Текст книги "Дочь алхимика"

Автор книги: Кай Майер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Камень!

Обернувшись, он увидел, что другой близнец, очевидно, Нога, уже почти наполовину выбрался через край угольной шахты. Одним духом Джиллиан подскочил к нему, размахнулся и со всей силы ударил его в нижнюю челюсть. Близнец раскрыл рот и закричал; Джиллиан увидел дыры вместо зубов, которые появились после их последней встречи в Вене. От удара Нога отлетел назад и ударился затылком о расположенный напротив выступ шахты, в которой вскоре с ревом исчез.

В тот же миг Камень снова поднялся, и, изогнувшись в чудном прыжке, налетел на Джиллиана, – оба рухнули, со стонами кувыркаясь друг через друга. Джиллиан первым вскочил на ноги – он ничему не разучился. Внезапно близнец выбросил свою длинную правую руку и схватил его за икру. Самодовольство Джиллиана моментально исчезло, он хотел вырваться, но пальцы Камня впились как отверткой в его кожу. В то же время из шахты снова раздался шум: Нога приближался к выходу.

Вдруг над их головами открылось одно из окон, кто-то выругался по-французски, и во двор выплеснулся вонючий поток, попавший одновременно и на Джиллиана, и на Камня. На какой-то миг близнец отвлекся, и Джиллиану удалось вырваться. Источая вокруг невыносимое зловоние, он побежал к арке, ведущей на рю де Шапталь.

Несколько минут назад представление, вероятно, подошло к концу, и поток посетителей тянулся от театра до ближайшего перекрестка, где некоторых высокопоставленных особ уже ждали кареты. Но надежды Джиллиана затеряться в толпе рухнули, как только первые женщины и мужчины учуяли исходивший от него запах. Некоторые, возможно, узнали в нем молчаливого ассистента из пьесы, но они все-таки расступались перед ним по другой причине. Вокруг него образовалась улица, люди пропускали его с недовольными и возмущенными выкриками.

Джиллиана не беспокоило всеобщее возмущение. Он прорвался сквозь толпу посетителей до перекрестка и свернул налево, на широкую и хорошо освещенную улицу. Накрапывал тихий мелкий дождик, какой обычно бывает в начале марта, но все же заметно похолодало.

Джиллиан прыгнул направо в одну из арок, за которой длинный туннель вел в еще один задний двор. Там в торце находился магазин старого Пиобба, через зарешеченную витрину которого десятки искусственных глаз таращились в ночь.

Ему не хотелось привлекать сюда близнецов, но это был единственный способ избавиться от них раз и навсегда. Он знал, что Пиобб хранит в своем верстаке ружье, старую, неудобную вещь, которую он купил с рук много лет назад, после того, как пара пьяных гуляк ворвалась в его магазин и попыталась поиграть в бильярд стеклянными глазами.

Он судорожно принялся искать ключ от магазина в карманах брюк, но найдя его и поднеся к замочной скважине, заметил, что дверь была чуть приоткрыта. Он нерешительно отворил её и напряженно устремил свой взгляд в темноту.

– Месье Пиобб? – крикнул он. – Вы здесь?

Он сделал шаг внутрь магазина. Стекло захрустело под его подошвой, и, испуганно убрав ногу он заметил, что раздавил один искусственный глаз.

– Месье Пиобб?

Чем дольше он вглядывался во тьму, тем отчетливей видел бесчисленные глазные яблоки, уставившиеся на него с пола. Они были разбросаны повсюду, многие были разбиты, но все еще хранили ощущение жизни в своих блестящих зрачках.

Холодная ярость поднялась в Джиллиане: он пришел слишком поздно. Они побывали здесь до того, как стали искать его в театре.

И вот он снова услышал их шаги. Когда он обернулся, тощие силуэты близнецов стояли под аркой, метрах в двадцати от него. Они снова пришли в движение, и когда они пробегали через туннель их полностью поглотила тьма. Только стук подошв о мостовую приближался все ближе и ближе.

Ружье! Джиллиан стремительно бросился вперед, наступая на искусственные глаза и перемалывая их в стекольную пыль. Почти вслепую он нащупал в темноте нужный ему выдвижной ящик. Он был открыт, близнецы, наверное, старались выдать разгром за дело рук какого-нибудь грабителя. Ружье все еще лежало на своем месте.

Джиллиан подхватил его – пальцы нащупали два патрона в стволах. Значит, оружие заряжено.

Он повернулся к серому прямоугольнику двери в тот момент, когда Камень и Нога остановились перед магазином. Во тьме они не могли видеть, где находится Джиллиан.

– Господину он нужен живым, – сказал Камень достаточно громко, чтобы можно было понять, что слова были обращены к Джиллиану, а не к брату.

– Наверное, у него есть задание для нашей серединки-на-половинку – добавил Нога.

Камень бросил своему брату укоризненный взгляд. Несмотря на все, что произошло, он, казалось, не хотел дальше провоцировать Джиллиана. Вероятно, им и впрямь было важно доставить Джиллиана к Лисандру живым.

С ружьем наготове Джиллиан ждал в темноте. Близнецы вошли в дверь: под их ногами хрустнули глазные шарики. «Куда, черт возьми, подевался Пиобб, что эти свиньи сделали с ним?»

Он едва успел додумать эту мысль до конца, как его взгляд упал на две ноги, торчащие из-под верстака. Джиллиан беззвучно присел, ощущая, как внутри него закипает гнев отчаяния. Даже в темноте он смог понять, что близнецы сначала пытали и лишь затем убили Пиобба. Вдруг его захлестнула жгучая волна ненависти, одним единственным скользящим движением он вскочил, вскинул ружье и всадил одному близнецу заряд дроби в живот. Молча, не издав ни звука, Нога рухнул назад, прямо на витрину лавки, стеклянные глаза запрыгали вокруг него как шарики.

Камень взревел, подскочил к своему брату и увидел, что Нога больше не шевелится. Выгнувшись, как хищная кошка, он обернулся и уставился в темноту, в том направлении, из которого был произведен выстрел.

– Как он мог!.. – выдавил он задыхающимся от слез голосом. – Как он посмел, этот гермафродит!

В тот же момент он прыгнул вперед, перемахнув через стол в центре магазина, и остановился метрах в двух от Джиллиана.

– Ты… баба! – беспомощно закричал близнец, и абсурдность этого замечания почти вывела Джиллиана из равновесия.

Камень подошел еще ближе, расставив пальцы как когти и оскалив зубы, и Джиллиан спустил курок. Заряд прорвал круглую дыру в нижней части живота и почти разорвал его напополам. Камень повалился назад, стукнулся об пол и погреб под собой десятки стеклянных глаз.

Джиллиан с отвращением отбросил пустое ружье: до этого он никогда не пользовался таким грубым, варварским инструментом.

Он переступил труп Камня и большими шагами подошел к витрине. Нога, тихо поскуливая, беспомощно прижал обе руки к зияющей ране на животе. Боль, должно быть, была ужасной, и его взгляд был таким же пустым, как и в стеклянных глазах, которые окружали его.

Джиллиан быстро и бесстрастно убил его. Ощущение теплой плоти в руках придало ему новые силы: он рванул мертвеца назад, пока его тело не упало с витрины на пол. Затем, подойдя к верстаку, он поднял тело Пиобба и уложил его на столе как павшего короля: глаза закрыты, руки скрещены на груди.

Скоро сюда нагрянет жандармерия, но Джиллиан, не торопясь, отыскал оставшийся целым стеклянный глаз и спрятал его в своем кармане. Талисман на счастье или сувенир на память. Взбежав по деревянным ступеням на чердак, и беспорядочно побросав свои вещи в дорожную сумку, он покинул дом через задний двор, как раз когда в конце улицы показался мерцающий свет ручных ламп.

Слезы холодили щеки Джиллиана – Лисандр заплатит за все, что он сделал, неважно, какой ценой. Через столько лет у Джиллиана, наконец-то, появилась цель, собственнаяцель.

Но он также знал, что одному ему не справиться. Ему нужен был кто-то, кто окажет помощь, кто-то, кто страстно желает смерти Лисандру, кто-то, у кого есть необходимые средства, чтобы это желание смогло воплотиться в реальность.

Источая зловоние, совершенно изможденный, Джиллиан стремглав бежал по переулкам Монмартра, как вдруг ему стало ясно, к кому нужно обратиться за помощью.

Глава 8

– Желаю всего самого наилучшего!

Глядя на коробочку в руках Кристофера, глаза Сильветты становились все больше. Играя, она попробовала её выхватить у него из рук, но он засмеялся и убрал её в сторону. Затем все же протянул ей подарок.

– Спасибо, – взволнованно обрадовалась она, и отступила назад от двери в свою комнату. – Большое, большое спасибо.

Кристофер вошел и закрыл за собой дверь. В комнате было тепло: слуги получили распоряжение постоянно поддерживать в детской комнате Сильветты определенную температуру. Кристофер, напротив, регулярно забывал о своей печи, от чего ему частенько приходилось мерзнуть в своей постели. Но ему хватало того, что он присматривал уже за однойпечью. Он гордился тем, что пламя атанора за последние четыре месяца ни разу не погасло.

Сильветта бросилась на постель и принялась с нетерпением разрывать пеструю оберточную бумагу. Сегодня был её одиннадцатый день рождения, и Кристофер был первым членом семьи, который поздравил её этим праздником. Кроме него никто, даже Шарлота, не пришел к ней так рано утром, еще до начала урока.

Кристофер добродушно улыбнулся, глядя, как Сильветта разрывала на части упаковку, и огляделся тем временем в комнате. Здесь почти не было вещей, из которых можно было бы заключить, что в комнате живет ребенок. На туалетном столике были щетки и баночки с кремом, как у всякой взрослой девушки, только две плюшевые игрушки под балдахином кровати указывали на возраст Сильветты. Мозаика на окне изображала еще одну многолюдную лестницу, которая круто вздымалась вверх к небу. Люди, изображенные на верхних ступенях лестницы, уже почти достигли своей цели, а на тех, что были ниже, нападали крылатые фигуры чертей, то и дело сбрасывая кого-то вниз. Вся картина была выдержана в желто-красных тонах, и лучи восходящего весеннего солнца наполняли комнату иллюзией пылающего огня.

Наконец Сильветте удалось оторвать последний кусок обертки. Вежливо – и совсем по-женски – она улыбкой скрыла свое удивление по поводу того, что представилось её взору.

– Это то, чего ты всегда хотела, – сказал Кристофер и подошел к ней поближе.

– Вот как? – Улыбка на её лице осталась, но в голосе прозвучал легкий оттенок разочарования.

Она держала в руках стеклянную бутылочку, наполненную до краёв грязно-коричневой неаппетитной жидкостью.

– Я должна это выпить? – недоуменно спросила Сильветта.

– Нет, только не это, – смеясь, ответил Кристофер. – На пользу тебе это не пойдет. И, к сожалению, пахнет оно тоже довольно отвратительно.

– Но, Кристофер, – сказала она, растягивая слова и глядя на него проницательным, уже взрослым взглядом, – что же мне с этим делать?

Он присел на край кровати, осторожно взял бутылочку у неё из рук и подержал её на свету.

– Помнишь, как ты рассказывала мне о своем желании, когда мы катались на лодке вокруг замка?

– Да, конечно, – ответила она, все еще ничего не понимая.

Кристофер кивнул и взболтнул закрытый сосуд.

– В этой бутылочке твое желание. Ты сказала, что хочешь иметь черные волосы, как у мамы и Ауры. Так вот они! С помощью этого средства они у тебя скоро станут такими же.

Свет вспыхнул в голубых глазах Сильветты.

– Это краска для моих волос?

– Что-то в этом роде, я сам смешал.

– Ты? А ты умеешь?

– Я попросил одну из кухарок срезать для меня прядь своих светлых волос. Я покрасил их этим, и они стали абсолютно черными. В точности такими же, как волосы Ауры и мамы.

– Честно?

– Честное слово! – сказал он, положа руку на сердце.

Казалось, это убедило её, поскольку она издала громкий радостный вопль и бросилась ему на шею. Кристофер ошарашенно упал на спину, в то время как девочка смачно чмокнула его в щеку.

– Ты самый лучший. – Она взяла у него из рук бутылочку и, ликуя от радости, бросилась к туалетному столику. Сильветта села на табурет и принялась рассматривать в зеркале свои светлые локоны, а затем снова с ожиданием взглянула на сосуд.

Кристофер присел рядом с ней на корточки.

– Давай, я тебе все объясню.

Убедившись, что Сильветта будет применять жидкость правильно, он встал и пошел к двери.

– Увидимся на уроке, – сказал он и хотел было уже покинуть комнату, когда Сильветта крикнула ему вдогонку:

– Подожди, не уходи!

Она вскочила с табурета, снова превратившись в одиннадцатилетнюю игрунью.

– Я хочу тебе кое-что показать. – Она схватила его за руку и потянула за собой. – Учти, это тайна.

Добродушно улыбаясь, он последовал за ней к большому богато украшенному шкафу, на дверях которого был инкрустирован цветочный натюрморт. Сильветта открыла правую створку, отодвинула многочисленные нарядные платья в сторону и нашла нечто, что было занавешено платком. Судя по форме и размеру, речь шла о картинной раме.

– Это самая большая тайна, которая у меня есть, – гордо сказала Сильветта и заговорщически посмотрела на него. – Никто о ней не знает, ни один человек во всем мире. Ты должен пообещать мне, что никому об этом не расскажешь.

Кристофера глубоко тронуло это детское доверие; за исключением брата Маркуса, еще никто не выказывал ему такой открытой привязанности.

– Я обещаю, – прошептал он и прижал её к себе. – Но, – добавил он, когда она уже собиралась отодвинуть в сторону платок, – ты правда хочешь открыть мне свою тайну? Учти, что тогда это уже не будет тайной.

После минутного колебания Сильветта еще раз повернулась к нему.

– Ты что, не хочешь посмотреть?

– Ну что ты, – возразил Кристофер. Ему почему-то вдруг стало грустно. – Конечно, хочу. Но не кажется ли тебе, что такую честь вначале нужно заслужить?

– Но ведь ты теперь мой брат. И ты сделал мне подарок.

– Даниель тебе тоже что-то подарит, и мама тоже.

Она упрямо наморщила лоб.

– Но их я люблю не так сильно, как тебя.

«Я закопал твоего отца в саду, – подумал Кристофер, – а ты говоришь, что любишь меня?» Внезапно он стал сам себе так отвратителен, что ему захотелось выйти прочь, прочь из этой комнаты и прочь от этого ребенка, который несмотря ни на что так сильно доверяет ему. Он еще раз обнял её и сказал:

– Знаешь, если ты мне раскроешь свою тайну, то это уже перестанет быть тайной, даже если я никому об этом не расскажу. Подожди немного. Когда-нибудь я это заслужу. Понимаешь, что я хочу сказать?

Его слова были какими-то неуклюжими и смущенными, и он боялся, что она неправильно поймет его отказ. Но он удивился, когда увидел, как по нежному тонкому лицу Сильветты проскользнула умная улыбка.

– Мы дадим друг другу клятву, да? Ты защищаешь меня, а я защищаю тебя. Если я тебе помогу, ты откроешь мне твою тайну, а если ты поможешь мне, я открою тебе свою тайну.

Он погладил её по длинным локонам.

– Так мы и сделаем. Клянусь.

– Я тоже.

Сильветта аккуратно завесила платьями завернутую раму и закрыла дверь шкафа. Кристофер смотрел на неё; и вновь ему стало стыдно, настолько невыносимо стыдно, что он вынужден был отвести взгляд, чтобы Сильветта не заметила муки в его глазах.

Он покинул комнату глубоко погруженный в мысли, преисполненный сознанием собственной вины, но также убежденный в том, что было уже слишком поздно что-либо менять. Тот путь, на который он вступил, не позволял ни возврата, ни сожалений. Слишком многое произошло за прошедшие четыре месяца.

Как-то вечером, почти три недели назад – неужели это и вправду было так давно? – он отыскал Шарлоту в одной из её комнат в западном крыле. Остальные в это время уже разошлись по комнатам. Кристофер постарался для разговора со своей приемной матерью выбрать такой день, когда её любовника не было в замке. Недели не проходило, чтобы барон не приезжал на остров и не оставался хотя бы на одну ночь. У Кристофера вошло в привычку следовать за обоими и подслушивать их разговоры во время любовных игр в фамильном склепе – не ради созерцания их занятий, как он рьяно уверял самого себя, а лишь для того, чтобы побольше узнать об их слабостях.

В тот вечер его приемная мать рано отравилась спать, так что когда он постучал в её дверь около половины одиннадцатого, она предстала перед ним в ночном одеянии.

– Кристофер! Что произошло? – в её глазах был легкий испуг.

«Первая большая трещина на полотне твоего семейного счастья», – с горечью подумал Кристофер.

– Можно мне на минуту войти? Не волнуйся, ничего страшного.

– Да, конечно, – растерянно ответила она, и, поспешно направившись вперед, накинула сверху тонкий шелковый халат. Кристофер закрыл за собой дверь.

– Присаживайся, – сказала она, указав на мебельный гарнитур, стоящий под одним из многоцветных окон. Они находились в прихожей, за которой начиналась спальная комната Шарлоты. Сквозь открытую створчатую дверь Кристофер видел белоснежные покрывала на кровати с балдахином. «Так чисто, так подобающе; насколько же лжив тот искусственный мирок, которым ты себя окружаешь».

Убранство комнаты было действительно похоже на искусственный мир. Повсюду были ракушки: на каждой стене, на каждом комоде, на каждой полке, даже на маленьких колоннах и в ящичке между окон. Многие ракушки были маленькими и ничего особенного из себя не представляли, но среди них были и совершенно необычные, как, например, та, что привез для неё Фридрих из колоний, – большие, мощные раковины, с красивыми завитками и разных цветов. Кристофер знал, что его приемная мать собирает ракушки, но он до этого ни разу не был в этой комнате и даже не догадывался, какой размах имела её страсть.

– Они великолепны, правда? – сказала она, когда заметила его взгляд.

– Несомненно. – Он все еще стоял посреди комнаты, а Шарлота уже расположилась на винно-красной софе, отороченной золотым бисером.

– Мне нравится слушать, как шумит море, – сказала она, и на мгновение тревога на её лице сменилась мечтательной грустью.

Кристоферу потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что она говорит о шуме внутри ракушек, а не за окнами замка.

– Но ведь море у тебя прямо за дверью. Неужели природа тебе нравится меньше, чем её подражание?

– Хочешь, я скажу откровенно? – Она взглянула на него и принялась обеими руками растирать щеки. – Я ненавижу море. Во мне все сопротивляется, когда приходится доверяться лодке, этой тонкой стенке между мной и водой. Море пугает меня. Эта бесконечность и эта глубина… Боже мой, мне становится плохо уже от одной мысли о нем. Я, наверное, единственный житель этого замка, который благодарен за мозаичные окна. С ними не нужно постоянно выглядывать наружу, на эту серую однообразную пустыню. – Она встряхнула головой, словно отгоняя от себя эту картину. – Волны, волны до самого горизонта. Море чуждо нам, людям, а с каждой ракушкой я приобретаю его часть, и я могу с нею делать все, что хочу. Я могу её разбить, и тогда море исчезнет. Не смотри на меня так, Кристофер, это правда! В каждой ракушке заключено немного моря, любой его может услышать. Когда мне хочется, я могу слушать голоса океана, но я также могу заставить их замолчать навсегда. Ракушки помогают мне справиться с этим островом, с этим морем, которое его окружает. Ракушки дают мне власть над морем… и над страхом. – Она робко, если не стыдливо, улыбнулась. – Иногда я чувствую себя очень беспомощной.

Он знал, что это был не очень подходящий момент, но все же тихо спросил:

– Ты поэтому ходишь с Фридрихом на кладбищенский остров?

Черты ее лица, еще недавно мечтательные и печальные, расплылись. Вся краска ушла с её щек, словно смытая мылом, её взгляд стал хмурым и ранимым.

– И давно ты знаешь об этом?

– Достаточно давно. Больше трех месяцев.

Она безуспешно попыталась вложить в свой голос строгость. Вместо этого он прозвучал пронзительно отчаянно.

– Тебя это не касается, Кристофер: Это никого не касается.

– Но других это могло бы заинтересовать.

Она молчала почти минуту и наконец поняла, что он хотел этим сказать. Он не был, как она вначале предположила, ошеломлен своим открытием, и не испытывал чувства горечи по этому поводу.

Силы небесные, возможно ли это? Неужели он хотел, после всего, что она для него сделала, шантажироватьеё? Эта мысль была так отвратительна, так абсурдна – и все же так очевидна. Как она могла так сильно ошибиться в нем, так глупо просчитаться?

От Кристофера ничто не могло укрыться в её лице, в каждом движении, в каждом вздрагивании её черт. Он казался себе омерзительным, низким, но при этом ощущал власть, которую благодаря этому приобретал, чувствовал силу, видел свои возможности. Чтобы быть как Нестор, он должен был так поступить. Это был единственный путь, единственно правильный путь.

– Боже мой, Кристофер, ты что угрожаешь мне? – Это были всего лишь пустые слова, в сравнении с тем, что она чувствовала на самом деле. Возмущение, но еще нечто, напоминающее разочарованную любовь.

– Нет, – ответил он, внутренне пошатнувшись в своей самоуверенности. – Я ничего не расскажу ему об этом. Я должен тебе эту услугу.

– Эту услугу? – Её голос, казалось, вот-вот сорвется. – Боже милосердный, я забрала тебя из приюта, сюда, в этот замок, в эту…

– Семью? – перебил он её. – Ты что, не видишь, что творится вокруг тебя? Твой муж прячется от света, Ауру отправили в интернат, Даниель – не более, чем выгоревшая изнутри развалина. А Сильветта… она любит каждого, кто с ней честен, но ведь ты не из их числа.

– Что ты хочешь этим сказать? – Шарлота готова была впасть в истерику. – Что, черт возьми, ты хочешь сказать? Тебе что, Аура об этом рассказала?

«Аура знала об этом? Как раньше не догадался».

– Нет, – тихо сказал он, – но неужели ты и вправду думаешь, что это не очевидно для каждого, кто знает о твоей маленькой любовной интрижке? Неужели Нестор в самом деле верит, что он отец Сильветты? Господи боже, да на неё стоит только взглянуть, чтобы узнать правду.

Шарлота вскочила. Её пальцы выгнулись как когти. Она выглядела так, словно она была готова в любой момент броситься на него.

– Убирайся! Прочь с моих глаз!

Его колени дрожали, но он остался стоять и твердо ответил на её взгляд.

– Ты от меня так просто не отделаешься. Ты же ведь не хочешь, чтобы кто-то узнал правду?

Отвратительная улыбка исказила её губы.

– Ты думаешь, Нестор не знает, что происходит между мной и бароном? Ты что всерьез так решил?

– О, Нестор наверняка это знает. А Сильветта? Как она отреагирует, если она узнает, что…

Рука Шарлоты метнулась вперед и ударила его по лицу. Он чуть не задохнулся, когда ногти Шарлоты оставили на его щеке кроваво-красные следы.

– Ты не посмеешь, – запинаясь, выдавила она. – Ты… никогда не скажешь об этом Сильветте! Я не верю тебе!

– Я люблю её, как старший брат любит младшую сестру – искренне ответил он, приложив к лицу рукав рубашки. Увидев кровь на своих манжетах, Кристофер побледнел. – Но, возможно, она достойна того, чтобы знать правду о себе и о своем происхождении, о том, что её зачали в могиле!

Шарлота согнулась, как от удара. На миг он испугался, что она упадет, а может, потеряет сознание, но она взяла себя в руки. Женщина неподвижно стояла и холодно смотрела на него.

– Что ты задумал? – бесстрастно спросила она. – К чему ты клонишь?

Всего на миг он закрыл глаза, а когда открыл их снова, Шарлота подошла к нему так близко, что он с трудом подавил свой страх.

– Я еще сам точно не знаю, – признался он. – Но я знаю первый шаг.

– Ну, и…? – спросила она нетерпеливо.

– Даниель должен исчезнуть отсюда.

Шарлота разгневанно фыркнула.

– Исчезнуть? Ты должно быть сошел с ума, Кристофер. Это идея Нестора? Это он стоит за всем этим?

Он внезапно испугался, что она может попытаться разыскать старика на чердаке, поэтому поспешно сказал:

– Нет. Отец не причастен к этому. Он даже не знает, что я здесь. – Кристофер глубоко вздохнул. – Но я настаиваю: Даниель должен покинуть этот замок.

Она резко повернулась и стала шагать в развевающемся халате взад вперед по комнате.

– Я могла бы облегчить себе жизнь и отправить тебя вместо этого.

– И потерять при этом Сильветту. – добавил он. – Так же, как и Ауру?

Она бросила ему исполненный ненависти взгляд.

– Почему Даниель? Что он тебе сделал?

Он и сам долго думал об этом, но так и не нашел убедительного ответа. Причина была не в ударе, которым наградил его Даниель в коридоре, и даже не в их открытой вражде. В каждом взгляде Даниеля таилось что-то странное, ему казалось, что он постоянно наблюдает за ним, за каждым его движением, за каждым словом, которое он произносит. Кристофер ощущал присутствие своего сводного брата даже тогда, когда его не было поблизости. Ему постоянно казалось, что Даниель за ним следит, охотится, подслушивает. Какими бы ни были истинные причины, он чувствовал, что ему грозит опасность от Даниеля. Ему и его делу, делу Нестора.

Кристофер повернулся и пошел к двери.

– Просто сделай то, что я тебе сказал, – резко сказал он, но с легкой дрожью в голосе. – Даниель должен уйти, куда, мне все равно, лишь бы я его больше здесь не видел.

– А потом? – беззвучным голосом спросила Шарлота. – Чего ты потребуешь потом?

– Посмотрим.

Он вышел и закрыл за собой дверь, очень тихо, почти заботливо, как будто не хотел мешать ей в её несчастье.

* * *

С тех пор прошло три недели. Но даже сегодня, в день рождения Сильветты, он не чувствовал себя лучше, скорее наоборот. Ему все еще казалось, что кто-то следит за всем, что он делает, кто-то в его тени. А после того как Даниель уехал, он пришел к выводу, что это Нестор. Или лучше сказать: дух Нестора.

Даниель покинул замок, но не совсем. Хотя Кристоферу никто не сказал, куда он исчез, но прошло немного времени, и он узнал правду.

Даниель разбил лагерь на самом северном из пяти скалистых островов, окружавших остров. По ночам, стоя за окнами оранжереи, Кристофер видел тусклый свет, падающий из двери маяка. С тех пор как там поселился Даниель, орланы-белохвосты стали избегать остров.

Кристоферу это было на руку. Он был рад, что его сводный брат больше не перебегал ему дорогу. Из рассказа Нестора следовало, что потайной ход ведет под морем из замка к маяку, такой же, как и к кладбищенскому острову, но пока он так и не смог узнать, откуда он берет начало. Сильветта не знала этого, слуги тоже пожимали плечами, а Шарлота делала вид, будто не имела ни малейшего представления о чем идет речь. Он догадывался, что она лжет, но не хотел больше донимать её своими расспросами. Её грусть беспокоила его и со временем ему захотелось, чтобы Шарлота тоже покинула замок, возможно, тогда его совесть найдет успокоение.

Он не присутствовал, когда она объясняла Даниелю, что ему надо делать, так что Кристофер мог только представлять себе реакцию своего сводного брата. Он мысленно видел, как Даниель проклинает Кристофера, как он клянется отомстить ему, но также знал наверняка, что ни один из этих порывов не был свойственен его сводному брату. Иногда он даже сожалел о своем тогдашнем ударе.

Нет, чем дольше Кристофер думал, тем увереннее становился в том, что Даниель молча покорится своей судьбе, молча и со страдальческой печалью на челе.

На протяжении этих недель Кристофер больше не ходил на уроки. К чему поддерживать весь этот маскарад? Его положение в замке упрочилось, никто не решится призвать его к ответу за содеянное. В саду были вещи более важные, которые ему нужно было изучить, более срочные, чтобы понять. Ему конечно же, недоставало уроков с Сильветтой, но он нагонял пропущенное после обеда, когда они играли друг с другом в карты или катались на лодке, лишь однажды отказавшись поехать с ней в деревню, когда она его об этом попросила. Он еще не был готов вернуться на континент, пусть всего лишь на несколько часов, от одной мысли об этом чувствуя, как ледяная рука ложится ему на плечо, словно Нестор удерживает его и нашептывает на ухо предостережения.

Вот уже два месяца, как из грядки в сердце сада пробивались странные растения, именно в том месте, где был похоронен Нестор. Сначала Кристофер принял их за сорняки – он пренебрегал уходом за растениями в пользу своей учебы в лаборатории, – но затем ему пришла в голову странная догадка.

Он снова вытащил из библиотеки труд об алхимическом растениеводстве и снова углубился в эпос о Гильгамеше. В этой главе не было никаких рисунков, не было даже грубых эскизов, но там все же было зашифрованное описание, отмеченное Нестором на краю страницы. Речь там шла о так называемых мечах жизни, а когда Кристофер попробовал сорвать одно из растений, то об его острый край порезал себе палец – травма, которую посчитал доказательством тому, что это длинное, клинообразное растение действительно искомая трава Гильгамеша.

Как бы там ни было, но он все же не был настолько ослеплен, чтобы проверять траву на собственном теле. «Мечи жизни», может, и было подходящим описанием, но это не было окончательным доказательством. Кто мог знать, что повлечет за собой употребление этой травы в пищу? Кроме того, легенда гласила, что трава достигает полной силы и зрелости только через семь лет. Что если он ошибся со своими предположениями, что если удобрение, в которое превратился труп Нестора, давало силу для роста не жизни, а яду? И потом, почему трава Гильгамеша должна вырасти именно на могиле Нестора, после того как многие поколения алхимиков и знахарей безуспешно пытались найти её?

Четкого ответа на эти вопросы у него не было. Была лишь хрупкая убежденность, инстинктивная догадка, что он нашел ответ загадки. Кристофер хотел было подмешать траву в пищу кому-нибудь из членов семьи, но быстро отказался от этой идеи. Если листья действительно даровали бессмертие, то юноша не собирался никого одаривать им, за исключением разве что Сильветты. Но за неё он боялся не меньше, чем за себя. Мысль, что он может причинить ей вред, была для него невыносима.

Остаток дня рождения Сильветты он провел в саду на крыше, в который раз изучая траву под микроскопом, сравнивая структуру листьев со всеми диаграммами растений, которые ему удалось найти, но так и не пришел к окончательному результату. Одно было точно: это неизвестная трава.

Около половины шестого он пошел на ужин. Кристофер часто, особенно в последнее время, пропускал его, но сегодня ему хотелось присутствовать на дне рождения Сильветты, ибо знал, что она не простит ему, если он не появится.

Шарлота уже сидела за столом, но не удостоила его даже взглядом. Как Даниель получал свою пищу, Кристофер мог только догадываться; кто-то из прислуги, должно быть, знает тайный ход до маяка и носит ему еду. Но, по крайней мере, со времени своего переселения из замка Даниель больше не присутствовал на ужине. Кристофер был поражен тем, как твердо Шарлота придерживалась его указаний. Видимо, скрыть от Сильветты правду её внебрачного рождения значило для неё намного больше, чем он предполагал. И ему это, конечно же, на руку.

После разговора Кристофера с Шарлотой встречи за столом превратились в безрадостные события, за ужином почти не говорили, но если о чем-то и заходила речь, то разговор поддерживала одна Сильветта. В этот вечер повариха и прислуга постарались на славу, чтобы порадовать трех членов семьи. Стол был празднично украшен, даже бумажные гирлянды висели на люстре, а перед местом Сильветты возвышался торт, украшенный одиннадцатью свечами.