинство дней я так и думаю. Но иногда, когда у нее начинаются сильные боли…

Его голос опять обрывается, поэтому я, как у больницы, беру его за руку. Он сразу сжимает ее.

– Чтобы оплатить счета за лечение, мы продали дом и переехали в этот район, потому что отсюда недалеко до больницы. Маму положили туда две недели назад, когда ей стало хуже, и она больше не могла оставаться дома. Вот, откуда я знаю всех в том отделении. Мы приходили к ним целый год, и теперь я провожу там столько времени, сколько могу.

В глазах начинает щипать, поэтому я отпускаю руку Уэса и отворачиваюсь.

– Извини. Я не должна была ничего говорить. Это не мое дело.

Я вздрагиваю, почувствовав на плече его руку.

– Не извиняйся. Такое облегчение, что ты наконец-то узнала. Я хотел рассказать тебе раньше, просто не знал, как поднять эту тему, поскольку между нами все так странно.

Внутри меня сплошные осколки. С учетом всего, что случилось в последнее время, на меня наваливается такое острое горе, что я разворачиваюсь и, не думая, крепко обнимаю его. Сжимаю так сильно, как только могу, и зарываюсь лицом ему в грудь. Его руки тоже обхватывают меня, и он держит меня в таких нежных объятиях, что шквал эмоций во мне притупляется до легкой пульсирующей боли. Я припадаю к нему и, расслабляясь, чувствую, что его тело делает то же самое.

После аварии люди всегда говорили мне, что они сожалеют о гибели Спенсера. Это никогда не приносило мне утешения, только боль, поэтому я не говорю Уэсу, что сожалею о его матери. Он и так это знает.

Наши объятия затягиваются настолько, что превращаются в нечто большее. И я не знаю, должна ли – и как – их разорвать. Сначала Уэс обнимал меня осторожно, но теперь держит так, словно планирует никогда больше не отпускать. Его щека покоится у меня на макушке, а мускулистые руки становятся пленом, из которого невозможно сбежать, даже если я попытаюсь. Он обнимает меня. Не как друг.

Пока я стою, изумленно застыв, его рука скользит по моей спине вверх, погружается в волосы, и я чувствую, как он зарывается в них лицом, а затем, вбирая мой запах, всеми легкими делает вдох и сжимает меня еще крепче, словно стараясь слиться со мной.

В этом моменте есть что-то отчаянное. Словно мы ничего не можем с собой поделать. Он будто бы ухватился за предложенное мною крошечное утешение и пытается впитать его, прежде чем оно ускользнет. Неужели никто не поддерживал его весь этот год? Даже представить нельзя, каким это было кошмаром, когда ему в одиночку пришлось пережить гибель Спенсера и болезнь его мамы.

Спенсер прав. Я нужна Уэсу. Теперь я понимаю, почему он так упорно нас сталкивал. Уэс всегда был из тех, кто переживает тяготы молча. Какими бы ни были обстоятельства, он никогда не попросит о помощи и совершенно точно не станет плакаться кому-то в жилетку. На ум приходят слова, которые он, кажется, пробормотал, когда мы были больнице, и я понимаю: мне не послышалось. Он правда скучает по мне.

– Я рядом, Уэс. – Слова вылетают из моих уст, прежде чем я успеваю остановить их. – И всегда была рядом. Это не я разрушила нашу дружбу.

Хотя мое обвинение справедливо, я сразу же сожалею о нем, поскольку это разрушает те чары, в которых находится Уэс. Он отстраняется и, будучи не в состоянии встретиться со мной взглядом, бросает рюкзак на диван.

– Через минуту вернусь. – И он, не давая мне времени что-то сказать, скрывается в коридоре.

Верный своему слову, Уэс возвращается через минуту.

– Только не смейся, – предупреждает он, заходя в маленькую гостиную.

Я давлюсь фырканьем и закусываю изнутри щеку, потому что он в такой нелепой одежде, что удержать хихиканье очень сложно. На нем полиэстровые брюки темно-зеленого цвета с золотыми полосками по бокам и двубортный пиджак с большими блестящими пуговицами. Но смешнее всего высокая круглая шапочка с эластичным ремешком под подбородком, которая плотно сидит на его голове. Уэс сердито глядит на меня, но уголки его губ поднимаются вверх.

– Я же просил не смеяться.

Я стараюсь – но безуспешно, – сохранить бесстрастное выражение на лице.

– Даже не думала. Ты выглядишь… очень привлекательно.

Он закатывает глаза и засовывает в задний карман кошелек.

– Заткнись. Просто за это хорошо платят.

– За что? За предводительство марширующего оркестра?

Уэс качает головой, и у него вырывается легкий смешок. Этот звук меня ободряет. Смех от Уэса заслужить тяжело. Он открывает дверь и придерживает ее, пока я выхожу.

– Я подрабатываю посыльным в отеле «Гранд Саммит».

– Недурно, – присвистываю я.

Мы садимся в машину, и атмосфера теперь уже не кажется такой удушающей. Невозможно сохранять напряжение, когда Уэс выглядит так, словно готов прокатить меня на гостиничном лифте. И все же эта поездка не обещает быть легкой. Темно-зеленая униформа выгодно оттеняет цвет его глаз и загорелый тон кожи, а хорошо пошитый пиджак, не оставляет сомнений, что под ним скрываются широкие плечи и стройное тело. Он очень сексуальный посыльный.

– Готова поспорить, что женщины-путешественницы заваливают тебя чаевыми. Как часто они пытаются всучить тебе ключ от номера, пока ты доставляешь наверх их багаж? – Я смотрю на Уэса с дразнящей усмешкой, но он таращится на меня в так шокированно, что я начинаю чувствовать себя глупо. – Я просто хотела сказать…

Уэс отворачивается к окну, но его рот вздрагивает в улыбке, и он бормочет:

– Минимум раз в неделю.

Смеясь, я качаю головой и слышу, как рядом хмыкает Уэс. Разговор угасает, но это умиротворяющее молчание. В тишине до меня доносится голос Спенсера с заднего сиденья:

– Бэй, поговори с ним. – Я смотрю в зеркало заднего вида, и Спенсер ободряюще улыбается. – Он рассказал тебе о своей маме. Знаешь, как тяжело ему это далось?

И вновь Спенсер прав. Уэс мог не впускать меня к себе в дом. И он не обязан был мне открываться. Я даже не знаю, почему он так поступил, но меньшее, что я могу сделать – это отплатить ему тем же. Если я хочу наладить наши отношения, мне нужно впустить его.

Я вздыхаю, и Уэс косится на меня краешком глаза.

– Триша видела, как мы тогда целовались, – выпаливаю внезапно.

От моего признания его брови взлетают на лоб, и он, развернувшись, устремляет все свое внимание на меня. На его лице не только обычное удивление, но другие эмоции я распознать не могу. Превозмогая себя, я объясняю дальше:

– Я не знала, что она целый год хранила этот секрет, но вчера она на меня разозлилась и объявила всем, будто я изменила с тобой Спенсеру, и именно поэтому он напился и погиб. Теперь меня все ненавидят. – Мой голос надламывается, я впиваюсь глазами в дорогу, а затем пожимаю плечами, словно так можно стряхнуть вес его взгляда. – Конечно, они винят меня.

Между нами повисает густое молчание, которое становится еще более неловким, когда мы останавливаемся на светофоре. Наконец вспыхивает зеленый, и Уэс шепчет, словно его подтолкнуло и заставило говорить движение автомобиля:

– Не надо было мне целовать тебя.

Я не возражаю. Здесь наши мнения совпадают. Тот поцелуй, каким бы невероятным он ни был, – самое большое сожаление в моей жизни. И он, наверное, чувствует то же. Но есть одна вещь, которую я должна выяснить.

– Но зачем ты это сделал? Ты же ненавидел меня.

Уэс трясет головой.

– Я не ненавидел тебя.

Я стреляю в него острым взглядом, заворачивая на парковку отеля.

– Ненавидел. С тех пор как я попросила Спенсера стать моим парнем, ты возненавидел находиться рядом со мной. Тебя бесило, когда мы были втроем. Бесило, когда мы со Спенсером гуляли одни. Ты всегда старался его увести, а меня целенаправленно избегал.

Уэс не спорит со мной. Потому что не может. Мы оба знаем, что это чистая правда. Его плечи резко опускаются под грузом вины. Он не отвечает, поэтому я, желая наконец-таки высказаться, вновь заговариваю:

– Я не понимаю. – Я не могу удержать голос ровным. – Ты заставил меня чувствовать себя ужасно из-за любви к нему. Мы были лучшими друзьями, а затем ты внезапно стал холодным и вредным. И таким злым. Все между нами навсегда изменилось.

Я останавливаюсь у парадного входа в отель. Уэс смотрит в окно и кивком здоровается с двумя другими парнями, которые стоят у дверей, одетые в такую же забавную униформу, но из машины пока не выходит.

– Все было сложно, – бормочет он.

Я фыркаю. Звук совсем тихий, но полон печали.

– Как и сейчас, разве нет?

Его рука замирает на ручке дверцы. Шумно сглотнув, он, наконец, поднимает глаза, и глубина печали в них поражает. Он такой же сломленный, как и я. Когда он заговаривает, в его мягком шепоте столько же сожаления, как и во взгляде.

– С тобой всегда будет сложно, Бэйли.

Уэс не оставляет мне времени на ответ и выходит. Не то чтобы я знала, что на это ответить. Начиная закрывать дверцу, он делает паузу и говорит напоследок:

– Как бы там ни было, мне очень жаль. – Он старается улыбнуться, но получается скорее гримаса. – Спасибо, что подвезла.

Я не могу подобрать слова, поэтому просто киваю, а затем он бесшумно закрывает за собой дверцу.

Глава 16

На следующей неделе я начинаю жалеть, что доктор Московиц снял меня с медикаментов. После вечеринки меня бойкотируют в школе, и если бы я по-прежнему принимала антидепрессанты, мне было бы все равно, что все мои друзья меня бросили. Теперь Шарлотта – мой единственный друг. Я так рада, что она переехала к нам. Без нее у меня вряд ли получилось бы выжить.

Спенсер тоже часто появляется рядом. Я не могу решить, блаженство это или же пытка. Его присутствие дарит и радость, и боль, поскольку это не то же самое, если бы он был живым, и я знаю, что он никогда не вернется. Он намекнул, что его время со мной подходит к концу, и я боюсь, что потерять его снова будет еще тяжелее, чем год назад.

– Все хорошо, Бэй-би. Твой выход.

Бодрый голос Спенсера и нелепое прозвище вытягивают меня из хандры, и я обнаруживаю, что все на меня смотрят. Сегодня у нас тест на ведущую скрипку в оркестре. Я должна была выступать третьей, но судя по всему, четвертый и пятый скрипачи свою партию уже отыграли. Я так отключилась, что не заметила.

Оглядевшись, я снова встречаюсь взглядом со Спенсером, и он с энтузиазмом поднимает два больших пальца вверх.

– У тебя все получится. Просто играй, как мы репетировали.

Мы? Тяжело удержаться и не закатить глаза. После того, как я подвезла Уэса на работу, наше взаимодействие снова стало скованным и неловким, отчего Спенсер стал поистине неумолим со своей кампанией под девизом «Подружись с Уэсом». Он постоянно следует за мной по пятам. Однажды он провел со мной в школе весь день и, узнав, что в оркестре меня перевели на третье место, до ужаса разозлился.

Раньше я была первой скрипкой, но после гибели Спенсера перестала вкладывать в музыку душу. У меня не осталось сердца, чтобы играть. Спенсер решил взять это на себя и на протяжении двух недель муштровал меня, заставляя упражняться на скрипке.

– Сколько можно тянуть? – бурчит кто-то, и я, вздрогнув, морщусь, а потом, глядя на мистера Дэниелса, поднимаю скрипку к подбородку.

– Извините.

– Все в порядке, Бэйли. Начнешь, когда будешь готова.

– Вскружи этому старому индюку голову, Бэй.

Он так сверлит мистера Дэниелса взглядом, что мне хочется фыркнуть. Наверное, он заметил в глазах моего руководителя отсутствие веры. Не то чтобы я это не заслужила. Удивительно, что я до сих пор третья, а не пятая скрипка.

Но враждебное выражение на очаровательном лице Спенсера поднимает мне настроение, и, начав водить по струнам смычком, я наконец-то раскрепощаюсь. Мне всегда нравилась скрипка. А раз Спенсеру действительно важно, чтобы я вернулась на ведущее место, я это сделаю.

– О, да! –  Спенсер гудит от восторга, увидев, как меня накрывает решимость. – Вот она, моя сексуальная богиня скрипки. Вскружи им всем голову, Бэй. Покажи, кто тут босс! Уделай этих заучек.

На этот раз я все-таки фыркаю, и мне приходится замаскировать это кашлем. Хорошо, что я пока что играю лишь гаммы. Я бросаю на Спенсера укоризненный взгляд, и тот опять ухмыляется, но еще смущенно пожимает плечами.

– Прости.

Ага, конечно. Я не верю, что Спенсер раскаивается, и так бы и сказала ему, если бы не стояла в комнате, полной людей. Поэтому я снова фыркаю, качая головой. Из-за него я точно попаду в психбольницу, но по крайней мере он заставил меня улыбнуться.

Закончив гаммы, я закрываю глаза и перехожу к тестовому отрывку, который знаю наизусть. Он намного проще, чем те концерты, которые я репетирую дома. Я играю отрывок с легкостью, идеально, что шокирует весь оркестр.

Когда я открываю глаза, стоит такая звенящая тишина, что я оглядываюсь и вижу вокруг изумленные лица. Ну, Талия и Юри не столько удивлены, сколько рассержены, поскольку знают, что я лишила их шанса на ведущее место. Но все остальные просто потрясены.

Мистер Дэниелс улыбается так широко, что у него, наверное, болят щеки. Когда я встречаюсь с ним взглядом, то он, вместо того чтобы поздравить меня с хорошо выполненной работой, тихо спрашивает:

– Бэйли, ты вернулась?

Это сложный вопрос. Если ответить «да», возникнут новые ожидания. И мне снова придется стараться и относиться к делу серьезно. Может, это и неплохая идея. Скрипка дарит мне радость, а мне сейчас просто необходимо хоть чему-нибудь радоваться, поскольку в остальной моей жизни – полная неразбериха.

Умоляющее выражение на лице Спенсера трудно проигнорировать. Должно быть, ожидая, пока я отвечу, он затаил дыхание – я предполагаю, что оно у него есть.

– Бэйли, пожалуйста. Ты же любишь играть. Я не могу смириться с тем, что ты практически бросила скрипку. Умер ведь я, а не ты. Мне нужно, чтобы ты вновь начала жить. Живи за нас обоих, раз уж я не могу.

Его слова пронзают мне сердце, и мои глаза затуманиваются слезами. Он умолял меня перестать скорбеть по нему с самой первой секунды, как появился. Он словно мучается, видя, как мне сейчас тяжело. И кажется, я его понимаю. Если бы все было наоборот и призраком, наблюдающим за его страданиями, стала бы я, это убивало бы меня снова и снова.

Кажется, я наконец поняла, почему он так отчаянно хочет, чтобы я двигалась дальше. Правда, неясно, почему я должна двигаться дальше в компании Уэса, но, возможно, Спенсер просто не может наблюдать за страданиями друга так же, как не может смотреть, как мучаюсь я. Возможно, он хочет, чтобы мы оба исцелились. Я могу это сделать. Или хотя бы попробовать. Ради него. Если это действительно то, что ему нужно.

Глубоко вдохнув, я встречаюсь с мистером Дэниелсом глазами и слегка киваю.

– Думаю, да, – бормочу. Мое лицо от важности этого заявления начинает пылать, и я добавляю: – По крайней мере, я попытаюсь.

Мистер Дэниелс сияет от гордости, и это здорово. На меня уже давно так не смотрели. Он одобрительно мне кивает, а затем говорит Юри, что сейчас его очередь. Он не скажет, что место первой скрипки снова мое, пока не сыграют Юри и Талия, но я уже знаю, что победила. Чему я удивлена, так это своей радости. Слишком много времени прошло с тех пор, как меня что-либо волновало, но вернуть это чувство приятно.

***

Я нахожусь в приподнятом настроении, когда в конце дня встречаюсь с Шарлоттой перед кабинетом истории. Сегодня мы должны провести презентацию, и Шарлотта очень взволнована. Она подпрыгивает на носочках с ключами в руке, и теперь, когда меня снова поставили первой скрипкой, мне не составляет труда так же ярко улыбнуться в ответ.

– Пошли! – говорит она, когда я подхожу. – Все наши вещи в моей машине, и мистер Тэтчер уже выписал нам пропуск. – Она показывает листок бумаги и тащит меня к школьной парковке.

Пока мы переодеваемся для презентации, мое настроение становится еще лучше. Шарлотта оказалась еще упрямее Спенсера со своей идеей «отвлечем-Бэйли-от-факта-что-все-друзья-ее-бросили». На прошлой неделе она вытащила меня в город, и мы нашли магазин с костюмами, где продавалось и белое платье Мэрилин, и знаменитый розовый костюм Джеки О. Там были даже их парики.

Когда я выхожу из туалетной кабинки и становлюсь рядом с Шарлоттой, меня охватывает смешанное с волнением восхищение. Мы выглядим очень похоже на своих героинь и подготовили довольно смешную презентацию о Джоне Кеннеди, которая, как мне кажется, должна понравиться классу.

Шарлотта улыбается мне в зеркале:

– Мы зажжем.

И я верю ей, потому что чувствую себя лучше, чем за весь этот год. Может быть, я и правда вернулась.

– Еще как зажжем, верно?

– А то!

Перед тем, как закрыть сумочку и выйти из туалета, она целует картонную фигуру тридцать пятого президента и оставляет на его щеке красный отпечаток помады. Ее уверенность заразительна, и когда мы, наконец, входим в класс и сталкиваемся с изумленными ахами, смехом, свистом и улюлюканьем одноклассников, у меня получается держать голову высоко поднятой, а также одарить их улыбкой и сексуальным подмигиванием в стиле Мэрилин Монро.

Наша презентация проходит, как по маслу. Класс смеется, а мистер Тэтчер явно нами обеими горд. Улыбка на моем лице – искренняя, хотя, за это, вероятно, следует поблагодарить Спенсера, который не прекращал отпускать забавные комментарии. Тем не менее, как и в оркестре, я чувствую себя по-другому. Словно оттаиваю. Я медленно возвращаюсь к жизни, и знаю наверняка, что еще недавно была мертва для мира, как и говорили мои родные, учителя и друзья.

Хорошо вернуться назад, и это не так болезненно, как я себе представляла. Приятно снова получать радость от жизни, смеяться и взаимодействовать с людьми. Закончив выступление, я ловлю взгляд Спенсера, и он, без слов поняв, о чем я подумала, улыбается от уха до уха.