Текст книги "История времен римских императорв от Августа до Константина. Том 1."

Автор книги: Карл Крист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

Характерной также представляется тенденция к объединению искусства и политики. Отождествление Октавиана сначала с Цезарем, а потом с Аполлоном, связь некоторых умерших с домом Юлиев в его мавзолее, включение принцепса в государственные жертвоприношения на алтаре Мира, его связь с часом, днем и временем в солярии, наконец, его включение в исторический процесс на памятниках форума Августа, а также в фастах – все это свидетельствует о сознательном стремлении к созданию когерентности общих процессов, которые были неразрывно связаны с Августом. Речь шла не об отдельном памятнике, не об отдельном символе или аллегории, а обо всей совокупности этих явлений.

Конечно, строительная деятельность Августа не исчерпывалась сооружениями, имеющими определенные политические, репрезентативные и идеологические целевые установки. Сам Август и другие ведущие представители системы, прежде всего М.Агриппа, многие годы проявляли активную деятельность в области бытового и инженерного строительства. Были сооружены амфитеатр Статилия Тавра, театр Марцелла на 13 500 мест, театр Бальба или морское сражение Августа. Все эти комплексы значительно повышали уровень жизни населения столицы, по крайней мере, в римском понимании. Политика Августа предусматривала постоянное массированное влияние на общественное мнение, а также удовлетворение элементарных материальных интересов. Одна идеология не могла гарантировать успех.

Августовская чеканка монет поражает разнообразием видов и размерами отдельных эмиссий, которые, как современные стандартные серии, имели различные изображения и часто в огромных количествах доходили до дислоцированных на границах империи войск. Никогда раньше римские монеты не выпускались в таком разнообразии и количестве, как при Августе, поэтому нет ничего удивительного, что к автобиографии Августа приложен нумизматический комментарий. В фиксации титулов и в выборе изображений и надписей на реверсе монет не менее отчетливо, чем в стилизации и помпезности портретов Августа, проявляется официальное самовыражение его власти.

Монеты прославляют триумфы и достижения в аллегорической форме. Победы над участниками гражданской войны крайне стилизованы: изображение Виктории, которая в венке и с пальмовой ветвью возвышается над носом корабля, символизирует победу при Акции, крокодил с надписью «побежденный Египет» олицетворяет победу над Антонием и Клеопатрой. Встречаются также и пропагандистские стилизации, прежде всего возвращение парфянами штандартов в 20 г. до н.э., которое было выбито на многочисленных монетах и с различными вариантами надписей и изображений.

Большое место на августовских монетах занимают также изображения репрезентативных зданий, храмов, триумфальных арок и квадриг. Памятники императорской архитектуры воздействовали не только прямо, как отдельные постройки, но и опосредованно благодаря их изображениям на монетах. Алтарь Роме и Августу в Лугдуне (Лион), украшавший реверс медной серии монет, с их помощью был знаком каждому жителю римского Запада.

Изображения и надписи на августовских монетах распространяли основные лозунги и идеологемы новой власти. Изображение Мира с кадуцеем, жезлом Меркурия, на серебряной монете 29 г. до н.э. олицетворяло для всех счастье и благосостояние и стилизировало Августа, как гаранта свободы римского народа. Короче говоря, едва ли можно переоценить значение монет для распространения августовской идеологии. Постоянное повторение стилизованных и помпезных портретов принцепса она использовала для создания у потомков устойчивого впечатления о целостности и вечности новой политической системы.

Религиозное развитие

Религиозное развитие Римской империи при Августе можно понять только, если учитывать особенности римской религии и возрождение этой религии в эпоху гражданских войн. Но с другой стороны, нужно учитывать и личное отношение Августа к религии, его интерес к религиозным традициям и их сознательную реставрацию для пользы его новой политической системе. Даже новые формы так называемого культа императора, которые со времени Августа начали распространяться по всей территории римской сферы влияния, нельзя понять без учета их предпосылок.

Всеми признано, что римская религия при своем возникновении была специфической формой земледельческой религии, которая скоро превратилась в общую религию государства. В строго установленных ритуалах она смиряла и почитала те силы, которые могли оказать влияние на жизнь земледельца. Отношения с этими силами, а потом с богами, глубоко укоренились и повсеместно соблюдались. Молитвами и жертвоприношениями устанавливалось согласие с богами, которые выражали свою волю и предупреждение определенными знамениями. Точное следование воле богов имело по римским понятиям жизненное значение не только для одного человека, но и для всего государства.

Первоначально для римской религии было характерно, что в ней не каждый отдельный человек искал контакта с богами, а этот контакт устанавливался для всей семьи отцом семейства, а для государства – жрецами и весталками. Поэтому даже возросшие религиозные функции были привилегией правящего слоя, сначала патрициев, а позже нобилитета. Принадлежность к древнему жречеству значительно усиливала авторитет представителей аристократии. Но это не мешало тому, что в Риме, во всяком случае при его возникновении еще со времен Энея, существовала религиозная критика, и именно правящий слой выработал значительную часть философских течений, таких, как скептицизм, рационализм или материализм Эпикура и Лукреция.

Явное противоречие между рационалистическими философскими убеждениями и сознательным насаждением религиозных традиций и культовых действий из политических соображений особенно ярко проявлялось у Цезаря. Для него событием первостепенной важности было его избрание в 63 г. до н.э. верховным жрецом. Цезарь даже не остановился перед тем, чтобы возвести свое происхождение от Энея и даже Венеры, раз это было необходимо для поднятия престижа его рода, рода Юлиев, и для обоснования его особого положения в обществе.

Политика и религия в Риме были всегда тесно связаны друг с другом. При этом римская религия по своей политеистической структуре долгое время не допускала чужих культов и форм почитания, но была абсолютно толерантна. От латинов, этрусков, греков из Малой Азии и Сирии Рим заимствовал новых богов, а со 2 г. до н.э. даже восточные культы с вакхическими формами выражения, которые больше прельщали широкие круги населения, чем традиционные римские культы. Соприкосновение с эллинистическим миром принесло Риму контакты с эллинистическим культом владык и с возданием божественных почестей римским политикам, особенно наместникам, которые проявили себя заступниками греческих интересов. В римско-италийском регионе эти обычаи сначала не укоренились. Попытка Цезаря шире распространить почести своей собственной персоне привели, наоборот, к его краху. Его официальное причисление к богам, его освящение в 42 г. до н.э. и введение культа божественного Юлия превзошли все границы.

Едва ли можно переоценить воздействие на религиозное сознание десятков тысяч римских семей горя, глубоких потрясений, материальных потерь, которые повлекло за собой десятилетие гражданских войн. Глубокая депрессия и смутное сознание вины охватили широкие круги населения, преобладало убеждение, что ты больше не живешь в любимой богами стране, приходили мысли эмигрировать. Первопричина всех бед и несчастий того времени виделась в пренебрежении богами и религиозными обязанностями. Эта мысль звучит у Ливия и Горация.

Крайне пессимистическая ода 3, 6 Горация, написанная в 29 г. до н.э., отражает эти настроения и убеждения:

О, Римлянин, ты будешь платить за грехи отцов,

Пока не будет восстановлен храм богам,

Пока разрушающиеся святыни

Со своими статуями не возродятся из пепла.

Твоим будет царство, если ты склонишься перед богами!

Горе и стенания принесло

Стране Гесперид пренебрежение богами.

Понятно, что это чувство отчаяния и вины после окончания гражданских войн уступило место пафосу благодарности, надежды и счастья, когда Октавиан, казалось, вырвал корень всех зол. Позже в своей автобиографии он хвалился: «Я по разрешению сената восстановил в городе Риме восемьдесят два храма богам, когда я в шестой раз стал консулом (28 г. до н.э.), и не пропустил ни одного, который должен был быть восстановлен».

Нельзя удивляться тому, что Август таким способом оправдал ожидания общественного мнения. Это было тесное соединение религии и политики, положившее начало процессу его восхождения к власти. Еще при Цезаре Октавиан был принят в авторитетную коллегию жрецов, во время гражданской войны и после он последовательно избирался в большие древние жреческие коллегии и наконец получил столько жреческих должностей, сколько до сих пор не получал ни один римлянин. Кульминационным пунктом и актом лояльности и благодарного доверия всей Италии было избрание Августа в 12 г. до н.э. верховным жрецом. Демонстративное уважение Августа к религии доказывает тот факт, что он оставил за своим прежним врагом Лепидом до самой его смерти эту должность. Потом Август мог сказать о себе: «Я был верховным жрецом, авгуром, членом коллегии 25 по жертвоприношениям, членом коллегии 7 по устройству религиозных пиршеств, ареальным братом, членом жреческой коллегии титиев, фециалом» («Res gestae divi Augusti»).

Для религиозного обоснования принципата 12 г. до н.э. был эпохальным. Тогда часть дома Августа на Палатине отвели для сакральных целей, там был воздвигнут алтарь и святилище Весты, культ которой взяла на себя Ливия. Таким образом, жилище принцепса и его семьи было связано с религиозными функциями. К тому же к этому времени в Риме и в Италии усилилось культовое почитание Августа.

Соединение политических актов с демонстрацией всех атрибутов культа началось еще при организации Августом грандиозных игр в честь побед Цезаря в 44 г. до н.э. Объявление войны Клеопатре, которое он, как фециал, 12 лет спустя сделал при соблюдении архаического ритуала, многократное закрытие храма Януса и, наконец, секулярные игры 17 г. до н.э. являются демонстрацией того стиля, которому Август остался верен до конца жизни. Август не был полностью свободен в своих действиях.  Октавиан сначала был связан прибавлением к своему имени титула «сын Божественного» и признанием его божественным Юлием, что непосредственно вело к Марсу Мстителю. Смуты гражданских войн вынудили его проводить ярко выраженную традиционную линию с которой было связано усиленное почитание Аполлона, что исключало почитание восточных богов в римско-италийском регионе. Описание Вергилием морского сражения при Акции является примером такого противостояния. Если Веста, Фортуна и такие абстракции, как Мир и Согласие, особенно почитались Августом, то это было также естественно, как и тесная связь специфической августовской идеологии победы с Венерой-Победительницей Цезаря и дома Юлиев.

Даже в области религии для Августа характерна диалектика между достижениями и возданием почестей. Причем к его почитанию насильственно не принуждали ни отдельные люди, ни корпорации, ни города и провинции. Нельзя обойти вниманием тот факт, что после окончания гражданских войн, особенно на многострадальном греческом Востоке, появилась готовность почитать, как богов, тех политиков, которые прекратили хаос и обеспечили безопасность существования. В первой эклоге Вергилий вложил в уста Титира следующие слова:

О, Молибей, нам бог спокойствие это доставил -

Ибо он (Октавиан) бог для меня, и навек, – алтарь его

часто

Кровью будет поить ягненок из наших овчарен.

(«Буколики», М., 1971. Пер. Шервинского)

 Как в Риме, так и в Италии и западных провинциях горожане, семьи, профессиональные объединения и органы городской администрации оказывали Августу религиозные почести. Благодарность и приверженность Августу и его дому была неотделима от выражения политической лояльности в религиозной форме. При этом Август проявлял показную сдержанность: он был связан традиционными формами религиозного почитания и не осмелился на революционный шаг. Он умел прежде всего уважать региональные особенности и одновременно привлекать к себе различные социальные слои.

В Риме Август лично принимал участие в многочисленных культовых поклонениях изображениям Цезаря, но сам дистанцировался от такого обожествления. Он намеренно не участвовал в посвященных Цезарю культовых поклонениях Юпитеру-Юлию в 44 г. до н.э. Он сделал это так же демонстративно, как и в случае с пожизненной диктатурой. При жизни у Августа не было ни собственного храма, ни собственного жреца. Не было также совместного с Ромой поклонения, как это было принято в провинциях. И Август только разрешил, чтобы его гений, обожествленный дух, присущий каждому человеку и придающий ему жизненные силы, а особенно отцу семейства, почитался в домах вместе с их собственным гением, этим он добился того, чтобы его почитали, но в рамках традиционного культа низших слоев населения Рима.

В связи с разделением города Рима на 265 городских кварталов на перекрестках были поставлены часовни для духов-хранителей (ларов). Август лично проследил за достойным оформлением этого очень древнего культа, пожертвовав статуэтки ларов для отдельных кварталов. Примерно между 14 и 7 г. до н.э. вместе с поклонением ларам началось поклонение гению Августа. Август сделал еще один шаг вперед, когда юноши его семьи в праздничных процессиях городских кварталов несли статуэтки гениев и ларов, что как бы демонстрировало тесную связь дома принцепса со всеми районами столицы. Здесь четко прослеживается постоянное преумножение религиозного почитания Августа, хотя и осуществляемое в пристойных формах. Михаил Ростовцев так характеризовал этот факт: «Где народ находил возможность следовать своим религиозным побуждениям, там рядом с предметом своего поклонения он наталкивался на изображение Августа. В почитании государства, в почитании богов как публично, так и дома, даже на могилах – везде был Август» («Август» / Римские сообщения. 1923/24).

Во-первых, основным для Рима является тот факт, что Августу еще при жизни воздавались божественные почести, он был, если хотите, «обожествлен», но сакральное принятие его богом произошло только после смерти (X.Гете). Это было необходимо потому, что в августовском Риме был еще не преодолен разрыв между божественным и человеческим. Во-вторых, при жизни Августа почести воздавались не напрямую ему лично, а через посредство его гения или его манов (духов покойных).

В городах и провинциях империи религиозные действа происходили в разных формах и с разной интенсивностью. Очевидная разница была между Востоком и Западом. В Италии и западной части империи быстро установились институционно узаконенные формы почитания, хотя там потребность в демонстративном проявлении политической лояльности после клятвы верности в 32 г. до н.э. была значительно меньше, чем в восточной части империи. Кроме представителей местного правящего слоя, к этому культу были приобщены в качестве августальных севиров богатые вольноотпущенники, которые частично оплачивали расходы, требовавшиеся для периодического культового поклонения. При организации этих поклонений использовались или дополнялись старые образцы, как это известно из сборника «Главы меркуриалов и августалов» из Нолы и «Главы геркуланцев и августалов» из Тибура.

Несколько фраз известной надписи из старой колонии Нарбонна наглядно демонстрируют особенности и организацию подобных местных культов: «В консульство Тита Статилия Тавра и Луция Кассия Лонгина (2 в. н.э.) 22 сентября божеству Августа нарбоннским плебсом был дан обет, который должен сохраниться навеки. Колония Юлия Патерна Нарбон Марций (официальное название колонии Нарбонна) обязуется вечно желать счастья и благословения императору Цезарю, сыну бога Августу, отцу отечества, 34-кратному обладателю трибунской власти, верховному жрецу, его супруге, детям и его семье, кроме того, сенату и римскому народу, колонам и жителям (это были строго разграниченные категории свободных граждан колонии), а также обязуется вечно почитать его божественность. Нарбоннский народ на форуме в Нарбонне воздвиг алтарь. В нем ежегодно 23 сентября в день, когда родился на благо всей земли повелитель, три римских всадника из плебса и три вольноотпущенника приносят жертвы, и они должны пожертвовать в этот день из собственных средств колонам и жителям ладан и вино во имя божественного Августа. Также 1 января они должны предоставить в распоряжение колонов и жителей ладан. Также 7 января, в день, когда он получил власть над всей землей, они должны пожертвовать ладан и вино, и каждый должен принести жертвенное животное..»

Подобный регламент должен был существовать и в других колониях и городах римского Запада. Он свидетельствовал о готовности средних и высших слоев, народа городов страны воздавать религиозные почести принцепсу и его дому в строго определенных формах, которые однако никогда не достигли размеров и интенсивности почитания на Востоке.

В греческих регионах, как и на всем эллинистическом Востоке, почитание Августа было неразрывно связано с традиционными представлениями греко-эллинистического культа владык. Этот культ уже в самих своих истоках заключал те два элемента, которые характеризовали более позднюю римскую форму: признание необычных, выходящих за все рамки достижений, которые для самих почитателей имели экзистенциальное значение и идентификацию с системой, представляемой удостоенным почестей человеком. Это произошло с Лисандром, который первым удостоился божественных почестей в Греции, со спартанским адмиралом, которого старый правящий слой Самоса после 405 г. до н.э. вознес на небеса за то, что он вернул им их состояние и власть. Это относится также к греческим царям и к Титу Квинкцию Фламинину, «освободителю Греции» и первому римлянину, которому греки к началу II в. до н.э. оказали божественные почести. Позже они их воздавали также и некоторым наместникам.

Представление о «всеобщем благодетеле» на эллинистическом Востоке уже в III в. до н.э. были связаны с греческими царями; Цезаря тоже там приветствовали, как «благодетеля» и «спасителя». Это же относится и к Августу, которого считали гарантом мира, и культовое почитание которого связывалось с почитанием греческих царей, потому что он представлял настоящую власть в отличие от краткосрочно действующих наместников. Городские и провинциальные органы скоро стали состязаться в восторженном религиозном поклонении Августу, основную направленность которого лучше всего характеризует решение провинциального совета провинции Азия в 9 г. до н.э., который по предложению проконсула Павла Фабия Максима постановил считать день рождения принцепса началом календарного года для всех городов провинции Азия. Эта почесть явно связана с одновременными событиями в солярии Августа.

«Предложение прокуратора было принято, так как провидение, которое устраивает нашу жизнь и которое в своей заботе и усердии увенчало наше существование наивысшим украшением, которое представляет из себя Август, во благо людей наделенный всеми человеческими добродетелями. Он является для нас и наших потомков спасителем, закончившим войну, и так как появление Цезаря превзошло все надежды прошлых времен, потому что он превосходит не только всех живущих благодетелей человечества, но и у будущих отнял всякую надежду его превзойти, день рождения бога для мира было первым исходящим от него дружеским посланием» (Диттенберг. «Сборник надписей восточных греков»).

Муниципальные культы засвидетельствованы археологическими и литературными данными, а также надписями: основание всех храмов, алтарей, колоннад, культовых коллегий свидетельствует о широком распространении культа Августа; при этом города были совершенно свободны в выборе соответствующих решений. Поэтому они, не долго думая, ввели культы принцепса, как бога, и свое поклонение не ограничили только этим. Вряд ли есть другое доказательство, которое бы больше свидетельствовало о значении дома принцепса, чем тот факт, что члены его семьи тоже были причислены к богам.

На провинциальном уровне общее представительство провинции койон или собрание, как правило, испрашивало согласия принцепса на предназначенные ему почести. С проблемой установления провинциального культа Октавиан столкнулся в провинциях Вифиния и Азия в 30 г. до н.э. после победы при Акции и взятия Александрии. Он отнесся к этому сдержанно и разрешил только римским гражданам провинций Вифиния и Азия установить культ Роме и божественному Юлию (в Никае и Эфесе), а перегринам культ Роме и Октавиану (Августу) в Никомедии и Пергамоне. После ожесточенной кампании по дискредитации «нового Диониса» Антония и Клеопатры VII во время заключительной фазы гражданской войны, было невозможно, да и несвоевременно заходить слишком далеко. Успех давал ему на это право.

Тем не менее «провинциальный культ» или культ императора быстро распространился по провинциям. Кипр, Крит, Галатия, Сирия, возможно и Македония на востоке последовали примеру Малой Азии. В 12 г. до н.э. этот культ был установлен Друзом Старшим в Лионе для галльских провинций, в 15 г.н.э. в Тарраконе для Ближней Испании, а в 49 г.н.э. в Камулодуне для Британии. Только при Веспасиане к этому процессу подключились Нарбоннская Галлия, Бетика, Лузитания и Африка.

Если смотреть на общее развитие, то можно заметить, что для особенностей новой системы не менее типичны процессы в области конституции и внешней политики. Август еще раз пресек чрезмерные почести, с другой стороны, следуя существующей традиции, он разрешил допустимые крайности. Мастерство стилизации проявилось в накоплении старых элементов и во взаимопроникновении старых и новых культов. Оно проявилось и в дифференциации форм почитания, которая предусматривала не только региональные особенности, но и разные социальные группы и их различный уровень сознания.

Формы почитания императора были разнообразными. Крайние проявления культа в провинциях распространялись среди романизированного верхнего слоя населения, а в Риме среди рабов, вольноотпущенников и городского плебса. В провинциях Август почитался вместе с абстрактной Ромой, в Риме его культ был как бы дополнительным, так как его дух-заступник почитался вместе с традиционными домашними духами. Если там культ императора был связан с огромной империей, то здесь наблюдалось соединение дома принцепса с городскими кварталами Рима. Середину между этими двумя полюсами занимали инициативы муниципальной аристократии и августалий, которые связывали личный и местный престиж с усердием и лояльностью общественных лидеров. Именно августалии довольно часто объединялись с коллегиями, в которых был большой процент вольноотпущенников.

Сам Август, несмотря на все божественные почести, считал себя смертным человеком, однако человеком с единственными в своем роде достижениями, и поэтому обладающим исключительным авторитетом. Полного и беспрекословного признания себя богом первым начал требовать Калигула (37—41 г.н.э.). Труднее оценить степень религиозности самого Августа. Было бы наивно видеть в нем глубоко верующего приверженца архаической римской религии или убежденного религиозного реставратора, но и моральная дискредитация гениального «лицемера» (Л.Дойбнер) была бы неуместной. Во всяком случае, оценка его личности поддается философскому осмыслению. К нему можно применить широко распространенное среди римского высшего слоя мнение, которое встречается у Варрона, Цицерона и даже у Овидия: «Полезно, что есть боги, а так как это полезно, мы должны верить, что они есть» («Искусство любви»). Видимо, важнее всего понять, что всю сферу религии он в первую очередь рассматривал, как политический прагматик и преимущественно рационально. Это была манера поведения, которая так же мало исключала религиозные реминесценции, как и участие в ритуалах, жертвоприношениях и религиозных государственных актах.

Идеология и конституция

Так как дальше речь пойдет об идеологии, необходимо сделать некоторые замечания. Само собой разумеется, что августовская идеология не имеет ничего общего с общепринятыми марксистскими определениями, которые исходили либо из права на распоряжение средствами производства, либо из приоритета классовых интересов. В основе августовской идеологии лежали политические, правовые и религиозные элементы. В первую очередь речь идет о преднамеренном влиянии на сознание, о легитимации, внедрении и укреплении власти Августа и его политической системы. Для этого применялись традиционные политические и общественные понятия и формулировки, последовательно и верно была монополизирована и призвана на помощь традиция римского государства.

В отличие от современной идеологии, августовская идеология не исходила из общей системной концепции, широкого мировоззрения или комплексной партийной либо правительственной программы. Она строилась на многообразных отдельных формах, элементах и идеях, на легитимации и оправдании своих действий, на традиционных элементах. Все это может быть определено, как идеологемы, носители идеологических высказываний и содержания. Подобная основная структура существовала и для государственного и конституционного права. Эта относительная открытость и явные недостатки в когерентности идеологии принципата позволили тем не менее преемникам Августа применить эту идеологию к изменившимся внутренним и внешним обстоятельствам, развить ее и расставить новые акценты.

Если посмотреть на важнейшие акценты, то можно увидеть, что идеология играла ключевую роль уже в фазе завоевания Октавианом единоличной власти. Сначала Октавиан выдвигал зажигательный лозунг «месть за Цезаря» и демонстративно проявлял свое почтение к убитому, и позже обожествленному приемному отцу. Одновременно он представил себя гражданам, как уже было сказано, гарантом свободы. Этим самым он присвоил формулировки, которыми в сороковые годы пользовались самые различные стороны. Почитания убитому отцу требовал также Секст Помпей, сын противника Цезаря Помпея Великого, а свобода была первоочередным лозунгом убийц Цезаря, которые своим политическим символом избрали капюшон вольноотпущенника.

В следующей фазе, прежде всего в борьбе с Секстом Помпеем и Антонием, Октавиан предстал, как уже было сказано, хранителем интересов Италии, поборником италийско-римских традиций, защитником существующего строя, прав собственности и имущественных отношений, поборником порядка и права. Следующее массированное применение идеологических средств произошло в промежутке между 30 и 27 г. до н.э., то есть тогда, когда непосредственно предстояла государственно-правовая легализация новой системы. На это время приходится демонстративное сложение Октавианом особых полномочий, которые он получил в эпоху гражданской войны, и не менее демонстративная религиозная реставрация.

Тогда в первую очередь усиленно прокламировался лозунг мира; тогда началось прославление мира Августа, которое привело к столь успешным результатам. Разумеется Август прекратил гражданские войны, разумеется, десятилетиями подвергающиеся грабежу страны приветствовали это событие, и даже смирившиеся противники признали этот факт. Но при этом мире Августа шло укрепление положения правителя, который опирался в первую очередь на свое войско; шло также укрепление власти тех группировок, которым была выгодна новая система. И этот мир Августа был также «кровавым миром», как говорит Тацит в своих «Анналах». Подумаем о жертвах оппозиции, о положении в приграничных зонах, об аннексиях и террористических актах. Например, очень цинично выглядит, когда Август в автобиографии, отмечая свои якобы мирные акции между Адриатическим и Этрусским морями, говорит, что он ни один народ несправедливо не вовлек в войну, когда постановил расширить границы, что простил чужие племена, действовавшие в интересах собственной безопасности, и что он хотел их сохранить, а не уничтожить. Конечно, это поведение полностью соответствует принципам римской традиции, однако нет никаких поводов для подобных высказываний об установлении такого мира, который совершенно открыто служил интересам великой державы.

Подобное же значение и проблематику имеет утверждение о восстановлении республики, формулировка, которая первоначально означала восстановление государственного строя. Применяя конституционно-правовые понятия «республика» и «монархия», современные исследователе долго не могли прийти к правильному пониманию римского государственного строя. В отличие от современного понятия государства, для римлян республика означала не голую, трудно уловимую абстракцию, а совокупность общих общественных интересов римских граждан, совместное существование в конкретном смысле этого слова. То, что политическое устройство этого совместного существования определялось аристократами, считалось само собой разумеющимся. Август и здесь имитировал преемственность, которой на самом деле не было, а якобы восстановление республики свелось к абсурду, потому что даже при этом применялись те идеологемы и почести, которые непомерно возвышали Августа.

Лучший аналитик римского принципата Андреас Альдельфи так оценил почести, упомянутые в 34 главе автобиографии Августа: «Новое, смягченное республиканско-конституционными формами выражения установление власти Августа, по его собственному пониманию, было подтверждено тремя почетными знаками: золотым щитом, надпись на котором сообщала о его пригодности к правлению государством, подтвержденной сенатом; исключительно высокой наградой – гражданским венком гласителя, который ему в соответствии с обычаями предков, как отцу отечества, преподнесли римские граждане; лавровыми деревьями, олицетворявшими сакральный авторитет, дающий ему право на имя Август» («Два лавровых дерева Августа». Бонн, 1973).

Фактически названные почести, так называемый щит добродетели, гражданский венок, как символ спасителя граждан, сакральные деревья многие годы вдалбливались в головы граждан империи на монетах наравне с успехами по дипломатической и военной деятельности. Август, постоянно, следовал традиционным нормам римского правящего слоя, которому было свойственно выставлять на обозрение в впечатляющей для современного человека форме свои достижения и любым способом повышать свой престиж. Абсолютно новыми в методах Августа были информативность и непрерывность влияния на сознание масс с помощью идеологии и фактической монополии власти, которой обладал принцепс.