Текст книги "Подчини волну! (СИ)"
Автор книги: Катерина Снежинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
AnnotationИх нет. Он упорно ищет «свою» пулю, она просто существует. И для того чтобы научиться жить и найти в себе силы отпустить призраков, им нужно быть рядом. Это сложно – гораздо сложнее, чем может показаться. Но жизнь того стоит. Поверьте, они точно знают. Внимание! В тексте содержится ненормативная лексика: ругательства (не мат), жаргонизмы, сленг. Осторожно! Клише. ЧЕРНОВИК (текст не вычитан).
Подчини волну!
Пролог
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Глава десятая
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
Глава шестнадцатая
Вместо эпилога
Подчини волну!
Подчини волну! Катерина Снежинская
Пролог
Пролог
Уважаемые читатели!
Не ищите в этой книги аналогий с реальным миром. К сожалению, такие понятия как «война», «геноцид» и «жестокость» появились задолго до нас. Но я действительно верю, что заезженные и избитые «любовь», «дружба», «справедливость» справятся с грязью во все времена и во всех мирах.
Автор
«Ты серьезно думаешь, что тут бал дебютанток? Мол, возьмемся за ручки и томно глянем в глазки? Это война, детка! Хватай за ширинку и тащи в темный угол. Если времени хватит...»
Совет от бывалого сержанта медслужбы
Пролог
Ветер ненавидел.
Он ненавидел этот город, утыканный гвоздями небоскребов так плотно, что его порывы между ними слабели, путаясь в углах, выступах и арках человеческого муравейника, заставляя терять голос, переходя с рева на жалобное поскуливание. Ненавидел ущелья улиц, забитые воняющими железом, горелой проводкой и расплавленным пластиком монстрами, над которыми он был не властен. Ненавидел крысиные ходы переулков...
О да! Их он ненавидел особенно сильно! Стоило только случайно задеть кирпичные стены, покрытые склизкими, лишайными пятнами; коснуться комка бумаги с догнивающим куском гамбургера; тронуть прелое тряпье, прикрывающее пару дней как сдохшего за переполненными мусорными баками бродягу – и ветер переставал быть собой. Он становился грязным и липким, как эти стены. Вонял, словно гнилая котлета. В нем не оставалось ничего, словно он сам становился трупом – бессмысленность, бесцельность. Пус-то-та.
Но больше всего он ненавидел людей. Потому что им было наплевать на него. Ветер сотни лет убеждал себя, что ему нет дела до насекомых, ползающих по ущельям, сидящих в вонючих коробках, прячущихся в своих игольчатых домах. Человеки не обращали на него внимания, а ему плевать на них – в ответ. Почти убедил.
Но те, кто осмеливались не замечать его в небе, принадлежащем только ему, приводили ветер в ярость. Вот, например, эти семеро, расположившиеся на крыше самого высокого муравейника как у себя дома, какое право имели быть здесь? Тут была его территория и они – чужаки, хамы! – вломились на нее с наглостью насильника.
Ветер, бесясь, рвал им волосы, словно действительно мог содрать скальп. Пытался стащить с плеч негнущуюся, черную одежду. Хлестал по лицам мокрыми полотенцами дождя. Гнал над головами сизые, рваные тучи.
Без толку.
Один из чужаков присел на корточки за бетонным коробом, поднял воротник куртки, прикрывая от ветра трепещущий язычок зажигалки, и выпустил тонкую струйку остро пахнущего дыма. Порыв тут же изодрал пелену в клочья. Но наглец этого даже не заметил – помахал перед лицом ладонью, словно дым все еще весел у него под носом. Поднял голову, глядя на того, кто стоял рядом с ним – хмурого, сложившего руки на груди, глядящего тяжело, исподлобья.
– Тир, может...
– Отвали, – коротко гавкнул мрачный.
Еще один, с татуировкой, покрывающей колючим узором висок, скулу и щеку, выматерился, сплюнув под ноги, закинул короткий, словно обгрызенный, автомат на плечо. И побрел куда-то вдоль ограждения, попинывая осколок бетона. Ему до ветра тоже дела не было. Хотя тот и старался, пытаясь сорвать клок волос, торчащий на бритой башке как хвост на конской заднице.
Остальные молчали, искоса поглядывая на застывшую с краю крыши фигуру. Этот, замерший на самой грани, так, что тупые носки его высоких ботинок висели над бездной, казалось, не замечал вообще ничего. Будто вокруг него пустота была, вакуум.
Полы расстёгнутого пальто тяжело хлопали за спиной, как провисшая мокрая парусина. Мелкий колкий дождь сек лицо, но и на это ему было плевать. Парень, не моргая, смотрел на город под своими ногами кукольными, остекленевшими глазами. Верхняя губа его подергивалась, как будто он едва сдерживался, чтобы не оскалиться. Только этот тик и остался у него от живого человека.
Мрачный шевельнул плечами, скрипнув кожей куртки, с силой провел пальцами по коротким, темным волосам, будто прочесав их, шагнул вперед и негромко, словно боясь спугнуть, позвал:
– Дем...
Стоявший на краю не отозвался. Даже не шевельнулся. Не отреагировал он и тогда, когда тяжелая ладонь легла ему на плечо.
– Дем, пора. Пойдем.
Пальцы в коротких перчатках сжались резко, рывком, словно через руку парня ток пустили.
– Ненавижу! – прошипел он. Губа задралась, сморщилась, обнажив стиснутые зубы. – Как же я все это, мать вашу, ненавижу!
– Пойдем.
– На кой хрен?! Командир, на кой хрен это все нужно?! Кому?!
– Брат...
– Да пошел ты!
Парень развернулся, скидывая ладонь с плеча. И качнулся назад – в пустоту. Тир сграбастал его за лацканы пальто, рванув на себя, волоком стаскивая с парапета. Дем, дико скалясь, обеими руками саданул по его предплечьям, пытаясь вырваться. Командир не дал – притянул к себе, обхватив за плечи.
Дем откинул голову, как будто собираясь врезать лбом по кривой переносице. Но... обмяк, осел, ткнулся головой в капитана. И завыл – тихо, глухо, едва слышно. Страшно. Словно через силу проталкивая воздух сквозь до хруста сжатые зубы.
Черные фигуры за ними не шевелились, застыв чернильными абрисами на фоне свинцовых туч – плоские, нарисованные тушью. И казалось, что за их спинами к крыше тянется мрак.
Не было никакого мрака. Просто наступил тот короткий миг, когда солнце, невидимое за грязной портьерой неба, село. Его рассеянный, сумрачный свет уже пропал, а фальшивое зарево ночного города еще не разгорелось.
И когда внизу, в ущельях улиц, вспыхнули фонари, помаргивая ореолами радужных рекламных огней, крыша была пуста. Люди исчезли, оставив ветру его небо.
Порыв взвился вверх, закрутив вихрем мелкий мусор. Подхватил растоптанный окурок, вычищая свою территорию, радуясь, что, наконец-то, остался один. Хотя в чем-то со своими незваными гостями он был согласен.
Ветер тоже ненавидел этот город.
Глава первая
Глава первая
Вейр остановилась возле своей машины, перекинув сумку на живот, чтобы достать ключи. И замерла, вцепившись в кожаный ремень, разглядывая синий, глянцевый бок «Гламор-Экстра», словно видела его впервые.
С ней такое случалось. Ни с того, ни с сего она зависала, как перегруженный компьютер, уставившись на что-нибудь блестящее или светящееся. Нет, она не выпадала из жизни. И сознание, слава Богу, оставалось при ней. Но чтобы стряхнуть с себя ступор требовались усилия.
К счастью, «зависала» она все реже.
Ветер шлепнул ее по щеке, провезя чем-то липко-мерзким. Доктор вздрогнула, отшатываясь. Низкий, практичный каблук попал в выбоину на асфальте и Вейр едва на задницу не села. Пришлось балансировать, нелепо расставив руки в стороны, размахивая сумочкой. Сердце колотилось в горле, виски ломило. Кровь от страха прилила к черепу, заставляя видеть тени там, где их не было.
Проморгавшись, прижимая руку к груди в лучших традициях мелодрам, Ли убедилась, что на нее напал обрывок газеты, которой ветер играл, как кот с бантиком. Мазнув Вейр по лицу, порыв погнал смятый комок вперед, пнув его о разгорающийся в предвечерних сумерках фонарь.
Доктор сглотнула, пытаясь смыть во рту кисловатый приступ страха. Ладонью вытерла со лба холодную испарину. Пальцы заметно подрагивали. Неврастения, что тут скажешь? Застарелая, знакомая, такая же неотъемлемая часть ее самой, как привычка грызть щеку.
Телефон в кармане грохнул, будто взорвавшаяся бомба, затопив пустую улицу веселеньким, жизнерадостным маршем. И заставив Вейр подскочить на месте.
– Да что ж это такое-то?!
Она дернула из кармана пластиковое тельце, выворачивая подкладку. И, злясь на весь мир, а больше всего на себя саму, рявкнула, не глядя на номер:
– Доктор Вейр слушает!
– Ты опять пропустила сеанс у психолога, – вместо приветствия, констатировала мать.
Зря она на номер не посмотрела. Умные люди для того и придумали определитель, чтобы можно было сделать вид, что не слышала звонка. Или забыла телефон в машине. Или случайно спустила его в унитаз.
– Мама, я только что вышла от нее, – напомнив себе в тысячный раз, что терпение есть великая добродетель, отозвалась Вейр. Ровный тон давался с трудом. Желудок мелко подрагивал, как холодец. – И собираюсь сесть в машину, чтобы ехать домой.
Доктор вспомнила, что действительно собиралась сесть в машину. Только ключи достать не успела. Из сумки достать, точно!
Она закрутила головой, пытаясь определить, где эта самая сумка. Не сразу сообразив, что сжимает ее ремешок в собственном кулаке. А само творение от Дер Кусо тушкой лежит на грязном асфальте.
– Ты меня не обманываешь? – выдержав театральную паузу, осведомилась мать.
Она никогда просто не говорила. Госпожа Снер осведомлялась, констатировала, сообщала – все, что угодно, но не говорила как все нормальные люди. Наверное, это было нелегко.
– Мама! Мне тридцать лет! – вызверилась Вейр, разом забыв про все добродетели на свете. – Даже если я тебя обманываю, то кому какое дело? Тебе не кажется странным, что ты звонишь мне, чтобы проверить, не пропустила ли я сеанс у психолога?
– Тебе двадцать девять, насколько я помню. А тридцать исполнится только через четыре месяца, – чему бы стоило поучиться у этой женщины, так это выдержке. – И ничего странного в создавшейся ситуации я не вижу. Ты мой единственный ребенок. Вполне естественно, что я о тебе забочусь...
Да, это просто забота. Всего лишь проявление материнской опеки. Не «держись, дочка», не «милая, я всегда рядом», не «все пройдет». Нет, ничего подобного и никогда. «Ты не пропустила сеанс?». Но, в конце концов, каждый понимает заботу по-своему. И родителей не выбирают. Ей, между прочим, еще не самые плохие достались.
– Мам, прости, но мне нужно ехать. У меня еще вечерний прием назначен, – перебила ровный, как будто расчесанный и приглаженный, поток слов Вейр. – Я тебе перезвоню, хорошо?
– Нет, не перезвонишь. Сегодня вечером Ари пригласила меня на суаре[1]. И я надеялась, что ты будешь меня сопровождать. Но, видимо, надеялась я зря. Ты предпочитаешь оставаться эгоисткой и демонстративно упиваться своими сложностями.
И на этой жизнерадостной ноте мать, не прощаясь, отключилась. Доктор задумчиво провела ребром телефона по щеке. Его пластиковый бочок был теплым, нагревшимся в ладони.
Спасти собственную шкуру от жертвоприношения разгневанной богине можно было двумя способами. Немедленно позвонить, долго извиняться и пойти... Куда бы там не было, пойти с матерью. Или несколько дней каяться, посыпая голову пеплом и признавая собственное несовершенство. Зато начать можно завтра... Сложный выбор. Настоящая дилемма.
Ветер распахнул полы не застёгнутого жакета, игриво забрался под юбку, лизнув холодным языком ноги. Вейр поежилась. И одним пальцем набрала на телефоне команду, отправляя машину к офису.
Ее «девочка», кокетливо подмигнув фарами, деликатно рыкнула. И двинулась вперед, слегка подкидывая изящный зад на выбоинах асфальта. Доктор застегнула жакет, решительно забрасывая ремешок сумочки на плечо.
Конечно, вечерняя прогулка по этому району была не самой гениальной идеей. Психолога она выбрала так, чтобы при его посещении не столкнуться ни с кем из знакомых. Чем, конечно, разочаровала свою мать, считавшая, что если уж существует необходимость посещать столь... неудобного врача, то стоит, по крайней мере, выбрать специалиста с именем.
Но сейчас Вейр, не смотря на свои неврозы и многочисленные фобии, решила пройтись. Нервы были перетянуты, как будто кто-то держал их в кулаке, медленно наматывая на руку. В таком состоянии домой отправляться бессмысленно. Все равно не уснула бы, прокрутившись на постели волчком половину ночи.
Да и в собственный офис стоило бы зайти. Хотя, конечно, никакого вечернего приема у нее назначено не было. Но лучше поработать, чем, бродя из комнаты в комнату, тратить время на неубедительные попытки уговорить себя, что все в полном порядке. А отсюда до ее кабинета дойти можно было минут за двадцать. Если поспешить.
А поспешить хотелось. Вейр снова поежилась, поправляя ремешок сумки. И горячо жалея, что отправила машину. Для того чтобы ее вернуть, достаточно было достать телефон из кармана. Но вместо этого доктор пошагала вперед по самому краю тротуара, стараясь огибать темнеющие неосвещенными провалами подворотни.
***
Пуля злобно цвиркнула, выбив край плитки над головой, засыпав щеку мелким крошевом. Уроды палили не прицельно, но легче от этого не становилось. Стрелять в бетонном мешке, утыканном колоннами, как расческа зубчиками, да еще и облицованным искусственным камнем – идея выше всяких похвал. Но выбор им предложить забыли.
– Надо убираться отсюда, – буркнул Пал, вбивая ладонью в ствол новую обойму.
– Ни хрена, – процедил Дем, вжимаясь спиной в колонну, как будто хотел с ней слиться. – Я пройду.
– Бахнулся, брат? – оскалил удлиненные клыки Вар – ему было весело. – Их там пятеро.
– Да и нашумели мы. Сейчас полиция заявится, – подал голос Из, прищурившись, следя за тенями на стенах.
Теней было много, слишком много. Лампы горели только на выходе с платформы, да и то через одну. Но станцию как будто специально декорировали для съемок какого-нибудь третьесортного сериала, вроде «Пламенеющих сердец».
С потолка свешивались кишки кабелей, выпущенных открытыми люками. Сквозняк из туннелей трепал изодранные края рекламных плакатов. Неработающие торговые автоматы, разукрашенные граффити так, что нереально было даже предположить, чем они торговали, добавляли на бетонный пол длинных, изломанных углами, химер. Которые, почему-то, тоже шевелились, как живые.
– Все высказались? – сплюнул Дем. – А теперь можете валить в задницу. Я его достану.
– Из штанов достань, – огрызнулся Пал, кривя перепаханную шрамами физиономию. – Полегчает.
Лейтенант ничего не ответил, только зыркнул злобно. Его желтые глаза поблескивали в полумраке, как у зверя, будто отражая свет.
– Дем, не дури... – воззвал к пустоте, заменяющую людям разум, Из.
Зря взывал. Лейтенант его даже дослушивать не стал. Резко выдохнул, как перед прыжком в воду, и метнулся в сторону, перемахнув через край платформы. Черный полы его пальто мазнули по воздуху. Кажется, для тех, засевших на другом краю перрона, только этого сигнала и не хватало. От пальбы заложило уши. Эхо металось между бетонных стен, отдаваясь высверливающим мозг визгом где-то в корнях зубов.
Дем, пригнувшись и сложившись почти пополам, держась под платформой, где место для него, даже скрючившегося в три погибели, было явно мало, рванул прямо под выстрелы.
– Придурок! – не вовремя разбуженным медведем взревел Пал и грациозно, ласточкой, нырнул за Демом.
Пожалуй, это выглядело даже красиво. Что-то в этом движении было от оборотня. Эдакого гризли, в прыжке перекидывающегося в пантеру. Огромное и неуклюжее тело неожиданно приобрело грацию на грани законов физики, а, заодно, и анатомии. Вот только отборный мат, перекрывающий даже истеричный визг свинцовых ос, портил впечатление.
– Ток! – заорал Из.
– Думаешь, не вырубили? – абсолютно спокойно поинтересовался Вар, вскидывая к плечу короткоствольный автомат. – Хотя, может, и не вырубили. Дальше-то по ветке станции действуют. Прикрой! – неожиданно рявкнул он, выныривая из-за колонны.
Вар тряхнул головой, ловя хвост волос, одиноко торчащий из лысой макушки, зубами. И даже с какой-то ленцой пошел вперед, держа автомат низко, у бедра. Голое, перевитое вздувшимися венами и вязью татуировок предплечье, едва заметно подергивала отдача.
Наверное, это тоже было красиво.
– Вашу мать! – выдохнул сквозь зубы Из, красоты в происходящем, видимо, не наблюдавший.
Он краем глаза видел, как Пал догнал Дема, сбив его на землю. Тускло блестящие в полумраке рельсы накрыло черным плащом. И две фигуры слились в один клубок, растворились во мраке под платформой – тень в тенях. Но парню сейчас было не до их разборок.
Вар вдруг споткнулся, его мотануло вперед, ствол автомата опустился к полу, выпустив в бетон одиночную пулю. И лейтенант, как будто раздумывая, стоит ли ему упасть или еще постоять, плавно опустился на пол, обернувшись вокруг собственной оси.
– Твою мать! – выдал Из и в неожиданно рухнувшей, как плита, тишине, его вопль прокатился по залу каменным ядром.
Но ад, оказывается, взял передышку только для того, чтобы поглубже вздохнуть, и показать, что это была только прелюдия. Крик Иза будто сдернул чеку с гранаты. И заброшенная станция метро с ее кабелями и изодранными баннерами взорвалась такой динамикой, которой не видела и в лучшие свои времена.
На другом конце зала что-то грохнуло так, что с потолка дождем посыпался мусор и каменное крошево. По выщербленному полу проворно поползли пряди грязно-желтого, липкого даже на вид, тумана. Горло немедленно продрало, как теркой, из глаз сами собой хлынули слезы. Из, утираясь рукавом, только и смог разглядеть две темные фигуры. В колыхании ядовитого марева они показались ему просто гигантскими.
Та, что появилась из тумана чуть позднее, рванула вперед, как будто обнимая со спины идущего перед ним. Объятия, по всей видимости, были действительно горячими. Потому что оба рухнули, откатившись за колонну. Изу были видны только ноги в тяжелых ботинках, колотящих по бетону как в эпилептическом припадке. Покрывало тянущей щупальца дымки перетекло через них волной, укрывая под собой.
Вместе с грохотом неожиданно ожил вроде бы подстреленный Вар. Он как жук, перевернулся на спину, коротко огрызаясь одиночными выстрелами прямо с пола.
А Пал отлетел к стене за рельсами, врезавшись в кафель, и сбивая крепким затылком облезшую, но до сих пор подмигивающую позолотой, букву «м» в названии станции. Она словно вздрогнула и проворно перекувырнулась, превращая слово «Мирный» в «Wирный». В этом было что-то пошлое, граничащее с порнографией.
Пал задрал голову, глядя на покачивающуюся букву, и с места, не вставая, прыгнул вперед, уцепившись за край платформы. Но он уже не успевал. Дем опередил его. Не намного, на пару шагов, но опередил.
Лейтенант снова сгорбился, пригнувшись к полу. Пистолет он держал низко, опущенным в напряженно выпрямленных руках. Разметавшиеся в движении полы его пальто скрывали ноги. И от этого казалось, что он не бежит, а скользит вперед, как какой-нибудь гребанный герой боевика. Вот только бешеный оскал на его физиономии герою никак не соответствовал.
Остановился он резко. Была бы тут пыль, она бы, наверное, веером брызнула из-под его подошв. Но пришлось обойтись без спецэффектов, о чем Из почти пожалел. Почти, потому что картинка и без того выглядела классно. Дем, выпрямившись, палил куда-то в темноту – хоть сейчас на плакаты. Жаль только, что насладиться зрелищем мешал проклятый дым, выжимающий из легких последний кислород.
Из-за него лейтенант и не уловил момента, когда боевик перешел к вполне закономерному трагическому финалу. Просто Дем начал падать, заваливаясь на спину, широко раскинув руки крестом. Но, почему-то, кадр восприятия сфокусировался не на нем. А на черной «пушке», которая крутясь, скользила по бетонному полу, разрывая щупальца дыма. Скользила, пока не перелетела через край платформы, канув в темноте.
– Чтоб вас всех... – проорал кто-то хриплым, как будто сорванным голосом.
И вот тут Иза накрыло осознание полного и необратимого конца – будто он со всего размаха прыгнул в черную, без единого проблеска света, воду. И непонятно, что разумнее: выныривать или послать весь мир к чертовой матери и тихонько опуститься на дно.
***
Приглушенный свет ночников, включенных в приемной, через стеклянные двери пушистыми пятнами ложился на крыльцо. В этом было что-то очень уютное и родное, как будто офис улыбался Вейр. Пожалуй, он был рад ее видеть даже сейчас, когда всем приличным людям уже полагалось одеть мягкий домашний костюм, толстые шерстяные носки и устроиться на диване перед телевизором с бокальчиком вина.
Она тоже была рада вернуться. Ее кабинет, пожалуй, был единственным местом, в котором Ли могла оставить свою неврастению за порогом. Набирая на панели код безопасности, доктор подмигнула ослику, радостно скалившему с вывески белые, здоровые зубы.
Сигнализация пискнула, соглашаясь и двери дрогнули, как будто ослабнув в пазах. Из приемной моргнули красные огоньки видеокамер, нацелившихся на дверь. Напоминая, что все находится под контролем. Под ее, Вейр, контролем.
Доктор подняла руку, приложив ее к сенсорной панели замка. Стеклянные створки с сухим, приятным шорохом раздвинулись, выпустив на крыльцо теплый воздух, пахнущий чистотой и молотым кофе. Ли шагнула и... Ее как будто кто-то в плечо подтолкнул – не сильно, но настойчиво, заставив пробежать вперед, чтобы не упасть.
Доктор, обеими руками вцепившись в стойку регистрации, обернулась. И ничего не поняла. Ей показалось, что светло-бежевую приемную затопила темнота. На фоне которой плоскими блинами белели чьи-то лица. Мужские лица. И их было много, целый хоровод.
Вейр разглядела почти упершийся ей в грудь ствол пистолета, тоже черного, наверное, вылепленного все из той же тьмы, яснее ситуация не стала. Перед глазами маячила какая-то абстракция, ничего общего не имеющая не только с обычной жизнью, но и просто с предметами, которые можно было бы назвать привычными.
И только когда взгляд – сначала скользнув мимо, а потом вернувшийся – зацепился за жутко шрамированное, будто сшитое из неподходящих друг другу лоскутов лицо, доктор стала что-то соображать. Хоть и медленно, со скрипом. Но эти шрамы стали крючком, подцепившим реальность и начавшим связывать детали, набирая их, как петли.
Тьма вовсе не была тьмой. Просто несколько весьма габаритных мужчин, одетых в темное, как в униформу, почему-то оказались в ее приемной. Их было не так уж и много – человек пять или шесть. Но они действительно казались очень большими. А светлое помещение по сравнению с ними – маленьким.
И вот тут доктор поняла, что дырка, упирающаяся куда-то в район живота, вовсе не нора в ад. А дуло самого настоящего, хоть и очень большого, пистолета. Или как там эта штука называлась?
– Где я могу найти доктора Вейра? – спросил кто-то из громил.
Фраза, произнесенная абсолютно бандитским, хриплым, сорванным голосом, казалось такой нелепой, что доктор хихикнула. И, как будто испугавшись, сама себе зажала рот ладонью.
– Ну? – поторопили ее.
Опустить руку, а, заодно, и выпрямиться, переставая цепляться за стойку, было невероятно тяжело. Как будто все ее тело целиком, вместе с мышцами и сухожилями, превратилось в сталактит. Вроде мягкое, но распрямить не проще, чем железный штырь. Но доктор справилась, встала ровно. Только вот на черное дуло перестать коситься одним глазом, как коза, не смогла. Зато сумела ответить.
– Я доктор Вейр, – голос ее хрипел и сипел ничуть не хуже, чем у спрашивающего. – Доктор Ли Вейр.
– Она ж баба, – Ли опять не поняла, кто из них это сказал. И не только сказал, но еще и сплюнул. – На кой нам баба?
– Заткнись, – коротко посоветовал тот, кто стоял впереди всех, наставив «пушку» в ее собственный – докторский – живот. Оказывается именно он и обладал тем дивным, «вороньим» голосом. – Других врачей тут нет?
– Это кабинет частной практики. Кроме меня тут никого нет, – спокойно ответила Вейр, поражаясь сама на себя.
Ни истерики, ни паники не наблюдалось. Только это самое окостенение. Ну, может быть, еще некоторую заторможенность. Вероятно, как раз все это и попадало под понятие шока. Собственно, это состояние ее вполне устраивало. По крайней мере, в падучей она пока не билась.
– А ваш муж?
– Мой муж погиб. Но и тогда он был не врачом, а адвокатом.
– Простите, я не знал, – Вейр подумала, что если этот громила сейчас галантно поклонится, то она не выдержит и начнет ржать. – Тогда придётся просить об услуге вас.
Он кивнул куда-то в сторону. И в голове улеглась еще одна деталь-картинка. Двое из этих черных придерживали третьего. Который, кажется, был без сознания. Ну, или пьяным. У нормальных людей голова до груди обычно не свешивается.
Левая его рука, перекинутая через невероятно широкое, обтянутое чем-то черным, плечо, была странно багровой. Как будто он пальцы в банку с краской окунул. И эта краснота оставляла на куртке подпирающего мужчины густые, маслянистые мазки.
– Он ранен? – тупо спросила доктор.
На риторические вопросы ребята в черном отвечать, видимо, были не настроены. Вейр потерла лоб, как будто это могло стимулировать мозги. Мысли то стопорились, будто ржавыми шестеренками цепляясь друг за друга, то проскальзывали в холостую.
– А теперь скажите, что это шутка, – попросила она у каркающего, который у них, видимо, был за главного. – Я – стоматолог, педиатр. Детский врач. Я даже не детский хирург! Что вы от меня хотите? Чтобы я ему зубки посмотрела?!
Вейр хихикнула и сжала кулаки, понимая, что утверждение об отсутствии истерики было преждевременным.
– Тир... – подал кто-то голос из темной толпы.
– Заткнись, – ассортимент команд у этого начальника не блистал разнообразием. – Госпожа Вейр, вы врач. И от вас требуется только обработать парня так, чтобы он дотянул до наших спецов. Ничего невозможного, верно?
– Не верно! – доктор оперлась на стойку за своей спиной обеими руками, как будто она ей устойчивости могла добавить. – У меня даже инструментов нет! А если у него шок? Чем я его купировать буду? Аспирином?
– Но ведь вы постараетесь? Госпожа Вейр, мы не воюем с человеческими женщинами. И я бы очень не хотел угрожать вам, но...
Действительно, смысла угрожать не было никакого. Если бы ей дали хотя бы минуточку на то, чтобы подумать спокойно, Ли и без чужой помощи нафантазировала все, что нужно. Что не нужно представила бы тоже.
В башке почему то всплыло невесть когда и где подхваченное знание. Собачьей своре нельзя показывать свой страх. Иначе они точно набросятся. Если сделать вид, что ты полностью уверен в своих силах, то можно попытаться с ними разминуться.
– Я вижу, как вы с женщинами не воюете! – нервно хмыкнула доктор, закусывая щеку. – Несите вашего... парня в смотровую.
– Ну, видите как все просто? – порадовал ее командир, еще одним кивком отдав распоряжение.
По крайней мере, Вейр это движение головой восприняла именно как приказ. Потому что «темные» не то чтобы забегали, но как-то рассредоточились по офису, переставая изображать собой толпу.
– Все совсем не просто. И никаких гарантий я вам дать не могу, – она сунула стиснутые кулаки в карманы жакета.
И задрала голову, потому что только в таком положении могла заглянуть в лицо каркающему. Доктор никогда не обладала модельным ростом. Да еще и этот человек действительно отличался внушительными габаритами. Не секвойя, конечно. Но дуб точно.
Только вот о внешности его Вейр все равно ничего сказать не могла. Она просто не видела черт его лица. То есть, нос, рот, два глаза – все было на месте. Но «смотреть» и «видеть» – вещи разные. Все же, действительно, ее состояние было слишком далеко от спокойствия.
– А я у вас их и не прошу. Сделайте то, что в ваших силах, – он как-то задумчиво, словно что-то прикидывая, рассматривал ее. При этом слегка похлопывая себя по ноге опущенным, наконец-то, пистолетом. Это похлопывание Вейр нервировало даже больше, чем наставленный на нее ствол. – Вы же будете давать ему какие-то лекарства, верно?
– Не знаю, по обстоятельствам. Тяжесть состояния больного я не оценивала. Да и еще раз повторяю, никаких особых препаратов я в своем офисе не храню. Если только что-то в пробниках есть и...
– Он – акшара[2], – спокойно заявил Каркун.
– Хорошо, я учту... – по инерции согласилась Вейр, направляясь в смотровую. И застыла на месте. – Кто?
– Акшара, – не менее спокойно подтвердил командир.
И вот тут доктору все стало предельно ясно. На тот свет ее проводят не просто террористы, а самые натуральные психи. Впрочем, почему бы людям, пытающимся добиться каких-то там завиральных целей с помощью размахивания оружием и подрыва поездов, не быть сумасшедшими? Скорее вопрос стоял по-другому: разве они могут быть нормальными? Кто-то считает себя воплощением Бога. Кто-то, более скромный, объявляет себя божественным войском. А эти вот, пожалуйста – акшары.
– Так, хорошо, – кивнула Вейр, – акшара так акшара. Спасибо, что предупредили.
Каркун как-то нехорошо усмехнулся, огляделся, словно искал что-то и, потеснив доктора с дороги, шагнул вперед. Его заинтересовала вешалка для верхней одежды. Когда-то Вейр оценила эту конструкцию именно за ее монументальность – толстую стальную трубу на литом основании сшибить было непросто. А ее пациенты частенько отличались грацией слонят. И примерно их же способностью сносить все на своем пути.
Вот эту вешалку и взял командир, предварительно аккуратно сняв и положив в кресло халат секретарши, одиноко болтавшийся на стальном роге. Взял он ее так, словно стойка вообще ничего не весила. Внимательно оглядел, хмыкнул... и завязал узлом. Про завязывание узлом кочерги Вейр слышала. Про такой же фокус, проделанный с трубой толщиной с ее запястье – нет.
– Акшара, – повторил Каркун, протягивая вешалку доктору.
В ответ она только головой покачала, отказываясь от подарка. И судорожно пытаясь припомнить все, что когда-нибудь об акшара слышала.
***
– Игры с генетикой, дорогие мои, весьма опасные игры, – вещал седенький профессор, возбуждено посверкивая очками.
Впрочем, в аудитории он был единственным возбуждённым. Общую теорию генетики преподавали едва ли не факультативно. И не получить по ней зачет мог только очень, ну очень ленивый студент. А смысл изучать предмет углубленно, если все исследования в этом направлении закрыты добрых полвека назад? И даже к термину «генетические заболевания» относятся с такой осторожностью, что вслух его не каждый рискнет произнести.
Собственно, из всех «генетических заболеваний» в отечественной медицине один синдром Дауна и остался. Все же остальные патологии кокетливо называли «наследственными». То есть, вроде как, к генам отношения не имеющими. Мало ли как они там по наследству передаются? Может, с помощью магии крови?
