Текст книги "История культуры древней Греции и Рима"

Автор книги: Казимеж Куманецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 35 страниц)

ПОБЕДА ХРИСТИАНСТВА

Еще в 303 г. в последний раз прокатилась по всей территории империи волна преследований христиан: император Диоклетиан оставался их ожесточенным гонителем и противником. Но уже Константин счел за лучшее признать их как реальную общественную силу, особенно влиятельную в римской армии. После провозглашения Медиоланского эдикта 313 г. христианская церковь стала поддерживать своим авторитетом императорскую власть, а новая религия из некогда подпольной, а затем равноправной с другими начала превращаться в господствующую. При сыне Константина Констанции были введены уже некоторые ограничения на языческие богослужения, запрещены гадания и кровавые жертвоприношения. «Отступничество» Юлиана осталось лишь кратким эпизодом, и вскоре Валентиниан I вновь наложил ограничения на языческие культы, а его сын Грациан, став императором, отказался от традиционного титула «понтифекс максимус» и тем самым от функций верховного понтифика. Это означало, что старая религия окончательно лишилась государственной поддержки.

Язычество уходило сопротивляясь. Выражением этого сопротивления стали споры об удалении из сената статуи и жертвенника богини победы. Твердому и решительному противнику язычества епископу Медиоланскому Амвросию возражал один из последних языческих писателей Квинт Аврелий Симмах. В 391 г. фанатичная толпа христиан под предводительством епископа Феофила разрушила в Александрии храм бога Сараписа вместе с его статуями, и это было грозным предзнаменованием того, что языческим храмам в империи осталось стоять уже недолго. Некоторые из них были превращены в христианские церкви, другие разрушены приверженцами новой религии, третьи – варварами. В 392 г. император Феодосии I официально запретил языческие культы. Христианство стало единственной государственной религией.

Куда большую опасность, чем язычество, представляли для победившей церкви Христа многочисленные ереси. IV век прошел под знаком острых религиозных распрей внутри самой церкви, в которые не раз вмешивались сами императоры. Особенно разгорелись страсти вокруг учения пресвитера Ария, оспаривавшего традиционное представление о святой Троице: Бог-Сын, разъяснял Арий в начале IV в., не равен Богу-Отцу, а лишь подобен ему. С этого времени арианство, неоднократно осуждавшееся официальной церковью, начало широко распространяться и в империи, и среди расселявшихся в ней варваров.

Борьба с язычеством и борьба с ересями вызвали к жизни в IV–V вв. огромную христианскую литературу. Рядом с опытными, талантливыми полемистами, каким был, например, главный противник Ария епископ Александрийский Афанасий, были. вдохновенные проповедники, владевшие всеми тайнами риторического искусства: Григорий Назианский или Иоанн, по прозвищу Златоуст. Были выдающиеся ученые, такие, как автор «Церковной истории» в 10 книгах и биографии императора Константина епископ Кесарийский Евсевий или представитель следующего поколения христианских писателей Иероним, историк, создатель канонических латинских переводов Ветхого и Нового Заветов, много сделавший для того, чтобы познакомить читателей в западной части империи с наследием греческой христианской мысли. Яркий, самобытный талант, превосходно образованный, блестящий стилист, Иероним имел все основания с гордостью сказать о себе, что он одновременно философ, ритор и грамматик, грек, римлянин и еврей. Со времен Марка Теренция Варрона Рим не знал такого универсального ученого, энциклопедиста, как Иероним.

Лучшие из христианских писателей конца III–IV вв. мастерски пользовались классическим стилем греческой и латинской литератур. Недаром более тысячи лет спустя европейские гуманисты называли христианским Цицероном плодовитого писателя Цецилия Фирмиана Лактанция, учителя риторики из Никомедии. Совершенство классического латинского языка его больших трактатов «О смерти гонителей» и «Божественные установления» в неменьшей степени, чем аргументы по существу, привлекали к новой религии представителей образованной элиты тогдашнего общества.

Вторая половина IV в. – время талантливых и образованных проповедников. Исполненные азианийского пафоса, страстные проповеди Григория Назианского выдают в нем одаренного воспитанника риторической школы в Афинах. Большими литературными способностями и знанием всей античной культуры отличались и уроженцы Каппадокии – Григорий Нисский, автор многочисленных проповедей, гностических трактатов, диалогов, писем, и его брат Василий, прозванный Великим, архиепископ Кесарийский в Каппадокии, также усердно учившийся красноречию, – его проповеди и письма оригинальны по композиции и по яркому, живому языку. Еще выше каппадокийцев стоял как оратор Иоанн Златоуст, епископ Константинопольский. Речи его, написанные чистейшим аттическим диалектом и тщательно отделанные по образцу выступлений Демосфена, пользовались широкой популярностью. Но особенно прославился он своим мужеством, обличая в проповедях развращенность нравов, царивших при императорском дворе в Константинополе. За эти дерзкие проповеди оратор заплатил ссылкой и умер в изгнании.

В те же годы, когда на востоке империи блистал Иоанн Златоуст, на западе взошла звезда Аврелия Августина, епископа города Гиппон в римской Африке. Августин оставил обширное литературное наследство: проповеди, трактаты, письма. Самые значительные из его произведений – «Исповедь» и «О граде Божьем» – не имели себе равных ни в латинском, ни в греческом богословии времен поздней империи и оказали ни с чем не сравнимое влияние на формирование средневековой теологии и религиозной философии. Достаточно сказать, что среди позд неантичных христианских писателей не было в средние века никого, кого бы так охотно читали и изучали, как Августина.

Появились в IV в. и первые христианские поэты. Помимо уже упоминавшегося Григория Назианского церковные литургические гимны писал архиепископ Киренский Синесий, необычайно образованный неоплатоник-христианин, автор прекрасных проповедей. На Западе первые гимны ямбическими стихами стал писать Амвросий Медиоланский, который не только сурово искоренял остатки язычества, выступая, в частности, при императоре Грациане за удаление из сената статуи богини Виктории, но и не боялся осуждать даже верховных властителей государства: по преданию, он подверг церковному наказанию самого Феодосия I. Гимны Амвросия верующие должны были распевать в церквах во время богослужений. Напротив, гимны поэта Аврелия Пруденция, которого называли христианским Горацием, были предназначены скорее для чтения. Гимны его, повествовавшие о деяниях и смерти христианских мучеников, оказали позднее сильное влияние на средневековую поэзию.

ЯЗЫЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ. РИТОРИКА И ПОЭЗИЯ

Последним словом античной языческой философии оставался неоплатонизм. Как уже говорилось, он заметно повлиял на христианство, противостоять же ему не мог хотя бы потому, что был философией элитарной, а ее основоположник, Плотин, – один из самых трудных для чтения греческих писателей античности. Ученик его, Порфирий, которому мы обязаны изданием «Эннеад» Плотина и биографией учителя, не отличался крупным литературным талантом, но, несмотря на это, был, по-видимому, опасным противником христианских теологов, о чем свидетельствует хотя бы та глубокая ненависть, которую они к нему питали. Более оригинальным писателем и мыслителем был Ямвлих, учивший в Сирии и необыкновенно популярный среди своих учеников. Он стремился соединить учение Платона с элементами восточных верований, мистикой, демонологией и пифагорейством, развив тем самым идеи неоплатоников о гипостазах – мирах, исходящих из абсолютного «единого». Мистика и демонология неоплатонизма достигли вершины развития в творчестве богатого воображением афинского философа Прокла, чья деятельность пришлась уже на V в.

В IV в. наступил новый период расцвета риторики. В риторических школах античного Средиземноморья воспитывались как будущие высокие чиновники, так и будущие христианские проповедники. Риторы того времени не создали новых теорий ораторского искусства – в центре внимания были практические навыки построения речей, достижения внешних эффектов. В Афинах этому учил Гимерий, в Константинополе Фемистий, прозванный своими поклонниками «царем слов» и выступавший с панегириками императорам Констанцию, Юлиану и их преемникам. В отличие от Гимерия он не был чужд и философским интересам, занимался комментированием Аристотеля. Но, пожалуй, самым крупным языческим оратором и учителем красноречия можно считать Либания. Деятельность его протекала главным образом в Антиохии, где он выступал с речами, обращенными к императорам, полководцам, высшим чиновникам и касавшимися тех или иных общественных бед. Получивший прозвище «маленький Демосфен». Либаний писал на чистом аттическом диалекте, о чем так заботились риторы эпохи «второй софистики», и постоянно стремился к красоте и изысканности слога и в то же время к ясности и простоте; глубины же мысли и богатства фантазии судьба ему не дала. Добавим, что, хотя сам Либаний был преданным сторонником императора Юлиана Отступника и врагом христианства, многие видные христианские проповедники, как, например, Григорий Назианский и Иоанн Златоуст, вышли именно из его школы. Как ораторы они намного превзошли своего языческого учителя.

Из римских ораторов тех лет внимания заслуживает, быть может, только Квинт Аврелий Симмах, по духу и убеждениям – старый римлянин-язычник, занимавший в конце IV в. высокие государственные должности. Его письмо к Валентиниану IV (384 г.), где он просит императора сохранить традиционные символы древней римской религии, – удивительный памятник идейной верности этого образованного и красноречивого автора заветам предков, памяти о славном историческом прошлом языческого Рима и «богам наших отцов».

Озабоченной совершенством формы, но лишенной свежих идей риторике соответствовала в этот последний период истории античной культуры поэзия, имитировавшая классические образцы. К произведениям, отмеченным печатью бесспорного таланта, можно отнести мифологический эпос о Дионисе, созданный эллинизированным египтянином Нонном из Панаполиса: это богатое фантазией, выразительными образами сочинение привлекает также особой мелодичностью, напевностью стиха. Написанная гекзаметром эпическая поэма Нонна снискала ему широкую известность и множество подражателей, наиболее одаренным из которых был Мусей, воспевший в красивых, звучных стихах историю двух влюбленных – Геро и Леандра.

Уход в мифологию или в описание природы, увлечение формой стихосложения и различными версификаторскими экспериментами присущи в IV – начале V в. и латинским поэтам, что хорошо – заметно при обращении к творчеству Децима Магна Авзония. Это был опытный ритор, знаток греческого и латинского языков и литератур, талантливый стихотворец, составлявший эпитафии героям, павшим под Троей, или описывавший живописные берега реки Мозель и рыб, населяющих ее воды. Известны также его формальные версификаторские эксперименты: он оставил, например, стихотворение, в котором каждая строка кончается тем же словом, каким начинается последующая.

Двое других последних замечательных римских поэтов, Клавдий Клавдиан из Александрии и Клавдий Рутилий Намациан, уроженец Галлии, обращаются в своих стихах к любимому ими Риму, воспевают его великое прошлое и те победы, которые римлянам еще случалось одерживать в конце IV в. Живя при дворе императора Гонория, Клавдиан написал панегирик его всемогущему приближенному Стилихону, энергичному полководцу и дипломату, успешно воевавшему и заключавшему выгодные для Рима договоры с варварами. И в «Похвале Стилихону», и в поэме «О войне с готами» Клавдиан еще полон оптимизма, предсказывая. Риму счастливое будущее. Нельзя отказать ему и в мастерском владении словом и стихом, хотя подражательность его поэзии, стремление во всем имитировать Овидия очевидны. Пульс современной ему жизни ощущается и в стихах Рутилия Намациана. Описывая свое путешествие из Галлии в Рим в 416 г., он восхваляет империю, давшую общее отечество столь разным народам, с трогательной любовью говорит о самом Риме, его прошлом, его старинных обычаях, которым угрожают теперь новые, чуждые религии; здесь поэт дает волю своей ненависти к евреям и особенно к христианам. В поэзии Клавдиана и Рутилия Намациана, как и в риторике Симмаха, мы слышим голоса последних защитников римской языческий старины, еще сопротивлявшихся неумолимому ходу времени.

ИСТОРИОГРАФИЯ И ДРУГИЕ НАУКИ

О том, что время великих историков прошло, лучше всего говорит составленный предположительно в IV в. сборник «Писатели истории августов», включающий в себя незатейливые, рассчитанные лишь на занимательность биографии римских императоров от Адриана до непосредственного предшественника Диоклетиана императора Нумериана, умершего в 284 г. Заботясь больше об увлекательности изложения, чем о достоверности, авторы биографий часто некритически подходят к своим источникам, не останавливаясь и перед прямыми домыслами.

В IV в. особенно наглядно проявилось пристрастие к компендиумам – кратким компилятивным переложениям разных источников. Характерны для этой эпохи краткие жизнеописания императоров, составленные Секстом Аврелием Виктором, и небольшой компилятивный учебник римской истории, написанный Евтропием по заказу императора Валента и излагавший вкратце все важнейшие факты прошлого от основания Рима до времени правления самого Валента.

И все же на закате своего существования римская историография украсилась и большим, самостоятельным и талантливым произведением – «Деяниями» Аммиана Марцеллина, романизированного грека, уроженца Антиохии, служившего в римском войске и участвовавшего в походе Юлиана против персов. Взяв себе за образец «Историю» Тацита, Аммиан продолжил ее с того места, до которого дошел в своем рассказе о римских императорах великий историк. Аммиан очень серьезно понимал задачи историка, единственная цель которого – правда. Не умалчивать, не лгать, не забывать за мелкими подробностями главных событий прошлого – таковы требования, предъявляемые им самому себе. Стремясь к беспристрастности, он, однако, не в состоянии скрыть ни своего восхищения императором Юлианом Отступником, ни своей любви к Вечному городу, к его старинным идеалам и языческим обычаям, Аммиан хорошо знал придворную жизнь и деятельность полководцев, был прекрасно осведомлен об интригах и пороках властителей, пытался объяснить причины упадка и деморализации, охвативших современную ему Римскую державу, и показывал, сколь многое зависит от морального облика отдельной влиятельной личности. Благодаря этим достоинствам Аммиака Марцеллина как историка, его «Деяния» и сегодня читаются с большим интересом.

Понятно, что не один Аммиан размышлял и писал о причинах упадка Римского государства. Языческие писатели склонны были обвинять христианство, вытеснившее в сознании римлян веру их предков. Христиане же склонны были видеть в закате Рима неотвратимое возмездие за преступления языческих правителей. Первую точку зрения выразил в середине V в. в своей «Новой истории» греческий историк Зосим, прямо объяснявший падение Рима отступничеством от старой религии. Совершенно иной была позиция христианских авторов. Епископ Гиппонский Августин в «О граде Божьем», а за ним испанский диакон Орозий в «Истории против язычников» и марсельский пресвитер Сальвиан в сочинении «О правлении Божьем» утверждают, что Рим понес кару за свое греховное прошлое, состоящее из жестоких войн и междоусобиц, несправедливости и произвола правителей и гонений, которым подвергали первых христиан римские власти.

Добавим, что пристрастие к кратким компендиумам и учебникам, в которых могли бы сохраниться знания, накопленные античным миром, характерно было не только для историографии, но и для других наук. Отсюда – появление в V в. энциклопедии «семи свободных искусств» Марциана Капеллы под аллегорическим заглавием «О браке Филологии с Меркурием». В рассказе о семи подарках, которые Филология получила к свадьбе от влюбленного в нее Меркурия, собраны воедино самые разнообразные сведения из областей риторики, астрономии, геометрии и других наук. Этот энциклопедический свод античных знаний оказался очень полезен для развития наук и искусств в средневековой Европе. Примерно такую же роль в сфере латинской грамматики сыграл впоследствии написанный в IV в. учебник Элия Доната, пользовавшийся в средневековых школах небывалой популярностью.

Разделение империи на Западную и Восточную подорвало некогда столь тесные связи между греческой и латинской культурами. Если во II в. н. э. знание греческого языка в Италии и западных провинциях было широко распространено, то уже в III в. ослабление торговых и иных контактов между различными частями обширной державы сделало греческий язык для многих на Западе непонятным. Весьма красноречив тот факт, что даже такой образованный человек V в., как Аврелий Августин, признавался в слабом знании греческого или даже в полном его незнании. В связи с этим понадобились переводы. Среди христианских писателей больше всего для перевода греческих сочинений на латынь сделали уже упоминавшийся Иероним и его друг, а позднее противник Руфин Аквилейский, переводивший произведения Оригена и Евсевия, Григория Назианского и Василия Великого. Греческих философов особенно усердно переводил Марий Викторин из Африки – его переводами Платона пользовался Августин. Так что и после ослабления связей между западной и восточной частями империи греческое интеллектуальное наследие оставалось известным на Западе в латинских переводах.

ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВО

Чем быстрее приближался конец Рима как мировой державы, тем монументальнее становилась его архитектура, что наиболее наглядно проявилось в эпоху, когда на смену принципату пришел доминат. Огромные термы Диоклетиана превзошли своими размерами термы Каракаллы, колоссальным был и дворец Диоклетиана, выстроенный около 305 г. близ Салоны в Далмации, в окрестностях нынешнего Сплита, о чем и сегодня напоминают величественные руины его ворот. Развалины Новой базилики в Риме, воздвигнутой на Форуме Максенцием и Константином (конец IV – начало V в.), также свидетельствуют о монументальности: ширина среднего нефа достигает 35 м. Украшенная мраморными полами и богатым стенным орнаментом, она была одним из самых впечатляющих сооружений империи. В той же базилике находилась колоссальная мраморная статуя императора Константина, от которой сохранилась лишь голова высотой в 2.6 м.

Этот портрет Константина, как и другие памятники скульптуры того периода, прежде всего рельефы, покрывающие арку Константина в Риме и запечатлевшие его победу над соперником Максенцием в борьбе за власть, являются примерами неудавшихся попыток скульпторов начала IV в. восстановить классицизм эпохи Августа. Как показывает искусство провинциальной Пальмиры, во многих местах государства элементы восточной художественной традиции все чаще одерживали верх над классическим стилем, ориентировавшимся на греческие образцы. Характерная для искусства Востока экспрессия в изображении лиц видна в бронзовом портрете императора Констанция: его широко раскрытые глаза, как бы всматривающиеся в мир потусторонний, говорят о скором приближении нового искусства – искусства византийских икон. К тому же периоду относятся многочисленные мраморные саркофаги, украшенные барельефами с изображением сцен из Ветхого и Нового Заветов и христианской символики.

Особое направление позднеантичного искусства – катакомбная живопись. Христианское искусство Византии, а позднее и европейского средневековья унаследовало, кроме того, некоторые конструктивные формы архитектуры, в частности – форму базилики, ставшей прообразом христианских храмов, а также ряд пластических мотивов: образ Доброго Пастыря, богатое наследие в сфере орнаментики. Римские традиции купольных построек были использованы при строительстве в первой половине VI в. в Константинополе греческими зодчими храма Святой Софии. Храм этот, который еще при императоре Юстиниане украшали статуи античных богов, был воздвигнут в столице Восточной Римской империи в те же самые годы, когда в Афинах была закрыта платонова Академия и тем самым перевернута последняя страница в истории античной культуры.