Текст книги "Зов (ЛП)"
Автор книги: Келли Армстронг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
Глава 3
– Хлоя! Постой! – окликнул меня Нейт, когда я шла по коридору, после того как бросила свой несъеденный завтрак в шкафчик. Обернувшись, я увидела, как он боком пытается протиснуться сквозь группу девчонок. Прозвенел звонок, и коридор начал заполняться детьми, которые, как лососи, борющиеся с встречным течением, толкались и сносили все на своем пути. Парню пришлось приложить немалые усилия, прежде чем он добрался до цели.
– Ты вылетела из киноклуба прежде, чем мне удалось тебя перехватить. Я хотел спросить, ты пойдешь на танцы?
– Завтрашние? Хм, да.
Он просиял от радости.
– Здорово. Тогда там и увидимся.
И толпа поглотила его, а я стояла и смотрела ему вслед. Неужели Нейт искал меня, чтобы спросить, иду ли я на танцы? Это, конечно, не приглашение, но все же… похоже мне заново надо обдумать, что надеть.
Неожиданно в меня врезался старшеклассник, сбил рюкзак с плеча и проворчал нечто похожее на: "нашла где стоять". Нагнувшись поднять сумку, я почувствовала, как что-то потекло по ногам.
И тут меня словно громом поразило. Я выпрямилась и сделала неуверенный шаг.
О боже! Неужели трусы и в самом деле влажные? Я глубоко вздохнула. Похоже, я заболела. Живот ведь весь день крутило.
Посмотрим, смогу ли я привести себя в порядок, а если все настолько плохо, то вызову такси до дома.
В туалете я спустила трусы и увидела ярко-красное пятно.
В течение следующих несколько минут, улыбаясь как идиотка, я просто сидела на унитазе, про себя надеясь, что слух о школьных камерах в уборных ложен.
Скомкав туалетную бумагу и положив в трусы, я натянула джинсы и проковыляла из кабинки к автомату гигиенических прокладок, стоявшему в углу уборной и молчаливо издевавшемся надо мной с начала осени.
Засунув руку в задний карман джинсов, я вытащила пятидолларовую банкноту, десять и два пенса. Порылась в рюкзаке и нашла… один никель.
Я внимательно смотрела на автомат и, подойдя поближе, стала исследовать поцарапанный замок. Бесс говорила, что его можно открыть длинными ногтями. Правда, так как у меня они короткие, вместо них я решила использовать ключи от дома, и сработали они просто великолепно.
Знаменательная неделя. Меня включили в список режиссеров. Нейт спросил, иду ли я на танцы. Первые месячные… и вот теперь – первое преступление.
Приведя себя в порядок, я стала рыться в рюкзаке в поисках расчёски, но вместо этого достала тюбик краски для волос. Повертела ее в руках. Отражение в зеркале улыбнулось мне в ответ.
Почему бы не добавить "первый прогул занятий" и "первая окраска волос" к данному списку? Покрасить волосы в раковине школьной уборной будет той еще задачкой, но, однозначно, дома, где меня могла в любой момент застукать Аннет, это будет сделать гораздо сложнее.
Окраска дюжины прядей в ярко-красный цвет заняла всего двадцать минут. Чтобы не запачкать, я сняла рубашку и стояла напротив раковины в одном лифчике и джинсах. На мое счастье, за это время в уборную никто не зашел.
Прижав окрашенные пряди бумажным полотенцем, я сделала глубокий вдох, посмотрела на свое отражение… и улыбнулась. Кэрри была права. Волосы действительно стали выглядеть потрясающе. Аннет взбесится. И отец может заметить. Может даже рассердится. Но это того стоит, я просто уверена, никто больше не даст мне детское меню.
Скрипнула дверь. Запихнув полотенце в мусорное ведро и схватив рубашку, я влетела в кабинку. Едва я успела запереть дверь, как раздался женский плач. Через щель я увидела в соседней кабинке пару Reebok
Может, мне стоит спросить у девушки, все ли у нее в порядке? Или этим я ее только смущу?
Раздался звук слива в туалете, и тень в соседней кабинке переместилась в сторону. Щелкнул засов. Из кранов потекла вода, однако рыдания стали лишь громче.
Шум воды прекратился. Скрипнул рулон полотенец. Зашуршала бумага. Дверь открылась. Затем закрылась. Плач не смолкал.
У меня проступил холодный пот. Я внушала себе, что девушка передумала, и решила остаться в уборной до тех пор, пока не успокоится… однако плач раздавался прямо рядом со мной. В соседней кабинке.
Я сжала руки в кулаки. Это всего лишь игра моего воображения.
Медленно нагнувшись, я посмотрела под перегородку. Никакой обуви в соседней кабинке не было. Наклонившись еще ниже, я поняла, что ни в одной из кабинок никакой обуви не видно. Плач прекратился.
Рывком натянув на себя рубашку, я поспешила убраться прежде, чем стенания начнутся вновь. Едва дверь за мной в уборную закрылась, как меня окружила тишина. В коридоре никого не было.
– Ты!
Резко повернувшись, я увидела идущего ко мне сторожа и облегченно выдохнула.
– Т-туалет, – сказала я. – Я ходила в туалет.
Он все еще шел ко мне. Этот человек не был мне знаком. На вид он был одного возраста с моим папой, стрижка ежиком, одет в школьную рабочую униформу. Скорее всего, это временный работник, заменяющий мистера Тейтлэбома.
– Я-я иду в к-класс.
И начала идти.
– Ты! Вернись. Я хочу поговорить с тобой.
Единственным раздавшимся звуком были мои шаги. Мои. Почему я не слышу его шагов?
Я пошла быстрее.
Что-то промелькнуло рядом. Приблизительно в десяти футах[12]12
3м.
[Закрыть] впереди воздух начал мерцать, образовавшаяся тень стала принимать форму сторожа в рубашке и слаксах. Резко повернувшись, я побежала.
Человек издал рык, эхом прокатившийся вниз по коридору. В этот момент за угол завернул студент, и мы с ним едва не столкнулись. Запинаясь, я извинилась и обернулась. Сторож исчез.
Выдохнув, я закрыла глаза. Когда я вновь их открыла, то синяя униформа оказалась в дюйме[13]13
1 дюйм=2,54 см
[Закрыть] от моего лица. Я посмотрела вверх… и закричала.
Он был похож на манекен, который поставили слишком близко к огню. Его лицо горело. Плавилось. Один глаз выпирал вперед. Другой – скатился вниз к скулам, щека и губы обвисли, кожа блестела и деформировалась и…
Он произнес своими искривленными губами: – Может, теперь ты обратишь на меня внимание.
Сломя голову я побежала по коридору. Дверь в класс открылась, когда я пролетала мимо.
– Хлоя? – сказал кто-то.
Я продолжала бежать.
– Поговори со мной! – раздаваясь все ближе и ближе, рычал ужасный, искаженный голос. – Ты знаешь, сколько уже времени мне приходится торчать здесь, в ловушке?
Я пролетела через двери на лестничную клетку и побежала наверх.
Наверх? Все дурочки героини бегут наверх!
Я проскочила пролет и побежала дальше вверх по лестнице.
Этажом ниже хромал сторож, его ладони сжимали перила, мне было видно его расплавленные пальцы, кости просматривались через…
Я пронеслась через двери и помчалась по главному коридору.
– Выслушай меня, эгоистичная дрянь. Все, что мне нужно, это пять минут…
Я вбежала в ближайший пустой класс и захлопнула дверь. Едва я успела отойти в центр комнаты, как сторож прошел через дверь. Прямо сквозь нее. То ужасное расплавленное лицо исчезло, и он вновь выглядел как нормальный человек.
– Так лучше? Теперь прекрати кричать, и давай поговорим…
Я бросилась к окну и начала искать способ открыть его, а затем увидела, какое расстояние было от окна до земли. По крайней мере, тридцать[14]14
9м.
[Закрыть] футов… до мостовой.
– Хлоя!
Дверь резко открылась. В класс вошли завуч миссис Во с моим учителем по математике мистером Тревисом и учителем музыки, имя которого я забыла. Увидев меня рядом с окном, миссис Во выставила руки, останавливая мужчин.
– Хлоя? – сказала она тихим голосом. – Милая, отойди подальше от окна.
– Я только…
– Хлоя…
Сбитая с толку, я обернулась.
И тут мистер Тревис, пробежав мимо завуча, повалил меня. От удара об пол воздух вылетел из моих легких. Поднимаясь, он случайно ударил меня в живот. Вновь упав, я согнулась пополам и захрипела.
Придя в себя и открыв глаза, я увидела склонившегося надо мной сторожа. Мистер Тревис и учитель музыки прижали меня к полу, в то время как миссис Во разговаривала по сотовому телефону. Я кричала и пыталась встать, но все было без толку.
Сторож наклонился прямо ко мне через мистера Тревиса.
– Ну, теперь ты со мной поговоришь, девочка, не так ли? Ведь бежать ты уже не можешь.
Я билась, пыталась ударить сторожа, отбросить учителей. Но они лишь крепче держали меня. Как сквозь туман я слышала слова миссис Во, что помощь уже в пути. Сторож придвинул ко мне свое лицо, вновь изменившееся на ту ужасную расплавленную маску. Находясь в такой непосредственной близи, я смотрела прямо в его практически выпавший глаз.
Я прикусила язык, чтобы не закричать. Кровь заполнила рот. Чем больше я боролась, тем сильнее меня держали учителя, заламывая мне руки. Боль пронзила все мое тело.
– Разве вы его не видите? – кричала я. – Он же тут. Пожалуйста. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Уберите его подальше от меня. Уберите его!
Но они не слушали. Я продолжала бороться, спорить, но они все держали меня, не давая пошевелиться, а обгоревший человек все насмехался надо мной.
Наконец, в комнату вошли двое мужчин в униформе. Один помог учителям держать меня, в то время как другой встал за спину вне моего поля зрения. Пальцы сжали мое предплечье.
Я почувствовала укол. Лед разлился по венам.
Комната поплыла перед глазами. Затихая, сторож потускнел и исчез.
– Нет! – кричал он. – Я должен поговорить с нею. Разве вы не понимаете? Она может слышать меня. Я только хочу…
Его голос исчез, едва медработники положили меня на носилки и подняли. Качаюсь… как слон. Я однажды каталась на одном, в детстве, когда была с мамой в зоопарке. Мой разум предался воспоминаниям: мамины руки вокруг меня, ее смех…
Яростный крик сторожа прорезался сквозь мои воспоминания.
– Не забирайте ее. Она нужна мне!
Качается. Слоник качается. Мама смеется…
Глава 4
Я СИДЕЛА НА КРАЮ больничной койки и пыталась убедить себя, что все это просто сон. Это было лучшим объяснением того, что происходило вокруг меня. Я могла бы написать здесь «брежу», но «сплю» звучит лучше.
Тетя Лорен сидела рядом, держа меня за руку. Мой взгляд скользил по плавно проходящим по коридору медсестрам. Проследив за моим взглядом, тетя поднялась и закрыла дверь. Сквозь пелену слез я смотрела на нее и представляла маму. Что-то оборвалось внутри меня; я вновь была шестилетней девочкой, сидевшей съежившись калачиком на кровати и оплакивающей мать.
Жесткое и колючее покрывало царапало сухую кожу моих рук. В комнате было так жарко, что от каждого вдоха мое пересохшее горло сжималось. Тетя Лорен дала мне немного воды в прохладном стакане, и, не смотря на металлический привкус жидкости, я ее выпила.
– Психушка, – сказала я. Казалось, что стены выжали эти слова из меня, и, как павильон звукозаписи, поглотили их, оставив один лишь спертый воздух.
– Боже мой, Хлоя, – она достала платок из кармана и вытерла нос. – Ты хоть знаешь, сколько раз мне приходилось говорить пациенту, что он умирает? Но сейчас мне гораздо труднее.
Она встала передо мной.
– Я знаю, как сильно ты хочешь поступить в Калифорнийский университет[15]15
Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Занимает 25 место среди лучших колледжей Америки по данным «Юнайтед Стейтс Ньюс энд Уорлд Репорт» на 2008 г. Среди государственных университетов – третий.
[Закрыть]. Это единственный оставшийся путь, милая.
– Это папа?
Она помедлила. Я знала, что тетя хотела бы обвинить во всем его, так и не простив за отказ отдать меня к ней на воспитание после смерти мамы. Она хотела избавить мою жизнь от домработниц и пустых квартир. Тетя Лорен также не простила ему ночь, когда мама умерла; и не имело значения, что их машину задели, что виновник происшествия скрылся – отец был за рулем, и, значит, ответственен за происшествие.
– Нет, – наконец сказала она. – Это из-за школы. Если ты не проведешь две недели под надзором в лечебнице, то это происшествие войдет в твою постоянную характеристику.
– Что пойдет в мою характеристику?
Ее пальцы сжали ткань.
– Это… – Она прервала себя. – Это политика "нулевой терпимости", – тетя Лорен просто выплюнула из себя эти слова с интонацией гораздо более выразительной, чем когда она произносит проклятия.
– Нулевой терпимости? Ты имеешь в виду насилие? Н-н-но я не…
– Я знаю, что ты ничего не сделала. Но им так проще. Ты дралась с учителем. Тебе нужна помощь.
В доме. Для сумасшедших детей.
* * *
Той ночью я просыпалась несколько раз. Проснувшись во второй раз, я увидела, что отец стоит в дверном проеме и наблюдает за мной. В третий – он сидел около кровати. Увидев, что я не сплю, он наклонился и неловко погладил меня по руке.
– Все нормализуется, – пробормотал он. – Все будет в порядке.
Я провалилась обратно в сон.
* * *
На следующее утро мой отец все еще был рядом: с уставшими глазами, более глубокими морщинами вокруг рта – не таким я его помнила. Прилетев из Берлина, он всю ночь бодрствовал около меня.
Не думаю, что папа вообще когда-нибудь хотел детей. Но он никогда не говорил мне этого, даже в гневе. Независимо от того, что тетя Лорен думала о нем, отец делал для меня все, что в его силах. Он просто не знал, как со мной обращаться. Я как щенок, оставленный ему любимым человеком. Он изо всех сил пытался все сделать правильно, хоть и не любит собак.
– Ты перекрасилась, – сказал он, когда я села в кровати.
Я собралась с духом. Когда ты с криком бежишь через всю школу, после того как покрасила волосы в женском туалете, первое, что все говорят – ну, после того как заканчивают с лекциями на тему "воплей на всю школу", это: "что ты сделала?" Красить волосы в школьном туалете определенно ненормально. Это не для таких девушек, как я. А ярко-красные пряди? А прогуливание занятий? Это все просто кричит об умственном расстройстве.
– Тебе нравится? – спросил отец через минуту.
Я кивнула.
Сделав паузу и почесав горло с проступающей щетиной, он неестественно рассмеялся.
– Ну, этот вариант я бы не выбрал, но выглядит неплохо. Главное, чтобы тебе нравилось. Думаю, тетя Лорен уже рассказала тебе о лечебнице. Похоже, она нашла подходящую. Маленькая и частная. Не могу сказать, что я в восторге от этой идеи, но это всего лишь на несколько недель….
* * *
Никто не говорил, что со мной не так. Они заставили меня побеседовать с коллегией докторов, пройти несколько тестов, и я точно могла сказать, что они прекрасно понимали, в чем дело, просто мне не хотели говорить. Это значит дело плохо.
Не впервые я видела людей, которых не существовало в реальности. Именно об этом тетя Лорен и хотела поговорить со мной после школы. Когда я упомянула о сне, она вспомнила, как я обычно рассказывала о людях, живущих в нашем старом подвале. Мои родители считали это проявлением моей творческой жилки, когда, описывая воображаемых друзей, я придумывала им индивидуальные характеры. Затем эти друзья начали настолько пугать меня, что мы переехали.
Даже после этого я иногда "видела" людей. Так что мама купила мне рубиновый кулон и, даря, сказала, что он защитит меня. Папа же считал, что все дело в психологии. Я верила, что кулон действует, он и работал. А теперь это опять произошло. И, на сей раз, никто не называл это проявлением моего бурного воображения.
Они отправляют меня в дом для сумасшедших детей. Они думают, что я сошла с ума, но со мной же все в порядке. Мне пятнадцать лет, и, наконец, у меня начались месячные. Ведь это должно что-то значить. Это не может быть просто совпадением, что я начала видеть призраков в тот же самый день. Все накопленные гормоны взорвались, и мозг дал осечку, выдернув сцены из позабытых фильмов: он обманул меня, заставив поверить в их реальность.
Если бы я была сумасшедшей, я не только бы видела и слышала несуществующих людей. Я бы и вела себя как психованная, а я так себя не вела.
Или вела?
Чем больше я думала об этом, тем больше сомнений закрадывалось в голову. Я чувствовала себя нормальной. Я не помню, чтобы делала что-либо странное. За исключением покраски волос в туалете. И прогулянного урока. И взлома автомата прокладок. И драки с учителем.
Последнее не считается. Я испугалась, увидев сгоревшего парня, и просто изо всех сил пыталась убежать от него, не желая причинить кому-то либо боль. До этого я была в порядке. Мои друзья думали, что я в порядке. Мистер Петри думал, что я в порядке, когда включил мое имя в список режиссеров короткометражек. Очевидно, и Нейт Бозиан думал, что я в порядке. Вы ведь не были бы счастливы от того, что сумасшедшая девочка идет на танцы.
Он ведь был счастлив, не так ли?
Когда я вспоминала те события, все казалось нечетким, словно это было очень старое воспоминание, будто все это мне лишь приснилось.
Что, если ничего подобного не было? Я хотела попасть в список режиссеров. Я хотела, чтобы Нейт интересовался мной. Возможно, я просто вообразила все это. Это были всего лишь галлюцинации: мальчик на улице, плачущая девочка, обгоревший сторож…
Я знала, если бы была сумасшедшей, не так ли? Неужели, это и значит чокнуться? Ты думаешь, что в порядке. Окружающие ведь лучше знают.
Возможно, я сошла с ума.
* * *
Отец и тетя Лорен отвезли меня в Лайл Хаус воскресным днем. Из-за напичканных в меня в больнице лекарств я всю дорогу была сонной. Наше прибытие запомнилось мне калейдоскопом сменяющихся кадров.
Белый викторианский особняк с желтой отделкой раскинулся на огромном участке. Кто-то шел по веранде, огибающей дом.
Две женщины. У первой были серые волосы и широкие бедра. Она вышла вперед поздороваться со мной. Выглядевшая моложе вторая следила за мной строгим взглядом. Руки ее были скрещены, словно она ждала неприятностей.
Поднимаемся по длинной узкой лестнице. Пожилая женщина – медсестра, представившаяся как миссис Тэлбот[16]16
Talbot – марка франко-британских классических автомобилей.
[Закрыть]– оживленно проводила экскурсию, за которой я не могла уследить, так как голова была как в тумане.
Бело-желтая спальня была украшена маргаритками и пахла гелем для волос.
На противоположной стороне комнаты стояла двойная (двуспальная?) кровать с лоскутным одеялом, лежавшим поверх скомканной простыни. На стенах над кроватью были развешены страницы из молодежных журналов. На туалетном столике лежали различные тюбики и бутылочки для макияжа. Лишь крошечный рабочий стол был пуст.
Моя сторона была стерильным зеркальным отражением – такая же кровать, такой же туалетный столик, такой же крошечный стол: все то же самое, но без следа индивидуальности.
Настало время прощаться. Миссис Тэлбот объяснила, что я не увижу папу и тетю Лорен в течение нескольких дней, потому что мне требовалось время, чтобы "акклиматизироваться" в новой "среде". Как домашнему животному в новом доме.
Я обняла тетю Лорен, притворившись, что не вижу ее слез.
Затем меня неуклюже обнял папа, пробормотав, что останется в городе и навестит меня сразу, как только ему позволят, а затем незаметно вложил пачку двадцаток в мою руку и поцеловал в макушку.
Миссис Тэлбот сказала, что она сама разложит мои вещи, так как скорее всего я устала. Заползаю в кровать. Шторы опускаются. Комната темнеет. Засыпаю.
Голос отца разбудил меня. В комнате так же темно, как и снаружи. Ночь.
Вижу силуэт отца в дверном проеме. Младшая медсестра мисс Ван Доп позади него, на лице маска неодобрения. Папа подходит к моей кровати и кладет что-то мягкое в руки.
– Мы забыли Оззи. Я не был уверен, что ты заснешь без него.
Уже два года коала стояла на полке позади моей кровати, с тех самых пор, как я изгнала ее из своей кровати, перерастя мягкие игрушки. Но теперь я взяла ее и уткнулась носом в пахнувший домом противный искусственный мех.
* * *
Я проснулась от сопения во сне моей соседки. Присмотревшись, я увидела лишь очертания женской фигуры под стеганым одеялом.
Я повернулась на спину, и горячие слезы покатились по щекам. Нет, не из-за ностальгии. Стыд. Смущение. Унижение.
Я испугала тетю Лорен и папу. Они должны выяснить, что же со мной, что со мной было не так и как это исправить.
И школа…
Щеки горели сильнее, чем глаза от слез. Сколько учеников слышали мои крики? Заглянули в класс, когда я боролась с учителями и кричала о преследовавшем меня плавившемся стороже? Видели, как меня уносили на носилках?
Все те, кто пропустил это драматическое выступление, услышат подробности от других. Все узнают, что Хлоя Сандерс съехала с катушек. Что она чокнутая, сумасшедшая, что ее заперли с другими душевнобольными.
Так что даже если мне и позволят вернуться в школу, не думаю, что мне когда-нибудь хватит мужества сделать это.
Глава 5
Я ПРОСНУЛАСЬ ОТ ЗВОНА ударяющихся друг о друга металлических вешалок. Белокурая девочка просматривала мою одежду, которую вчера развесила миссис Тэлбот.
– Привет, – сказала я.
Она повернулась и улыбнулась.
– Клевый прикид. Хорошие лейблы.
– Я – Хлоя.
– Лиз. Как Лиззи Магуайер[17]17
Лиззи Магуайер» – подростковый сериал, рассказывающий о жизни обычной американской школьницы Лиззи, роль которой исполнила Хилари Дафф.
[Закрыть], – девушка махнула в сторону висевшей на стене страницы из старого и полинявшего журнала… – Только я не откликаюсь на Лиззи, это звучит как-то…, – она стала говорить тише, как будто не хотела оскорбить изображение Лиззи. – …по-детски.
Лиз продолжала болтать, но я ее не слушала. В голове крутилась единственная мысль: "Что с ней не так?" Если она в Лайл Хаусе, значит, с ней что-то не так. Некое "психическое отклонение".
Она не выглядела сумасшедшей. Длинные волосы собраны в блестящий конский хвост, одета в джинсы от Quess и футболку от Gap[18]18
Quess – известная американская компания по продаже одежды, часов, аксессуаров и парфюмерии.
Gap– американская компания-ретейлер, владелец крупнейшей в мире сети магазинов по продаже одежды.
[Закрыть]. Если бы я не знала, то подумала, что проснулась в школе-интернате.
Моя соседка болтала без умолку. Возможно, это симптом.
Хотя мне она казалась довольно безобидной. Она же и должна такой быть, не так ли? Они же не кладут сюда действительно опасных людей. Или настоящих психопатов.
О нет, Хлоя. Сюда не помещают настоящих сумасшедших. Только тех, кто слышит голоса, видит обгоревших охранников и дерется с учителями.
Живот опять начал болеть.
– Пошли, – сказала Лиз. – Завтрак будет через пять минут. Они начнут сильно придираться, если опоздаем, – она вытянула руку, когда я открыла ящик комода. – На завтрак можешь просто накинуть что-нибудь поверх пижамы. Ленч и обед у нас вместе с парнями, но завтракают они позже, так что у нас есть хоть какое-то уединение.
– Парни?
– Саймон, Дерек и Питер.
– Это заведение и для парней, и для девушек?
– Угу, – посмотрев в зеркало, она скривила губы, убирая шелушащуюся кожу. – Мы все делим нижний этаж, раздельный – верхний.
Она высунулась из двери и показала мне, насколько коридор короткий.
– Они живут с другой стороны. Даже двери нет. Как будто если бы у нас была возможность, то мы бы туда пробирались, – Лиз хихикнула. – Ну, Тори бы, конечно, пробиралась. И я, скорее всего, если бы было ради кого. Тори положила глаз на Саймона.
Она тщательно рассмотрела мое отражение в зеркале. – Тебе мог бы понравиться Питер. Он симпатичный, но для меня слишком мал. Ему тринадцать. Думаю, почти четырнадцать.
– Мне пятнадцать.
Она прикусила губу.
– О, черт. Хм, так или иначе, Питер здесь надолго не задержится. Я слышала, он скоро уедет домой, – она сделала паузу. – Пятнадцать, ха? А класс?
– Девятый.
– Как у Тори. Я в десятом с Саймоном, Дереком и Рей. Думаю, Саймону и Рей все-таки еще пятнадцать, хотя… Я говорила, что мне нравятся твои волосы? Хотела сделать такую же прическу, только с синими прядями, но мама сказала…
* * *
Пока мы спускались вниз, Лиз продолжала говорить, рассказывая обо всех в лечебнице. Были еще доктор Джилл, психолог, но она приезжала только в рабочее время, как и наставница миссис Ван.
Я встретила двух из трех медсестер. Миссис Тэлбот – пожилую женщину, которую Лиз назвала "действительно милой", и младшую мисс Ван Доп, которая была, как она прошептала, "не настолько милой." Третья медсестра, миссис Абдо, работала в выходные, давая остальным возможность взять выходной. Медсестры жили здесь и присматривали за нами. На мой взгляд, они больше походили на матерей семейства, как в школах-интернатах, но Лиз называла их медсестрами.
Как только мы спустились по лестнице, мне в нос ударил непреодолимый и очень сильно раздражающий лимонный запах моющего средства. Пахло как в бабушкином доме. В безупречном доме своей матери даже папа, казалось, никогда не чувствовал себя комфортно, среди этой чистоты, означавшей, что можешь и не ждать денег на день рождения, если прольешь содовую на белый кожаный диван. Однако, бросив взгляд на гостиную, я облегченно вздохнула. Хотя в комнате было так же чисто, как и у бабушки – ковер безупречен, дерево блестит – в ней сохранилась домашняя, комфортная атмосфера. Так и хотелось свернуться калачиком на диване.
Комната была покрашена в любимый цвет Лайл Хауса – бледно-желтый. На темно-синем диване и двух креслах-качалках лежали раскиданные подушки. Старинные напольные часы тикали в углу. На всех журнальных столиках стояли вазы с маргаритками или нарциссами. Яркими и веселыми. Слишком яркими и веселыми. Просто как в гостинице около Сиракьюс[19]19
Сиракьюс – город в США, в центральной части штата Нью-Йорк, на полпути между городами Олбани и Буффало, на южном берегу озера Онондага.
Современный город возник в 1786 г. как центр солеварения. Окрестности богаты соляными источниками – так же, как и окрестности древних Сиракуз; из-за этого сходства и возникло в 1820 г. название города. Самый известный уроженец Сиракьюса – актёр Том Круз, а Ричард Гир окончил здесь школу.
[Закрыть], где я и тетя Лорен останавливались прошлой осенью – им настолько не удалось создать домашнюю атмосферу, что, переборщив, комнаты больше смахивали на декорации и реквизит, чем чей-то дом.
Ничем не отличается от того что здесь – бизнес пытается убедить вас, что это и никакой не бизнес, подарить вам чувство дома. А здесь пытаются заставить вас забыть, что вы в месте для сумасшедших детей.
Лиз остановила меня на пороге столовой, и мы заглянули внутрь.
С одной стороны стола сидела высокая девочка с короткими темными волосами.
– Это Тори. Виктория, но она предпочитает Тори. Через «и». Она моя лучшая подруга. Тори легко поддается переменам настроения, и я слышала, что именно поэтому она здесь, но я думаю, что она ничего, – Лиз дернула подбородком в сторону второго сидевшего за столом человека – симпатичной девочки с кожей цвета меди и длинными темными локонами. – Это Рейчел. Рей. Она умеет проделывать различные фокусы с огнем.
Я уставилась на девочку. Фокусы с огнем? Это значит, что она может поджигать вещи? А я думала, что это место должно быть безопасным.
Интересно, а что насчет мальчиков? Кто-нибудь из них подвержен вспышкам агрессии?
Я потерла живот.
– Проголодалась, – прощебетал кто-то. Подняв голову, я увидела, как миссис Тэлбот с кувшином молока в руке выходит из кухни. Она улыбнулась.
– Входи, Хлоя. Я со всеми тебя познакомлю.
* * *
Перед завтраком мисс Ван Доп раздала нам всем таблетки и проследила, чтобы мы их выпили. Это было жутко. Не сказав ни слова, все только протянули руки, проглотили таблетку, запили ее водой и продолжили разговаривать как ни в чем не бывало.
Когда я уставилась на свою, мисс Ван Доп сказала, что доктор объяснит все позже, а пока я должна ее выпить. Так что, я ее проглотила.
После завтрака, мы толпой поднялись наверх, чтобы одеться. Рей шла впереди, за ней Лиз и Тори. Я замыкала шествие.
– Рейчел? – позвала Тори.
Плечи Рей напряглись, но она не обернулась.
– Да, Виктория?
Тори поднялась еще на два шага, преодолевая расстояние между ними.
– Ты еще не занималась стиркой, не так ли? Сегодня твоя очередь, а я хочу надеть новую рубашку, которую купила мне мама.
Рей медленно развернулась.
– Миссис Т. сказала, что я могу заняться стиркой сегодня, так как вчера нам пришлось отложить ее, чтобы … – она пристально посмотрела на меня и слегка улыбнулась извиняющейся улыбкой —…устроить Хлою.
– Значит, ты не стирала еще.
– Именно так я и сказала.
– Но я хочу…
– Свою рубашку. Я поняла. Ну и надень ее. Она совершенно новая.
– Да, и, скорее всего, ее примеряли другие люди. Это отвратительно.
Рей всплеснула руками и быстро пошла дальше по коридору. Тори бросила на меня сердитый взгляд из-за плеча, словно это я виновата. Когда она повернулась, что-то вспыхнуло между нами, и, оступившись, я схватилась за перила.
Ее хмурые брови искривились.
– Черт, я не собираюсь тебя бить.
На ее плече появилась рука с бледными пальцами, извивающимися как черви.
– Хлоя? – спросила Лиз.
–Я-я-я… – Я оторвала пристальный взгляд от отчлененной руки. – Я с-споткнулась.
–Послушай…девочка… – мужской голос прошептал мне в ухо.
Лиз спустилась на две ступеньки и дотронулась до моей руки.
– С тобой все в порядке? На тебе лица нет.
– Мне п-п-просто показалось, что я что-то у-у-услышала.
– Почему она так говорит? – спросила Тори у Лиз.
– Это называется заикание, – Лиз сжала мою руку. – Ничего страшного. Мой брат тоже заикается.
– Твоему брату пять лет, Лиз. Многие дети заикаются. Не подростки, – Тори посмотрела на меня. – Ты медленно соображаешь?
– Что?
– Ну, знаешь, это как дли-и-и-ный автобус…, – она раздвинула руки, затем соединила их —…или короткий.
Лиз вспыхнула.
– Тори, это не…
– Ну, она говорит как маленький ребенок, и она похожа на…
– У меня дефект речи, – сказала я, четко и тщательно выговаривая слова, словно медленно соображала она. – Я стараюсь это преодолеть.
– У тебя хорошо получается, – прощебетала Лиз. – Ты сейчас сказала целое предложение и не заикалась.
–Девочки? – миссис Тэлбот выглянула из дверного проема на нижнем этаже. – Вы знаете, что вам нельзя дурачиться на лестнице. Кто-нибудь может пораниться. Занятия начнутся через десять минут. Хлоя, мы все еще ждем информацию от твоих учителей, так что у тебя сегодня нет занятий. Как оденешься, мы обсудим твой график.
* * *
В Лайл Хаусе любят режим так же, как в лагерях дисциплину.
Подъем в 7:30. Поел, помылся, оделся, и в 9:00 тебе надо быть в классе, чтобы заниматься самостоятельной работой, заданной твоими обычными учителями, под надзором мисс Ван Доп. В 10:30 перерыв на легкий перекус – питательный, конечно. Назад в класс. Перерыв на обед в полдень. Снова занятия с 1:00 до 4:30 с двадцатиминутным перерывом в 2:30. Во время занятий – время каждый раз уточнялось – индивидуальная часовая терапия с доктором Джилл; первая у меня состоится сегодня после обеда. С 4:30 до 6:00 у нас свободное время… отчасти. В дополнении к занятиям и терапии у нас еще работа по дому. Судя по списку, много работы по дому. Она должна быть выполнена в течение свободного времени до и после ужина. Плюс ежедневно надо втиснуть тридцать минут физкультуры. Легкий ужин, отбой в 9:00, свет выключается в 10:00.
Питательные перекусы? Сеанс терапии? Список работы по дому? Обязательные физические упражнения? Отбой в девять?
Лагерь звучит гораздо лучше.
Я не должна здесь находиться. Мне здесь не место.
* * *
После того как мы все обсудили, миссис Тэлбот позвонили, и она ушла по делам, обещая вернуться со списком моей работы по дому. Повезло-то как.
Я сидела в гостиной, пыталась думать, но неумолимая жизнерадостность комнаты, в которой я находилась, словно яркий свет, слепящий глаза, не давала сконцентрироваться. Несколько дней среди желтой краски и маргариток – и я превращусь в такого же счастливого зомби, как Лиз.
Я почувствовала укол совести. Лиз радушно приняла меня и, не раздумывая, защитила от наездов своей подруги. Если жизнерадостность – психическое заболевание, то оно и не такое уж и плохое; во всяком случае, лучше, чем видеть сгоревших людей.
Я потерла шею и закрыла глаза.
Лайл Хаус в действительности не был настолько плох. Лучше, чем палаты для буйно помешанных, с бесконечными коридорами, заполненными настоящими зомби. Где шаркающие пациенты так напичканы лекарствами, что их ничто не волнует, не говоря о том, чтобы помыться или одеться. Скорее всего, меня беспокоила именно эта иллюзия уюта. Возможно, я была бы счастливее, увидев уродливые кушетки, белые стены и решетки на окнах. Не было бы никаких ложных обещаний. Хотя, если я и не видела никаких решеток, это не значит, что это место такое же открытое, каким кажется. Такого быть не может.
