Текст книги "Девочка, испившая Луну (ЛП)"

Автор книги: Келли Барнхилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 34. В которой Луна встречается с женщиной из леса.

Бумажные птицы осели на ветвях, на камнях и остатках дымовых труб, стен, старых зданий. Они не издали ни звука, кроме вечного шелеста бумаги. Они унялись – и повернулись лицами к девочке на земле. Глаз у них не было, но Луна всё равно чувствовала, что они пристально смотрели на неё.

– Привет, – промолвила она, потому что понятия не имела, что ещё она могла им сказать. Бумажные птицы не ответили. Ворон, в тот же миг, спокойным оставаться попросту не мог. Он взвился вверх настоящей спиралью, потом описал круг, упал петлёй вниз, без конца крича.

– Кар-р-р! Кар-р-р! Кар-р-р! – визжал ворон.

– Тише! – окликнула его Луна. Она всё смотрела на бумажных птиц. Те склонили головы в унисон, клювами указывая на землю, потом на безумного ворона, потом на саму девочку.

– Кар-р-р! Мне страшно!

– Мне тоже, – ответила Луна, глядя на птиц. Они разлетелись, потом вновь помчались в клуб облака, парили над нею, кружась вокруг ветвей дуба.

Луне подумалось, что они её знали.

Откуда они её знали?

Птицы, карта, женщина в её снах. Она здесь, она здесь, она здесь.

Слишком много простора для мыслей. В этом мире слишком много вещей, о которых надо было узнать. У Луны от боли разрывалась голова.

Бумажные птицы уставились на неё.

– Чего вы хотите от меня? – спросила Луна. Бумажные птицы устроились на свои насесты. Их слишком много, чтобы считать – и они ждали. Но чего?

– Кар-р-р! – возмутился ворон. – Какая разница, что им нужно? Они жуткие!

Конечно, жуткие. И красивые, и странные. И они что-то искали. И пытались что-то ей сказать.

Луна опустилась в грязь. Смотрела на птиц и позволила ворону пристроиться у неё на коленях. Она закрыла глаза, достала блокнот и огрызок карандаша. Однажды она позволила своим мыслям блуждать – и тогда подумала о женщине из снов. А потом нарисовала карту, и карта была верной, по крайней мере, до этой поры. "Она здесь, она здесь, она здесь", вещала её карта, и Луна могла предполагать, что та не лгала. А теперь ей надо сделать ещё кое-что. И узнать, куда запропастилась её бабушка.

– Кар-р-р! – заявил ворон.

– Тише, – отмахнулась Луна, не открывая глаз. – Я пытаюсь сосредоточиться.

Бумажные птицы наблюдали за нею. Она чувствовала их взгляды. Луна знала – рука двигалась по странице. Она пыталась держать перед глазами бабушкино лицо. Чувствовать прикосновение её руки. Запах кожи. Луна почувствовала, как сжалось от беспокойства её сердце, как слезинки упали восклицательным знаком на бумагу.

– Кар-р-! – заявил ворон. – Птицы.

Луна открыла глаза. Ворон был прав. Это не походило на её бабушку. Она нарисовала глупую птицу, сидевшую на руке у человека.

– Ну что такое?! – возмутилась Луна, чувствуя, как болело сердце. Как найти бабушку? Как?!

– Кар-р-р! – заявил ворон. – Тигр.

Луна поднялась на ноги, чувствуя, как дрожат колени

– Держись ближе, – сказала она ворону. Ей хотелось, чтобы птицы были из чего-то посущественнее бумаги. Камни. Острая сталь.

– Ну, – промолвил голос, – что тут у нас здесь?

– Кар-р-р! Тигр!

Но это был не тигр. Просто женщина.

Так почему она чувствовала себя так странно?

Эсин стояла – к ним подходил Великий Старейшина в сопровождении двух вооружённых сестёр Звёзд. Кажется, совершенно не боялся. По правде, это до ужаса возмутительно! Великий Старейшина хмурил брови, надеясь выглядеть внушительным, но никакого особого впечатления это не справляло. Казалось, солдаты справа и слева от него могли только усугублять положение, но ведь они были просто друзьями. И она просияла, увидев улыбки на лицах безжалостных солдат.

– Лиллиэнз! – воскликнула она, улыбаясь девушке слева. – И милая, милая Мэй…. – она послала девушке справа воздушный поцелуй.

Это было отнюдь не то, на что надеялся Великий Старейшина. Он откашлялся, но женщины в комнате словно не заметили его присутствия. Это приводило его в бешенство.

– Добро пожаловать, дядя Герланд, – нежно посмотрев на него, промолвила Эсин. – Я как раз нагревала воду в чайнике, и у меня есть в саду место… Сделать вам чай?

Великий Старейшина Герланд поморщился.

– Большинство домохозяек, сударыня, – едко сказал он, – не беспокоятся подобным в своём саде, когда есть кого кормить. Почему б не заняться чем-то посущественнее?

Эсин всё так же невозмутимо скользила по кухне. Дитя было привязано к её телу широкой полосой вышитой ткани. Всё в доме казалось таким умным… Трудолюбивым, творческим, осторожным. Герланд уже однажды это видел – и его сие раздражало. Она налила горячую воду в две чашки ручной работы, добавила мяты, подсластила мёдом из улья. Пчелы, цветы, пение птиц окутали дом. Герланд заёрзал. Он взял чашку чая, возблагодарил хозяйку, хотя был уверен, что его будут презирать. Чай, как он вдруг осознал, был самым вкусным из всех, что он только пил.

– О, дядя Герланд! – Эсин радостно вздохнула, поцеловав головку своего ребёнка. – Вы, разумеется, знаете, как хорош этот сбор. Есть растения, что поедают почку, а есть те, что её питают. И мы выращиваем больше, чем могли бы когда-либо съесть – разумеется, всё это сподручнее раздавать. Как вы знаете, ваш племянник всегда готов многое отдать, чтобы только помочь другим людям.

Если упоминание о муже и причинило ей боль, она этого не показала. Девушка словно и не печалилась, а светилась изнутри от гордости. Герланд был сбит с толку и сделал всё, что смог, чтобы сдерживаться.

– Как вы знаете, дитя моё, близится день Жертвоприношения… – он ожидал, что она побледнеет при этих словах. Ошибся.

– Я знаю, дядя, – она вновь поцеловала дитя, а потом подняла глаза и встретилась с ним таким взглядом, с такой уверенностью в своём равенстве с Великим Старейшиной, что он умолк от столь слепой дерзости. – Милый дядя, – мягко продолжила Эсин. – Почему вы здесь? Разумеется, вы можете приходить в этот дом, когда пожелаете, и мы с мужем всегда будем вам рады. Но обычно старшая сестра приходит, дабы испугать семью обречённого ребёнка, и я ждала её в этот день.

– Ну, – промолвил Герланд, – её сейчас нет. Я пришёл вместо неё…

Эсин бросила на старика пронзительный взгляд.

– И что ж вы имеете в виду, когда говорите, будто бы её нет? Где же сестра Игнатия?

Великий Старейшина откашлялся. Люди не расспрашивают. Люди в Протекторате не задают вопросов – ведь они столько всего приняли в своей жизни. Но эта молодая женщина, этот ребёнок… Что ж, Герланду оставалось только надеяться, что она сойдёт с ума, как когда-то давно сделала это другая. Куда легче запереть её в башне, чем слушать дерзкие вопросы на семейных обедах, которые он просто ненавидел. Он вновь откашлялся.

– Сестра Игнатия нынче далеко, – медленно промолвил он. – Отбыла по делу.

– По какому делу? – прищурившись, спросила девушка.

– Подозреваю, по своему, – ответил Герланд.

Эсин встала и подошла к двум сестрам. Их учили, конечно, смотреть бесстрастно и не выходить на контакт. Они должны походить на камни. Они должны быть камнями. Это признак хорошего солдата, а сёстры – хорошие солдаты. Но куда всё это и подевалось, когда девушка подошла к ним! Они упёрли свой взор в землю.

– Эсин… – прошептала одна из них. – Нет.

– Мэй, – промолвила Эсин. – Посмотри на меня. И ты, Лиллиэнз, – челюсть Герланда отвисла. Он никогда не видел этого за всю свою жизнь. Эсин была куда ниже их, и в тот же миг словно возвышалась над ними.

– Ну… – пробормотал он. – Я должен…

Эсин его проигнорировала.

– Рыскает ли тигр?

Солдаты молчали.

– Я чувствую, что мы отходим от темы разговора… – начал Герланд.

Эсин подняла руку, заставляя дядю умолкнуть. И он, вопреки всему, замолчал, хотя до сих пор не мог в это поверить.

– Этой ночью, Мэй, – продолжила молодая женщина. – Ответь. Рыскал ли тигр?

Солдат поджала губы, словно пытаясь задержать слова внутри. Содрогнулась.

– О чём идёт речь? – вспылил Герланд. – Тигр? Ты стара для девичьих игр!

– Молчать! – резко отозвалась Эсин. И Герланд, уму непостижимо, умолк! Он был поражён.

Сестры кусали губу и колебались. Одна склонилась к Эсин.

– Никогда не думала об этом, но да. Не было лап, что ступали по коридорам башни. Ничто не рычало. Вот уж несколько дней. Мы… – девушка зажмурилась, – спали спокойно впервые за столько лет.

Эсин прижала к груди младенца. Мальчик содрогнулся во сне.

– Итак, сестра Игнатия не в башне. И в Протекторате её нет, иначе я бы слышала. Значит, она пытается его убить, – пробормотала Эсин.

Она подошла к Герланду. Тот прищурился. В доме было так светло… Хотя весь город погружён в туман, этот дом он обходил. Солнечный свет заливал окна. Всё сверкало. И Эсин сияла, как разъярённая звезда.

– Дорогая…

– Ты! – голос Эсин колебался между ревом и шипением.

– Я хотел сказать… – Герланд чувствовал, что вспыхивает, словно бумага.

– Ты отправил моего мужа в лес на верную смерть! – глаза превратились в языки пламени. И волосы были пламенем. Даже кожа горела, Герланд чувствовал, как опалило его ресницы.

– Что? Что за глупости. Я…

– Своего племянника! – выплюнула она, сопроводив слова жестом, со стороны таким несказанно милым. И впервые в своей жизни Герланд испытал стыд. – Ты отправил убийцу по его следам! Первый сын твоей сестры! О, дядя, как ты мог!

– Моя дорогая, всё не так, как ты думаешь. Прошу, сядь. Ведь мы семья… Давай поговорим… – но Герланд чувствовал, что разрушался изнутри. Его душа пошла тысячей трещин.

Она шагнула прочь от него и вернулась к солдатам.

– Дамы, – промолвила она. – Если в каждой из вас хоть когда-то была ко мне капелька любви и уважения, я вынуждена смиренно просить вас о помощи. Есть дела, которые я должна осуществить до дня Жертвоприношения, что, как мы все знаем, – она бросила на Герланда колючий взгляд, – не ждёт, – слова застыли в воздухе. – Думаю, нам надо навестить сестёр. Кошка с дому – мыши в пляс. А мыши способные существа.

– О, Эсин… – выдохнула сестра по имени Мэй, сжимая ладони молодой матери. – Как я соскучилась по тебе! – и обе женщины взялись за руки и зашагали вперёд. Вторая солдатка нерешительно посмотрела на старца, а после поторопилась за ними.

– Я должен сказать… – начал Великий Старейшина, – что правила… Это… – он огляделся, выпрямился и состроил бессмысленно надменное выражение. – Правила…

Бумажные птицы не шевелились. Ворон не шевелился. И Луна тоже.

Однако женщина подошла ближе. Луна не могла назвать её возраст. С одной стороны она казалась очень молодой, с другой – невообразимо старой.

Луна ничего не сказала. Взгляд женщины скользил по птицам на ветвях. Её глаза сузились.

– Я видела это раньше, – сказала она. – Ты сделала это?

Она вновь посмотрела на Луну, и взгляд словно прорезал её насквозь. И она закричала.

Женщина широко улыбнулась.

– Нет, – промолвила она. – Это не твоя магия.

Слово, произнесённое столь громко, прорезало голову Луны, и она прижала руки ко лбу.

– Больно? – спросила женщина. – Это печально, да? – в её голосе звучала надежда. Луна всё ещё корчилась на земле.

– Нет, – ответила она, пусть голова и болела. – Просто раздражает.

Улыбка женщины превратилась в хмурость, и она вновь посмотрела на бумажных птиц, косо усмехнувшись.

– Они прекрасны. Это твои птицы? Это подарок?

Луна пожала плечами.

Женщина склонила голову набок.

– Посмотри, как они ждут твоих слов, даже если это не твоя магия!

– Ничто не моя магия, – ответила Луна, и птицы за её спиной зашелестели крыльями. Луна посмотрела бы, но для этого пришлось бы отвернуться от незнакомки, а этого она делать не хотела. – Нет у меня магии. Откуда ей взяться?

Женщина зло засмеялась.

– О, какая ты глупышка! – Луна почувствовала ненависть. – Я скажу, что твоя магия. А её скоро будет больше. Хотя, кажется, магию от тебя прятали, – она наклонилась вперёд и прищурилась. – Интересно. Знакомая работа. Но сколько лет, сколько лет…

Бумажные птицы, словно услышав какой-то сигнал, с громким трепетом крыльев взметнулись в воздух и застыли рядом с девочкой. Клювы были направлены в сторону незнакомки, и Луна почувствовала, что они каким-то образом стали в сотни раз опаснее, чем прежде. Женщина отступила на шаг или два назад.

– Кар-р-р! – прохрипел ворон. – Убирайся.

Камни под рукой Луны затрепетали. И воздух. И земля затряслась.

– Я б на твоём месте бы им не доверяла. Они имеют свойство нападать, – отметила женщина.

Луна скептически посмотрела на неё.

– Ах, ты мне не веришь! Что ж. Сделавшая их женщина совершенно безумна и сломлена. Она скорбела, пока наконец-то печаль в ней не перевелась окончательно, и теперь она в конец сошла с ума, – она пожала плечами. – И стала бесполезной.

Луна не знала, почему женщина так разозлила её. Но она противостояла всему, что в глубине души её толкало наброситься на женщину.

– Ах! – незнакомка широко улыбнулась. – Гнев. Мило. Бесполезно, увы, но он так часто предшествует печали, что я просто в восторге… – она облизнула губы. – Я в восторге!

– Не думаю, что мы подружимся, – прорычала Луна. Оружие. Ей нужно оружие.

– Нет, – согласилась женщина. – Я тоже так не думаю. Я просто пришла за своим, и… – она умолкла и подняла руку. – Подожди, – она повернулась и вошла в разрушенную деревню. Башня стояла в центре руин, хотя, казалось, ей недолго осталось. И в её основании виднелась громадная пробоина, казавшаяся со стороны открытым ртом. – Они были в башне… – она говорила себе самой. – Я сама их туда положила. Теперь я помню, – она помчалась туда и опустилась на колени, всмотрелась в темноту. – Где же мои сапоги? – шептала женщина. – Идите ко мне, мои дорогие…

Луна смотрела на неё. Однажды ей это снилось. Просто снилось? И Фириан впихнул лапу в разбитую башню, вытащил сапоги. Это был сон, Фириан оказался неимоверно большим. Но сапоги он ей принёс, и она положила их в сундук.

Её сундук!

Прежде она об этом даже и не думала.

Она покачала головой, чтобы мысль стала яснее.

– Где мои сапоги? – взревела женщина. Луна отпрянула от неё.

Незнакомка встала, и её платье вихрями вилось вокруг неё. Она подняла руки над головой, и парящим движением разогнала воздух в стороны. Башня рухнула, Луна упала на камни с визгом. Ворон, ужаснувшись шуму, пыли, суматохе, взмыл в небо. Он кружил в воздухе, всё время кого-то проклиная.

– Она собиралась упасть, – прошептала Луна, пытаясь понять, что это. Она смотрела на облако пыли, плесени и песка, на груду щебня и сгорбленную фигуру женщины, что будто бы пыталась поймать небо. Ни у кого не может быть столько сил. Или нет?

– Где они? – завопила женщина. – Их нет!

Она повернулась к деревушке. Взмахнула рукой, поднимая Луну на ноги. И её левая рука почти превратилась в когтистую лапу, чтобы Луна стояла ближе.

– У меня их нет, – захныкала она. Женские пальцы сжимали до боли. Луна чувствовала, как страх ширится в ней грозовой тучей, а вместе со страхом и улыбка женщины. И Луна делала всё, что могла, чтобы оставаться спокойной. – Я только гуляла здесь.

– Но ты к ним касалась! – прошептала женщина. – Я вижу следы на ногах.

– Нет их у меня! – Луна запихнула руки в карманы. Она пыталась отогнать воспоминания о сне.

– Ты скажешь мне, где они, – женщина вскинула правую руку, и Луна почувствовала пальцы на своей шее. Она задыхалась. – Ты мне скажешь в этот же миг!

– Убирайся! – выдохнула Луна.

И внезапно всё вокруг пришло в движение. Птицы слетели со своего насеста и бросились вперёд, закрывая своими маленькими телами девочку.

– О, ты, глупая девица! – расхохоталась женщина. – Ты думаешь, твои глупые штучки могут… – и птицы, закрутившись циклоном, атаковали. Они заставили воздух дрожать. Они гнули деревья.

– Убери их! – завопила женщина, размахивая руками. Птицы резали её кожу. Её руки, её лоб, немилосердно нападали.

Луна прижала ворона к груди и помчалась так быстро, как только могла.

Глава 35. В которой Глерку пахнет чем-то неприятным.

– Я весь зужу, Глерк, – сказал Фириан. – Я весь зужу. Весь мир зудит?

– Ну, мой милый мальчик, – тяжело вздохнул Глерк. – Всяко бывает… – он закрыл глаза и тяжело вздохнул. И куда она ушла? Где Ксан? Он чувствовал, как беспокойство клещами сжимало сердце. Фириан уже сидел прямо между его большими глазищами – и безумно почёсывал свой зад. Глерк закатил глаза. – Ты никогда никого не видел. И чесотку ты подхватить не мог.

Глерк чесал хвост, живот, шею. Уши, череп, даже собственный длинный нос.

– А драконы сбрасывают шкуры? – спросил вдруг Фириан.

– Что?

– Неужели сбрасывают шкуры? Как змеи? – Фириан атаковал слева.

Глерк задумался. Пытался вспомнить. Драконы были довольно легки. По пальцам пересчитать. И изучить их было довольно трудно. Даже драконы, как он знал, мало знали о драконах.

– Я не знаю, друг мой… – сказал он наконец. – Как говорит поэт, каждый смертный зверь должен отыскать то, что основою его является, будь то лес иль болото, иль поле-огонь… Может быть, когда мы отыщем землю, ты всё узнаешь.

– Но что – моя земля? – спросил Фириан, выкручиваясь, словно желал почесать всё сразу.

– Изначально драконы были созданы на звёздах. Вот твой Первый Огонь. Пройди через пламя и узнаешь, кто ты.

Фириан задумался.

– Звучит страшно, – наконец-то промолвил он. – Я не хочу ходить через пламя, – он почесал живот. – А что твоя земля, Глерк?

Болотное чудище вздохнуло.

– Моя? – он вновь покачал головой. – Болото, – он прижал руку к сердцу. – Мой Буг, моё болото, – сердцебиение. – Это сердце мира. Это чрево мира. Это стих. Я – это Буг, и Буг – это я…

Фириан нахмурился.

– Нет, это не так, – ответил он. – Ты Глерк. Ты мой друг.

– Иногда люди – что-то большее, чем что-то одно. Я Глерк. Друг. Семья Луны. Поэт. Буг. Болото. Но для тебя просто Глерк. Твой Глерк. И очень люблю тебя.

И это было правдой. Глерк любил Фириана. И Ксан. И Луну. И весь этот мир.

Он вновь вздохнул. Он был в состоянии ощутить хотя бы ветер заклинания Ксан. Почему нет?

– Смотри, Глерк! – Фириан вновь завертелся перед носом Глерка и указал куда-то. – Земля такая тонкая, и огонь плавит камни. Ты провалишься, как и все.

Глерк поморщился.

– Ты уверен? – он покосился на камни, в которых билось тепло. – Тут не должно гореть…

Но горело. Скала пылала, и гора гудела под ногами. Словно взрывалась луковица переспевшего Зирина…

После извержения и волшебной закупорки он не спал спокойно. Даже впервые дни. Вулкан всегда был беспокойным. Но теперь всё пошло иначе. Впервые за пять сотен лет Глерк испугался.

– Фириан, парень, – промолвил монстр, – сбавим темп? – и они принялись скользить по высокой стороне шва, искали место безопасное, чтобы через него переступить.

Огромное чудище осмотрело лес, щурилось, покуда могло. Он ведь лучший! Он глубоко вздохнул и попытался вдохнуть гору.

Фириан с любопытством смотрел на него.

– Что это, Глерк? – промолвил он.

Глерк покачал головой.

– Запах. Знакомый, – он закрыл глаза.

– Запах Ксан? – Фириан вновь устроился у него на голове. Он попытался тоже нюхать, но лишь расчихался. – Мне нравится запах Ксан. Очень.

Глерк покачал головой, медленно, чтобы Фириан случайно не свалился.

– Нет, – тихо прорычал он. – Кое-кого другого.

Сестра Игнатия при желании умела быстро бегать. Как тигр. Как ветер. Быстрее сегодняшнего дня. Но это не то, как когда у неё были Сапоги.

Эти сапоги!

Она забыла, как сильно их любила когда-то давно. Когда была любопытной, страстной к путешествиям, склонной бродить по той стороне земного шара и возвращаться в тот же день. Прежде чем вкусная, обильная печаль Протектората сделала её душу ленивой и пресыщенной. Теперь одна только мысль о сапогах вселяла надежду. Чёрные, прекрасные Сапоги-В-Семь-Лиг. И когда сестра Игнатия носила их по ночам, она словно разрывалась от света – и от лунного тоже. Сапоги были ей как раз впору. Их магия была иной – не той, что от горя. Но как же легко было горем наесться!

А теперь магии в сестре Игнатии становилось всё меньше. Она никогда не думала о запасе на чёрный день. Ведь чудесный туман Протектората не могли развеять дожди.

Глупая! Ленивая! Она должна была об этом помнить!

Но для начала она должна найти свои сапоги.

Она больше не пробовала пользоваться своим устройством. Во-первых, она теперь видела только мрак во мраке да бледную светлую линию горизонта. Но линия медленно расширялась в пару рук.

Коробка. Они в коробке. И их вновь воруют, опять!

– Это не твоё! – закричала она. И хотя владелец рук их услышать без магии не мог, человек поколебался. Отстранился. Руки задрожали.

Это руки не ребёнка, но взрослого. Но чьи?

В ботинки скользнули женские ноги. Подтянули их пальцы. Игнатия знала, что сапоги могут разорвать человека – но не могла отобрать их силой, пока владелец был жив.

Ну, что ж, это не проблема…

Сапоги шагнули к какому-то животному. Одевший их не знал, как ими воспользоваться. О, Сапоги-в-Семь-Лиг тут просто рабочие тапочки! Что за преступление! Кошмар!

Неизвестный встал у коз, что обнюхали юбки – совершенно непривлекательно! А тогда она стала ходить.

– Ах! – сестра Игнатия присмотрелась. – Посмотрим, где ты находишься…

Сестра Игнатия увидела огромное дерево с дверью. Болото в цветах. Знакомое болото. И крутой склон с зубчатыми ободами…

О Буг! Это кратеры?

Она знала этот путь.

И там знала.

Могли ли сапоги вернуться к старому замку? Или к тому месту, где прежде этот замок был.

Это не главное. Но это её дом. После всех этих лет… вопреки простоте Протектората, она никогда не была так счастлива, как в компании этих магов и учёных. Жаль, что они должны были бы умереть. Конечно, они не умерли бы, имей они сапоги, как сначала и планировалось. Им и в голову не приходило, что кто-то попытается их украсть и бежит от опасности, оставив всё позади.

И они полагали, что были так умны!

В конце концов, не было мага умнее Игнатии, и Протекторат тому доказательство. Конечно, никто не мог остаться и доказать, как всё изменилось. У неё были только сапоги, а теперь и они пропали.

Но что б ни было, это её. Всё.

Всё.

И она побежала по тропинке вверх к дому.

Глава 36. В которой Карта практически бесполезна.

Никогда прежде Луна так быстро не бегала. Казалось, она бежала много часов, дней, недель. Вечно. Она бежала от валуна к валуну, от холма к холму. Прыгала через ручьи. Миновала деревья. Она не переставала удивляться лёгкости своего тела и длине прыжков. Н думала только о тигриной женщине. Опасной женщине. Луна могла только удерживать панику. Ворон вырвался из её рук и кружился над её головой.

– Кар-р-р! Не думаю, что она следует за нами.

– Карр-р-р! Может быть, я ошибался относительно бумажных птиц.

Луна подбежала к краю крутого холма, чтобы осмотреться повнимательнее и убедиться, что за нею не гонятся. Но нет – леса и леса. Она устроилась на голом осколке скалы, открыла блокнот и посмотрела на карту, но оказалась так далеко от своего пути, что не была уверена, есть ли это место на карте. Девочка лишь тяжело вздохнула.

– Что ж, – промолвила она, – кажется, я многое натворила. Мы не стали ближе к бабушке, чем в самом начале. И только глянь! Солнце садится. В лесу странная дама, – она сглотнула. – с нею что-то не так, а я не знаю, что именно. Но не хочу, чтобы она бывала рядом с моей бабушкой. Ни за что!

Внезапно в голове Луны будто бы стало тесно от того, что она знала, но не ведала об этом. Её ум походил на огромный склад с запертыми шкафами, которые вдруг широко распахнули, вываливая содержимое на пол. И ни один из них не был пуст, и Луна помнила, как когда-то закладывала вещи в эти бесконечные шкафы.

Она была маленькой, из-за юности не могла запомнить всего… Стояла в центре поляны. Глаза опустели. Рот открылся. Её словно прикололи к месту.

Луна ахнула. Какое ясное воспоминание!

– Луна! – рыдал Фириан, выбираясь из своего кармана и зависая перед её лицом. – Почему ты не двигаешься?

– Фириан, дорогой… – отмахнулась бабушка. – Принеси-ка Луне цветок с самого дальнего кратера. Это игра – и с цветком она тут же оживёт.

– Я люблю игры! – вскричал Фириан, прежде чем улететь, насвистывая бойкую мелодию.

Глерк выбрался из болота. Открыл сначала один глаз, потом другой, после повернулся к небу.

– Сколько лжи, Ксан! – упрекнул он.

– Нет! – запротестовала Ксан. – Это ложь во благо. Что ещё сказать? Я не могу рассказать правду.

Глерк шагнул к тёмной воде болота, всматриваясь в бусины жидкости на своей коже. Он приблизился к Луне – и нахмурился.

– Мне это не нравится, – сказал он, сжимая её лицо ладонями, а другие руки возложив на плечи. – Третий раз за сегодня. Что теперь случилось?

Ксан застонала.

– Это я вероятна. Я что-то почувствовала! Тигра в лесу, ты понимаешь. Ты знаешь…

– Была ли это она? Та, что Поедает Печаль? – голос Глерка превратился в опасный рокот.

– Нет. Я волновалась вот уж пять сотен лет. Она преследовала меня в каждом моём кошмарном сне. Но нет. Ничего там не было. Вот только Луна увидела, как я колдую.

– Нам надо сказать Фириану, – промолвил он.

– Нельзя! – вскричала Ксан. – Посмотри, что случилось, когда она уголком глаза посмотрела на гадальное устройство! Ей не становится лучше с той поры вот уж несколько часов! Лишь представь, если Фириан сообщит, что её бабушка ведьма. Она будет входить в транс каждый раз при виде меня! И это не закончится до тринадцати лет. А тогда магия прорвётся на свободу, и я умру. Умру, Глерк! И кто тогда позаботится о ребёнке?

И Ксан подошла, положила руку на щёку Луны, обняла болотного монстра. Попыталась – Глерк был просто огромен.

– А можно пообниматься? – спросил, возвращаясь, Фириан. – Я люблю обниматься! – и он бросился под руку Глерка, прижимаясь к его телу, и теперь казался самым счастливым драконом на свете.

Луна сидела неподвижно, и её разум всё ещё не мог прийти в себя после того, что её собственная память открыла ей. Её собственная разблокированная память

Ведьма.

Магия.

Тринадцать.

Умереть.

Луна прижала запястья ко лбу, пытаясь заставить голову не разваливаться. Сколько раз она хотела улететь птицей? И вот – тринадцатый день рождения Луны вот-вот наступит. Бабушка больна. Слаба. И вскоре она уйдёт. Луна останется одна. И с магией.

Ведьма.

Это слово она прежде никогда не слышала, но находила всюду в своих воспоминаниях. Люди бормотали это слово на рынках по ту сторону леса. Люди говорили его, когда они посещали дома. Называли, когда бабушка помогала при родах. Или останавливала споры.

– Моя бабушка ведьма, – громко промолвила Луна. И это было правдой. – И я теперь ведьма.

– Кар-р-р! – воскликнул ворон.

Она прищурилась, глядя на него.

– Ты это знаешь? – спросила она.

– Кар-р-р! Разумеется! А что ж ты ещё? Ты не помнишь нашу встречу?

Луна посмотрела на небо.

– Ну, полагаю, я об этом никогда не думала.

– Кар-р-р! В точку! Вот она – твоя основная проблема…

– Гадальное устройство… – пробормотала Луна.

И вспомнила. Бабушка делала их. Иногда из шпагата, иногда из сырого яйца. А раз скрутила из тюльпана.

– Это имеет значение, – громко промолвила Луна, и кости загудели. – Любая хорошая ведьма знает, как сделать инструмент из подручных средств.

Это были не её слова. Бабушкины. Луна была в комнате, когда та говорила это. Но слова улетели, всё потемнело. А теперь они возвращались. Она подалась вперёд, сплюнула, схватилась за пучок трав под рукой – макнула в слюну и принялась скручивать узел.

Она не до конца понимала, что делала, собирала, словно кусочки песни, которую едва помнила.

– Покажи мне бабушку, – прошептала она, пропихивая палец в центр узла.

Сначала Луна ничего не видела.

А после узрела мужчину со шрамами на лице – в лесу. Он был напуган. Спотыкался о корни. Дважды врезался в дерево. Двигался слишком быстро, как для того, кто не знал, куда идёт. Но это не имело значения – устройство не работало. Она не ждала мужчину. Бабушку.

– Бабушку! – громко приказала Луна.

Человек был одет в кожаную куртку. На поясе у него висели маленькие ножи. Он открыл сумку, что висела у него на плече, шепнул что-то внутрь, и из складок выглянул маленький клювик.

Луна прищурилась. Ласточка. Старая и больная.

– Я уже обратила тебя, – прошептала она вслух.

Ласточка, словно отвечая, подняла голову и огляделась.

– Мне нужна моя бабушка! – она почти кричала. Ласточка пронзительно запела. Она казалась такой отчаянной…

– Не сейчас, глупышка, – шептал мужчина. – Сначала тебе поправят крыло. А потом на свободу. Вот. Съешь паучка, – и он запихнул в клювик ласточки паука.

Ласточка его прожевала, а на её мордочке отражалось разочарование и благодарность.

Луна фыркнула от досады.

– Я не слишком сильна в этом, но покажи мне бабушку, – твёрдо сказала она. И устройство сосредоточилось на лице птицы. И птица смотрела в её устройство, прямо в глаза Луны. Ласточка не могла её видеть, нет. И всё же, Луне казалось, будто бы птица тряхнула головой и медленно покачала ею из стороны в сторону.

– Бабушка? – прошептала Луна.

И тогда устройство потемнело.

– Вернись! – потребовала девушка.

Было всё так же темно. Устройство сломалось, как поняла Луна, кто-то его блокировал.

– О, бабушка, – прошептала Луна. – Что ж ты наделала…

Глава 37. В которой колдунья узнаёт нечто шокирующее.

Это не Луна, раз за разом повторяла Ксан. Её Луна дома. В безопасности. Она повторяла, пока не поверила в это. Мужчина затолкал в клюв второго паука. Пусть пища была неприятной на вид, её птичий животик считал её вкусной. Она никогда раньше не ела в трансформации – это первый и последний раз. И она не грустила от того, что жизнь таяла в её глазах. Но мысль об уходе Луны…

Ксан содрогнулась. Птицы не рыдают. А вот будь она старушкой – заплакала бы. Всю ночь рыдала бы.

– Ты в порядке, друг мой? – приглушённым, поражённым голосом спросил мужчина. Чёрные глаза-бусинки Ксан ответили на взгляд человека, но он не заметил.

Но Ксан была несправедлива. Это хороший мужчина, пусть немного возбуждённый – велика беда.

– О, я знаю, ты просто птичка и меня не поймёшь, о, я прежде никогда не причинял боль ничему живому, – надломился его голос, и в глазах стояли слёзы.

Ой! Ему было так больно! И ей стало теснее, а он так старался сделать лучше птичке, чтобы своё сердце не болело. Ксан умела утешать людей – пять сотен лет практики! Облегчать печаль, успокаивать боль…

Молодой мужчина разложил маленький огонь и изжарил на нём кусочек колбасы. Если бы у Ксан был человеческий нос, человеческие вкусовые рецепторы, колбаса бы пахла вкусно. Но будучи птичкой она не заметила ни специй, ни яблок, ни лепестков зирина. Только любовь. Ещё до того, как пакет раскрыли. Кто-то так любил этого мальчишку! Счастливчик…

Колбаса зашипела на огне.

– Ты всё ещё голодна?

Ксан защебетала, надеясь, что он поймёт. В конце концов, о пище она нынче не думала, а бедный парень потерялся в лесу. Во-вторых, её птичий пищевод просто не перенесёт мясо! Да, паучки-моськи как раз для неё, но не что-то больше.