Текст книги "История времен римских императорв от Августа до Константина. Том 1."

Автор книги: Карл Крист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Исторический образ Марка Аврелия сформировался под влиянием двух совершенно противоположных впечатлений. «Самосозерцания» показывают внутренние испытания стоического философа и стали любимым чтением Фридриха Великого, а четырехметровая конная статуя на Капитолийском холме, одна из самых известных римских конных статуй вообще, воплощает власть повелителя и полководца. Можно ценить философа, восхищаться человеком, но нет никаких оснований идеализировать принцепса.

Безусловно, требовалась необыкновенная сила характера и твердость, чтобы, несмотря на цепь катастроф, добиться успешной защиты империи, тем более, что Марк Аврелий не был обучен военному ремеслу и не был подготовлен к руководящим функциям этого рода. Если он и пользовался успехами таких полководцев, как Помпеян, Пертинак и Авидий Кассий, все равно ответственность за защиту империи лежала на нем одном. Здесь, как и в других сферах внутренней политики, итог его правления безусловно позитивный.

Но ему противостоит совершенно неудовлетворительное решение личных проблем по управлению. Если Римская империя могла выдержать малопригодного прищепса, то именно при Марке Аврелии произошло историческое испытание адоптивной империи. Он виноват в том, что этот институт не сработал именно в тот момент, когда речь шла о том, чтобы во главе государства поставить действительно достойнейшего. Он виноват в том, что к внешнему кризису империи добавился еще и внутренний.

Хотя Коммод до своего прихода к власти достаточно долго находился рядом с отцом, он не продолжил руководимые Марком Аврелием операции и не перенял стиль его правления. Но было бы неверно видеть в действиях нового принцепса новую концепцию принципата. За его решением прервать сражения на Дунае вряд ли кроется реалистическая оценка потенциала империи. Экономия ее сил никогда не интересовала Коммода даже позже.

С другой стороны, нет никаких оснований драматизировать тот факт, что ненадежный молодой принцепс присоединился к тем, кто теперь выступал за прекращение наступлений. Ибо в основном сохранился status quo на Дунайской границе, хотя римские форпосты были убраны и пограничным соседям выплачены субсидии. То, что oт Коммода не следовало ждать военных и внешнеполитических инициатив, проявилось уже здесь. Там, где при его правлении случались небольшие нападения на римскую пограничную зону, как в Британии (около 184 г.н.э.), на верхнем Рейне, где в 187 г.н.э. был расквартирован Страсбургский легион, в Дании и в Испании, местные командующие принимали успешные оборонительные меры. Сам Коммод довольствовался тем, что еще в 180 г.н.э. отпраздновал новый триумф за победу над дунайскими народами, а пять лет спустя принял победное имя Британик. После его возвращения в Рим пограничные войска больше никогда его не видели.

Внутренней политикой Коммод тоже не интересовался. Внутри империи царил в чистом виде режим фаворитов, сопровождающийся расточительностью и коррупцией. Соперничество придворных и их борьба за власть быстро привели к состоянию, близкому к анархии. Причем Коммод, естественно, не покрывал своих креатур. Так, он отказался от Перенна, властолюбивого представителя всаднического сословия, который с 182 по 185 г.н.э., будучи преторианским префектом, был влиятельнейшим человеком. Это произошло, когда в Рим прибыла большая делегация от британских легионов и выдвинула обвинения против Перенна. Префект был низложен и убит.

Но и его преемника Клеандра постигла не лучшая участь. Как фригийский раб, он когда-то был продан в Риме и благодаря должности камердинера стал влиятельнейшим человеком в государстве. Когда в 189 г.н.э. начался голод, Клеандр тоже был принесен в жертву римскому плебсу. Последней упряжкой, определяющей курс приблизительно с 192 г.н.э., были опять камердинер Эклект, преторианский префект Лет и любовница принцепса христианка Марция.

Рис. Коммод.

Совершенно очевидно, что подобное правление не пользовалось никаким авторитетом, и гвардия держалась в узде только благодаря постоянным знакам благосклонности и уступчивости. Уже в 182 г.н.э. сестра принцепса Луцилла и Уммиций Квадрат задумали восстание против Коммода. Однако заговор потерпел неудачу, и так как в нем участвовал целый ряд сенаторов, то преследование Коммода обрушилось на тех сенаторов, которых хронически недоверчивый принцепс считал своими врагами. Как у Калигулы и Нерона, у Коммода страх сочетался с переоценкой собственной личности и патологическим поведением.

Расточительность двора и государственные трудности, не устраненные новыми конфискациями и налогами, быстро привели к бесхозяйственности. Уже в 180 г.н.э., например, цены на зерно в Египте повысились в три раза. Ни реорганизация флота, перевозящего зерно, ни другие меры ничего не изменили в течение кризиса. Стабилизация экономики и валюты не удалась, рабы, вольноотпущенники и придворные Коммода не были на это способны.

Надпись из Северной Африки свидетельствует о неудовлетворительном состоянии повседневной жизни населения. Это обращение к принцепсу говорит о бедственном положении простых колонов. Умоляющим тоном обращаются мелкие арендаторы к повелителю: «Приди нам на помощь и, так как мы, бедные крестьяне, зарабатывающие на хлеб собственными руками, не можем противостоять арендатору перед твоим прокуратором, который благодаря щедрым подаркам пользуется у них доверием сжалуйся над нами и удостой нас своим священным ответом, чтобы мы не делали более того, что нам положено по постановлению Адриана и по письмам твоим прокураторам..., чтобы мы, крестьяне и возделыватели твоих доменов, по милости твоего величества больше не тревожились арендаторами». В своем ответе Коммод выразил беспокойство «чтобы не требовалось того, что нарушает основной статут».

Если там ограничились просьбами, то в других местах такие обстоятельства давали повод для восстаний. В Южной Галлии общественное недовольство возглавил дезертир Матерн. Он провозгласил себя императором, правда, после этого был изгнан из Галлии, однако в 186 г.н.э. продолжил в Италии бандитскую войну, пока не был пойман и казнен.

Среди этих кризисов и нужды Коммод вел роскошный образ жизни. Если его отец был проникнут глубочайшим чувством долга и мучился угрызениями совести, то Коммод не имел никакого понятия о таких побуждениях. Зато он был одержим своим благородством. Как первый порфирородный правитель, он считал, что для него нет никаких рамок, что он вправе требовать высочайшего почтения. После заговора Луциллы, когда придворные внушили ему, что он лучше защитит себя от дальнейших покушений, если меньше будет показываться на людях, он безвылазно жил в своем дворце.

В первые годы его правления на монетах государственного монетного двора изображались традиционные государственные боги, прежде всего Юпитер, Минерва, Марс и Аполлон, а также ввиду любви правителя к восточным богам Сарапис, Изида и Кибела. У Юпитера появилось новое прозвище Победительный, за чем последовало, что и Коммода приветствовали как Победительного. Одновременно, как и во времена Траяна, прославлялась вечность Рима, счастье нового века – счастье времен и счастье века. В своем собственном счастье Коммод был так уверен, что включил в свой титул новый элемент счастливый.

В отличие от того, что последовало позже, начало правления можно назвать умеренным. Но все резко изменилось, когда Коммод после смерти Клеандра решил сам руководить политикой. Во всяком случае, он отказался от затворничества во дворце и перестал скрывать свои монократические претензии. В этой связи употреблять понятие «абсолютизм» было бы ошибкой.

Болезненный характер приняли теперь переименования и раздача новых названий, чем очень увлекался Коммод, и это лишний раз говорит о том, что он считал империю своей собственностью. Так, в 190 г.н.э. исчезло название Рим, город стал называться Колония Коммодиана, римский сенат – Коммодианов сенат, к тому же все легионы должны были носить имя Коммода. Особенно удачное решение пришло в голову правителю по поводу названия месяцев. Свое имя и титулы он довольно часто менял и получилось, что они теперь состояли из 12 элементов, поэтому было проще и целесообразнее сменить старые названия месяцев на двенадцать новых: Луций, Элий, Аврелий, Kоммод, Август, Геракл, Римский, Пoбедительный, Амазонский, Непобедимый, Счастливый, Пий.

Рука об руку с усилением внешних форм шло пренебрежение старыми традициями. Так, принцепс часто стал появляться в шелковых и пурпурных одеждах, как жрец Изиды он участвовал в процессиях этого культа с гладко выбритой головой и выставлял себя перед богами рабом. В то время, как гладиатор в глазах римлян считался презренным и деклассированным, Коммод видел в нем жизненный идеал. Охоту он превратил в побоище, геракловы представления свел до абсурда.

При всем его уважении к различным восточным богам на первом месте в заключительной фазе его правления стоял Геракл. Он хотел быть римским Гераклом, противоположностью греческого бога. Так, на монетах и медальонах Коммод был в шлеме с изображением львиной морды, перед ним всегда несли львиную шкуру и палицу, эти реквизиты лежали на его кресле, когда он сам не принимал участия в официальных церемониях. Если мифологический Геракл победил чудовище, то Коммод равнялся на него на свой манер. Он приказал выловить римских калек, нарядить их гигантами, а потом убивал их палицей, как он это проделывал с дикими животными в пирке.

Все, что скрывалось за подлинной сноровкой принцепса, заслонялось этими эксцессами. Они, в конце концов, стали ужасать даже его ближайшее окружение. Когда Коммод заявил о своем намерении вступить в консулат 1 января 193 г.н.э. как гладиатор, его приближенные Марция и Эклект после неудачной попытки отравления приказали атлету задушить его 31 декабря 192 г.н.э. в ванне. Долго сдерживаемая ненависть вылилась в проклятие памяти убитого. Изображения Коммода были сброшены, а имя забито резцом. Однако в 197 г.н.э. Септимий Север связал себя с Коммодом, естественно, чтобы продемонстрировать после переломного момента 193 г.н.э. преемственность принципата. Он даже распорядился обожествить своего предшественника.

Однако существует и современный апофеоз этого извращения. Коммода якобы нужно понимать, исходя из его «первозданного испанского характера», его стремления к примитивности, к новой форме религиозности, генотеистического синкретизма или «религиозного абсолютизма». Однако эти толкования так же малоубедительны, как и в случае с Калигулой или Нероном, так как они не отражают сущности исторического Коммода, того принцепса, который закончил династию Антонинов. Если в начале II в.н.э. тщательное идеологическое оправдание основало новую фазу принципата, и он был снова утвержден конструктивными достижениями новых принцепсов, то последний Антонин своими фантастическими эксцессами довел его до абсурда. Римского Геракла Коммода целый мир отделяет от геракловой идеологии Траяна. Хаос эпохи Коммода был вызван им самим, именно с него начинается в глазах современного ему историка Кассия Диона эпоха «железа и ржавчины», а, по Гиббону, начало «Упадка и падения Римской империи».

Общественная структура Римской империи

Рабы

Нет точных данных о количественном соотношении рабов к общему числу населения при принципате. В крайнем случае, нужно исходить из того, что соотношение в Италии, а также в других частях империи мало изменилось по сравнению с соотношением в августовскую эпоху. Тем не менее есть некоторые признаки, которые свидетельствуют, по крайней мере на региональном уровне, о сокращении числа рабов; однако в общем плане продолжала существовать преемственность. Рабы оставались решающим фактором общественного и экономического устройства, как в Италии, так и в провинциях.

Вопреки недопустимым упрощениям, абстракциям и оценкам этого факта и вопреки выводам, которые были сделаны, исходя из них, об общей оценке римского общества, рекомендуется сразу же сделать ссылку на утверждение видного марксистского историка античности. Он подчеркивал, что термин «раб» был сначала юридическим понятием. «Этот термин констатирует, что один человек является собственностью другого человека или юридического лица, но не больше и не меньше. Он ничего не говорит о его положении в рамках общественных производственных отношений, ничего о его общественном положении, образовании, влиянии, способностях. Мы находим рабов в качестве сельскохозяйственных работников, осужденных преступников на рудниках, представителей ремесленных предприятий, расфранченных камердинеров у богатых граждан, надсмотрщиков за свободными наемными рабочими, полицейских, носителей щита легионера, в качестве проституток и влиятельных гетер, учителей, врачей, императорских советников и писарей, банкиров, землевладельцев, собственников рабов. Никто не будет серьезно утверждать, что все эти рабы принадлежат к одной группе людей с одинаковым местом в общественном производстве, с одинаковым отношением к средствам производства, с одинаковой ролью в общественной организации труда, с одинаковой долей в общественном богатстве, то есть, что они образуют один класс. Собственниками рабов могли быть император, сановник, гражданин, крупный землевладелец, крестьянин, солдат, зависимый земледелец, банкир, владелец мастерской, мелкий ремесленник и даже раб. Никто не будет серьезно утверждать, что все эти рабовладельцы образуют один класс.

Очевидно, что неправильно сводить основные противоречия античного общества к противоречиям между рабами и рабовладельцами». (Крайссиг Г. «Экономика и общество Селевкидского царства». Берлин, 1978).

Далее речь пойдет о положении, оценке рабов и об обращении с рабами при принципате, а потом подробнее будет сказано о реакции рабов и принцепсов на развитие событий. Но сначала нужно коротко остановиться на юридическом положении римских рабов. «Рабство – это институт права народов, по которому некто (вопреки природе) попадает под чужую власть». Так римский юрист во II в.н.э. определил институт рабства (Дигесты). По традиционным римским понятиям, раб был бесправен. Так как он, с одной стороны, находился под властью своего хозяина, а с другой – рассматривался как его собственность, его положение определялось диалектикой между лицом и вещью. Если сначала преобладала его оценка как субъекта, то при принципате однозначно предоминировала его оценка как объекта собственности, и характер лица отступал на задний план. Например, никогда не подвергалось сомнению, что брак между рабами с точки зрения частного права не имел никакого значения, родившийся от рабыни ребенок переходил в собственность хозяина матери; было совершенно немыслимо, чтобы раб выступал на гражданском процессе в качестве одной из сторон. Он мог просить расследования только у принцепса.

Основной проблемой в этой области с самого начала была забота о пополнении рабского потенциала, который, по оценке П.А.Бранта, в августовской Италии составлял приблизительно 40 % от общего населения. Тогда как старые исследования рассматривают в качестве источника такого пополнения только военнопленных, Макс Вебер утверждает, что «завоевательные войны Тиберия на Рейне» повлекли за собой истощение этого источника и этим в конце концов ослабили «культуру рабов».

Совершенно очевидно, что количество бывших пленных на работорговческих рынках уменьшалось, так же уменьшалась доля взятых в плен путешественников и живущих недалеко от побережья свободных людей, обращенных в рабство пиратами и разбойниками. Наоборот, увеличивалось привлечение детей рабов, от которых ожидалось, что они как рожденные в доме рабы, будут особенно послушны; существенно возросло также число самообращения в рабство обедневших свободных людей. Доказаны случаи подкидывания свободнорожденных детей и продажа себя в рабство из-за нужды в Вифинии и Фригии. Короче говоря, можно утверждать, что внутри Италии при принципате число рабов уменьшилось. Однако это не отразилось на цене раба, как и раньше она была стабильной и в зависимости от квалификации, возраста, спроса и предложения составляла от 600 до 2 500 сестерциев.

В то время как уменьшалась доля рабов из областей по ту сторону границ Италии, число рабов из Германии и Эфиопии оставалось таким же небольшим, а вот эллинистический Восток, Греция, Фракия, Дакия, Северная Африка и кельтсткие районы Запада поставляли, как и раньше, большое число рабов. Учитывая опыт поздней Республики, они больше работали не в этнически однородных группах, а в специально смешанных, структурированных только по квалификации и строго надзираемых маленьких группах.

В сельском хозяйстве положение рабов зависело от величины предприятия и от организации труда, а также и от их функций. Еще в I в.н.э. были закованные рабы, которые содержались в каторжной тюрьме и применялись только на более простых, физически тяжелых работах. Но имелись наряду с этим опытные пастухи, селекционеры мелкого рогатого скота, специалисты по выращиванию фруктов, винограда, по изготовлению оливкового масла, были и надсмотрщики за группами рабов и даже управляющие. Тем не менее положение сельскохозяйственных рабов оставалось тяжелым, несмотря на некоторое улучшение по сравнению с ситуацией во времена поздней Республики. Личные контакты с собственником были таким же исключением, как и освобождение.

Общее развитие аграрного сектора определялось прежде всего существованием обычных хозяйственных единиц в первую очередь загородных поместий (вилл) и мелкого производства, кроме этого, распространением крупных землевладений, которое в свою очередь привело к увеличению других форм несвободного труда, особенно к колонату. Уже во второй половине I в.н.э. у Колумеллы четко прослеживается убеждение, что раб является очень дорогостоящей рабочей силой и поэтому предпочтительнее вместо рабов применять колонов на второстепенных и не очень плодородных участках поместья. Очевидно, вопрос рабочей силы в сельском хозяйстве был не столько количественным, сколько качественным.

Гораздо разнообразнее была дифференциация деятельности, положения и перспектив на будущее у городских рабов. Избыточное применение домашних рабов различных видов само собой разумелось уже среди правящего слоя поздней Республики. Домашнее хозяйство аристократа было немыслимо без педагогов, кормилиц, счетоводов, секретарей, камердинеров, поваров, прислуги за столом, привратников и их помощников и помощниц. Еще Сенека описывал эксцессы этой специализации: «Один разделывает дорогую птицу: тренированной рукой он уверенным движением вырезает лучшие кусочки из грудки и костреца; злополучен тот, что вынужден жить одной этой обязанностью – прилично разделывать откормленную птицу» («Письма к Луцилию»). Число квалифицированных и дисциплинированных домашних рабов определяло социальный престиж богатого человека, но и рабы пользовались статусом своего господина. Общее число рабов, занятых в домашнем хозяйстве римского аристократа, было различным. Например, городской префект Педаний Секунд в 61 г.н.э. имел в своем распоряжении 400 рабов, а консул 65 года н.э. Тит Статилий Тавр Корвин владел только 8-ю. Простая семья римского гражданина имела в своем хозяйстве одного или двух рабов.

Не только широкая сфера обслуживания, но и значительная часть рабской интеллигенции принадлежала к большому кругу домашних рабов: это были врачи, риторы, художники, актеры, танцовщики, музыканты, грамматики, стенографы, певцы, декламаторы и даже инженеры. Цена на таких специалистов была часто чрезвычайно высока.

Кельнский надгробный памятник флейтисту Сидонию и стенографу Ксантию II—III в.н.э. восхваляет способности, которые проявили молодые рабы на службе у своего господина:

«Посмотри на эту могилу,

 если ты любишь песни и искусства,

 и прочти наши достойные сожаления имена

 на общем могильном камне.

 Ведь мы оба молодые раба были равны по возрасту, а по

 искусству – различны.

 Я – Сидоний, который громко играл на двойной флейте».

«Это надгробное стихотворение, этот могильный алтарь, этот прах является могилой раба Ксантия, который был унесен ранней смертью. Он был обучен столько букв и слов записывать летящим карандашом, сколько могла произнести торопливая речь. Никто не превосходил его в чтении. Его господин вызывал его для записи под диктовку. Ах, ранней смертью он унесен, тот, кто один знал тайны своего господина» (Гальштерер Б. и X. «Римские эпитафии из Кельна»).

Благодаря тесным личным контактам и доверительным отношениям с хозяевами у рабов этой категории была сносная участь. Т.Моммзен, правда, имел другое мнение: «Неотделимая от несвободы деморализация и чудовищное противоречие между формальным и нравственным правом были в той же мере свойственны как образованному или полуобразованному городскому рабу, так и сельскохозяйственному рабу, который подобно стреноженному быку в цепях обрабатывал поле» («Римская история». Берлин, 1904, с. 511).

Большая часть рабов была занята в ремесленном производстве, хотя и здесь существовала функциональная дифференциация: на этих работах мог применяться необученный раб в качестве простого помощника и опытный специалист, квалификация которого часто была выше, чем у хозяина. Он мог исполнять надзорные функции на средних предприятиях или в редких случаях управляющего на малых. Однако обычно такие обязанности выполняли вольноотпущенники. Для ремесленной отрасли был характерным тот факт, что рабы редко работали изолированно, а как правило, вместе с представителями других категорий низших слоев. Это же относилось и к производству товаров массового потребления и предметов роскоши.

В основном их существование определялось тем, что основные структуры производства в целом не изменились. Преобладали мелкие и средние предприятия, которые в большинстве случаев были ориентированы на продажу товара самим собственником. Только в немногих сферах производства с большим спросом и высокими объемами проходили процессы централизации и слияние больших мастерских, например, в производстве керамики при изготовлении глиняных ламп и изделий из стекла или на мельницах и связанных с ними больших пекарнях.

У большинства ремесленников, мясников, портных, сапожников, столяров, кузнецов, ткачей, валяльщиков, красильщиков, маляров, каменщиков и прислуги будни определяла совместная работа свободного или вольноотпущенного мастера с ограниченным числом вспомогательной рабской силы. Получить небольшую собственность здесь было так же возможно, как и получить свободу, юридическое противопоставление свободных и рабов смягчалось тесными личными отношениями.

Тяжелые условия жизни были у рабов на рудниках и каменоломнях. Хотя регламентирующее законодательство, надзор прокураторов над сданными в аренду шахтами в провинциях препятствовал крайним эксцессам, хотя основная работа в горнодобывающей промышленности, например, в Дакии, выполнялась большей частью свободными специалистами, вся эта сфера производства оставалась тем вектором, где рабы теряли здоровье и жизнь.

Об условиях жизни рабынь при принципате существует мало заслуживающих доверия сведений. Очевидно, они дополнительно обучались для своих специальных обязанностей в домашнем хозяйстве или какому-либо ремеслу. В доме они, как правило, были служанками, парикмахершами, хранительницами гардероба и рассыльными, особенно уважаемыми были кормилицы. В остальном все текстильное производство находилось в их руках. Рабыни обрабатывали не только шерсть, они работали также прядильщицами, ткачихами, портнихами, штопальщицами. Особенно ценились рабыни-врачи и акушерки.

Сексуальным злоупотреблениям со стороны собственника подвергались, как рабыни, так и рабы. Однако перед женщинами открывалась возможность получить свободу или даже выйти замуж. В качестве вознаграждения за рождение четвертого ребенка Колумелла отпускал на свободу рабынь, причем для детей решающим был правовой статус матери. Насколько последовательно применялось право собственности, показывает тот факт, что свободная римлянка, которая без ведома и согласия собственника вступала в половую связь с рабом, сама становилась рабыней.

Однозначно доказано, что рабыни на аукционе покупались собственниками борделей и принуждались к проституции. Более сорока римских борделей, кроме рабов, посещали представители низших слоев, а иногда и представители правящего слоя. Только Адриан выступил против злоупотреблений при продаже молодых рабынь в целях проституции.

Самой известной группой, связанной с системой рабства, были гладиаторы. При принципате давно была утеряна религиозная окраска гладиаторских боев, которые первоначально проводились в честь умершего. Еще Цезарь в 65 и 95 гг. н.э. провел бои сотен гладиаторских пар не только в память об умершем отце и тетке Юлии, но и чтобы завоевать популярность у римского плебса. Римские принцепсы вплоть до Траяна и ложного товарищества Коммода с римскими гладиаторами следовали ему. Гладиаторы в первую очередь набирались из военнопленных, рабов и преступников, а частично даже из свободных граждан, которые поддались захватывающему зрелищу на волне массовой истерии.

С одной стороны, гладиаторы не пользовались никакими общественными правами, с другой же – они были окружены ореолом победы на аренах среди десятков тысяч восторженных зрителей. Нередко гладиаторов так же боялись, как и любили. Их обучение и тренировки были такими же всесторонними, как и у современных спортсменов: в гладиаторских школах работали высококвалифицированные мастера фехтования, опытные массажисты и врачи. Однако какой бы ни была увлекательной и волнующей жизнь гладиаторов, «люди хотят увидеть, как убийцы повергают других убийц, победителя сохраняют для новой резни: исход боев всегда смерть» (Сенека. «Письма к Луцилию»), Надпись из Вероны, которую посвятили жена и родственники убитого в своем восьмом бою двадцатитрехлетнего гладиатора, проливает свет на тот менталитет, с помощью которого гладиаторы пытались одолеть свою судьбу: «Я призываю вас придерживаться вашего гороскопа. Вы не должны доверять богине Немезиде; так я был введен в заблуждение».

Ввиду возрастающих административных компетенций, хозяйственной деятельности и задач по управлению имуществом принцепса, возросли функции рабов и вольноотпущенников в семье Цезарей. Из надгробных надписей известно более 4 000 рабов и вольноотпущенников принцепсов, причем четыре пятых этих надписей происходят из Рима и Италии. Наряду с различными специалистами по ведению домашнего хозяйства теперь образовалась большая группа рабов, занимающихся управленческой и экономической деятельностью. Из одной римской надписи мы знаем, что Музик Скурран, раб Тиберия, занимал ответственное положение, работая кассиром в налоговом управлении в галльской провинции, располагал целым штатом, состоящим из 16 помощников (раб раба): делопроизводитель, ответственный за поручения, врач, два камердинера, два повара, два специалиста по серебру, один по одежде, три секретаря, два посыльных и одна дама без профессии. Само собой разумеется, что такой круг не был правилом для всех рабов администрации принцепса, но он показывает, какого влияния и уважения могли достичь рабы этой группы. Кульминацией для этого развития является неизвестный по имени раб из Смирны, который при Домициане поднялся до должности финансового секретаря в центральном управлении принцепса и в конце концов получил ранг римского всадника и женился на Этруске, женщине из правящего слоя, сестре консуляра.

Другая группа рабов семьи принцепса руководила предприятиями, созданными на его средства и обслуживающими его семью, и на таких, которые производили товары не только для семьи принцепса. Вложение капитала в ремесленное производство было, по данным имеющихся исследований, довольно редким явлением. Однако чем больше возрастало число созданных самим принцепсом предприятий, особенно кирпичных заводов и каменоломен, тем заметнее повышалось число занятых на них рабов и вольноотпущенников.

Если обращение с рабами при принципате по сравнению с поздней Республикой в целом улучшилось, так это произошло в первую очередь на основании собственных интересов рабовладельцев, которые уже давно убедились на опыте, что от здорового, мотивированного к работе и надежного раба можно получить большую пользу, чем от того, кого принуждали силой.

Сравнение трех классических авторов, которые писали о сельском хозяйстве, делает это более понятным. Катон ратовал за то, чтобы старого и больного раба, как излишнее имущество, продавали; однако он, как холодный математик, рекомендовал придерживаться принципа рентабельности, отказаться от бессмысленной эксплуатации, советовал надзирать за рабами и применять вознаграждения и наказания: «Рабу не должно быть плохо: он не должен дрожать от холода и голодать. Он (управляющий поместьем) с помощью работы должен заставлять их постоянно двигаться; этим он легче предотвратит воровство и злые поступки. Если управляющий имением не хочет, чтобы они делали что-нибудь дурное, они не будут этого делать. Если же он это допускает, хозяин поместья не должен оставлять это без наказания. За хорошее управление он должен получать вознаграждение, чтобы другие тоже захотели хорошо работать» («De agri cultura» 5,2).

Другой античный автор, Варрон, который писал во времена Цезаря после больших восстаний рабов, в отличие от практика Катона был научным систематиком и теоретиком. Он считал, что нужно вызывать интерес и усердие раба обходительностью и великодушием. Во многом ему следовал Колумелла, современник Сенеки: «С рабами нужно соблюдать следующее, и я не раскаиваюсь в том, что это соблюдал: что я со своими сельскохозяйственными рабами, поскольку они хорошо себя вели, разговаривал в непринужденной манере, как с городскими рабами, и так как я заметил, что подобная дружелюбность господина облегчала продолжительную работу, я даже шутил с ними и, более того, разрешал шутить им. Нередко я обсуждал с ними какие-нибудь новые планы, как будто бы у них было больше опыта, этим я подчеркивал их ум и сообразительность, Я понял также, что они охотнее исполняли работу, если считали, что она была задумана вместе с ними и осуществлялась по их совету. По поводу остальных мер все предусмотрительные собственники придерживаются единого мнения: что они держат рабов в запертом помещении, проверяют, хорошо ли они привязаны, достаточно надежно ли место их содержания, не заковал или расковал раба управляющий без ведома хозяина, чтобы управляющий раба, на которого хозяин наложил такое наказание, не освобождал его без разрешения от кандалов, и чтобы он раба, которого заковал сам, не освобождал прежде, чем хозяин об этом узнает. Хозяин должен заботиться, чтобы такие рабы не были обделены одеждой, потому что они, с одной стороны, подчинены многим людям, таким, как управляющий, главный раб и запирающий раб и, более того, могут подвергаться несправедливому обращению, а с другой – их нужно больше опасаться, если они пострадали от жестокости или корыстолюбия. Поэтому заботливый хозяин спрашивает у них или у незакованных рабов, которым можно больше доверять, все ли они имеют в своем распоряжении, лично убеждается в безупречном качестве хлеба и питья, проверяет их одежду и обувь. Также он должен чаще давать им возможность жаловаться на тех, кто плохо с ними обращается или из жестокости, или из корыстолюбия. Со своей стороны я помогаю тем рабам, которые высказывают справедливые жалобы, и наказываю тех, кто натравливает челядь и грубит своему господину, также я вознаграждаю тех, кто усердно и хорошо работает. Многодетных рабынь, определенное число детей которых требует уважения, я освобождаю от работы, а иногда даже дарю свободу. Если рабыня имеет трех детей, она освобождается от работы, если больше, то получает личную свободу. Такая справедливость и забота господина содействует увеличению состояния» («De re rustica» 1,8,15 ff).