Текст книги "Собрание сочинений. Том 13"
Автор книги: Карл Генрих Маркс
Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 58 страниц)
Ф. ЭНГЕЛЬС
ИТАЛЬЯНСКАЯ КАМПАНИЯ[213]213
Настоящей статьей началось сотрудничество Энгельса в газете «Volk». Статья была написана Энгельсом по просьбе Маркса.
«Das Volk» («Народ») – еженедельная газета, выходила на немецком языке в Лондоне с 7 мая по 20 августа 1859 года. Была основана как официальный орган лондонского Просветительного общества немецких рабочих. Первый номер вышел под редакцией немецкого публициста, мелкобуржуазного демократа Эларда Бискампа. Начиная с № 2, газета выходила при ближайшем участии Маркса, выражавшемся в неофициальном сотрудничестве, в постоянных советах и помощи, в редактировании статей, организации материальной поддержки газете и т. д. В № 6 от 11 июня редакция газеты официально объявила о сотрудничестве Маркса, Энгельса, Фрейлиграта, В. Вольфа и Г. Хейзе (см. настоящий том, стр. 639). С этого времени Маркс фактически является редактором газеты, которая становится органом пролетарских революционеров. С начала июля Маркс становится и редактором, и администратором газеты.
На страницах газеты «Volk» находит свое отражение разработка Марксом и Энгельсом вопросов революционной теории и тактики пролетарской борьбы, освещаются классовые бои пролетариата, ведется непримиримая борьба против представителей мелкобуржуазной идеологии. В газете анализируются с позиций пролетарского интернационализма события австро-итало-французской войны 1859 г., вопросы объединения Германии и Италии, разоблачается внешняя политика Англии, Пруссии, Франции, России и других реакционных государств, ведется последовательная борьба против бонапартизма и его открытых и скрытых сторонников.
В газете «Volk» было напечатано предисловие Маркса к его работе «К критике политической экономии», 5 статей Маркса, в том числе незаконченная серия статей «Quid pro quo», 9 статей Энгельса, а также его рецензия на работу Маркса «К критике политической экономии», составленные Марксом при участии Бискампа обзоры газеты немецких мелкобуржуазных демократов «Hermann», публиковавшиеся в разделе «По страницам печати». Кроме того, многие статьи и политические обзоры носят следы непосредственной редакционной работы Маркса. Всего вышло 16 номеров газеты. Выход газеты прекратился 20 августа 1859 г. из-за отсутствия денежных средств.
[Закрыть]
Итальянская кампания, продолжающаяся около месяца, приняла своеобразный и неожиданный оборот. Две большие армии, каждая численностью немногим менее 200000 человек, сосредоточились в начале мая на виду друг у друга. В то время как их аванпосты сблизились на расстояние пушечного выстрела, обе армии ведут друг за другом наблюдение, то здесь, то там выпускают щупальца и в некоторых пунктах завязывают легкие стычки, меняют фронт, выдвигают то один, то другой фланг, но основными силами в бой друг с другом не вступают. Подобный способ ведения войны как будто не совместим с современной системой быстрых решительных ударов; он кажется шагом назад в сравнении с молниеносными походами и стремительными кампаниями Наполеона.
Со времени Наполеона два новых фактора значительно изменили способ ведения войны. Первый из них – это лучшее прикрытие государственных границ укрепленными лагерями и системой крепостей, которые создаются на пригодных для этого участках местности. Крепости наполеоновского времени были либо слишком слабы и изолированы друг от друга, либо находились в таких малозначительных в стратегическом отношении пунктах, что не служили серьезными препятствиями при наполеоновском методе ведения войны. Победой в открытом поле или обходным движением Наполеон оттеснял вражеское войско от его крепостей.
Чего можно достигнуть, используя крепости, показали Данциг в 1813 г., четырехугольник крепостей в Ломбардии в 1848 г., Коморн в 1849 г.[214]214
В 1849 г. во время национально-освободительной войны в Венгрии крепость Коморн (Комаром) явилась опорным пунктом венгерских революционных войск: дважды (январь – апрель и июль – сентябрь) она выдерживала длительную осаду австрийских войск.
[Закрыть], Севастополь в 1855 году. Теперь же позиция, занимаемая франко-пьемонтской армией по ту сторону По и Танаро, между Касале, Алессандрией и Валенцей, опирается на такую систему крепостей, которая обеспечивает ей защиту даже против значительно превосходящего по численности противника. До подхода австрийцев французам удалось сосредоточить за этой позицией такое количество войск, что все надежды австрийцев на решительный успех своего нападения оказались тщетными, а французы, таким образом, выиграли время для сосредоточения остальных сил и пополнения запасов вооружения. При этом австрийское наступление у Касале и Валенцы было приостановлено, а так как оказались невозможными ни фронтальная атака, ни серьезный обходный маневр, то австрийцам не оставалось ничего иного, как ограничиться демонстрациями на флангах западнее Сезии и южнее По в сочетании с мероприятиями по реквизиции имеющихся в этих областях необходимых для армии припасов.
Второй фактор, значительно изменивший способ ведения войны со времени Наполеона, это – пар. Только благодаря наличию железных дорог и пароходов французы смогли на протяжении пяти дней, прошедших с момента предъявления австрийцами ультиматума и до их вторжения, перебросить в Пьемонт такое количество войск, что любая атака австрийцев на пьемонтские позиции не могла принести никакого результата, а в течение следующей недели им удалось настолько увеличить свои силы, что к 20 мая на линии между Асти и Нови находилось по меньшей мере 130000 французов.
И все же в результате неизбежных при мошенническом господстве Луи Бонапарта коррупции и беспорядка в управлении французские войска снабжались несвоевременно и в недостаточном количестве. Выгодный контраст по сравнению с этим представляют порядок и быстрота, с какими австрийские корпуса в полной боевой готовности вступили в Италию. В ходе войны это неизбежно должно будет сказаться.
Австрийцы не могут продвигаться вперед, так как они натолкнулись на укрепленные позиции, расположенные между пьемонтскими крепостями, а французы не могут перейти в наступление, потому что еще не закончен подвоз военных материалов. Этим объясняется задержка в передвижениях, этим же объясняется и интерес, который незаслуженно был проявлен к незначительному столкновению у Монтебелло. Все дело ограничилось следующим. Австрийцы получили известие, что французы выдвигают свой правый фланг в направлении Пиаченцы; этот маневр давал основание предположить, что они намерены переправиться через По между Павией и Пиаченцей и таким образом обойти австрийские позиции при Ломеллине, двигаясь в направлении к Милану. Поэтому 5-й австрийский корпус (Стадиона) отправил три бригады за мост, построенный на По у Ваккариццы (ниже Павии) для занятия позиции под Страделлой и для ведения разведки в направлении Вогеры. Эти три бригады натолкнулись при Кастеджо на аванпосты союзников, а при Монтебелло на первую бригаду французской дивизии Форе, которую они вытеснили из Монтебелло. Вскоре сюда подоспела вторая французская бригада и в результате упорного боя австрийцы были выбиты из селения; но они отразили атаку на Кастеджо и заставили французов в беспорядке отступить к Монтебелло, пункту, которым они несомненно овладели бы (большая часть их войск еще не была введена в бой), если бы в этот момент не прибыла бригада французской дивизии Винуа. При виде этого подкрепления австрийцы приостановили свое наступление. Цель их была достигнута: они выяснили теперь ближайшее месторасположение войск французского правого крыла и беспрепятственно отошли из Кастеджо к По, а затем. переправившись на другой берег, примкнули к главным силам, уверенные в том, что французы до сих пор еще не предприняли серьезного движения на Пиаченцу. Австрийцы совершенно правильно поступили, сосредоточив свои силы на левом берегу По до тех пор, пока у них не будет веского основания для того, чтобы перебросить всю армию на правый берег. Всякое разделение армии a cheval {по обоим берегам. Ред.} реки было бы ошибкой, мост же при Ваккарицце с его предмостным укреплением дает им возможность осуществить переправу в любой момент и ударить во фланг французам в случае их наступления на Страделлу.
Гарибальди во главе 5000 добровольцев обошел правое крыло австрийцев и находится теперь в Ломбардии. По последним сообщениям австрийцы уже в тылу у него, и ему угрожает серьезная опасность оказаться отрезанным, что безусловно было бы весьма приятно Бонапарту-«освободителю».
Принц Наполеон, Плон-Плон, получил задание организовать в Ливорно (Тоскана) армейский корпус, который должен атаковать австрийцев во фланг. Французские солдаты злятся, а австрийцы – посмеиваются.
В субботу и воскресенье сардинцы пытались закрепиться на левом берегу Сезии, однако австрийцы помешали им сделать это.
Написано Ф. Энгельсом около 27 мая 1859 г.
Напечатано в газете «Das Volk» № 4, 28 мая 1859 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
На русском языке публикуется впервые
Ф. ЭНГЕЛЬС
СТРАТЕГИЯ ВОЙНЫ
Мы можем очень мало добавить к нашим последним замечаниям о военных действиях у Монтебелло. Из официального австрийского сообщения, которое, наконец, появилось и украсило вчера столбцы нашей газеты, становится ясным, что часть сил тех трех бригад, с которыми генерал Стадион двигался на Монтебелло, была оставлена позади для прикрытия флангов походного порядка. Остальные силы прибыли к Кастеджо, который был занят бригадой принца Гессенского; эта бригада удерживала город, между тем как две другие (неполные) продвинулись вперед и заняли Монтебелло и Джинестрелло. Они приняли на себя главный удар всей дивизии Форе и двух кавалерийских полков генерала де Сонназа (королевский пьемонтский и монферратский полки), а когда они в конце концов были оттеснены к Кастеджо, то бригада принца Гессенского, по-видимому, оказала им такую сильную поддержку, что противник не отважился атаковать, и австрийцы получили возможность отойти в полном порядке и тогда, когда они сочли это для себя выгодным. Однако, судя по полученным австрийским сообщениям, представляется весьма вероятным, что по крайней мере целый корпус маршала Бараге д'Илье прибыл к месту сражения к концу боя. Этот корпус состоит из трех пехотных дивизий и одной кавалерийской, что равняется в общем 12 пехотным полкам, 3 батальонам стрелков, 4 кавалерийским полкам, или 20 эскадронам, и соответствующему количеству артиллерии. Это согласуется с сообщением австрийцев о том, что, по показаниям французских пленных, там было 12 французских пехотных полков, а также с двумя сообщениями из Турина; согласно первому из них Форе поддерживала дивизия Винуа, а согласно второму – дивизия Базена. Эти три дивизии представляют собой всю пехоту Бараге. Говорят также, что там были французская кавалерия и пьемонтская пехота, но это кажется менее достоверным. Таким образом, результат сражения представляется в следующем виде. Австрийцы, которые не могли иметь иной цели, кроме разведки (ибо иначе было безумием начинать наступление с тремя слабыми бригадами), полностью достигли этой цели, принудив Бараге обнаружить все свои силы. Во время сражения они дрались так же хорошо, как и их противники; когда они были вытеснены из Монтебелло, им пришлось отступать перед превосходящими силами противника, и преследование прекратилось у Кастеджо, где австрийцы даже повернулись кругом и отогнали преследовавшего их противника столь энергично, что тот не пытался более их тревожить, хотя к этому времени у французов было на поле боя вчетверо больше войск, нежели у австрийцев. Таким образом, если французы считают победу своей на том основании, что они, в конечном счете, удержали Монтебелло, а австрийцы после боя отступили, то австрийцы могут считать ее своей на том основании, что они отогнали французов от Кастеджо и имели успех в конце боя, в особенности же потому, что они полностью выполнили намеченную задачу, ибо сражение было завязано с целью прийти в конечном счете в столкновение с превосходящими силами и, разумеется, отступить перед ними.
После Монтебелло бои происходили также в центре и на правом фланге австрийцев. Согласно сообщениям, полученным с «Фултоном» и опубликованным вчера, сардинцы 30 мая перешли Сезию у Верчелли, атаковали и захватили несколько австрийских полевых укреплений у Палестро, Кассалино и Винцальо. Командовал сам Виктор-Эммануил, и победа была достигнута после рукопашной схватки. По сообщениям сардинцев, австрийцы понесли очень тяжелые потери. Из почты, доставленной «Европой» в Галифакс, мы теперь узнали, что австрийцы дважды пытались взять обратно Палестро и один раз едва не достигли успеха, когда отряд зуавов подоспел на выручку и отбросил их. В этом бою сардинцы, по их словам, взяли 1000 пленных, однако невозможно составить себе суждение об этом столкновении в силу отсутствия каких-либо достоверных подробностей. Мы не ожидали такой упорной борьбы на передовых позициях у Сезии от австрийцев, которые, как говорят, вовсю отступают на ту сторону Тичино. Однако на своем крайнем правом фланге они не проявили такой же отваги и стойкости. 25 мая Гарибальди, обойдя со своими альпийскими стрелками и некоторыми другими частями общей численностью примерно в 5000 человек крайний правый фланг австрийцев, перешел через Тичино, направился к Варесе, между озерами Лаго-Маджоре и Комо, и овладел этим городом. 26 мая он разбил атаковавший его австрийский отряд и начал, не теряя ни минуты, развивать свой успех; 27-го он снова разбил тот же самый отряд (подкрепленный гарнизоном Комо) и в ту же ночь вступил в Комо. Подвижный отряд генерала Урбана выступил против него и фактически оттеснил его в горы. Однако из полученных нами этой ночью с «Европой» самых последних сообщений следует, что он вернулся, захватил австрийцев врасплох и вновь овладел Варесе. Его успех вызвал восстание в городах, расположенных на озере Комо и в Вальтеллине, или верхней долине Адды – горном районе, который в 1848 г. проявил в восстании большую энергию, нежели города Ломбардской равнины. Пароходы на озере Комо находятся в руках инсургентов, и 800 человек из Вальтеллины присоединились к Гарибальди. Говорят, что несмотря на временные неудачи последнего, восстание в этой части Ломбардии распространяется.
Этот рейд Гарибальди явился крупным успехом союзников, австрийцы же допустили большую ошибку. Для них не было особой беды в том, что они позволили Гарибальди захватить Варесе, однако Комо следовало удерживать сильным отрядом, с которым он не решился бы вступить в бой. Другой отряд, отправленный к Сесто-Календе, отрезал бы Гарибальди пути к отступлению, и когда он был бы таким образом заперт на небольшом пространстве между озерами, энергичное наступление должно было бы принудить его либо сложить, оружие, либо перейти на нейтральную территорию Швейцарии, где он был бы обезоружен. Однако австрийцы недооценили этого человека, которого они называют атаманом разбойников; а между тем, если бы они потрудились изучить историю осады Рима и его похода из Рима в Сан-Марино[215]215
Накануне падения Римской республики (см. примечание 45), 2 июля 1849 г., после того как римское Учредительное собрание приняло решение прекратить борьбу, Гарибальди с 4-тысячным отрядом волонтеров покинул Рим и отправился на помощь Венецианской республике, боровшейся против австрийских войск. Гарибальди искусно маневрировал в тылу австрийцев и много раз выходил из окружения, но не сумел прорваться в осажденную Венецию и был вынужден 30 июля 1849 г. вступить на территорию нейтральной республики Сан-Марино и распустить свой отряд.
[Закрыть], то они признали бы в нем человека незаурядного военного таланта, безгранично смелого и весьма находчивого. Вместо этого они отнеслись к его вторжению так же легкомысленно, как к вторжениям ломбардских добровольцев Аллеманди в 1848 году[216]216
Имеются в виду действия против австрийцев отряда ломбардских добровольцев под командованием генерала Аллеманди, блокировавших в апреле 1848 г. тирольские проходы от Тонале до Стельвио.
[Закрыть]. Они совершенно упустили из виду тот факт, что Гарибальди – человек строгой дисциплины и что большинство его людей находится под его командованием уже четыре месяца – время вполне достаточное для того, чтобы приучить их к маневрированию и к передвижениям, характерным для малой войны. Возможно, что, направляя Гарибальди в Ломбардию, Луи-Наполеон и Виктор-Эммануил рассчитывали погубить его и его добровольцев – элементы, пожалуй, слишком революционные для этой династической войны. Такая гипотеза поразительно подтверждается тем фактом, что его поход совершался без необходимой поддержки. Однако не следует забывать, что в 1849 г. он пошел той же самой дорогой и сумел ускользнуть. Во всяком случае он овладел мостом у Лекко и пароходами на озере, что обеспечило ему свободу движения в восточном направлении от озера Комо. Здесь находится обширная гористая полоса, простирающаяся на север до перевалов Шплюген и Стельвио, на восток до озера Гарда, на юг до Бергамо и Брешии, – область чрезвычайно удобная для ведения партизанской войны, где его, как в этом только что убедился генерал Урбан, будет очень трудно захватить. Если 6000–8000 человек было бы достаточно для того, чтобы уничтожить его в районе Варесе, то теперь для этого может потребоваться более 16000, так что одна бригада Гарибальди отныне будет всецело отвлекать три австрийских бригады. Однако при наличии военных сил, накапливающихся в Тироле (из Богемии в Тироль через Саксонию и Баварию переброшен по железной дороге целый армейский корпус), а также при наличии войск, удерживающих Ломбардию, мы не видим, каким образом он, несмотря на свои последние успехи и Варесе, сможет устоять, если союзники в ближайшем будущем не одержат решительной победы над австрийцами. А это будет трудным делом. Еще один австрийский армейский корпус, 9-й, влился в действующую армию, доведя ее состав до шести корпусов, или не менее 200000 человек; кроме того, в пути находятся другие корпуса. Однако, поскольку Луи-Наполеон не может позволить себе долго оставаться в бездействии, вскоре надо ожидать сражения, и сообщение о том, что он со своей главной квартирой и гвардией перешел в Вогеру, на крайний правый фланг позиции союзников, должно означать, что сражение может разыграться в окрестностях Страделлы. Если это так, то мы, весьма вероятно, будем свидетелями защиты австрийцами дефиле Страделлы с фронта и их попытки, перейдя мост у Ваккариццы, действовать на фланге и в тылу французов.
Написано Ф. Энгельсом 30 мая 1859 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5663, 15 июня 1859 г. в качестве передовой
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
К. МАРКС
МАНИФЕСТ МАДЗИНИ[217]217
В публикуемых в томе вступительных замечаниях К. Маркса к манифесту Мадзини «Война» нашла отражение та поддержка, которую Маркс и Энгельс считали необходимым оказать Мадзини в занятой им правильной позиции по вопросу о вмешательстве Бонапарта в дело освобождения Италии. Одобряя антибонапартистское выступление Мадзини по этому вопросу, Маркс и Энгельс вместе с тем и в этот период продолжали последовательно критиковать взгляды и тактику Мадзини в целом.
[Закрыть]
При нынешних обстоятельствах всякое заявление со стороны Мадзини – это событие, заслуживающее большего внимания, чем дипломатические обращения соперничающих кабинетов или даже цветные бюллетени с театра войны. Как бы различны ни были мнения людей о личности римского триумвира[218]218
С марта 1849 г. Мадзини был главой триумвирата (Мадзини, Саффи, Армеллини), которому Учредительное собрание Римской республики предоставило всю исполнительную власть и чрезвычайные полномочия по защите республики.
[Закрыть], никто не станет отрицать, что в течение почти тридцатилетнего периода итальянская революция связана с его именем и что в течение того же промежутка времени Европа признает его лучшим выразителем национальных чаяний своих соотечественников. Ныне он совершил замечательный акт нравственного мужества и патриотического самопожертвования, он один, с риском повредить своей популярности, возвысил свой голос против вавилонского смешения самообмана, слепого энтузиазма и корыстной лжи. Его разоблачения по поводу действительных планов, согласованных между Бонапартом, Александром и Кавуром, агентом обоих самодержцев, следует взвесить тем тщательнее, что из всех частных лиц в Европе Мадзини, как известно, обладает самыми обширными средствами проникновения в мрачные тайны господствующих держав. Его совет народным добровольцам провести четкую линию различия между их собственным делом и делом коронованных самозванцев и никогда не бесчестить своих воззваний, засоряя их позорным именем Луи-Наполеона, выполнен Гарибальди буквально. То, что в воззвании последнего имя Франции не упомянуто[219]219
Речь идет о воззвании, с которым Гарибальди обратился к жителям Ломбардии в мае 1859 г. при вступлении его добровольческого корпуса на территорию Ломбардии.
[Закрыть], рассматривается Луи-Наполеоном, по сообщению парижского корреспондента лондонского «Times», как смертельное оскорбление. И так велик был страх, внушенный известиями о тайной связи Гарибальди с римским триумвиром, что его корпус был сокращен с первоначально обещанных ему 10000 chasseurs d'Alpes {альпийских стрелков. Ред.} до 4000, приданная ему артиллерийская часть была отозвана, единственная батарея, уже отправленная по его просьбе, остановлена, а в его свиту тайком ввели, под личиной добровольцев, двух опытных полицейских агентов, которым было поручено сообщать о каждом слове и движении Гарибальди.
Ниже мы помещаем точный перевод манифеста Мадзини, опубликованного в Лондоне, в последнем номере «Pensiero ed Azione» («Мысль и действие») под заглавием «La Guerra» («Война»)[220]220
«Pensiero edAzione» («Мысль и действие») – орган итальянских буржуазных демократов, издававшийся под редакцией Мадзини; выходил два раза в месяц в 1858–1859 гг. в Лондоне и в 1860 г. в Лугано и Генуе.
Манифест Мадзини «Война», воспроизведенный в «New-York Daily Tribune» с некоторыми сокращениями, был опубликован в газете «Pensiero ed Azione» 16 мая 1859 года.
[Закрыть]:
«Война началась. Перед нами, следовательно, не вероятность, подлежащая обсуждению, а совершившийся факт. Война вспыхнула между Австрией и Пьемонтом. Солдаты Луи Бонапарта – в Италии. Русско-французский союз, о котором мы объявили год тому назад, разоблачает себя перед Европой. Сардинский парламент вручил Виктору-Эммануилу диктаторские полномочия. В результате вооруженного восстания герцогское правительство Тосканы было свергнуто и она приняла диктатуру короля» (который вслед за тем отказался от нее в пользу Бонапарта). «Возможно, что всеобщее брожение в Италии приведет к подобным же результатам в других местах. Судьбы нашего отечества ныне непреложно решаются на поле сражения.
При таких обстоятельствах большинство наших соотечественников, опьяненных жаждой действия, восхищенных мыслью о мощной поддержке регулярных армий, увлеченных радостью военного выступления против австрийского господства, вызывающего справедливую ненависть, предают забвению ошибки прошлого и их причины, не только приносят в жертву свои самые глубокие убеждения, но отказываются даже от намерения вернуться к ним, отвергают всякую предусмотрительность, всякую свободу суждения, не выдвигая никаких условий, приветствуют всякого, кто берет на себя труд вести войну, без разбора одобряют все, что бы ни исходило от Франции и Пьемонта, и начинают сражение за свободу, отдавая себя в рабство. Другие, видя исчезновение всякого подобия политической нравственности среди агитаторов и следующей за ними толпы, видя, как народ, апостол свободы в течение полу столетия, вдруг вступает в союз с деспотизмом, видя, как люди, которые до вчерашнего дня верили в прудоновскую анархию, сдаются на милость короля, а соотечественники Гоффредо Мамели приветствуют возгласами «Viva l'Imperatore!» {«Да здравствует император!» Ред.} того, кто послал его на смерть вместе с тысячами других[221]221
Речь идет о гибели итальянского поэта и патриота Гоффредо Мамели в июле 1849 г. во время защиты Римской республики от посланных Луи Бонапартом французских войск.
[Закрыть], – отчаиваются в будущем и объявляют, что наш народ не способен пользоваться свободой.
Что касается нас, то мы не разделяем ни слепых холопских надежд одних, ни уныния и отчаяния других. Война начинается при самых неблагоприятных предзнаменованиях, но итальянцы могут, если захотят, направить ее к лучшей цели; и мы верим в благородные инстинкты нашего народа. Эти инстинкты энергично пробивают себе путь сквозь ошибки, на которые толкают народ агитаторы. Быть может, было бы лучше, если бы вместо того, чтобы объединяться под неограниченной властью держав, которые могут предать их надежды, добровольцы спокойно организовали восстания в своих собственных странах и, захватив инициативу, именем итальянского народа возглавили бы эти восстания; но ими движет священный и возвышенный дух, они дают неопровержимые доказательства преданности общей родине, и на это стихийно возникшее ядро будущей национальной армии возлагает величайшие надежды Италия. Принятие королевской диктатуры является ошибкой, которая действительно может окончиться роковым образом, и она оскорбляет достоинство народа, восставшего для своего освобождения; эта диктатура в стране с парламентом, преданным монархии, перед лицом примера, показанного Римом и Венецией, где гармония между народными собраниями и руководителями обороны была источником могущества, перед лицом воспоминаний о долгой и страшной войне, которую выдержала Англия против Первой империи, без малейшего нарушения гражданских свобод, – очевидно является не чем иным, как уступкой требованиям объединенных деспотов и первой стадией осуществления плана, имеющего целью подменить вопрос о свободе вопросом о территории; но народ, с энтузиазмом принимающий диктатуру, верит, что он совершает акт высшего самопожертвования на благо общего отечества, и, введенный в заблуждение мнением о том, что успех войны зависит от такого сосредоточения власти, желает своим одобрением показать твердую решимость бороться и победить, чего бы это ни стоило. Безоговорочная капитуляция восставших провинций перед абсолютной властью коронованного диктатора почти неизбежно приведет к фатальным последствиям. Логика восстания требует, чтобы каждая восставшая провинция подчинилась местной повстанческой власти и выделила представителя для формирования общенационального повстанческого правительства; но даже эта огромная ошибка есть дань потребности национального единства; она решительно опровергает глупую болтовню европейской прессы о наших разногласиях, она является законной для Италии. В Италии патриотизм в настоящий момент настолько силен, что он преодолеет все ошибки. Добрые граждане вместо того, чтобы отчаиваться, должны придать ему должное направление. С этой целью они обязаны настаивать, не боясь дурных истолкований, на изложении истинного положения вещей. Момент является слишком серьезным, чтобы обращать внимание на непосредственную выгоду или на упреки.
Истинное положение вещей таково.
Так же как в 1848 г., и даже в большей мере, итальянское движение стремится к свободе и национальному единству. Сардинская монархия и Луи Бонапарт предприняли войну с совершенно другими целями. Так же, как в 1848 г., и даже в большей мере, антагонизм между стремлениями нации и стремлениями признанных руководителей, который в то время привел войну к краху, грозит Италии страшными разочарованиями.
Национальное единство – вот чего желает Италия. Луи-Наполеон этого желать не может. Кроме Ниццы и Савойи, которые уже уступлены ему Пьемонтом как плата за его помощь в образовании королевства на Севере, он ждет удобного случая, чтобы утвердить трон Мюрата на Юге, а трон своего двоюродного брата – в Центре. Рим и часть Папской области должны остаться под временным правлением папы.
Искренне или нет, это не имеет значения, но министр, которому ныне принадлежит верховная власть в Пьемонте, дал свое согласие на этот план.
Италия, таким образом, должна быть разделена на четыре государства: два из них должны непосредственно управляться иностранцами, а косвенно Франция будет обладать всей Италией. Папа стал французским вассалом после 1849 г., сардинский король станет вассалом империи из благодарности и вследствие недостатка сил.
Если Австрия будет сопротивляться до последней возможности, план будет выполнен целиком. Но если Австрия, потерпев поражение в самом начале, предложит условия, подобные тем, которые она предложила в определенный момент в 1848 г. английскому правительству, а именно: очищение Ломбардии, при сохранении за собой Венеции, – тогда мир, естественно поддержанный всей европейской дипломатией, будет принят; при этом будет осуществлено только одно условие: расширение сардинской монархии и передача Франции Савойи и Ниццы; на Италию обрушится месть ее повелителей, и полное осуществление заветного плана будет отложено до какого-нибудь более благоприятного момента.
Этот план известен правительствам Европы. Отсюда их всеобщее вооружение, отсюда военное возбуждение во всем Германском союзе, отсюда уже подготовленные элементы коалиции между Англией, Германией и Пруссией, – коалиции, которая неизбежна, вопреки заверениям правительств в обратном. Если Италия не будет отстаивать свое национальное существование, независимо от бонапартовского союза, защита Австрии и договоров 1815 г. неизбежно станет стержнем коалиции.
Луи-Наполеон боится коалиции. Отсюда его союз с Россией, ненадежным и вероломным союзником, который все же готов на вмешательство при условии, если будут сделаны смертельные для свободы уступки, такие как полный отказ от Польши и общий протекторат царя над Европейской Турцией в обмен на превращение Средиземного моря во французское озеро. Если война продлится и примет, в результате германского вмешательства, европейские масштабы, восстание в турецких провинциях, подготовленное задолго до того, и восстание в Венгрии дадут союзу возможность принять ощутимые формы.
В случае, если события дойдут до этой точки, существует намерение утопить в территориальном перераспределении всякую мысль о народном праве и свободе. Русские князья будут управлять государствами, созданными на обломках Турецкой империи и Австрии, принцы бонапартовской династии – новыми итальянскими государствами, а может быть, если представится случай, и какими-либо другими государствами в придачу. Русского великого князя Константина уже прочат недовольным венграм, так же как Луи-Наполеона Бонапарта – монархическим агитаторам в Папской области и в Тоскане. Подобно тому как Карл V и Клемент VII, будучи смертельными врагами, объединились, чтобы поделить между собой вольные города Италии[222]222
Имеется в виду договор, заключенный императором Карлом V с папой Клементом VII в 1528 г. в Болоньи после окончательной победы Карла V над бывшими союзниками папы французами и изгнания их из Италии. С этого времени императорская власть и католическая церковь действовали рука об руку в деле уничтожения остатков самостоятельности итальянских городов-государств.
[Закрыть], так два царя, искренне ненавидя друг друга, объединяются, чтобы удушить все надежды на свободу и империализовать Европу. Отсюда декрет, который на неопределенный период ликвидирует свободу Пьемонта, растерзанную Кавуром. Когда пресса безмолвствует, когда не допускается какого-либо истолкования военных операций, когда народ держат в полном неведении, освобождается арена для тактики правителей. А народное сознание, зачарованное призраком независимости, – которая, в конце концов, окажется лишь переменой зависимости, – отвыкает от мысли о свободе, которая является истинным источником всякой независимости.
Таковы планы объединенных деспотов. Некоторые могут отрицать их именно потому, что они сами подготовляют их исполнение, как Луи Бонапарт отрицал какое-либо намерение произвести coup d'etat {государственный переворот. Ред.}, другие – из-за слепого доверия к каждому слову, которое исходит от властителей, или из-за слепого желания, туманящего их мозг; при всем том эти планы не становятся менее реальными; они известны мне, известны различным правительствам и обнаружили себя частично в словах, частично в делах Луи-Наполеона и графа Кавура. Я говорю графа Кавура, потому что я склонен думать, что Виктор-Эммануил не причастен к сделкам в Пломбьере и Штутгарте.
Если бы граф Кавур был подлинным другом Италии, он использовал бы огромный престиж, возникший в результате обладания важной материальной силой и в результате общих тенденций, которые преобладают в Италии, для того, чтобы подготовить движение в Италии и оказать ему немедленную поддержку со стороны Пьемонта. К борьбе, начатой только итальянскими силами, Европа отнеслась бы с одобрением и благожелательством. И Европа, грозящая ныне Наполеону, который направляется в Италию по ее призыву и с видом освободителя, никогда бы не потерпела, чтобы он, по своей инициативе, не будучи призван, пришел на помощь Австрии. Это было бы святым и высоким делом и Кавур сумел бы осуществить его. Но при этом во имя свободы и права необходимо было бы побрататься с итальянской революцией. Такой образ действий не устраивал министра сардинской монархии. Отвращение к народу и к свободе побудило его искать союза с тиранией – той тиранией, которую все народы ненавидят из-за ее старых завоевательных традиций. Этот план изменил самую природу итальянского дела. Если он одержит победу при наличии союзника, признанного в качестве ее патрона, – национальное единство потеряно, Италия станет ареной нового раздела под французским протекторатом. Если же он рухнет вместе с героем декабря, то убытки должна будет нести Италия, она подвергнется бесконечным репрессиям, а Европа вместо того, чтобы оплакивать нас, скажет: «Вы получили только по заслугам» («Voi non avete, se non quello che meritate»). Над всей человеческой тактикой, над всеми расчетами властвуют нравственные законы, которые народы не могут нарушать безнаказанно. Всякая вина неизбежно влечет за собой искупление. Франция – об этом мы говорили в свое время – искупит свою римскую экспедицию. Да избавит бог Италию от сурового искупления, которое заслужила сардинская монархия, связавшая дело, освященное полустолетием жертв, мученичества и добродетельных устремлений, со знаменем эгоизма и тирании!
И тем не менее война является фактом – фактом огромного значения, который возлагает новые обязанности и существенно изменяет наши собственные действия. Между замыслом Кавура и угрозой коалиции, между Луи-Наполеоном и Австрией, между этими одинаково печальными возможностями стоит Италия, – и чем серьезнее опасность этого положения, тем больше должны объединиться всенародные усилия для спасения общего отечества от опасностей, которым оно подвергается. Если бы война велась между правительствами, мы могли бы остаться зрителями, которые ожидают того момента, когда борющиеся стороны ослабят друг друга и сможет вырваться вперед национальная стихия. Но эта стихия уже прорвалась. Страна, обманута она или нет, охвачена лихорадочной деятельностью и верит, что она способна добиться своей цели, используя войну императора и короля. Тосканское движение, стихийное движение итальянских солдат и граждан, повсеместное возбуждение и порыв добровольческого корпуса разрывают кольцо официальных интриг: все это биение сердца нации. Необходимо последовать за ними на арену действий; необходимо расширить, итальянизировать (ital-ianizzare) войну. Республиканцы сумеют выполнить этот долг.
