Текст книги "Собрание сочинений. Том 6"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 50 страниц)

Южные славяне, уже тысячу лет тому назад взятые на буксир немцами и мадьярами, только для того поднялись в 1848 году на борьбу за восстановление своей национальной независимости, чтобы тем самым одновременно подавить немецко-венгерскую революцию. Они – представители контрреволюции. К ним присоединились две нации, тоже давно пришедшие в упадок и лишенные всякой исторической дееспособности: саксы и румыны Трансильвании.

Габсбургская династия, власть которой установилась путем объединения немцев и мадьяр в борьбе против южных славян, стремится теперь продлить остаток своего существования при помощи объединения южных славян в борьбе против немцев и мадьяр.

Такова политическая сторона вопроса. Перейдем теперь к военной стороне.

Область, населенная исключительно мадьярами, не занимает и третьей части всей Венгрии и Трансильвании. Начиная от Пресбурга {Словацкое название: Братислава. Ред.}, к северу от Дуная и Тиссы и до Карпатских гор живут несколько миллионов словаков и небольшое количество русин. На юге, между Савой, Дунаем и Дравой, живут хорваты

и словенцы; далее к востоку, вдоль Дуная – сербская колония, насчитывающая более полумиллиона человек. Эти две славянские области связывают между собой валахи и саксы Трансильвании.

Итак, с трех сторон мадьяры окружены естественными врагами. Если бы словаки, занимающие горные проходы, были настроены менее безразлично, они, при отличной приспособленности их страны к партизанской войне, явились бы очень опасными противниками.

Но при данных условиях мадьярам приходится выдерживать с севера только наступление армий со стороны Галиции и Моравии. Напротив, на востоке румыны и саксы поднялись массами и примкнули к находящимся там австрийским войскам. Их позиции превосходны, отчасти вследствие горного характера местности, отчасти потому, что они занимают большую часть городов и крепостей.

Наконец, на юге банатские сербы, поддерживаемые немецкими колонистами, валахами, а также австрийским корпусом, прикрыты огромными Алибунарскими болотами и почти недоступны для нападения.

Хорваты прикрыты Дравой и Дунаем, и так как им дана в помощь сильная австрийская армия со всеми ресурсами, то они еще до октября двинулись на венгерскую территорию и без большого труда удерживают теперь свою оборонительную линию на нижней Драве.

Наконец, с четвертой стороны, со стороны Австрии, в настоящее время продвигаются сомкнутыми колоннами Виндишгрец и Елачич. Мадьяры окружены со всех сторон во много раз превосходящими силами противника.

Борьба напоминает борьбу против Франции в 1793 году, но с той разницей, что редко населенная и лишь полуцивилизованная страна мадьяр далеко не имеет в своем распоряжении тех ресурсов, которыми располагала тогда Французская республика.

Изготовленное в Венгрии оружие и боевые припасы неизбежно должны быть очень плохого качества; в особенности производство орудий никак не может быть быстро налажено. Страна значительно меньше Франции, и поэтому каждый дюйм уступленной территории является значительно большей потерей. У мадьяр остается только их революционный энтузиазм, их смелость и энергичная, быстрая организация, которую сумел дать им Кошут.

Однако это не означает, что Австрия уже выиграла войну.

«Если мы не разобьем императорские войска на Лейте, то разобьем их на Рабнице {Венгерское название: Репце. Ред.}; если не на Рабнице, то разобьем их у Пешта; если не у Пешта, то на Тиссе, но во всяком случае мы их разобьем»^[162].

Так сказал Кошут, и он делает все возможное, чтобы сдержать свое слово.

Даже с падением Будапешта у мадьяр останется еще большая нижневенгерская степь, местность, как бы нарочно созданная для кавалерийской партизанской войны и имеющая множество почти неприступных пунктов среди болот, где мадьяры могут закрепиться. А мадьяры, почти все мастера верховой езды, обладают всеми качествами для ведения такой войны. Если императорская армия осмелится вступить в эту пустынную область, где она должна будет весь свой провиант получать из Галиции или Австрии, ибо здесь она ничего, буквально ничего не найдет, то трудно сказать, как она сможет там удержаться. Продвижение сомкнутыми отрядами здесь невозможно; а разделившись на летучие отряды, она погибнет. Ее тяжеловесность неминуемо предаст ее в руки легких мадьярских конных отрядов, и она не сможет даже преследовать их в том случае, если бы ей удалось победить; а каждый отбившийся солдат императорской армии найдет в каждом крестьянине, в каждом пастухе смертельного врага. Война в этих степях подобна войне в Алжире, и науклюжей австрийской армии потребуются целые годы, чтобы закончить ее. А мадьяры будут спасены, если смогут продержаться хотя бы несколько месяцев.

Дело мадьяр далеко не так плохо, как хочет нас уверить подкупленный черно-желтый^[163] энтузиазм. Они еще не побеждены. Но если они и падут, то падут с честью, как последние герои революции 1848 года, и поражение это будет лишь временным. Тогда на один момент славянская контрреволюция нахлынет на австрийскую монархию со всем своим варварством, и камарилья увидит, каковы ее союзники. Но при первом же победоносном, восстании французского пролетариата, которое всеми силами старается вызвать Луи-Наполеон, австрийские немцу и мадьяры освободятся и кровавой местью отплатят славянским варварам. Всеобщая война, которая тогда вспыхнет, рассеет этот славянский Зондербунд и сотрет с лица земли даже имя этих упрямых маленьких наций.

В ближайшей мировой войне с лица земли исчезнут не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы. И это тоже будет прогрессом.

Написано Ф. Энгельсом около 8 января 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 194, 13 января 1849 г.

Перевод с немецкого

ШВЕЙЦАРСКАЯ ПРЕССА

Берн, 11 января. Швейцарская политическая пресса развивает с каждым годом все большую активность. Помимо двух десятков литературных журналов, в 22 кантонах Швейцарии выходит сейчас 98 политических газет. Говоря об этих органах печати, не следует представлять себе газеты большого формата, наподобие немецких или даже французских. За исключением нескольких газет, издающихся в кантоне Ваадт, речь идет о газетках, выходящих обычно на половине или на четвертушке печатного листа; из них лишь около дюжины выходит ежедневно, небольшое количество выходит пять раз, большинство – три раза, а некоторые – даже один раз в неделю; все они, за небольшим исключением, производят поистине жалкое впечатление по своему содержанию и литературной форме. Да и в самом деле, разве в здешних условиях кантональной ограниченности, в условиях только здесь возможной самой мелочной полемики, могут развиваться значительные журналистские таланты, разве могут действительно талантливые журналисты работать в этой убогой обстановке и ограничиваться рамками газетки, выходящей три раза в неделю на четвертушке листа!

Отличительной особенностью швейцарской прессы является ее бесцеремонность. Газеты говорят здесь друг другу такие вещи и, совершенно не стесняясь, позволяют себе такие дерзкие личные выпады, что рейнский прокурор, для которого статья 37 °Code penal^[164] священна, не мог бы прожить в этой стране и трех дней.

Но этим все и ограничивается. Если отвлечься от этой бесцеремонности, лишенной, впрочем, какого бы то ни было

остроумия, то не останется почти ничего, кроме самого низкого раболепия перед несносной ограниченностью маленького, к тому же еще раздробленного и сверх всякой меры чванливого народа допотопных альпийских пастухов, ограниченных крестьян и отвратительных мещан. Вполне понятно, что в больших странах газета выражает взгляды своей партии, что она никогда не выступает против интересов своей партии, и это обстоятельство не нарушает свободу полемики, так как каждое направление, даже самое передовое, имеет свои печатные органы. Но в ограниченных условиях Швейцарии самим партиям свойственна ограниченность, и печать так же ограниченна, как и партии. Отсюда узость кругозора, господствующая здесь во всем, отсюда отсутствие каких бы то ни было печатных органов, выражающих направления, правда, передовые, но давно уже известные даже в Германии, отсюда боязнь даже самых радикальных газет отступить хоть на йоту от ограниченной, рассчитанной только на ближайшее будущее программы своей партии, их боязнь критиковать даже самое ограниченное в швейцарской национальной ограниченности. Всякого осквернителя национальной святыни немедленно настигнет патриархальный суд Линча. Иначе для чего же нужны честному швейцарцу его кулаки?

Таков средний уровень швейцарской прессы. Выше этого уровня стоят лучшие газеты романской Швейцарии и Берна; ниже этого уровня находится большинство газет Восточной Швейцарии.

Начнем с прессы швейцарской столицы. В Берне уже происходит известная централизация швейцарской прессы. В этом городе теперь сконцентрирована вся пресса кантона Берн, и эта пресса начинает до некоторой степени завоевывать влияние, свойственное столичным газетам.

Главным органом реакционной или, как ее здесь именуют, аристократической партии является «Schweizerischer Веоbachter», которого «Berner-Zeitung» по праву называет органом швейцарских офицеров, состоящих на службе у иностранных государств. Эта достойная газетка (выходящая три раза в неделю) восхваляет геройские подвиги швейцарских хорватов в Италии, обливает грязью радикалов, выступает за капитуляции^[165], льстит аристократам, воспевает Радецкого и Виндишгреца, оправдывает убийство Роберта Блюма, клевещет на революцию во всех странах и доносит правительству на эмигрантов. Эта благородная газета по существу обходится без редактора; она представляет собой набор различных корреспонденций и заметок праздношатающихся молодых людей из патрицианских семей, а также искателей тепленьких местечек в муниципальном совете. Рядом с этой газетой можно по праву поставить «Intelligenzblatt», орган, первые полосы которого заполнены исключительно объявлениями, а последние – статьями, воспевающими ханжество и погоню за барышом патрициев-землевладельцев. «Biene» должна играть роль «Charivari»^[166] этой партии. Но так как в наши дни господам патрициям приходится в общем больше плакать, чем смеяться, то юмор этой «Biene» невыносимо скучен и жалок.

Органом умеренной или либеральной партии, партии Оксенбейна, является в первую очередь «Berner Verfassungs-Freund». Эта газета, редактором которой состоит доктор, бывший профессор, Карл Херцог, считается полуофициальным органом Оксенбейна. Редактируемая более или менее опытной рукой, но совершенно бесталанно, газета ограничивается защитой действий правительства и Федерального совета, поскольку эти действия исходят от партии Оксенбейна. В вопросах, относящихся к восточным, в особенности к старым кантонам [Urkantonen], газета, разумеется, проявляет потрясающее свободомыслие, а в отношении внешнеполитических проблем она время от времени поднимает невероятную шумиху, чтобы, прикрываясь воинственной фразой, протащить самый беспринципный нейтралитет. Мало известная «Bundeszeitung» придерживается примерно того же направления, равно как и французская газета «Suisse», выходящая под редакцией пьемонтца Басси на плохом французском языке. Эта газета, не столь тесно связанная с правительством, как «VerfassungsFreund», не менее усердно восхваляет находящееся у власти либеральное большинство и с большим упорством, но с малым успехом нападает на революционную печать французской Швейцарии, т. е. на «Nouvelliste Vaudois». В обсуждении итальянского вопроса, в чем принимает непосредственное участие ее редактор, газета ведет себя более порядочно. – Перечисленные три газеты выходят ежедневно.

Наибольшим количеством газет располагает радикальная партия. Главным ее органом является «Berner-Zeitung», выходящая под редакцией адвоката Ниггелера, вице-президента Большого совета и члена Совета кантонов. Эта газета является органом решительно радикальной партии немецкой части кантона, представителем которой в кантональном совете [Regierungsrat] является директор финансов Штемпфли. Осуществление демократии в законодательстве и у правлении кантона, откуда еще предстоит вымести кучу мусора, максимальная централизация во всей Швейцарии, отказ при первой возможности от политики нейтралитета – таковы основные принципы, которыми руководствуется эта газета.

В «Berner-Zeitung» сотрудничают наиболее видные представители бернских радикалов, и поэтому не приходится удивляться, что она является лучшей газетой не только кантона, но и всей немецкой Швейцарии. Если бы редакторы и сотрудники могли писать совершенно свободно, газета могла бы быть намного лучше, она могла бы говорить о единой и неделимой Гельветической республике, и притом с явно революционной окраской; но сейчас это еще невозможно; партия пока не позволяет этого. Наряду с «Berner-Zeitung» с 1 января выходит также ежедневно «Helvetie federale», являющаяся продолжением выходившей раньше в Прунтруте {Французское название: Поррантрюи. Ред.} (Юра) газеты «Helvetie», органа юрских радикалов и их руководителя, полковника и члена кантонального совета Штокмара. Старая «Helvetie» была бесспорно красной газетой; новая газета будет еще более решительно придерживаться этого направления.

«Schweizer-Zeitung» (раньше «Freier Schweizer») также стоит на позициях радикализма, но исключительно буржуазного, и поэтому ограничивается только требованием таких экономических реформ, которые выгодны господствующему имущему классу. Но, вообще говоря, и эта газета выходит за пределы обычной швейцарской кантональной ограниченности (нейтралитет, суверенитет кантонов и т. д.). Кроме перечисленных трех ежедневных газет, бернские радикалы издают еще единственную хорошую юмористическую газету в Швейцарии – «Gukkasten» Йенни. «Gukkasten» (выходящая раз в неделю) освещает только швейцарскую жизнь, и в особенности жизнь кантона Берн; но именно потому этой газете и удалось стать силой в государстве; она в значительной степени способствовала падению правительства Нёйхауса и сейчас стремится к тому, чтобы партия Оксенбейна не оставалась слишком долго у власти. Беспощадная сатира, посредством которой Йенни развенчивает всех лиц, стоящих у власти, вплоть до Оксенбейна, навлекла на него при правительстве Нёйхауса бесчисленное множество судебных процессов и кляуз, а после падения правительства Нёйхауса – угрожающие письма и преследования. Но все это ни к чему не привело, и еще сегодня важные персоны в Берне с большим беспокойством ожидают появления каждого нового субботнего номера газеты. Когда был расстрелян Блюм, газета напечатала очередную карикатуру, изображающую плаху с топором, окруженную множеством разбитых корон, а внизу подпись: «единственное спасение». В ответ на возмущение степенных бернских буржуа этой карикатурой газета в следующем номере поместила карикатуру с изображением фонарного столба, на котором висела корона, а внизу подпись: «Suaviter in modo, fortiter in re {«Мягко по форме, но крепко по существу». Ред.} – в память о Мессенхаузере».

«Seelander Anzeiger», издаваемый членом Национального и Большого советов И. А. Вейнгартом, был до нового года единственным представителем социалистического направления. «Seelander Anzeiger» проповедует странную смесь сентиментально-слезливого, филантропического социализма и красной революции. О первом он пишет для кантона Берн, а о красной революции – когда речь идет о загранице. В отношении литературной формы эта еженедельная газета – наихудшая из всех газет кантона. Впрочем, несмотря на свои христиански-мягкосердечные душевные излияния, г-н Вейнгарт в политике является сторонником самого решительного радикализма. Начиная с нового года, «Seelander Anzeiger» приобрел конкурента в лице другого еженедельника, «Unabhдngige», поставившего себе, правда, довольно неблагодарную задачу: в условиях кантона Берн и Швейцарии вообще найти почву для пропаганды основ социализма и для предложения мероприятий, имеющих целью устранить хотя бы самые вопиющие непорядки. Во всяком случае, «Unabhangige» – единственная газетка во всей Швейцарии, которая нашла правильный путь для распространения своих идей в этой стране; и если ее шансы на успех соответствуют той ярости, которую она уже вызвала среди высоких и высших властей, то перспективы этой газеты совсем не так уж плохи.

Из газет, выходящих вне Берна, я отмечу лишь одну: «Evolution»^[167], как переименовал теперь свою «Revolution» руководитель волонтерских отрядов Беккер. Эта самая решительная из всех издающихся в Швейцарии газет призывает только к новой европейской революции и старается найти сторонников в окружающей среде. В благодарность за это дорожащие своим покоем буржуа ненавидят эту газету, и, кроме немецких эмигрантов в Швейцарии, Безансоне и Эльзасе, она находит мало читателей.

В следующей статье я остановлюсь подробнее на газетах, издающихся за пределами кантона Берн^[168].

Написано Ф. Энгельсом 11 января 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 197, 17 января 1849 г.

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

МОНТЕСКЬЕ LVI

I

Кёльн, 20 января. «Достопочтенный» Йозеф Дюмон предоставляет анониму, который не им оплачивается, а его оплачивает и который в обращениях под редакционной чертой обрабатывает первичных избирателей, выступить со следующим внушением по адресу «Neue Rheinische Zeitung»:

««Neue Rheinische Zeitung», органу демократии, угодно было обратить внимание на заметки, опубликованные в нашей газете под заглавием «К первичным избирателям», и указать, что они заимствованы из «Neue Preu-sische Zeitung».

В ответ на эту ложь мы заявляем, что эти заметки оплачиваются как объявления, что они, за исключением первой, заимствованной из «Рагlaments-Correspondenz», написаны в Кёльне, и автор их до сих пор не только не читал «Neue Preusische Zeitung», но и не видал ее».

Мы понимаем, как важно для Монтескьё LVI закрепить свое право собственности. Мы понимаем также, как важно для г-на Дюмона заявление, что он «получает плату» даже за листовки и объявления, которые он набирает, печатает и распространяет в интересах своего собственного класса, буржуазии.

Что касается анонима, то ему известна французская пословица: «Les beaux esprits se rencontrent» {«Великие умы сходятся». Ред.}. He его вина, если произведения его собственного ума как две капли воды похожи на рассуждения «Neue Preusische Zeitung» и «Прусских союзов»^[169].

Мы никогда не читали его объявлений в «Kolnische Zeitung», а только бегло просматривали выходящие из дюмоновской типографии листовки, которые присылались к нам со всех сторон. Но теперь, сравнивая их, мы находим, что эта макулатура одновременно играет роль и объявлений и листовок.

Чтобы искупить наше прегрешение перед анонимным Монтескьё LVI, мы наложили на себя тяжкую кару прочесть все его объявления в «Kolnische Zeitung» и представить его духовную частную собственность в качестве «общей собственности» на суд немецкой публики.

Здесь мудрость!

Монтескьё LVI занимается преимущественно социальным вопросом. Он нашел «самый легкий, самый простой путь» для его решения и предлагает свои моррисоновские пилюли с самым елейным, наивно-бесстыдным шарлатанским пафосом:

«Но самый легкий, самый простой путь для этого» (т. е. для решения социального вопроса), «это – принять октроированную 5 декабря прошлого года конституцию, пересмотреть ее, затем заставить всех присягнуть ей и, таким образом, придать ей силу. Это для нас единственный путь к спасению… Следовательно, тот, кто от всего сердца сочувствует страданиям своих бедных братьев, кто хочет накормить голодных и одеть нагих, – одним словом, тот, кто хочет разрешить социальный вопрос, – пусть не выбирает тех, кто высказывается против конституции» (Монтескьё LVI).

Голосуйте за Бранденбурга – Мантёйфеля – Ладенберга, и социальный вопрос будет решен «самым простым» и «самым легким путем»! Голосуйте за Дюмона, Кампгаузена, Витгенштейна или даже за dii minorum gentium {буквально: «младших богов»; в переносном смысле: «второразрядных величин». Ред.}, вроде Компеса, Мевиссена и др., и социальный вопрос будет решен! «Социальный вопрос» за один голос! Кто «хочет накормить голодных и одеть нагих», пусть голосует за Ганземана и Штуппа! За каждый голос – одним социальным вопросом меньше! Принятие октроированной конституции – voila la solution du probleme social! {вот решение социального вопроса! Ред.}

Ни минуты не сомневаемся, что не только Монтескьё LVI, но и его патроны в «Союзе граждан»^[170] не будут ждать принятия, пересмотра^[171], присяги и утверждения октроированной конституции, чтобы «накормить голодных и одеть нагих». Для этого уже приняты меры.

Вот уже несколько недель, как здесь распространяются циркуляры, в которых капиталисты уведомляют мастеров-ремесленников, лавочников и т. д., что, принимая во внимание теперешнее положение дел, а также и то, что кредит стал возрождаться, процент по займам из филантропических соображений повышается с 4 до 5. —Первое решение социального вопроса!

Здешний муниципальный совет составил в том же духе «рабочую книжку» для несчастных, которые умирают с голоду – или вынуждены продавать городу свои рабочие руки (ср. № 187 «Neue Rheinische Zeitung»). Читатель, может быть, помнит, что в этой октроированной рабочим хартии сказано, что лишившийся работы рабочий отдается, согласно договору, под надзор полиции. – Второе решение социального вопроса!

В Кёльне муниципальный совет вскоре после мартовских событий основал столовую, недорогую, хорошо обставленную, с прекрасными, теплыми комнатами и т. д. После провозглашения октроированной конституции вместо этого помещения под столовую было отведено другое, находящееся в ведении управления богоугодными заведениями, – помещение, где не топят, где не хватает посуды, где не разрешается тут же, на месте, есть, а кварта какой-то похлебки продается за 8 пфеннигов. – Третье решение социального вопроса!

В Вене рабочие, пока город был в их руках, охраняли банк, дома и богатства бежавших буржуа. После своего возвращения те же самые буржуа донесли на этих «разбойников» Виндишгрецу, требуя, чтобы они были повешены. Безработные, обращавшиеся в муниципальный совет, были отправлены в армию, выступающую против Венгрии. – Четвертое решение социального вопроса!

В Бреславле {Польское название: Вроцлав. Ред.} муниципальный совет и правительство спокойно бросили в жертву холере несчастных, которые должны были искать убежища в богадельне, лишив их физически необходимых средств существования, и только тогда обратили внимание на жертв своей жестокой благотворительности, когда эпидемия стала угрожать им самим. – Пятое решение социального вопроса!

В берлинском союзе «с богом за короля и отечество» один из друзей октроированной конституции выразил свою досаду по поводу того, что для соблюдения своих интересов и проведения в жизнь своих планов все еще приходится заигрывать с «пролетариатом».

Вот в чем разгадка «решения социального вопроса»!

«Прусские шпионы потому так и опасны, что им никогда но платят, – они всегда лишь надеются получить плату», – говорит наш друг Гейне. А прусские буржуа потому так и опасны, что они никогда не платят, а всегда лишь обещают платить.

Английские и французские буржуа позволяют себе в дни выборов расходовать много денег. Их приемы подкупа общеизвестны. Прусские буржуа – «о, это преумнейшие люди!» Слишком добродетельные и солидные, чтобы раскошеливаться, они расплачиваются «решением социального вопроса». Это ведь ничего не стоит! Однако Монтескьё LVI платит, по крайней мере, как официально заверяет Дюмон, то, что причитается за объявления в «Kolnische Zeitung» и в придачу – уже gratis {даром. Ред.} – преподносит решение «социального вопроса».

Практическая часть petites oeuvres {миниатюрных творений. Ред.} нашего Монтескьё сводится, таким образом, к следующему: Голосуйте за Бранденбурга – Мантёйфеля – Ладенберга! Избирайте Кампгаузена – Ганземана! Пошлите нас в Берлин, дайте нашим людям прежде всего утвердиться там! В этом решение социального вопроса!

Бессмертный Ганземан решил этот вопрос. Сперва восстановление порядка, дабы можно было восстановить кредит. Затем, как в 1844 г., когда «Моим дорогим силезским ткачам нужно и должно было помочь», – порох и свинец для решения «социального вопроса»!

Голосуйте поэтому за друзей октроированной конституции!

Но Монтескьё LVI принимает октроированную конституцию только для того, чтобы ее можно было вслед за тем пересмотреть и присягнуть ей.

Милейший Монтескьё! Раз ты принял конституцию, ты будешь ее пересматривать, лишь исходя из ее собственных основ, т. е. ты будешь ее пересматривать лишь постольку, поскольку это будет угодно королю и второй палате, состоящей из захолустных юнкеров, финансовых баронов, высших чиновников и попов. Этот единственно возможный пересмотр предусмотрительно указан уже в самой октроированной конституции. Он заключается в отказе от конституционной системы и в восстановлении старого христианско-германского сословного строя.

Это единственно возможный и единственно дозволенный пересмотр после принятия октроированной конституции, с чем не может не согласиться проницательный Монтескьё.

Практическая часть petites oeuvres Монтескьё LVI сводится, таким образом, к следующему: Голосуйте за Ганземана – Кампгаузена! Голосуйте за Дюмона – Штуппа! Голосуйте за Бранденбурга – Мантёйфеля! Примите октроированную конституцию! Выбирайте выборщиков, которые принимают октроированную конституцию! И все это под предлогом решения «социального вопроса».

Да и на кой черт нам предлог, раз речь идет об октроированной конституции.

Однако наш Монтескьё, разумеется, предпослал своему практическому наставлению, как разрешить «социальный вопрос», т. е. основной сути своего гигантского труда, также и теоретическую часть. Рассмотрим же эту теоретическую часть.

Глубокомысленный философ сперва объясняет, что такое «социальные вопросы».

«Итак, что же такое, в сущности, социальный вопрос?

Человек должен и хочет жить.

Чтобы жить, человеку нужны жилище, одежда, пища.

Жилище и одежду природа совершенно не производит, пища в диком состоянии растет весьма редко и далеко не в достаточном количестве.

Поэтому человек сам должен заботиться об удовлетворении этих потребностей.

Это достигается трудом.

Поэтому труд есть первое условие нашей жизни – без труда мы не можем жить.

У первобытных народов каждый сам строил себе хижину, сам изготовлял себе одежду из звериных шкур, сам собирал себе плоды для еды. Таково было первобытное состояние.

Но если человеку ничего не нужно, кроме жилища, одежды, пищи, если он, следовательно, удовлетворяет только свои физические потребности, он стоит на одной ступени с животными. Ибо то же самое делает и животное.

Но человек – существо высшее по сравнению с животным, ему нужно больше для жизни: ему нужны радости, он должен подняться до моральной ценности. А этого он может достигнуть лишь в том случае если он живет в обществе.

Но как только люди стали жить в обществе, условия их жизни совершенно изменились. Они скоро заметили, что работать гораздо легче, когда каждый отдельный человек исполняет только одну определенную работу. И тогда одни стали шить одежду, другие строили дома, третьи заботились о пище, и первые давали вторым то, чего у них не было. Так сами собой образовались различные профессии людей; одни стали охотниками, другие ремесленниками, третьи земледельцами. Но люди и на этом не остановились, ибо человечество должно идти вперед. Люди начали изобретать. Было изобретено прядение и ткачество, научились копать железо, выделывать кожи. Чем больше появлялось изобретений, тем разнообразнее становились ремесла, тем легче становилось земледелие, которому ремесло дало плуг и заступ. Одни области труда помогали другим, все были тесно связаны между собой. Потом стали вступать в общение с соседними народами. У одного народа было то, в чем нуждался другой, – последний же имел то, чего не было у первого. Начался обмен. Так возникла торговля, а с нею новая отрасль человеческой деятельности. Так поднималась культура – с одной ступени на другую. От первых элементарных изобретений через столетия дошли, наконец, до изобретений нашего времени.

Так возникли у людей науки и искусства, и жизнь становилась все богаче, все разнообразнее. Врач лечил больных, священник проповедовал, купец торговал, земледелец обрабатывал поле, садовник разводил цветы, каменщик строил дома, которые столяр снабжал домашней утварью, мельник молол муку, из которой булочник выпекал хлеб. Одно было тесно связано с другим; никто не мог стоять особняком, никто не мог самостоятельно удовлетворять свои потребности.

Таковы общественные отношения.

Они совершенно естественно возникли сами собой. И если вы сегодня произведете революцию, которая разрушит все эти отношения до основания, а завтра вы опять начнете жить сначала, то снова создадутся точно такие мое отношения, какие существуют теперь. В течение тысячелетий так было у всех народов земного шара. И если теперь кто-нибудь проводит различие между рабочими и буржуазией, то это наглая ложь. Мы все работаем, каждый по-своему, каждый по своим силам и способностям. Врач работает, когда посещает больного, музыкант – когда он играет танцующим, купец – когда пишет свои письма. Все работают, каждый на своем месте».

Здесь мудрость! Имеющий уши да слышит!

Итак, что же такое, в сущности, физиологический вопрос?

Каждое физическое тело предполагает известную тяжесть, плотность и т. п. Каждое органическое тело состоит из разного рода составных частей; каждая из них выполняет свою особую функцию, и взаимодействующие органы тесно связаны друг с другом.

«Таковы физиологические отношения».

Монтескьё LVI, этого нельзя отрицать, обладает оригинальным талантом упрощать науку. Пожалуйте патент (без гарантии правительства) для Монтескьё LVI!

Продукты труда производятся только трудом. Без посева нет жатвы, без прядения нет пряжи и т. д.

Европа с восхищением склонится перед великим гением, который здесь, в Кёльне, сам, без всякой помощи «Neue Preusische Zeitung», открыл эти истины.

В процессе труда люди вступают в определенные отношения друг с другом. Происходит разделение труда, более или менее разнообразное. Один печет, другой кует, один мутит [wuhlt], другой ноет [heult]^[172], Монтескьё LVI пишет и Дюмон печатает. Адам Смит, вот у кого тебе надо учиться!