Текст книги "История культуры древней Греции и Рима"

Автор книги: Казимеж Куманецкий

На практике мечты Платона об идеальном государстве означали бы лишение большинства свободных граждан всех политических прав и возвращение к. традициям аристократического или монархического устройства. «Справедливость», на которой зиждется платоновская утопия и которую сам философ считал справедливостью для всех, имела в действительности вполне определенное социальное и политическое содержание. Некоторые античные авторы полагали, что Платон слишком увлекался древними мифами и вообще традиционными религиозными верованиями греков. Мы видим, что ему не чуждо было и увлечение старыми, уже отжившими формами организации социальной жизни.

Платон был первым греческим мыслителем, основавшим философскую школу. Платоновская Академия, привлекавшая к себе ученых со всех концов Средиземноморья, просуществовала почти 900 лет, пока в 529 г. н. э. ее не закрыл восточноримский император Юстиниан. С 367 г. до н. э. к Академии принадлежал и величайший из учеников Платона Аристотель, сын врача, родившийся в Стагире и потому часто называемый Стагиритом. По-видимому, он уже вышел из дому с необходимыми знаниями физиологии и анатомии и со склонностью рассматривать явления природы как процессы органические. Трезвый эмпирик, Аристотель со временем разочаровался в платоновской системе и после смерти учителя покинул Академию – произнеся при этом, по преданию, знаменитые слова: «Друг мне Платон, но больший друг истина». В роще, посвященной Аполлону Ликейскому, он основал новую школу, названную Ликеем, где и прогуливался целыми днями со своими учениками, беседуя на философские темы; из-за таких прогулок его школу стали называть также перипатетической («перйпатос» – крытая галерея для прогулок вокруг двора). Известно, что еще до основания собственной школы, Ликея, Аристотель несколько лет был воспитателем наследника македонского престола, будущего Александра Великого.

В противоположность Платону Аристотель отрицал самостоятельное существование общих понятий – «идей», составляющих, по Платону, сущность чувственно воспринимаемых вещей. Невозможно, объясняет Аристотель, чтобы сущность вещи находилась в некоем особом мире, отдельно от самой вещи. А потому реальны только сами эти вещи; они познаваемы эмпирически, и именно от них люди производят общие понятия. Только реальный материальный мир существует, отдельных от него субстанций нет. Признав это, философ тем самым решительно отверг всю систему платоновского идеализма, сближаясь с воззрениями материалистов.

Во всякой реально и самостоятельно существующей вещи, т. е. субстанции, он различает две составляющие: материю, заключающую в себе лишь возможность возникновения и развития вещи, и форму, которая является причиной, превращающей возможность в действительность, а также целью процесса, «тем, ради чего» лее… происходит. Развитие природных явлений – беспрерывный процесс оформления – материи. Ни материя, ни форма не существуют раздельно, но образуют неразрывное единство. В семени растения заключена возможность его роста и одновременно та энергия, то деятельное начало (форма), которое актуализирует эту возможность; форма, по Аристотелю, как бы предшествует материи, подобно тому как план постройки предшествует строительству. Растение стремится к полной зрелости, повинуясь высшей, или конечной, причине и цели всякого развития («форма всех форм», или энтелехия). Учение об энтелехии основывается на признании изначальной целесообразности всего сущего, на признании первопричины, «перводвигателя» – Мирового Разума» недвижимого, неизменного, совершенного, не связанного с материей (отсюда – «форма всех форм», отличная от других, «низших» форм). «Перводвигатель» является конечной причиной всех явлений и в то же время их целью.

В своей теории познания философ отвергает априоризм Платона, считавшего предметом познания мир сверхчувственных «идей». Сам материальный мир, учит Аристотель, доступен познанию, являясь источником достоверных ощущений. Ощущения, однако, дают знание лишь единичного, особенного в вещах, познание же общего в единичных вещах достигается лишь силою мышления, при помощи теоретических понятий, выведенных из ощущений. Эмпиризм и реализм философа видны и в его этике, и в учении об идеальном государственном устройстве.

Цель всех человеческих стремлений – счастье, идти же к нему можно только путем разумной деятельности, состоящей в следовании добродетелям. Добродетель есть всего лишь соблюдение меры во всем и всегда занимает срединное положение между двумя крайностями: так, добродетель мужества есть нечто среднее между трусостью и безрассудной дерзостью, а щедрость располагается между скупостью и расточительностью. Такой же взвешенный подход и реализм проявляет Аристотель и в учении о государстве. Платон возводил здание своей утопии, не считаясь с конкретными историческими условиями и не занимаясь длительным эмпирическим анализом уже существовавших в тогдашнем мире форм правления. Иначе поступает его ученик, внимательно исследовавший типы политической организации 158 известных ему государств. Подобно тому как в этике наилучшим способом поведения он признает выбор «среднего» пути, так и в политике «средняя» форма государственного устройства – «полития», свободная от крайностей аристократического, тиранического и демократического строя, – является, по мнению Аристотеля, наилучшей.

К заслугам Аристотеля относится не только создание им собственной оригинальной системы. Он был и великим организатором и систематизатором всех накопленных к его времени научных знаний. Платон справедливо назвал дом своего ученика читальней: интеллект Аристотеля требовал все новых материалов из самых разных областей тогдашней науки. Достаточно взглянуть на II книгу его трактата «Политика», критикующую все известные автору формы правления и своды законов греческих государств, чтобы убедиться в огромной эрудиции философа. А ведь познания его охватывали также зоологию и механику, поэзию и риторику. Систематизировал он и сами философские знания, выделив, например, логику как самостоятельную науку. Философию он поделил на практическую (этика, политика, риторика, экономика, поэтика) и теоретическую (физика, математика, метафизика). Особенно славилось в античности его учение о происхождении животных, а его классификация животных удержалась в европейской науке вплоть до создания в XVIII в. системы К. Линнея. Столь же долго и эстетика не могла освободиться от разработанной Аристотелем в трактате «Поэтика» теории подражания, на которой основывалась его классификация искусств. Еще большая посмертная слава ждала аристотелеву логику, разработанные им законы и правила научного мышления, методы исследования и доказательства, классификацию общих теоретических понятий, или категории. Но и это лишь часть того необозримого наследия, которое оставил многим поколениям потомков этот универсальный гений древнегреческой культуры.

И платоновская Академия, и Ликей оказали неоспоримое влияние на естественные науки того времени. Сам Платон считал математику одной из самых важных областей знания, и не удивительно, что из его Академии вышел Февдий из Магнесии, автор учебника математики. В Академии обучался и выдающийся астроном и географ Эвдокс с острова Книд, ранее получивший образование у поклонников чисел – пифагорейцев; к заслугам Эвдокса относятся разработка нового метода математического анализа, новое определение пропорциональности, а также признание шарообразности Земли и попытки, хотя и неудачные, вычислить длину ее окружности. Среди многих других известных тогда математиков упомянем еще одного ученика пифагорейцев Архита, которого сами древние считали создателем научной механики.

Об успехах медицины свидетельствует фрагмент сочинения крупнейшего врача IV в. до н. э. Диокла из Кариста. Здесь содержатся указания, как правильно построить свой день, чтобы сохранить здоровье, применительно к тому или иному времени года. Есть и предписания, касающиеся гигиены тела, диеты, предпочтительной организации досуга. Сочинение это заметно отличается своим рационалистическим духом от современных ему надписей, найденных в храме Асклепия в Эпидавре, где выздоровевшие люди описывают течение болезни и свое исцеление благодаря некоему чуду. Так, одна женщина рассказывает, как была беременной пять лет, после чего родила мальчика, а тот сразу же искупался в источнике и побежал вслед за матерью. И немало можно обнаружить там подобных историй, в которые современники математиков и врачей-рационалистов продолжали свято верить.

IV в. до н. э. был эпохой скорее прозы, чем поэзии. К началу столетия эпос был уже почти мертв, иссушенный и оскудевший в поэмах эпигонов Гомера и Гесиода. Попытка поэта Антимаха из Колофона возродить героический эпос (поэма «Фиваида») не вызвала интереса и одобрения у большинства слушателей. По-видимому, старые мифы, не связанные с жизнью, с переживаниями людей, во многом уже утратили былую привлекательность.

Напротив, хоровая лирика к концу V в. до н. э. вновь расцвела, что было связано с новым подходом к музыке, усилением музыкального аккомпанемента. Произведения, относящиеся к двум главным лирическим жанрам той эпохи: дифирамбу и ному, различавшимся тогда лишь соотношением хорового и сольного начал, выделяются прежде всего богатыми и разнообразными музыкальными эффектами. Очень популярен и ценим был Филоксен Киферский, создавший дифирамб «Киклоп», описывающий безнадежную любовь грубого великана-киклопа Полифема к изысканно нежной нимфе Галатее; песню эту часто пели при дворе македонского царя Филиппа II. В одном из египетских папирусов сохранился и текст нома Тимофея из Милета «Персы», предназначенного для сольного исполнения под аккомпанемент кифары; сильные и яркие метафоры придают особую пышность описанию морского боя при Саламине.

Но наибольшие и самые интересные перемены произошли в IV в, до н. э. в афинском театре. Несмотря на небывалую любовь к театральным представлениям, понимание искусства актеров и, наконец, большое разнообразие в драматургии (позднейший автор, Афиней, относит к IV в. до н. э. около 800 комедий!), место театра в обществе изменилось. Трагедия, в которой столетие назад афинская демократия столь мощно выражала свои социальные, политические и культурные чаяния, стала теперь чистым «искусством для искусства». Новые обработки трагических историй Эдипа или Ореста выделялись только обилием риторики. Уже младший современник Еврипида Агафон, ученик софистов, начал широко использовать, приемы софистического красноречия – антитезы, параллелизмы. Хоровые партии превратились, как говорилось выше, в простые вставные музыкальные номера, не связанные с сюжетом драмы. Число трагедиографов не убывает: нам известны имена и фрагменты творений Херемона, Феодекта, Мосхиона, Астидаманта и многих иных трагических поэтов. Однако уже Херемон стал создавать трагедии, предназначенные лишь для чтения, а это значило, что великая общественная, гражданственная, воспитательная роль трагедии в афинском обществе окончательно отошла в прошлое.

Напрасно было бы искать большие политические, публицистические темы и в «средней комедии» первой половины IV в. до н. э., как и в «новой комедии» конца столетия. Комедии Антифана, Анаксандрида, Алексида вводили зрителя в мир повседневности, мелких проблем жизни зажиточных горожан, их жен и возлюбленных, слуг и прихлебателей. Умолк щедрый, открытый смех Аристофана, державший в страхе вождей государства, полководцев, философов. Ему на смену пришли почти беззлобные насмешки над уродливыми нравами рядовых сограждан, соседей, домочадцев. Антифан и Алексид писали комедию за комедией, забавляя публику яркими сценами из жизни богачей. Другим популярным мотивом было пародирование сюжетов известных всем мифов (таковы произведения Антифана «Ганимед», «Бусирис», «Рождение Афродиты») или даже сюжетов трагедий Еврипида (таковы созданные разными авторами комедии «Антиопа», «Медея», «Беллерофонт», «Эрехтей»).

Проявившаяся уже в «средней комедии» тенденция к бытовизации достигла наивысшего воплощения в «комедии новой», представленной именами Менандра, Дифила, Филемона. Самый известный из них – Менандр, чьих текстов обнаружено больше всего, причем особенно в последние полвека. Мы располагаем почти полными текстами многих комедий этого замечательного автора, о творчестве которого ранее судили лишь по отдельным фрагментам да позднейшим римским переработкам. Творения Менандра «Брюзга», «Самиянка», «Третейский суд», «Остриженная» показывают, в чем заключались самые сильные стороны таланта мастера: в искусном изображении индивидуальных характеров, тонких психологических мотивировках, сюжетной и композиционной изобретательности, богатстве языка. Когда ранняя комедия «Брюзга», единственная сохранившаяся до нашего времени целиком (она была случайно найдена в 1956 г. у египетского антиквара в Александрии швейцарским коллекционером М.Бодмером), получила в 317 г. до н. э. главную награду на состязании драматических поэтов в Афинах, двадцатипятилетний Менандр был уже поистине зрелым мастером, прекрасно владевшим драматургической техникой. В центре его внимания – эволюция характера главного героя, аттического крестьянина Кнемона. Нелюдимый, несносный для окружающих старик вечно ругает всех и вся. Но, после того как 'люди помогли ему, вытащили из колодца, мизантроп раскаивается, говоря:

 
…Думал я, что и один,
Обособившись от мира, преспокойно проживу,
А теперь, когда воочью смертный свой увидел час,
Понял я. как заблуждался, как от правды был далек.
Без помощника под боком человеку жить нельзя.
 

Но и здесь комедиограф остается верен психологической правде: Кнемон смягчается: он примиряется с людьми, но по-прежнему тяготеет к ворчливому одиночеству. Другие герои «Брюзги» вполне традиционны и стереотипны, унаследованы автором от его предшественников: благородный молодой влюбленный Сострат, добрый и снисходительный отец Каллипид, хитрый раб Гета. Автор не столько высмеивает дурной характер главного героя, сколько любуется добрыми и естественными отношениями своих персонажей друг к другу, сочувствует их трудному крестьянскому бытию. Вызывать смех у зрителей призваны, скорее, традиционные маски аттической комедии – повар и прихлебатель.

Необычайно плодовитый поэт, Менандр написал около 100 комедий, главным образом характерологических, а также сценки, близкие к водевилю и фарсу. Некоторые из этих комедий послужили позднее образцом для произведений того же жанра римлянина Плавта. Прекрасное знание и изображение человеческих характеров, психологии восхищали в Менандре уже самих античных писателей. «О Менандр и жизнь, кто из вас кому подражал?» – задает риторический вопрос александрийский филолог III – начала II в. до н. э. Аристофан из Византия. Напротив, социальная критика, отражение общественных противоречий и конфликтов комедиографа не привлекает. Для него, как и для комических поэтов Дифила и Филемона, чувства важнее политики. Человеколюбие, гуманизм, сочувствие к ошибающимся, не способным преодолеть свои слабости, а тем более к обиженным и ставшим жертвами несправедливости – наиболее ценные черты аттической «новой комедии». А ее сентиментализм, увлечение любовными историями, доходящее до эротизма, – верные признаки того, что уже близка была новая эпоха в культурном развитии, эпоха эллинизма.

Поражение в Пелопоннесской войне и экономический кризис повлекли за собой неизбежный упадок архитектуры в Афинах. Если в V в. до н. э. именно этот город выделялся в Греции бурным строительством, то в следующем столетии центр архитектуры переместился в Малую Азию. Уже не подвластные Афинам малоазийские города вновь переживали период расцвета. В собственно Греции и дальше господствовал дорический стиль, утративший, однако, свои привычные особенности. Пропорции становятся легче, колонны стройнее и декоративнее, благодаря все более частому использованию коринфских капителей, стилизующих в камне листья аканфа. Коринфские полуколонны можно было встретить в IV в. до н. э. в большом мраморном святилище Афины Алей в Тегее, сооруженном в 395 г. до н. э. архитектором и скульптором Скопасом, а также в круглых постройках – толосах – в Дельфах и Эпидавре. Причем если в этих памятниках коринфские полуколонны располагались внутри здания, то в изысканном вотивном монументе Лисикрата в Афинах (335–334 гг. до н. э.) они украшают его снаружи.

В малоазийских же городах сохранялся стиль ионийский, в котором творил, в частности, талантливый зодчий и теоретик архитектуры Пифей, создавший в 334 г. до н. э. по заказу Александра Македонского в Приене храм Афины. Он же впервые в истории архитектуры воздвиг такую монументальную каменную постройку, как Мавзолей – огромную гробницу карийского правителя Мавсола и его жены Артемисии. Эту 24-ступенчатую пирамиду высотой 49 м, увенчанную четверкой коней в упряжке – квадригой, древние причисляли к семи чудесам света, но она показывает, как далеко отошли люди той эпохи от простоты и сдержанности современников Перикла. Не менее пышным и гигантским было другое сооружение, считавшееся одним из чудес света и также находившееся в Малой Азии: храм Артемиды в Эфесе, построенный на месте храма, сожженного в 356 г. до н, э. «незабвенным» в веках Геростратом. Стремление малоазийских греческих архитекторов соперничать с творцами величественных и пышных построек древнего Востока – еще оно свидетельство приближения новой, эллинистической эпохи.

Если в V в. до н. э. греческая архитектура выражала себя прежде всего в культовых сооружениях, то столетие спустя к ним прибавились выдающиеся постройки светского характера. К этому времени относятся первые каменные греческие театры: театр Диониса на афинском Акрополе, завершенный около 330 г. до н. э., театр в Сиракузах и особенно прекрасный, поражающий гармонией пропорций театр в Эпидавре, шедевр Поликлета Младшего. Из других светских, практического назначения сооружений упомянем большой крытый зал, где должны были проходить собрания Аркадийского союза греческих полисов, – так называемый зал десяти тысяч, построенный Эпаминондом в новооснованной столице Аркадии Мегалополе и представлявший собой прямоугольное здание небывалых размеров; образцом для архитектора послужил Одеон Перикла в Афинах. Практическим целям служили также скевотека – хранилище корабельной оснастки в Пирее близ Афин и укрепления и доки в Сиракузах, относящиеся к эпохе тирана Дионисия.

На смену величавости, достоинству, серьезности изобразительного искусства V в. до н. э. пришли в поздне классический период иные идеалы. Не выражение политических идей, но чисто эстетические потребности стали определяющими в работе скульпторов IV в. до н. э. Гигантские, поражавшие роскошью храмы и светские постройки нуждались в скульпторах другого типа, чем Фидий. Новые, стройные и грациозные, мягкие и нежные лица и фигуры богов и богинь выходили из-под резца Кефисодота и, как предполагается, его сына Праксителя. Уже богиня Эйрене («Мир») полна лирического очарования, хотя в позе ее еще видны сдержанное величие и достоинство, характерные для работ скульпторов V в. до н. э., учителей Кефисодота. Зато плавные, гибкие линии статуй Праксителя («Гермес с младенцем Дионисом», «Афродита Книдская» – прообраз многих позднейших изображений богини любви) знаменуют собой наступление новой эпохи. Исполненный обаяния, задушевности стиль Праксителя интимен: недаром впервые в истории греческой скульптуры он представляет Афродиту в ее прекрасной и возвышенной наготе. Столь же «неофициален» и грациозен «Аполлон, убивающий ящерицу», еще одно творение великого скульптора. Вполне естественно, что Пракситель оказал столь заметное влияние на скульпторов эпохи эллинизма и на римских мастеров.

Совершенно иным было творчество его старшего современника Скопаса, который был архитектором и скульптором одновременно и, вероятно, сам украсил воздвигнутый им храм Афины Алей в Тегее. Мягкость и лиричность Праксителя ему были чужды, он создал стиль, который можно было бы назвать патетическим. Величавым, статичным фигурам, изваянным Фидием, Скопас противопоставил образы, полные страсти и динамизма. Глубоко посаженные, оттененные глаза Геракла (тимпан храма Афины в Тегее), а также Менады и Мелеагра выражают неистовый порыв. Рука Скопаса видна и в скульптуре фриза восточной части уже упоминавшейся гробницы Мавсола в Галикарнасе.

Помимо Скопаса в украшении Мавзолея участвовали трое других греческих мастеров: Бриаксис, Леохар и Тимофей, создавшие соответственно северный, западный и южный фризы. О стиле этих художников мы знаем не много. Бриаксис изваял также статую египетского бога Сараписа, стоявшую позднее в Александрии; он, по всей видимости, находился под влиянием Скопаса. Леохару приписывают создание бронзового оригинала знаменитой статуи Аполлона Бельведерского, известной нам в мраморной римской копии.

Больше сведений о третьем великом скульпторе IV в. до н. э. – Лисиппе. Он не только оставил потомкам прекрасный бюст Александра Македонского (около 320 г. до н. э.), также сохранившийся лишь в римской копии, но и разработал новый пластический канон, заменивший канон Поликлета. Статуи Лисиппа или изготовленные кем-либо из его учеников (например, «Отдыхающий Арес», начало III в. до н. э.) заметно отличаются по своим пропорциям от статуй предшествовавшего столетия: у атлетов Лисиппа очень длинные стройные ноги, тонкий, изящный стан и совсем небольшая голова. Так сложился новый пластический идеал красоты, полнее всего воплощенный в фигуре Апоксиомена (юноша, скребком стирающий с себя масло, которым натирались атлеты). Сравнивая «Апоксиомена» с «Дорифором» Поликлета, мы вспоминаем слова Лисиппа о его выдающемся предшественнике:

«Поликлет представлял людей такими, каковы они на самом деле, а я – такими, какими они кажутся». Новым в скульптуре Лисиппа были не только легкие пропорции фигур, но прежде всего невиданная свобода в изображении объемов человеческого тела. Лишь теперь произведения скульптуры становились действительно трехмерными, пластически совершенными.