Текст книги "Собрание сочинений. Том 13"
Автор книги: Карл Генрих Маркс
Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 58 страниц)
Сведение товара к труду в его двойственной форме – потребительной стоимости к реальному труду, или целесообразно производительной деятельности, а меновой стоимости к рабочему времени, или равному общественному труду, есть конечный критический результат более чем полуторавековых исследований классической политической экономии, которая начинается в Англии с Уильяма Петти, а во Франции с Буагильбера{13} и завершается в Англии Рикардо, а во Франции Сисмонди.
Петти сводит потребительную стоимость к труду, нисколько не обманываясь относительно природной обусловленности его творческой силы. Действительный труд он с самого начала рассматривает во всем его общественном целом как разделение труда{14}. Этот взгляд на источник вещественного богатства не остается, как, например, у его современника Гоббса, более или менее бесплодным, а приводит его к политической арифметике – первой форме, в которой политическая экономия выделяется как самостоятельная наука. Однако меновую стоимость он берет в таком виде, как она проявляется в процессе обмена товаров, как деньги, а сами деньги – как существующий товар, как золото или серебро. Опутанный представлениями монетарной системы, он объявляет тот особенный вид реального труда, которым добывается золото и серебро, трудом, создающим меновую стоимость. В сущности он полагает, что буржуазный труд должен производить не непосредственную потребительную стоимость, а товар, – потребительную стоимость, которая способна путем своего отчуждения в процессе обмена представляться в виде золота и серебра, т. е. как деньги, т. е. как меновая стоимость, т. е. как овеществленный всеобщий труд. Между тем его пример показывает очень наглядно, что признание труда источником вещественного богатства никоим образом не исключает непонимания той определенной общественной формы, в которой труд представляет собой источник меновой стоимости.
Буагильбер, со своей стороны, сводит если не сознательно, то фактически меновую стоимость товара к рабочему времени, определяя «истинную стоимость» (la juste valeur) правильной пропорцией, в которой рабочее время индивидуумов разделяется между отдельными отраслями производства, и представляя свободную конкуренцию как общественный процесс, который устанавливает эту правильную пропорцию. Но одновременно с этим и в противоположность Петти он фанатически борется против денег, которые, по его мнению, своим вторжением нарушают естественное равновесие или гармонию товарного обмена и, как фантастический Молох, требуют себе в жертву все естественное богатство. И хотя, с одной стороны, эта полемика против денег связана с определенными историческими обстоятельствами, поскольку Буагильбер нападает на бессмысленно-разорительную алчность к золоту двора Людовика XIV, его откупщиков казенных денежных доходов и его дворянства{15}, тогда как Петти прославляет алчность к золоту как могучий стимул, побуждающий народ к промышленному развитию и завоеванию мирового рынка, – тем не менее здесь в то же время обнаруживается и более глубокая принципиальная противоположность, повторяющаяся как постоянный контраст между истинно английской и истинно французской{16} политической экономией. Буагильбер в сущности обращает внимание только на вещественное содержание богатства, на потребительную стоимость, потребление{17}, и рассматривает буржуазную форму труда, производство потребительных стоимостей как товаров и процесс обмена товаров, как нормальную общественную форму, в которой индивидуальный труд достигает указанной цели. Поэтому там, где он встречается со специфической особенностью буржуазного богатства, как, например, в деньгах, там он усматривает вмешательство узурпирующих чуждых элементов и, восставая против буржуазного труда в одной его форме, одновременно, впадая в утопию, возводит его в апофеоз в другой{18}. Буагильбер представляет нам пример того, что рабочее время может рассматриваться как мера величины стоимости товаров, хотя и смешивается труд, овеществленный в меновой стоимости товаров и измеряемый временем, с непосредственной естественной деятельностью индивидуумов.
Первый сознательный, почти тривиально ясный анализ меновой стоимости, сводящий ее к рабочему времени, мы находим у человека Нового Света, где буржуазные производственные отношения, ввезенные туда вместе с их носителями, быстро расцвели на почве, на которой недостаток исторической традиции уравновешивался избытком гумуса. Этот человек – Бенджамин Франклин, который в своей первой юношеской работе, написанной в 1729 г. и напечатанной в 1731 г., сформулировал основной закон современной политической экономии{19}. Он объявляет необходимым искать иную меру стоимостей, чем благородные металлы. Эта мера – труд.
«Трудом можно измерять стоимость серебра так же хорошо, как и всех других вещей. Допустим, например, что один человек занят производством зерна, в то время, как другой добывает и очищает серебро. В конце года или какого-либо иного определенного периода времени готовый продукт зерно и готовый продукт серебро представят друг для друга естественную цену, и если первого было произведено 20 бушелей, а второго 20 унций, то одна унция серебра стоит такого же количества труда, какое было затрачено на производство одного бушеля зерна. Если, однако, благодаря открытию более близких, более доступных и богатых рудников один человек может добыть уже 40 унций серебра с такой же легкостью, как раньше 20, между тем как для производства 20 бушелей зерна необходимо то же количество труда, что и раньше, то 2 унции серебра будут стоить не больше, чем тот же труд, затраченный на производство одного бушеля зерна, и таким образом, бушель, который раньше стоил 1 унцию серебра, теперь caeteris paribus {при прочих равных условиях. Ред.} будет стоить 2 унции серебра. Поэтому богатство страны должно оцениваться по тому количеству труда, которое ее жители способны купить»{20}.
Рабочее время с самого начала представляется у Франклина в экономически одностороннем виде как мера стоимостей. Превращение действительных продуктов в меновые стоимости у него разумеется само собой, и поэтому речь идет только о том, чтобы найти меру величины их стоимости.
«Так как», – говорит он, – «торговля вообще есть не что иное, как обмен труда на труд, то стоимость всех вещей наиболее правильно оценивается трудом»{21}.
Если вместо слова «труд» поставить здесь действительный труд, то сейчас же обнаружится смешение труда в одной форме с трудом в другой форме. Так как торговля состоит в обмене, например, труда сапожника, труда рудокопа, труда прядильщика, труда художника и т. д., то разве стоимость сапог не оценивается наиболее верно трудом художника? Франклин полагает обратное, что стоимость сапог, руды, пряжи, картин и т. д. определяется абстрактным трудом, который не обладает никаким особенным качеством и поэтому измеряется лишь в количественном отношении{22}. Но так как он не развивает понятия труда, содержащегося в меновой стоимости, как абстрактно всеобщего общественного труда, возникающего из всестороннего отчуждения индивидуального труда, то он неизбежно не понимает денег как непосредственной формы существования этого отчужденного труда. Поэтому у него деньги и труд, создающий меновую стоимость, не находятся ни в какой внутренней связи; скорее деньги у него суть орудие, привнесенное в обмен извне ради технического удобства{23}. Анализ меновой стоимости, данный Франклином, не оказал непосредственного влияния на общее развитие науки, так как он занимался только отдельными вопросами политической экономии в связи с определенными практическими задачами.
Противоположность между действительным полезным трудом и трудом, создающим меновую стоимость, волновала Европу в течение XVIII столетия в форме проблемы: какой особенный вид действительного труда есть источник буржуазного богатства? Тем самым предполагалось, что не всякий труд, который осуществлен в потребительных стоимостях или производит продукты, уже поэтому создает непосредственно богатство. Для физиократов, однако, как и для их противников, жгучим спорным вопросом являлось не то, какой труд создает стоимость, а то, какой труд создает прибавочную стоимость. Следовательно, они рассматривали проблему в сложной форме, прежде чем разрешили ее в элементарной форме; так же, как историческое развитие всех наук приводит к их действительным исходным пунктам лишь через множество перекрещивающихся и окольных путей. В отличие от других архитекторов, наука не только рисует воздушные замки, но и возводит отдельные жилые этажи здания, прежде чем заложить его фундамент. Не останавливаясь здесь долее на физиократах и пройдя мимо целого ряда итальянских экономистов, которые в более или менее метких высказываниях подходят к правильному анализу товара{24}, обратимся сразу к первому британцу, выработавшему целостную систему буржуазной политической экономии, к сэру Джемсу Стюарту{25}. Как абстрактные категории политической экономии находятся у него еще в процессе отделения от их вещественного содержания и поэтому представляются неустановившимися и колеблющимися, так у него обстоит дело и с категорией меновой стоимости. В одном месте он определяет реальную стоимость (what a workman can perform in a day {того, что работник может произвести в продолжение дня. Ред.}) рабочим временем, но рядом с этим странным образом фигурируют заработная плата и сырой материал{26}. В другом месте его борьба с вещественным содержанием выступает еще более разительно. Природный материал, содержащийся в товаре, например серебро в серебряном плетеном изделии, он называет его внутренней стоимостью (intrinsic worth), тогда как рабочее время, содержащееся в нем, – его потребительной стоимостью (useful value).
«Первая», – говорит он, – «есть само по себе нечто реальное… Напротив, потребительная стоимость должна оцениваться трудом, которого стоило ее производство. Труд, затраченный на видоизменение материала, представляет некоторую долю времени человека и т. д.»{27}.
Стюарт отличается от своих предшественников и тех, кто выступал после него тем, что он проводит резкое различие между специфически общественным трудом, который представляется в меновой стоимости, и реальным трудом, создающим потребительные стоимости. Труд, говорит он, который через свое отчуждение (alienation) создает всеобщий эквивалент (universal equivalent), я называю промышленностью. Труд как промышленность он отличает не только от реального труда, но и от других общественных форм труда. Этот труд есть для него буржуазная форма труда в противоположность к его античным и средневековым формам. Особенно его интересует различие между буржуазным и феодальным трудом, последний из которых он наблюдал в стадии его упадка как в самой Шотландии, так и во время своих обширных путешествий по континенту. Стюарт, конечно, очень хорошо знал, что и в добуржуазные эпохи продукт принимает форму товара, а товар – форму денег, но он обстоятельно доказывает, что товар, как элементарная основная форма богатства, и отчуждение, как господствующая – форма присвоения, принадлежат только буржуазному периоду производства, что, следовательно, характер труда, создающего меновую стоимость, является специфически буржуазным{28}.
После того как особые формы реального труда: земледелие, мануфактура, судоходство, торговля и т. д. поочередно объявлялись истинными источниками богатства, Адам Смит провозгласил труд вообще, и притом в его общественной совокупности, как разделение труда, единственным источником материального богатства, или потребительных стоимостей. В то время как здесь он совершенно упускает из вида элемент природы, последний преследует его в сфере чисто общественного богатства, в сфере меновой стоимости. Правда, Адам определяет стоимость товара содержащимся в нем рабочим временем, но затем он снова относит действительность этого определения стоимости к доадамовым временам. Другими словами, то, что ему представляется правильным с точки зрения простого товара, становится для него неясным, как только вместо товара выступают более высокие и более сложные формы: капитал, наемный труд, земельная рента и т. д. Он выражает это таким образом, что стоимость товаров измерялась содержащимся в них рабочим временем в paradise lost {потерянном раю. Ред.} бюргерства, где люди противостояли друг другу еще не в качестве капиталистов, наемных рабочих, земельных собственников, фермеров, ростовщиков и т. д., а лишь в качестве простых товаропроизводителей и лиц, обменивающихся товарами. Он постоянно смешивает определение стоимости товаров заключенным в них рабочим временем с определением их стоимости стоимостью труда, обнаруживает непоследовательность при детальном анализе и ошибочно принимает за субъективное приравнивание индивидуальных работ объективное равенство, которое общественный процесс насильственно устанавливает между неравными работами{29}. Переход от действительного труда к труду, создающему меновую стоимость, т. е. к буржуазному труду в его основной форме, он пытается осуществить посредством разделения труда. Между тем, насколько верно, что частный обмен предполагает разделение труда, настолько неверно, что разделение труда предполагает частный обмен. Например, у перуанцев разделение труда было чрезвычайно развито, хотя никакого частного обмена, обмена продуктов как товаров, у них не существовало.
В противоположность Адаму Смиту, Давид Рикардо выработал четкое определение стоимости товара рабочим временем и показал, что этот закон господствует также и над буржуазными производственными отношениями, на первый взгляд более всего противоречащими ему. Исследования Рикардо ограничиваются исключительно величиной стоимости, и относительно ее он, по меньшей мере, догадывается, что осуществление этого закона зависит от определенных исторических предпосылок. Ведь он говорит, что определение величины стоимости рабочим временем действительно лишь для тех товаров,
«количество которых может быть произвольно увеличено промышленностью и над производством которых господствует неограниченная конкуренция»{30}.
В действительности это означает лишь то, что закон стоимости для своего полного развития предполагает общество с крупным промышленным производством и свободной конкуренцией, т. е. современное буржуазное общество. В остальном Рикардо рассматривает буржуазную форму труда, как вечную естественную форму общественного труда. Первобытного рыбака и первобытного охотника он заставляет сразу, в качестве владельцев товаров, обменивать рыбу и дичь пропорционально овеществленному в этих меновых стоимостях рабочему времени. При этом он впадает в тот анахронизм, что первобытный рыбак и первобытный охотник пользуются при учете своих орудий труда таблицами ежегодных процентных погашений, действовавшими на лондонской бирже в 1817 году. «Параллелограммы г-на Оуэна»[18]18
О параллелограммах Оуэна Рикардо упоминает в своей работе «On protection to agriculture». Fourth ed., London, 1822, p. 21 («О покровительстве земледелию». 4-е издание, Лондон, 1822, стр. 21). Развивая свой утопический проект социальных преобразований, Оуэн доказывал, что экономически, а также с точки зрения устройства домашнего быта наиболее целесообразным является строительство поселка в форме параллелограмма или квадрата. Отсюда появилось выражение «параллелограммы Оуэна».
[Закрыть], кажется, были единственной формой общества, которую он знал кроме буржуазной. Хотя и ограниченный этим буржуазным горизонтом, Рикардо анализирует буржуазную экономику, которая в глубине выглядит совершенно иначе, чем она кажется на поверхности, с такой теоретической проницательностью, что лорд Брум мог о нем сказать:
«Казалось, будто мистер Рикардо упал с другой планеты».
В прямой полемике с Рикардо Сисмонди подчеркивал специфически общественный характер труда, создающего меновую стоимость{31}, и усматривал «характерную черту нашего экономического прогресса» в том, что величина стоимости сводится к необходимому рабочему времени, к
«отношению между потребностью всего общества и количеством труда, которого достаточно, чтобы удовлетворить эту потребность»{32}.
Сисмонди уже освободился от представления Буагильбера, что труд, создающий меновую стоимость, искажается деньгами, но он нападает на крупный промышленный капитал точно так же, как Буагильбер – на деньги. Если в лице Рикардо политическая экономия беспощадно делает свои конечные выводы и этим завершается, то Сисмонди дополняет этот итог, представляя на себе самом ее сомнения.
Так как Рикардо в качестве завершителя классической политической экономии наиболее последовательно сформулировал и развил определение меновой стоимости рабочим временем, то, естественно, против него и направляется полемика, поднятая экономистами. Если эту полемику освободить от ее, в большинстве своем, нелепой{33} формы, то она сводится к следующим пунктам:
Во-первых: Труд сам имеет меновую стоимость и различные виды труда имеют различные меновые стоимости. Делать меновую стоимость мерой меновой стоимости значит создавать порочный круг, так как измеряющая меновая стоимость сама нуждается в мере. Это возражение сводится к следующей проблеме: дано рабочее время в качестве имманентной меры меновой стоимости; развить на этой основе заработную плату. Учение о наемном труде дает на это ответ.
Во-вторых: Если меновая стоимость продукта равна содержащемуся в нем рабочему времени, то меновая стоимость рабочего дня равна его продукту. Другими словами, заработная плата должна быть равна продукту труда{34}. Между тем, в действительности имеет место обратное. Ergo {Следовательно. Ред.}, это возражение сводится к проблеме: каким образом производство на базе меновой стоимости, определяемой исключительно рабочим временем, приводит к тому результату, что меновая стоимость труда меньше, чем меновая стоимость его продукта? Эту проблему мы разрешаем в исследовании капитала.
В-третьих: Рыночная цена товаров падает ниже или поднимается выше их меновой стоимости вместе с изменением отношения между спросом и предложением. Поэтому меновая стоимость товаров определяется отношением спроса и предложения, а не содержащимся в этих товарах рабочим временем. В действительности в этом странном заключении лишь ставится вопрос, каким образом на основе меновой стоимости развивается отличная от нее рыночная цена, – или, вернее, каким образом закон меновой стоимости осуществляется только в своей собственной противоположности. Эта проблема разрешается в учении о конкуренции.
В-четвертых: Последнее противоречие и, по-видимому, самое разительное, хотя оно и не преподносится, как обычно, в форме курьезных примеров, следующее: если меновая стоимость есть не что иное, как содержащееся в товаре рабочее время, то каким образом могут товары, вовсе не содержащие в себе труда, обладать меновой стоимостью или, другими словами, откуда берется меновая стоимость того, что создано исключительно силами природы? Эта проблема разрешается в учении о земельной ренте.
ГЛАВА ВТОРАЯДЕНЬГИ, ИЛИ ПРОСТОЕ ОБРАЩЕНИЕ
Во время парламентских прений по поводу банковских актов сэра Роберта Пиля от 1844 и 1845 гг.[20]20
Стремясь предотвратить затруднения в обмене банкнот на золото, в 1844 г. английское правительство по инициативе Р. Пиля приняло закон о реформе Английского банка, разделив его на два самостоятельных отделения, банковое и эмиссионное, и установив твердую норму обеспечения банкнот золотом. Выпуск банкнот, не обеспеченных золотом, ограничивался 14 млн. фунтов стерлингов. Однако, несмотря на действие банковского акта 1844 г., количество находившихся в обращении банкнот фактически зависело не от фонда покрытия, а от спроса на них в сфере обращения. В периоды экономических кризисов, когда потребность в деньгах ощущалась особенно остро, английское правительство временно приостанавливало действие акта 1844 г. и увеличивало сумму банкнот, не обеспеченных золотом.
[Закрыть] Гладстон заметил, что даже любовь не сделала стольких людей дураками, сколько мудрствование по поводу сущности денег. Он говорил о британцах и обращался к британцам. Напротив, голландцы, эти люди, которые издавна обладали, вопреки сомнениям Петти, «божественным остроумием» в денежных спекуляциях, никогда не теряли своего остроумия и в спекулятивных размышлениях по поводу денег.
Главная трудность в анализе денег преодолена как только понято происхождение их из самого товара. При этой предпосылке дело заключается только лишь в том, чтобы понять в их чистом виде своеобразные присущие деньгам определенности формы, а это в известной мере затрудняется тем, что все буржуазные отношения выступают позолоченными или посеребренными, как денежные отношения, и поэтому кажется, что денежная форма обладает бесконечно многообразным содержанием, которое чуждо ей самой.
При дальнейшем исследовании необходимо иметь в виду, что речь идет только о тех формах денег, которые вырастают непосредственно из обмена товаров, но не о тех формах, которые принадлежат к более высокой ступени процесса производства, как, например, кредитные деньги. Ради упрощения в качество денежного товара везде предполагается золото.
1. МЕРА СТОИМОСТЕЙ
Первый процесс обращения есть, так сказать, теоретический подготовительный процесс к действительному обращению. Товары, существующие как потребительные стоимости, создают себе прежде всего форму, в которой они идеально выступают по отношению друг к другу как меновые стоимости, как определенные количества овеществленного всеобщего рабочего времени. Первый необходимый акт этого процесса заключается, как мы видели, в том, что товары выделяют из своей среды один специфический товар, скажем золото, в качестве непосредственной материализации всеобщего рабочего времени или в качестве всеобщего эквивалента. Вернемся на минуту назад к форме, в которой товары превращают золото в деньги:
1 тонна железа = 2 унциям золота,
1 квартер пшеницы = 1 унции золота,
1 центнер кофе мокко = 1/4 унции золота,
1 центнер поташа = 1/2 унции золота,
1 тонна бразильского дерева = 11/2 унциям золота,
Y товара = Х унции золота.
В этом ряде уравнений железо, пшеница, кофе, поташ и т. д. выступают друг для друга как материализация однородного труда, а именно материализованного в золоте труда, в котором совершенно стерты все особенности действительных видов труда, представленных в различных потребительных стоимостях этих товаров. Как стоимости, они тождественны; они суть воплощение одного и того же труда или одна и та же материализация труда, золото. Как однородная материализация одного и того же труда, они обнаруживают только одно различие, количественное, или выступают как стоимости различной величины, потому что в их потребительных стоимостях содержится неравное количество рабочего времени. В качестве таких отдельных товаров они вместе с тем относятся друг к другу как овеществление всеобщего рабочего времени, поскольку они относятся к самому всеобщему рабочему времени как к выделенному товару, золоту. Это же самое, имеющее характер процесса отношение, посредством которого они представляются друг для друга как меновые стоимости, представляет содержащееся в золоте рабочее время как всеобщее рабочее время, данное Количество которого выражается в различных количествах железа, пшеницы, кофе и т. д., – короче, в потребительных стоимостях всех товаров, или непосредственно развертывается в бесконечном ряде товарных эквивалентов. В то время как товары всесторонне выражают свои меновые стоимости в золоте, золото непосредственно выражает свою меновую стоимость во всех товарах. В то время как товары придают самим себе форму меновой стоимости по отношению друг к другу, золоту они придают форму всеобщего эквивалента, или денег.
Так как все товары измеряют свои меновые стоимости в золоте соответственно отношению, в котором определенное количество золота и определенное количество товара содержат равное рабочее время, то золото становится мерой стоимостей; и первоначально только благодаря этому своему определению как меры стоимостей, в качестве которой оно измеряет свою собственную стоимость непосредственно во всех имеющихся товарных эквивалентах, золото становится всеобщим эквивалентом, или деньгами. С другой стороны, меновая стоимость всех товаров выражается теперь в золоте. В этом выражении следует различать качественный и количественный моменты. Меновая стоимость товара существует как материализация одного и того же однородного рабочего времени; величина стоимости товара представлена исчерпывающе, так как в том же отношении, в котором товары приравнены к золоту, они приравнены и друг к другу. С одной стороны, здесь выступает всеобщий характер содержащегося в них рабочего времени, с другой стороны – количество последнего в их золотом эквиваленте. Меновая стоимость товаров, выраженная таким образом, как всеобщая эквивалентность и одновременно как степень этой эквивалентности в одном специфическом товаре, или в одном-единственном уравнении товаров со специфическим товаром, есть цена. Цена – это превращенная форма, в которой меновая стоимость товаров выступает в процессе обращения.
Таким образом, посредством того самого процесса, в котором товары представляют свои стоимости как цены в золоте, они представляют золото как меру стоимости, т. е. как деньги. Если бы товары всесторонне измеряли свои стоимости в серебре, пшенице или меди и поэтому представляли их в качестве цен в серебре, пшенице или меди, то серебро, пшеница или медь сделались бы мерой стоимости и тем самым всеобщим эквивалентом. Чтобы выступить в обращении в качестве цен, товары должны быть до обращения меновыми стоимостями. Мерой стоимостей золото становится только потому, что все товары в нем оценивают свою меновую стоимость. Всесторонность этого находящегося в состоянии процесса отношения, из которого только и возникает характер золота как меры стоимости, предполагает, однако, что каждый отдельный товар измеряется в золоте в соответствии с содержащимся в них обоих рабочим временем, что, следовательно, действительной мерой товара и золота служит сам труд, или что товар и золото путем непосредственной меновой торговли приравниваются Друг к другу как меновые стоимости. Каким образом происходит это приравнивание на практике, не может быть исследовано в сфере простого обращения. Очевидно, однако, что в странах, производящих золото и серебро, определенное рабочее время непосредственно воплощается в определенном количестве золота и серебра, тогда как в странах, не производящих ни золота, ни серебра, тот же самый результат достигается окольным путем, при помощи прямого или опосредствованного обмена товаров данной страны, т. е. при помощи обмена определенной части национального среднего труда, на определенное количество материализованного в золоте и серебре рабочего времени стран, обладающих рудниками. Чтобы золото могло служить мерой стоимостей, оно должно быть стоимостью, способной изменяться, ибо оно может сделаться эквивалентом других товаров только как воплощение рабочего времени, между тем одно и то же рабочее время с изменением производительной силы реального труда воплощается в неравных количествах тех же самых потребительных стоимостей. Как при выражении меновой стоимости всякого товара в потребительной стоимости другого товара, так и при оценке всех товаров в золоте предполагается лишь, что золото в данный момент представляет определенное количество рабочего времени. В отношении изменений в стоимости золота имеет силу развитый – выше закон меновых стоимостей. Если меновая стоимость товаров остается неизменной, то всеобщее повышение их цен в золоте возможно только в том случае, если падает меновая стоимость золота. Если меновая стоимость золота остается неизменной, то всеобщее повышение цен в золоте возможно лишь в том случае, если меновые стоимости всех товаров повышаются. Обратное происходит в случае всеобщего понижения товарных цен. Если стоимость унции золота вследствие изменения рабочего времени, требуемого для ее производства, падает или повышается, то она падает или повышается равномерно для всех других товаров, следовательно, она по-прежнему представляет по отношению ко всем товарам рабочее время данной величины. Те же самые меновые стоимости оцениваются теперь, в больших или меньших количествах золота, чем прежде, но они оцениваются соответственно величине своей стоимости, следовательно их стоимости сохраняют то же самое отношение друг к другу. Отношение 2:4:8 есть то же самое, что отношение 1:2:4 или 4:8:16. Измененное количество золота, в котором меновые стоимости оцениваются при изменившейся стоимости золота, так же мало мешает золоту выполнять функцию меры стоимостей, как мало мешает вытеснить серебро из этой функции то обстоятельство, что стоимость серебра в 15 раз меньше стоимости золота. Так как мерой золота и товара служит рабочее время, а золото становится мерой стоимостей лишь постольку, поскольку все товары измеряются в нем, то представление, будто деньги делают товары соизмеримыми, есть всего лишь видимость процесса обращения{35}. Наоборот, только соизмеримость товаров как овеществленного рабочего времени делает золото деньгами.
Реальная форма, в которой товары вступают в процесс обмена, это – форма их потребительных стоимостей. Действительным всеобщим эквивалентом они должны еще стать посредством своего отчуждения. Определение их цен есть только идеальное превращение их во всеобщий эквивалент, есть такое приравнение к золоту, которое еще подлежит реализации. Но так как товары в своих ценах превращены в золото лишь идеально или превращены только в мысленно представляемое золото, так как их денежное бытие в действительности еще не отделено от их реального бытия, то золото превратилось пока только в идеальные деньги, оно есть еще только мера стоимостей, а определенные количества золота функционируют в действительности еще только как названия для определенных количеств рабочего времени. От определенного способа, которым товары выражают друг в друге свою собственную меновую стоимость, зависит в каждом случае та определенность формы, в которой золото кристаллизуется как деньги.
Теперь товары противопоставляются друг другу как двойственные существа: реально – как потребительные стоимости, идеально – как меновые стоимости. Двойственную форму труда, содержащегося в них, они представляют теперь друг для друга таким образом, что особенный реальный труд в качестве их потребительной стоимости действительно имеется налицо, между тем как всеобщее абстрактное рабочее время получает в их цене мысленно представляемое бытие, в котором они суть однородная и только количественно различная материализация одной и той же субстанции стоимости.
Различие между меновой стоимостью и ценой представляется, с одной стороны, только номинальным; так, Адам Смит говорит, что труд есть реальная, а деньги – номинальная цена товаров. Вместо того, чтобы оценивать 1 квартер пшеницы в 30 рабочих дней, его оценивают теперь в 1 унцию золота, если одна унция золота представляет собой продукт 30 рабочих дней. Но, с другой стороны, это различие отнюдь не есть только различие названий, ибо в нем сосредоточены все превратности, угрожающие товару в действительном процессе обращения. 30 рабочих дней содержатся уже в квартере пшеницы, и поэтому его не приходится лишь теперь представлять в рабочем времени. Золото же – товар, отличный от пшеницы, и только в обращении может обнаружиться, действительно ли квартер пшеницы станет унцией золота, как об этом заранее объявляет его цена. Это зависит от того, окажется ли он потребительной стоимостью или нет, окажется ли содержащееся в нем количество рабочего времени общественно необходимым рабочим временем, требуемым для производства квартера пшеницы, или нет. Товар как таковой есть меновая стоимость, он имеет цену. В этом различии между меновой стоимостью и ценой проявляется то, что содержащийся в товаре особенный индивидуальный труд еще должен через процесс отчуждения предстать в качество своей противоположности, как лишенный индивидуальности абстрактно-всеобщий, и только в этой форме общественный труд, т. е. как деньги. Способен ли труд к такому превращению или нет, кажется делом случая. Поэтому, хотя в цене меновая стоимость товара получает отличное от него существование только идеально, а двойственное бытие содержащегося в товаре труда существует пока еще только как различие в способе выражения, и поэтому, с другой стороны, материализация всеобщего рабочего времени, золото, противостоит реальному товару еще только как мысленно представляемая мера стоимостей, – тем не менее в бытии меновой стоимости как цены или золота как меры стоимостей, уже заключается в скрытом виде необходимость отчуждения товара за звонкое золото и возможность того, что он не будет отчужден, короче, заключается в скрытом виде все противоречие, которое проистекает из того, что продукт является товаром или что особенный труд частного лица, чтобы иметь общественное значение, должен представляться как его прямая противоположность, как абстрактно-всеобщий труд. Утописты, которые хотят сохранить товар, но не деньги, сохранить покоящееся на частном обмене производство, но без необходимых условий этого производства, последовательны поэтому, когда они «уничтожают» деньги не только в их осязаемой форме, но уже в их газообразной и призрачной форме меры стоимостей. В невидимой мере стоимостей скрываются реальные деньги.
