Текст книги "Собрание сочинений. Том 13"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 58 страниц)

II

Лондон, 16 сентября 1859 г.

На завтра назначено заседание кабинета министров, чтобы принять решение относительно образа действий в связи с китайской катастрофой. Литературные упражнения французского «Moniteur» и лондонского «Times» не оставляют никаких сомнений относительно решений, принятых Пальмерстоном и Бонапартом. Им нужна новая китайская война. По полученным мною из достоверного источника сведениям, на предстоящем заседании кабинета г-н Милнер Гибсон будет, во-первых, оспаривать доводы в пользу войны, во-вторых, протестовать против любого объявления войны, предварительно не санкционированного обеими палатами парламента; если его мнение будет отвергнуто большинством голосов, то он выйдет из кабинета, тем самым опять даст сигнал к новой атаке на правительство Пальмерстона и к распаду либеральной коалиции, в свое время вызвавшей отставку кабинета Дерби. Как говорят, предстоящее выступление г-на Милнера Гибсона возбуждает в Пальмерстоне некоторую нервозность, ибо это единственный из его коллег, который внушает ему известный страх и которого он не раз называл человеком, особенно искусным в «выискивании недостатков» у своих противников. Возможно, что одновременно с этой статьей вы получите из Ливерпуля сообщение о результатах заседания кабинета. А пока о действительном состоянии рассматриваемого вопроса можно всего лучше судить не на основании напечатанного материала, а, напротив, на основании того, что было с умыслом опущено газетами Пальмерстона при первой публикации известий, доставленных последней континентальной почтой.

Итак, во-первых, они замолчали сообщение о том, что договор с Россией уже ратифицирован и что китайский император {Сянь-фын. Ред.} уже дал своим мандаринам инструкции встретить и проводить в столицу американское посольство для обмена ратифицированными экземплярами договора с Америкой[337]337
  Имеются в виду неравноправные договоры между Китаем и Россией, а также между Китаем и США, подписанные в июне 1858 г. в Тяньцзине и аналогичные по своему содержанию договору Китая с Англией и Францией.


[Закрыть]. Эти факты были обойдены молчанием с целью не дать возникнуть совершенно естественному подозрению, что не пекинский двор, а английский и французский дипломатические представители ответственны за то, что в выполнении своей миссии они натолкнулись на препятствия, которых не встретили их русский и американский коллеги. Другой, еще более важный факт, сначала обойденный молчанием «Times» и прочими пальмерстоновскими газетами, но ныне открыто признанный ими, заключается в том, что китайские власти заявили о своей готовности проводить английского и французского дипломатических представителей в Пекин, что китайские чиновники действительно ожидали их прибытия в одном из рукавов устья реки и предлагали им охрану, если только они согласятся оставить свои суда и войска. Так как Тяньцзиньский договор не содержит условий, дающих англичанам и французам право послать эскадру военных судов в реку Байхэ, то является очевидным, что договор был нарушен не китайцами, а англичанами, у которых было заранее принято решение затеять ссору как раз перед тем моментом, который был назначен для обмена ратификационными грамотами. Никому не придет в голову, что достопочтенный г-н Брус, пытаясь маскировать совершенно ясные цели последней китайской войны, действовал на свой страх и риск; напротив, он, очевидно, выполнял лишь секретные инструкции, полученные им из Лондона. Правда, г-н Брус был направлен в Китай не Пальмерстоном, а Дерби, но тут я должен только напомнить вам, что во времена первого правительства сэра Роберта Пиля, когда лорд Абердин был министром иностранных дел, сэр Генри Булвер, английский посол в Мадриде, затеял ссору с испанским двором и в результате должен был покинуть Испанию[338]338
  Имеется в виду грубое вмешательство английского посланника в Мадриде Булвера во внутренние дела Испании, которое повлекло за собой разрыв дипломатических отношений между Испанией и Англией в июле 1848 года.


[Закрыть] и что во время дебатов в палате лордов по поводу этого «досадного события» было доказано, что Булвер, вместо того чтобы повиноваться официальным инструкциям Абердина, действовал в соответствии с тарными инструкциями Пальмерстона, который сидел в то время на скамьях оппозиции.

В последние дни прессой Пальмерстона был также пущен в ход один маневр, который – по крайней мере у лиц, знакомых с секретной историей английской дипломатии за последние 30 лет, – но оставляет никакого сомнения в том, кого надо считать действительным виновником катастрофы у Байхэ и грозящей третьей англо-китайской войны. «Times» намекает на то, что пушки, поставленные на фортах Дагу, которые нанесли такой урон английской эскадре, были русского происхождения и управлялись русскими офицерами. Другой орган Пальмерстона говорит еще яснее. Цитирую его:

«Теперь мы понимаем, как тесно политика России переплетена с политикой Пекина. Мы замечаем крупные передвижения на Амуре. Мы видим большие армии казаков, маневрирующих далеко за Байкалом, в сказочной снежной стране на сумеречных границах Старого света. Мы прослеживаем передвижение бесчисленных караванов. Мы видим, как специальный уполномоченный России (генерал Муравьев, губернатор Восточной Сибири) с тайными планами держит свой путь из отдаленных мест Восточной Сибири в уединенную китайскую столицу. И конечно, общественное мнение нашей страны может кипеть от негодования при мысли, что наша неудача и гибель наших солдат и матросов в какой-то степени объясняется и иностранными влияниями».

Это один из старых трюков лорда Пальмерстона. Когда Россия хотела заключить торговый договор с Китаем, Пальмерстон опиумной войной бросил Китай в объятия его северного соседа[339]339
  Речь идет о первой «опиумной» войне (1839–1842) – захватнической войне Англии против Китая, положившей начало превращению Китая в полуколониальную страну. Поводом к войне послужило уничтожение в Кантоне китайскими властями запасов опиума, принадлежавших иностранным купцам. После окончания этой войны имело место сближение между Россией и Китаем, позволившее России заключить в июле 1851 г. Кульджинский договор, предоставивший России благоприятные условия торговли в Западном Китае.


[Закрыть]. Когда Россия требовала уступки Амура, он осуществил ее желание второй китайской войной[340]340
  К концу второй «опиумной» войны, перед заключением Тяньцзиньского договора с Англией и Францией, китайское правительство заключило с Россией в мае 1858 г. Айгунский договор, по которому к России были присоединены земли по северному берегу Амура.


[Закрыть], а теперь, когда Россия хочет упрочить свое влияние в Пекине, он импровизирует третью китайскую войну. Во всех своих отношениях со слабыми азиатскими государствами – с Китаем, Персией, Средней Азией, Турцией – он постоянно и неизменно придерживался правила – для вида противодействовать планам России, затевая ссору не с Россией, а с азиатским государством, отталкивая последнее от Англии своими пиратскими вооруженными действиями и этим косвенным путем принуждая его к уступкам России, на которые оно не хотело согласиться. Можно не сомневаться в том, что по этому поводу вся прошлая азиатская политика Пальмерстона снова будет подвергнута рассмотрению, и потому я обращаю ваше внимание на «Афганские документы, напечатанные по распоряжению палаты общин 8 июня 1859 года»[341]341
  «East India (Cabul and Affghanistan), Ordered by the House of Commons to be printed, 8 June 1859» («Ост-Индия (Кабул и Афганистан), напечатано по решению палаты общин 8 июня 1859 года»).


[Закрыть]. Ни один когда-либо опубликованный документ не проливал столько света на злополучную политику Пальмерстона и дипломатическую историю последних 30 лет, как эти документы. В нескольких словах дело заключается в следующем. В 1838 г. Пальмерстон начал против правителя Кабула Дост-Мухаммеда войну, которая кончилась уничтожением английской армии[342]342
  Имеется в виду первая англо-афганская война 1838–1842 гг., предпринятая Англией с целью колониального порабощения Афганистана. В августе 1839 г. англичанами был занят Кабул, но из-за вспыхнувшего в нем в ноябре 1841 г. восстания они были вынуждены в январе 1842 г. начать отступление, закончившееся полным разгромом английских войск.


[Закрыть]. Он начал ее под тем предлогом, что Дост-Мухаммед заключил тайный союз с Персией и Россией против Англии. Для доказательства этого утверждения Пальмерстон в 1839 г. представил парламенту Синюю книгу, содержащую главным образом переписку между сэром А. Бёрнсом, британским представителем в Кабуле, и правительством в Калькутте[343]343
  «Correspondence relating to Persia and Affghanistan». London, 1839 («Переписка, касающаяся Персии и Афганистана». Лондон, 1839).


[Закрыть]. Бёрнс был убит в Кабуле во время восстания против английских захватчиков, но, не доверяя британскому министру иностранных дел, он в свое время послал копии некоторых из своих официальных писем брату, д-ру Бёрнсу, в Лондон. Когда в 1839 г. появились «Афганские документы», подготовленные Пальмерстоном, д-р Бернс обвинил его в «искажении и подделке депеш покойного сэра А. Бёрнса» и в подтверждение своего заявления опубликовал некоторые из подлинных депеш. Но все это было раскрыто только прошлым летом. При правительстве Дерби, по предложению г-на Хадфилда, палата общин распорядилась, чтобы все афганские документы были опубликованы полностью, и это распоряжение было выполнено в такой форме, чтобы даже самой тупой голове доказать правильность обвинения в искажении и подделке в интересах России. На титульном листе Синей книги стоит следующее;

«Примечание. – Переписка, приводившаяся в прежних документах только частично, публикуется здесь полностью; пропущенные раньше места отмечаются скобками ()».

Имя чиновника, гарантирующего подлинность сборника документов – «Д. У. Кей, секретарь политического и тайного департаментов»; г-н Кей является «правдивым историографом афганской войны».

Для иллюстрации действительных отношений между Пальмерстоном и Россией, против которой он, по его словам, затеял афганскую войну, пока достаточно привести один пример. Русский агент Виткевич, прибывший в Кабул в 1837 г., доставил Дост-Мухаммеду письмо царя. Сэр Александр Бёрнс добыл копию этого письма и послал ее лорду Окленду, генерал-губернатору Индии. В собственных своих депешах и в различных приложенных к ним документах он упоминает об этом обстоятельстве много раз. Но копия письма царя была исключена из числа документов, представленных Пальмерстоном в 1839 г., и в каждой депеше, содержащей упоминание об этом письме, сделаны необходимые изменения с целью скрыть факт связи «императора России» с миссией, направленной в Кабул. Подделка была совершена в целях уничтожения доказательства связи между самодержцем и Виткевичем, которого, по его возвращении в С.-Петербург, Николаю было выгодно формально дезавуировать. Например, на стр. 82 Синей книги можно найти перевод письма к Дост-Мухаммеду, где написано следующее, причем в скобках показаны слова, первоначально вычеркнутые Пальмерстоном:

«Посланец России (или императора) прибыл (из Москвы) в Тегеран и получил приказание ожидать сардара в Кандагаре, а оттуда проследовать к местонахождению эмира. Он имеет при себе (конфиденциальные послания от императора и) письма от русского посла в Тегеране. Русский посол рекомендует этого человека как в высшей степени надежного и имеющего все полномочия вести любые переговоры (от лица императора и от своего собственного), и т. д. и т. д.».

Эти и подобные подделки, совершенные Пальмерстоном с целью защитить честь царя, не представляют единственную достопримечательность «Афганских документов». Вторжение в Афганистан Пальмерстон оправдывал тем, что сэр Александр Бёрнс советовал осуществить его как средство противодействия русским интригам в Средней Азии. Но, как оказывается, сэр А. Бёрнс действовал как раз наоборот, и потому все его призывы помочь Дост-Мухаммеду были обойдены молчанием в пальмерстоновском издании «Синей книги», причем переписке, посредством искажений и подделок, был придан смысл, совершенно противоположный первоначальному.

Таков человек, ныне предполагающий начать третью войну с Китаем под мнимым предлогом помешать планам России в этом районе.

III

Лондон, 20 сентября 1859 г.

Вопрос о том, что предстоит еще одна война во имя цивилизации против жителей Небесной империи, по-видимому, почти всей английской прессой решен положительно. Тем не менее со времени заседания кабинета министров в последнюю субботу наступила разительная перемена в тех самых газетах, которые рычали громче всех, требуя крови. Лондонский «Times» в явном припадке патриотической ярости сперва метал громы против двойного предательства, совершенного, во-первых, трусливыми монголами, которые, тщательно изменив наружный вид своих позиций и замаскировав свою артиллерию, заманили bonhomme {простака. Ред.} британского адмирала, во-вторых, пекинским двором, который с еще более отъявленным макиавеллизмом заставил упомянутых монгольских людоедов пустить в ход свои проклятые военные хитрости. Забавно видеть, как «Times», бросаемый туда и сюда бушующим морем страстей, сумел в своих перепечатках официальных отчетов очень тщательно изъять все факты, благоприятные для китайцев, судьба которых была уже предрешена. Перепутать факты возможно в припадке страсти, но чтобы фальсифицировать факты, – для этого нужна холодная, трезвая голова. Как бы то ни было, но 16 сентября, только за один день до заседания кабинета министров, «Times» сделал крутой поворот и как ни в чем не бывало отказался от одной стороны своего двуликого, подобно Янусу, обвинения.

««Мы боимся», – говорит газета, – «что мы не можем обвинить в предательстве монголов, оказавших сопротивление нашей атаке на форты Байхэ», но затем эту неловкую уступку он старается возместить тем, что с еще большим неистовством настаивает на «умышленном и коварном нарушении торжественного договора пекинским двором».

Через три дня после заседания кабинета министров «Times», в связи с дальнейшим рассмотрением вопроса, даже

«не сомневается в том, что если бы гг. Брус и де Бурбулон настаивали, чтобы мандарины проводили их в Пекин, то они смогли бы осуществить ратификацию договора».

Но в таком случае что же остается от предательства пекинского двора? Не остается даже тени его. Однако вместо этого у «Times» имеются два сомнения.

«Быть может», – говорит газета, – «следует сомневаться, разумно ли было в качестве военной меры пытаться проложить себе дорогу в Пекин с помощью такой слабой эскадры. Еще более сомнительным является вопрос, желательно ли было прибегать вообще к применению силы в качестве дипломатической меры».

К такому шаткому заключению приходит «ведущий орган» после целой бури негодования, однако, в силу совершенно своеобразной логики, он, будучи не в состоянии указать основания для войны, не отказывается от самой войны. С тех пор как г-н Д. Уилсон получил назначение на должность канцлера индийского казначейства, другой официозный орган, «Economist», выделявшийся своей горячей защитой кантонской бомбардировки, по-видимому, приходит к точке зрения, в которой меньше риторики и больше экономических соображений. «Economist» помещает две статьи на эту тему, одну политического, другую экономического содержания[344]344
  Имеются в виду статьи: «Бедствие в Китае» и «Китайская торговля», напечатанные в журнале «Economist» № 838, 17 сентября 1859 года.


[Закрыть]; первая заканчивается выводами такого рода:

«Итак, рассмотрение всего предыдущего с очевидностью показывает, что статья договора, дававшая нашему посланнику право посещать Пекин или проживать в нем, была в буквальном смысле слова навязана китайскому правительству, и если существовало мнение, что соблюдение этой статьи существенно необходимо для наших интересов, мы думаем, что при требовании выполнить ее имелась полная возможность проявить понимание и терпение. Без сомнения, нам скажут, что в отношениях с таким правительством, как китайское, отсрочки и терпение истолковываются как признаки роковой слабости и были бы поэтому самой неудачной политикой с нашей стороны. Однако имеем ли мы на этом основании право в наших отношениях с этим восточным правительством изменять принципы, которые мы должны несомненно соблюдать по отношению ко всякой цивилизованной нации? Когда мы, пользуясь их страхом, вынудили нежелательную для них уступку, то, возможно, наиболее последовательной политикой было вынудить их, опять же пользуясь их страхом, немедленно выполнить заключенную сделку способом, наиболее для нас удобным. Но если при этом мы терпим неудачу, если китайцы, тем временем преодолев свой страх, настаивают, при соответствующей поддержке своих слов силой, на том, чтобы мы посоветовались с ними относительно надлежащих способов выполнения договора, – вправе ли мы обвинять их в предательстве? Не применяют ли они по отношению к нам наши же собственные методы убеждения? Весьма вероятно, что китайское правительство намеревалось заманить нас в эту кровавую ловушку и вовсе никогда не предполагало выполнять договор. Если справедливость этого предположения будет доказана, мы должны и обязаны потребовать удовлетворения. Но может оказаться и то, что намерение защищать устье Байхэ против повторения такого же насильственного вторжения, какое было произведено в прошлом году лордом Элгином, не означает намерения нарушить свои обязательства в отношении всех вообще статей договора. Так как инициатива нападения исходила всецело от нас, и, конечно, наши командиры во всякий момент могли отойти от убийственного огня, открытого китайцами единственно для защиты своих фортов, то мы и не можем доказать существование малейшего намерения со стороны китайцев нарушить свое слово. И пока мы не получим доказательств о существовании намерения нарушить договор, мы, как нам кажется, имеем основание подождать с нашим решением и тем временем поразмыслить, не применяли ли мы в нашем обращении с варварами принципы, весьма похожие на те, которые они практикуют в отношении к нам».

Во второй статье на ту же тему «Economist» подробно останавливается на важном значении, прямом и косвенном, английской торговли с Китаем. В 1858 г. британский экспорт в Китай увеличился до 2876000 ф. ст., между тем как ценность британского импорта из Китая в каждый из трех последних лет составила в среднем более чем 9000000 ф. ст., так что вся прямая торговля между Англией и Китаем может быть оценена в сумме около 12000000 фунтов стерлингов. Но помимо этой непосредственной торговли есть еще три других важных вида торговых операций, с которыми Англия более или менее тесно связана в сфере международных расчетов; это – торговля между Индией и Китаем, торговля между Китаем и Австралией и торговля между Китаем и Соединенными Штатами.

«Австралия», – говорит «Economist», – «ежегодно получает из Китая в больших количествах чай, но не может давать в обмен ничего, что нашло бы сбыт в Китае. Америка тоже получает чай в больших количествах и некоторое количество шелка, ценностью значительно превосходящих ее непосредственный экспорт в Китай».

Оба эти торговых баланса в пользу Китая должны быть уравновешены Англией, которая за это уравновешение товарообмена получает золото из Австралии и хлопок из Соединенных Штатов. Поэтому Англии, независимо от сальдо своего баланса в пользу Китая, приходится платить этой стране крупные суммы за счет стоимости золота, ввозимого из Австралии, и хлопка, – из Соединенных Штатов. Этот излишек, причитающийся в пользу Китая со стороны Англии, Австралии и Соединенных Штатов, в значительной степени переносится с Китая на Индию, в зачет сумм, причитающихся Индии от Китая за опиум и хлопок. Заметим en passant, что ввоз из Китая в Индию еще никогда не достигал суммы 1000000 ф. ст., тогда как китайский вывоз из Индии составляет сумму приблизительно в 10000000 фунтов стерлингов. Из этих экономических фактов «Economist» делает вывод, что всякое серьезное нарушение британской торговли с Китаем было бы «гораздо большим бедствием, чем можно себе представить на первый взгляд на основании одних цифр экспорта и импорта», и что затруднения, вызванные таким расстройством, не только сказались бы на непосредственной британской торговле чаем и шелком, но и должны «воздействовать» на британские торговые отношения с Австралией и Соединенными Штатами. «Economist», конечно, знаком с тем, что во время последней китайской войны военные действия мешали торговле не в такой сильной степени, как этого опасались, и что в шанхайском порту влияние войны совсем даже не чувствовалось. Но «Economist» обращает внимание на «две новых черты в нынешнем споре», которые могут существенным образом видоизменить влияние новой китайской войны на торговые сношения; эти две новых черты состоят в «имперском», а не «местном» характере нынешнего конфликта, и в «блестящем успехе», которого китайцы впервые добились в борьбе против европейских войск.

Как отличается этот язык от задорного боевого клича того же «Economist» во время инцидента с лорчей!

Как я предсказывал в моей последней статье, заседание кабинета министров ознаменовалось протестом г-на Милнера Гибсона против войны и его угрозой выйти из кабинета в случае, если Пальмерстон присоединится к предвзятым заключениям, высказанным на страницах французского «Moniteur». На время Пальмерстону удалось предупредить распад кабинета и либеральной коалиции благодаря своему заявлению, что необходимые для защиты британской торговли военные силы будут сосредоточены в китайских водах, но в то же время впредь, до получения более обстоятельного донесения со стороны британского посланника, не будет принято никакого решения по вопросу о войне. Таким образом, жгучий вопрос был отложен. Однако действительные намерения Пальмерстона ясно сквозят на столбцах его бульварного органа «Daily Telegraph», который в одном из своих последних номеров говорит:

«Если какое-либо событие приведет в течение ближайшего года к неблагоприятному для правительства вотуму, то, наверное, придется обратиться к избирателям… Палата общин покажет результат своей деятельности своим постановлением по китайскому вопросу, принимая во внимание, что к профессиональным недоброжелателям, возглавляемым г-ном Дизраэли, нужно присоединить космополитов, которые заявляют, что монголы были совершенно правы».

Что касается затруднений, в которые попали тори благодаря тому, что они позволили навязать себе ответственность за дела, задуманные Пальмерстоном и осуществленные двумя его агентами – лордом Элгином и г-ном Брусом (братом лорда Элгина), то мне, быть может, еще представится случай высказать об этом свои замечания.