Текст книги "Призрак тебя и меня (ЛП)"

Автор книги: Келли Орам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Сумасшедшая я или нет, но Спенсер умоляет меня, и я не могу ему отказать.

– Хорошо.

Я снова поворачиваюсь к миссис Шнайдер, которая начала подниматься из-за стола и зависла на стулом, словно не зная, догонять меня или нет. Уэс тоже уже на ногах. Его темные глаза сощурились и сосредоточились на мне.

– Я пройду стажировку, – шепчу я.

Спенсер с облегчением выдыхает.

– Спасибо, детка.

Он подносит к моему лицу руку, хоть и знает, что не может ко мне прикоснуться. Не ощутив его пальцев, я, чтобы не разрыдаться, закрываю глаза.

– Бэйли, что происходит? – спрашивает Уэс.

От его резкого тона я вздрагиваю, и мимолетный взгляд, брошенный на него, сообщает, что по его мнению я совершенно свихнулась. Может, оно так и есть.

– Простите, миссис Шнайдер. Я не очень хорошо себя чувствую. Можете отпустить меня?

– Давай ты зайдешь к медсестре? – Она выходит из-за стола и, открывая дверь, кладет руку мне на плечо.

– Нет, со мной все будет нормально. Мне просто нужно пойти домой и отдохнуть. Можете, пожалуйста, отправить мне информацию о стажировке на почту и передать записку Джулии, что сегодня ей придется ехать домой на автобусе? Спасибо.

Не дожидаясь ответа, я разворачиваюсь на каблуках, выскакиваю из кабинета и бегу, не обращая внимания на то, что мне вслед летит мое имя. До звонка еще десять минут, поэтому все коридоры, к счастью, пусты. И некому стать свидетелем того, как я уже во второй раз за неделю убегаю из школы.

Глава 9

Пока я выезжаю со школьной парковки, Спенсер сидит на пассажирском сиденье и, сдвинув брови, глядит на меня. На этот раз я не слишком удивлена его появлению.

– Бэйли, что там произошло? Что с тобой? Ты начинаешь меня беспокоить.

Метнув в него быстрый взгляд, я покрепче сжимаю руль и издаю истерический смешок.

– Ты серьезно спрашиваешь меня об этом? Моя галлюцинация интересуется, что со мной не так? Я схожу с ума – вот, что! Мне снизили дозу лекарств, и теперь я окончательно спятила. Миссис Шнайдер, наверное, уже позвонила доктору Московицу, и он, вероятно, уже ждет меня дома со смирительной рубашкой в руках.

За моей тирадой следует тишина, поэтому я снова кошусь на своего призрачного компаньона и вижу, что он смотрит на меня широко распахнутыми глазами и втянув губы в рот.

– Ну и что это за выражение? – рявкаю я, хотя по тому, как дрожат его плечи, нетрудно догадаться, что он еле-еле удерживается от смеха.

– Прости, – хрипит он и наконец-таки выпускает безудержный смех. – Знаю, это не смешно, но я никогда раньше не видел, чтобы у тебя был нервный срыв. Понятия не имел, что это будет выглядеть так мило.

Что ж, по крайней мере, очевидно одно: на сколько бы частей ни был расколот мой разум, он, безусловно, помнит Спенсера ясно и четко, поскольку этот ответ… ну очень похож на него. Мне одновременно хочется и смеяться, и плакать.

– Бэйли, ты не сходишь с ума. Клянусь, я настоящий.

Я чуть не врезаюсь в знак «стоп», поэтому жму на тормоза и съезжаю на обочину, чтобы наорать на Спенсера.

– Ты не можешь быть настоящим! – кричу я. – Ты мертв!

Веселье Спенсера испаряется. Увидев, что я на пределе, он тихо вздыхает и немного смещается на сиденье, чтобы повернуться ко мне.

– Да, мертв, – спокойно отвечает он. – Я призрак, Бэй, всего лишь дух.

Качая головой, я задаюсь вопросом, что именно я сейчас делаю: спорю со Спенсером или ругаю за спор с фантомом себя.

– Призраков не существует.

– Я докажу тебе обратное. Поехали к игровому домику. Я оставил там кое-что, о чем ты не знаешь. Если я помогу тебе найти нечто, о существовании чего ты даже не подозревала, значит, я настоящий, согласна? Галлюцинации не могут рассказывать вещи, о которых люди не знают.

Поразмыслив немного, я решаю ему уступить. И вот, почему. Во-первых, если Спенсер докажет, что он настоящий, значит я всего-навсего медиум, а не окончательно сбрендившая шизофреничка, и это станет для меня большим утешением. А во-вторых, мысль о том, что Спенсер что-то утаивал от меня, кажется невозможной. Я слишком заинтригована, чтобы не согласиться.

Новая миссия подавляет мой нервный срыв. Или, по крайней мере, на время откладывает. Когда я останавливаюсь около дома, моя паника улетучивается, сердцебиение замедляется, и теперь я могу нормально соображать. Со вновь обретенной ясностью в голове я наконец начинаю обрабатывать то, что произошло в кабинете миссис Шнайдер.

– Спенсер? – Я выскакиваю из машины и, обойдя дом, направляюсь прямо к игровому домику на заднем дворе. – Что происходит с Уэсом? Миссис Шнайдер сказала что-то о его ситуации, и теперь ты говоришь, что я ему нужна. У него неприятности?

Спенсер перестает идти. (Да-да, идти, а не парить по воздуху. Он утверждает, будто он призрак, но при этом передвигается, как живой человек.) Спенсер поднимает взгляд в небо, а потом, шумно выдохнув, поворачивается ко мне.

– Я не могу говорить с тобой об этом.

Увидев на моем лице причиненную его ответом обиду, он морщится и в отчаянии сжимает кулаки.

– Я бы хотел, Бэй, поверь. Я так много хочу тебе рассказать. Есть столько всего, чем мне хотелось бы поделиться с тобой, но я не могу. Таковы правила.

– Правила?

Почему-то это кажется мне очень тревожным.

Вместо ответа Спенсер меняет направление и уводит нас к гаражу. Заметив мой вопросительный взгляд, он поигрывает бровями.

– Помнишь, как мы играли в Индиану Джонса? Тебе придется найти спрятанное сокровище.

Взяв в гараже лопату, мы идем к дереву, где Спенсер становится ровно напротив окна моей спальни и начинает отсчитывать шаги. На двадцати он останавливается и упирается взглядом в землю. Никаких признаков, что в этой точке когда-либо рыли, нет. Он смотрит на дерево, а затем, задумчиво почесывая в затылке, окидывает взглядом окно моей спальни.

– Я мог слегка промахнуться. В двенадцать у меня были ноги поменьше, поэтому, возможно, тебе придется выкопать довольно широкую яму.

– В двенадцать? – переспрашиваю я. – Я ищу нечто, что ты закопал у меня дворе, когда тебе было двенадцать?

– Нечто, что мы закопали вместе с Уэсом. – Он показывает на землю у себя под ногами, а затем делает шаг в сторону. – Копай здесь, но будь аккуратна, а то зацепишь лопатой и сломаешь то, что там лежит.

Охваченная волнением, я вгоняю лопату в грунт. Происходящее ужасно похоже на одно из наших старых выдуманных приключений. Спенсер снова Индиана Джонс, а я – Мэрион Рэйвенвуд, которая на самом деле была, конечно же, тайной принцессой. Я непроизвольно оглядываю кусты, почти ожидая, что к нам подкрадется Уэс. В наших играх он почти всегда изображал плохиша, поскольку ему нравилось быть тем, кто похищает у Индианы Джонса принцессу Мэрион, и удерживать меня в заложниках.

Чаще всего Спенсер и Уэс сходились в схватке за меня, и пока они, катаясь по земле, понарошку дрались, я ускользала и провозглашала сокровище своим. Обычно сокровищем были какие-нибудь пирожные, и я успевала слопать половину, прежде чем они понимали, что меня нет.

– Предупреждаю сразу: если это кекс четырехлетней давности, есть его я не буду, что бы ты там ни говорил.

Спенсер хохочет так громко, что я невольно напрягаюсь, боясь, что мама услышит его и спросит, чем это я занимаюсь. Но потом я вспоминаю, что слышать и видеть его могу только я. Меня снова охватывает беспокойство. Вдруг он все-таки плод моего воображения, и я пытаюсь откопать то, чего нет? Если я не найду никакого спрятанного сокровища, то чем я оправдаюсь перед родителями за развороченный двор?

Спустя три ямы и десять минут лопата наконец-то натыкается на что-то твердое. Ахнув, я падаю на колени и лихорадочно продолжаю рыть – уже руками, – чтобы раскрыть найденное сокровище. Мои пальцы чувствуют пластик под рыхлой землей, и я, подняв на Спенсера взгляд, усмехаюсь. Мне снова девять, и это мое самое захватывающее приключение.

Раскопав серебристую шкатулку для драгоценностей Hello Kitty, я опять ахаю.

– Она же моя! – взвизгиваю я, отчего Спенсер взрывается хохотом. – Я чуть с ума не сошла, когда она потерялась. Зачем вы стащили и закопали ее?

Поднявшись на ноги, я смахиваю со своей старой реликвии землю. Я не видела ее так давно, что она кажется волшебной, покоясь в моих руках.

– Нам была нужна такая штуковина, куда не смогли бы пробраться жуки. Это единственное, что у нас получилось найти. Мы же не виноваты, что ты оставила ее в игровом домике.

Посмеиваясь себе под нос, я представляю, как однажды ночью, когда Уэс остался у Спенсера на ночевку, они пробрались в домик на дереве, чтобы похитить мою шкатулку и спрятать в ней какое-то таинственное сокровище.

– Нет! Не открывай! – кричит Спенсер, когда я берусь за крошечную защелку. Он пытается отобрать шкатулку, но его руки проходят сквозь нее.

Я отвечаю на его отчаянный взгляд коварной усмешкой.

– Похоже, ты не в силах остановить меня.

– Бэйли Мари Аткинсон, ты не посмеешь!

Соблазн заглянуть в нее очень велик. Однако, если он правда против, я не стану этого делать. Тем не менее, я подношу шкатулку к уху, слегка встряхиваю и слышу, как внутри гремят какие-то небольшие предметы.

– О-о, звучит интригующе.

– Бэйли, серьезно. Тебе нельзя смотреть, что там внутри.

Он только распаляет мое любопытство.

– Почему? Что там? Еще мои вещи, которые вы с Уэсом украли?

– Это капсула времени, ясно? Мы с Уэсом положили туда кучу глупых вещичек, но это личное.

Такая секретность просто убивает меня. Что, черт возьми, двенадцатилетние Спенсер и Уэс могли положить в украденную шкатулку и закопать, если это смущает его до такой степени, что мне даже нельзя заглянуть внутрь?

–  Это моя шкатулка, и вы закопали ее у меня во дворе. Я имею право хотя бы одним глазком посмотреть, что внутри.

– Ну ладно тебе, там суперсекретные мужские штучки. Девушкам видеть запрещено. Пообещай, что не станешь ее открывать.

Спенсер искренне встревожен тем, что я загляну внутрь. Подпрыгивая на носочках, он машет руками в бесплодных попытках вырвать шкатулку и смотрит на меня умоляющим взглядом. Ничего милее я в жизни не видела и потому, конечно, смягчаюсь.

– Хорошо. Обещаю. Но зачем ты сказал ее выкопать, если я не увижу, что в ней?

Спенсер с облегчением выдыхает.

– Потому что тебе нужны доказательства, что я настоящий, а Уэсу нужно то, что в шкатулке.

При напоминании Спенсера о доказательствах правда наконец-то проникает в мой разум.

Шкатулка выскальзывает из моих пальцев, а глаза начинают блестеть. Спенсер был прекрасен и прежде, но теперь, когда я знаю, что это действительно он – что он правда-правда стоит передо мной, – он поистине ослепителен. Спенсер – мечта, которая вырвалась из моего сердца и воплотилась в реальность. Я начинаю дрожать, и у меня еле-еле получается вымолвить:

– Спенсер?

Он улыбается, радуясь, что я наконец-то поверила, однако в его взгляде столько тоски, что мое сердце обжигает яростной болью.

– Привет, детка, – мягко шепчет он сквозь ветерок, и его голос дрожит. – Я так сильно по тебе скучаю.

У меня щиплет в глазах, но в то же время от счастья я словно парю. Я удерживаю рыдания в груди, и они вырываются придушенным смехом.

– Я по тебе тоже. Ужасно. Поверить не могу в то, что ты здесь.

Я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к нему. Желание ощутить его почти причиняет мне боль.

Спенсер тоже поднимает ладонь и останавливает ее в миллиметре от моей кожи. Я знаю, что ничего не почувствую, но все равно проталкиваю пальцы сквозь его бесплотную руку.

– Как такое вообще возможно? – спрашиваю я, пока мы, словно играя в какую-то игру, пытаемся ухватить друг друга пальцами.

Спенсер вздыхает и опускает руку.

– Это довольно сложно объяснить.

– Но ты попробуешь?

Он не может мне отказать. С печальной улыбкой он оглядывается на дерево позади нас.

– Не согласитесь ли вы, о принцесса, присоединиться ко мне на тайном свидании в запретной башне?

Я смеюсь. Такими словами он приглашал меня в домик с тех пор, как в десять лет я призналась ему, что, находясь наверху, чувствую себя принцессой в башне. Взяв шкатулку, я следую за ним в нашу старую крепость.

Подойдя к лестнице игрового домика, Спенсер галантным взмахом руки приглашает меня подняться первой.

– После вас, миледи.

– Балда, – фыркаю я.

Спенсер обиженно прижимает руку к сердцу.

– Ответь подобающим образом. Например: «Благодарю вас, любезный сударь» или «О, Спенсер, вы такой джентльмен!».

Хихикая, я посылаю ему воздушный поцелуй.

– Мой герой.

Его глаза снова начинают сиять. Он притворяется, что ловит мой поцелуй, и прикладывает его к губам.

– Вполне приемлемо. Можете продолжать.

Поднимаясь наверх, я смеюсь. А открыв люк, вижу, что Спенсер уже внутри – стоит, прислонившись к окну, которое выходит на мою спальню. Он хихикает, когда я оглядываюсь в поисках парня, которого оставила стоять на земле, и показывает на себя пальцем.

– Я призрак, забыла?

Я надуваю губы.

– А еще выпендрежник.

Конечно, от этого его улыбка становится в два раза шире.

– Тебе понадобилось, чтобы я привезла тебя из школы домой, но ты можешь просто взять и переместиться по воздуху в игровой домик?

– Вроде того.

Он отходит от окна и плюхается на наше старое одеяло – не то, чтобы его движение издавало какой-то звук, просто действие выглядит как привычное «плюх». Вместо того, чтобы сесть рядом, я сажусь, скрестив ноги, напротив – хочу видеть его лицо, – опираюсь на руки и терпеливо жду его объяснений. Он опять улыбается. Ему всегда нравилось быть в центре внимания, и сейчас он полностью завладел моим.

– Я привязан именно к тебе, – признается он. – И должен оставаться неподалеку.

Мысль о том, что он связан со мной, вызывает улыбку. Заметив ее, Спенсер подмигивает, тоже довольный положением дел. Он прислоняется к стене домика и переплетает пальцы за головой. После минутного молчания он снова начинает говорить, а я сижу в размышлениях, как он может опираться на что-либо. Хотя я не уверена, что он касается стены или пола, на котором «сидит». Он просто… здесь.

– Не всем удается вернуться, – шепчет он. – И те из нас, кто все-таки возвращается, не могут делать все, что захотят. Духи приходят для определенной задачи. И мы связаны ограничениями, чтобы не отвлекаться от цели. Иначе соблазн бродить по земле и тосковать по своей прежней жизни будет слишком силен.

Помрачнев, он опускает руки на колени и какое-то время смотрит на них, прежде чем взглянуть из-под ресниц на меня.

– На небесах очень даже неплохо, но переход тяжел. Тяга быть рядом с близкими, которых мы оставили на земле… – Он делает глубокий вдох, а затем медленно выдыхает. – Мы не должны возвращаться, но порой душе трудно смириться со смертью.

Я проглатываю внезапно появившийся в горле комок. Я точно знаю, что он имеет в виду. Ведь я тоже не смогла смириться с тем, что его больше нет.

– Иногда незаконченное дело мешает нам принять загробную жизнь. В зависимости от наших мотивов и задач, которые мы хотим выполнить, некоторым предоставляется шанс исправить ошибки или разобраться с тем, что удерживает их на земле.

Мой взгляд падает на шкатулку, лежащую у меня на коленях. Что бы там ни было – это его незаконченное дело. Уэс – его незаконченное дело.

– Значит… ты вернулся для того, чтобы я отдала ее Уэсу, не узнавая, что там внутри?

Его ответ тих и полон вины.

– Это важно.

Меня не должно ранить то, что он вернулся, чтобы исправить что-то с Уэсом. В конце концов, он предпочел показаться мне, а не Уэсу, и у нас действительно ничего незавершенного не осталось. Мы были счастливы и любили друг друга. Но тем не менее, думая об Уэсе и Спенсере, я чувствую ревность и грусть. У них была некая сторона отношений, в которую меня никогда не включали. Связь, которую я никогда не понимала и никогда не была ее частью. Это всегда было обидно, и осознание того, что эта связь соединила их и за пределами жизни, делает обиду невыносимой. Снова они против меня. Даже сейчас Уэс вбивает клин между мной и Спенсером.

– Я знаю, что между тобой и Уэсом не всегда было все гладко, но ты поможешь мне? Сделаешь это ради меня?

В моей груди все сжимается.

– Если я помогу тебе, ты вернешься обратно и перестанешь являться ко мне?

Он кивает, закусывая губу.

Я хочу уничтожить эту шкатулку. Выбросить или опять закопать, чтобы он мог остаться со мной навсегда.

Спенсер догадывается, что у меня на уме.

– Я вернусь туда в любом случае. Навсегда остаться не выйдет. Мне дали совсем чуть-чуть времени, чтобы попытаться выполнить незавершенное дело, и для этого у меня есть всего один шанс. Если ничего не получится, это будет преследовать меня всю загробную жизнь.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох.

– Ты поможешь мне, Бэйли? Сможешь ли быть просто благодарна за то, что мы встретились в последний раз, и помочь мне упокоиться с миром?

Подавленная, переполненная эмоциями, я могу лишь кивнуть.

Глава 10

Никто не возражает, когда на следующий день я пропускаю школу под предлогом того, что мне необходим день психологической разгрузки. Что, кстати, не совсем ложь. Я не могу разбираться еще и со всей этой школьной драмой, пока пытаюсь помочь любви всей моей жизни обрести вечный покой.

Предполагалось, что я начну стажировку в больнице сегодня после уроков, так что родители и миссис Шнайдер настаивают на том, чтобы я все же пошла туда. Мои родители в полном восторге от того, что выбор пал на меня, и, похоже, согласны с миссис Шнайдер и доктором Московицем, что эта работа каким-то волшебным образом поможет мне исцелиться. Этого, естественно, не случится, но я с ними не спорю, поскольку там будет Уэс, а он – ключ к завершению незаконченных дел Спенсера.

По пути в больницу Спенсер объясняет, почему он не сможет показаться мне, пока я буду там. По его словам, люди, которые близки к переходу, иногда видят призраков, и ему не хочется кого-то расстроить. Только спустя минуту я понимаю, что он говорит об умирающих людях, которым я собираюсь помогать в течение дня.

Как только я переступаю порог больницы, по моему позвоночнику пробегает холодок. Без Спенсера здесь особенно неуютно. Я знаю, он где-то поблизости, но знать не значит видеть, и у меня осталось не так уж много времени с ним. Я хочу видеть его каждую секунду, пока это возможно.

Я поднимаюсь в отделение, к которому меня приписали, и оказывается, что оно находится на одном этаже с кабинетом доктора Московица. За сестринским постом меня уже ждет медсестра с аккуратно сложенной униформой. Ей чуть больше двадцати – наверное, она самая младшая медсестра в штате, –  а на ее лице сияет улыбка, вполне соответствующая ее бодрому тону.

– Ты, наверное, Бэйли. Добро пожаловать!

Пока она энергичной походкой идет ко мне, хвостик, в который собраны ее длинные волосы, прыгает из стороны в сторону. Девушка берет меня за руку и с энтузиазмом пожимает ее, а потом вручает мне униформу.

– Я Регина, счастливица, которая станет тебе подругой и наставником в одном лице. Не могу дождаться, когда смогу все тебе здесь показать. Вон там туалет. Иди переоденься, а затем мы найдем тебе шкафчик в комнате отдыха, чтобы ты могла оставить там свои вещи. Уэс уже переодевается.

При упоминании Уэса у меня внутри все сжимается. Он уже здесь. По какой-то непонятной причине я чувствую, что мне нужно подготовиться к встрече с ним. Ну почему я такая неврастеничка?

– По-моему, тебе очень повезло с партнером по стажировке.

Наклонившись ко мне, Регина прикрывает ладонью рот, чтобы никто, кроме меня, ее не услышал, и на ее лице вспыхивает озорство.

– Он великолепен, правда? И такой милый. Скорее бы увидеть его в больничной одежде. – Отступив, Регина смеется и возвращается к нормальному тону. – Обожаю парней в униформе. Потому-то я и пошла учиться на медсестру.

От этой девушки голова идет кругом, но ее настроение так заразительно, что проскользнув в туалет, я обнаруживаю на своем лице улыбку.

Когда я выхожу, то вижу рядом с Региной Уэса. Его глаза мгновенно находят мои, и в них возникает вопрос.

Регина оказалась права. В голубой униформе Уэс выглядит потрясающе. Она идеально контрастирует с его загорелой кожей, делает более выразительными глаза. Он похож на актера, играющего в какой-нибудь популярной драме медбрата.

Пока я иду к ним, мой пульс ускоряется, а живот снова сводит. Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоить нервы.

Я смогу это сделать. Смогу быть его другом. Так нужно Спенсеру.

– Привет. – Я заставляю себя улыбнуться.

Уэс отвечает мне хмурым взглядом.

– Что вчера произошло в кабинете миссис Шнайдер?

От грубости его тона я вздрагиваю, и даже Регина бросает на Уэса недоумевающий взгляд. Она назвала его милым, но со мной он очень давно не вел себя так. Много лет. Ясно как день, что он до сих пор ненавидит меня.

Хотя эта враждебность заслужена, я все равно ощетиниваюсь.

–  Ничего особенного, – говорю резко и расправляю плечи. Я не позволю ему запугать меня.

Брови Уэса еще сильнее сходятся вместе, и он скрещивает руки на груди. Явно мне не поверил.

– Ничего особенного? Ты была в полном ужасе. Без причины назвала имя Спенсера. Ходишь к психиатру, и я слышал, как он говорил с твоей мамой о лекарствах. Что с тобой происходит? Ты больна или что?

У меня сам собой открывается рот, а Регина тихонько ахает.

– Это… – говорю я, когда ко мне возвращается голос, – не твое дело. К тому же, осел, тот психиатр не только мой, но и твой. Не хочешь рассказать, зачем ты сам ходишь к нему?

На шее Уэса натягиваются сухожилия, а челюсти крепко сжимаются, пока он сердито глядит на меня.

Регина подходит к нам ближе и хлопает в ладоши.

– Почему бы нам не начать? – говорит она с наигранной бодростью. – Сначала я устрою вам небольшую экскурсию, а затем объясню ваши обязанности и познакомлю с некоторыми пациентами. Сегодня это будут мои любимые пациенты – дети.

– Отличный план, – огрызаюсь я.

Чем раньше мы начнем, тем скорее закончим, и я смогу отсюда уйти. Не знаю, как Спенсер может надеяться, что я смогу что-либо сделать для Уэса, когда тот, очевидно, по-прежнему ненавидит меня.

В последний раз покосившись на Уэса, я призываю себя успокоиться. Я не злюсь на Регину. Она, вроде бы, милая и не заслуживает оказаться между молотом и наковальней.

– Сегодня ведь не будет никаких иголок, да?

– Ну… – Глаза Регины, пока она восстанавливает самообладание, мечутся между мною и Уэсом. Наконец, у нее получается улыбнуться мне, хотя из ее взгляда исчезла часть блеска. – Я могу предупреждать тебя, когда буду делать уколы, чтобы ты успела закрыть глаза.

– Спасибо.

Моя благодарность – искренняя, и когда напряжение в воздухе ослабевает, этого оказывается достаточно, чтобы к Регине вернулась сосредоточенность на работе.

Всю экскурсию мы с Уэсом не разговариваем. Я часто чувствую на себе его взгляд, но стараюсь не обращать на это внимание. Так будет лучше для всех. В конце дня я отдам ему суперсекретную шкатулку Спенсера, а потом скажу миссис Шнайдер, что не смогу закончить стажировку.

Регина водит нас по всей больнице, объясняя, чем занимаются различные отделения, и когда нам, возможно, придется туда заглянуть. В больнице прохладно, и мне неуютно, но персонал намного дружелюбнее, чем я ожидала. Нас встречают улыбками и приветствуют каждый раз, когда Регина останавливается, чтобы представить нас людям.

По пути несколько человек здороваются с Уэсом по имени. Словно он их давний знакомый. Какая-то женщина в радиологическом отделении даже обнимает его.

– Уэс, в этой униформе ты настоящий красавчик! Я слышала о стажировке. Поздравляю!

Он перехватывает мой заинтригованный взгляд, пока сдержанно отвечает на объятия женщины.

– Спасибо, Вэнди.

– Ты уже заглядывал к Рози?

– Нет еще, – усмехается Уэс.

Тон рентгенолога становится строгим, и она грозит ему пальцем.

– Перед уходом обязательно это сделай. Ты разобьешь ей сердце, если не покажешься в этой форме.

Когда Уэс начинает смущенно почесывать шею, мне приходится спрятать усмешку.

– Непременно зайду, – бормочет он, уставившись в пол.

Их диалог озадачивает меня, но на этом странности не заканчиваются.

Уэс на «ты» с половиной персонала онкологического отделения. Мы, наверное, раз сто остановились, чтобы он принял поздравления. Большинство врачей и медсестер, которым Уэс рассказывает о стажировке, настаивают на том, чтобы он в первую очередь подходил к ним, если ему понадобятся рекомендации для поступления в колледж.

Наша первая смена длится всего три часа и проходит очень быстро. Большую часть дня я молчу, отказываясь задавать миллион вопросов, которые крутятся у меня в голове. Уэс знает, что мне любопытно, но поскольку я ни о чем не спрашиваю его, то никаких объяснений он не дает. Кажется, его устраивает такое положением дел. Хотя когда ему кажется, что я не смотрю, он украдкой поглядывает на меня.

За весь день мы не сказали друг другу и пары слов. И даже не попрощались. Я говорю Регине, что схожу забрать свои вещи, а Уэс бормочет что-то о том, чтобы увидеться с Рози. Не удержавшись, я бросаю на него еще один подозрительный взгляд, но Уэс снова не объясняется. Он просто кивает, и направляется в блок, где лежат пациенты.

– Бэйли?

Мягкий голос Регины заставляет меня осознать то, что я смотрю Уэсу вслед. Стряхнув задумчивость, я натягиваю на лицо улыбку.

– Ну как, тебе понравилось?

В ожидании моего ответа она возится со своим хвостиком, поправляя его. Я не хочу ее огорчать, но у меня едва ли получится симулировать энтузиазм, и потому я решаю быть честной.

– Не знаю. Дети были милыми, но это так грустно. Не уверена, что я подхожу для этой работы.

Она наверняка ожидала подобную отговорку, но на ее лице все равно появляется огорчение.

– Ну, как бы там ни было, ты сегодня отлично справилась. Надеюсь, ты все же дашь этой стажировке еще один шанс.

Когда я не отвечаю автоматическим «хорошо», она, покусав губу, говорит:

– Если это из-за Уэса, то мы можем разделить между вами обязанности. Если вы не хотите, вам необязательно работать вдвоем.

Мои глаза чуть не выскакивают из орбит. Все верно. Напряжение между нами нельзя не заметить. По большей части нам удавалось справляться с эмоциями, но мне все равно стыдно, и я чувствую необходимость загладить вину. Я не могу бросить стажировку прямо сейчас, иначе Регина поймет, что я сбежала из-за Уэса. И мое чувство собственного достоинства будет ущемлено.

– Все в порядке, – говорю я, желая, чтобы мое лицо хоть немного остыло. – Не нужно нас разделять.

– Значит, ты остаешься?

– По крайней мере на те сорок часов, которые необходимы для практики. Их ведь хватит, чтобы я смогла прочувствовать, что значит работать в больнице?

– Конечно. – Регина, широко улыбаясь, хлопает в ладоши. – А мне хватит времени, чтобы убедить тебя остаться подольше.

Заметив мое замешательство, она поясняет:

– Бэйли, в тебе что-то есть. Дети сегодня тянулись к тебе. Ты им понравилась. Я не знаю, что это, но…

– Это сочувствие.

Мы обе вздрагиваем: Уэс вернулся с рюкзаком, перекинутым через плечо.

– Рози спит, но я оставил записку, что вернусь позже и покажу ей свою униформу.

Регина улыбается.

– Ей это понравится. Бьюсь об заклад, что сегодня она даже спать будет с этой запиской под подушкой.

Уэс, залившись очаровательным румянцем, закатывает глаза и смущенно переступает с ноги на ногу, поглядывая на меня.

Регина принимает это за намек на то, чтобы она продолжила разговор:

– Что ты там говорил о сочувствии?

Я ожидаю, что Уэс отвернется, но он встречается со мной взглядом.

– Большинство здешних сотрудников сочувствуют детям, но твое сострадание отличается. Ты лучше понимаешь, через что они проходят, поскольку сама это пережила. Ты страдаешь, как и они. Тебе, как и им, грустно и одиноко. Ты понимаешь, каково им, и они это чувствуют. Согласиться на стажировку было хорошим решением.

Последнее он говорит почти нехотя и кивает, словно пытаясь убедить себя в том, что это правда.

В моем сердце – странная мешанина эмоций. Я чувствую, что должна оскорбиться, но он сказал правду. Я даже не могу рассердиться за то, что он высказал ее вслух, потому что мы с ним одинаковые. Он тоже понимает, каково пациентам.

Тишина снова становится неловкой, но неунывающая Регина проталкивается сквозь нее:

– Определенно хорошим. Предчувствую, что вы станете нашими лучшими интернами за все время. Мне пора бежать, но мы же увидимся в воскресенье, да?

Мы киваем, и Регина оставляет нас наедине.

В течение нескольких ужасных секунд мы с Уэсом просто стоим, избегая зрительного контакта. В конце концов, мне удается заставить себя шевелиться. Я забрасываю на плечо свою сумку с одеждой – мы с Уэсом все еще в униформе, – и откашливаюсь.

– Полагаю, увидимся в воскресенье.

Уэс следует за мной к лифту и стоит рядом, пока я жду, когда откроются двери, а затем идет со мной через поликлинику к главному выходу. Я нарушаю молчание только на улице. Когда шагаю к парковке, а Уэс сворачивает направо к шоссе, словно собираясь возвращаться пешком.

– Подбросить тебя до дома? – предлагаю я.

Он оборачивается, прикрываясь рукой от вечернего солнца. Его глаза скрыты тенью, поэтому я не вижу их выражение и не могу понять, о чем он думает. Когда он не отвечает, я начинаю чувствовать себя дурой.

– Забудь. Я просто пыталась быть милой.

И только дойдя до машины, я слышу позади звуки его быстрых шагов.

– Прости, – доносится из-за спины его голос. – Я не хотел быть сегодня таким ослом. Просто я… я не знаю, как это сделать.

Ковыряясь ключом в дверце машины, я поворачиваюсь к Уэсу лицом и, поскольку он стоит ближе, чем я ожидала, чуть не врезаюсь ему прямо в грудь. Он не отходит назад, а я отойти не могу и потому прислоняюсь к боку машины. Мы так близко, что мне приходится поднять голову, чтобы увидеть его лицо.

– Ты не знаешь, как сделать что?

Мы стоим слишком близко. Мой взгляд прикован к его губам. И я не знаю, что делаю – то ли вспоминаю, то ли просто представляю их вкус. Я не хочу смотреть на них, но отвернуться в сторону не могу.

Уэс делает резкий вдох и отступает назад. Чары, которыми он удерживал меня, разрушаются, и я прихожу в ужас.

– Я не знаю, как быть твоим другом, – хрипло говорит он. – Для меня быть рядом с тобой… довольно-таки тяжело.

Почувствовав приближение слез, я закрываю глаза. В его отказе нет ничего нового. Мое присутствие начало раздражать его задолго до того, как из-за меня погиб его лучший друг, но мне все равно очень обидно.

Я снова поворачиваюсь к машине, и на этот раз у меня получается открыть дверцу.

– Погоди, ты неправильно поняла.

– А по-моему, ты выразился предельно понятно и ясно.

Я так резко дергаю дверцу, что Уэсу приходится отскочить, чтобы она не задела его. Чертыхаясь сквозь зубы, он роняет рюкзак на землю и хватается за ручку дверцы прежде, чем я успеваю захлопнуть ее.