Текст книги "Репит(ЛП)"

Автор книги: Кайли Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Глава 3

Лицо так отекло от ушибов, что я едва узнаю себя в зеркале. У большинства людей есть целая жизнь, чтобы принять свою внешность, привыкнуть, как они выглядят в разных обстоятельствах. Но не у меня. Если бы боль не совпадала с синяками на лице, то я могла бы подумать, что смотрю на незнакомку. Но, в целом, у меня довольно обычная внешность. Меня устраивает.

Я приподнимаю челку – шрам выглядит примерно так же: широкая красная полоса поперек лба, – опускаю, затем беру ножницы и начинаю кромсать свой «конский хвост». Скоро настанет жара, а я ненавижу, когда волосы греют шею.

Сделать себе челку гораздо проще, чем обстричь все остальное, но должно получится стильно и оригинально. Наверное. Или будет похоже, что я сунула голову в блендер.

Значит так тому и быть.

Изменение внешности для меня – это катарсис (п.п.: нравственное очищение в результате душевного потрясения или перенесенного страдания.). Меня восхищает, как Эд непринужденно чувствует себя «в собственной шкуре» – мне бы хотелось того же, – а еще мне нравится его запах, голос и крепкое надежное присутствие. Что не удивительно. Однажды ведь я уже влюбилась в него.

Френсис права: нужно поостеречься. Любовное увлечение сейчас не ко времени. Я еще не разобралась со своей жизнью.

Я откладываю ножницы. Результат не так уж плох. Похоже на короткую стрижку «боб». Да и по ощущениям так определенно лучше.

Первый пункт сделан. На очереди второй.

Прихватив побольше мешков, я начинаю вычищать свой шкаф. Прочь пастельные тона и цветочные принты! Психотерапевт, вероятно, сказал бы, что смена гардероба – это попытка отделить себя нынешнюю от себя прежней. По крайней мере, так говорит интернет. И это верно. Я, по возможности, провожу черту между настоящим и будущим. Между мной и ею.

Уходят платья в цветочек и красивые винтажные топы с блестящими пуговицами. Исчезают младенческий розовый, фиолетовый и солнечный желтый цвета.

За последние несколько недель я твердо усвоила, что могу делать только то, что считаю правильным. И я нахожу удовольствие в утверждении своей идентичности, начиная с нуля.

– Что ты делаешь? – спрашивает Френсис, появляясь в дверях спальни. Она задерживает взгляд на моей новой прическе, но ничего не говорит. То же самое касается футболки Эда, которую я почему-то до сих пор ношу. Я даже не стирала её, потому что тогда его запах исчезнет.

– Ушла пораньше с работы? – спрашиваю я.

– Мне не нравится оставлять тебя одну.

Я хмурюсь.

– Из-за меня ты и так потратила часть своего отпуска.

– Ничего страшного. Не хочешь ответить на первый вопрос?

– У меня тут «большая чистка».

– Это я вижу. – Скрестив руки на груди, она прислоняется к дверному косяку. – Давай уберем все в гараж? На случай, если передумаешь…

Я пожимаю плечами.

– Но книги-то ты не выбрасываешь? – с ужасом спрашивает Френсис, разглядывая разноцветную кучу одежда рядом с коробками из подвала. – Они были твоими любимыми.

– Нет. Сначала прочту.

– Хорошо. – Ее плечи облегченно опускаются.

Не могу винить ее за беспокойство. Со стороны саморазрушение и переосмысление, вероятно, выглядят похоже.

– Клем, как твоя голова?

– Всё ещё на месте. Немного побаливает, но ничего страшного.

– Ты принимала обезболивающие?

– Да, недавно.

Я уже на несколько часов опаздываю с последней дозой «Тайленола», но Френсис об этом знать не обязательно. Мне не нравится все время глотать таблетки. В жизни так много «костылей» – фигни, на которую можно опереться, чтобы пережить день. Я стремлюсь к росту или, по крайней мере, к самопознанию, и удаляю обломки прежней жизни в попытке добраться до сути вещей, и получить некоторое представление о себе. Вероятно, это невозможно, но я постараюсь.

– Раз уж ты здесь, не хочешь пройтись по магазинам? – спрашиваю я.

На мгновение Френсис хмурится, потом улыбается.

– После такой чистки тебе понадобится новая одежда. Ты уверена, что готова выйти?

– Абсолютно.

*** *** ***

Эд: Как дела?

Я: Хорошо. Сегодня же вечер пятницы. Разве ты не должен быть с друзьями?

Эд: Я не дома. Просто жду кое-кого. Решил проверить, как ты. Больше никаких приступов? Падений?

Я: Кое-кого? В единственном числе? У тебя свидание?

Я: Извини. Не моё дело. Спасибо за беспокойство. Синяки впечатляющие, но голова цела.

Я: Могу я как-нибудь навестить Гордона? Может, взять его на прогулку?

Эд: Ему бы понравилось. В воскресенье после обеда? Скажем, около пяти?

Я: Тогда до встречи.

*** *** ***

– Я не принесла твою футболку, – говорю я Эду, вылезая из такси. Я не вру. Если бы я сказала, что забыла ее, то у моей бессмертной души были бы неприятности.

– Отдашь в другой раз.

– Да. – Теперь я вру, потому что не собираюсь ее возвращать.

Эд стоит на тротуаре, засунув одну руку в карман джинсов, а другой придерживая за поводок Гордона, который, увидев меня, трепещет от восторга. Я тоже рада его видеть.

Эд одет как обычно: футболка, джинсы, но смотрится хорошо. Даже слишком хорошо. Руки зудят, как хочется дотронуться до него. Может, это что-то вроде фантомных болей? Но в любом случае, влечение к нему отвлекает, если не сказать больше.

Между тем я «выгуливаю» свой новый «недевичий» наряд: темно-синяя искусственно-состаренная футболка с V-образным вырезом, джинсы «бойфренды» и сандалии. В холщовой сумке, которую я нашла в кухонном шкафу Френсис, лежит все самое необходимое: экземпляр «Гордости и предубеждения», банковская карточка, тридцать долларов в банкнотах, мобильный телефон, газовый баллончик и бальзам для губ.

Я опускаюсь на одно колено и глажу Гордона.

– Здравствуй, красавец. Как твои дела? У тебя была хорошая неделя?

– Вообще-то он не умеет разговаривать, – язвит Эд.

– Ха-ха.

– Ты подстриглась?

Я смущенно провожу рукой по волосам.

– Да, сама. Что думаешь?

– Очень в стиле панк-рок.

– Это значит ужасно?

– Нет. Просто по-другому.

– С этим я могу жить.

Суровое выражение, кажется, приклеилось к лицу Эда. Но при этом он все еще чертовски красив. Находиться рядом с ним было бы легче, если бы мое сердце не билось так быстро. Возможно, мое тело действительно все еще помнит ощущение его рук и губ? Быть чьим-то бывшим так странно. Подобный статус включает в себя прошлое, а я даже не помню, почему оставила его и, судя по всему, разбила сердца нам обоим. Если Эд и впрямь изменял мне, то его теперешнее поведение не имеет никакого смысла. По крайней мере, для меня.

– Всё-таки не уверен, что зеленый и желтый тебе подходят, – говорит он, изучая мое лицо.

– Я тоже. Буду рада, когда синяки исчезнут и на меня перестанут коситься. Почти уверена, что водитель такси хотела «вмешаться и принять меры», благослови её Бог.

– Вам туда. – Эд кивает в бок и протягивает мне поводок. – Парк в паре кварталов отсюда. Ты знаешь, куда идти?

– Нет, но как-нибудь разберусь.

– Неужели ты собиралась бродить сама по себе?

Я морщусь.

– Ты говоришь, как Френсис.

– А вот это просто жесть. – Он улыбается. Почти. – Не против компании?

– Отлично, но не думай, что ты обязан. Я не ребенок.

– Я в курсе. – Он надвигает темные очки на глаза и идет вперед. – Все еще боишься оказаться в долгу передо мной?

– В основном я жду, когда ты решишь, что от меня слишком много проблем и лучше снова исчезнуть из моей жизни.

Он вздергивает подбородок, с минуту ничего не говоря.

– Это из-за того, что я не ответил, когда ты допытывалась, был ли я на свидании?

– Это касается всего. – Значит, он все-таки был на свидании. Не знаю, что чувствую по этому поводу. Думаю, ничего хорошего. С другой стороны, если он и был на свидании, то думал обо мне. Интересно. – И к тому же я не допытывалась, а просто…

– Что?

Я вздыхаю.

– Трудно придумать ответ, который не взбесил бы тебя.

Эд сжимает губы, будто сдерживает смех. Я не вижу его глаз за темными очками и не могу подтвердить свою догадку.

– Почему ты писал мне, когда был с кем-то еще? – спрашиваю я. – Разве я не последний человек, о котором ты бы думал в таких обстоятельствах?

Эд только хмыкает. Всякое веселье исчезает.

– Не то чтобы я удивилась, что ты с кем-то встречался. Ты привлекателен. И даже очень. Честно говоря, я еще не видела, чтобы кто-то, даже отдаленно, был… – я замолкаю и пожимаю плечами. Мне не достаточно слов, чтобы описать его врожденную сексуальность и грубую мужскую привлекательность.

Где словарь, когда он так нужен?

– Клем, – цедит он сквозь зубы.

– Да?

Эд отворачивается. От него волнами исходит раздражение. Похоже, это его привычное состояние, когда я рядом.

Очевидно, отвешивать ему комплименты – плохая идея.

– Ладно. Сейчас перестану болтать.

– Хорошая мысль.

В редком проявлении мудрости я держу рот на замке и поглаживаю Гордона. По крайней мере, он все еще счастлив, что я здесь.

Мы уступаем дорогу паре, толкающей перед собой коляску, в которой крепко спит ребенок. Две женщины выглядят ненамного старше меня. Я пока не могу представить, что у меня будет ребенок. Может быть, с улыбкой Эда и моими глазами…

«Господи, что я делаю? Все и так слишком сложно, чтобы добавлять еще и воображаемых младенцев!»

– Ты еще не выбрала любимый цвет? – в конце концов, спрашивает Эд.

– Пока нет. Мне нравятся оттенки синего, но только не темные.

Эд фыркает.

– То же самое было и с фиолетовым. Фиалковый тебе нравился, но ты ненавидела винный и темно-бордовый.

Гордон не тянет меня вперед. Он бежит рядом, обнюхивая деревья и заборы, время от времени останавливаясь, чтобы пометить территорию. Солнце висит низко, освещая мир сверкающим золотом, и я смотрю на землю, отводя взгляд от слепящей яркости. В следующий поход по магазинам нужно купить солнцезащитные очки.

– И все же, – продолжает Эд, – ты сузила выбор до синего. Молодец.

– Ты меня опекаешь?

– Совсем нет.

Я в этом не уверена.

– Почему всякий раз, когда ты рассказываешь обо мне, я кажусь слишком требовательной?

– Потому что так оно и есть. Я встречался с достаточным количеством женщин, чтобы понимать разницу. – Эд красноречиво изгибает бровь. – Ты не из тех, кто с лёгкостью принимает всё, чтобы ни случилось. Не скажу, что ты постоянно зациклена на чем-то. Временами ты расслабляешься, но только временами. Можешь принять это как факт.

– Хм. Думаю, ты предвзят.

На этот раз Эд реально улыбается. И от этого у меня внутри все дрожит. Я отворачиваюсь. Безопаснее не смотреть.

– Ты когда-нибудь раньше дружил с бывшими? И да, я знаю, что мы не друзья, что ты просто относишься по-доброму и так далее.

– Я не знаю, кто мы такие, черт возьми, – утомленно произносит он. – Но да, я и раньше дружил с бывшими. Впрочем, все зависит от того, как рассталась пара.

Я киваю, прокручивая в голове его слова.

– Когда вы отдаляетесь, охладеваете или просто не подходите друг другу, тогда нет ничего особенного в том, чтобы и дальше общаться. Но когда Годзилла сравнивает Токио с землёй, как это было у нас… не так уж много осталось, чтобы что-то строить. И, конечно, чёрт возьми, никакого доверия с обеих сторон.

Я не поняла о Годзилле, но общий смысл чёток и ясен.

– Верно. Тем не менее ты все же приехал и помог мне в больнице.

– Не придавай этому особого значения. Френсис позвонила мне только потому, что у нее не было выбора. Ну а я не собирался оставлять тебя там одну на несколько часов. Неважно, что за хрень произошла между нами до этого.

– Всё равно это очень любезно с твоей стороны, хоть я не была особо вежлива с тобой тогда. Извини.

Я почти уверена, что за темными очками Эд косится на меня.

– Как скажешь.

Мы проходим квартал в молчании. Тишина между мной и Эдом удивительно безмятежна. Мимо проносится случайная машина, люди гуляют и наслаждаются выходными. Один мужчина в своем маленьком палисаднике сажает маргаритки. Забавно, что он делает это в белых кальсонах.

– Я ни разу не видел его полностью одетым, – шепчет Эд, когда мы оказываемся на приличном расстоянии. – Всегда носит только это термобельё.

– Его преданность комфорту восхищает.

– Твоя правда.

– Интересный район.

– Сама его выбрала.

– Я?

Эд кивает.

– Я жил в квартире с друзьями на другом конце города, а у тебя подняли арендную плату. Мы прикинули, что могли бы с тем же успехом съехаться.

– Я предложила или ты?

– Вместе решили.

– Понятно.

– Ты подумала, что с моими рабочим графиком будет лучше жить ближе к салону. Нам повезло, и мы нашли это место.

– Здесь чудесно.

– Так и есть. – Эд напрягает и сгибает руки, прежде чем осознает, что делает, и останавливается.

Кажется, я снова забрела на запретную территорию.

В такие моменты мне всегда интересно, о чем он думает, о чём вспоминает, что заставляет его так нервничать? Наверное, перебирает в уме старые добрые времена. Еще до того, как изменил или не изменил мне. Но даже я знаю, что лучше не спрашивать, что у него на уме. Именно поэтому я не пристаю к нему с вопросами, и не написала после той шумихи в больнице в понедельник. Случайное общение кажется самым безопасным. Меньше шансов, что он повернется ко мне спиной, если я не буду давить. Хотя я действительно хочу подтолкнуть.

Словно, прочтя мою последнюю мысль, Эд ускоряет шаг, оставляя меня позади.

– На этой неделе мы с Фрэнсис немного сдружились, – говорю я, когда мы, перейдя дорогу, входим в парк. Я думаю, что наш темп граничит со спортивной ходьбой. Во всяком случае, Гордон кажется довольным тем, что следует за мной, и я изо всех сил стараюсь не отставать. – Мы с ней ладим все лучше. Это прогресс.

– Хорошо.

– У тебя была напряженная неделя на работе?

– Ага.

Итак, все опять ужасно неловко. Но я могу это исправить.

– Бесконечное сидение дома жутко раздражает, но зато я начала перечитывать книги.

Эд кивает.

– Я, примерно, на середине «Противостояние» Стивена Кинга. Книга потрясающая.

Он хмыкает.

Ладно, похоже, я не могу это исправить. Он, как будто на суше, а я затеряна в море.

Я оставляю Эда на время и сосредотачиваюсь на собаке. Я присаживаюсь на корточки, почесываю брюшко Гордона и вслух сравниваю достоинства различных предметов, которые он мог бы пометить: металлическая ограда из цепей слишком скучна, но деревянный штакетник даже очень ничего. Гордон хватается за возможность наброситься на меня с собачьими «поцелуями» и в избытке чувств сваливает меня на задницу.

– Господи! – Эд с легкостью поднимает меня на ноги. – Ты не ушиблась?

– Нет, я в порядке. Спасибо.

– Будь осторожней. Он сильнее, чем кажется.

– Эй, он скорее романтик, а не боец. – Я вытираю собачью слюну с подбородка. – Слишком языкастый, Горди. Полегче с дамами. С ними надо сближаться постепенно.

– Клем, я серьезно. Тебе нужно быть осторожнее. – Эд поднимает солнцезащитные очки на макушку, озабоченно оглядывая меня, потом быстро стряхивает грязь с моей задницы.

Он обращается со мной по-хозяйски – и мне это нравится. Словно, он нажал у меня на кнопку «пуск» – и бум: кожа становится сверхчувствительной, дыхание учащается, и я желаю большего. Больше прикосновений. Больше Эда. Но в тоже время, это немного пугает. Холодность и беспристрастность безопаснее.

– На тебе уже достаточно синяков, – продолжает Эд, не подозревая, что во мне похоть борется со страхом.

– Не обращайся со мной так, будто я стеклянная.

– Тогда не надо так глупо рисковать.

– Ты что, издеваешься? Я не могу погладить собаку? Не могу выйти из дома? Я ни хрена не могу сделать без риска! Но самое плохое уже случилось и знаешь что? Я не умерла, и не собираюсь весь остаток жизни бояться. Так что иди к чёрту! И перестань уже меня трогать.

Эд ошарашен, и убирает руки.

Мне требуется добрая минута, чтобы успокоиться. Я вовсе не собиралась наезжать на него. Честно говоря, не знаю, откуда все это взялось. Френсис время от времени раздражает меня своими предостережениями и тем, что скрывает некоторые вещи, но в целом я справляюсь с этим нормально. По крайней мере, я не оскорбляю ее на людях. Но в этом есть и положительные стороны – похоть прошла.

– Теперь ты в порядке? – спрашивает Эд приглушенным голосом.

– Да.

Он надевает солнечные очки, прикрывая глаза.

– Тогда ладно.

Гордон смотрит на нас двоих, прежде чем подойти ближе. Ему на пути попадается пчела, и он, конечно, с интересом ее обнюхивает.

– Горди, разозли пчелу, и тебя ужалят, – говорю я и отвожу его подальше от соблазна. – Не самый лучший жизненный выбор.

– Я думаю, это верно для всех нас, а не только для Гордона.

Эд, вероятно, дразнится, но я лучше помолчу.

– Ты радовалась и наслаждалась, а я слишком остро отреагировал, – произносит он. Вечерний ветерок ерошит его волосы. Он как будто сошел с рекламы. Слишком совершенен, слишком красив, и вообще слишком. – Извини. Мне тоже не следовало прикасаться к тебе без разрешения. Когда мы вот так вместе, я иногда забываю.

Я фыркаю.

– Ты забываешь? Попробуй побыть на моём месте.

Услышав это, он смеется и качает головой.

– Как ты можешь шутить об этом?

– Черный юмор помогает. Видит Бог, быть все время в депрессии ужасно скучно.

– Справедливо. – Уголки его губ приподнимаются. – Знаешь, раньше ты бы так не поступила. Я имею в виду: не сказала бы напрямую, что тебя раздражает. Ты бы сначала поварилась в этом пару дней, накручивая себя, и в процессе делая нас обоих несчастными.

– И опять я кажусь какой-то ужасной.

– Не-а. Мы оба редко говорили откровенно о том, что нас беспокоит.

– Неужели у тебя есть недостатки?

– Поразительно, не так ли? – Эд подстраивает шаг так, чтобы я больше не отставала.

Уже неплохо.

– Ага, а потом ты скажешь, что раньше стягивал все одеяла на себя и всегда хотел быть сверху.

Эд резко поворачивается ко мне. Напряжение ощутимо физически.

Чёрт!

– Прости. Не следовало трогать эту тему. Врачи говорят, что лобная доля мозга у меня, в конце концов, снова начнет нормально работать. Но опять же, моему речевому фильтру нельзя доверять.

Эд вздыхает.

– Это ни к чему нас не приведет. Как насчет того, чтобы перестать извиняться друг перед другом?

– Ну, не знаю. Учитывая сложившуюся ситуацию, возможно ли это вообще?

– Никогда не узнаем, пока не попробуем.

– Ну, ладно. Я не извиняюсь.

– Ага, и я тоже нет. Вот так.

Я улыбаюсь.

– Знаешь, я реально не чувствую себя виноватой. Так много вопросов о сексе и более личных вещах, которые я умираю от желания задать тебе. В конце концов, мне двадцать пять, а я даже не знаю свою любимую позу.

– Только не это, – он качает головой. – Ты серьезно?

– Извини.

*** *** ***

Когда мы возвращаемся к дому, на крыльце сидят два человека. Татуировщица из салона и мужчина, они держатся за руки. Даже в простом желтом платье, она красива. По сравнению с ней я чувствую себя серой мышкой и невольно трогаю челку, чтобы проверить прикрыт ли шрам.

Ненавижу быть такой застенчивой!

– Ты издеваешься надо мной? – говорит женщина, поднимаясь на ноги.

Эд тормозит, а Гордон виляет хвостом, радуясь прибывшим гостям.

– Красавица, расслабься. – Мужчина тянет ее за руку.

– Расслабиться?

– Да ладно тебе, – говорит Эд, подталкивая меня вперед и кладя руку мне на поясницу. Мы поднимаемся по лестнице, ключи звенят, когда Эд отпирает входную дверь, а затем дверь в свою квартиру. – Успокойся, Тесса. Я же обрисовал вам ситуацию.

Снятый с поводка, Гордон подбегает к миске с водой у конца кухонной стойки. Гостиная до этого казалась большой, но ярость Тессы быстро заполняет все свободное пространство.

– Я просто… Как ты мог, Эд? – говорит она, вышагивая туда-сюда.

– Детка, имей сердце, – говорит мужчина, с которым она пришла, потом плюхается на диван и кивает в мою сторону: – Ты действительно ничего не помнишь?

– Да, – отвечаю я, притормаживая у двери.

Тесса бормочет что-то вроде:

– Имей сердце. Ага, прям сейчас.

– Клем, это Невин и Тесса. Мои друзья. – Эд на кухне, достает пиво из холодильника. – Садись, все в порядке.

Ну, если он так говорит. Я усаживаюсь на край незанятого дивана, с благодарностью принимая холодную бутылку. Я не только нуждаюсь в выпивке, но и рада занять руки, потому что чувствую себя не в своей тарелке.

Наконец, Тесса садится рядом с Невином.

Я как могу игнорирую ее взгляд. Гордон подходит и ложится мне на ноги.

Благослови его Господь за преданность. Собаки – вот кто на самом деле лучшие друзья девушек.

– Так что же случилось? – спрашивает Невин, с интересом наблюдая за мной. Это красивый мужчина, худощавый и мускулистый, со смуглой кожей. Видимо, индийского происхождения. – Откуда у тебя амнезия?

Эд стонет.

– Мужик, остановись и подумай. Вы для нее – незнакомцы, и ты хочешь, чтобы она рассказала о чем-то очень личном?

Тесса громко откашливается.

– Что я тебе сделала? – спрашиваю я. Без злости, просто с любопытством.

Она не колеблется.

– Ты разбила сердце Эда, а потом попыталась втянуть в свою хреновую разборку нас с Невином. И я не собираюсь тебя прощать.

– Ладно.

– Ладно?!

А что еще я могу сказать? Мне конечно хочется узнать подробнее о том, как я впутала их в наш с Эдом разрыв, но учитывая враждебность Тессы, толку от этого не будет.

Я отставляю пиво в сторону, вытаскиваю ноги из-под задницы Гордона и улыбаюсь Эду.

– Спасибо, что разрешил навестить Гордона.

Он просто кивает, поднимаясь на ноги.

– Я подожду такси с тобой на улице.

– Не нужно.

– Нужно.

Нет смысла спорить.

Я натянуто улыбаюсь Невину и Тессе. Тесса игнорирует меня, но Невин поднимает руку в достаточно дружелюбном взмахе.

Кто-то должен написать руководство для того, что говорить в таких ситуациях. «Этикет для воссоединения с бывшим после перенесенной амнезии». Это было бы полезно.

Эд велит Горди оставаться в квартире, и тот жалобно скулит. Я обнимаю его на прощание и убираюсь к чертовой матери.

По крайней мере, на улице я могу свободно дышать. Эд молча стоит рядом, пока я заказываю «Убер». В этот раз тишина меня гнетет. Я бы предпочла похоть, чем этот холод и отстраненность.

– Извини, что так неудобно получилось с твоими друзьями.

– Мы кажется решили больше не извиняться? – Скрестив руки на груди, Эд смотрит вдаль. – Вы с Тессой были близкими подругами.

– Неужели?

– Да. Вот почему она так злится на тебя. По большей части.

Я не знаю, что на это ответить.

Такси приезжает через три минуты. Я забираюсь на заднее сиденье, все еще подыскивая слова. Что-нибудь, чтобы сгладить неловкость.

«Нужно поблагодарить его, нужно…»

– Береги себя, – говорит Эд и захлопывает дверцу машины.

Вот и всё.