Текст книги "Собрание сочинений. Том 13"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 58 страниц)

III

В Дюссельдорфской академии много лет назад был один русский художник, который позже за бездарность и лень был отправлен в Сибирь. Бедняга был страстно влюблен в своего императора Николая и обычно с воодушевлением рассказывал: «Император – великий человек! Император может все! Император тоже может писать картины, но у него не хватает для этого времени; император покупает пейзажи и затем рисует на них солдат. Император – великий человек! Бог велик, но ведь император еще молод!»

«Возвышенный» Наполеон имеет то общее с Николаем, что и по его мнению пейзажи существуют лишь для того, чтобы рисовать на них солдат. Но так как у него никогда нет времени хотя бы пририсовывать солдат к пейзажам, то он довольствуется тем, что позирует для картин. Il pose {Он позирует. Ред.}. Маджента, Сольферино и вся Италия являются для него только фоном, только предлогом, чтобы снова выставить в «Illustration» и в «Illustrated London News»[253]253
  «The Illustrated London News» («Иллюстрированные лондонские новости») – английский еженедельный иллюстрированный журнал, выходит в Лондоне с 1842 года.


[Закрыть] в мелодраматической позе свою эффектную фигуру. Но так как это можно сделать при помощи некоторой толики денег, то это ему и удавалось. Он сказал миланцам:

«Если и существуют люди, которые не понимают своего века» (века рекламы и блефа), «то я не принадлежу к их числу».

Старый Наполеон был велик, а «усовершенствованный» Наполеон уже не молод! Это последнее соображение, что он уже не молод, и внушило ему мысль, что, пожалуй, уже наступило время заключить мир. Все, чего можно было достигнуть исключительно succes d estime {в силу репутации. Ред.}, он уже достиг. «В четырех боях и двух сражениях», потеряв при этом свыше 50000 человек только на поле боя, не считая больных, он завоевал область, прилегающую к австрийским крепостям, т. е. ту область, относительно которой сама Австрия возведением крепостей на Минчо дала понять всему миру, что не собирается ее серьезно защищать при перевесе сил противника, и которую на этот раз защищали только для того, чтобы досадить маршалу Хессу. Via sacra[254]254
  Via sacra (Священная дорога) – дорога в Древнем Риме, по которой проходили триумфальные шествия возвращавшихся с победой войск; выражение «via sacra» стало нарицательным, обозначающим вообще победоносную кампанию или поход.


[Закрыть], по которой «возвышенный» Наполеон до сих пор вел свою армию с таким классическим хладнокровием и с таким сомнительным успехом, вдруг оказалась прегражденной. По ту сторону лежала обетованная земля, которую не суждено увидеть не только теперешней «итальянской армии», но, может быть, даже и ее внукам. Риволи и Арколе не стояли в программе. Верона и Мантуя вот-вот должны были сказать свое веское слово, и единственной крепостью, в которую до сих пор довелось вступить с военной свитой «возвышенному» Наполеону, была крепость Ам, – и он был весьма доволен, когда смог покинуть ее без всяких военных почестей[255]255
  Намек на заключение Луи Бонапарта в крепости Ам в 1840 г. после провала военного путча в Булони; из крепости Луи Бонапарт бежал в 1846 году (см. примечание 71).


[Закрыть]. Громких успехов выпало на его долю довольно мало; правда, он вел grandes batailles {большие битвы. Ред.}, но что у него были grandes victoires {большие победы. Ред.}, в это не поверил даже и телеграфный провод. Война за укрепленные лагери, война против старого Хесса, война с переменным успехом и постепенно уменьшающимися шансами, война, требовавшая серьезных усилий, настоящая война, – это было не для Наполеона, этого героя Порт-Сен-Мартена[256]256
  Порт-Сен-Мартен – театр в Париже, близ которого в дни государственного переворота в декабре 1851 г. произошло побоище республиканцев, учиненное бонапартистской военщиной.


[Закрыть] и Амфитеатра Эстли. К этому присоединяется еще и то обстоятельство, что один шаг вперед с его стороны вызвал бы войну на Рейне, и тогда начались бы такие затруднения, которые сразу же положили бы конец героическим гримасам и мелодраматическим poses plastiques {пластическим позам. Ред.}. Но до таких вещей «возвышенный» Наполеон не охотник, поэтому он заключил мир и проглотил свою программу.

Когда началась война, наш «возвышенный» Наполеон тотчас же стал взывать к памяти об итальянских походах обыкновенного Наполеона, о via sacra Монтенотте, Дего, Миллезимо, Монтебелло, Маренго, Лоди, Кастильоне, Риволи и Арколе. Сравним же копию с оригиналом.

Обыкновенный Наполеон принял командование над 30000 полуголодных, босых и оборванных солдат в то время, когда Франция, с расстроенными финансами, не имея возможности получить какой-либо заем, должна была содержать не только две армии в Альпах, но также и две армии в Германии. Сардиния и прочие итальянские государства были не с ним, а против него. Противостоявшая ему армия превосходила его армию как в численном, так и в организационном отношении. И несмотря на это, он повел наступление, нанес австрийцам и пьемонтцам шесть быстро следовавших один за другим ударов» сумев каждый раз обеспечить численный перевес на своей стороне, вынудил Пьемонт заключить мир, перешел По, форсировал переправу через Адду у Лоди и осадил Мантую. Первую армию австрийцев, пришедшую на выручку, он разбил у Лонато и Кастильоне и при ее вторичном наступлении смелым маневром принудил ее запереться в крепости. Вторую армию, пришедшую на помощь осажденной Мантуе, он остановил при Арколе и держал ее под ударом два месяца, пока она, получив подкрепление, не двинулась снова вперед, чтобы дать себя разбить при Риволи. Затем он принудил Мантую к сдаче, а южно-итальянских правителей к миру, и проник через Юлийские Альпы к подножию Земмеринга, где добился мира.

Так действовал обыкновенный Наполеон. А как поступил «возвышенный»? Ему досталась лучшая и сильнейшая армия, какую только Франция когда-либо имела, а финансовое положение страны, по меньшей мере, позволяет ему, с помощью займов, легко покрыть издержки войны. В его распоряжении шесть месяцев, чтобы в условиях полнейшего мира подготовиться к своей кампании. На его стороне Сардиния, обладающая сильными крепостями и многочисленной превосходной армией. Рим в его руках. Средняя Италия только и ждет от него сигнала, чтобы вступить в бой и присоединиться к нему. Его операционная база находится не у Приморских Альп, а на среднем По, у Алессандрии и Касале. Там, где у его предшественника были горные тропинки, у него – железные дороги. И что же он делает? Он бросает в Италию пять сильных армейских корпусов, настолько многочисленных, что вместе с сардинцами его армия всегда численностью значительно превосходит австрийцев, превосходит настолько, что он может уступить шестой корпус в качестве туристской армии своему кузену для совершения военной прогулки. Несмотря на все железные дороги, ему понадобился целый месяц, чтобы сосредоточить свои войска. Наконец он наступает. Бездарность Дьюлаи оказывается для него находкой, благодаря которой сражение при Мадженте, окончившееся вничью, становится его победой в силу случайных стратегических условий, в которых оказались обе армии после сражения, – условий, в которых «возвышенный» Наполеон совершенно неповинен, а ответственность несет один только Дьюлаи. Вместо того, чтобы преследовать австрийцев, Наполеон из чувства благодарности позволяет им уйти. При Сольферино Франц-Иосиф почти заставляет его победить, и несмотря на это результат получается едва ли лучшим, чем при Мадженте. Именно теперь и создается такое положение, при котором обыкновенный Наполеон проявил бы все свои способности. Война развертывается на такой местности, где можно сделать кое-что значительное, и принимает размеры, при которых великое честолюбие может найти для себя удовлетворение. Дойдя до места, где только и начинается via sacra обыкновенного Наполеона, где только и открывается величественная перспектив – на этом месте «возвышенный» Наполеон просит мира!

Написано Ф. Энгельсом, 20, 28 июля и около 3 августа 1859 г.

Напечатано в газете «Das Yolk» №№ 12, 13 и 14; 23, 30 июля и 6 августа 1859 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

К. МАРКС
ИСТИНА, ПОДТВЕРЖДЕННАЯ СВИДЕТЕЛЬСТВОМ

В одном месте своей книги об итальянской кампании 1796 и 1797 гг. Клаузевиц замечает, что война в конечном счете не является в такой степени театральным представлением, как это склонна воображать публика, и что если победы и поражения рассматривать с точки зрения науки, то они представляют картину, скорее противоположную той, которая рисуется в воображении политических болтунов[257]257
  Эту мысль Клаузевиц высказал в своей книге «Vom Kriege» («О войне»). Первое издание книги вышло в Берлине в 1832 году.


[Закрыть]. Знание этой истины позволило нам довольно равнодушно переносить крикливое раздражение, которое время от времени наша оценка военных событий недавней войны вызывала у различных усердных, хотя и не очень толковых, бонапартистских газет нашей страны, независимо от того, издаются ли они на французском или на английском языках. В настоящее время мы с удовлетворением узнали, что наше мнение об этих событиях подтверждено гораздо раньше, нежели этого можно было ожидать, и притом подтверждено самими главными участниками войны – Францем-Иосифом и Луи-Наполеоном.

Если оставить в стороне детали, то в чем заключалась суть наших критических оценок? С одной стороны, мы приписывали поражения австрийцев не какой-либо гениальности, проявленной союзниками, не баснословному действию нарезной пушки, не воображаемой измене венгерских полков и не хваленой отваге французского солдата, но просто-напросто стратегическим ошибкам, совершенным австрийскими генералами, которых Франц-Иосиф и его личные советники поставили на место таких людей, как генерал Хесс. Именно эта порочная стратегия не только ухитрялась в каждом пункте противопоставлять врагу численно более слабые силы, но и на самом поле сражения оказалась способной распоряжаться наличными силами самым бессмысленным образом. С другой стороны, упорное сопротивление, проявленное австрийской армией даже при таких обстоятельствах, сражения, разыгрывавшиеся почти с равным успехом, несмотря на неравенство сил, грубые стратегические ошибки, совершенные французами, и их непростительная бездеятельность, которая обесценила победу и почти лишила их ее плодов из-за того, что была упущена возможность преследования, – все это позволяло нам утверждать, что если бы высшее командование австрийской армии было передано из рук бездарных людей людям способным, то, вероятно, положение воюющих сторон оказалось бы противоположным нынешнему. Второй момент, и притом важнейший, на котором мы настаивали еще до начала войны, заключался в следующем: с того времени, как австрийцы от наступления перейдут к обороне, война распадется на две части – на мелодраматическую, разыгрываемую в Ломбардии, и на серьезную, начинающуюся за линией Минчо, внутри грозной сети четырех крепостей. Мы говорили, что все победы французов не имели никакого значения по сравнению с испытаниями, которые им еще предстояло встретить на позиции, преодоление которой даже у настоящего Наполеона заняло девять месяцев, хотя в его время Верона, Леньяго и Пескьера были нулями в военном отношении, и одной Мантуе приходилось выдерживать всю тяжесть нападения. Генерал Хесс, которому, конечно, лучше нас было знакомо status quo {существующее положение. Ред.} высшего австрийского военного руководства, предлагал с самого начала войны, как это мы теперь знаем из венских газет, не вторгаться в Пьемонт, а эвакуировать Ломбардию и принять сражение только за Минчо. Послушаем теперь, что говорят в своих апологиях Франц-Иосиф и Луи Бонапарт – один, оправдываясь в том, что он оставил часть территории, а другой – в том, что он изменил план действий, выдвинутый им в начале войны.

Франц-Иосиф, говоря о войне, устанавливает два факта, против которых не возражает «Moniteur». В своем обращении к армии[258]258
  Речь идет о манифесте Франца-Иосифа от 15 июля 1859 г., опубликованном в австрийском официальном органе «Wiener Zeitung» 16 июля 1859 года.


[Закрыть] он говорит, что австрийским войскам всегда противостояли превосходящие силы. «Moniteur» не отваживается опровергать это утверждение, которое, будучи правильно расценено, возлагает всю тяжесть вины на плечи самого австрийского императора. Как бы то ни было, мы можем считать своей заслугой, что из самых противоречивых утверждений «собственных корреспондентов», из французской лжи и австрийских преувеличений, мы сумели извлечь то, что характеризовало действительное положение вещей, и, имея в своем распоряжении скудные и ненадежные источники, установили в наших критических обзорах отдельных сражений, начиная от Монтебелло и кончая Сольферино, сравнительные силы борющихся сторон. Франц-Иосиф усиленно подчеркивает другой момент, который должен звучать довольно необычно для известной категории газетных писак. Приводим его подлинные слова:

«Равным образом фактом, не допускающим сомнения, является то, что наш противник, несмотря на свои крайние усилия и полное использование весьма значительных ресурсов, давно подготовлявшихся для задуманной им борьбы, не смог даже ценой огромных жертв одержать решительную победу. Все, чего ему удалось добиться в боях – это второстепенные успехи. В то же время австрийская армия с непоколебимой силой и мужеством удержала позицию, обладание которой давало ей хорошие шансы на успех во всех ее будущих попытках вернуть себе потерянную территорию».

То, что Франц-Иосиф не осмеливается сказать в своих манифестах, а именно, что он и его камарилья провалили всю войну, предоставив руководство ею своим любимцам, навязывая свои причуды и ставя бессмысленные помехи на пути даровитых, хотя и плебейского происхождения, генералов, – даже этот грех признан теперь совершенно открыто, если не на словах, то по крайней мере на деле. Генералу Хессу, советами которого пренебрегали в продолжение всей кампании и который был лишен положения, подобавшего ему в силу его прошлого, его возраста и даже места, занимаемого им в австрийской табели о рангах, ныне присвоено звание фельдмаршала; ему поручено верховное командование итальянской армией, и Франц-Иосиф, прибыв в Вену, прежде всего демонстративно нанес визит супруге старого генерала. Словом, все нынешнее отношение габсбургского самодержца к человеку, плебейское происхождение, либеральные симпатии, грубоватая откровенность и военные дарования которого были оскорблением для претенциозных аристократических кругов Шёнбрунна[259]259
  Шёнбрунн – дворец в Вене, летняя императорская резиденция.


[Закрыть], означает признание, унизительное для людей любого общественного положения, а тем более унизительное для наследственных властителей судеб человеческих.

Теперь обратимся к рассмотрению французского подобия австрийского манифеста, а именно к апологии Бонапарта[260]260
  Имеется в виду речь Наполеона III на приеме членов Государственного совета, Сената и Законодательного корпуса в Сен-Клу 19 июля 1859 года. Речь была напечатана в газете «Moniteur» № 201, 20 июля 1859 года.


[Закрыть]. Разделяет ли он глупое самообольщение своих поклонников, будто он выиграл ряд решающих битв? Думает ли он, что в будущем не может быть и речи о полной перемене положения? Делает ли он хотя бы намек на то, что события достигли решающего момента и что для достижения полной победы требовалась только настойчивость? Совсем напротив! Он признает, что мелодраматическая часть борьбы пришла к концу, что войне неизбежно предстояло изменить вскоре свой характер, что в будущем его ждут неудачи, что его пугала не только угроза революции, но и сила «стоящего перед ним врага» окопавшегося за большими крепостями». Перед собой он видел только «длительную и бесплодную войну». Он говорит буквально следующее:

«Когда война подкатилась к стенам Вероны, борьба неизбежно должна была изменить свой характер как в военном, так и в политическом отношении. Вынужденный атаковать во фронт противника, окопавшегося за большими крепостями, фланги которого были прикрыты благодаря нейтралитету окружающей территории, стоя на пороге длительной и бесплодной войны, я оказался лицом к лицу с вооруженной Европой, готовой либо оспаривать наши успехи, либо усугубить ожидавшие нас неудачи».

Другими словами, Луи-Наполеон заключил мир не только потому, что он боялся Пруссии и Германии, а также революции, но и потому, что боялся четырех больших крепостей. Согласно полуофициальной статье в «Independance belge» осада Вероны потребовала бы подкреплений в 60000 человек. Такое количество он не мог бы вызвать из Франции, одновременно оставив там силы, необходимые для северной армии под командой Пелисье, а когда он покончил бы с Вероной, ему пришлось бы еще бороться за Леньяго и Мантую. Короче говоря, Наполеон III и Франц-Иосиф после войны целиком подтверждают то, что мы говорили еще до войны и во время войны как о военных ресурсах обеих стран, так и о характере кампании. Мы приводим оба эти свидетельства потому, что они невольно говорят в пользу здравого смысла и исторической истины против потока безумных преувеличений и глупого самообольщения, который получил в течение двух последних месяцев такое распространение, какое он едва ли снова получит в скором времени.

Написано К. Марксом 22 июля 1859 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5704, 4 августа 1859 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

К. МАРКС
ВТОРЖЕНИЕ!

Из всех догматов ханжеской политики нашего времени ни один не натворил столько бед, как догмат, гласящий: «Если хочешь мира, готовься к войне». Эта великая истина, отличающаяся главным образом тем, что в ней содержится великая ложь, является боевым кличем, который призвал к оружию всю Европу и породил такой фанатизм ландскнехтов, что каждое новое заключение мира рассматривается как новое объявление войны и становится объектом соответствующих спекуляций. Ь то время как все европейские государства превратились в военные лагери, наемники которых горят желанием наброситься друг на друга, чтобы в честь мира перерезать друг другу горло, перед каждым новым взрывом войны необходимо выяснить лишь один совершенно незначительный вопрос: на чью сторону стать. Как только дипломатические парламентарии с помощью испытанного правила «si vis pacem, para bellum» {«если хочешь мира, готовься к войне». Ред.} удовлетворительно разрешат этот второстепенный вопрос, начинается одна из тех войн во славу цивилизации, которые по своему разнузданному варварству принадлежат к эпохе расцвета разбойничьего рыцарства, а по своему утонченному вероломству являются все же исключительной принадлежностью новейшего периода империалистской буржуазии.

При таком положении дела нечего удивляться, если общая склонность к варварству приобретает методический характер, безнравственность возводится в систему, беззаконие находит своих законодателей, а кулачное право – свои кодексы. Поэтому, если теперь так часто возвращаются к «idees napoleoniennes» {«наполеоновским идеям». Ред.}, то причина этого в том, что эти бессмысленные фантазии бывшего амского арестанта стали своего рода пятикнижием современной религии мошенничества и откровением императорской политики военных и биржевых афер.

В свое время в Аме Луи-Наполеон заявил:

«Великое предприятие редко удается с первого же раза»[261]261
  Napoleon-Louis Bonaparte. «Fragments hisroriques 1688 et 1830» (Луи-Наполеон Бонапарт. «Фрагменты из истории 1688 и 1830 годов»). Книга была написана во время заключения Луи Бонапарта в крепости Ам, первое издание вышло в Париже в 1841 году.


[Закрыть].

Убежденный в этой истине, он обладает умением отступить в нужный момент, чтобы вскоре затем приготовиться к новому прыжку, и повторяет этот маневр до тех пор, пока его противник не потеряет бдительности, а провозглашаемые им самим mots d'ordre {лозунги. Ред.} не станут тривиальными и смешными, но в силу этого и опасными. Это умение выжидать с целью обмануть общественное мнение, умение отступать, чтобы тем беспрепятственнее снова двигаться вперед, словом, секрет правила: ordre, contre-ordre, desordre {приказ, контрприказ, беспорядок. Ред.} был его сильнейшим союзником при государственном перевороте.

Что касается наполеоновской идеи вторжения в Англию, то тут он, по-видимому, намерен придерживаться той же тактики. Эта идея, от которой так часто официально отказывались, столько раз подвергавшаяся осмеянию, столько раз утопавшая в потоках шампанского в Компьене, снова и снова становится в порядок дня европейских политических толков и пересудов, несмотря на все как будто бы понесенные ею поражения. Никто не знает источника ее внезапного появления, но всякий чувствует, что уже одно ее существование представляет собой все еще непобежденную силу. Серьезные люди, как 84-летний лорд Линдхёрст или Элленборо, у которого нет недостатка в мужестве, отступают назад в страхе перед таинственной силой этой идеи. Если простая фраза в состоянии произвести столь сильное впечатление на правительство, парламент и народ, то это свидетельствует лишь об инстинктивном восприятии и сознании того, что за этой фразой стоит армия в 400000 человек, с которой придется сражаться не на жизнь, а на смерть, иначе не отделаешься от этой жуткой идеи.

Статья в «Moniteur», которая на основании сравнения английского морского бюджета с французским изображает Англию зачинщицей, ответственной за дорогостоящие вооружения, раздраженный тон вступительной и заключительной частей этого документа, написанных августейшей рукой[262]262
  Имеется в виду статья без подписи, напечатанная в неофициальном разделе газеты «Moniteur» № 207, 26 июля 1859 года.


[Закрыть], официозный комментарий «Patrie», содержащий прямо-таки нетерпеливую угрозу, непосредственно затем отданный приказ перевести военные силы Франции на положение мирного времени, – все это столь характерные моменты бонапартистской тактики, что нетрудно понять, почему английская печать и общественное мнение самым серьезным образом обсуждают вопрос о вторжении. Когда Франция «не вооружается», – как это перед началом итальянской войны особо выразительно заявил, в сознании своей никем не признанной невинности, г-н Валевский, – то за этим следует трехмесячная «освободительная война»; если же Франция разоружает невооруженную армию, то мы должны быть готовы к самому неожиданному coup {маневру, удару. Ред.}.

Нет сомнения, что г-н Бонапарт не смог бы повести свои преторианские полчища ни на какое другое предприятие, более популярное как во Франции, так и в значительной части европейского континента, чем вторжение в Англию. Когда, во время своего посещения Англии, Блюхер проезжал верхом по улицам Лондона, то в невольном восторге, присущем его солдатской натуре, он воскликнул: «Боже, вот так город для грабежа!» Искушающую силу этого возгласа сумеют оценить императорские преторианцы. Однако идея вторжения была бы популярной также и у господствующей буржуазии, и по тем же мотивам, которые «Times» приводит в пользу сохранения «entente cordiale»[263]263
  «Entente cordiale» («сердечное согласие») – союзные отношения, установившиеся между Англией и Францией после июльской революции 1830 г. и оформленные в апреле 1834 г. заключением так называемого четверного союза между Англией, Францией, Испанией и Португалией. Уже при заключении этого договора обнаружились, однако, противоречия между интересами Англии и Франции, которые в дальнейшем не раз приводили к обострению отношений между обеими странами.


[Закрыть], говоря:

«Мы рады видеть Францию сильной. Пока мы действуем рука об руку в качестве охранителей порядка и друзей цивилизации, ее сила есть наша сила, а ее процветание есть наша крепость».

С флотом из 449 кораблей, в котором 265 составляют паровые военные суда, с армией в 400000 человек, отведавших в Италии крови и славы, с завещанием с острова Св. Елены в кармане и видя перед собой неминуемую катастрофу, г-н Бонапарт является как раз тем человеком, который способен сделать последнюю ставку на вторжение в Англию. Он должен играть va banque! {ва-банк, рискуя всем. Ред.}. Рано или поздно, но он должен играть.

Написано К. Марксом 28 июля 1859 г.

Напечатано в газете «Das Volk» № 13, 30 июля 1859 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого