Текст книги "Сад земных наслаждений"

Автор книги: Карузо Джачинта

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Другие символы взяты из сонников XV века и из старинных народных верований. Кувшин означает женский пол, или дьявола. Верблюд – умеренность и трезвость. Ключ – любовный акт или знание. Волынка – мужской или женский пол или даже грех против природы. Рог – мужской пол, перевернутый рог – женский пол. Бабочка – непостоянство или возрождение, воскресение. Цветок чертополоха – искушения, подстрекающие разум ленивого. Клубника, вишня – похоть. Ибис – память. Воронка – мошенничество или ложная мудрость. Заяц – похоть в сочетании со страхом смерти. Яблоко – женскую грудь. Полумесяц – тщеславие или дьявол. Медведь – похоть или память. Павлин – тщеславие. Пеликан – Христа Спасителя. Рыба – похоть или мужской пол. Дятел – борьбу против ереси. Лягушка – доверчивость. Еж – ересь. Лестница – акт совокупления. Обезьяна – непостоянство или дьявол. Мышь – фальшь. Створка моллюска – женский пол. Зеленый цвет – пагубный взгляд сатаны. Голубой цвет – обман и зло.

Наконец, существует гипотеза, согласно которой художник прибегал к помощи галлюциногена, чтобы пополнять свою коллекцию демонов. Действительно, ученые из Геттингенского университета воссоздали „ведьминскую мазь“, использовавшуюся в XVI веке, и испробовали ее на нескольких добровольцах; те сообщили, что у них возникали аналогичные видения: путешествия по воздуху, оргиастические сцепы с участием чертей и чудовищ».

В только что прочитанном меня поразили две вещи. Во-первых, гипотеза о галлюциногене. Я отнюдь не считал ее домыслом, вспоминая рассказы людей, пробовавших ЛСД. И во-вторых – то, что пресловутая клубника оказалась символом похоти.

Ребекка – молодец! Может, она вовсе не такая святоша, какой хочет казаться? Благодаря этому странному нику характер напарницы представился мне в новом свете. Почему из всех символов Босха она выбрала именно клубнику? Ведь есть еще, к примеру, аист, означающий чистоту. Поступок Ребекки никак не согласовался с ее безупречным образом, который сложился у меня в сознании. «Может быть, она занимается виртуальным сексом?» – подумал я вдруг. И после секундного размышления решил, что так оно и есть. Это ей очень подходит: надежно, стерильно.

Остаток дня прошел слишком медленно, без важных новостей. Николз, который уже вернулся из Шотландии, занялся организацией отряда из агентов в штатском для наблюдения за Ребеккой во время ее встречи с Тау. Чтобы не допустить ни малейшего риска, я поручил еще одному сотруднику следить за Ханком Хасельхоффом.

После долгих размышлений мы решили, что Ребекка и Тау встретятся в пабе. В Лондоне их больше семи тысяч, нужно только найти подходящий. Николз перебрал множество, пока список не сократился до двух названий. Оба заведения находились очень далеко от квартала, где жила Ребекка, чтобы ее никто не узнал, поставив тем самым под угрозу всю операцию. Один был в окрестностях мясного рынка Смитфилд, другой – за «Селфриджесом». [11]11
  Крупный универсальный магазин на Оксфорд-стрит.


[Закрыть]Мы выбрали второй, потому что там было удобнее установить камеры. Я хотел по возможности записать встречу на пленку.

В восемь часов я позвонил Логан. Она едва не визжала от радости, узнав, что я все-таки буду сопровождать ее на приеме. Я терпел ее глупую болтовню только потому, что твердо знал: войдя в галерею, немедленно пошлю эту приставалу куда подальше.

Приняв душ и надев смокинг, я долго рассматривал свое отражение в зеркале. Все должно быть идеально – ведь мне нужно произвести впечатление на Лору Кисс!

Без двадцати девять я сел в такси. Дженнифер Логан должна была приехать отдельно. И точно так же уйти. В этом вопросе я был непреклонен. А то еще вобьет себе в голову какую-нибудь глупость; решит, например, что у нас свидание.

Без четырех минут девять я разглядел Логан в огромной очереди, выстроившейся перед входом. Подошел к ней и изо всех сил постарался улыбнуться. Она расфуфырилась больше обычного. Да, хороша, ничего не скажешь, но такую нахальную и слащавую девицу я бы и концом трости не тронул.

– Ну вот и ты наконец! – воскликнула Логан, хватая меня под руку.

Желание отделаться от этой рыбы-прилипалы так и распирало меня. Но я смирился с необходимостью терпеть ее до тех пор, пока мы не войдем в зал, и старался сохранять спокойствие. А заодно изучал толпу в надежде заприметить Лору Кисс.

Внезапно Логан ущипнула меня за руку.

– Ты не слышал ни слова из того, что я тебе говорила.

О нет, ради всего святого, только ее упреков мне не хватало! Я раздраженно фыркнул.

– …так что она не придет, – продолжала журналистка пронзительным голосом.

– Кто не придет? – Я насторожился. Если Логан меня обманула, только чтобы я потащился с ней на прием, я задушу ее собственными руками.

– Твоя драгоценная мадам Шару, – ответила Логан с издевательским смешком, когда мы входили в зал. – А почему ты так хочешь ее увидеть?

– Не твое дело, – прошипел я, стряхивая ее с себя, словно ядовитую змею. Я начинал нервничать.

– Мне казалось, она не в твоем вкусе, – продолжала эта нахалка, ничуть не смущенная моими плохими манерами. – Она же плоская! У нее кости торчат. А тебе нравятся девушки в теле.

– Ты откуда знаешь, какие мне нравятся?

– Ну, судя по тому, как ты смотришь на своего сержанта, я бы сказала, что анорексический тип – не для тебя.

На своего сержанта? Я был в шоке. Эта змея говорила о Ребекке!

– Ты думал, я не замечаю, как ты слюнки пускаешь при виде сержанта Уэнстон?

Лучше сразу ее оборвать. Логан пыталась меня спровоцировать, это очевидно. Если бы я сказал все, что о ней думаю, это было бы ей только на руку.

– Пойду принесу чего-нибудь выпить.

Я резко повернулся спиной к Логан, но она схватила меня за рукав пиджака и прошипела язвительно:

– Зря теряешь время! Она лесбиянка.

– Кто? – Я так же резко повернулся обратно.

– Твой сержант. За милю видно, что ее интересуют женщины.

В глубине души я вздохнул с облегчением – испугался, что журналистка говорит о Лоре Кисс.

– Быть может, сержант Уэнстон делала тебе какие-нибудь предложения? – спросил я, снова ослепительно улыбаясь. – Вы бы составили прекрасную пару.

Ведьма и змея, добавил я про себя и стал пробираться дальше сквозь толпу. К счастью, Логан за мной не пошла.

Бродя как неприкаянный по залу, я прикидывал, как бы выяснить, здесь ли госпожа Шару. Я никого тут не знал. Это был не мой круг общения: слишком много старых перечниц, увешанных драгоценностями, и фатоватых франтов.

– Вижу, вы в затруднении, – проговорил кто-то у меня за спиной.

Я обернулся. Мне сочувственно улыбался Люк Шару.

– Я тоже ненавижу все эти приемы, – продолжил он. – А жена их просто обожает. Если бы не она, меня бы здесь не было. Она так настаивала на том, чтоб я пошел вместе с ней, а я не умею ей ни в чем отказывать.

Значит, она здесь! Я возликовал и, понятное дело, тут же возбудился. Потихоньку заглянул за спину писателя, но там не было и следа прекрасной Лоры Кисс.

– Вы в Лондоне в отпуске? – спросил я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

– В отпуске? – засмеялся Шару. – Может быть. Хотя у меня здесь есть дом. И дела: я приехал встретиться со своим издателем и работать над раскруткой новой книги.

– Той, что про инквизицию? Вы говорили, что еще не закончили ее.

Он снова засмеялся.

– Я имел в виду только что вышедшую книгу, а не ту, что сейчас пишу.

– Значит, у вас в Лондоне дом. А почему вы мне об этом не сказали, когда мы встречались в Савойе?

– Вы меня не спрашивали. И, честно говоря, мне в голову не пришло, что это может вас заинтересовать.

– Напротив, мне очень интересно. Приезжая сюда, вы привозите слуг с собой?

– В этом нет необходимости. В доме свой обслуживающий персонал.

– Вы оставляете в Савойе даже незаменимого Пьера? Не думал, что вы можете без него обходиться.

Шару посмотрел на меня с любопытством.

– К сожалению, Пьер терпеть не может Англию.

– А вы, напротив, очень любите.

– Да, я даже женился на англичанке.

– Кстати, о вашей жене. Я ее не вижу, – сказал я, оглядываясь. – Мне бы хотелось поприветствовать ее.

Шару взглянул на меня удивленно.

– Не знал, что вы знакомы с моей женой.

Я коротко рассказал ему о нашей встрече в саду.

– Она должна быть где-то здесь. Популярная личность. Все ее ищут. Стоит нам приехать на какой-нибудь праздник, у меня ее сразу же похищают, и я снова вижу ее только когда пора возвращаться домой. А что вы хотите, такова цена, если женишься на очаровательной женщине.

Я вздохнул, подумав о том, что бы я проделал с его потрясающей женой, если бы имел счастье остаться с ней наедине.

– Есть ли новости о деле горничной? – спросил Шару.

– Никаких.

Я собрался было перевести разговор на Торки. Мне хотелось побольше узнать о его фильме про Босха, но Шару меня опередил:

– А того молодого человека, официанта Торки, вы нашли?

– Пока что нет.

– Вы считаете, это он убил мою горничную?

Я развел руками, словно говоря, что все возможно, и спросил:

– У Джули Бонем был другой компьютер, кроме ноутбука?

– Я не знал, что у нее есть ноутбук.

– Его нашли среди ее личных вещей. Однако она им не пользовалась. Мы подозреваем, что она вела с кем-то переписку по электронной почте, и пытаемся понять, с какого компьютера.

– Полагаю, в Экс-ле-Бене есть интернет-кафе, – промолвил писатель с улыбкой.

Я не ответил. У него дома тоже наверняка полно этого добра. Чем больше я размышлял, тем сильнее убеждался, что Джули Бонем пользовалась одним из компьютеров Шару, чтобы держать связь с Тау. Но писатель вряд ли разрешил бы ей копаться в своих компьютерах.

– Итак, если я правильно понял, расследование зашло в тупик? – предположил Шару таким тоном, словно его возмущало подобное положение дел.

– Я этого не говорил, – возразил я обиженно. – Если у нас нет новостей, это не значит, что мы движемся на ощупь в темноте.

– Простите, не хотел вас обидеть. Я знаю, вы, следователи, продолжаете работать над делами, даже когда все кажется безнадежным. Однако стороннему наблюдателю такая внешняя неподвижность кажется убийственной. Это как будто писатель злоупотребляет длинными описаниями или режиссер – сценами, где персонажи практически ничего не делают. Люди бегут со всех ног. Вы не представляете, насколько сложно стало удерживать внимание публики более тридцати секунд кряду.

Я снисходительно улыбнулся:

– К счастью, это не моя проблема. Но того, кто пишет или снимает, постоянная погоня за публикой и за успехом, вероятно, изматывает. Одному Торки, кажется, все это в высшей степени безразлично.

Шару разразился смехом.

– Все как раз наоборот. Никого слава так не заботит, как его.

– Я бы не сказал, – возразил я скептически.

– Поверьте мне, Торки сознательно создал этот образ строптивого режиссера-мизантропа. На самом же деле единственное, что его интересует, – всегда оставаться в центре внимания.

– Почему же в таком случае он решил снять фильм о художнике пятнадцатого века?

– Вы знакомы с творчеством Босха?

С тех пор как Ребекка завалила меня своими карточками, я, конечно, не стал экспертом, но начал потихоньку понимать мир загадочного голландского художника. Должен признать, поначалу это было трудно. Сталкиваясь с Босхом, испытываешь беспокойство. Видя его чудовищ, демонов и прочих невероятных существ, чувствуешь исходящую от них угрозу. Словно безумный мир, изображенный на полотне готов поглотить тебя и утащить в пропасть. И только прочитав про галлюциногены, я немного успокоился: значит, все эти кошмары были рождены разумом, одурманенным наркотиком.

Но я решил скрыть от Шару свой интерес к художнику и ответил, что почти ничего о нем не знаю.

– Жаль. Вы бы поняли, почему Торки с головой окунулся в это предприятие. Босх благодаря особенностям своего творчества вызывает удивление, и Торки хочет этим воспользоваться.

– Каков сюжет фильма?

– Это тайна. Однако готов поспорить, что там обыгрывается «Сад земных наслаждений».

– Почему именно он? – спросил я встревоженно. Похоже, картиной одержим не один Тау.

– У этого полотна сильный эротический подтекст, и Торки использует его, чтобы подстрекнуть вуайеризм публики.

– Не могли бы вы пояснить? – попросил я писателя.

– Торки устроит огромную оргию. Но художественную, как скажут критики. Газеты будут писать о ней еще несколько месяцев. Правда в том, что это будет очередной порнографический фильм, выданный за искусство.

– Вы резко отзываетесь о Торки. Почему?

– Мне не нравятся лжецы. А он – один из них.

В этот момент, словно по волшебству, рядом с ним материализовалась Лора Кисс. Красота ее казалась почти неестественной.

– Я очень устала, – сказала она мужу томно. – Может быть, поедем?

Я хотел было поздороваться с ней, но она меня явно проигнорировала. Шару извинился и удалился вместе с женой. Несколько мгновений я стоял как громом пораженный, а когда пришел в себя, мне вспомнилась Алейт ван дер Меервенне, которой во время репетиции в соборе Святого Иоанна пренебрег Великий Магистр. Интересно, она чувствовала себя так же глупо, как я сейчас?

11

Алейт

Хертогенбос, июнь 1504 года

Алейт молилась, стоя на коленях в своей комнате, когда служанка пришла сообщить ей о приезде лекаря. За ним послали рано утром, но явился он только через шесть часов, поскольку задержался у постели богатой торговца, который был при смерти после падения с лошади, Но это был лучший лекарь в Хертогенбосе, и его стоило так долго ждать. Быть может, теперь Агнес наконец поправится. Это она нуждалась в лечении. Вот уже несколько недель бедняжка кашляла днем и ночью без остановки.

Сначала казалось, что это следствие сильной простуды, которую девушка подхватила сразу по приезде в Рудекен. В тот год весна выдалась холодная. С наступлением хорошей погоды Агнес поправилась. Жар прошел, силы вернулись к ней. Кашель тоже пропал. Но потом он почему-то появился снова и уже не поддавался никакому лечению. Им пришлось вернуться в город, ведь девушке, казалось, с каждым днем становилось все хуже и хуже.

Когда госпожа вошла в комнату больной, лекарь уже осматривал ее, однако он не произнес ни слова до самого конца своего посещения.

– Ну что? – спросила Алейт, провожая его за порог комнаты.

– Пациентка здорова.

– Тогда как вы объясните терзающий ее кашель?

Лекарь пожал плечами.

– Он идет не отсюда, – сказал он, показывая на грудь. – И не отсюда. – Он дотронулся до горла. – Как бы там ни было, я выпишу вам рецепт, который вы отнесете аптекарю.

– Припарка из семени льна?

– Нет, настой эхинацеи и ромашки, пусть принимает его дважды в день. Кроме того, каждый день давайте ей на обед мясо с кровью. Заставьте ее встать с постели. Свежий воздух и движение – вот лучшие лекарства. Она должна гулять.

Алейт скривила губы.

– Но ведь она на ногах не держится! Как она будет гулять?

Лекарь вздохнул:

– Сударыня, вот вам мое скромное мнение. Болезнь девушки – не телесного свойства.

И он ушел, не сказав больше ни слова.

Его последняя фраза весь день эхом звучала в голове Алейт. Лекарь не стал продолжать, но она и без того отлично знала, что недуг Агнес коренится в душе. И чувствовала себя отчасти виноватой в этом.

Еще до отъезда в деревню Агнес переменилась, стала молчаливой и печальной. В Рудекене она полностью замкнулась в себе и отказывалась откровенничать с Алейт. Целыми днями сидела у окна и смотрела на улицу, как будто ждала, что там кто-то с минуты на минуту появится. Простудилась Агнес именно потому, что всегда держала окно открытым, даже в дождь и плохую погоду.

Иногда по ночам Алейт слышала, как девушка плачет, и тогда ее захлестывало чувство вины за то, что она привезла компаньонку в деревню. Хоть она и повторяла постоянно, что сделала так ради блага Агнес, ответственность за ее горести лежала на совести госпожи тяжким грузом. Все эти месяцы Алейт наблюдала за страданиями девушки и каждый день надеялась на чудо, подобное тому, какое случилось с ней самой, когда ей удалось освободиться от сжигавшей ее страсти.

Однако справедливости ради Алейт вынуждена была признать, что исцелилась еще и потому, что, ухаживая за компаньонкой, отвлекалась от своего горя. Она была так сосредоточена на том, чтобы держать Агнес подальше от еврея, что забыла о собственных невзгодах. Если бы не этот недуг, быть может, девушка тоже могла бы избавиться от своей страсти.

Алейт просидела с больной до самого вечера. Йероен вернулся из мастерской, когда уже стемнело. В те дни он работал до последних лучей солнца. Он хотел закончить картину, заказанную евреем, как можно скорее, поскольку герцог Филипп заплатил ему задаток за новую работу, «Страшный суд». Полотно должно было получиться два с половиной метра в ширину и изображать рай и ад.

Эта новость обрадовала Алейт, но меньше, чем она ожидала. Когда кавалер ван Бакс явился с поздравлениями, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы выглядеть довольной. Ей было стыдно в этом признаться, но из-за болезни Агнес даже успехи мужа, служившие Алейт утешением на всем протяжении их брака, отошли на второй план.

За ужином Йероен поинтересовался состоянием здоровья девушки.

– Я знаю, что приходил лекарь. Что он сказал?

– Что она сильная. И поправится.

Алейт солгала неохотно, но ей не хотелось тревожить мужа. Он был очень привязан к Агнес и стал бы беспокоиться. А это плохо повлияло бы на его работу.

Однако внутренний голос подсказывал ей, что это только часть правды. Алейт приуменьшала серьезность болезни Агнес еще и для того, чтобы избежать новых осуждений со стороны мужа. Хотя Йероен ничего не говорил, было ясно, что он понимает: этого никогда бы не случилось, если бы не упрямое решение Алейт ехать в Рудекен.

– А кашель? – снова спросил он.

– Тоже пройдет.

На лице мужа появилось недоверчивое выражение.

– Я сначала зашел к ней. Она задыхалась в приступе кашля. Служанке пришлось несколько раз встряхнуть ее, чтобы она снова смогла дышать.

– Лекарь прописал ей настой. Вот увидишь, через несколько дней ей станет лучше.

– Мне показалось, что душа ее тоже страдает. Быть может, Агнес нужно развеяться. Начать видеться с людьми. Великий Магистр каждый день спрашивает о ней и хочет навестить.

У Алейт разом пропал аппетит.

– Лекарь высказался вполне определенно, – проговорила она, отодвигая в сторону тарелку. – Отдых, еда и никаких посещений. Только тогда Агнес сможет встать на ноги.

Муж открыл было рот, чтобы возразить, но что-то удержало его. Он тоже отодвинул тарелку и знаком приказал служанке убрать ее.

В ту ночь Алейт не спала из страха, что еврей внезапно постучится к ней. Она никогда не позволит ему увидеться с Агнес.

Весь следующий день она не отходила от постели больной. Стараясь хоть как-то развлечь ее и зная, что девушка живо интересуется жизнью двора, Алейт, ненавидевшая сплетни, даже рассказала ей о последнем скандале.

Герцогиня Хуана наконец соединилась с мужем, при встрече оба плакали от радости. Однако идиллия продлилась недолго. Как и сказал еврей несколькими месяцами раньше, у герцога Филиппа была любовница, и он, казалось, очень ею дорожил. Эта новость достигла слуха герцогини, и та, вне себя от ревности, велела шпионить за дамой, длинноволосой блондинкой, с которой ее супруг встречался в лимонной роще парка Кауденберг.

Во время праздника под открытым небом герцогиня Хуана спряталась среди деревьев и ждала прихода соперницы. Та была очень красива, ее распущенные светлые волосы украшал жемчуг, модное открытое платье подчеркивало прелесть ее груди, и когда дама шла, все склонялись перед нею. В роще фрейлина украдкой подала ей записку, и тут герцогиня Хуана выскочила из-за деревьев и попыталась завладеть бумагой. Дама ловко проглотила ее. Тогда герцогиня бросилась на соперницу, намереваясь поранить ей лицо ножницами. Однако и это ей не удалось, и разъяренная ревнивица удовольствовалась тем, что отрезала у любовницы мужа несколько прядей длинных белокурых волос.

Услышав крики, герцог Филипп подскочил к дерущимся и попытался остановить жену, но та сбежала. Муж настиг ее, схватил и стал сильно трясти, осыпая страшными оскорблениями на глазах у всех гостей.

– Говорят, он собственноручно запер ее в комнате. Хуана пыталась выйти, но дверь оказалась перегороженной. Тогда она стала кричать, сбросила на пол статуэтку, вытащила доски из пола и ложкой стала копать там лаз; разбила зеркала и все хрупкие вещи. Шум был такой, что никто не смог сомкнуть глаз. Когда наутро дверь открыли, герцогиню обнаружили лежащей на полу в плачевном состоянии, – заключила Алейт.

Агнес посмотрела на нее печально, в ее глазах госпожа как будто усмотрела сомнение.

– Ты не веришь, что все это действительно было? Сейчас только об этом все и говорят. Бедная герцогиня снова потеряла голову и устроила ужасный спектакль. Но ведь герцог плохо с ней обращается. Изменяет ей да еще и бьет ее. Запирает в какой-то каморке. Она любит его до безумия, а он, говорят, намерен заключить ее в замке на острове, затерянном в Северном море.

При этих словах Агнес вздохнула и закрыла глаза. Алейт поняла, что совершила ошибку, рассказав ей трагическую историю герцогини, и сразу же сменила тему, стала описывать новое платье, которое собиралась себе сшить.

К счастью, больная заснула и проспала до вечера. Алейт смогла отдаться молитве. Однако она не стала уходить в свою комнату, боясь оставить компаньонку одну даже на минуту. Она велела слугам принести молитвенную скамеечку и поставила ее в углу комнаты Агнес.

Йероен вернулся позже обычного, во время ужина они говорили очень мало. Прежде чем лечь спать, Алейт пошла в последний раз взглянуть на Агнес и напоить ее настоем, что прописал лекарь. Девушка принимала его вот уже второй день, но он, казалось, совсем не действовал.

Шли недели, ни малейшего улучшения не наступало. Напротив, Агнес как будто становилось все хуже.

Алейт в отчаянии ходила взад-вперед по комнате, не зная, что делать. Если так будет продолжаться, девушка наверняка умрет. Лекарь не сумел ее вылечить, а ведь он – лучший в городе. Что делать? У кого просить помощи? Ей вдруг вспомнилась старуха, бродившая по рыночной площади. Она знала целебные травы и славилась тем, что умеет лечить людей. Почему бы не обратиться к ней? Муж, разумеется, ничего не должен знать. Когда он слышал о таких, как эта знахарка, то приходил в ярость. «Шарлатаны низшего сорта», – клеймил он их.

Алейт послала за старухой самую преданную служанку. Знахарка пришла и согласилась осмотреть Агнес. Одежда целительницы была рваной и грязной, седые волосы – спутанными, кожу покрывали оспины.

Она взглянула на больную, потом взяла ее за руку и осмотрела ладонь.

– Кто-то сглазил ее, – произнесла она наконец.

– Сглазил? – повторила Алейт пронзительно.

– Кто-то так сильно желает ей зла, что хочет уморить ее.

«Пресвятая Дева, – подумала Алейт в отчаянии, – это еврей». Только он был достаточно могуществен, чтобы сотворить такое.

– Что можно сделать? – спросила она у старухи.

– Я дам вам оберег, она должна будет все время носить его. Завтра утром отправьте служанку на рынок, чтобы его забрать. Вам придется заплатить, так уж нужно.

– Цена не имеет значения, но я хотела бы знать, из чего он сделан.

Знахарка покачала головой:

– Не могу сказать. Иначе оберег потеряет силу.

На следующий день служанка отправилась на рынок, вернулась оттуда с мешочком из грубой ткани и сказала, что старуха велит зашить его в край рубашки больной. Алейт сделала это сама под отсутствующим взглядом Агнес, которая уже не замечала, что происходит вокруг нее.

Прошло еще три дня, и положение только ухудшилось. Сон Агнес стал беспокойным. Она часто кричала и плакала или взывала к кому-то, называя его «вы, пребывающий в раю».

Алейт приходила в ужас, слыша эти слова. Слишком очевидно было, к кому они обращены. Кроме того, она начала сомневаться в могуществе старухи знахарки. Служанка, видя это, рассказала хозяйке об одной своей кузине, которая была уже при смерти, но выздоровела благодаря молодой крестьянке, знавшей магическое искусство.

Сначала Алейт с негодованием отвергла совет, угрожая прогнать служанку за то, что та осмелилась предлагать подобные вещи. Но потом, в отчаянии оттого, что Агнес становится хуже, вынуждена была послать за крестьянкой, грубой, невежественной женщиной, питавшей, однако, великую веру в собственные силы.

– Ей дали приворотное зелье, – заявила она, взглянув на больную. – Если вы сделаете так, как я вам скажу, девушка выздоровеет.

– А вы уверены, что это именно приворотное зелье? – Алейт колебалась.

Крестьянка посмотрела на нее так, словно она только что произнесла богохульство.

– Все признаки налицо: девушка до такой степени сгорает от любви, что хочет умереть. Только магическое зелье могло ее до этого довести.

С учетом всех сплетен о еврее это объяснение показалось Алейт вполне убедительным.

– Что я должна сделать? – Она решила испытать любые способы, даже самые невероятные.

– Наложить проклятие на того, кто дал ей зелье.

Алейт почувствовала, как живот у нее сжимается от страха.

– Это невозможно, – пробормотала она. – Я не справлюсь.

– Справитесь, ничего тут сложного нет.

– О чем вы говорите?

– Вы должны затянуть петлю.

Алейт побледнела.

– Об этом не может быть и речи.

– Тогда девушка умрет. – Крестьянка развернулась и собралась уходить.

– Подождите! – окликнула ее Алейт. – А вы сами не можете это сделать?

– Нет, я – чужой человек. У меня не получится. Это должен быть кто-то из семьи.

Алейт терзали сомнения, ибо она отлично знала, в чем состоит пресловутый обряд затягивания петли. Нужно было раздобыть член только что убитого животного, спрятать его в одежде и ждать злодея, который навел проклятие, у выхода из церкви. Как только тот покажется, надлежало встретиться с ним взглядом и повязать белую ленточку вокруг члена животного. Считалось, что этот обряд как бы связывает детородный орган злодею и тем самым лишает врага силы.

Если б это сработало, результат послужил бы справедливым наказанием такому развратнику, как еврей. Но Алейт боялась, что дело станет достоянием гласности. Тогда она умрет от стыда. Женщине ее положения не пристало совершать подобные глупости. А муж наверняка подумает, что она сошла с ума.

– Так что? – пробудил ее от размышлений голос крестьянки.

– Да будет так, – проговорила Алейт, принимая самое трудное решение в своей жизни.

Крестьянка объяснила ей, как следует поступить, и ушла.

Алейт намеревалась действовать как можно скорее. Она воспользуется помощью преданной служанки. Завтра же отправит девушку к мяснику, чтобы раздобыть член борова, как и посоветовала крестьянка. Но придется прятать этот ужас у себя под одеждой – Алейт вздрагивала от отвращения. Даже не это пугало ее больше всего. Еще труднее было, конечно же, встретиться взглядом с евреем. Сама мысль о том, что предстоит снова увидеть его, была ненавистна Алейт, но ради блага Агнес она готова была даже на эту жертву.

К счастью, была пятница, оставалось только дождаться воскресной мессы в соборе. Еврей непременно появится на ней. Достаточно будет, вместо того чтобы, по обыкновению, избегать его, как чумы, найти способ оказаться рядом, когда он будет выходить. Муж наверняка остановится, чтобы поприветствовать Великого Магистра. Алейт с тревогой думала о том, что придется встретиться с ним взглядом, но она найдет в себе силы. Ради блага Агнес.

Служанка справилась со своим поручением, и в воскресенье утром, перед выходом из дома, Алейт обнаружила у себя в кармане кровавый кусок мяса, завернутый в ткань. Она ужаснулась оттого, что совершает, но так было нужно.

Они с Йероеном заняли место на скамье семьи ван дер Меервенне. Еврей уже пришел, но Алейт старалась не смотреть в его сторону.

На протяжении всей службы пот лил с нее градом. Муж заметил это и спросил, все ли с ней в порядке. Жена успокоила его, сославшись на жару, и постаралась сидеть спокойно и предаваться молитве.

Наконец месса окончилась, и Алейт сорвалась со скамьи, немало удивив мужа. Схватив его под руку, она прошла через неф и поспешила к выходу, а потом вдруг резко остановилась возле паперти.

Йероен вопросительно посмотрел на нее, но Алейт снова пожаловалась на жару и легкое недомогание. Он тут же заботливо предложил ей вернуться в собор и сесть. Но она отказалась, так как краем глаза заметила приближавшегося к ним еврея.

– К нам идет Великий Магистр, – сказала Алейт, боясь, что муж его не заметит.

Йероен взглянул на жену с удивлением, ведь она обычно делала все возможное, только бы не встречаться с этим человеком.

Великий Магистр поравнялся с ними.

Муж повернулся к нему, а она ловко сунула руку в карман. Нащупав приготовленную заранее белую ленточку, сложенную в петлю, Алейт начала надевать ее на отвратительный кусок мяса. Когда еврей поздоровался с ней, их глаза встретились, и женщина не отвела взгляда до тех пор, пока не затянула петлю.

После обмена положенными любезностями Алейт с торжествующей улыбкой на губах сказала мужу, что хочет вернуться домой.

Там она сразу же переоделась и велела служанке сжечь платье вместе с тем, что лежало в кармане. Алейт блестяще справилась с трудным испытанием и теперь была уверена, что все переменится и Агнес выздоровеет.

Весь день Алейт только и думала что о взгляде еврея. Помимо удивления, она прочла в нем ту же решимость, что и роковой ночью, в подвале его дома. На мгновение Алейт дрогнула, в душе ее всколыхнулись испытанные тогда чувства, но она подавила желание и гневно прогнала прочь порочные мысли. Ей казалось, что она уже неуязвима для похотливых взглядов еврея, но какая-то ее часть по-прежнему не подчинялась железным законам, которые Алейт сама для себя установила.

Но теперь она знала, как справиться с этой мучительной тревогой. Сделав над собой усилие, Алейт успокоилась и вернулась к постели Агнес, веря в то, что будущее принесет облегчение.

Увы, ожидания ее не оправдались. Через два дня больная потеряла сознание, а затем последовала череда ужасных событий, приведших к финальной катастрофе.

Все началось с приступа кашля, который перерос в серьезный припадок. При помощи служанки Алейт удалось вернуть Агнес к жизни, после того как у той надолго пресеклось дыхание. Охваченная паникой, госпожа снова послала за лекарем, и он вынес чудовищный приговор: девушку может спасти только чудо.

От этого известия Алейт похолодела, но постаралась не терять голову. Чтобы пережить этот кошмар, нужно было сохранять ясность мыслей. Она все устроила так, чтобы и ночью не покидать комнаты больной, и больше оттуда не отлучалась.

Йероен, узнав об этом, сразу явился отговаривать жену:

– Ты должна отдохнуть, иначе тоже заболеешь.

– Ей нельзя оставаться одной. Я буду сидеть с ней.

– Но она не одна. Кто-то из слуг всегда в комнате.

– Это не то. Ей нужна я.