Текст книги "Собрание сочинений. Том 13"
Автор книги: Карл Генрих Маркс
Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 52 (всего у книги 58 страниц)
Как по своему положению, так и по личным качествам Луи-Наполеон предназначен служить планам России. Мнимый наследник великой военной традиции, он получил также в наследство поражения 1813 и 1815 годов. Армия – его главная опора; он должен ее ублаготворять новыми военными успехами, карая те государства, которые нанесли Франции поражение в эти годы, и восстанавливая естественные границы страны. Когда французский трехцветный флаг станет развеваться над всем левым берегом. Рейна, только тогда будет смыт позор двукратного завоевания Парижа. Но чтобы этого достигнуть, необходим сильный союзник. Выбор возможен только между Россией и Англией. Англия с ее часто сменяющимися кабинетами министров, по меньшей мере, ненадежна, даже если бы какой-нибудь английский министр и согласился с этими проектами. А Россия? За умеренную компенсацию она уже дважды изъявляла свою готовность к союзу на подобной основе.
Никогда русская политика не имела более подходящего человека, чем Луи-Наполеон, находящегося в более благоприятном для нее положении, чем он. На французском престоле властелин, который вынужден вести войну, который должен завоевывать только для того, чтобы сохранить свое положение, которому необходим союз и который вынужден заключить этот союз только с Россией – такой ситуации у нее еще никогда не было. Со времени встречи в Штутгарте[390]390
При встрече с Александром II в Штутгарте 25 сентября 1857 г. Наполеон III заручился его поддержкой на случай войны с Австрией из-за Италии.
[Закрыть] все последние пружины французской политики следует искать уже не в Париже, не в голове у Луи-Наполеона, а в Петербурге, в кабинете князя Горчакова. «Таинственный» человек, внушающий немецким филистерам такой почтительный страх, низведен до роли инструмента, которым русская дипломатия играет и которому она позволяет оставить для себя всю видимость великого человека, довольствуясь сама реальными выгодами. Россия, которая никогда не жертвует ни одной копейкой и ни одним солдатом, если только в этом нет крайней необходимости, но которая по возможности сеет между европейскими государствами раздоры и ослабляет их, должна была договором Горчакова дать разрешение, прежде чем Луи-Наполеон мог самодовольно выдавать себя за освободителя Италии. Когда же отчеты о настроениях в русской Польше стали свидетельствовать о слишком плохом положении, чтобы по соседству, в Венгрии, разрешить какое-нибудь восстание, когда пробная мобилизация первых четырех русских армейских корпусов обнаружила, что истощение страны еще не преодолено, когда крестьянские волнения, равно как и сопротивление дворянства приняли размеры, которые могли быть опасны во время внешней войны, – тогда во французскую главную квартиру явился генерал-адъютант русского императора, и был заключен Виллафранкский мир. Пока что Россия могла довольствоваться достигнутым. Австрия была жестоко наказана за свою «неблагодарность» 1854 г., гораздо более жестоко, чем Россия когда-либо могла рассчитывать. Ее финансы, которые перед войной должны были быть вот-вот приведены в порядок, подорваны на десятилетия, вся внутренняя система государственного управления безнадежно расшатана, ее господство в Италии уничтожено, территория урезана, войска деморализованы и лишены веры в своих военачальников, национальное движение венгров, славян и венецианцев усилилось настолько, что отпадение от Австрии стало теперь их открыто выраженной целью. Россия с этих пор могла совершенно не считаться с сопротивлением Австрии и рассчитывать на постепенное превращение ее в свое орудие. Таковы были успехи России. Луи-Наполеон не получил ничего, кроме весьма тощей славы для своей армии, очень сомнительной славы для самого себя и весьма ненадежного обещания прав на Савойю и Ниццу – две провинции, которые, в лучшем случае, представляются для него дарами данайцев и еще крепче приковывают его к России.
Дальнейшие планы пока отложены, но от них не отказываются. На какое время они откладываются, будет зависеть от развития международных отношений в Европе, от промежутка времени, в течение которого Луи-Наполеон будет в состоянии держать в узде свое преторианское войско, и от большей или меньшей заинтересованности России в новой войне.
О том, какую роль Россия предполагает играть по отношению к нам, немцам, ясно говорит известная нота, с которой князь Горчаков обратился в прошлом году к мелким германским государствам[391]391
Речь идет о ноте русского министра иностранных дел Горчакова от 27 (15) мая 1859 г. (см. примечание 290).
[Закрыть]. Еще никогда с Германией не говорили таким языком. Немцы, нужно надеяться, никогда не забудут, что Россия позволила себе запретить им прийти на помощь подвергшемуся нападению германскому государству.
Немцы, надо полагать, не забудут России и еще многого другого.
В 1807 г. при заключении Тильзитского мира Россия настояла на передаче ей Белостокского округа из владений ее союзника, Пруссии, и выдала Германию Наполеону.
В 1814 г., когда даже Австрия (см. мемуары Каслри[392]392
«Memoirs and Correspondence of Viscount Castlereagh» («Мемуары и переписка виконта Каслри»).
[Закрыть]) признавала необходимость независимой Польши, Россия присоединила к своей территории почти все герцогство Варшавское (т. е. бывшие австрийские и прусские провинции[393]393
Герцогство Варшавское – вассальное государство, созданное Наполеоном I в 1807 г. по Тильзитскому мирному договору из небольшой части польских земель, присоединенных ранее к Пруссии; в 1809 г. после разгрома Австрии к нему была присоединена часть польских земель, находившихся у Австрии. Решением Венского конгресса 1814–1815 гг. территория герцогства Варшавского была поделена между Пруссией, Австрией и Россией.
[Закрыть]), заняв таким путем по отношению к Германии наступательную позицию, и она нам будет угрожать до тех пор, пока мы ее оттуда не вытесним. Построенную после 1831 г. группу крепостей – Модлин, Варшаву, Ивангород – даже русофил Гакстгаузен признает прямой угрозой Германии.
В 1814 и 1815 гг. Россия употребила все средства, чтобы закрепить германский Союзный акт[394]394
Германский Союзный акт был принят Венским конгрессом 8 июня 1815 года; на основании этого акта многочисленные немецкие государства формально были объединены в так называемый Германский союз (см. примечание 69).
[Закрыть] в его нынешней форме и таким путем увековечить беспомощность Германии вовне.
С 1815 по 1848 г. Германия находилась под непосредственной гегемонией России. Если Австрия противостояла последней на Дунае, то на конгрессах в Лайбахе, Троппау и Вероне[395]395
Конгресс в Троппау (Опаве) – второй конгресс реакционного Священного союза, открылся в октябре 1820 г. и закончил свою работу в мае 1821 года.
О конгрессе в Лайбахв см. примечание 192.
Конгресс в Вероне – последний конгресс Священного союза, происходил в октябре – декабре 1822 г., принял решение о французской интервенции в Испанию, продлил австрийскую оккупацию Италии, осудил греческих повстанцев. Усилия всех этих конгрессов были направлены на подавление буржуазных революций и национально-освободительных движений в европейских странах.
[Закрыть] она выполняла все, чего желала Россия в Западной Европе. Эта гегемония России была прямым следствием германского союзного акта. Когда Пруссия попыталась в 1841 и 1842 гг. на один момент освободиться от него, то ее немедленно заставили занять прежнее положение. Поэтому, когда вспыхнула революция 1848 г., Россия выпустила циркуляр, в котором она характеризовала движение в Германии, как бунт в детской[396]396
Имеется в виду циркуляр русского министра иностранных дел Нессельроде от 6 июля 1848 г., адресованный русским представителям в немецких государствах (см. настоящее издание, т. 5, стр. 309–315).
[Закрыть].
В 1829 г. Россия заключила с министерством Полиньяка подготовлявшийся еще с 1823 г. Шатобрианом (и им официально подтвержденный) договор, по которому левый берег Рейна был уступлен Франции.
В 1849 г. Россия поддержала Австрию в Венгрии лишь на том условии, что Австрия восстановит Союзный сейм и сломит сопротивление Шлезвиг-Гольштейна; Лондонский протокол[397]397
Речь идет о Лондонском протоколе от 8 мая 1852 г. о целостности Датской монархии, подписанном представителями России, Австрии, Англии, Франции, Пруссии, Швеции совместно с представителями Дании. В его основу был положен принятый 2 августа 1850 г. упомянутыми участниками Лондонской конференции (за исключением Пруссии) протокол, который устанавливал принцип нераздельности владений датской короны, включая герцогства Шлезвиг и Гольштейн, входивших одновременно в состав Германского союза. В Лондонском протоколе император России упоминался как один из законных претендентов на датский престол (в качестве потомка герцога Гольштейн-Готторпского Карла-Петра-Ульриха, царствовавшего в России под именем Петра III), отказавшихся от своих прав в пользу герцога Кристиана Глюксбургского, который был объявлен наследником короля Фредерика VII. Это создавало прецедент для притязаний русского царя на датский престол в будущем, в случае прекращения Глюксбургской династии.
[Закрыть] обеспечивал России уже в ближайшее время наследование всей Датской монархии и давал ей надежду на осуществление лелеемых ею еще со времен Петра Великого планов вступления в Германский союз (прежде Империю).
В 1850 г. Австрия и Пруссия были вызваны в Варшаву к царю, который вершил над ними суд. Первая испытывала не меньшее унижение чем вторая, хотя, по мнению трактирных политиков, унижению подверглась одна только Пруссия.
В 1853 г. император Николай I в разговоре с сэром Г. Сеймуром распоряжался Германией так, будто она была его наследственным владением. Австрия, говорил он, ему верна. Пруссию же он даже ни разу не удостоил упоминанием.
И, наконец, в 1859 г., когда Священный союз, казалось, окончательно распался, – договор с Луи-Наполеоном, нападение Франции на Австрию с соизволения и при поддержке России и нота Горчакова, в самом наглом тоне запрещавшая немцам оказывать какую бы то ни было помощь Австрии.
Вот чем мы с начала этого столетия обязаны русским и чего мы, немцы, нужно надеяться, никогда не забудем.
Еще и сейчас нам угрожает франко-русский союз. Сама Франция может сделаться для нас опасной только в отдельные моменты и то лишь через союз с Россией. Но Россия угрожает нам и оскорбляет нас всегда, а когда Германия против этого восстает, Россия приводит в движение французского жандарма обещаниями левого берега Рейна.
Неужели мы должны и впредь допускать, чтобы с нами вели эту игру? Неужели мы, сорокапятимиллионный народ, должны еще дольше терпеть, чтобы одна из наших прекраснейших, богатейших и самых промышленных областей постоянно служила приманкой, которую Россия держит перед французской преторианской властью? Неужели рейнские земли не имеют никакого иного назначения, как служить добычей в войне во имя того, чтобы Россия получила свободу действия на Дунае и Висле?
Так стоит вопрос. Мы надеемся, что Германия скоро ответит на него с мечом в руке. Если мы будем держаться вместе, то уж выпроводим и французских преторианцев, и русских «капустников».
Между тем, мы получили союзника в лице русских крепостных. Борьба, которая в настоящее время разгорелась в России между господствующим классом и порабощенным классом сельского населения, уже теперь подрывает всю систему русской внешней политики. Эта система была возможна только до тех пор, пока в России не было внутреннего политического развития. Но это время прошло. Всячески поощрявшееся совместными усилиями правительства и дворянства сельскохозяйственное и промышленное развитие достигло такой степени, при которой существующие социальные отношения больше не могут продолжаться. Устранение их, с одной стороны, необходимо, а с другой – невозможно без насильственного изменения. Вместе с Россией, которая просуществовала от Петра Великого до Николая I, терпит крушение и ее внешняя политика.
По-видимому, Германии суждено разъяснить это России не только пером, но и мечом. Если дело дойдет до этого, то это будет той реабилитацией Германии, которая возместит политический позор столетий.
ПРИЛОЖЕНИЯ
ЗАЯВЛЕНИЕ РЕДАКЦИИ ГАЗЕТЫ «VOLK»
Для того, чтобы положить конец всем ложным слухам и фантастическим вымыслам относительно состава нашей редакции, мы должны заявить, что в ее составе не произошло да и не намечается никаких изменений. Но круг наших сотрудников расширился, и мы с удовлетворением можем сообщить нашим читателям, что Карл Маркс, Фридрих Энгельс, Фердинанд Фрвйлиграт, В. Вольф, Г. Хейзе, – т. е. наиболее значительные литературные силы нашей партии, – приняли решение оказать поддержку «Volk» и своим сотрудничеством дать редакции возможность наиболее достойно и всесторонне представлять наши партийные интересы.
Напечатано в газете «Das Volk» № 6, 11 июня 1859 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
На русском языке публикуется впервые
ПО СТРАНИЦАМ ПЕЧАТИ[398]398
Настоящие обзоры, публиковавшиеся в газете «Volk» (см. примечание 213) в разделе «По страницам печати», были направлены против газеты «Hermann» («Герман»), издававшейся в Лондоне немецким мелкобуржуазным демократом Готфридом Кинкелем. В их составлении, помимо Маркса, принимал также некоторое участие Элард Бискамп. В связи с австро-итало-французской войной 1859 г. и оживлением деятельности мелкобуржуазной демократической эмиграции Марко считал одной из важнейших задач газеты «Volk» борьбу против влияния мелкобуржуазной идеологии на представителей пролетариата. В обзорах Маркс подверг уничтожающей критике политическую беспринципность и иллюзии мелкобуржуазных идеологов, их мещанские вкусы и невежество. Своими выступлениями против Кинкеля Маркс вынудил его выйти из состава редакции «Hermann». Только прекращение из-за отсутствия средств выхода «Volk» в августе 1859 г. помешало Марксу нанести окончательный удар газете мелкобуржуазных демократов.
В публикуемых обзорах подвергается критике содержание номеров 21, 24, 26 и 27 газеты «Hermann», вышедших 28 мая, 18 июня, 2 и 9 июля 1859 года.
[Закрыть]
«Наши читатели – народ толковый, и когда порою их критика в адрес «Hermann»[399]399
«Hermann» – сокращенное название еженедельной газеты «Hermann. Deutsches Wochenblatt aus London» («Герман. Немецкий еженедельник из Лондона»), органа немецких мелкобуржуазных демократов. Газета выходила на немецком языке в Лондоне с 1859 года; с января по июль 1859 г. ее редактором был Готфрид Кинкель.
Газета названа именем вождя херусков Арминия, неправильно называемого с конца XVII в., после появления романа Лоэнштейна «Мужественный народный герой Арминий, или Герман», также Германом. В 9 г. н. э. германцы во главе с Арминием разбили легионы римского наместника Вара в Тевтобургском лесу.
[Закрыть] доходит до нас, мы склонны думать, что неисчислимое большинство читателей» (неисчислимое большинство из 600 читателей – это ведь 599) «куда толковее, чем мы сами» («Hermann»).
Добровольное признание всегда хорошо, даже если оно, как в этом случае, делается с некоторым опозданием. Но все же:
«Вы, старики, сил набирайте,
Кровь в жилах не должна остыть!
Свой долг священный выполняйте,
Под силу вам окопы рыть
И землю относить в корзинах».
(Туснельда утешает Германа[400]400
Имеются в виду автор цитируемого стихотворения, помещенного в газете за подписью Катенька Циц, и редактор «Hermann» Готфрид Кинкель.
Туснельда, по преданию, была супругой вождя херусков Арминия.
[Закрыть])
«Висконсин, самый добропорядочный из добропорядочных республиканских штатов, направил своего самого блестящего и дельного оратора г-на Карла Шурца в Массачузетс, дабы смелое слово его агитировало… В своей превосходной темпераментной речи он доказал…»
что? – было бы трудно сказать, если бы ниже не значилось:
«что он не считает себя представителем той великой нации мыслителей, которую именуют германской нацией». (Студиозус Шурц в роли вполне исчислимого меньшинства и автобиографа[401]401
Иронический намек на прошлое немецкого мелкобуржуазного демократа Шурца и его связи с Кинкелем. Шурц в юности принимал участие в основанном Кинкелем литературном кружке под названием «Союз майских жуков». Характеристика этого периода деятельности Кинкеля дана Марксом и Энгельсом в памфлете «Великие мужи эмиграции» (см. настоящее издание, т. 8, стр. 264–267, 278).
[Закрыть].)
«О юноши, мечи точите!
Как Герман, будьте вы смелы!»
(Туснельда)
«Образчик этого несгораемого муслина мы видели сами и проверили его на свече. Если медленно проводить его над огнем, он совсем не горит; если же подержать его в огне подольше, то он обугливается, но дальше этого места огонь не распространяется. Однако от одной дамы-англичанки, которая видела на выставке отрез большого размера, мы слышали, что этот материал не такой яркий и имеет не такой свежий вид, как необработанный муслин» («Hermann» – редакционное примечание).
«О женщины, призванье ваше
Должны в молитвах вы найти!»
(Туснельда)
Нашему космополитическому сердцу отрадно было видеть, что Арминий, памятуя о том возвышенном моменте, когда он преподносил господину Кошуту западную революцию взамен восточной[402]402
Речь идет о деятельности Кинкеля в период реакции, наступившей в Европе после поражения революций 1848–1849 годов. В качестве одного из лидеров немецкой мелкобуржуазной демократической эмиграции Кинкель исходил в своей политике не из объективных экономических и социально-политических условий, существовавших в то время в Европе, а из субъективистских, волюнтаристских представлений о том, будто революция в Европе может быть начата в любой момент. В написанном в 1852 г. памфлете «Великие мужи эмиграции» (см. настоящее издание, том 8, стр. 247–352) Маркс и Энгельс разоблачили беспочвенность и иллюзорность взглядов и авантюристический характер тактики Кинкеля и других лидеров мелкобуржуазной эмиграции.
[Закрыть], берет под свое покровительство
«17 миллионов славян Австрии» и «потому не только отводит соответствующему корреспонденту место сразу же после передовицы, но и призывает его выступить на страницах «Hermann» в качестве представителя своего народа». Так как «для республиканцев вопрос о том, на чью сторону встать в итальянской войне, должен остаться открытым»,
то газета высказывается частью за Пруссию, частью за Луи-Наполеона, частью за Италию, частью за Малую Германию, частью за Великую Германию, частью за регентство, частью за имперский парламент, а целиком – за г-на «Бендера: 8, Лестер-сквер, Литл-Ньюпорт-стрит», к которому достаточно обратиться «всякому, кто учился читать» («Печать и мастерская»), с тем чтобы без «обременительного труда над книгами и лекциями» быть посвященным в тайны естественных наук.
* * *
В последнем номере «Hermann» один чех заявляет; «Мы были… первыми в борьбе… за социальную идею».
Духовное лицо, являющееся владельцем этого «форума»[403]403
Имеется в виду Готфрид Кинкель, начинавший свою карьеру в качестве помощника пастора.
[Закрыть], замечает по данному поводу: «А разве до чехов швейцарцы не были первыми?»
Единственную социальную идею, за которую швейцарцы действительно боролись первыми, можно выразить следующими словами: «Point d'argent, point de Suisses» («Нет крейцеров – не будет и швейцарцев»)[404]404
«Point d'argent, point de Suisses» («Нет крейцеров, не будет и швейцарцев») – слова, будто бы сказанные швейцарскими наемниками, отказавшимися служить французскому королю Франциску I (1515–1547), когда опустела его казна. Эти слова были использованы французским драматургом Расином в его драме «Сутяги».
[Закрыть]. Новоиспеченный «швейцарец» Фогт и новоотчеканенный «крейцер» Кинкель[405]405
Маркс намекает на натурализацию Фогта в Швейцарии, куда тот эмигрировал после поражения революции 1848–1849 гг. в Германии.
Называя Кинкеля «крейцером» (немецкая мелкая монета), Маркс иронизирует по поводу его мелочности в денежных вопросах.
[Закрыть] уж сумеют по достоинству оценить сию социальную идею во всем ее всемирно-историческом значении.
Все в том же «форуме» значится:
«Мы считаем вполне понятным, что английские страховые общества не желают больше акцептовать (!) на страхование немецкие товары, предназначенные для заокеанских мировых рынков».
Сколько «мировых рынков» известно этому «духовному» лицу?
А вот образец связного изложения «Wochenblatt aus London», иначе «Hermann»;
«На усыпанной лаврами могиле Гумбольдта поселилась парочка ласточек. Детская преступность, которую следовало бы вытравить в самом зародыше всеми средствами френологии и физиотерапии, вновь продемонстрирована во всей своей чудовищности девятилетним мальчиком в Шмидеберге».
Суждение «Hermann» о Меттернихе. – Взгляд на политику Меттерниха формулируется следующим образом:
«Там, где Меттерних и иже с ним почти целое столетие глумились и подличали, никакой ангел мира не в состоянии расположиться у ручья, чтобы сладко подремать, как выражается Шиллер». «Попытался бы он» (а именно, Шиллер) «сделать это, скажем, на Минчо».
Превратить Минчо в «ручей» способен разве что изобретатель «заокеанских мировых рынков».
«Hermann» заявляет в статье по поводу
«вакансии в Савойской церкви в Лондоне», что «он» («Hermann») «с каждым днем делается все дороже для своих земляков как в Лондоне, так и на родине».
Пожалуй, это соответствует действительности. Неделя за неделей он поставляет все меньше материала за 3 пенса. Возможно, этим и вызван точный подсчет свободных «статей дохода» – кстати этот подсчет выдает тайное желание перенести «форум» в «Савойскую церковь».
* * *
В № 26 «Готфрида» помещено заявление «Hermann» {Имеется в виду Готфрид Кинкель. Ред.} об уходе в отставку. Оно гласит:
«Нашим читателям
Вышедшим сегодня номером завершается моя деятельность как редактора этой газеты. Единственной причиной моего ухода является состояние моего здоровья, которое не позволяет мне, наряду с моей прежней профессией педагога, посвящать себя еще и другой, столь рассеивающей деятельности». (То есть профессия педагога является одним видом деятельности, наряду с той другой деятельностью.) «А так как я согласно этому» (согласно чему?) «в дальнейшем не буду отвечать за содержание газеты» (скорее он не будет отвечать за дальнейшее ее содержание), «то я передаю в другие руки также и право собственности. Предприятие, успех которого теперь обеспечен» (благодаря устранению Кинкеля), «будет вестись в прежнем духе» (низкие цепы, отличное обслуживание). «Поскольку я ранее почти не находил времени и места самому писать для него» (а именно для этого предприятия), «то в будущем» (позднее), «освободившись от бремени трудов, связанных с внешней стороной вопроса, я буду поставлять тем более многочисленный материал в качестве корреспондента». (Если Готфрид в качестве корреспондента будет поставлять «тем более многочисленный материал», чем менее «места» он находил для него ранее, то что же будет с предприятием, успех которого теперь должен быть «обеспечен» благодаря исчезновению Готфрида как редактора?) «С читателями и сотрудниками я расстаюсь исполненным чувства благодарности за их дружеское участие и поддержку.
Готфрид Кинкель»
Как образец столь «рассеивающей деятельности», которой Герман говорит такое дружеское «прости», вышеназванный «Готфрид» в заключение помещает следующую редакционную заметку:
«Мы» (а именно Готфрид) «каждый раз испытываем своего рода чувство злорадства, когда нам хотя бы раз удается поймать у кого-нибудь из наших корреспондентов хорошую блоху, ибо из числа наших читателей, как правило, найдется некто (!), которому эта блоха даст толчок» (почему не оттолкнет?) «для того, чтобы выступить по поводу затронутого дела» (то есть столь неловкого дела о пойманной блохе) «с поучительным и входящим во все подробности» (входящим во все подробности по поводу) «сообщением. Именно благодаря подобной оплошности мы и в данном случае» (в каком именно?) «в состоянии поместить ценную поправку, по которой каждый читатель» (по ни в коем случае ни один корреспондент!) «сразу определит, что ее автор является, как говорят на Рейне, большой шишкой» (не так ли, прекрасные читательницы?). «К сожалению, сильный наплыв неотложного политического материала, особенно статей наших корреспондентов о столь осточертевшей высокой политике, дает нам возможность лишь сегодня напечатать эту статью» (то есть это редакционное примечание).
Итак, мы видим, что Герман, невзирая на свою столь прочувствованную благодарность, не без горечи расстается с «корреспондентами». В собственном форуме бедняжка «ранее» не нашел места для «этой статьи» о «пойманной блохе» и «шишке».
Мы же восклицаем на прощание «ранее» редактору «Готфрида»: «De mortuis nil nisi bene» {«О мертвых ничего, кроме хорошего». Ред.}. Но «позднее» корреспонденту «Hermann» мы говорим: «Увидимся под Филиппами!»[406]406
«Увидимся под Филиппами!» – по преданию, слова, сказанные призраком убитого Цезаря, явившимся во сне Бруту накануне сражения под Филиппами (древний город во Фракии), в котором войска римских триумвиров Марка Антония и Октавиана разбили в 42 г. до н. э. армию сторонников римской аристократической республики под предводительством Брута и Кассия.
[Закрыть].
Стратегико-дипломатическое открытие
«Hermann» заявляет:
«Говорят, что вооруженное посредничество Пруссии берет за основу линию Минчо. Хорошо, эта линия после сражения под Сольферино обозначилась яснее. Лишь тени, падающие от крепостных стен Мантуи и Пескьеры все еще застилают ее. Но осада должна пролить на нее свет».
Ловкий фельетонист {Генрих Бета. Ред.} «Hermann» посылает свои статьи после того, как он их использовал в Лондоне, в лейпцигскую «Gartenlaube»[407]407
«Gartenlaube» – сокращенное название немецкого еженедельного литературного журнала мелкобуржуазного направления «Die Gartenlaube. Illustriertes Familienblatt» («Беседка. Иллюстрированный журнал для семьи»); выходил в 1853–1903 гг. в Лейпциге и в 1903–1943 гг. в Берлине.
[Закрыть]. Чтобы придать остроту описанию торжества, устроенного «союзом германских мужей» в память Гумбольдта[408]408
Имеются в виду траурные собрания по случаю смерти выдающегося немецкого ученого Александра Гумбольдта (6 мая 1859 г.), в которых принимали участие организации немецких эмигрантов, а также газета «Hermann».
[Закрыть], нам сообщают, что
«какой-то коммунистический союз, издающий теперь свой еженедельник, задался особой целью самым наглым образом оклеветать не только газету Кинкеля, но и его лично; при этом они не стесняются прибегать даже к самой очевидной лжи и т. д.».
Мы по этому поводу заметим лишь, что наша газета, как это следовало бы знать фельетонисту из наших неоднократных выступлений, вовсе не является органом «какого-то союза» и что обвинения, выдвинутые нами против г-на Кинкеля, до тех пор не следует называть лживыми, пока они не будут опровергнуты, а этого до сих нор еще никто не сделал, да никогда и не сделает. Кстати, мы признательны г-ну корреспонденту за сообщение о том, что в основе проповеди Кинкеля,
«пронизанной ароматом праздничности», лежало изречение: «И если та забудешь Сион, то и сам будешь забыт», и что он начал ее, «припав к черно-красно-золотому стягу».
«Hermann» острит. В одной из статей «Hermann» об Австрии говорится, что Габсбурги по отношению к своим наследственным землям выступали в роли отчима, а по отношению к Германской империи в роли мачехи. Что старик или юноша может оказаться старой бабой, это в достаточной степени доказал автор статьи, о которой идет речь, статьи, изобилующей выдержками из «Всемирной истории» Пёлица[409]409
Имеется в виду популярная в XIX веке книга Пёлица «Die Weltgeschichte fur gebildete Leser und Studierende» («Всемирная история для образованных читателей и студентов»). Первое издание книги вышло в Лейпциге в 1805 году.
[Закрыть] для девиц. Но что отчим может одновременно быть мачехой – это мы считали до сих пор невозможным.
* * *
«Hermann», появившийся в омоложенном виде под редакцией Э. И. Юха и К°, заслуживает того, чтобы поместить о нем подробную заметку. Начнем сразу с first leader {первой передовой. Ред.} по вопросу о «Позиции Пруссии».
В случае заключения мира между Францией и Австрией
«Пруссия некоторое время будет находиться примерно в таком же положении, в каком она была до этого. Однако мало-помалу она окажется в другом положении. Но еще быстрее» (еще быстрее, чем мало-помалу?) «она должна изменить свою позицию, поскольку» (!) «война будет продолжаться, так как тогда она будет вынуждена действовать, и если она вовремя не подыщет» (!) «для себя надежную позицию, то она потеряет всякую твердую опору, для того чтобы погибнуть вместе с остальными государствами Германского союза» (быть может, Пруссия и была бы не прочь потерять «всякую твердую опору, для того чтобы погибнуть»).
Далее автор демонстрирует нам Пруссию в различных более или менее замысловатых poses plastiques {пластических позах. Ред.}. Во-первых, Пруссия могла бы изображать из себя великую европейскую державу и это в свою очередь двояким образом,
«Пруссия могла бы, выступая в качестве самостоятельной великой державы, действовать полностью на собственный страх и риск» (самостоятельно?). «Это» (действие!) «явилось бы чисто европейской точкой зрения, цель которой» (цель точки зрения) «… определилась бы как вопрос власти, так как сохранение равновесия, ради чего и заключаются договоры, состоит в уравновешивании власти, служащей интересам государства» (какого?), «Пруссия могла бы в таком случае взять за исходную точку вызванное настоящей войной нарушение договоров 1815 года, контрагентом которых» {отцом, вместо одним из отцов) «она является, и попытаться получить в награду за услуги, оказанные ею при этом» (при нарушении договоров?) «монархическому порядку в Европе, материальные гарантии». Кроме этого хитроумного хода, «Пруссия могла бы в качестве великой европейской державы занять чисто политическую позицию, противодействуя из соображений самосохранения усилению своего французского соперника» (non bis in idem {не дважды об одном и том же. Ред.} – относительно уравновешивания сил ведь уже была речь). «При этом она могла бы сослаться на то, что Англия является пока еще открытым врагом, а Россия уже тайным союзником Франции – врага Австрии» (!!) и т. д.
А после того, как Пруссия проявила себя столь многосторонне в качестве великой европейской державы,
«она могла бы в дальнейшем занять исключительно немецкую точку зрения. Здесь также перед ней открыт свободный выбор. А именно: она может как немецкая великая держава подчинить себе остальные государства» (включая и Турцию) «или же ведя себя как скромный и равный член союза, подчиниться малым странам» (швейцарским кантонам?), «либо встать рядом с ними». (Не совсем ясно, почему равный член союза обязан подчиниться.)
Другими словами, либо прусская империя, либо сохранение Германского союза.
Первое «означало бы решительно встать во главе Германии, как держава, знающая, что у нужды свои законы» (для простых смертных нужда не знает законов, но для готцев она создает законы и к тому же отнюдь не строгие) «вследствие чего она» (нужда) «вынуждена отказаться от стесняющих ее рамок и т. д., ибо ее существование поставлено на карту» (то есть на карту поставлено существование нужды).
Основания, которые «Пруссия могла бы привести в оправдание подобной революционной политики», представляют для нашего автора настоящее embarras de richesses {затруднение из-за большого выбора. Ред.}.
В том числе «враждебно относящиеся к единству Германии иностранные державы Россия и Англия, которые при помощи сложной системы качелей равновесия в Германии препятствовали росту мощи немецких великих держав путем взаимного постоянного ослабления, больше заботились при создании союза о себе, чем о Германии, и т. д.» (Оригинальный план, согласно которому иностранные державы Россия и Англия должны ослаблять друг Друга, дабы помешать росту мощи Пруссии!) «Наконец-то она» (Пруссия) «показала, что полностью поняла суть нынешней войны, которая подобно Тридцатилетней войне имеет целью завершение революции 1848 года». «По этой причине», (именно потому, что Тридцатилетняя война ставила себе целью завершение революции 1848 г.) «Пруссия не признает более Союзного сейма и
… считает суверенитет всех остальных немецких князей утратившим силу и т. д.». И наконец, «Прусское правительство могло бы, если бы ей» (то есть Пруссии) «подобная революционная политика показалась бы слишком рискованной, выбрать и консервативную точку зрения. Оно могло бы выбрать ее… так как царствующая в Пруссии династия, как равная» (кому?) «должна поддерживать сохранение остальных» (каких остальных?) «… потому что Пруссия, не будучи самостоятельной, должна согласовывать свою позицию с той, которой будет придерживаться нейтральная Англия и т. д.».
До сих пор она «колебалась». Она же допустила, чтобы ее «соперница-Австрия» была разбита.
«При помощи договоров она постоянно пыталась тянуть малые государства» (тянуть из них богатство, вытянуть их хлыстом или перетянуть их на свою сторону?) «Она вернулась во Франкфурт» (из Эрфурта)[410]410
Намек на Эрфуртский парламент (см. примечание 241).
[Закрыть] «почти с теми же самыми предложениями, которые, если бы они исходили от Ганновера или Баварии, Пруссия не приняла бы».
В конце концов, автор называет это «умелым ходом», хотя здесь проявлено мало умения в consecutio temporum {согласовании времен. Ред.}.
К сожалению, Виллафранкский договор одним ударом опрокинул все ходы Пруссии, доступные фантазии готца. Поэтому, оставляя «высокую политику» фирмы Юх и К°, мы обращаемся к Тиртею, который в лице омоложенного «Hermann» воспевает битву под Сольферино. Сей Тиртей, по-видимому, добрый малый. Он ни на минуту не сомневается в том, что все зуавы, тюркосы, кроаты, сербы, чехи et autres Zephyres[411]411
Et autres Zephyres – и прочие зефиры (см. примечание 81).
[Закрыть], бившиеся друг с другом под Сольферино,
«не будь обоих императоров, повсюду на свете, где бы случай ни свел их вместе, относились бы друг к другу, как безобидные и любезные люди, они друг друга приветствовали бы, ели бы и пили» (друг друга ели бы и пили! Какова любезность – каннибальская!).
Стихотворный размер, в котором воспевается сражение – это размер героического эпоса, гекзаметр. Как известно, Клейст увеличил гекзаметр на один короткий первый слог. Наш бард превзошел Клейста: он чрезвычайно щедр; стопой больше или меньше – для него не играет никакой роли. Но с другой стороны, нельзя ставить в вину гекзаметрам, если у них, только что вернувшихся с поля битвы, недостает стопы или вывихнуто колено.
Итак несколько примеров:
«Смертельно усталый,
Со|всем исто|щенный, из|мучен жа|рой, иссу|шаемый| жаждой». «За | эти прок|лятые| годы, за | десяти |летье» «Под| солнцем па|ля|щим, в кро|ви, поги|бая от |жажды, изредка из милости прикончен штыком, а в большинстве случаев лишь из|резан, ис|колот, с рас|крытою |раной от |боли смер|тельной страдает».
«Вот |жаркие, |голые |холмы ды|мятся от| крови, в которой барахтаются искромсанные тела»
«Вот | ног или | рук не хва|тает, у | этого | вырвана | челюсть, а |у того голо|вы поло|вина».
«Наконец-то смолкло во|круг все и |мрак опу|стился на |землю.
Лишь из до|лин и хол|мов доно|силися| вопли то здесь, то там, повсюду на расстоянии многих часов».
«В битве го|рячей и |трудной и |капли во|дицы о|ни не и|мели. Другие умирали от жажды и
в хрипе пред|смертном, на|век уга|сающим |взором встречали пришедшего слишком поздно хирурга».
Сразу же вслед за песнью о битве идет историческая критика. «Мыслитель» омоложенного «Hermann» в статье, присланной из Парижа, раскрывает перед нами отношение Луи Бонапарта к революции.
«Революция закономерна, поскольку она становится под покровительство императора и утверждается им… Но она сохраняет свой прежний характер и должна быть подавлена, поскольку она вступает в противоречие с интересами императора или же нарушает его планы».
Вот и вся премудрость.
«Я, наконец, нащупал почву,
Засел в ней крепко якорь мой».
Из «сферы столь осточертевшей высокой политики», грохота пушек и исторической критики мы низвергаемся вниз и наталкиваемся на скромную одинокую обитель – «Мастерскую», в которой обрел свой покой наш старый друг Готфрид, уже в качестве нового корреспондента. Он встречает нас ворчанием:
«Эта газета не могла из-за постоянных войн и сплошной политики уделить до сих пор место и т. д.»
Эта старая жалоба нам известна. Готфрид в качестве тонко чувствующего искусство чичероне предлагает провести нас по «Выставке Академии на Трафальгар-сквере».
«Эта почти героическая фигура, подобно пчеле, высасывающей мед даже из ядовитых цветов» (см. «Gartenlaube»),
обрушиваясь на нас целым потоком хорошо известных сладкозвучных слов, сообщает нам, что
«веселые картинки Лесли… – подлинные жемчужинки изящного искусства».
Но больше всего он интересуется прерафаэлитами[412]412
Прерафаэлиты – школа живописи, получившая развитие в Англии во второй половине XIX века. Прерафаэлиты подражали художникам раннего Ренессанса, до Рафаэля (отсюда название школы). Творчество прерафаэлитов явилось выражением мелкобуржуазного романтического протеста против неприглядной действительности капитализма, которой они противопоставляли средневековье с его глубокой религиозностью и мистикой. Отрыв от современности приводил прерафаэлитов к символизму и стилизаторству.
[Закрыть], и так как конкретный пример лучше всяких поучений, то он выставляет в своей «Мастерской» несколько прерафаэлитских wordpaintings {словесных картин, образных описаний. Ред.}, которые избавляют нас от необходимости совершить прогулку в Трафальгар-сквер.
Прерафаэлитская картина № 1
«С 11 часов утра весь день в зале господствует фешенебельный кринолин, и возле любимых произведений публики постоянно околачивается целый хвост».
Прерафаэлитская картина № 2
«Ценно все то, что исполнено в своем роде в совершенстве. Например брюки, если они хорошо сшиты и не жмут».
Прерафаэлитская картина № 3
«На монастырском кладбище две монахини заняты тем, что копают могилу… Это две грубые женские фигуры, которые сменяют друг друга за мрачным трудом сумерек». (Две грубые фигуры сменяют друг друга, в то время как сумерки трудятся за них.) «Одна из них представляет собой, спустившись в могилу и выкидывая жилистыми руками прачки тяжелую сырую черную землю, проросшую корнями, совершенно прозаическую, безразличную и ординарную личность».
Быть может, проросшая корнями личность и будет совершенно прозаической, но уж во всяком случае она будет экстраординарной. На некоторое безразличие действительно указывает та sansgene {бесцеремонность. Ред.}, с которой эта личность вместо своих собственных рук пользуется, копая землю, руками прачки.
