Текст книги "Подчини волну! (СИ)"
Автор книги: Катерина Снежинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
– Зна-ю, – проквакала Вейр, как будто он ее душил, а не плечи стискивал. – Сей-час... хочу.
Он таращился на нее своими зрачками-дулами, дыша тяжело, будто после забега. Врач считала, что понятие «скрежетать зубами» – это такая красивая фраза, используемая для передачи высоких чувств героев. Она, как стоматолог, могла авторитетно утверждать, что это процесс неудобный и довольно болезненный. Только вот этот бешенный акшара сейчас вполне реально скрежетал зубами.
Ей казалось, что прошла вечность, прежде чем бугай аккуратно, предельно осторожно, поставил ее на пол. Правда, его предосторожности оказались излишними. Колени Вейр подломились сами собой, будто их подсекли. И не будь за ней кресла – плюхнулась бы врач на задницу.
Каркун отвернулся и, выламывая колесико зажигалки, закурил. Кажется, руки у него тряслись.
– Я опять должен извиниться... – прохрипел он, когда прошла еще одна вечность.
– А вы не делайте то, за что приходится извиняться, – голосок Вейр, в крови которой расцветал коктейль тех самых катехоламинов, звучал ничуть не нежнее.
Тир промолчал, усиленно дымя сигаретой так, что над ним мгновенно зависло сизое облачко.
– Ладно, – глубоко вздохнула врач, пытаясь унять буйство адреналина, допамина и их производных. А, заодно, и успокоить собравшееся выпрыгнуть из груди сердце. – Это вы меня извините. Мне не стоило так... в таком тоне говорить.
– Ты бы все-таки определилась, что ты хочешь, – отозвался Каркун.
– Не поняла, – честно призналась врач.
– Говорю, определиться тебе надо, чего ты хочешь. Жить или к супружнику отправиться. А то ведь я и помочь могу.
– Та-ак, – Вейр потерла лоб и обнаружила, что он мокрый и липкий, как будто у нее внезапно температура поднялась. – Речь сейчас не о моих психозах, а о... – «о ваших» она все-таки проглотила, – ... о том, что вокруг творится. Я поняла – ошибалась. Эти... как их?.. Ракшары действительно существуют, и вы с ними... воюете. С людьми тоже воюете. Какой вывод из этого всего я должна сделать?
– Ракшасы. Мы – акшара, они – ракшасы. И мы не воюем ни с кем. Просто пытаемся выжить.
Тир прикурил новую сигарету от окурка, засунув его в пустую кофейную чашку, и снова тяжело сел в кресло, уставившись в линолеум. Вейр его не торопила. Пожалуй, теперь Ли опасалась вообще рот открывать. По крайней мере, до тех пор, пока она действительно не определится с тем, чего ей больше хочется.
***
Но, кажется, на этот раз Хрипун обиделся на нее всерьез и надолго. Он даже и вторую сигарету до фильтра выкурил, но рта так и не открыл. Вейр вздохнула, забралась в кресло с ногами и накрылась сверху его курткой, как палаткой. Вздохнула еще раз. Не то, чтобы она хотела знать, как и что там у них на самом деле происходит.
Но ведь разговор-то начался с ее собственной судьбы. И иметь представление, что по этому поводу думает Каркун, доктор бы не отказалась. С одной стороны, он уже не раз повторил, что она могла оставаться в офисе. Но при этом употреблял только прошедшее время. Может, он действительно о ней заботился, и дело в этих зомби-монстрах было?
Правда, здравый смысл подсказывал, что вся проблема заключалась в крайней ее – Вейр – наивности, глупости и неожиданном желании найти приключений на собственное седалище. Хотя почему неожиданном? Мысль о том, что неплохо было бы покончить со всем разом, всплывала все чаще, особенно по ночам. Только вот думать об этом не хотелось.
Пусть это будет просто тяга к авантюрам, ладно?
– Послушайте, Тир, я так поняла, что этих ракшасов использовали против вас. Ну, тогда, когда... -
Плечи уже наливались тяжелой, свинцовой болью. И смотреть не надо чтобы понять: синяки будут шикарными. Да и отделаться от ощущения, что она не разговаривает с ним, а по минному полю прогуливается, Вейр не могла. Одно неосторожное движение – и привет, взрыв. Вот как обозначить это самое «тогда, когда»? Бунтом назвать? Революцией? Может, у них совсем другая точка зрения на историю?
– Натравили, – глухо ответил он, криво усмехнувшись. – Натравили их на нас. Как там ваша пропаганда такое называет? Заговор? Вот после этого заговора и натравили.
Вейр мысленно погладила себя по голове, назвав умницей. У акшара явно был другой взгляд на историю.
– Если бы они бойцов перебили и успокоились – было бы полбеды. Но они же всех вырезают. Всех, понимаешь? Им хоть женщина, хоть ребенок – все едино. Гражданский, военный – всех на мясо.
– Гражданские? – врач попыталась удержать ползущие к затылку брови на месте. – Дети?
– Ну да, ни гражданских, ни детей у нас быть, конечно, не может, – он опять ухмыльнулся – еще кривее. – «Ударный кулак армии», ага! А мы вот просто такие. Народ, раса – как хочешь. Только жить нам нравится не меньше вашего!
– Это я поняла, – тщательно контролируя голос, согласилась Вейр. – Наверное, я не сильно ошибусь, если предположу, что правительство прекрасно знает и о вашем существовании, и о ракшасах. Так? И их вполне бы устроило, если бы ни от вас, ни от них следа бы не осталось. Но вместо этого вам позволяют бегать по улицам и палить друг в друга. Как-то это все... не слишком логично.
– Я не разбираюсь ни в логике, ни в политике, – незажжённая сигарета, которую он крутил в пальцах, вдруг треснула пополам. Вполне может быть, что этот громила действительно не разбирался ни в логике, ни в политике. Но уж точно задумывался, что выглядит все странновато. – Я только знаю, как оно все есть на самом деле. Мы патрулируем наши территории. Воспитываем бойцов. Пытаемся защитить мирных. Иногда, как сегодня ... – он осекся, раздраженно пихая обломки сигарет в чашку. – Бегаем от полиции – и мы, и они. Правила игры такие.
– Хреновая ж у вас игра, – констатировала Вейр, переходя на местный сленг.
– Какая есть, – повел плечами Тир, – другой никто не предлагал.
– Ну да. А жить мирно, сделав вид, что никаких акшара в природе никогда не существовало – это не спортивно? Или не согласуется с гордостью рассы? Ну, вот представьте: не ловить брюхом пули, не палить друг в друга, поезда не взрывать...
– Какие поезда? – покосился на нее бугай. – Ты нас за кого принимаешь? За «Красные кулаки» или «Воинов правды»? Нам огласка ни к чему. И в политику мы не лезем. Еще раз повторяю: мы просто хотим выжить. Мы ни с кем не воюем! Мы просто. Пытаемся. Выжить!
– А с ракшасами у вас только дружеские стычки на почве идеологического недопонимания? – Вейр прекрасно осознавала, что «заводится» она зря. Но уж слишком царапало ее это «мы просто...». – Или нет! Я поняла, наконец-то! Просто лучшая защита – это нападение! Как ты там сказал? Вы, как загнанные крысы, да? С одной стороны люди давят, а с другой – эти ваши ракшасы. Поэтому давайте проредим и тех, и других. Так?
– Я уже говорил тебе, что с бабами мы не воюем! – рявкнул он.
– А я это уже слышала, представляешь? И не только от тебя! «Мы не воюем с мирным населением! Мы просто хотим отстоять принципы справедливости! И кровь этих людей не на наших руках, а на руках правительства, которое не желает идти на переговоры с нами!» Заметь, опять «мы просто» и опять «мы не воюем»! Ничего не напоминает?!
Она осеклась, осознав, что Тир молчит, только хмуро, исподлобья, смотрит на нее – и молчит. Даже не пытаясь возражать. Зато она орет в голос, с визгом, с подвыванием. Истерика, которую Вейр месяцами давила, заваливала повседневностью, как кирпичами, скалилась, разевая пасть, воняющую свежевырытой могилой.
– Не только муж? – спросил он тяжело, словно камень в воду уронил.
– Дочь. Они... вместе там...
Вейр чувствовала, что начинает задыхаться. Дыхание было слишком быстрым, поверхностным. Горло сдавило, она не могла протолкнуть воздух, как бы не раздувала ноздри. Гипервентиляция – это малоприятно. Здравствуй, истерика!
Врач сжала кулаки, прикусив щеку – не помогло.
– Сколько ей было?
– Четыре... четыре года.
«Мамочка, мне страшно...»
Вейр запрокинула голову. Потолок начал медленно поворачиваться вокруг своей оси, которая стержнем упиралась ей в макушку. Трещины на побелке ухмылялись – мерзко, гаденько, с издевкой и полной уверенностью в собственной силе. Голова тоже кружилась, но, почему-то в другую сторону. И пол выскользнул из-под ног.
Оказалось, это не пол выскользнул. Просто Тир взял ее на руки, снова завернул в свою куртку и укачивал, как маленькую. А ее нос уткнулся в мягкую, пахнущую табаком и еще чем-то знакомым, но неуловимым, водолазку. Щекой она чувствовала, что под тканью размеренно, медленно двигаются мышцы. И тепло кожи, чересчур горячей, как будто у акшара температура поднялась, тоже чувствовала. Пожалуй, это-то тепло и позволило ей снова дышать.
– Это не мы, девочка. Клянусь – это не мы.
Его голос гудел сразу с двух сторон – сверху и откуда-то изнутри, из-под мышц. Гудел и хрипел. Кажется, с легкими у него тоже было не все в порядке. Может быть, ранение? Скорее всего. С его-то образом жизни...
– Да какая разница? Методы-то все равно одни и те же...
Она провела рукой по лицу – сухое. Слава Богу, хоть не разревелась. Хотя, наверное, даже рыдания такой спектакль хуже бы не сделали. И так выступила во всей своей красе.
– Ладно, как знаешь. Сама разбирайся, такие же или нет, – прогудел Тир. – Только рядом с твоей клиникой мы наследили. Тебя не полиция ищет, а ракшасы. Это ты им про фотороботы заливать будешь. Только черным это не интересно. Они тебя сначала выпотрошат, а потом поверят, что ты ничего не знаешь.
– И что мне теперь, всю жизнь тут... – усмехнулась Вейр.
– Думай. Побудь пару дней, разберись, что к чему. А там если решишь, что сама справишься, я тебя до дома довезу.
– Вы меня действительно отпустите, если я захочу?
Врач выпрямилась и сообразила, что все это время у него на коленях сидела. Да уж, комплекс привязки жертвы к агрессору в действии. Просто иллюстрация к учебнику.
Тир на ее вопрос ничего не ответил. Видимо, действительно был умным мужиком. Начни он клясться, кто бы ему поверил? С другой стороны, если ее собирались пристрелить, то кто ж об этом заранее сообщает? Повезет домой, а отвезет на свалку. И всех дел.
[1] Тироцит – эпителиальная клетка стенок фолликулов щитовидной железы.
[2] Тиреоглобулин – комплекс одного из гормонов щитовидной.
[3] Тиреотоксический – интоксикация, развивающаяся вследствие патологии щитовидной железы.
[4] Анаболики – вещества, ускоряющие образование и обновление структурных частей клеток, тканей и мышечных структур. Принимаются культуристами для наращивания мышечной массы.
[5] Ракшасы (санскрит) – демоны-людоеды.
Глава третья
Глава третья
Дем решил, что его похоронили. Дикая тяжесть давила на грудь и живот, а ног своих вовсе не чувствовал. И дышать он не мог, потому что горло забило песком. Зато голова была огромной и неправдоподобно легкой, как туго накачанный мяч. И какой-то умник превратил кости в стекло. Стеклянная голова, в которой плавают мысли-рыбки.
С этим что-то надо было делать. Потому что когда его откопают, то все увидят, о чем он думает. А вот это совсем лишнее. Глядишь, так капитан Дема снова сам нафиг зароет. Предварительно повесив его собственные яйца ему же на уши.
Время от времени он как будто всплывал к самой поверхности земли. И от света его отделял только тонкий слой все того же песка. Дем даже видел этот самый свет и слышал голоса. Но потом он опускался куда-то вниз, в темноту. Ощущение странноватое – вроде бы земле полагалось быть твердой. Вероятно, его закапали в зыбучих песках. И теперь они поднимают и опускают его, как волны. Версия выглядела вполне правдоподобной.
Изучить эту мысль со всех сторон он не успел – опять его утянуло вниз. Зато потом Дема вверх подняла не волна, а чей-то сердитый голос: «Э, нет! Ты куда это собрался? А ну, дыши!». Кажется, говорила женщина. Точно, женщина. У мужиков таких тонких пальцев не бывает.
Только лейтенант так и не понял, на кой хрен она этими самыми пальцами хватает его за шею. Вроде, душить не собиралась. Или просто не умела? Да и зачем его душить, если у него в горле и так один песок? Но, все равно, приятного было мало. Пальцы девки оказались холодными и жесткими, как стальные поручни.
В следующее свое «всплытие» Дем сообразил, что ни фига его не закопали! Снова эта баба с холодными руками талдычила что-то о дозах. А рядом с ней гудел мужской голос...
...ля! Да он опять обдолбался этой варовской дури! На кой ляд? Ведь зарекался же! По крайней мере, стало понятно, откуда у него такие «приходы». Нет, вы как хотите, а травку он больше не потребляет. От водки и башка трещит меньше, и такой мрак не глючится!
Новая пришедшая за темнотой волна подняла его почти на самый верх. Почти-почти, совсем немного осталось. Даже не земля, а тонкая пленочка. Свет резанул по глазам, как бритвой. И в этом было даже что-то приятное. Зато какой-то урод додумался высыпать на его живот пепельницу с непотушенными окурками. Которые, кажется, всерьез решили посмотреть, что у него в кишках творится.
И над головой опять гудели голоса. Даже не гудели, а гремели, грохотали. И от этого угли разгорались только сильнее. Дем открыл рот, собираясь поинтересоваться, что за смертник решил устроить ему такой кайф, а, заодно, потребовать, чтобы эти долбанные окурки убрали. Но гиганты над ним громыхали так, что его не услышали. Зато он их слышал слишком отчетливо. Так отчетливо, что руки сами потянулись куда-то уменьшить громкость.
«... некому. В Крысином квартале большая заваруха была. Все сестры зашиваются!». Этот голос был довольно низким, но визгливым. Наверное, так будет гудеть колокол, если по нему вдарить прикладом.
«Чего ты предлагаешь, док? Из парней кого-нибудь к нему приставить?». А вот это был натуральный чугун. Такой чугунный чугун, что все мысли-рыбки пулей метнулись на дно головы-аквариума и окопались в иле.
«Да мне по барабану! Хоть из парней, хоть из девок. В конце концов, судно из-под него выносить не надо! Только следить за мониторами и разыскать меня, если этот соберётся-таки тапки мылить!». Нет, все-таки, на колокол этот голос не похож. Скорее, на пластиковую упаковку. Здоровый, дырявый кусок толстой пленки. Если ее пнуть, то она не шелестит, а шуршаще воет с пенопластовым привизгиванием.
«Док, если этот парень сдохнет, то я лично тебя...». Вот этот гораздо приятнее. Хотя от него и становилось страшновато. Да что там страшновато? Охренеть, как страшно! Хотелось свернуться в себя и нырнуть вслед за рыбками. И в тоже время этот чугун делал как-то так, что земля становилась все тверже, а песок, насыпанный сверху, все тоньше.
«Я с ним посижу. В конце концов, моей квалификации хватит, чтобы за мониторами следить. И, коллега, вам не кажется, что ваш пациент просыпается?». Этот голос был чем-то новеньким. Он тоже гудел так, что уши ромбиком вставали. Но при этом умудрялся оставаться мягоньким, мохнатым. Как мех. И пахло чем-то таким, булочным. Корицей, что ли?
Стоять! Голос пахнет? Все, братья, приплыли. Утопить Вара вместе с его отравой в унитазе!..
Волна опять потянула его вниз, в темноту. Дем дернулся. Вниз ему не хотелось совершенно. Тут, конечно, были не самые сладкие глюки. Но свет лучше, чем темнота. По определению.
«Да этих гранатой не угробишь!». Нет, пластиковый голос ему определенно не нравился. И, может, нырнуть было не самой дурацкой идеей?
«Сейчас я тебе гранату в задницу засуну! Посмотрим, можно тебя угробить или нет!». От чугуна, бьющего по вискам, хотелось разулыбаться, как идиоту. Непонятно только почему.
«А ну пошли отсюда оба! В коридоре разбирайтесь, кто, кому, что и куда сунет!». Ого, а под мехом-то оказывается сталь. Забавно, если...
Что будет «если», он додумать опять не успел. Темнота, все-таки, затянула.
Зато в следующий раз он никуда не всплывал, а сразу вынырнул на поверхность и без всяких глюков. Просто открыл глаза. Мигом сообразив, что пялится в больничный потолок. Только палаты были отделаны такими пористыми плитами. Да и писк приборов не был ему незнаком. Скорее, в них слышалось что-то приветственное: «Здорово, парень. Давненько к нам не заглядывал! Недели три, да?».
К сожалению, вместе с осознанием реальности припомнилась и вчерашняя свалка. И... его собственное геройство тоже всплыло в памяти во всей своей красе. Дем скривился, представив, как его подвиги оценит Тир. Собственно, командир, помнится, уже в машине обещал ему многое. Конечно, кое-что выполнить физически невозможно. Но Дем был уверен, что кэп попытается. От такой уверенности становилось, мягко говоря, неуютно.
Впрочем, сейчас обещания Тира его волновали не слишком сильно. Гораздо больше занимал пожар в собственных кишках. Угли, оказывается, ему не примерещились. Да какие там, на хрен, угли? Лава, расплавленный метал – вот так будет вернее. Ощущения были еще те. Очень хотелось сжаться в комок. А еще лучше напихать в пузо льда. Много-много льда. Холодного и влажного.
Кстати, жажда его когтила ничуть не меньше, чем пожар в требухе.
Видимо, он все-таки мявкнул. Потому что свет от него загородила чья-то физиономия. Зато к губам прижалось что-то мокрое и холодное. Он замычал и попытался вцепиться в это чудо зубами. Но оно куда-то делось.
– Вам можно только смочить губы. Понимаете? Пить еще рано.
Говорившего он не видел. Картинка плыла, как после хорошего удара по башке. Но голос успокаивал. Даже пожар, кажется, приутих. А когда на лоб легла чья-то ладонь, стало почти хорошо. Дем смутно помнил эти пальцы. Только почему-то раньше они казались ему неприятными. Какие, на фиг, неприятные? Прохладная, мягкая рука, которая буквально высасывала огонь из тела, была лучшим, что с ним случилось за последние сутки. Или сколько там прошло?
Он напрягся, пытаясь сфокусировать взгляд, и фигура над ним стала чуть четче. Но деталей было все равно не разобрать. Только глаза, которые что-то смутно напоминали. Где-то он уже видел эти глаза. Серые и как будто прозрачные. Будто вода в серебряной чашке.
– Спите, – приказал ему меховой голос. Он попытался было поспорить, но призрак добавил, – Как проснетесь, я, пожалуй, дам вам немного попить.
Ну, такой аргумент крыть было нечем. Оставалось только послушно закрыть глаза и вести себя как гребанный хороший мальчик.
***
В палате горел только ночник. И полумрак казался о-фи-ги-тель-ным! Потому что глаза драло, словно по ним кто-то добрый наждаком проехался. Для Дема это была стандартная реакция на обезболивающие. Только кому от этого легче становилось? Не ему – точно. Хотя, в общем и целом, чувствовал себя лейтенант вполне живым. Пожалуй, прошвырнуться по девочкам желание еще не появлялось. Но и немедленно убиться головой об стену тоже не хотелось. Пожар в животе потушили, оставив вполне терпимый костерок. Зато заломило плечо и глаза жгло. Да еще пить хотелось, как заправскому верблюду.
Дем потянулся к кнопке вызова и выматерился под нос. Потому что раненую руку прострелило от самого долбанного плеча до кончиков пальцев.
Рядом с его бедром что-то шевельнулось. И бравый лейтенант шестой роты чуть с визгом не вывалился из койки. Он на самом деле едва сдержался, чтобы не заорать. А дернулся так, что в брюхе вновь ожил вполне себе действующий вулканчик.
Чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, Дем таращился на девку, преспокойно дрыхнущую на его кровати. То есть, не совсем на кровати. На койку-то она только руки положила, а уже на них уютненько пристроила свою чертову голову. Только это не отменяло того факта, что, во-первых, дамочка оказалась слишком близко. А, во-вторых, баб, допущенных до такой близости, он предпочитал сам выбирать. Эту точно не выбирал. Ну а в-третьих, она его банально разозлила. За то, что напугала.
– Эй, ты!.. – позвал он, но, почему-то шепотом.
С чего это он начал шептать, Дем так и не понял. И, естественно, эта чертова девка проснуться не соизволила. Только сладко повернула голову, пристроившись на другой щеке. И уровень злости резко съехал вниз. Лицо у нее было усталое, под глазами синяки. Видимо, дежурила она тут давно.
Да и девкой бы ее Дем не назвал – не тянула. Лет тридцать, не меньше. Не пойми какого цвета волосы стянуты в уродский пучок. То, что мордочку можно с помощью косметики сделать и посимпатичнее, ей мама в детстве рассказать, видимо, забыла. Да и полновата. Против мяса в определенных местах лейтенант ничего не имел. И предпочитал именно мясо, а не мышцы. Но этой реально не мешало бы скинуть килограмм так пять.
В общем, ни на цыпочек, которых он обычно снимал, ни на «сестренок», выпрыгивающих из халатиков, чтобы нырнуть в койку к выздоравливающим, дамочка не смахивала. Но вот желание на нее рычать пропало начисто. Какой-то мягкой она ему показалась, что ли? Не в смысле, что характер мягкий. Откуда он знать мог, какой там у нее характер? А так... Ну, мягкая – и все. Как вон подушка. Или плюшевая игрушка, мать вашу за ногу.
Пока лейтенант ей любовался, сиделка открыла глаза. Это было так неожиданно, что он опять дернулся, словно его за задницу хватали. Так они и таращились друг на друга – он на нее, а она – на него. Р-р-романтика, блин. Но вот, глаза у нее были красивые, тут не поспоришь. Цвет Дем не разглядел – светлые какие-то. Но большие и ресницы длинные. Хотя, какое ему дело до ее глаз?
– Похож, – оценила она, вдоволь намолчавшись.
– На кого? – спросил Дем на полном автомате.
– На Демона, – голос у нее тоже мягкий какой-то был. И пахло от нее приятно – чем-то уютным, сладким, но не приторным. – Взгляд у вас такой... демонический. Пить хотите?
– Чего? – переход был резковат, так что Дем не сразу и въехал, о чем она его спрашивает. – А... Да, хочу.
Деваха встала, повела плечами, которые, видимо, затекли пока она на его кровати дрыхла. При этом ее белый халат спереди натянулся и лейтенант вдруг понял, что не просто хочет пить – в горле у него пересохло так, что там, кажется, даже что-то шуршало. И от этого опять накатило раздражение. Нет, грудь у нее по всем статьям была выдающаяся. Но и ему не шестнадцать лет стукнуло, чтобы при виде пары сисек слюни пускать! Пусть даже они и офигеть какие классные.
– Вам помочь или вы сами справитесь?
Оказывается, дамочка стояла над ним, протягивая стакан с трубочкой. И даже слегка хмурилась. Видать, стояла она так уже довольно долго.
– Сам.
– Давайте помогу. Вам же неудобно с одной рукой.
– Отвали, ясно? – рыкнул Дем, выдирая у нее этот гребанный стакан и едва снова не сковырнувшись с койки.
Оказывается, равновесие можно даже сидя потерять, если очень постараться.
– Как скажете, – она, кажется, даже и не обиделась. Спокойненько так отошла к своим пищащим ящикам, что-то там рассматривая. И ее спокойствие тоже почему-то раздражало. – Я не знаю, когда придет доктор. Но если боли или дискомфорт усиливаются, то я могу поискать врача. К сожалению, без его назначения я ничего делать права не имею.
– Да пошла ты вместе со своими обезболивающими! – вызверился Дем.
И сам себе удивился. Нет, спокойным и уравновешенным его никто не называл. Но и так психовать на пустом месте ему тоже было несвойственно. Все же, обычно для «завода» повод требовался. Кажется, вел он себя как полный придурок.
– Хорошо, – пожала плечами эта стерва.
И действительно куда-то пошла. В смысле, не куда-то, а к двери палаты.
– Стой! – скомандовал лейтенант.
Дем был уверен, что ни хрена она, конечно, не остановится. И тогда можно будет с полным на то правом швырнуть стакан в стену. Но эта баба спокойненько встала и медленно так обернулась к нему, сунув руки в карманы своего халата.
– Вы что-то хотели?
И лицо при этом – само спокойствие. Глазки ясные-ясные. Ни обиды тебе, ни злости. Само терпение. Дем осознал, что он не придурок. Он кретин полный. Потому что ответить ему нечего. Чего он от нее хотел? «Дамочка, я тут взбесился маленько. Так ты уж найди повод, почему меня клинит, лады?». Дурдом на выгуле.
– Найди врача, – буркнул он. – Сколько мне еще тут торчать? Скажи, что у меня все в норме. Пусть он свои ящики отключает, и я пойду.
– Простите, а по какой специализации вы получили диплом, коллега? – поинтересовалась эта стерва.
– В смысле?
– В смысле, пока вы сами не станете хирургом, решать как, что и когда делать будет ваш лечащий врач. До этого светлого момента вы – пациент. Можете хамить, орать, капризничать. Я прекрасно понимаю, что вам некомфортно и больно. Поэтому такие реакции вполне обоснованы. Но вот решения тут принимает доктор. У вас еще есть просьбы?
– Капризничать? – неожиданно севшим голосом переспросил Дем.
– Видимо, нет. Тогда я пошла. Отдыхайте.
И она действительно вышла, прикрыв за собой дверь. Тут уж лейтенант не сдержался – запустил-таки стаканом в стену. Не учтя одного момента – посуда в больничке была пластиковой. Так что стакан даже и не подумал разбиться.
***
Вейр едва сдержалась, чтобы не шарахнуть дверью изо всех сил. К капризным пациентам, точнее, к их родителям, потому что сами пациенты, как правило, вели себя вполне адекватно, она привыкла. Но этот парень ее допек. Наверное, после общения с Тиром у нее успел сложиться определенный стереотип акшара, в который это желтоглазое чудовище определенно не вписывалось. Она ожидала несколько иного.
Врач нервно хмыкнула и поймала себя на том, что едва не похлопала по карманам в поисках сигарет, хотя курить бросила еще в университете. Кажется, именно сейчас пришла пора снова браться за старые привычки. Если уж она этого Тирана воспринимала как образчик спокойствия и выдержки, тот тут впору не только курить начать. Интересно, у них есть психотерапевты?
«Знаете, доктор, когда этот парень смотрел на меня так удивленно-удивленно, мне почему-то захотелось потрогать его волосы. Он такой растерянный был... И – да-да! – раскаченные мышцы я тоже оценила. Так что я бы не отказалась его не только по голове погладить. И меня это волнует. Давайте поговорим об этом? Кстати, его глаза меня тоже взволновали. Знаете, они такие желтые и светятся. Ну, вот как у кошек. Честно-честно, галлюцинациями я пока не страдаю. Они, правда, светились, когда он злился...».
Вейр тихонечко зарычала сквозь зубы и постучалась затылком в стену – не сильно, но чувствительно. Кто бы сказал, что же это такое творится-то? Переполошиться из-за какого-то хама, которой еще и явно ее моложе. Называется «сильная женщина и профессиональный врач»! Кошка мартовская...
И Вэл... При мысли о муже ее затошнило. Да так, что пришлось прижать ко рту ладонь, чтобы не вывернуть желчь из пустого желудка на вытертый линолеум. Показалась, что вся дрянь, которая бултыхалась внутри, неожиданно решила посмотреть на белый свет. Так мерзко ей давненько не было. Захотелось прочистить желудок. Вантузом. И отдраить ершиком с санитарным порошком. Может быть, тогда бы она не чувствовала себя... Шлюхой она себя чувствовала, вот и все.
– С вами все в порядке?
Врач, оперировавший «ее» пациента, смотрел на Вейр поверх старомодных очков. Видимо, хирургическую коррекцию зрения они тут не практиковали. С другой стороны, почему «они»? Этот мужик со здоровенными мешками под глазами выглядел как нормальный, только вконец замученный, человек. Интересно, как можно отличить акшара «на глазок»?
– Просто спазм, – ответила она. – Вам нужна моя помощь?
– Мне говорили, что вы педиатр? – спросил врач, неприязненно пожевав губами.
– Да, у меня диплом педиатра и специализация по стоматологии, – спокойно ответила Вейр, сжимая кулаки в карманах, чтобы не начать на него орать.
Этот «чудо-доктор», пичкающий своих пациентов антибиотиками, которыми нормальные медики перестали пользоваться еще в каменном веке, у нее тоже симпатии не вызывал. Да и его подход к пациентам нервировал. «Их гранатой не убьёшь!». Кретин.
– Меня ваш диплом не интересует. Я оперирую без всяких бумажек.
– Почему-то я не удивлена, – съязвила Вейр.
– С радостью бы обсудил с вами проблемы акшара при поступлении в человеческие университеты, да времени нет, – яд с зубов этого «врача» просто капал. – У меня на столе ребёнок. И он не дает себя осмотреть. Вы можете его успокоить?
«С этого и надо было начинать, придурок!» – чуть не рявкнула Вейр. Куда она попала? Мужики, у которых тестостерон напополам с адреналином из ушей течет. Хирурги-самоучки. И все идиоты, как один. Может, она все-таки умерла и сама этого не заметила? Наверное, это была ее личная версия ада.
– Так вы проводите меня к ребенку? – чувствуя, что от злости ее начало потряхивать, прошипела Вейр.
– Проходите, – неохотно отозвался хирург, открывая дверь с таким видом, как будто делает ей великое одолжение.
Дверь, кстати говоря, была самой обычной – пластиковой. О санитарных завесах они тоже наверняка ничего не слышали. Какой же у них процент послеоперационных осложнений? Она бы поставила на то, что сепсисом заканчивается десять из десяти.
На волне цветком распустившегося бешенства Вейр пролетела «предбанник», оценив синие лампы под потолком и обычный, даже в каких-то желтых потеках умывальник. И остановилась, как будто налетела на стеклянную стену. Хотя до перегородки, которая отделяла операционную она не дошла добрых пяти шагов.
Мальчик действительно сидел на операционном столе. Сколько ему лет было, врач с разгона определить не смогла. Судя по худенькому, с выпирающими ребрами, тельцу – лет семь. По внешности же... А по внешности это определить было невозможно. Лицо у ребенка отсутствовало. Вместо него – сплошная, вспухшая лилово-багряным, подушка гематомы. У паренька даже нос почти скрылся в отеках! Под ключицей белела марлевая нашлепка, с круглым пятнышком крови. И царапина поперек всего впалого живота. Не царапина даже, а самая натуральная рана, которую стоило бы зашить.
– Вы так и будете тут стоять с квадратными глазами? Или, все-таки, поможете мне? – скрипуче поинтересовался хирург.
Вейр тяжело сглотнула. Слюна скатилась по горлу, как комок смятой бумаги.
– Что с ним... – хотела еще добавить «случилось», но не выговорилось.
Собственно, голос съехал в сип еще на «с ним».
– Ракшасы, – довольно равнодушно ответил врач.
– У вас дети воюют?!
Ей нестерпимо захотелось себя ущипнуть. Или с разбега врезаться головой в стену. Или... В общем, сделать что-нибудь такое, чтобы проснуться. Немедленно. Реальностью это не могло быть никак.
– У вас с головой проблемы? – проскрипел вежливый хирург. – Он вообще из мирных. На его семью напали.
«О, мать моя! Не буду спрашивать, что с ними случилось. Не буду – и все. Не хочу знать!».
Но хирург как будто прочитал ее мысли. Хотя, скорее всего, они были написаны у нее на лбу большими буквами. Так или иначе, но рожа врача треснула пополам в кривой ухмылке.
– Старший брат его вышвырнул в окно. Упал на какой-то мусор. Потерял сознание, потому и выжил, – подчеркнуто вежливо оповестил он. – Вам принести нашатырь? Простите, но нюхательные соли закончились.
