Текст книги "Дочь алхимика"

Автор книги: Кай Майер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Он уже хотел было выйти, когда часы пробили семь. До этого он видел как стрелки часов показывали шесть, поэтому Кристофер очень удивился, когда в семь раздался глухой гонг, явно отличающийся от того, что звучал в шесть часов. Дверь в часах со скрипом отворилась, обнажив внутри темное углубление. Кристофер вспомнил, что во время их первого совместного ужина Сильветта хотела ему что-то рассказать о часах, с тех пор о громадных напольных часах больше никто не вспоминал, и Кристофер совсем позабыл об этом происшествии. Но сейчас, судя по всему, загадка была готова разрешиться сама собой.

Из черного гроба часов поднялся призрак, освещенный тусклым светом, падающим из коридора. Белый скелет высотою в рост человека остановился за пределами дома в часах. Кристофер разглядел, что он двумя руками держит косу по правую сторону от тела. Конечно же, это была смерть, и Кристофер нерешительно подошел ближе, чтобы внимательнее ее рассмотреть. Он почти вплотную приблизился к скелету и принялся восхищенно любоваться искусностью работы мастера, когда из-за спины скелета, из темной утробы часов неожиданно появилась вторая фигура. Это была фигура мужчины, выполненная намного хуже скелета. Казалось, она намеренно была выполнена грубо, топорно, словно художнику было лень сосредоточиться над своей работой.

Деревянный человек остановился позади скелета, поднял рывком правую руку и положил её на череп скелета. Указательный и средний пальцы механически выдвинулись вперед, вцепились в глазницы скелета и потянули его назад. Все выглядело так, будто голова скелета отделилась от шеи – на самом деле Кристофер заметил темные нити, на которых она держалась, – и скелет упал, из глубины часов раздался дрожащий смех, производимый, вероятно, с помощью трещотки.

Затем фигура человека, воздев череп в победно поднятой руке, с жужжанием уплыла назад. Вслед за ним исчезли в часах и остатки скелета. Дверца с треском захлопнулась, большая стрелка скользнула дальше. Гротескное представление продлилось всего лишь минуту.

Зачарованный искусно сделанными игрушками, Кристофер покинул столовую и закрыл за собой дверь. Наверное, Нестор заказал этот механизм, преждевременно утверждая свою победу над смертью. Эту догадку подтверждал также тот факт, что удивительное представление можно было увидеть только в семь, поскольку этому числу, как он уже успел узнать, придавалось в алхимии большое значение.

Удивленный, он направился в дамскую комнату Шарлоты, когда впереди в одном из коридоров ему послышалось хихиканье. Так он сделал второе открытие за этот вечер.

Кристофер открыл первую попавшуюся дверь по левую сторону от себя и юркнул внутрь. Немного погодя он увидел через щель, как Шарлота шла по коридору, а рядом с ней шагал друг семьи, Фридрих фон Везе, который, вероятно, прибыл днем. Барон положил свою правую руку на ягодицы Шарлоты; этот неприличный жест не оставлял ни малейшего сомнения в интимности их отношений.

Сначала Кристофер сильно удивился, но отметил про себя, что любовные дела Шарлоты его не касаются. Затем его охватило природное любопытство, что-то смутно подсказывало ему, что увиденная им сцена может пригодиться в будущем.

Никем незамеченный, он последовал за ними через восточное крыло, пока те не достигли двустворчатой двери, украшенной двумя вырезанными на ней крестами – входа в капеллу, которую он до сих пор видел только снаружи. Пара остановилась, и Фридрих настороженно оглянулся. Он мог бы заметить Кристофера, если бы тот стремительно не укрылся в тени одного из шкафов. Фридрих и Шарлота проскользнули внутрь, затем дверь за ними захлопнулась.

От волнения Кристофер вначале растерялся, а затем, быстро подкравшись к двери, приложил ухо к дереву. Он услышал, как Шарлота хихикнула, затем услышал какой-то хруст, за которым последовал звук шагов по камням.

Наконец воцарилась тишина: никаких голосов, никаких других звуков.

Кристофер боялся, что он может помешать им, отчего всем троим будет потом глубоко неприятно, но его любопытство все же одержало верх. Он подождал полминуты, затем нажал на огромную ручку входной двери и осторожно заглянул в капеллу через дверную щель.

Она не была слишком большой, всего раза в два больше столовой. Слева и справа стояли ряды древних деревянных скамеек, перед которыми на каменном возвышении поднимался алтарь. Окна были огромные, самое низкое из них достигало двух метров в высоту. Всего их было четыре, все были выполнены из свинцового стекла, на всех были изображения библейских сюжетов.

С первого взгляда Кристофер увидел, что капелла была пуста. Здесь внутри не было никаких укрытий, если только Фридрих с Шарлотой не укрылись где-нибудь по ту сторону алтаря на холодном каменном полу.

Горел всего один огонек. Лампада стояла у подножия алтаря, рядом с квадратным углублением в полу. Внутри него зияло черное углубление.

Кристофер осторожно подошел к люку и заглянул внутрь. Крутая лестница уходила вглубь и исчезала через несколько шагов во тьме.

– Сейчас самое время вернуться, – подумал Кристофер, но снова решился пойти против голоса разума, потакая своей пытливости. Он поднял масляную лампу, которую Фридрих, наверное, оставил в качестве указателя дороги, и на цыпочках начал спускаться вниз. Пронизывающий холодный ветер дул ему навстречу и доносил до него запахи земли и мокрого камня. Это, вероятно, был один из тех тайных ходов под морем, про которые рассказывал Нестор в день своей смерти; одна из тех штолен, которую пираты использовали в качестве тайного пути для отступления.

Лестница уходила где-то на десять метров в глубину и становилось все холоднее. Влага блестела на стенах, когда по ним скользил свет лампы. Мерцающие подушечки плесени покрывали скалу во многих местах. Кристофер нерешительно двигался, боясь собрать на себя всех тварей, которые могли ютиться по углам и закоулкам.

Последняя ступень оканчивалась на полу одной из штолен, которая вела прямо во тьму. Потолок был примерно метров двух в высоту. Через каждые четыре шага камень поддерживался балками.

Прежде чем продолжить свой путь, Кристофер прислушался к голосам вдалеке, но Шарлоту и Фридриха больше не было слышно. Он также не слышал никаких шагов. Они либо остановились, либо коридор был короче, чем казалось в темноте.

«Ну ладно, – сказал он себе, – ты начал это, ты и продолжай». Его пальцы сильнее вцепились в лампу, словно она могла послужить ему оружием против неизвестных опасностей, и он последовал вперед по штольне. Мысль о том, что над ним плещется море, словно камнем сдавливало его легкие. Несмотря на холод, Кристофер сильно вспотел. Его страх рос с каждым шагом, и только тот факт, что Шарлота и Фридрих тоже шли этим путем, удерживал его от стремительного бегства обратно.

Он должно быть прошел семьдесят или восемьдесят метров вперед, все время прямо, не сворачивая, когда коридор наконец-то начал подниматься. Еще десять шагов и потолок над ним изменился: он выглядел так, словно состоял из твердо спрессованной земли. Он, вероятно, находился сейчас под одним из пяти окружающих замок островов. Через мгновение Кристофер узнал, под каким именно.

Он остановился как вкопанный и с трудом сдержал крик. Над ним, в раскачивающемся свете масляной лампы, нечетко вырисовывались необычные изломанные линии. Это были гробы, некоторые еще целые, другие уже развалившиеся. Их обрамления и углы выдавались из земли, а из тех мест, где дерево прогнило, над штольней торчали заскорузлые от времени и грязи скелеты. В трепещущем неясном свете лампы проступали черепа и грудные клетки, руки и ноги, которые жутким украшением свисали отовсюду. Пауки сплели сети между костями; серые клоки паутины призрачно развевались на сквозняке, гуляющем в подземелье.

Здесь, на кладбищенском острове постаревшие охотники за сокровищами хоронили своих мертвецов. Очевидно, за прошедшие столетия гробы опустились вниз, пока, наконец, не просели и сквозь потолок штольни.

«Что здесь такого, подумаешь мертвецы, – успокаивал себя Кристофер. – Не волнуйся, ведь они уже давно умерли!»

Но рядом с таким зрелищем это было довольно слабым утешением. Наклонившись он стал пробираться сквозь кости, ожидая, что его в любой момент может схватить один из замшелых скелетов, в наказание за любопытство. Нельзя сказать, чтобы он, в самом деле, верил в это, но от одной лишь мысли его охватывала дрожь. Он думал, что через этот лабиринт из трупов Шарлота и барон шли по намеченному пути, но, когда понял, что это действительно так, то был слишком далеко, чтобы теперь искать его.

Он прошел почти половину пути под кладбищем, когда впереди показались ступени лестницы, ведущие наверх через отверстие в потолке. Сейчас он снова слышал тихие голоса, не разбирая, однако, слов. Его бросило в жар от мысли, что сверху, наверное, хорошо был виден свет его лампы. Тем, что его еще не заметили, он обязан был, вероятно, тому обстоятельству, что Шарлота и Фридрих были, судя по всему, увлечены чем-то другим.

Кристофер прикрыл лампу и продолжил слежку. Темнота была теперь почти непроглядной. Только сквозь отверстие в потолке падал нежный свет свечей. Он то и дело натыкался во тьме на узловатые скелеты, паутина мерзко скользила по щекам, и ему вдруг стало плохо: он думал, что его сейчас стошнит, но он удержался из страха обнаружить себя.

Содрогаясь всем телом, он наконец достиг ступеней лестницы, застыл и прислушался. Шепот барона и хозяйки дома перешел в напряженное дыхание вперемежку с нежными стонами Шарлоты. Минуты шли, а Кристофер всё никак не мог решиться, никак не мог собраться с мыслями. Наконец он пересилил страх, и бесшумно взобрался на нижние ступени. Над отверстием располагалась шахта, оканчивающаяся через два метра люком. Над ним находилось крытое помещение, должно быть, что-то вроде морга в центре кладбищенского острова.

Кристофер осторожно выглянул через край люка. Он имел форму звезды и был окружен двенадцатью плитами, на которых когда-то выставляли для последнего прощания гробы с телами. Помещение имело круглую форму, а у изголовья одной из плит в стену была вставлена каменная доска. За ней покоились в мире предки семьи Инститорис. Строители этого сооружения подумали даже о досуге скорбящих, поскольку там был открытый камин, в котором вспыхивало пламя. Вероятно, Фридрих явился сюда еще в полдень, чтобы разжечь камин.

На каждой плите стояло по одной свече, кроме той, что была устлана одеялами и подушками. На ней возлежали два тела, мерцающих в желтом свете свечей. Кристофера бросило в жар, когда он увидел свою приемную мать в страстных объятиях Фридриха. Тихий стон срывается с её губ, глаза закрыты. Она сладострастно изогнулась под ним, со вздохом принимая движения его бёдер. Несмотря на огонь, в гроте все же было холодно, но любовники, казалось, не замечали этого. Их одежда небрежно лежала на полу: они не тратили время попусту.

Глядя на энергичные движением двух тел, Кристофер понимал, чем было вызвано таинственное поведение его приемной матери, и уже не сомневался в том, что наступит день, когда он сможет воспользоваться этим знанием. Если он будет настолько же независим и смел как Нестор, тогда он сможет считаться его достойным наследником.

Еще несколько минут он с холодной деловитостью наблюдал за их утехами, впитывал в себя каждую произнесенную страстным шепотом клятву, собирал и оценивал увиденное. Он думал о том, что теперь Шарлота будет принадлежать ему так же, как она принадлежит своему любовнику Фридриху – не телом, но душой, а душа для Кристофера была намного привлекательнее. Ведь у кого есть власть над Шарлотой Инститорис, у того есть власть и над замком.

Наконец он спустился по ступеням в штольню и увеличил пламя своей масляной лампы. Вскоре он уже был в шахте лестницы под капеллой, и там ему открылась третья за этот вечер тайна.

* * *

Даниель стоял, преклонив колена перед алтарем, и молился с закрытыми глазами. Кристофер уже почти выбрался из люка, но в последний момент погасил лампу и нырнул обратно в шахту. Только благодаря осторожности и проворности юноши Даниель не заметил его. Кристофер взбирался по ступеням почти беззвучно, но не потому, что он боялся встретить здесь своего брата, а скорее опасаясь того, что кто-то из горничных, живущих в замке, могли прийти сюда на вечернюю молитву. Его глубоко потрясло то, что здесь оказался именно Даниель, скорчившийся перед алтарем в религиозном благоговении.

Он и не подозревал, что его брат до такой степени набожный, но не только это стало поводом для его удивления. Второй намного более важной причиной был тот факт, что Даниель должно быть заметил открытый люк, но не спустился в туннель. Это опять таки означало, что он знал о том, то происходит на кладбищенском острове. Догадывалась ли Шарлота о том, что её первый приёмный сын знал о её ночных похождениях?

Если Даниель был таким убежденным христианином, то он должен понимать, что Шарлота совершает смертный грех прелюбодеяния. И тут Кристофер понял, что именно поэтому Даниель вышел на ночную молитву. Он просил Господа простить его грешную приемную мать!

«Как благородно с его стороны», – подумал Кристофер, и во тьме по его губам промелькнула ухмылка. Его самого воспитывал брат Маркус в христианской вере, но, тем не менее, его всегда охватывали сомнения во всемогущем присутствии Господа.

Он беззвучно наблюдал за Даниелем, который все еще был погружен в свою молитву. Неясные слова срывались с его губ, глаза были опущены вниз. Он зажег одну единственную свечу на алтаре. Язычок её пламени отбрасывал призрачный свет на огромный деревянный крест, стоящий у алтаря, и на мозаику заостренных кверху окон. Одна из них представляла деву Марию, над которой витал святой дух.

Рубашка Даниеля была наполовину заправлена в брюки. Может, он уже собирался идти спать, когда его внезапно охватило желание помолиться. Даниель повернулся спиной к люку, но Кристофер все же видел, как он внезапно распрямил поднятые в молитве руки и закатал оба рукава.

– Я умоляю Тебя простить меня, Господи, – отчаянно шептал он.

Из кармана брюк Даниель вытащил крошечную бутылочку. Он положил на алтарь свою перевязанную левую руку и вылил темную жидкость из бутылки на белую повязку.

«Жалкий обманщик!» – Возмущенно подумал Кристофер. Так вот почему кровотечение не успокаивалось. Даниель искусственно освежал пятна. Но зачем? Найти ответ на этот вопрос не составляло труда: чтобы сочувствие и забота Шарлоты и дальше была ему обеспечена, чтобы все здесь в замке продолжали и дальше сожалеть о его ох-какой-тяжелой судьбе.

Неужели никто на этом острове не был тем, за кого себя выдавал? Неужели здесь не было никого кроме душевных калек?

Внезапно Кристофер со страхом подумал: «А что если все дело в этом острове? Что если зловещее прошлое острова сводит нас всех с ума?»

В тот самый миг Даниель встал, задул свечу и, не обратив внимания на темное отверстие в полу, пошел к двери. Когда свет из коридора проник внутрь, Кристофер увидел влажные отблески на щеках у Даниеля, но затем свет погас, и дверь закрылась.

Глава 6

Вытаскивать кольца показалось намного больнее, чем вдевать их: Аура продела в кожу все тридцать восемь колец в припадке гнева, но вытаскивала их по одному, заранее страшась боли.

Сегодня – четвертое кольцо: прошел её четвертый месяц в интернате. Если точно, то она опоздала на один день, и с ужасом осознала, что равнодушие, которого так боялась, уже охватило ее – Аура совершенно забыла об этой дате.

Капелька крови побежала по светлой коже бедра; если бы она не остановила её кончиком пальца, то кровь капнула бы на белизну постели. Девушка платком промокнула рану и натянула одеяло поверх своих ног. За дверью, в коридоре выключили свет – не позднее, чем через полчаса они должны будут погасить свет в своих комнатах. Таковы были заведенные порядки.

– Тебе, наверное, жутко больно? – спросила Козима с таким перекошенным лицом, будто боль, которую испытывала Аура, полностью передавалась ей.

– Немного, – ответила Аура, и бросила кольцо в ящик ночного столика. Оно звякнуло рядом с тремя остальными. Еще тридцать четыре кольца ждут своей очереди, все они рано или поздно попадут в этот ящик прежде, чем Аура покинет интернат; но она не будет ждать так долго.

Она уже дважды собиралась бежать. Первый раз в ту ночь, когда она прочла страшное письмо, а второй раз двумя неделями позже. Оба раза она добегала до стены парка, во второй раз даже взобралась на неё, прежде чем вспомнила предостережения Козимы: до города слишком далеко, а опасность заблудиться в горах слишком велика.

С тех пор она ждала любую карету, подъезжавшую к интернату, которая бы забрала её отсюда в долину. Но конечно, какой же кучер помог бы сбежать ученице из интерната? Вот так заветный момент все еще и не наступил.

Козима склонила голову и задумчиво посмотрела на Ауру.

– Почему ты так сильно противишься тому, чтобы быть здесь? Оттого, что ты постоянно будешь твердить себе, как здесь ужасно, тебе лучше не станет.

Аура ничего не рассказывала ей о письме, и в этот раз снова постаралась ускользнуть от прямого ответа.

– Скажи мне, как мне сохранить ясную голову в этом доме для умалишенных.

– Лучше смирись, – сказала Козима. – Попробуй просто извлечь из этого пользу.

– Замечательный совет.

Молодая итальянка понимающе усмехнулась.

– Это по-прежнему лучший вариант. Делай то, за что твои родители заплатили кучу денег: читай книги, внимательно слушай на уроках, учись хорошим манерам.

– Кто бы об этом говорил? – Аура с улыбкой покачала головой: Козима была кем угодно, но только не прилежной ученицей. – При следующей же возможности, я сбегу отсюда.

– Многие ждут такой возможности годами.

– Она придет, вот погоди только.

Козима пробормотала что-то нечленораздельное и хихикнула, затем натянула одеяло себе до подбородка.

Ауре было не до шуток, но все же Козима уже дюжину раз поддерживала её в минуты отчаянного уныния. Девушка была благодарна ей за это, как и за то, что она никому не рассказывала о кольцах Ауры и её планах побега. Наверное, все девочки в монастыре тайно вынашивали мысль однажды покинуть это место, и, прежде всего, это касалось Козимы, хотя она и не показывала своих чувств так открыто, как все остальные.

Девушки погасили свет, и спустя минуту Аура уже спала.

Она проснулась среди ночи, прислушалась, но ничего не услышала в темноте. Лунный свет лился на занавески. Аура видела, что Козима крепко спит, плотно завернувшись в свое одеяло. Сладко потянувшись, она укуталась в одеяло и попыталась вновь уснуть.

Вдруг опять ей послышался какой-то звук, и сейчас стало ясно, что это был тот самый звук, который разбудил её.

А потом еще раз!

Аура выскочила из постели и бросилась к окну. Она осторожно отодвинула занавеску в сторону – не всю, только часть ее – и выглянула наружу во двор монастыря святого Иакова. Она не ошиблась: то, что она услышала, было ржание лошади! Конь был запряжен в какую-то повозку, не в карету, а, скорее, в обычную телегу, которая была доверху нагружена темно-коричневыми мешками для белья. Но кто же разгружает телегу с бельём среди ночи?

«Раз уж сон пропал, – подумала Аура, – то может разбудить Козиму и попробовать вместе выяснить, кому принадлежит телега, – и, прежде всего, что она здесь делает в такое время! Кто знает, может, это тот самый случай… но нет, не нужно торопить события». Она уже было протянула руку, чтобы дотронуться до плеча подруги, как вдруг её осенило: в одиночку она будет незаметнее. Аура оставила девочку спать дальше, в спешке натянула на себя одежду и набросила на себя после короткого колебания черную накидку Козимы. Накидка не была модной и не отличалась особенной красотой, но была хорошей маскировкой ночью.

Секундой позже она уже вышла из комнаты и скользнула по коридору. Через две комнаты она услышала шорох и тихий шепот – других девочек тоже разбудил этот звук. Она подождала, не выйдет ли еще кто-нибудь в коридор, затем, убедившись, что все двери остались, закрытыми, направилась дальше. Разбуженные воспитанницы монастыря либо не придали звукам никакого значения, либо не решались нарушать правила директрисы, которая строжайше запретила покидать комнаты ночью. А если уж ночью особенно приспичит, то под кроватью стоял ночной горшок, как в глубоком средневековье.

Лошадь еще раз заржала, и Аура невольно вздрогнула. Подскочив к ближайшему окну, она не поверила своим глазам, – телега с лошадью исчезли. Она разочарованно оглядывала взглядом мрачное окружение, но ничего не заметила. Кучер и телега исчезли бесследно.

Однако любопытство девушки было слишком велико, чтобы вернуться назад, и она скользнула вниз по широким ступеням главной лестницы. В конце её находился вестибюль, из которого можно было попасть в рабочие помещения директрисы, расположенные под внутренним двором.

Аура быстро пересекла коридор и оказалась возле двери в вестибюль, возле которого внимательно прислушалась, но сквозь толстое дерево ничего не было слышно. Осторожно нажав на ручку двери, она выглянула внутрь через узкую щель. Сквозь окна не проникал свет. Вестибюль был пуст, но из подземелья мадам де Дион доносился приглушенный звук: где-то вдалеке разговаривали.

После долгих колебаний она взяла себя в руки и проскользнула в вестибюль сквозь дверную щель. Пересекая его, она плотнее завернулась в накидку, чтобы скрыть белое платье. Кроме того, в этих коридорах не было отопления, и Ауру сотрясал жуткий озноб, а от волнения по спине то и дело пробегала дрожь.

Она беззвучно достигла верхней ступени лестницы. Ступени были добрых десяти метров в ширину, и крошечные ночники по обеим сторонам лестницы лишь едва освещали её края, а находящаяся посредине треть лестницы, была погружена в глубокую бездонную тьму.

Аура осторожно спускалась вниз по ступенькам. Ученицам было запрещено самовольно заходить в кабинет директрисы, но это пугало ее меньше, чем мысль о необходимости спускаться вглубь подземелья монастыря святого Иакова. Она с трудом преодолевала страх, шаги её были нерешительными и неуверенными.

«Не переживай! – подбадривала она себя. – Тебя никто не заметит».

Но кому все же принадлежали тихие голоса, которые доносились до неё из подвала?

Один из них показался ей знакомым – это была директриса. Другой голос был более грубым и хриплым. Неужели мадам де Дион встречается сегодня ночью с мужчиной, а может даже, со своим возлюбленным, в этих комнатах? Это было возможным объяснением, но показавшимся Ауре чересчур абсурдным: если в мире и была женщина, не проявлявшая ни малейшего интереса к мужчинам, то это, судя по всему, была мадам де Дион. Все-таки не зря девочки называли её монсеньером.

Напуганная собственными фантазиями, она ступала дальше. У основания лестницы находилась узкая ниша, в углублении которой была дверь. Она была полуоткрыта. Сразу за ней шел короткий коридор, от которого ответвлялись два других прохода. В конце его находилась еще одна дверь, тоже полуоткрытая.

За ней, скрестив руки на плоской груди, стояла директриса. Она стояла спиной к двери и оживленно с кем-то шепталась, с кем именно – Аура не видела.

На мгновение девушка застыла, затем стала быстро отступать назад, краем глаза заметив, как сутулая фигура прошла мимо мадам де Дион. Незнакомец нес на плечах какой-то сверток.

Что-то разгружалось здесь, что-то, что находилось в подвале под внутренним двором. Аура догадалась, что незнакомец отогнал телегу к заднему входу, чтобы пресечь возможное любопытство.

Как можно тише она поднялась вверх по лестнице в вестибюль и попыталась выскользнуть наружу через входную дверь. Заперто. Повернувшись к одному из похожих на амбразуру окон, Аура отодвинула щеколду и открыла его. Окна не были зарешечены – какие могут быть преступники в такой глуши? А ночных побегов с тех пор, как две девушки заблудились в лесу, больше не происходило.

Тихо ойкнув, девушка выпрыгнула из окна и приземлилась возле одного из высоких столбов у входа. Снова натянув накидку на плечи и набросив на голову широкий капюшон, побежала вокруг восьмиугольного здания и его строений, стараясь все время держаться подальше от окон. Нигде не горел свет, снаружи все здание казалось вымершим. Полоски елей и живой изгороди в парке затаились во тьме как дремлющие великаны, напоминая черные бесформенные пятна на освещенной лунным светом поляне.

В сырой траве Аура узнала следы от колес повозки. Отпечатки были отчетливо видны и тянулись вдоль просеки. За последним строением, сараем с садовыми инструментами старого Марека, она остановилась, вжавшись в стену, и робко выглянула за угол.

Как она и предполагала, повозка стояла с обратной стороны интерната метрах в двадцати от неё. Некто в такой же накидке как у неё, только еще более старомодной и порванной по бокам, сбросил бельевой мешок поверх телеги, затем подтащил к себе тюк и вновь направился назад. Лица его не было видно: незнакомец тоже поднял капюшон вверх. Через мгновение он уже исчез внутри монастыря.

Аура знала, что в интернате не стирали белье, постели и скатерти, поэтому телега, груженная грязным бельем, не была таким уж из ряда вон выходящим событием. А учитывая огромное расстояние между монастырем и городом, не было ничего удивительного в том, что телега приехала в интернат только ночью.

Вопреки голосу разума, Аура выскочила из-за сарая и стрелой бросилась через открытую площадку к телеге. Это был её шанс, первый за четыре месяца, и этот шанс нужно не упустить. Вспомнив про Козиму, она на мгновение почувствовала угрызения совести, и не только из-за накидки, а, прежде всего, потому, что оставила её одну. Но она успокоила себя тем, что ни у кого кроме неё не было более настоятельной необходимости вернуться домой.

Девушка перелезла через борт телеги и отодвинула в сторону один из бельевых мешков. В темноте накидка была примерно того же цвета, что и мешки. Забившись как можно глубже между мягкими тюками, она свернулась в позе зародыша, и натянула на себя сверху два мешка. Она надеялась, что во тьме никто не заметит разницы.

Сзади донесся приглушенный шепот, затем дверь закрылась. Шаги, шаркая, приблизились к телеге. Аура закрыла себе весь обзор мешками, оставалось только прислушиваться. Страх холодной рукой сжимал ей горло, при каждом вдохе ей казалось, что грудь вот-вот разорвется, она не решалась дышать, и даже думать ей становилось все труднее. Единственное, что она ощущала, – ужас, ужас, постепенно переходящий в панику.

Телега накренилась, когда неизвестный уселся на неё и хлестнул лошадь вожжами по спине. Послышалось тихое ржание, и повозка тронулась в путь. Аура все еще не могла поверить в случившееся: неужели ей удалось сбежать, неужели ей удалось покинуть интернат и его ужасную директрису?!

Она ждала, что колеса повозки начнут грохотать по главной дороге из бревен, но никакого грохота не было слышно. «Конечно же, – осенило ее, – ведь от него проснется весь интернат!» Телега поехала по другому пути, наверное, напрямик через парк.

Не в силах более терпеть, Аура решила выглянуть наружу. Медленно высвободив правую руку, она проделала крошечное отверстие между двумя мешками, скрывающими её лицо. Но все, что она смогла увидеть, был деревянный край повозки и неясные очертания деревьев в лунном свете.

Прошло немного времени, и повозка остановилась. Возница прошептал что-то шипящим голосом и ему кто-то ответил. Второй голос без сомнения принадлежал Мареку, служителю из монастыря. Через несколько мгновений послышался скрип, это открылись главные ворота парка. Когда повозка проезжала мимо, Аура взглянула на осунувшееся лицо Марека и вдруг поняла, что он смотрит, впившись в неё глазами! Но они проехали, а старик не поднял тревогу. Скрип раздался еще раз, когда за повозкой закрылись ворота.

Получилось! Но радоваться было все же еще рано, оставался страх, что её заметят, даже если она и покинула территорию монастыря святого Иакова.

Дорога из города в интернат заняла добрую половину дня, и это притом, что тогда она ехала в двуколке. Аура не знала, каково ей придется в телеге теперь, ведь остаток ночи придется провести среди затхлых мешков. Вот бы проспать всю дорогу до города. Но она знала, что сон сейчас непозволительная и опасная роскошь: нужно быть все время начеку и держать ухо востро.

И все же через некоторое время девушкой овладела смертельная усталость: глаза так и слипались, и она подумала, что смотреть здесь все равно не на что, вокруг сплошные ели да лужайки под ледяным покровом ночного неба. И Аура медленно закрыла глаза – только немного отдохнуть, только немного расслабиться.

Её разбудила особенно глубокая выбоина на дороге, и паника мгновенно набросилась на неё, как хищная птица на свою добычу.

Как долго она проспала? Несколько минут или несколько часов? Она хотела было вскочить, понять, где находится, но в последний момент голос разума взял верх, и девушка осталась лежать, свернувшись калачиком на дне телеги. Аура несколько раз моргнула, чтобы окончательно прогнать сон, и попыталась узнать хоть что-нибудь на обочине дороги. Далеко ли еще до Цюриха? Приближались ли они уже к городу? Может, они хотя бы уже в долине?

Вдруг она что-то заметила и содрогнулась от ужаса.

Телега ехала вверх по горе!

Да, дорога в самом деле вела наверх, еще выше, в горы.

Но ведь там наверху не было ничего, ни одной деревни, даже ни одной постройки, и, конечно же, никаких прачечных. Так куда же они ехали?

Она еще раз ощупала соседние мешки. Её рука затекла, и потребовалось несколько минут, прежде чем она смогла что-то почувствовать. Содержимое мешков было мягким: это действительно было белье. «По крайней мере, не трупы», – подумала Аура.

А что если взять и спрыгнуть с телеги, самой спуститься с гор, подальше от этой повозки и этого неприятного кучера? Но затем она вспомнила жуткие истории о заблудившихся девочках, и перспектива, что её, изможденную, обнаружат какие-то дровосеки, никак не прельщала её. С тем же успехом она может остаться лежать здесь и дождаться, куда они приедут. А там, глядишь, найдется кто-то, кто довезет её до города.

«Но у тебя даже нет денег, – заговорило в ней сомнение. – И с какой стати кто-то должен везти тебя в город? Вернут в интернат, и дело с концом».

Она готова была разреветься от гнева и собственной беспомощности, но все же справилась со своим отчаянием. Тут нужно хорошенько все взвесить. Она уже не маленькая девочка, которая не знает, что делать без посторонней помощи, и не сахарная куколка, которых в интернате были десятки. Нет, она уже достаточно взрослая, чтобы принять самостоятельное решение. Главное сейчас – сохранять спокойствие и выжидать.