Текст книги "Собрание сочинений. Том 6"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 50 страниц)

В это же время Гёргей совершил такой же триумфальный поход в Северо-Западной Венгрии. Прорвавшись с одним корпусом из Пешта в Словакию, он в течение двух месяцев держал в страхе действовавшие против него с трех сторон корпуса генералов Гёца, Чорича и Симунича. Когда же стало невозможно удерживать свои позиции против превосходящих сил противника, он пробился через Карпаты в Эперьеш и Кашау {Словацкие названия: Прешов и Кошице. Ред.}. Здесь он зашел в тыл Шлика, заставил последнего быстро покинуть свои позиции и всю свою операционную базу и отступить к главной армии Виндишгреца; Гёргей же спустился вдоль Хернада к Тиссе и соединился с главной венгерской армией.

Эта главная армия, которой теперь командовал Дембинский, также перешла Тиссу и отбросила неприятеля по всей линии. Она дошла до Хатвана, в 6 милях от Пешта, но здесь усиленная концентрация неприятельских войск снова заставила венгерскую армию отступить. После ожесточенных оборонительных боев у Капольны, Маклара и Поросло она опять отступила за Тиссу, как раз в тот момент, когда Гёргей у Токая приближался к Тиссе. Соединение обоих корпусов послужило сигналом к новому блестящему наступлению венгров. Из тыла прибыли новые обученные рекруты – подкрепление для венгерской действующей армии. Были сформированы польские и немецкие легионы, выросли или привлечены были способные командиры, и вместо прежней лишенной руководства, неорганизованной массы, действовавшей в декабре, императорской армии была вдруг противопоставлена сконцентрированная, храбрая, многочисленная, хорошо организованная армия с превосходным командованием.

Тремя корпусами венгры переправились через Тиссу. Правое крыло (Гёргей) двинулось северной стороной, обошло у Эперьеша преследовавшую его раньше дивизию Рамберга и быстро отогнало ее через Римасомбат {Словацкое название: Римавска-Собота. Ред.} к главной императорской армии. Последняя была разбита Дембинским при Эрлау {Венгерское название: Эгер. Ред.}, Дьёндьёше, Гёдёллё и Хатване и поспешно отступила к Пешту. Наконец, левое крыло (Феттер), выбив Елачича из Кечкемета, Сольнока и Цегледа, разбило его у Ясберень, заставив его также отступить к стенам Пешта. Здесь императорская армия расположилась вдоль Дуная от Пешта до Вайцена {Венгерское название: Вац. Ред.}, тогда как мадьяры охватывали ее широким полукругом.

Чтобы не подвергать Пешт бомбардировке со стороны Буды, венгры прибегли к своему испытанному средству – выбивать австрийцев из их позиций больше маневрами, чем открытыми фронтальными атаками. Гёргей взял Вайцен и отбросил австрийцев за Гран и Дунай, разбил Вольгемута между Граном и Нёйтрой {Словацкие названия: Грон и Нитра. Ред.} и освободил, таким образом, осажденный императорскими войсками Коморн {Венгерское название: Комаром. Ред.}. Императорские войска должны были решиться на поспешный отход, так как их линии отступления оказались под угрозой. Новый главнокомандующий Вельден отступил в направлении Рааба и Пресбурга, и Елачич, чтобы успокоить своих крайне строптивых хорватов, должен был поспешно отправиться с ними вниз по Дунаю в Славонию.

При своем отступлении, походившем скорее на беспорядочное бегство, Вельден (в особенности его арьергард под командованием Шлика) и Елачич потерпели еще ряд значительных поражений. Пока корпус Елачича медленно и с трудом пробивался через комитаты Тольна и Баранья, Вельден получил возможность сконцентрировать в Пресбурге обломки своей армии, обломки, которые вообще не обладают никакой серьезной способностью к сопротивлению.

Одновременно с этими поразительными победами венгров над главной австрийской армией Мориц Перцель двинулся из Сегедина {Венгерское название: Сегед. Ред.} и Тольны на Петервардейн {Сербское название: Петроварадин. Ред.}, освободил его от осады, овладел Бачкой и вторгся в Банат, чтобы соединиться здесь с продвигавшимся из Трансильвании Бемом. Последний взял уже Арад и осадил Темешвар. Перцель располагается в Вершеце {Сербское название: Вршац. Ред.} около самой турецкой границы, так что в несколько дней Банат был завоеван. В то же время секлеры прикрывают укрепленные горные проходы Трансильвании, а ополчение – верхневенгерские горные проходы, Гёргей же стоит со значительными силами в горном проходе Яблунка на моравско-галицийской границе.

Словом, еще несколько дней, и победоносная мадьярская армия, гоня перед собой обломки мощной австрийской армии, с триумфом вступила бы в Вену и навсегда уничтожила бы австрийскую монархию.

Отделение Венгрии от Австрии было уже решено 14 апреля в Дебрецене. Союз с поляками был открыто провозглашен с середины января и стал реальностью, благодаря вступлению 20000—30000 поляков в венгерскую армию. Союз с австрийскими немцами, существовавший уже со времени венской революции 6 октября и битвы при Швехате, сохранялся и поддерживался также включением немецких легионов в венгерскую армию, равно как стратегическим и политическим положением, диктовавшим мадьярам необходимость взятия Вены и революционизирования Австрии, чтобы таким путем обеспечить признание провозглашенной ими независимости.

Таким образом, венгерская война очень скоро потеряла присущий ей вначале национальный характер, и именно благодаря своему, казалось бы, чисто национальному шагу, благодаря провозглашению независимости, эта война приняла определенно европейский характер. Союз с поляками во имя освобождения обеих стран, союз с немцами во имя революционизирования Восточной Германии получили определенный характер, солидный фундамент лишь тогда, когда Венгрия отделилась от Австрии и этим возвестила распад австрийской монархии. Независимая Венгрия, восстановленная Польша, немецкая Австрия в качестве революционного центра Германии, Ломбардия и Италия, добившиеся своей независимости, – с осуществлением этих планов была бы разрушена вся восточноевропейская система государств: Австрия исчезла бы, Пруссия растворилась бы, а Россия была бы оттеснена к границам Азии.

Священный союз должен был поэтому напрячь все силы, чтобы преградить дорогу угрожающей восточноевропейской революции. Русская армия подступила к границам Трансильвании и Галиции. Пруссия заняла богемско-силёзскую границу, пропустила русских через свою территорию в Прерау {Чешское название: Пршеров. Ред.}, и через несколько дней первый русский армейский корпус стоял на территории Моравии.

Венгры, хорошо зная, что через несколько недель им придется иметь дело с многочисленными свежими боевыми силами, не двинулись на Вену с такой быстротой, как это ожидалось вначале. Они не могли взять Вену, так же как и Пешт, фронтальной атакой, не прибегая к обстрелу города, а пойти на обстрел они не могли. Как у Пешта, они снова были вынуждены предпринять обходные движения, а для этого требовалось время, требовалась уверенность, что им самим не будут угрожать с флангов и с тыла. Но как раз тут-то русские угрожали им с тыла. С другой стороны, при прямом наступлении на Вену, можно было ожидать сильных и быстрых натисков со стороны отрядов армии Радецкого.

Венгры поступили поэтому очень умно, когда, вместо быстрого движения на Вену, они ограничились тем, что все более очищали Венгрию от императорских войск, охватывали их большой дугой от Малых Карпат до уступов Штирийских Альп, выставили большой корпус у Яблунки, укрепили и прикрыли галицийские горные проходы, развили наступление против Буды и быстро произвели новый набор в 250000 человек, особенно во вновь завоеванных западных комитатах. Таким путем они обеспечивают свои фланги и тыл и формируют армию, которой так же нечего бояться подошедшего русского подкрепления, как некогда столь многочисленной императорской армии. Эта прославленная черно-желтая армия вступила в Венгрию в количестве 200000 человек, а обратно вернулись едва ли 50000 Человек; остальные пали, были ранены, больны, попали в плен или перешли на сторону венгров.

Правда, русские угрожают еще более колоссальными армиями: ожидают прибытия 120000, а по другим сведениям—170000 человек. Согласно сообщению «Triester Freihafen», подвижная действующая армия намного превышает 500000 человек. Но известна склонность русских к преувеличениям: из указываемых цифр обычно лишь половина числится в воинских списках, а из числящихся в воинских списках опять-таки менее половины имеется налицо. Австрия может быть довольна, если русская помощь, за вычетом войск, необходимых для оккупации Польши, даст 60000– 70000 действительного состава. А с таким количеством венгры справятся.

Венгерская война 1849 года имеет очень много сходства с польской войной 1830–1831 годов. Но первая отличается от второй тем, что все те обстоятельства, которые были тогда против поляков, действуют теперь в пользу венгров. Известно, что Лелевель тогда безуспешно настаивал на том, чтобы, во-первых, освобождением крестьян и евреев привязать массы населения к революции и, во-вторых, поднятием восстания во всей старой Польше втянуть в войну все три участвовавшие в разделе державы и сделать войну европейской. Венгры начали с того, что было проведено в Польше только тогда, когда было уже слишком поздно. Революция в общественных отношениях внутри, уничтожение феодализма было первым мероприятием в Венгрии. Вовлечение Польши и Германии в войну было вторым мероприятием, и тем самым европейская война стала фактом. Она началась вступлением первого русского корпуса на германскую территорию, а с вступлением на территорию Германии первого французского батальона в этой войне наступит решительный поворот.

Именно вследствие того, что венгерская война стала европейской, она вступает во взаимодействие со всеми остальными факторами европейского движения. Ее ход оказывает влияние пе только на Германию, но и на Францию и Англию. Нельзя ожидать, что английская буржуазия потерпит превращение Австрии в русскую провинцию. Точно так же несомненно, что французский народ не станет спокойно взирать на то, как контрреволюция подступает все ближе и ближе к границам Франции. Каков бы ни был исход выборов во Франции, армия, во всяком случае, высказалась за революцию. А в данный момент дело решает армия. Если армия хочет войны – а она ее хочет, – то война будет.

И война наступит. Париж стоит на пороге революции, будь то в результате выборов или в результате уже происшедшего у избирательной урны братания армии с революционной партией. И в то время как в Южной Германии образуется ядро будущей немецкой революционной армии, что мешает Пруссии принять активное участие в венгерской кампании, – Франция готовится к тому, чтобы активно вмешаться в борьбу. Дело решится в течение немногих недель, быть может, нескольких дней. И вскоре французская, венгерско-польская и немецкая революционные армии будут праздновать на поле битвы у стен Берлина свой праздник братства.

Написано Ф. Энгельсом. 18 мая 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 301, 19 мая 1849 г.

Перевод с немецкого

«МОЕМУ НАРОДУ»

Кёльн, 18 мая. «Моему народу!» Не – «Моей доблестной армии!» Уж не разбиты ли русские? Не повернул ли ветер в другую сторону и не сбил ли он снова, как в марте прошлого года, военную фуражку с головы «неослабленного» слуги России? Не разразилось ли вновь всеобщее восстание находящихся на осадном положении «верноподданных»?

В 1813 г. «в бозе почивший» старик {Фридрих-Вильгельм III. Ред.} также черпал в продвижении казаков мужество, необходимое для того, чтобы покончить со своей жалкой ролью труса и с кровавыми карами революционной империи; и тогда – несмотря на наличие казаков, башкир и «доблестной армии», прославившейся в сражениях при Йене и Магдебурге и сдачей Кюстрина 150 французам^[353], – лишь лживые обещания, данные в «Воззвании к моему народу», сделали возможным крестовый поход Священного союза против наследников французской революции. А теперь! Разве вторжение казаков на немецкую территорию не придало вновь укрепившемуся Гогенцоллерну мужество, необходимое для того, чтобы отказаться от роли труса, которую он играл после мартовских дней, чтобы устранять «клочок бумаги», поставленный революцией «между ним и его народом»? Разве «Моя доблестная армия» не отомстила достойным образом революции, храбро учинив в Дрездене, Бреславле, Познани, Берлине и на Рейне расправу над безоружными, женщинами и детьми с помощью шрапнели и адского камня?

Разве недавно октроированная военно-полевая хартия не упраздняет снова, «даже без осадного положения», последние трусливые уступки, сделанные в марте, – отмену цензуры, свободу союзов, вооружение народа?

Нет, сын героя Йены и Магдебурга все еще не чувствует себя в достаточной безопасности, несмотря на союз с казаками, несмотря на привилегию убийств и военно-полевого суда, предоставленную разнузданной «доблестной» солдатской своре. Неослабленная корона испытывает страх, она апеллирует «К моему народу», она «чувствует себя вынужденной» обращаться еще к попранному, придавленному осадным положением и обстрелянному картечью «народу» с призывом о поддержке против «внутренних и внешних врагов».

«В это столь тяжелое время Пруссия призвана защитить Германию от внутренних и внешних врагов. Поэтому я уже сейчас призываю Мой народ к оружию. Дело идет о том, чтобы восстановить порядок и закон в нашем государстве и в остальных немецких государствах, где требуется наша помощь. Дело идет о том, чтобы создать единство Германии, защитить ее свободу от террористического господства партии, которая хочет принести нравственность, честь и верность в жертву своим страстям, партии, которой удалось запутать часть народа в сетях обмана и заблуждений».

«В этом суть королевского обращения», – вопит полицейская гадина Дюмон. И в самом деле, продажные полицейские клакеры Дюмона нашли истинную «суть».

«Внешние враги»! Это «партия террора», партия ужаса^{73} для храброго Гогенцоллерна, вызывает необходимость нашего вторжения в «остальные немецкие государства». Народ Рейнской провинции, Силезии и Саксонии призывается «во имя немецкого единства» положить конец революционным движениям в других немецких государствах – в Бадене, Баварии и Саксонии! И с этой целью снова преподносится приманка, какой Гогенцоллерн осчастливил народ в 1813 г., снова залогом выставляется уже испытанное «королевское слово», и «народу» обещается кастрированное признание франкфуртской конституции, равно как и «охрана права и свободы» от «безбожников». «Я и Моя династия хотим служить господу». Разве испытанное уже в качестве залога «гогенцоллернское королевское слово» не стоит крестового похода против «партии ужаса для многообещающей короны»?

Могущественный вассальный князь русского императора отозвал прусских депутатов из Франкфурта только для того, чтобы стать теперь, согласно своему мартовскому обещанию, «во главе Германии». Согласительное собрание и октроированная палата были разогнаны, «клочок бумаги» был заменен военно-полевой конституцией и палаческими военными судами только для того, чтобы гарантировать народу «охрану права и свободы»!

И свобода печати подавляется, в Эрфурте печать подвергнута цензуре, во всей Познани, в Бреславле, в силезских провинциальных городах газеты просто закрыты, так же, как в самом Берлине закрыта «National-Zeitung». В Дюссельдорфе de jure {юридически. Ред.} вновь введена цензура, de facto {фактически. Ред.} печать совершенно упразднена (дюссельдорфские газеты, «Neue Rheinische Zeitung» и т. д.). «Свободным» подданным октроированы в конце концов только грязные полицейские гадины в лице «Kolnische Zeitung» и берлинской газетки висельников {«Neue Preusische Zeitung» («Kreuz-Zeitung»). Ред.}. И все это для того, чтобы не было ни малейшего сомнения в ценности «королевского слова»!

И в самом деле, слово Гогенцоллерна стоит того, чтобы ради укрепления королевского мужества народ надел военный мундир и чтобы, согласно закону о ландвере, оставленные дома жены, «во избежание нищенства», получали ежемесячно королевскую милостыню в один талер.

Написано 18 мая. 1849 г.

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 301, 19 мая 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

К КЁЛЬНСКИМ РАБОЧИМ

На прощание мы предостерегаем вас против какого бы то ни было путча в Кёльне. При военном положении в Кельне вы потерпели бы жестокое поражение. На примере Эльберфельда вы видели, как буржуазия посылает рабочих в огонь, а потом самым подлым образом предает их. Осадное положение в Кёльне деморализовало бы всю Рейнскую провинцию, а осадное положение явилось бы необходимым следствием всякого восстания с вашей стороны в данный момент. Ваше спокойствие приведет пруссаков в отчаяние.

Редакторы «Neue Rheinische Zeitung», прощаясь с вами, благодарят вас за выраженное им участие. Их последним словом всегда и повсюду будет: освобождение рабочего класса!

Редакция «Neue Rheinische Zeitung»

Написано 18 мая 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 301, 19 мая 1849 г.

Перевод с немецкого

Страница последнего номера «Neue Rheinische Zeitung»

СТАТЬИ И ДОКУМЕНТЫ

31 МАЯ – ИЮЛЬ 1849

В РЕДАКЦИЮ «FRANKFURTER JOURNAL»

Прошу уважаемую редакцию «Frankfurter Journal» поместить в Вашей газете на видном месте и крупным шрифтом нижеследующее заявление; если это можно сделать только на условиях платного объявления, то соответствующую сумму прошу отнести на счет И. Вейдемейера, редактора «Neue Deutsche Zeitung»^[354].

Бинген, 31 мая.

Д-р Карл Маркс

ЗАЯВЛЕНИЕ

Редакция «Neue Rheinische Zeitung» считает себя обязанной сообщить своим корреспондентам и публике, что она не имеет ничего общего с газеткой, выходящей в Кёльне под названием «Westdeutsche Zeitung»^[355]. Нижеподписавшаяся редакция оставляет за собой право сообщить особо о том, когда и где будет снова выходить «Neue Rheinische Zeitung».

Редакция «Neue Rheinische Zeitung» Карл Маркс. Эрнст Дронке. Фридрих Энгельс. Ф. Фрейлиграт Георг Веерт Ф. Вольф. В. Вольф

Написано К. Марксом 31 мая 1849 г.

Печатается по рукописи

Заявление напечатано в «Neue Deutsche Zeitung» №№ 129 и 133; 2 и 7 uюня 1849 г.; во втором выпуске «Neue Kolnische Zeitung» № 126, 3 июня 1849 г.

Перевод с немецкого

Ф. ЭНГЕЛЬС

РЕВОЛЮЦИОННОЕ ВОССТАНИЕ В ПФАЛЬЦЕ И БАДЕНЕ ^[356]

Кайзерслаутерн, 2 июня. Контрреволюционные немецкие газеты всячески стараются очернить революцию в Пфальце и Бадене. Они не стыдятся утверждать, будто цель всего восстания сводится к тому, чтобы «предать французам» Пфальц, Баден и косвенно всю Германию. Таким путем они стремятся воскресить старую контрреволюционную ненависть к французам, ведущую свое начало с так называемого доброго старого времени, рассчитывая, что это позволит им оттолкнуть от нас наших немецких братьев в Северной и Восточной Германии. Но почему-то как раз те самые грязные, лживые газетки, которые упрекают Пфальц и Баден в том, что они продались Франции, приветствуют русское вторжение в Венгрию, прохождение русских войск через Пруссию и даже новый Священный союз между Россией, Австрией и Пруссией. Сошлемся в доказательство только на одну из этих газет – на «Kolnische Zeitung».

Итак, если для подавления венгерской свободы русские вступают на немецкую, на прусскую землю, – это не государственная измена! Если прусский король заключает союз с хорватами и русскими, чтобы растоптать копытами казацких лошадей последние остатки немецкой свободы, – это не государственная измена! Если все мы, если вся Германия от Немана до Альп предана и продана трусливыми деспотами русскому царю – это не государственная измена! Но вот если Пфальц пользуется симпатиями французского и в особенности эльзасского народа, если он не отворачивается с глупым самодовольством от выражения этого сочувствия, если он посылает в Париж людей для ознакомления с настроением во Франции, с предстоящим новым поворотом в политике Французской республики^[357] – это, конечно, измена отечеству, это государственная измена, это означает продать Германию Франции, «наследственному врагу», «врагу империи»! Так рассуждают контрреволюционные газеты.

Да, почтенные господа «божьей милостью», Пфальц и Баден действовали именно так, и они нисколько не стыдятся своих действий. Да, если это – государственная измена, то все население Пфальца и Бадена состоит из двух с половиной миллионов государственных преступников. Поистине, не для того народ Пфальца и Бадена совершил революцию, чтобы в предстоящей великой борьбе между свободным Западом и деспотическим Востоком стать на сторону деспотов. Народ Пфальца, как и народ Бадена, совершил свою революцию, потому что он не хочет быть соучастником гнусного удушения свободы, которым так позорно запятнали себя за последние месяцы Австрия, Пруссия и Бавария, потому что он не позволил превратить и себя в орудие порабощения своих братьев. Армия Пфальца и Бадена безоговорочно примкнула к движению; она отказалась от своей присяги вероломным государям и перешла, как один человек, на сторону народа. Ни граждане, ни солдаты не желают сражаться против свободы вместе с хорватами и казаками. Если деспотам из Ольмюца, Берлина и Мюнхена еще удастся найти солдат, павших так низко, что они готовы поставить себя на одну доску с башкирами, пандурами, хорватами и тому подобным разбойничьим сбродом и сражаться под одним знаменем с этими ордами варваров, – тем хуже. Как нам это ни больно, мы будем смотреть на этих наемников не как на наших немецких братьев, а как на казаков и башкир, и нам нет дела до того, что во главе их стоит предатель – бывший имперский военный министр^[358].

Да и вообще смешно говорить о «государственной измене» и прочих обвинениях, напоминающих травлю демагогов, в настоящий момент, когда европейская война, народная война, стучится в дверь. Через несколько недель, быть может ужо через несколько дней, армии республиканского Запада и порабощенного Востока столкнутся друг с другом на немецкой земле в решающем бою. Германию – вот до чего довели ее государи и буржуазия! – Германию даже не спросят, согласна ли она на это. Германия не будет активно участвовать в войне, война обрушится на нее помимо ее воли, без возможности сопротивления с ее стороны. Таково почетное положение Германии в предстоящей европейской войне, благодаря мартовским правителям, мартовским палатам и не в меньшей степени благодаря мартовскому Национальному собранию. О немецких интересах, о немецкой свободе, немецком единстве, немецком благосостоянии не может быть и речи, когда вопрос стоит о свободе или угнетении, о счастье или несчастье всей Европы. Здесь кончаются все национальные вопросы, здесь существует только один вопрос! Хотите ли вы быть свободными или хотите быть под пятой России? А контрреволюционные газеты еще толкуют о какой-то «государственной измене», как будто Германию, которая скоро будет превращена в пассивную арену борьбы двух армий, еще можно каким-то образом предать! Бесспорно, в прошлом году дело обстояло иначе. В прошлом году немцы могли начать борьбу против русского гнета, они могли освободить поляков и перенести таким образом войну на русскую территорию, воевать за счет России. Но теперь, благодаря нашему государю, война будет вестись на нашей земле и за наги счет, теперь дело обстоит так, что европейская освободительная война явится в то нее время для Германии гражданской войной, в которой немцы будут драться против немцев.

Вот чем мы обязаны предательству наших государей и дряблости наших народных представителей, и если что можно назвать государственной изменой, так именно это! Короче – в великой освободительной войне, распространяющейся по всей Европе, Пфальц и Баден будут на стороне свободы против рабства, на стороне революции против контрреволюции, на стороне народа против государей, на стороне революционной Франции, Венгрии и Германии против абсолютистской России, Австрии, Пруссии и Баварии. И если господам «нытикам» угодно называть это государственной изменой, то во всем Пфальце и во всем Бадене никому нет дела до их воплей.

Написано Ф. Энгельсом 2 июня 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «Во1е fur Stadt und Land» № 110, 3 июня 1849 г.

Перевод с немецкого

К. МАРКС 13 ИЮНЯ

Париж, 21 июня

Вы достаточно хорошо знаете население Парижа, чтобы a priori {заранее. Ред.} считать пресловутое обвинение в трусости смехотворным. Тем не менее я понимаю, что события 13 июня кажутся совершенно необъяснимыми, особенно в Германии, и должны давать повод для всевозможных недоброжелательных кривотолков.

Главным действующим лицом 13 июня был не народ, а «Гора»^[359]. Впрочем, за спиной «Горы» в свою очередь стоял тайный комитет^[360], который толкал ее вперед и в той или иной степени заставлял Ледрю-Роллена играть эту главную роль.

Главной ошибкой «Горы» была ее уверенность в победе. Она до такой степени была проникнута этой уверенностью, что надеялась добиться всего с помощью мирной демонстрации. Тем самым она предоставила правительству возможность одержать победу над ней, не вступая с ней в бой. Процессия, которая проходила от Шато д'О через бульвары, была совершенно безоружной. Правительство, со своей стороны, полностью осведомленное через шпионов обо всех деталях, отдало секретный приказ национальной гвардии, венсеннским стрелкам и другим воинским частям незаметно занять все важные пункты. Процессия была в полном смысле слова окружена, и даже в том случае, если бы она была вооружена, она не смогла бы оказать никакого сопротивления. А ведь она была безоружной! Шангарнье, который заранее принял все необходимые меры, оказался настолько умен, что не отдал приказа бить сигнал тревоги.

Как по мановению жезла, все решающие пункты сразу оказались заняты войсками. Отсюда вам должно быть ясно, что безоружная толпа рассеялась в разные стороны в поисках оружия; но и склады оружия, приготовленные на случай восстания, были уже захвачены правительством и находились под охраной войск. Таким образом, восстание было предупреждено с помощью хитрости. – Вот и весь секрет этого неслыханного в истории французской революции дня. Возможно, вы читали в немецких газетах о баррикадах, которые были взяты без труда. Эти баррикады состояли всего-навсего из нескольких стульев, которые были брошены на улицу, чтобы на мгновенье преградить путь кавалерии, рубившей саблями безоружных людей.

Были и некоторые другие обстоятельства, сделавшие неизбежным позорный исход 13 июня.

В тот самый момент, когда в Консерватории искусств^[361] Ледрю-Роллен и его единомышленники были заняты тем, что конституировались в качестве временного правительства, тайный социалистический комитет занимался этим же делом. Он хотел провозгласить себя Коммуной. Таким образом, еще до свержения существующей власти восстание уже распалось на два лагеря, и, что особенно важно: народная партия не была партией «Горы». Один этот факт сам по себе многое вам разъяснит. Тайный комитет хотел начать восстание еще за несколько дней до этого, выступив ночью. Таким образом правительство было бы застигнуто врасплох. Однако «Гора» и находившиеся в союзе с ней «друзья конституции» (партия «National»)^[362] воспротивились этому. Они сами хотели взять инициативу в свои руки. Выступление Ледрю-Роллена в палате^[363] должно было служить залогом того, что «Гора» решилась на серьезные действия. Так, с одной стороны, была сломлена активная сила, которая побуждала к немедленным действиям, и подготовлена мирная демонстрация. С другой стороны, народ, увидев, что Ледрю-Роллен столь явно скомпрометировал себя в Национальном собрании, решил, что у Ледрю-Роллена имеются огромные связи в армии, а также глубоко продуманный и далеко идущий план и т. п. Как же, должно быть, был удивлен народ, когда обнаружилось, что могущество Ледрю-Роллена было лишь иллюзией, а меры предосторожности и наступательные действия были предприняты только правительством. Вы видите, как обе революционные партии взаимно обессиливали и обманывали друг друга. Воспоминания народа о более чем двусмысленном поведении «Горы» и, в частности, Ледрю-Роллена в мае и июне, наконец холера, которая особенно свирепствовала в рабочих кварталах, довершили остальное.

В общем и целом, 13 июня 1849 года – это только возмездие за июнь 1848 года. Тогда пролетариат был покинут «Горой», теперь «Гора» была покинута пролетариатом.

Как ни тяжел для нашей партии во всей Европе день 13 июня, этот день имеет то положительное, что контрреволюционная партия Национального собрания без большого кровопролития, если не считать Лиона^[364], добилась единовластия. Эта партия не только распадется на свои составные части – ее крайняя фракция скоро приведет к такому положению, когда она сама будет стремиться к тому, чтобы отделаться от обременительной видимости республики, и тогда вы увидите, как она будет сметена единым дуновением, и повторится февраль, но с еще большей силой.

Написано К. Марксом 21 июня 1849 г.

Напечатано в газете «Der Volksfreund» № 26, 29 июня 1849 г.

Подпись: К. М– кс.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

На русском языке впервые опубликовано в журнале «Вопросы истории» № 11, 1955 г.

К. МАРКС РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «PRESSE»

Заметка относительно моего пребывания в Париже, которую Вы поместили в «Presse» от 26 июля и которую текстуально воспроизвели другие газеты, содержит факты, до такой степени искаженные, что я вынужден ответить на нее в нескольких словах.

Прежде всего, «Neue Rheinische Zeitung», владельцем^[365] и главным редактором которой я был, ни разу не была закрыта. Ее выход был приостановлен на пять дней вследствие осадного положения. Как только осадное положение было снято, газета вновь появилась и продолжала выходить в течение последующих семи месяцев. Прусское правительство, увидев невозможность закрыть газету на законном основании, прибегло к своеобразному средству – устранило ее владельца, т. е. запретило мне пребывание в Пруссии. Вопрос о законности этой меры решит прусская палата депутатов, которая должна вскоре собраться.

После того как мне было запрещено пребывание в Пруссии, я отправился сперва в великое герцогство Гессен, пребывание в котором, как и в остальной Германии, мне вовсе не было запрещено. Если же я приехал в Париж, то отнюдь не в качестве эмигранта, как это утверждает Ваша газета, а вполне добровольно, имея на руках исправный паспорт и преследуя единственную цель – пополнить материалы, собранные мной для труда по истории политической экономии, который я начал еще пять лет тому назад.

Я также не получал приказа покинуть Париж немедленно; мне было дано время для того, чтобы заявить протест министру внутренних дел. Этот протест я заявил и жду его результатов^[366].