Текст книги "Служебный роман для богини любви (СИ)"
Автор книги: Катерина Заблоцкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
Судя по выражению синих глаз, какое там сомневаться – Рене и так прекрасно знал, что тут ничего не работает, а его бумажками в лучшем случае подтирают одно место! Но все же, говорить это мне, собственной сестре, не спешил.
Не хотел расстраивать?
Впрочем, бережное отношение бога красоты и искусства явно не распространялось на Димитрия. Смахнув пыль с потрепанного диванчика, Рене вальяжно устроился на нем и, криво улыбаясь, внимательно наблюдал за купидоном.
– Скажи-ка, Димитрий, – протянул он, – а как дела обстоят с разнярядками? Что там стрелы? Мне кажется, необходимо вешать на них маячки, чтобы отследить активность… Но для этого мне нужно разрешение твоего начальства. Не знаю, согласится ли Эдита подписать ту ерундовую бумажку… Эдита?
– Согласится, – мрачно отозвалась я. – Мне совсем не нравится то, как функционирует нынче наш драгоценный отдел. В Канцелярии настоящий бардак…
– Да-да, – подтвердил Рене. – А поскольку моя сестра – исключительной порядочности девушка, – последнее было сказано с таким выражением лица, что я и сама ему не поверила, – то я склонен обвинять в том её ближайшего заместителя. Димитрий? Так как дела обстоят с разнарядками?
Купидон стремительно помрачнел.
– Отлично дела обстоят, – заявил он. – Ты лучше спроси у Эдиты, как у неё дела обстоят с богом смерти!
– С Себастьяном? А что не так? – изогнул брови мой братец.
Мне захотелось швырнуть в Димитрия чем-нибудь потяжелее. Какие отношения были у Рене и Себастьяна, я понятия не имела, но осознавала: велика вероятность, что отвратительные. И тогда совместные полеты мой брат точно не одобрит.
– Между прочим, – язвительно отметил Димитрий, – вчера Эдита с ним целовалась прямо в Канцелярии! Я видел! А ещё он возил её домой и, возможно, там и задержался!..
Звучало отвратительно. Я почувствовала, что стремительно краснею, а Рене направил на меня внимательный взгляд.
– Вот как, – многозначительно протянул он. – Задержался, значит…
7
Вот не зря я не сомневалась, что ничего хорошего Димитрий сделать не может! Теперь я, ощущая на себе внимательный взгляд Рене, мечтала только о том, чтобы поскорее провалиться под землю. Ничего хорошего выражение его лица не сулило, и я, пытаясь истолковать холодный прищур синих глаз, мысленно выкопала себе могилку и даже ласточкой прыгнула в неё.
– И ничего он не задерживался! – словно сопливая девчонка, попыталась оправдаться я, подавляя жуткое желание втянуть голову в плечи, а плечи вместе со всем остальным телом – затащить быстренько под стол, чтобы меня никто не увидел. – Просто подвез и все.
– И назад привез! – язвительно сообщил Димитрий. – С утреца!
Рене вздохнул.
– Ну что ж, я рад, что ты наконец-то бросила свои мечты о параллельных мирах и обратила внимание на Себастьяна. Он хороший мужчина, крепко стоит ногами на земле… Если б ещё кто-то, – Рене перевел взгляд на Димитрия, – не совал свой нос куда не надо и не тыкал стрелами кого ни попадя, то вообще было бы замечательно!
Я облегченно вздохнула. Кажется, Рене не злился и против Себастьяна ничего не имел. По крайней мере, не сказал по этому поводу ни единого кривого слова. Зато на Димитрия он бросал весьма недвусмысленные взгляды, способные испепелить кого угодно. Купидон чувствовал себя прекрасно. Раздражение и злость бога, пусть даже в этом мире бог – такая же профессия, как и многие другие, должны бы пугать, но Димитрий вальяжно рухнул на вторую сторону дивана и похлопал Рене по плечу с таким видом, слонов он тут был чем-то вроде древнегреческого Зевса, повелевал не только громами и молниями, а ещё и всем пантеоном богов.
– Советуй-советуй, братишка, – хохотнул купидон. – Эдита ведь всегда тебя слушает… И всегда делает наоборот!
Противный смех вызвал желание придушить поскорее обнаглевшего Димитрия. Я с трудом сдержалась, чтобы не опрокинуть ему на голову принесенные Рене разнарядки, но вместо этого только спокойно ответила:
– Возможно, я хочу измениться.
Этот факт развеселил Димитрия ещё сильнее. Он ещё раз панибратски пнул Рене в плечо.
Раздался громкий, неприятный звук – как будто что-то лопнуло. Я могла допустить, что лопнуло терпение Рене. Синие глаза потемнели, он вскинул руку, и на костяшках пальцев запрыгали язычки пламени.
– Да, – поднимаясь с дивана и нависая над Димитрием, протянул бог красоты и искусств, – крылышки мне не выделили. Розовую униформу тоже. Я, понимаешь ли, не слишком романтичен, моим умениям нашлось другое место.
– Д-да? – уточнил Димитрий.
– Ага, – Рене прищурился. – Но вот незадача! Кое-что мне всё-таки выделили, – пламя вспыхнуло ярче прежнего. – Например, возможность швырнуть в раздражающих меня людей несколькими молниями.
– Это не твои служебные обязанности! – взвился Димитрий.
– Ничего страшного! – мрачно отозвался Рене. – В качестве исключения. Назовем это близкородственным наследованием.
– Никакой он тебе не близкий родственник, – запротестовал тут же купидон. – И совсем не кровный! Неоткуда у тебя взяться молниям… Ай!..
Он вскочил с дивана, оскорбленно потирая подожженный взгляд.
– Я буду жаловаться!
– Кому, позволь поинтересоваться? – спросил Рене.
– Начальству!
– Пожалуйся, что уж, – спокойно пожал плечами мой якобы брат. – Посмотрим, что они скажут на статистику по выполнению разнарядок. Даже если бы вы стреляли случайно, и то процент попадания в нужных людей был бы выше!
Димитрий ещё раз потер пострадавшее место и нахмурился. Было видно, что потенциальное общение с начальством его несколько пугает и не приносит желанного облегчения.
И что-то мне подсказывало, что влияния у Рене было гораздо больше, чем у меня, а уж тем более у купидонов. Даром, что его отдел был вроде как у меня в непрямом подчинении… Не исключено, что он же рассчитывал разнарядки и для Себастьяна, и для… Интересно, а какие ещё боги здесь есть?
– В таком случае, – возмутился Димитрий, – я пойду туда, – и гордо ткнул пальцем в потолок. – К ней! И вот уж увидим, что она с тобой сделает!
– К ней? – переспросила я.
– Он имеет в виду Верховную истинных, – равнодушно отозвался Рене. – Что ж… Запретить заглянуть в гости к Матильде я тебе не могу, – он таинственно усмехнулся. – Так что да, ты можешь ей на меня пожаловаться.
– Она меня помнит, – Димитрий сделал грудь колесом. – Такого счастья, как я, она ни до, ни после не знавала! Даже бессмертные хотят…
Рене хмыкнул.
– Да-да, – как ни в чем ни бывало, протянул он. – Конечно же, она тебя помнит… Кажется, она что-то о тебе рассказывала…
Димитрий удивленно взглянул на моего брата.
– Что-то о пьяном белобрысом купидоне, – продолжил Рене, как-то по-особенному вредно ухмыляясь. – Который не совсем верно понял, как должен проходить обряд… И попытался, хм, превысить полномочия… Да так, что Матильда даже не знала, не отправить ли тебя случайно на соседний жертвенник. Там как раз был козел, и она уж помышляла, не подменить ли животное. Всяко разницу б никто не заметил…
Димитрий аж посерел от злости.
– Ты… Ты… – он ткнул пальцем в грудь. – Тебе-то откуда об этом знать?! Когда в этом году пришла твоя очередь, ты неделю нигде не показывался! Небось, она тебя не пощадила, кровью взяла!
– Ну да, – спокойно согласился Рене, улыбаясь. – Конечно, кровью.
Неизвестная Матильда, задействовавшая, очевидно, отнюдь не кровь Рене в некоем ритуале, почему-то привела Димитрия в бешенство.
– Ты с ней спал! – взревел он, бросаясь на бога красоты. – Ты! Ты посмел пролезть в постель к моей Верховной! К моей! Настоящей! Верховной!
Рене вновь вскинул руку, собираясь на сей раз воспользоваться куда более серьезным заклинанием, и у меня, если честно, оборвалось терпение.
– Ну-ка, прекратите немедленно! – воскликнула я и ради придания своим словам чего-то вроде влиятельности даже ударила кулаком по столу.
Зря.
Потому что стол, и без того не слишком надежный, загорелся, а где-то далеко в небесах громыхнул гром.
Димитрий и Рене стремительно повернулись ко мне и вытаращили глаза, не особо скрывая собственное удивление. Я и сама, если честно, шокировано взирала на полыхающий огнем стол и совершенно не знала, что мне делать.
– Ты умеешь колдовать?! – охнул Рене.
– У тебя ж не было способностей! – влез тут же Димитрий. – Ты всегда…
– Мальчики, – я попятилась, – если мы ещё немного поговорим, тут все сгорит…
На Димитрия мои слова не произвели совершенно никакого впечатления. Рене же, словно очнувшись ото сна, бросился к столу и, вооружившись первой попавшейся папкой, ударил по огню. Помогло, языки пламени стали меньше. Я сомневалась в том, что если забросать пламя бумажками, то можно таким образом его остановить, но Рене сориентировался куда лучше меня, сбивая огонь и затаптывая ногами полыхающие бумажки.
Отчеты из аналитического отдела уцелели. А вот то, что подготовил Димитрий и где наверняка была тьма нарушений, вспыхнуло ясным пламенем и превратилось в пепел гораздо быстрее, чем до этих кип бумаги добрался Рене, спасающий нас от огня. Я только вскрикнула, отпрыгивая в сторону, когда пламя попыталось лизнуть на пробу и мои ноги, но бог красоты одним прицельным взмахом руки остановил и его. Свою магию он применял крайне осторожно, как будто н едо конца был уверен в том, как она отреагирует.
Катастрофа была устранена. По крайней мере, ничего, кроме нескольких отчетов, не пострадало. Снаружи собирались тучи, но я списала это на случайное совпадение, решив, что у меня таких сил быть не может.
Впрочем… У меня никаких быть не может, но есть же! Вот, искры летят из-под рук! Во все стороны!
Что за чертовщина…
– Эдита, – серьезно обратился ко мне Рене, одергивая воротник своей рубашки и отмахиваясь от подпрыгивающего на месте Димитрия. – Скажи мне, солнышко, давно это у тебя?
Он осторожно подошел ко мне, поймал за запястья и осторожно сжал ладони, успокаивая примерно так, как в моем мире пытались уговорить не переживать сумасшедших. А что? Вдруг удастся человека упаковать без смирительной рубашки и без дополнительных препаратов? Всяко проще, и экономия государственного ресурса получается.
– В п-первый раз, – немного заикаясь, отозвалась я. – А ч-что?
Димитрий открыл было рот, чтобы прокомментировать это, но Рене, повернувшись к купидону, неожиданно рявкнул на него:
– Подожди за дверью! И сдвинешься хоть с места, я тебя лично на следующий жертвенник положу, вместо козла!
Впечатлившись командой Рене, Димитрий повиновался и выскочил из кабинета, с грохотом захлопнув за собой двери. Бог красоты только скривился, явно недовольный таким ярким проявлением эмоций, но комментировать не стал. Он осторожно взял меня под локоток, довел до дивана, усадил на него и вновь взял за руки.
– Расскажи мне, солнышко, – проворковал Рене, – что ты вчера такого необычного делала?
Вчера я попала в другой мир. Интересно, это можно считать необычным? Но я очень сомневалась, что Рене оценил бы такие откровения, потому просто пожала плечами.
– Ну, антресоли на меня упали…
– А дальше что?
– И я п-п-подумала, – все ещё немного заикаясь, промолвила я, – что было бы неплохо немного н-н-наладить работу отдела. Взяла книжку п-п-почитать с уставом…
– Дальше что?
– Себастьян подвез меня до дома. На этой страшной карете, которая по воздуху летает, – послушно ответила я, чувствуя себя маленькой девочкой на допросе. – Потом… Потом я зашла в дом… Точнее, я сумку где-то посеяла, потому через дверь зайти не смогла, пришлось залезать через террасу. Вот. Почитала ту книжку, с правилами. Решила, что буду перестраивать работу отдела…
Рене кивал, не сводя с меня взгляда.
– Дальше что?
– Да ничего такого! – вздрогнув, отозвалась я. – Себастьян утром вновь подвез меня сюда. Я зашла к тебе, чтобы разузнать, как там с отчетами… Я мало что помню, понимаешь…
– Да-да, – подтвердил Рене. – Понимаю, антресоли. Но ты никогда прежде не колдовала. Что такого необыкновенного могло произойти, что тебе наконец-то выдали твои, хм, служебные полномочия…
Меня выдернули из другого мира и усадили на чужое место. Это считается?
– Не знаю, – вместо того, чтобы сказать правду, выдохнула я. – Но я вчера твердо решила, что налажу здесь работу и буду делать все по правилам… Это считается?
– Полагаю, что считается, – усмехнулся Рене. – Раньше ты не горела большим желанием работать… А положенный тебе по должности дар не спешил проявляться. Так что, сестренка, могу тебя поздравить. Теперь, когда ты решила взяться за дело, к тебе пришла и сила! Хотя странно, конечно…
– Что именно странно? – насторожилась я.
– Мы же не просто так получаем эти должности, – пожал плечами Рене. – Ты же помнишь, как нас отбирали? Просто пошли по списку. Да, была возможность отказаться, но тебе предложили, исходя из уверенности, что ты отлично подходишь для этой должности. И только сейчас, спустя два года… Впрочем, об этом лучше спросить Матильду.
Воспоминание о всё той же Матильде, очевидно, таинственной Верховной, заставило Рене нахмуриться, и я, рискнув, попросила:
– А расскажи о ней поподробнее?
– Да что рассказывать? – дернул плечом Рене.
– Ну у тебя же с ней… отношения?
– Какие отношения могут быть у мальчишки с Верховной? – закатил глаза он. – Я не Димитрий и не страдаю особой формой нарциссизма. Она просто проводит со мной время. Если мужчина готов принимать это, то она готова принимать этого мужчину… Изредка, – я видела, что Рене не слишком легко давались эти слова.
– Ты не мальчишка, – выпалила, не подумав, я, а потом задумалась: а сколько нам всем здесь лет? Я чувствовала себя на свои же неполные двадцать четыре, но вот мысль о том, что я могу быть и гораздо старше, неприятно поразила меня. Мало ли, вдруг местная Эдита на самом деле уже почти старуха?
– Что значит двадцать семь против женщины, пережившей много столетий? – пожал плечами Рене, развеивая мои сомнения. Если ему столько, сколько он говорит, то я, скорее всего, на пару лет моложе. Всё сходится! – Истинные бессмертны… И бесконечно ленивы, ты же знаешь. Мы всего лишь замещаем их. А Матильда столько веков была связующей нитью между нашим и их мирами, что давно уже разучилась привязываться к людям.
– Вот только, – отметила я, заметив грусть во взгляде мужчины, – она продолжает привязывать их к себе.
– Я не сентиментален, – холодно отозвался Рене. – И я знаю свое место. Я могу быть Матильде симпатичен или интересен, не более того.
– Но ты её любишь.
Он дернулся.
– Ты не можешь судить об этом.
От мягкого, спокойного и веселого Рене не осталось и следа. Его синие глаза будто были сделаны изо льда. И мне подумалось, что эта неизвестная Матильда, должно быть, очень жестока и просто использует его. Но почему я в это лезу? В конце концов, его личное дело…
– Я богиня любви, – нужные слова нашлись как-то сами по себе. – А значит, понимаю, о чем идет речь, Рене. И эти отношения разбивают тебе сердце.
– Когда разобьют окончательно, мне станет легче, – пожал плечами мужчина. – Потому что болеть больше будет нечему. Но не ожидал от тебя разговоров о любви, Эдита.
– Я изменилась.
– Очень кардинально.
– В худшую сторону?
– Нет, зачем же? – Рене вымученно улыбнулся. – Но не придавай слишком большое значение месту Матильды в моей жизни. У меня есть только одна любовь, и это, как ты сама знаешь, работа… Ты посмотришь отчеты?
– Разумеется! – с жаром отозвалась я, хватаясь за бумаги. – Я со всем разберусь и всё сделаю…
– В таком случае, мне пора, – Рене наклонился ко мне, запечатлевая братский поцелуй на щеке, потрепал потянувшийся к нему живой вазон, подаренный вчера Себастьяном, по причудливой листве, подмигнул мне и покинул Канцелярию, оставив по себе легкий флер осенней грусти.
Я только вздохнула, глядя ему вслед. Конечно, называть себя богиней любви было слишком… Самонадеянно, но назвался грибом – полезай в корзинку! А моя корзинка состояла из списка правил и обязанностей богини любви, была устлана горой отчетов, а роль соседних грибов выполняли купидоны да любовный патруль. И не знаю, как насчет вторых, но один яркий представитель вида “мухомор красный” топтался в коридоре и явно придумывал какую-то очередную пакость.
– Димитрий! – окликнула я, воспользовавшись тем, что Рене не слишком плотно прикрыл за собой дверь. – Иди-ка сюда!
– Да-да, Эди? – купидон спешно скользнул в дверной проем и гордо устроился на краешке моего стола, упираясь обеими ладонями в столешницу. Мне предоставлялась обзору не только его спина и затылок, а ещё и обтянутый розовыми штанами зад. – Будем отмечать то, что у тебя дар прорезался?
Он поставил на стол небольшую бутылочку, очевидно, с чем-то спиртным.
Конечно, в уставе богини не было ни слова о том, что ей нельзя пить на рабочем месте, но что-то мне подсказывало, что сие досадное упущение было совершено случайно, а не со зла, и исключительно по той причине, что составителю той книжки и в голову не приходила мысль о распивающей с купидонами алкоголь богине!
– Будем, – мрачно пообещала я, мстительно придвигая к Димитрию чуть ближе Себастьянову трахиандру. Растение, впечатлившись близостью неприятной ему руки, моментально свесилось со своего горшка и плотоядно защелкало листвой. – Но сначала я рассортирую разнярядки, свяжусь с нужным отделом, чтобы прислали контролирующие амулеты и выслушаю от тебя крайне увлекателью правду относительно функционирования отдела купидонов. Ты ж там у нас вроде как предводитель?
Димитрий, возможно, действительно был предводителем, но ни подтвердить, ни опровергнуть сей факт просто не успел. Потому что трахиандра, прицелившись, наконец-то схватила его за руку.
Канцелярия любви наполнилась возмущенным воплем.
– И не забудь, пожалуйста, связаться с остальными своими коллегами, – мстительно добавила я. – Потому как для них у меня тоже будет достаточно заданий… Чего сидишь? Приступай, Димитрий, приступай! Пока не закончишь работу, это милое растение тебя не отпустит!
8
Димитрий жалобно взглянул на меня.
– И ты готова презреть всю нашу многолетнюю дружбу ради корысти, которую ты оправдываешь служебными обязанностями?! – вопрошал он, не сводя с меня своего полного ужаса и слез взгляда. Я только хмыкнула, смерила его недовольным взглядом, усмехнулась и кивнула.
– Да, готова.
– Это подло!
Модифицированная трахиандра перехватила руку Димитрия покрепче, показывая, что она думает об этом несносном молодом человеке и его личном мнении обо мне. Я с усмешкой смерила его взглядом и протянула:
– Не увиливай, Димитрий. Давай, будь добр, во всех подробностях. Рассказывай, как это наш прекрасный отдел дожил до такой отвратительной жизни, что купидоны творят невесть что.
– Ну так тебе же неинтересно было! – возмутился Димитрий. – А люди так забавно себя ведут, когда подстреливать их другими стрелами!..
– И ты хочешь сказать, что вы делали это только забавы ради?
– Конечно!
Я покосилась на трахиандру. Разумный вазон не спеши отпускать руку Димитрия, а вместо того, чтобы немного сползти с его пальцев, уверенно полез дальше. Пока что не кусался, но я прекрасно понимала, что это только потому, что цветок не хочет привлекать лишнее внимание. Как только он поймет, что ему просто-таки необходимо грызнуть Димитрия посильнее, он моментально вопьется своими крохотными зубками в его плоть. И, если честно, я б не стала так рисковать на его месте.
– В таком случае, – протянула я, прекрасно понимая, что добрым словом из Димитрия правду не вытряхнуть, – цветочек тебя отпустит. Понимаешь ли, он наученный, у него есть разум… Лжецов не переваривает. Точнее, – я противно усмехнулась, – как раз лжецов он и переваривает, а вот остальных предпочитает отпускать. Что ж, странно, конечно, что он так и не оставил тебя в покое… Но, я думаю, сейчас он распознает правду – и все! А чего это он так лезет к твоим венам?
Димитрий встрепенулся. Одна из змеек трахиандры откинулась назад, явно собираясь впиться своими острейшими зубами в изгиб его локтя, и он едва успел второй рукой схватить существо за стебель, дабы не допустить кровопролития.
– Ладно, ладно! – зачастил купидон. – Я тебе соврал!
– Я в этом даже не сомневалась.
– Иногда мы берем заказы! На стрелы, – выпалил Димитрий. – Да, да! Я знаю, что по кодексу это запрещено! Но у нас маленькая зарплата…
– Трахиандра очень чувствительна ко лжи, – напомнила я.
– Хорошо, – вздрогнул он. – У нас нормальная зарплата, но денег много не бывает. Потому мы и… Ну… Ты поняла, короче.
– Нет, – серьезно покачала головой я. – Понять торг любовью я не могу. И что, этим занимаются все?
– Нет, – Димитрий покраснел. – Не все. Только часть из нас. Кто-то правда по разнарядкам летает, кто-то тычет этими стрелами в деревья и идет гулять.
– Но ты – занимаешься.
– Я б никогда…
Трахиандра угрожающе задергалась.
– Да, я занимаюсь, – сдался он.
– И ты знаешь, чем это тебе грозит? – мрачно уточнила я. – Чем, Димитрий?
Он, явно не понимая, что последний вопрос был задан не потому, что я хотела его проучить, а потому, что сама не знала на него ответа, протянул:
– Полное лишение магических способностей, увольнение и тюрьма.
– И ты все равно шел на риск.
– А что мне оставалось де!.. – он осекся. – Я плохой. Эдита, Эдиточка, Эдитулечка, – забыв о трахиандре, он рухнул на колени. Вазон вытянул стебли, но не отпустил. – Эдитусенька! Молю тебя! Прости меня, дурака! Я больше ни одной стрелы не пущу мимо цели! Буду работать как следует! Просто дай мне испытательный срок! Пожалуйста! Умоляю! Я не буду лениться! Только не отправляй меня в тюрьму!
Я серьезно взглянула на него. Никакого желания проявлять жалость по отношению к Димитрию не было, тем более, образ противного бывшего засел на подкорке, но я подумала: а ведь от моего решения зависит его жизнь! И он действительно может погибнуть, сгнить в тюрьме.
– Хорошо, – сдалась я, скривившись. – Пока что живи. Но если ты хоть как-нибудь будешь мне мешать или опять нарушишь закон… Или просто будешь работать недобросовестно – все твои деяния станут достоянием общественности. И ещё. Возьми-ка лист бумаги и запиши всех, кто тоже совершал такие прегрешения. Я подумаю, что с вами делать. Посоветуюсь с Себастьяном.
– Он тебе не…
– Ты хочешь что-то мне порекомендовать?
Димитрий осекся, мрачно взглянул на трахиандру и, проявляя чудеса покорности, взялся за ручку и принялся старательно выводить перечень имен.
Я не сводила с него глаз. По моим предположениям, совсем скоро должны были появиться и остальные купидоны – они, конечно, не выполняли разнарядки, но получить без них стрелы не могли. Надо было ещё решить вопрос, куда те самые стрелы деваются, раз уж их используют не по назначению, но я решила, что займусь этим позже. Что купидоны не станут сразу же на путь истинный, я нисколечко не сомневалась.
…Где-то на середине списка, когда Димитрий, упорно сдувая пот со лба, стал коситься на меня особенно неприязненно, но все ещё боялся высказать недовольство, дверь Канцелярии распахнулась настежь. В коридоре никого не было, только небольшая, даже крохотная, я б сказала, тележка. В ней лежали стрелы и какие-то кулоны. Никакой особенной предназначенности этих стрел я не заметила, но, покосившись на разнарядки, решила, что привязка происходит в момент выдачи, так сказать, оружия. Наверное, это и есть обязанность богини любви – утверждать невидимые связи между избранным человеком и стрелой.
Стрел было мало.
Димитрий, только-только закончивший перепись незаконопослушного купидоньего населения, тоже обратил на это внимание. В его списке значилось не менее трех десятков купидонов, я вчера видела только семерых или восьмерых.
– А сколько у нас всего купидонов трудится на благо организации? – мрачно поинтересовалась я.
– Пятьдесят три! – отчитался Димитрий.
– И сколько выстрелов может сделать купидон?
– Купидон-передовик или среднестатистический?
– Среднестатистический законопослушный купидон, – уточнила я. – Который будет стрелять строго по разнарядкам.
– Ну-у-у…
Мы одновременно покосились на трахиандру. Растение, отпустившее было Димитрия, демонстративно защелкало челюстями, показывая, что соврет – справедливой кары не избежать. Купидон откровенно впечатлился, тяжело вздохнул и промолвил:
– Смотря какая разнарядка. Когда мы летали, конечно, стандартным показателем было три-четыре. Но кто-то умудрялся выдать и пять, и даже семь! Теперь, так как многим придется ехать, ведь влюбленные пары разбросаны по всей стране, а не сконцентрированы строго в столице, хорошим результатом будет уже двое…
– Двое, значит, – протянула я, поднимаясь со своего места и подходя к стрелам.
Мне казалось, что разнарядок было очень много, а вот стрел выделили всего десятка четыре. Как раз в расчете по две на одного незапятнанного купидона. Димитрий обратил на это внимание и поспешил пояснить:
– Это потому, что твой неадекватный братец притащил все невыполненные разнарядки, накопившиеся за период! Он не вычеркивает из своих списков тех, кого уже ранее предопределял как будущую жертву любви, а проверяет их заново! Чтобы быть уверенным, что стрела долетела!
– А долетает она крайне редко, – отметила я.
– Да, но…
– Я уже слышала о твоих махинациях, довольно, – оборвала я начавшего было рассыпаться в объяснениях Димитрия. – С меня хватит. Скажи-ка, и за какой период тут разнарядки?
– Ну, где-то за год у него подкопилось… Но тут самые свежие, наверное.
Или наоборот, самые старые.
Я вспомнила какие-то списки, висевшие у Рене, предположила, что, раз купидонов, грубо говоря, полсотни, а стандартный показатель – четыре стрелы, то за день истинную любовь должны были находить около двухсот человек… А дней в году, предположим, триста шестьдесят пять, как и у нас. Сказать, что цифра получалась невеселой, не сказать ничего. Тысячи невыполненных разнарядок, которые обозначали бы истинную любовь.
– И что, – не удержалась я, – у нас только условные шестьдесят… Ну, семьдесят тысяч человек в год влюбляются искренне?
– Ну-у-у, – протянул Димитрий. – Раньше было больше, но Канцелярия любви и так не особо справляется… Да и ведь любовь случается и без стрел. Просто эта – истинная и на всю жизнь. Когда-то стрелами, ты же знаешь, одаривали всех на то заслуживающих. Но у нас нехватка кадров…
А у кадров – нехватка мозгов.
– Потому и есть аналитический отдел. Твой придуркова…
Я выразительно кашлянула.
– Твой брат, – исправился Димитрий, – отбирает самых достойных.
– Да уж, – скривилась я. – Интересно девки пляшут… И долги растут. А люди лишены истинной любви, потому что кое-кто торгует стрелами и стреляет ими в воздух! Паршивец! И выдали нам стрел всего немного! По способностям, получается?
– По количеству возвращенных, – помрачнел Димитрий.
– Значит, из норм не выйти?
– Зачем же, – возразил он. – Если вернуть столько амулетов, сколько мы получили, количество стрел будет немного увеличено. Это как показатель, что мы справляемся.
– И что вы делали с предыдущими амулетами?
Димитрий и вовсе помрачнел.
– Уничтожали.
– А объясняли как.
– Издержками производства.
– Издержками производства! – фыркнула я. – Ну оно и неудивительно, что нам так мало выдают…
– Это ещё из-за архива может быть, – разоткровенничался он. – Потому что там на нас злятся. У нас бумажные дела в порядок не приведены, да и…
– Не приведены, говоришь, – ухмыльнулась я. – Ну ладно. Когда, ты говоришь, все купидоны явятся на слет?
Димитрий помрачнел, а потом кивнул в направлении окна, через которое можно было увидеть настоящую толпу мужчин и парней, облаченных по большей мере в крикливые розовые одеяния.
Я прекрасно понимала, что мне надо выбраться к той толпе, раздать разнарядки и наконец-то определить запланированное наказание. Димитрий переминался за моей спиной с ноги на ногу, ещё и ни с того ни с сего выдал:
– А говорят, что если долго работать так, как надо, и возвращать все амулеты по адресу, то крылья могут отрасти… Но в это никто не верит! Потому что ни у кого не отрастали…
– Потому что у меня не купидоны, а какое-то сборище клоунов, – грубо оборвала его я, решив, что больше всякую ерунду слушать не стану – довольно! – Ничего. Будете работать достойно, может, и крылья отрастите. А нет – всех уволю и наберу новый штат!
– Так это ж призвание надо…
– С такими призванными, как вы, можно пьяниц с улицы набрать и луки им в руки дать, и то чаще попадать будут, – грубо оборвала я его. – Ладно, пойдем.
Ждать от Димитрия, что он нормально исполнит роль сопроводителя и покажет мне, куда надо идти в этих путанных коридорах, было бы слишком наивно. Я на такую щедрость с его стороны совершенно не рассчитывала. Потому, взвесив все за и против, решила: полезу через окно!
Оконная рама поддалась со скрипом, но я помнила, что вчера один из купидонов прохлаждался у меня на подоконнике, значит, путь сей реален. И вправду, Канцелярия Любви размешалась на первом этаже, да ещё и фундамент у здания был не особо высоким. А уж как-то с высоты в полтора-два метра я спрыгну без проблем.
– Ты первый, – велела я Димитрию. – И без глупостей!
Купидон поморщился, но спорить со мной не решился. Вероятно, свежо было воспоминание о зубах вазона, сжавшихся на него руке. Все ещё косясь на растение, он с немалой охотой вскочил на подоконник и спрыгнул с него вниз, на зеленую траву. Я прихватила с собой стрелы и часть разнарядок, справедливо рассудив, что больше, чем есть стрел, все равно не понадобится. Заодно взяла и перечень провинившихся купидонов, надеясь, что Димитрий не солгал, называя их преступниками. Впрочем, нет, трахиандра бы меня предупредила.
А вазон, кажется, не собирался отказываться от собственных полномочий. Что-то затрещало, и рынка внезапно оторвалась от стола. Я наклонилась, чтобы посмотреть на неё, и обнаружила, что сквозь пластмассовое дно пробились корни растения. Трахиандра явно собиралась оказать свою посильную помощь в воспитании купидонов.
– Моя ты хорошая, – усмехнулась я, перенося её на подоконник. – Не прыгай сама, я тебя спущу.
Не задумываясь о возможных последствиях, я протянула руку. Крохотные змейки моментально потерлись о неё, едва сдерживая, кажется, ласковое урчание. Я улыбнулась и сама полезла вниз.
Сначала спрыгнула сама, потом переставила на землю вазон, а уже в самую последнюю очередь взяла стрелы, достаточно тяжелые, да разнарядки и направилась к купидонам. Те стояли, сгрудившись в одну толпу, и подозрительно косились на Димитрия. Что-то мне подсказывало, что он не успел ещё разоткровенничаться и сообщить о том, чем там занимался в моем кабинете.
Завидев трахиандру, бодро шагающую нога в ногу со мной (или корректнее будет сказать – корень в ногу?), купидон заметно побледнел и тяжело вздохнул. Он, кажется, осознал, что спасения не будет, и обреченно наблюдал за происходящим.
