Текст книги "История культуры древней Греции и Рима"

Автор книги: Казимеж Куманецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

ЖИЗНЬ В АФИНАХ

Гимнасноны и палестры были местом не только физических тренировок, но и просто встреч афинян. Особенно в гимнасионах, где собирались и взрослые, и молодежь, возникали политические и философские споры, вели беседы Сократ и софисты. Атмосферу демократических Афин ярко представляет нам уже не раз упоминавшаяся речь Перикла в «Истории» Фукидида: «В нашем государстве мы живем свободно и в повседневной жизни избегаем взаимных подозрений: мы не питаем неприязни к соседу, если он в своем поведении следует личным склонностям, и не высказываем ему хотя и безвредной, но тягостно воспринимаемой досады». Подобная же атмосфера большого свободного города царила, вероятно, и в Милете эпохи архаики, позволяя Фалесу или Анаксимандру спокойно заниматься тем, чем не занимался никто: размышлениями над природой вселенной. В Афины V в. до н. э„создавшие у себя наилучшие тогда условия для свободного творчества, стремились ученые и художники из других греческих городов. На улицах Афин, кроме местного уроженца Сократа, можно было встретить философов-софистов Протагора из Абдеры и Горгия из сицилийских Леонтин, поэта Продика с Кеоса, живописца Полигнота с Тасоса. Все они, а особенно софисты – учителя мудрости, оказывали большое влияние на умы афинской молодежи. Огромный духовный, культурный подъем афинского общества начиная примерно с середины V в. до н. э. мы называем «аттическим просвещением». Плоды его сказались быстро: поколение афинян эпохи Пелопоннесской войны уже мало напоминало генерацию воинственных и суровых «марафономахов» – победителей персов в сражении при Марафоне.

«Город наш – школа всей Эллады, и полагаю, что каждый из нас сам по себе может с легкостью и изяществом проявить свою личность в самых различных жизненных условиях», – продолжает свою речь Перикл у Фукидида. Тем не менее жизнь в этом богатом и просвещенном городе больших возможностей была простой и не имела ничего из той роскоши, которой окружали себя высшие слои городского населения Востока или, позднее, Древнего Рима. Рядовой афинянин был неприхотлив, обходился лишь самым необходимым в том, что касалось еды, одежды и жилья. В V в. до н. э., в отличие от столетия предшествовавшего, на улицах было уже не увидеть мужчин, разодетых по ионийской или восточной моде в пурпур, со щегольски подстриженными длинными бородами, с золотыми заколками в волосах. Местная шерстяная пряжа вытеснила привезенные издалека тонкие ткани. На смену длинному ионийскому хитону пришел у мужчин короткий дорический хитон, а хитон женский стал похож на старинный пеплум. Аристократия и в демократических Афинах пыталась выделиться своими нарядами: так, сторонники аристократической Спарты надевали, короткие спартанские плащи, трибоны, а аристократическая молодежь, служившая в коннице, охотно украшала свои хламиды золотом и пурпуром. Простые афиняне одевались скромно, так что на улице, как тогда говорили, трудно было отличить свободного от раба.

Скромным, неприхотливым был и стол афинян. Герои Гомера не могли обходиться без мяса, жители же Афин эпохи архаики и V в. до н. э. питались прежде всего овощами: луком, чесноком, салатом. Излюбленное блюдо – рыба. Очень много рыбы, в особенности маринованной и соленой, доставлялось с берегов Черного моря. Оливки, фиги и неизменная ячменная лепешка завершали меню простого афинянина. Однообразие и скудность повседневного бытия греки оживляли симпосионами – пирами. В зал, где пировали греки, вносили кратеры с вином и закуски: сыр, оливки, финики, фиги, дыни. Вино смешивали с водой, чаще всего в соотношении 1:3. Пить чистое, неразбавленное вино считалось варварским обычаем.

Как именно будет проходить пир, решал симпосиарх, который и определял, из каких сосудов пить и в какой пропорции смешивать вино с водой. Во время симпосиона пели песни; особенно популярной была песенка о Гармодии и Аристогитоне, убийцах тирана Гиппарха, сына Писистрата. Уже в эпоху архаики греческий симпосион часто становился поэтическим турниром. В Афинах второй половины V в. до н. э., где учили молодежь Сократ и софисты, на пирах вели философские споры, состязались в риторике. Очевидно, не на всех пирах атмосфера была столь насыщенно интеллектуальной, как на том, который описал Платой (диалог «Пир»). Участники симпосионов не чуждались обычно и простых игр и забав вроде популярнейшего тогда коттаба, требовавшего от игроков умения определенным способом вылить остатки вина из чаши, или игры в кости. Еще привлекательнее делало пиры присутствие гетер или хотя бы флейтисток или фокусников.

Участвовали в симпосионах только мужчины, высоко ценившие эту возможность дружеского общения. В Афинах, как и вообще в ионийских областях, женщина пользовалась куда меньшей свободой, чем у дорян. Подобно восточным женщинам, афинянки проводили время дома, в хлопотах по хозяйству. Конечно, женщины в зажиточных семьях жили не так скучно и однообразно. Вазовые росписи представляют нам гречанок, занятых не только прядением шерсти и вышиванием, но и такими развлечениями, как игра в мяч. Немало времени посвящала афинянка из богатой семьи уходу за собой, купанию и макияжу, созданию изысканных причесок – все это тожеизображено на вазах со всей откровенностью. Хотя моды в Афинах эпохи Перикла были очень простые, росписи на керамике являют нам большое разнообразие причесок, украшений, головных уборов и лент, хитонов и гиматиев.

Браки заключались чаще всего по имущественным соображениям, причем сама невеста никак не могла повлиять на свою судьбу. Однако это не значит, будто новобрачную всегда ожидала горькая участь. Многочисленные надгробные стелы, покрытые самыми сентиментальными надписями, говорят о том, что совсем не редко семейная жизнь строилась на искренней любви и привязанности. Зато уж в общественной, тем более в политической, жизни женщины не принимали в Афинах никакого участия. Только гетеры, обладавшие большей свободой и лучше образованные, могли до некоторой степени влиять на общественные дела. Не забудем, что подруга великого Перикла, Аспасия, к чьему мнению он прислушивался, была родом не из Афин, а из Милета, где женщины чувствовали себя вольнее. Афины же не дали миру ни общественных деятельниц, ни поэтесс, в то время как Лесбос гордился своей Сапфо, Аргос Телесиллой, Беотия Коринной.

ТРИ ПОКОЛЕНИЯ

Первое из них вступило в жизнь еще в конце VI в. до н. э., и ему суждено было лишь заложить основы культурного расцвета Афин. Эсхил и Фриних положили начало аттической трагедии. Скульпторы Критий и Несиот украсили в 476 г. до н. э. афинскую агору – рыночную площадь – статуями знаменитых тираноборцев Гармодия и Аристогитона. Первое поколение культурных деятелей классических Афин оставило после себя и скульптурное убранство храма Зевса в Олимпии. Мышление было еще традиционным, в области же формы преобладал суровый, жесткий юношеский классицизм.

Во многом традиционно мыслили и представители второго поколения, чьи лучшие достижения относятся к эпохе Перикла. Новая религиозно окрашенная интерпретация мифов и истории усиливала представления о слабости человека и величии богов, неустанно карающих за нарушение границ, определенных человеческой природой. В том, что законы и государственные установления освящены волей богов, никто в этом поколении не сомневался. То было время трагедий Софокла и «Истории» Геродота, зрелых классических форм Парфенона и Пропилеев.

Новое идеологическое содержание, критическое отношение к традиционной религии принесло с собой в эпоху Пелопоннесской войны третье поколение. С развитием Афинского государства консервативный аттический земледелец, взойдя на корабль, познакомился с другими мирами, с обычаями многих народов, что не могло не расширить умственные горизойты, не могло не убедить в относительности принятых религиозных и политических понятий и взглядов. Некогда такое открытие совершили ионийцы в Малой Азии, теперь настала очередь афинян.

Благодаря деятельности софистов, о которых еще пойдет речь, в Афинах сложилось новое представление о школе. Раньше обучение ограничивалось чтением, письмом и счетом, а также музыкой и гимнастикой. На вазах мы видим урок у кифареда, или учителя грамматики, исправляющего работу ученика на сложенных вместе трех навощенных табличках. Иногда встречается и фигура раба-педагога, сопровождавшего мальчика к учителю и вообще заботившегося о его образовании. Софисты принесли с собой новый предмет обучения, необходимый именно в демократических Афинах; риторику, умение убеждать людей на народных собраниях, умение управлять настроениями толпы. Кто же в городе не хотел стать хорошим оратором и искусными выступлениями на экклесиях склонять общественное мнение к тому или иному решению! Не удивительно, что молодежь из состоятельных семей, которая только и могла внести софисту сто мин за науку, постоянно окружала приезжих и местных мудрецов. У них учились не одному красноречию, но и этике, философии вообще. Они по-новому, гораздо глубже, чем в обычной школе, объясняли древних поэтов. Сколько мудрости можно было открыть в знакомых текстах, если истолкование им давал сам Протагор из Абдеры! Каким красивым и богатым представлялся родной язык, когда о нем говорил Продик с Кеоса, пространно объяснявший то или иное выражение! Все унаследованные, освященные традицией, давно установившиеся понятия подвергались критическому анализу; неожиданное столкновение истин порождало новую истину, более высокую. Научиться этому, научиться мыслить можно было – и без всяких денег – не у приезжего софиста, а у хорошо всем известного, с детства ходившего по тем же улицам, доброжелательного философа Сократа. Скромного, некрасивого афинянина приходили слушать юноши из лучших семей: Платон, Ксенофонт, Антисфен, также вписавшие свои имена золотыми буквами в историю греческой культуры.

Наука оставалась элитарной. Но и искусство, несмотря на весь демократизм афинской жизни, фактически делилось на то, которое было угодно широким слоям народа, и то, которое умели оценить лишь избранные. Недаром наиболее своеобразный и смелый из греческих трагедиографов, Еврипид, не более трех-четырех раз удостаивался награды в театре, выражавшей предпочтения публики.

Афиняне в массе своей не любили новаторов, посягавших на привычное. Многие смотрели на Сократа и других уличных философов с такой же неприязнью, как и выдающийся комедиограф Аристофан, изобразивший Сократа в «Облаках» опасным, глупым и аморальным безбожником. За непочтительность к богам был подвергнут суду даже друг Перикла Анаксагор из Клазомен:

процесс этот был движим не только хитросплетениями политической борьбы, но и инстинктивным отвращением афинян ко всяким новшествам в серьезных вещах. Желание философа самостоятельно постичь природу Вселенной было признано оскорблением олимпийских богов.

Третье поколение культурных деятелей Афин во многом отрицало воззрения предшествовавших поколений. К религии Аполлона, священной для Софокла, Еврипид относился критически. Богов, играющих такую большую роль в «Истории» Геродота, у Фукидида нет. Величественная божественная Афина Фидия уступает место прелестным, человеческих пропорций, статуям, украшающим балюстраду храма Афины-Победительницы (Никэ Аптерос – «бескрылой»),

ФИЛОСОФИЯ

Первым приезжим философом, прославившим Афины, был Анаксагор, прибывший туда из малоазийского городка Клазомены. Некоторые его утверждения, вроде того, что солнце не бог, а раскаленный камень, оторвавшийся от земли и ставший звездой. ошеломили и возмутили благочестивых консервативных афинян середины V в. до н. э. Тем не менее он три десятилетия подряд проповедовал там свое учение, пока в тяжелой атмосфере приближавшейся Пелопоннесской войны политические противники его ученика, друга и покровителя Перикла не обрушились с нападками на стратега. Жертвами этого кризиса стали и Анаксагор, подвергнутый суду за безбожие, и другой друг Перикла, великий скульптор Фидий. Философу вынесли смертный приговор, но ему все же удалось покинуть Афины. Умер он вскоре, на чужбине.

Основы рассуждении Анаксагора были материалистическими, близкими к позициям ионийских натурфилософов. Мир, учил он, возник не из четырех стихий (воды, воздуха, земли и огня) и не из одной из них, а из множества мельчайших материальных частиц, которые не рождаются и не гибнут, но лишь соединяются и разъединяются, образуя тем самым все, что есть на свете. Частицы эти он назвал «спёрмата», т. е. «семена». Движение их обусловлено внешней по отношению к ним силой – «нусом», или мировым разумом, который сам материален, представляя собой тончайшее и легчайшее вещество. «Нус» вызывает вихрь, круговерть частиц, соединяющихся в определенных пропорциях, а затем разлетающихся вновь. Потому-то, говорил Анаксагор, в каждой вещи есть часть всякой иной.

Некоторое время проживал в Афинах и знаменитый Демокрит из Абдеры. Предложенное им объяснение мироздания оказалось самым последовательным материализмом, какой только знала античная мысль. Все состоит из неделимых и неизменных частиц – атомов, вечно движущихся в пустоте. Движение это не имеет своего первоначала и не придано атомам никакой внешней силой. Атомы отличаются друг от друга формой, порядком и положением. Совершая неостановимое движение в пустоте, атомы и образуют новые миры, в том числе нашу Землю. Демокрит проповедовал бесчисленность миров, которые возникают, развиваются и гибнут. Все живые организмы и сам человек родились из морского ила. высушенного солнцем. Но если атомы различаются лишь количественно, то такие качественные отличия вещей, как сладость или горечь, тепло или холод, реально не существуют. Они – плоды ощущений, «мнений». Существование чего-либо «по мнению» есть нечто иное, чем существование «по истине». Только «в общем мнении существует сладкое, в мнении – горькое, в мнении – теплое, в мнении – холодное, в мнении – цвет, в действительности же – атомы и пустота», – писал философ. Возникновение ощущений он объясняет воздействием определенных сочетаний атомов, составляющих познаваемый предмет, на сочетание атомов, из которых образуется познающий субъект.

Само время требовало от мыслителей заняться наряду с познанием и истолкованием природы вопросами этическими. Руководствуясь разумом и постигая благо, человек получает удовлетворение, обретает душевное спокойствие, невозмутимость. Это учение о спокойствии удовлетворенного духа, или о «благодушии», как он сам писал, снискало Демокриту прозвище «смеющийся философ» и было позднее воспринято школой эпикурейцев. Демокрит призывал к умеренности, советовал браться лишь за те дела, с которыми человек считает себя способным справиться. Сам он всю жизнь увлекался поиском причинных связей между явлениями, говоря, что «предпочел бы найти одно причинное объяснение, нежели приобрести себе Персидское царство».

На судьбе богатого и разностороннего наследия Демокрита отрицательно сказалось то, что идеалист Платон затратил немало усилий, дабы замолчать его учение и даже уничтожить его книги. Между тем Демокрит был едва ли не самым универсальным греческим мыслителем древности. Известны лишь заглавия его трактатов о природе, о звездах, о человеке, о душе, об огне, о камнях; трудов по геометрии, арифметике, астрономии, географии, музыке, поэзии, грамматике, архитектуре, медицине, агрономии, стратегии и т. п. – в этом отношении с ним мог соперничать разве что Аристотель. Погруженный в науки, философ как истинный сын своего времени немало занимался и политикой. Вспомним его знаменитое изречение: «Бедность в демократии настолько же лучше благополучия при царях, насколько свобода лучше рабства».

И все же не Демокрит оказывал непосредственное влияние на формирование мировоззрения афинян. Демокрит пробыл в городе недолго и, как рассказывали античные авторы, «не старался, чтобы его узнали, потому что презирал славу; и он знал Сократа, а Сократ его не знал». Подлинную интеллектуальную революцию совершили только софисты, будучи «наполовину философами, наполовину политиками», как называл их (и себя) Продик с Кеоса. Деятельность софистов, их влияние на культурное развитие Афин вполне сравнимы с тем, что мы знаем о французских энциклопедистах XVIII в. От разгадывания тайн природы софисты впервые в полной мере обратились к постижению человека.

Уже старейший софист, обосновавшийся примерно в середине V в. до н. э. в Афинах, Протагор из Абдеры, твердо заявил: «Человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют». Так был четко сформулирован принцип релятивизма, относительности в теории познания. Отсюда вытекало, что о всякой вещи можно высказать несколько суждений, противоречащих одно другому: так, здоровому человеку мед кажется сладким, больному же – горьким, и оба они правы, ибо оба эти качества присутствуют в меде. А это значит, что всякому доказательству можно противопоставить другое, противоположное, столь же хорошо обоснованное и убедительное. Сильнее окажется то доказательство, то суждение, которое практичнее и больше отвечает требованиям жизни. Нельзя сказать, что такое-то утверждение истиннее другого, но только – что оно полезнее. Надо уметь выбирать и убеждать людей в правоте выбора.

Мудрости, понятой таким образом, можно было научиться, и Протагор готов был давать уроки. Он не собирался рассуждать ни о «природе вещей», ни о богах, о которых, говорил он, «я не могу знать, есть ли они, нет ли их, потому что слишком многое препятствует такому знанию, – и вопрос темен, и жизнь человеческая коротка». Он намеревался учить диалектике – искусству рассмотрения любого предмета с разных, даже противоположных сторон; учить умению защитить при помощи доказательств любой тезис, а потом его же убедительно опровергнуть. Все дело было не в мысли, а в словах, и потому Протагор показывал, как надо правильно употреблять слова, как развивать красноречие, как составлять систему аргументов в суде или на собрании. Если вспомнить о том, какие возможности в общественной жизни Афин предоставляли человеку эти умения и навыки, то не покажется чрезмерной высокая плата, которую софист впервые начал брать за свои уроки: сто мин. Как глубоко было усвоено образованными афинянами искусство рассматривать всякий предмет со всех сторон, показывает каждый монолог в трагедиях Еврипида, любая речь героя в «Истории» Фукидида. Немалое влияние оказал Протагор и на более старших: Геродота и Софокла. Учение о человеке как мере всех вещей подорвало традиционное мировоззрение афинян в гораздо большей степени, чем мало кому известная философия земляка Протагора – Демокрита. Не удивительно, что, как и Анаксагор, Протагор не избежал гнева консервативных горожан: он был обвинен в безбожии, а его книги собраны отовсюду и сожжены.

Не менее важным для воспитания нового мышления было утверждение Протагора и других софистов, что государство и законы не созданы волей богов, а явились результатом соглашений между людьми. Отсюда – различение естественного права («фйзис») и права договорного («номос»), считавшегося до тех пор божественным установлением. Исходя из этого можно было, подобно софисту Алкидаму, опираясь на естественное право, заключить, что природа никого не сотворила рабом и люди равны, а рабовладение несправедливо. Можно было, как Ликофрон, бороться во имя того же права против аристократических привилегий. Но можно было и вслед за Калликлом обосновать с помощью естественного права право сильнейшего на власть и господство над более слабыми. Отголоски этих споров, в том числе высказываний в защиту рабов, слышались афинянам и в трагедиях Еврипида. А поставив под сомнение божественное происхождение государства и законов, некоторые софисты не побоялись пойти дальше и объяснить исторически происхождение даже религиозных верований (Продик Кеосский).

Однако главным, чему учили все софисты, оставалось ораторское искусство. Фрасимах из Халкедона, Гиппий из Элиды, особенно же Горгий из Леонтин, восхищали своих слушателей неподражаемым красноречием; Фрасимах и Горгий оставили даже пособия по риторике. Родной город Горгия, откуда он в 427 г. до н. э. прибыл в Афины, как и другие города Сицилии, славился своими ораторами. Умение выстроить речь, сделать ее ясной и изящной, уснастить ее антитезами, аллитерациями, смелыми и поэтичными метафорами, придать ей звучность и музыкальность – этим умением Горгий щедро, хотя, как и все софисты, небескорыстно делился со слушателями. Темы для образцовых речей могли быть любыми, даже, на первый взгляд, неожиданными и парадоксальными: например, выступление в защиту Елены Спартанской, считавшейся виновницей Троянской войны.

Приезжие софисты довольно скоро обзавелись преданными учениками, которые продолжили их дело в Афинах. Так, Антифонт, автор трактата «О правде», в котором призывал различать справедливость, основанную на требованиях природы, естества, и справедливость, сложившуюся как результат договоренностей людей между собой, был первым софистом-афинянином. Он же, великолепный оратор, начал первым публиковать свои речи, хотя впоследствии традиция приписала ему еще много других. Были и иные мастера красноречия, однако подлинная эпоха великих ораторов настала в Греции только в IV в. до н. э.

г Интересы софистов не ограничивались все же диалектикой, риторикой и политикой. Горгий был известен также как создатель трактата «О небытии, или О природе», где отстаивал идею непознаваемости мира. Наиболее разносторонний софист – Гиппий из Элиды: писал он и о математике, и об астрономии, и о музыке, и о мифологии. Протагор был прославленным грамматиком, филологом, ведь он первым выделил грамматические категории. Продика Кеосского справедливо называют отцом синонимики – науки о словах, звучащих по-разному, но сходных по значению. Беря пары слов: «хотеть» и «желать» или «создавать» и «творить», он пытался выяснить все оттенки значений, свойственные тому или иному слову.

Софисты не только обогатили мышление древних новыми суждениями, опровергавшими зачастую традиционные взгляды. Они дали и новые методы познания, анализа, критики. Они же положили начало и более высокому типу школы. Правда, учиться в этой школе могли далеко не все, ибо не все способны были столько платить за науку. Поэтому софисты обращались прежде всего к юношам из богатых семей – возникала новая элита, и состоятельная, и образованная.

Учения софистов зачастую истолковывались примитивно, в духе абсолютного релятивизма и нигилизма в познании и в морали. Этому изо всех сил воспротивился сын афинского каменщика Сократ. Консервативный афинянин, с подозрением относившийся ко всем этим новым «учителям мудрости», не видел больших различий между Сократом и софистами, кроме того, что первый не брал денег со слушателей и расхаживал босой, в заплатанном плаще, в отличие от софистов, весьма заботившихся о своем внешнем виде. Главным же различием было то, что Сократ верил в существование объективной истины и в возможность ее отыскания. Он учил, что есть обязательные для всех, неписаные моральные законы, но овладеть нравственностью удается лишь немногим, которые смогли этому научиться и следовать полученным знаниям в повседневной жизни.

Добродетель, «аретэ», – высшее и абсолютное благо, составляющее цель человеческой жизни, ибо только она дает счастье. Люди же часто заблуждаются и поступают безнравственно, потому что просто не знают, что добро, а что зло. Добродетель неотделима от знания, как неотделима и от счастья. Добродетели можно и должно научиться. Однако Сократ не обещал своим ученикам, что раскроет им истину, ведь он сам говорил о себе: «Я знаю, что ничего не знаю». Он лишь предлагал вместе, в дружеской беседе, отыскивать эту истину. Метод обучения – диалектический: путем наводящих вопросов и ответов соображения собеседника последовательно доводятся до абсурда и таким образом выясняется истина, отделяемая от иных, ложных суждений. Сократ исходил из того, что каждый человек уже содержит в себе знание истины, он не осознает ее, пока предложенные ему вопросы не приведут его к противоречию с самим собой, а следовательно, к признанию собственного невежества; сомнение же в истинности прежних суждений ведет к самопознанию. Философ любил сравнивать себя с повивальной бабкой, ибо и он помогал родиться истине. Для того чтобы научить морали, особенно важно было определить, уточнить общие понятия: выяснить, какие поступки людей можно назвать добродетельными, установить, что есть общего в тех или иных поступках, и дать, наконец, определение соответствующего нравственного понятия: мужества, справедливости, благочестия…

Если гуманистическая, человековедческая направленность интересов Сократа сближала его с софистами, то, как уже сказано, вера в существование объективной истины заметно отличала его от них. В еще большей мере, чем софисты, он собирал вокруг себя на улицах, в гимнасионах и на пирах, устраивавшихся в частных домах, большие группы молодежи, жадно внимавшие босому, некрасивому мудрецу. Но ирония, с какой он ставил в тупик собеседников и обличал человеческую глупость, предрассудки, «ложные мнения», кое-кого раздражала, и в Афинах у него было также немало врагов. Консервативные афинские обыватели с недоверием и опаской взирали на деятельность критически и рационалистически настроенного философа-моралиста. Ему ставили в вину и скептическое отношение к демократическому строю Афин и к должностным лицам, избранным простыми ремесленниками и моряками из числа себе подобных, да еще и по жребию. Искусство управлять государством он называл «царским искусством», доступным лишь немногим сведущим и достойным людям. Такие ученики Сократа, как Ксенофонт, восхвалявший политический строй Спарты и персидскую монархию, или Платон, создавший в своем воображении идеальную аристократическую республику, свидетельствуют также о том, что их учитель симпатизировал скорее олигархическому устройству государства. Итак, недовольные, подозрительно относившиеся к Сократу сограждане имели достаточно поводов, чтобы привлечь его к суду за безбожие и развращение молодежи, а затем, как известно, обречь великого философа на смерть.