Текст книги "Я познала хаос (СИ)"

Автор книги: Катти Карпо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

‒ Подожди-ка… ‒ Я не прерывала его рассказ до этого, потому что все никак не могла утрамбовать новые сведения в связную питательную среду для разума. Но и терпению когда-то приходит конец. ‒ Виви пришел к тебе, когда ему было шестнадцать?

‒ Возможно, даже пятнадцать. Да, верно. Пятнадцать. Если считать от дня рождения и… ‒ Такеши вжимается в спинку кресла.

Много ли времени тогда прошло с моей «смерти»?

‒ А Сэмюэль?!

‒ Нет, ко мне пришел именно Вацлав Люминэ.

Дышу через раз. С Такеши переговоры вел Виви, и он же сам избрал его для работы на семью Люминэ?

Виви? Тот самый Виви? Адский кошмар моей счастливой жизни?

Абсолютно ничего не понимаю.

‒ И… что?

‒ Где-то через полгода меня назначили руководителем нового комплекса «Солнечный сезон». Работа продолжилась здесь. На каждом этаже огромное количество оборудования, а лаборатория занимает целых три этажа, ‒ от души хвастает он. ‒ Стерильный блок ‒ один, а…

‒ Смесь! ‒ почти кричу, чем еще больше пугаю Такеши. Но мне требуется как-то выпустить пар. ‒ «Алый» не сработал на крысах. Однако излечил меня, да?

‒ Да, реакция пошла. «Алый» вступил во взаимодействие с организмом. К этому времени я уже как следует доработал его. ‒ К Такеши мигом возвращается радостный настрой. Он определенно гордится своим детищем.

‒ Что-то не сходится.

Такеши перестает улыбаться, потому что я лечу к нему со всей быстротой, на которую способна.

‒ Ой… ‒ Он в панике закрывается руками.

Нависаю над ним и хватаю за плечи, заставляя смотреть мне прямо в глаза.

‒ Может, «Алый» и способен успешно увеличить скорость восстановления тканей, но непрерывное и быстрое деление клеток абсолютно не исключает общий процесс физиологической деградации. ‒ Указываю на себя. ‒ Как я осталась такой же, какой и была? Как?!

Такеши нервно сглатывает и что-то лепечет. Прислушиваюсь.

‒ Показатели в медицинской карте были верны…

‒ Чего? ‒ Непонимающе хлопаю глазами.

‒ У вас… высокий коэффициент интеллекта.

‒ Я тебе щас рожу разукрашу. ‒ Цыкаю и отворачиваюсь. ‒ Виви говорит, что я тупая… А сам-то!.. Блин, проехали! Не отходи от темы. Мне восемнадцать! За минусом семнадцати куда-то выпавших лет. Что ты добавил в состав «Алого»? Говори!

Такеши бледнеет.

‒ Мне приказали это сделать.

‒ Сделать что?!

‒ Добавить ее…

‒ ЧТО добавить?!

‒ Кровь… Кровь Иммора.

Столбенею на месте.

‒ Лжешь… ‒ Мои руки, сжимающие его воротник, трясутся. ‒ Ложь. Ни один Иммора не станет калечить себя. Их плоть… это же священная плоть. Да им и раны нанести почти невозможно.

‒ Мне ее отдавали. ‒ Такеши выглядит виновато. ‒ И заставляли добавлять в «Алый» при каждой инъекции.

‒ Кто?! ‒ встряхиваю бедолагу так сильно, что кресло сдвигается назад.

‒ Г-г-господин Люминэ.

‒ Сэмюэль?!!

‒ Н-н-нет.

‒ Тогда кто?!

‒ Господин Люминэ. Вацлав Люминэ.

Отпускаю Такеши и отступаю назад. Виви отдавал мне свою кровь? Почему?

‒ Кровь… Кровь Иммора… исцеляет?

Мужчина моргает, пытаясь сосредоточиться на моем вопросе. Дается ему это сложно. Похоже, все-таки никто раньше его так не тряс и не дергал.

‒ Нет.

Скрежещу зубами, люто ненавидя его манеру в ненужное время изъясняться краткими конструкциями.

‒ Ты только что сам сказал, что реакция пошла только после того, как в «Алый» была добавлена кровь Виви. А теперь все отрицаешь?

‒ Не совсем так. ‒ Такеши клонится вперед и устало опирается локтями на собственные колени. Похоже, беседа со мной жутко изматывает его морально. ‒ Я не мог использовать полученную смесь сразу на вас, потому что результат мог быть непредсказуем. И попробовал на себе ‒ сделал инъекцию. У меня как раз была производственная травма на тот момент. И проследил дальнейшую реакцию на клеточном уровне. В общем, ничего не вышло. «Алый» подействовал только как «заживлятель». ‒ Он невесело улыбается и изображает пальцами «кавычки». ‒ Раны мои и правда зажили быстрее, но на этом все.

‒ То есть наличие крови ни на что не повлияло?

‒ Абсолютно. Ее как будто там и не было. ‒ Такеши дергает плечами и задумывается. ‒ Я рассказал о результатах господину Люми… Вацлаву Люминэ. Но он настаивал на использовании его крови и введении смеси непосредственно в ваш организм. Тогда я решил провести еще один эксперимент. И уже ассистирующая мне на тот момент Майя стала еще одной добровольной подопытной. Возможно, первый раз что-то пошло не так, подумал я. Ведь если смесь не подействует на кого-то другого, то и к вашему телу применять ее бессмысленно, согласитесь?

‒ Угу. ‒ Возразить тут нечего. Рассуждает врачишка здраво.

‒ Но реакции не было и во второй раз. Раны только заживлялись, в остальном ‒ никакого прогресса.

‒ И? Что сказал Виви на это?

‒ И слушать не захотел. Я показал ему результаты исследований. Он просмотрел все до единого… Однако настоял, чтобы я ввел «Алый», усиленный его кровью, в ваш организм. Мое дело маленькое. Не послушал бы ‒ меня тут же вышвырнули бы.

‒ На меня подействовало? ‒ Обнимаю себя руками и дрожу.

Такеши со всей серьезностью смотрит на меня, а потом медленно кивает.

‒ Деградация клеток остановилась.

‒ Что во мне особенного?

Не пытаюсь кричать и отрицать очевидное. Я ‒ восемнадцатилетняя. И та же после семнадцати прошедших лет. Не считая утомленности и болей, я не ощущаю потасканности тела, как бы грубо это ни звучало. Даже после основательной заморозки моя «конфетность» вряд ли сохранилась бы настолько хорошо.

Кровь Иммора отторгла других, но сохранила юность мне?

Нет, кровь Виви.

‒ Так что особенного? ‒ повторяю вопрос, потому что не слышу ответа на предыдущий.

‒ Понятия не имею.

Вот теперь обалдеваю не на шутку. Семнадцать чертовых лет поддерживают мне форму упругого спелого яблочка (почти) и ни черта не представляют, каким образом они это делают!

Люто жажду повизжать и, может быть, даже в кого-нибудь плюнуть. Но вижу, как хмурый Такеши съезжает по спинке кресла, и на время откладываю истерику. Как ни посмотри, а для ученого, каким он себя превозносит, невозможность найти объяснение чему-то больно ударяет по самолюбию.

‒ Выходит, вы не нашли причину? ‒ стараюсь использовать мягкие тональности.

‒ Выходит, ‒ неохотно признает Такеши. ‒ Если говорить обывательским языком, получается следующее. Кровь Вацлава Люминэ исцелила только вас и сохранила только ваше тело. Остальных попросту проигнорировала.

‒ Ты еще на ком-то втихаря тестировал смесь?

Такеши рассеянно кивает.

‒ Мне надо было отыскать схожие признаки, чтобы выявить особенности. Но проблема в том, что каких-либо схожих признаков не было. Вы ‒ абсолютно нормальная, и ничего особенного в вас нет. Как и в других.

Ушатать его, что ли? Макушкой в ковер?

Делаю глубокий вдох носом. Отхожу к кушетке и чинно присаживаюсь.

‒ Значит, я какое-то аномальное чудо?

Такеши кривится. Ему явно претит использовать подобную терминологию. «Чудо»? Для ученого? Ох-ох, беда-беда. Где там все расчеты и достоверные выводы?

‒ А Виви ты вопросы задавал? Может, он знает, чего это его кровушка нехило так мои конечности подбодрила?

‒ Задавал. И понял, что ему нет до этого дела. Главное ‒ есть результат. А почему ‒ вопрос второстепенный.

‒ Ты просто плохо его знаешь.

Остальное додумываю про себя. И без близкого знакомства сразу понятно, что Виви темнил. Зачем ему так сильно настаивать на инъекции для меня, если предыдущие опыты ничего не дали? И как вообще ему пришло в голову вливать в меня свою кровь? Это ж додуматься надо! Резать себя… СЕБЯ! Иммора трясутся над собой, а тут сам взял и… покромсал свою плоть. И кровь у себя откачивал…

Картинки не складываются у меня в голове. Перед глазами так и стоит образ Виви-подростка, высокомерно взирающего на меня с верхней площадки лестницы. Он точно никогда не смог бы воспринимать меня как сестру.

И что теперь?

Похоже, меня спас Виви. Буквально.

‒ Такеши. ‒ Наклоняюсь вперед, меня слегка мутит. ‒ Как связаться с Сэмюэлем? Думаю, он сможет объяснить, на чем основывались решения Виви. Он должен быть в курсе всего. Ведь он ‒ глава семьи. И… я просто очень хочу его увидеть. Пожалуйста.

Со стороны кресла слышится шум. Такеши уже на ногах. Он отреагировал на появление Виви раньше меня. Я же поворачиваю в его сторону голову тогда, когда он уже пересекает половину комнаты.

‒ Выйди, ‒ приказывает мужчина.

Такеши тут же мчится к выходу, демонстрируя удивительную прыткость.

Помещение погружается в тишину. Мрачно пялюсь на Виви. Он невозмутимо смотрит в ответ и снова удобно умещается в кресле. Кажется, ему тут комфортнее всех.

‒ Ты давал мне свою кровь.

Молчит.

‒ Мне ее вводили вместе с «Алым»… Зачем ты отдавал мне кровь?

‒ Захотел.

Моргаю, хотя это и не поможет понять сути его ответа.

‒ Ты…

‒ Просто захотелось. ‒ Он складывает пальцы вместе и делает нечто вроде упражнения на растягивание рук. Лениво и неспешно.

Говорит так, будто мы о какой-то бытовухе беседуем. Захотелось пройтись по аллее… Захотелось испить чашечку чая… Захотелось влить кровь в дохлое тело ненавистной девицы… Ну а что? Делу время, а для забав каждая секунда свободна.

‒ Тебе так нравиться издеваться надо мной?

Золотые глаза как будто сжигают меня.

‒ Да что с тобой?! ‒ Вскакиваю, на мгновение забывая о собственной немощности. ‒ С меня хватит! Позвони Сэмюэлю! Или… отвези меня к нему! Я хочу к Сэмюэлю! Прямо сейчас!

‒ Я могу отвезти тебя к отцу. Вот только он ничего тебе не скажет.

‒ Почему? ‒ Сердце покрывается коркой льда. Неужели он серьезно пострадал и сейчас не в силах двигаться? И… говорить? Кричу: ‒ Почему?!!

‒ Он мертв.

ГЛАВА 10. ПОГАСШАЯ ДУША

Искусственное сегодня

Понятия не имею, что это больше напоминает. Вой? Скулеж? Знаю только, что воспроизводимые мной звуки ужасно выматывают.

В глазах темнеет мгновенно ‒ сразу, как я узнаю страшную правду.

Моей любви больше нет. Исчезла. Испарилась, как задутый огонек свечи.

Как это может быть правдой? Если Сэмюэль мертв, то почему тогда жива я? Вселенная несправедлива.

И жестока.

От воплей саднит горло. Голову тянет вниз.

Сколько времени проходит в бесконечном крике? Возможно, снаружи уже ночь, но я не вижу окна. Не в состоянии оценить обстановку. В глазах слезы, и образы передо мной расплываются. Я даже утеряла связь с пространством. Может, прямо сейчас мое тело прилипло к потолку… Тело на потолке… Смешно…

Больше не слышу собственных воплей. Но рот по-прежнему исторгает хрипы. Хнычу, захлебываясь слезами.

Кто-то тянет меня ввысь. Грубовато держит поперек живота. Чувствую, как мое тело свешивается вдоль чьей-то спины. Меня транспортируют как какой-то мешок. Хотя взявшего на себя роль носильщика можно понять: я все еще скулю, пытаюсь блевануть и одновременно дергаю коленями в попытке нанести урон.

Лечу. Вспоминаю, что нужно приготовиться к удару. Но тут замечаю, что воспоминание об этом приходит, когда тело уже утопает в чем-то мягком.

Хнычу громче. Боль в горле нарастает.

Видимо, отключаюсь на некоторое время.

Глаза открываются с трудом. Веки слиплись, будто сцепленные цементом. Слабость во всем теле. А лицо ужасно стянуто, щеки словно покрыты пленкой.

Вокруг благодатный полумрак. Только где-то под потолком круглые лампы распространяют голубоватый свет. Мне тепло. Я укрыта одеялом по самые плечи. Голова сползла с подушки, и висок касается чего-то твердого. Рядом со мной на кровати нечто массивное, глаза уже в состоянии различить контуры крепкой фигуры.

Виви сидит на краю кровати, опершись на спинку. В его руках планшет. Неподвижное лицо озарено светом от экрана. Он совсем рядом. И к его бедру как раз и прижимается мой голова.

‒ Закончила?

Снова сухие тональности.

И как он заметил, что я очухалась? Не помню, чтобы особо шевелилась.

‒ Где я? ‒ Меня хватает только на хриплый шепот.

‒ По-прежнему внутри комплекса. Это отдельные апартаменты для отдыха.

Вяло осматриваюсь.

‒ Больно роскошно… И кровать здоровенная… Отодвинься от меня.

Однако Виви не двигается. Продолжает смотреть на меня этими раздражающе светящимися глазами.

Злюсь, но абсолютно ничего не могу с этим поделать. Чтобы хоть как-то компенсировать обиду за собственную беспомощность, отодвигаю голову в сторону, а потом снова медленно приближаю к его бедру, изображая слабейших из всех ударов.

Надо мной плывет прозрачный стакан.

‒ Пей.

‒ Сам пей, ‒ злобно хриплю. ‒ Я даже пальцем пошевелить не могу.

‒ Помнится, ты только что весьма активно копошилась.

Врезать бы ему основательно.

Он тянет ко мне свободную руку.

С моих губ срывается шипение.

‒ Руками не трогай меня!

Останавливается. Надо же. А на морде по-прежнему ни единой эмоции.

Внезапно он отпивает из стакана. Смотрит на меня. Вижу, что вода все еще у него во рту. Он же не собирается?..

Наклоняется ко мне. От ужаса мои глаза превращаются в две гигантские монетки. Разум помимо воли вновь отмечает, каким же роскошным гаденышем вырос Виви.

Звук глотания. Демонстративно громкий.

Он насмешливо фыркает, жаркий воздух опаляет мои щеки.

‒ Видела бы ты, как тебя перекосило, Чахотка.

‒ Ты… гха!..

Отплевываюсь от воды, которую Виви беззастенчиво плеснул на меня из стакана. Прямо в лицо!

‒ Лучше?

‒ Пошел ты!

‒ По всей видимости, и правда лучше, ‒ замечает он.

Понимаю, что уже не лежу, а сижу в кровати. Еще бы тут не подскочить!

‒ Пей. ‒ Виви сует мне в руки другой стакан с водой и как ни в чем не бывало утыкается в свой планшет.

Мысленно перебираю все грубые слова, которые успевает вспомнить утомленный разум. Горло саднит. Я изрядно поцарапала его своими хрипами.

Шумно вдыхаю носом воздух. В глазах картинка то четкая, то снова покрывающаяся мелкой рябью. Меня мутит.

‒ Буду блевать, ‒ практично предупреждаю. Однако чувствую, что силы на лишние телодвижения не найдутся. Да и дорогу мне преграждают ноги Виви.

‒ Валяй.

‒ Где ж твоя брезгливость? Ты же Иммора… ‒ Наплевав на все, валюсь пластом на колени Виви, чтобы добраться до края кровати. Перегибаюсь и устремляю взгляд к темному полу.

Снова ложная тревога. Спазмы скрючивают тело, а я только выдыхаю вместе с кашлем.

Дрожу. Меня знобит. Поворачиваю голову, укладываясь щекой на его ногу чуть выше коленной чашечки. Вжимаюсь грудью в его колени, скрючиваясь от новых судорог.

Виви успел сменить прикид. Сидит теперь, весь такой беленький, в белых брюках и белой рубашке, и сам белячок… Даже малость жалею, что меня не вытошнило на его колени.

Но, кажется, он бы и тут и бровью не повел. Виви явно чужда брезгливость. По крайней мере, во взгляде, направленном на мое тело, свернутое спазмами в болевой калачик, нет ни намека на отторжение.

Никак не могу разгадать эту спокойную непроницаемость.

Судороги прекращаются. Обмякаю на его ногах, будто утративший ветер воздушный змей.

С губ срывается стон. Плакать больше не могу.

‒ Это из-за меня? ‒ Кусаю губы. ‒ У меня не получилось? Я не спасла его, да? Никчемная…

‒ Спасла. ‒ Виви больше не смотрит на меня. Его словно более интересует сумрак за занавешенным окном в другом конце комнаты. ‒ Он прожил еще полтора года. Его убил вирус.

‒ Иммунитет Иммора?..

‒ Да. Этот вирус напрочь лишает нас природной защиты. И сейчас он поражает Иммора в три раза чаще.

Получается, я только лишь отодвинула неминуемое. И не была рядом с Сэмюэлем в его последние часы…

Начинаю поскуливать.

На мое лицо снова льется вода. Хрипло взвизгиваю.

И ведь его ни капли не волнует то, что он заливает водой и собственные брюки!

Подскакиваю и гневно вцепляюсь в воротник его рубашки. Меня качает. Клонюсь к нему, упираюсь носом в его ключицу, обессилено фыркаю. И прилагаю немыслимые усилия, чтобы вновь выпрямиться. Пальцы до боли запутываются в его рубашке.

‒ К-к-к-как-к-кой же т-т-ты г-г-г-ад.

‒ Собралась. Молодец.

‒ Ч-чего?

Вижу, как взгляд Виви скользит вниз. И тоже смотрю туда же. На мне что-то наподобие короткой сорочки оттенка мяты. Край задрался, обнажив худые бедра, покрытые следами от проникновения игл.

Пытаюсь сообразить, есть ли на мне нижнее белье. Впрочем, это сейчас неважно. Чувствительность моя почти на нуле. Хотя с точностью прям порядок. Уселась куда нужно, как говорится.

Меня душит смех. Горлу становится еще больнее.

Он поднимает взгляд. Та же непроницаемость, что и прежде. Виви, похоже, не особо волнует, что я на всякие его жизненно важные органы уселась. Но раз ему нет до этого дела, то зачем париться мне?

И зачем мне вообще задумываться о каких-то его органах? Это же Виви, в конце-то концов!

Просто сильно повзрослевший…

Резко впадаю в ярость. Бью его ладонью в грудь, оставляя яркий радужный след точно посерединке.

И за всем этим следует мгновенная карма. Виви резко приподнимает одну ногу вместе со мной и скидывает меня на постель. Тяжело бухаюсь на одеяло, как гигантская пухлая статуэтка.

‒ Че-е-ерт. ‒ Щупаю бедра, проверяя, укрыты ли они прошитым краем мерзкой сорочки. ‒ Как ты обращаешься с больным человеком? Совесть поимей!

‒ Обязательно. ‒ Он смотрит на меня через плечо. С насмешкой. Это я разгадать вполне способна. ‒ Ты не из тех, кто долго размазывает себя грязью по стеклу.

‒ Изысканный комплимент. ‒ Сажусь поверх одеяла, вытираю ладони о сорочку. Заодно стираю обнаруженные радужные пятна и с бедер. ‒ Отвезешь меня к Сэмюэлю. И как только смогу сносно соображать, расскажешь, что ты знаешь о вирусе и тех, кто его создал.

‒ Тебе пока рано на долгие прогулки выходить.

‒ Тебя забыла спросить, ‒ огрызаюсь и неуклюже ползу к краю кровати.

Мне все равно, что Виви пристально наблюдает за каждым моим движением. Я-то знаю, что не являюсь объектом его интереса. Иммора составляют пару только с другим Иммора. Обычно в семьях заранее договариваются о будущих браках. У Виви тоже была своя златоглазая будущая женушка. Как же ее звали? Помню только, что имечко шлюховатое… Да, да, я злючка. И обожала посмеяться над Иммора. Как тут не воспользоваться моментом, когда сама находилась под ласковым крылышком и защитой влиятельнейшего из них.

И теперь его нет…

Застываю на самом краю. Губы начинают дрожать.

Нельзя раскисать. Я и так уже размазала свое самолюбие дальше некуда, да еще и перед Виви. Успею утонуть в слезах. Мне нужно дождаться, пока останусь наедине со своим горем.

Держаться. Держаться. Держаться.

‒ И… что? ‒ Спускаю ноги с кровати и тихонько касаюсь пятками холодного пола.

Виви вопросительно смотрит на меня от окна. Радужное пятно на его рубашке вызывает неконтролируемый смех.

‒ Так ты… женился? ‒ Сооружаю пальцами на голове нечто, напоминающее гребень. Не знаю, как еще изобразить подобие причесок, которые так обожала невеста Виви, имя которой отказывается всплывать в памяти.

Молчание затягивается. Наконец мужчина (кошмар, как его таким воспринимать?!) движется к креслу у окна и устраивается в нем.

‒ Нет. ‒ Подпирает кулаком подбородок и оглядывает меня своим прищуром с искрами золота.

Ну, дела. В высшем обществе, к которому и причисляют себя Иммора, штамповка детей вне брака не слишком приветствуется.

‒ Заделали мелкого, не поженившись? ‒ Хмыкаю и развожу руками. ‒ А ты бунтарь, Виви. Куда ушло все воспитание Сэмюэля? И, кстати, ‒ обвиняюще тыкаю пальцем в его сторону, ‒ безумно злит, что ты назвал пацаненка Эли. Это же одно из моих любимых имен. А ты знал об этом! Поиздеваться решил, да? Ну, признайся! Ты же вечно только и делал что фыркал на меня.

‒ Кого ты имеешь в виду?

‒ Кого? Да я про невесту твою! Как ее там?..

‒ Изалита.

‒ Во! Точно. ‒ Вспоминаю, почему это имя в мои подростковые годы сразу же показалось мне смешным. В Клоаке бордель один популярен был. Так его название созвучно с именем той прелестницы, что набивалась в невесты к моему так называемому брату.

‒ Она больше не моя невеста.

‒ Отстой, ‒ сразу же оцениваю я.

Тут, по ходу дела, все сложно и запущено. Заделали мелкого надоеду Эли и разбежались? Ни брака, ни феерии? Чудное пятно на репутации Люминэ. Сэмюэль такого бы никогда не допустил.

‒ Эли ‒ не ребенок Изалиты.

Ого, оказывается, все намного хуже. Виви только так гулял, пока я бревном на операционном столе валялась. Какой распущенный мальчик.

‒ Ну, он хотя бы твой? ‒ на всякий случай уточняю.

‒ Не совсем.

‒ Т-а-а-ак? А поподробнее?

‒ Эли ‒ не мой. Он наш. Наш с тобой ребенок.

ГЛАВА 11. ПЛОД ПРЕЗРЕНИЯ

Изощренное сегодня

Не могу себя сдержать. Хохочу и одновременно бью по одеялу ладонями.

Шутка настолько же забавная, насколько и мерзкая.

Прерываю смех мощным выдохом.

‒ Не смешно, ‒ бурчу, в одно мгновение сменив тональность.

Золото чужих глаз обволакивает и невольно притягивает взгляд. В Виви всегда было что-то от хищника. Нечто опасное. В этом он заметно отличался от Сэмюэля, глаза которого напоминали теплый мед.

‒ Не смешно! ‒ повторяю чуть громче. ‒ Я была в отключке. И мы с тобой уж точно… не делали всяких там вещей, от которых потом появляются дети. Фу!

Морщусь от одной лишь мысли о подобных отношениях с Виви. Он же мне брат. Почти. Я же так старательно пыталась создать видимость сестринско-братских уз. Ради Сэмюэля. Будь братец менее противным, мы бы точно поладили…

Да ни в жизнь! Кого я обманываю? Мы не совместимы, как недуг и лекарство. Как с таким дружить, если он то и дело устраивает подлянки?

И вот теперь, даже через столько лет, желает сотворить из моих нервов тугой клубок, а потом закинуть в какие-нибудь мрачные чащобы. Мог бы просто поддержать, порадоваться моему восстанию из могилы.

Но нет! Он просто не способен быть милахой. Это ж надо так жаждать мне навредить. Выдумать подобную чушь только для того, чтобы поиздеваться.

Гад.

‒ Ладно, ‒ скрещиваю руки на груди. ‒ Ха-ха. С такой мрачной рожей тебе все равно не стать отвязным шутником.

‒ Я не шутил.

Как же бесит его взгляд исподлобья. Он специально присаживается на низкие поверхности, чтобы оказаться ниже собеседника. Словно нарочно создает иллюзию возвышения над ним. Но на самом деле это Виви всегда возвышается. Это он смотрит сверху вниз. И будет смотреть так, даже лежа плашмя на самом дне.

Это какая-то немыслимая форма самоуверенности, о которой Сэмюэль и мечтать не мог.

Некая императорская величественность.

‒ Не шутил? ‒ хмыкаю и качаю головой. ‒ Подумай сто раз прежде, чем снова озвучивать бессмыслицу. Если у нас детка…

С губ срывается смешок. Нет, ну это и правда смешно. Я любовные сцены со всякого рода близостью только на картинках видела. И в фильмах. Ну, и на пижамных вечеринках мы с Тамарой пару раз порно-ролики смотрели… Одним глазком. Честно!

‒ У нас детка?.. Пфф… ‒ Хихикаю. ‒ Виви, врубись тогда в такую проблемку. Получается, что ты фактически поимел труп. Сечешь? Я ж почти дохлой была. Тру-у-упешник. Ты что, некрофил? Пф-ф… ой, не могу, щас уже лопну от ржаки.

Конечно же, я смеюсь. Потому что уверена на сто процентов в том, что Виви меня не трогал. Даже если отбросить формальности типа фиктивных семейных уз и взаимного отвращения, то оставался один здоровенный факт в виде самого Виви ‒ шикарного мужчины с роскошным телом и крепкой империей за плечами (про скверный характер опять же умолчу). Короче, под него с радостью легла бы любая особа, как обремененная мозгами, так и свободная от этих излишков. И любая из возможного списка еще бы и пяточки ему облизывала с причмокиванием.

При таком раскладе зачем ему я? Истыканный иглами кусок мяса?

‒ Вернемся на серьезную волну? ‒ чуть успокоившись, предлагаю я. Почти миролюбиво. Ему бы оценить должным образом мои попытки поладить. А не портить и без того натянутые отношения.

‒ Давай.

Ну, наконец-то! Едва не вздергиваю руки к потолку, изображая молитвенный посыл к небесам. Ведь может, когда захочет.

Однако нам все равно нужно разобраться до конца.

‒ Эли. ‒ Приподнимаюсь с кровати и тут же присаживаюсь обратно. Тело качает, как маятник. ‒ Эли… Чей он?

‒ Мой.

Ответ принимается.

‒ И твой, ‒ добавляет эта сволочь.

Сползаю с кровати на пол, держусь за одеяло. Оно частично валится на меня. Виви не двигается с места.

Шутка затянулась.

Поднимаю голову и смотрю прямо в золотые глаза.

‒ Я ‒ мама Эли?

Отвечает мгновенно, не раздумывая и не сомневаясь ни секунды.

‒ Да.

Проклятье!

Ползу на коленях к выходу. Потом с трудом приподнимаюсь и двигаюсь в полусогнутом положении. Влетаю в дверь плечом.

‒ Лето.

‒ Заткнись!

Слышу его голос совсем рядом. Идет ко мне?

Снова врезаюсь плечом в створку. Там нет никакого замка, и дверь в самом деле открывается легко. Просто это я все еще слишком слаба.

Вылетаю в ярко освещенный и стерильно белый коридор и прилипаю к противоположной стене. Щурюсь, наблюдая, как внутри помещения, которое я только что покинула, движется тень.

‒ Лето.

Его интонации наполнены размеренным спокойствием. Виви не преследует меня в попытке остановить. Он просто неспешно идет за мной, словно прогуливаясь.

Ползком, а иногда, когда появляются силы, и короткими скачками передвигаюсь вдоль стены, касаясь ее ладонью. Я понятия не имею, куда идти. Мной движет чистый инстинкт, разбуженный моей неуемной жаждой. Зверем иду по следу, ведь жертва уже намечена.

На пути попадается несколько сотрудников комплекса в медицинских халатах. Они не трогают меня, не стараются остановить, а сразу же шарахаются в сторону. Чувствую себя взбесившимся львом.

И в таком настроении натыкаюсь на Майю. Она тихо пищит, когда я повисаю на ней, вцепившись в халат. Планшет и чашка с кофе, которые она держала в руках, летят вниз. На снежно-белом напольном покрытии расплываются, будто кляксы на чистой рубашке, бурые пятна.

‒ Кто владеет всей информацией о проекте? ‒ выдыхаю я ей в лицо. ‒ Такеши? ‒ Она робко кивает. ‒ Где он?

‒ В-в-в ц-центральной наблюдательной. ‒ Женщина мертвенно бледнеет и уже трясется в моих руках.

‒ Скоси глаза, ‒ мягко и вкрадчиво прошу ее, ‒ в ту сторону, куда мне следует ползти.

Лицо Майи приобретает почти тот же цвет, что и у пола, а затем женщина послушно косит влево.

‒ Благодарю.

Отталкиваюсь от нее и бреду дальше. Звериный жар внутри усиливается с каждым шагом. По-моему, по дороге кое-какие конечности у меня отказывали, а сознание покидало тело. Но очнувшись от мучительного стазиса, обнаруживаю, что добралась до места. Тело двигалось само.

Когда-то Четыреста пятая сказала мне, что мой уровень адаптации выше любого жителя Клоаки.

«Все вокруг погибнут, но ты выживешь, ‒ говорила она. ‒ Ты еще не представляешь, насколько велико твое стремление к жизни».

Так что черта с два я сдохну.

Последняя дверь поддается легко. Влетаю в просторное помещение, уставленное оборудованием и экранами с какими-то показателями. У стены расставлены мягкие диваны и кресла, несколько столиков со стеклянными столешницами, на другом конце комнаты ‒ широкий стол с мониторами и моноблоками. Такеши, удобно устроившись в огромном стуле с пушистой накидкой и заткнув уши наушниками, флегматично водит пальцем по планшету, периодически останавливаясь и всматриваясь в записи.

Бреду к нему через все помещение, словно зомби, уловивший аромат свежих мозгов. Мои пальцы почти нежно касаются его шеи сбоку. Такеши вздрагивает и оборачивается со словами:

‒ Майя, я же просил час меня не беспокоить…

Выразительно пялюсь на него. Его глаза расширяются, и в следующее мгновение дикий ор заполняет помещение. Вдобавок врачишка подскакивает на стуле и неуклюже заваливается на бок, утянув за собой и сам стул.

‒ Ой, ой… ‒ Он приподнимается на локтях и, болезненно щурясь, трет лоб. А затем, видимо, вспоминает, каким образом оказался на полу. ‒ О, дьявол…

‒ Хорошо. ‒ Делаю шаг к нему. ‒ Можешь меня называть и так.

Рука сама собой тянется к стилусу на столе. Такеши в ужасе наблюдает за моими действиями. Мне по-прежнему любопытно, почему я вызываю у него такую реакцию. Возможно, вооружись я перышком из подушки, он испугался бы не меньше. Однако сейчас этот вопрос уходит на дальний план.

‒ Встань.

Такеши поспешно вскакивает на ноги, будто опасаясь не успеть исполнить команду до конца какого-то отведенного ему времени. Он жмется к столу и зажимает в кулаках ткань халата.

‒ В-вы… босиком, ‒ выдавливает он.

Опускаю взгляд и равнодушно осматриваю пальцы на ногах. На непокрытом полу наверняка холодно, но я ничего не чувствую.

‒ Угу.

‒ И… вам бы что-нибудь накинуть.

Ах да, я все еще в одной сорочке оттенка мяты. И так и ползла полуголой через все коридоры.

‒ Он разозлится, если вас будут видеть в таком… виде.

Он? Виви?

Медленно поворачиваю голову к зеркальной панели слева. Гнездо на голове, а сорочка висит на отощавшем теле, как промокшая тряпка на бельевой веревке. Да, пожалуй, в обществе в таком виде обычно не показываются. Но сейчас меня затопляет глубокое равнодушие.

‒ Я из мертвых восстала. Ждете, что буду цвести и пахнуть? Скорее уж чахнуть и смердеть.

‒ Я… я не это имел в виду. ‒ Такеши пунцовеет. ‒ Он из-за… из-за другого разозлится.

Не понимаю, что он там лепечет. Но мне и плевать.

Тычу стилусом в грудь врачишки, и тот мгновенно меняет цвет ‒ краснота уходит в бледность. Как было с Майей.

‒ Виви сказал, что маленький паразит ‒ наш с ним ребенок.

Наблюдаю, как Такеши белеет еще сильнее.

‒ Что-нибудь хочешь мне сказать по этому поводу?

‒ А господин Люминэ разве вам еще не все рассказал? ‒ Такеши шепчет, сопровождая вопрос обреченным присвистом.

‒ Только то, что я уже озвучила. Остальное узнавать у него я не собираюсь. Но тебя бы послушала. ‒ Хлопаю его по плечу почти по-дружески. ‒ Этому уроду я не верю. А вот ты, уверена, скажешь мне всю правду.

Взгляд Такеши фокусируется на стилусе. Прямо вижу, как в его глазах пестрит список из мест на его теле, в которые, как он думает, я могу сгоряча воткнуть свое оружие. Одновременно на лице врачишки мелькает выражение «за что мне все это?».

‒ Я жду, ‒ напоминаю и все-таки касаюсь стилусом его плеча.

Такеши дергается и поднимает руки, демонстрируя раскрытые ладони. Мне нет дела до его показушных приемов, я и так уже в курсе, что он полностью мне сдался.

‒ Эли ‒ ребенок Виви?

‒ Да.

‒ В чьем теле он рос?

У меня язык не поворачивается, спросить, мой ли Эли ребенок. «Мой ребенок» ‒ выражение, пробуждающее во мне омерзение.

‒ Имеете в виду, кто мама?.. Ай!

Взмахиваю стилусом перед лицом Такеши. Тот вжимает голову в плечи. Меня жутко бесит его страх. Я еле стою на ногах, а он трясется, словно в моих силах одним чихом его по стенке размазать.

‒ Мама Эли… ‒ предпринимает он еще одну попытку объясниться.

‒ Не говори этого слова, ‒ раздражаюсь настолько, что трясет от каждого выдоха. ‒ И это имя.

Похоже, оно больше не входит в список моих любимых имен. Пожалуй, теперь это имя мне даже ненавистно.

‒ Это правда! ‒ выпаливает Такеши. ‒ Он… ваш.

Образ врачишки расплывается перед глазами. Наконец-то ощущаю ступнями леденящий холод пола.

‒ К-как? ‒ Бесшумно всхлипываю.

Это всего лишь возглас в безжалостное никуда, но Такеши решает, что я жажду разузнать подробности.