Текст книги "Пока мы не встретились"

Автор книги: Карен Рэнни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Между двумя высокими шкафами располагалась ниша с застекленной витриной, над которой висел портрет женщины с добрыми, наполненными блеском глазами. Женщина была не первой молодости, но поразительно привлекательна. Ее голову прикрывала изящная белоснежная вуаль, так тонко выписанная, что Кэтрин различала фактуру ткани.

В витрине лежала единственная книга, старая, с потрескавшейся от времени кожаной обложкой. Кэтрин осторожно приподняла крышку и открыла книгу. Заглавие на титульном листе было на незнакомом языке. Разочарованная Кэтрин перевернула несколько страниц и обнаружила, что книга содержит одни только иллюстрации. Очень наглядные рисунки обнаженных мужчин.

На первой картине изображался молодой человек. Одну руку он положил на бедро, другая висела вдоль тела. На его лице играла широкая улыбка, глаза блестели. Казалось, молодой человек гордился тем, что художник изображает его в состоянии полной эрекции.

Кэтрин захлопнула книгу и в недоумении стала всматриваться в портрет над витриной. Теперь ей казалось, что немолодая женщина смотрит насмешливо, словно понимает, насколько Кэтрин шокирована.

Кэтрин стояла, прижав руку к груди, пока не успокоилась, потом снова взглянула на книгу. Что это за ужас такой? Неприличная, даже греховная книга… Кэтрин никак не ожидала найти такую в библиотеке Балидона.

Может быть, она все неправильно поняла или ей все привиделось? Очень медленно Кэтрин приподняла обложку и перевернула страницу. Нет, иллюстрация была той же самой. Молодой человек демонстрировал полную эрекцию. Его пенис торчал перед ним, как живое копье. Кэтрин почувствовала, как по животу разливается жаркая волна, и не могла себя заставить отвести взгляд, но через секунду все же перевернула страницу. Тонкий листок кальки отделял ее от следующего рисунка. На нем изображался другой мужчина, на сей раз старше. У мужчины были рыжие волосы, и не только на голове, но и между бедер. Он лежал на скамье, приподняв одну ногу, а руку положил на колено. Второй рукой он держал напряженный член. Глаза мужчины бесстыдно смотрели прямо на Кэтрин.

Кэтрин ни разу в жизни не доводилось видеть обнаженного мужчину в таком состоянии. Она была замужем за Гарри всего месяц, а потом он ушел на войну. В спальне Гарри всегда выключал свет, и они занимались любовью исключительно в темноте.

Кэтрин бессознательно опустила руку на страницу и провела пальцем по линии возбужденного члена. Неужели он может быть таким огромным? Ее скромный опыт говорил ей о другом. Прижав ладонь к губам, Кэтрин рассматривала рисунок и пыталась понять, где правда. Может быть, перевернуть еще одну страницу? Никогда не следует пренебрегать знаниями, особенно в областях, где она абсолютно невежественна. За следующие четверть часа Кэтрин основательно почерпнула из этого источника просвещения.

Книга содержала более тридцати картин, и каждая завораживала сильнее, чем предыдущая. В конце книги были иллюстрации с изображением не одного, а двух мужчин, один из которых восхищенно касался другого.

Последняя иллюстрация шокировала Кэтрин больше других. Там был изображен мужчина, стоящий на коленях перед молодым человеком. Его язык почти касался напряженного члена юноши. На лицах обоих было написано настоящее блаженство.

– Мой двоюродный дед собирал такие вещи, – произнес голос Монкрифа у нее за спиной.

Кэтрин так подскочила, что уронила тяжелую книгу на стеклянную крышку, и мгновение с ужасом думала, что витрина не выдержит этого удара.

– Я вас не слышала, – запинающимся голосом произнесла Кэтрин и захлопнула книгу. Дрожащими руками она снова подняла крышку витрины и убрала туда книгу. И лишь тогда обернулась к Монкрифу.

– В его коллекции есть и другие книги. Например, японские эротические гравюры-шунга. Там изображены и женщины.

– Вот как?

Монкриф подошел ближе и вынул из витрины книгу, которую Кэтрин так поспешно спрятала.

– Она вас заинтересовала? – спросил Монкриф и наугад раскрыл страницу с изображением обнаженного мужчины с мечом и щитом у ног. Мужчина стоял вполоборота, но было видно, как он возбужден. Он закинул мускулистые руки за голову, и каждая мышца на его спине была прорисована очень отчетливо.

Кэтрин прикрыла глаза, чтобы не смотреть на следующую картину, где двое мужчин лежали на скамье, касаясь пальцами, членов друг друга. На лицах обоих был написан восторг.

– Неужели это так приятно? – спросила она.

На минуту в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием лампы. Кэтрин сама испугалась своего вопроса. А Монкриф? Монкриф смотрел на свою смущенную жену и улыбался.

– Уверяю тебя, приятно. Кэтрин была потрясена.

– Но только я предпочитаю женщин, – поправился Монкриф, усмехнувшись.

– И женщина может такое сделать?

Кэтрин потянулась к книге, быстро ее перелистала, нашла нужную картинку и ткнула в нее пальцем.

– И это тоже? – с изумлением спросила она. Монкриф опустил взгляд на лист с изображением двух молодых людей, один из которых ласкал второго языком.

– Да, – просто ответил он. – И это тоже. Кэтрин во все глаза смотрела на картинку.

– Но зачем им это? Неужели это кому-нибудь может понравиться?

Его смех несказанно удивил Кэтрин. Он вернул книгу обратно в витрину и мягким движением повернул Кэтрин лицом к себе.

– Кэтрин, – в самое ухо прошептал он, – страсть, как наркотик. Когда ты в нее погружаешься, то хочешь касаться партнера везде и всеми частями тела, хочешь доставить ему удовольствие всеми возможными способами.

Мысль о том, что кто-то прикасался к нему именно так, лишила Кэтрин дара речи.

– И я всем сердцем надеюсь, что наступит день, когда ты это поймешь.

Кэтрин густо покраснела, развернулась и опрометью бросилась вниз по лестнице, как будто ее преследовали демоны.

Глава 12

Кэтрин очнулась от беспокойного сна за час до рассвета. Она не стала звать Мэри, а взяла одно из повседневных платьев, привезенных из Колстин-Холла, и оделась сама. Монкрифа в спальне не было, и Кэтрин была благодарна ему за отсутствие.

Муж очень странно себя вел после того, как вчера обнаружил ее в библиотеке. Весь обед странно улыбался и вечером тоже не сводил с нее глаз. А Кэтрин никак не могла выбросить из головы увиденные иллюстрации, ее щеки то и дело вспыхивали от непрошеных воспоминаний.

Все утро она занималась делами Колстин-Холла, а когда закончила и пошла, отдать письма Уоллесу, чтобы тот отправил их в Колстин-Холл, то вдруг услышала раздраженный голос Джулианы.

– Что я слышу? Ты приказал Мансону подготовить южное поле? И увеличить мощность винокурни? Ты должен был сначала посоветоваться со мной, Монкриф!

Кэтрин остановилась, не желая идти мимо распахнутой двери. Ей не хотелось видеть Монкрифа в такой момент. Встречаться с Джулианой тем более не было ни малейшего желания. Кэтрин осталась в холле и невольно подслушала дальнейший разговор.

– Не вижу в этом никакой необходимости, – спокойно ответил невестке Монкриф.

– Пока ты играл в войну, я самостоятельно управляла Балидоном.

– Недостаточно мудро, Джулиана.

Кэтрин легко могла вообразить, как гримаса исказила лицо Джулианы.

– Монкриф, приехав, ты отменил все меры экономии, которые я здесь ввела. Мы истратим сумасшедшие деньги, а что получим взамен?

– Лучшие условия жизни, мадам. Благодарных слуг. Людей, которые захотят, именно захотят работать в Балидоне, а не торчать здесь по необходимости. Джулиана, я не желаю, чтобы Балидон превратился в каторжную колонию для бедняков. Нам всегда служили преданные и верные слуги.

– Но деньги!

– Да, деньги. Их у нас много. Больше, чем сто человек могут истратить за всю жизнь. Почему ты экономишь их с таким усердием, Джулиана?

– Потому что иначе денег может не оказаться, когда ты их хватишься.

– Или потому, что у тебя есть другие способы их истратить? Неужели ты думаешь, я не заметил, что твои друзья – якобиты? Я, как и мой отец, не позволю, чтобы Балидон превратили в дойную корову ради воплощения идиотских мечтаний.

– Твой отец был убит из-за своей неверности делу. Ты хочешь, чтобы с тобой случилось то же самое?

Наступила гробовая тишина. Кэтрин сделала шаг назад. Потом ей захотелось зайти в гостиную.

– Что тебе известно, Джулиана?

– Ты не хуже меня знаешь – твой отец верил, что его ограбили воры, пока он был за границей.

– Это действительно были воры? Или якобиты? Опять тишина. Кэтрин отчаянно хотелось заглянуть в гостиную.

– Джулиана, я приказал своим поверенным проверить все гроссбухи, и я искренне надеюсь, что ты не тратила мои средства ни на что, кроме Балидона.

– За эти годы ты, Монкриф, превратился в англичанина, ты забыл, что ты шотландец, забыл свое наследие.

– Я пытаюсь его сохранить, Джулиана, а ты хочешь пустить его по ветру вместе с идиотами, у которых в голове пустые мечтания о славе.

Через мгновение Джулиана пулей вылетела из комнаты и даже не взглянула в сторону Кэтрин, и тут же в дверном проеме возник силуэт Монкрифа.

– Она очень зла на тебя, – проговорила Кэтрин. Монкриф отступил в сторону, чтобы пропустить жену в гостиную. Потом уперся ладонью в косяк двери и, не глядя на Кэтрин, сказал:

– Она живет в прошлом, а я – нет.

– Ты действительно стал англичанином?

– Наверное, я – и то и другое. И шотландец, и англичанин. Я всегда считал, даже до того, как вступил в полк, что восстание Претендента было плохо подготовленным актом законченного эгоиста. В этом я был согласен с отцом. Но я никогда не забывал, кто я и откуда родом.

Кэтрин не приходилось встречать людей, подобных Монкрифу. Герцог всегда оставался самим собой, его уверенность проявлялась во всем, что он говорил или делал.

– Увлечения Джулианы опасны?

– Нет, просто очень дорогостоящи. – Монкриф улыбнулся. – Все друзья Джулианы – родня тех, кто поддержал восстание. Ничего удивительного в том, что они сплотились и оплакивают минувшие дни.

– Тогда почему бы, не отослать ее из Балидона?

– Лучше знать, что делает противник, чем оставаться в неведении. Я предпочитаю, чтобы Джулиана, замышляющая восстание под флагом Балидона, была рядом со мной, а не где-то без наблюдения.

– Ты с ней очень терпелив. Монкриф пожал плечами.

– Я могу понять ее разочарование. Ее положение изменилось. Власть утеряна. Изменилась вся ее жизнь, но я думаю, она еще не осознала этого до конца.

– Моя жизнь тоже изменилась, – сказала Кэтрин.

Монкриф прошел к окну и стал смотреть на раскинувшиеся внизу поля. Утреннее солнце осветило яркими лучами мускулистую фигуру и орлиный профиль.

– Я как раз полагаю, что твоя жизнь совсем не изменилась, – наконец произнес Монкриф. – Ты носишь с собой свое горе, как черепаха – панцирь. Единственное, что изменилось, это место, где ты горюешь. Я вижу, как с каждым днем твое горе растет. Гарри больше нет, но смерть не сделала его святым, а ты почти молишься на него.

Кэтрин прижала руку к груди. Она не ожидала этого нападения.

– Монкриф, я считаю, что твои обвинения несправедливы. Я стараюсь выполнять свои обязанности. Я обсуждаю дела с поварихой, слежу за пошивом новой формы для слуг, занимаюсь полной инвентаризацией мебели в Балидоне.

– Все это прекрасно, и все это прекрасно может делать Глинет. А как насчет твоих обязанностей герцогини? Моей герцогини? Может быть, мне стоит написать тебе письмо и объяснить, что я имею в виду? И тогда ты будешь его хранить так же свято, как хранишь письма Гарри? Или ты думаешь, я не знаю, что ты с ними спишь?

Кэтрин отошла к камину. Вот куда завело ее любопытство. Зачем им это противостояние?

– А может, я вообще не стану его читать! – с обидой воскликнула она. – Нет, Монкриф, напиши мне письмо. Тогда я смогу порвать его в клочки и бросить в огонь!

Монкриф отвернулся от окна, сложил на груди руки и стал молча смотреть на Кэтрин.

– Почему ты не хочешь дать себе еще один шанс в жизни? – наконец спросил он.

Кэтрин внимательно разглядывала фигурку пастушки на каминной полке. Удивительно, насколько правдоподобно выглядели крошечные цветочки в ее корзинке. В конце концов, Кэтрин заставила себя обернуться и посмотреть Монкрифу в лицо.

– Мне кажется, что все, чем я была, чем я владела, исчезло: мой дом, моя семья, мои слуги, мой муж.

– Теперь у тебя новый дом и новый муж.

– Да, я знаю.

– Мадам, неужели вы не способны проявить хотя бы искру интереса ко мне? Я согласен, что ситуация не идеальная, но могло быть значительно хуже. Я мог бы оказаться нищим, обокрасть вас. Мог оказаться бездушным деспотом. Но ведь я не такой, хотя и начинаю понимать, каким деспотичным может сделаться мужчина в некоторых обстоятельствах.

– Ты говоришь о спальне? Я вдова, сэр, а не девственница. Я понимаю мужские потребности.

– Понимаешь?

– Мне не нравится твой тон, – заявила Кэтрин, ее щеки пылали, грудь сдавило волнением, но она не отвела глаз.

– Мадам, вы уже не вдова. Называйте себя герцогиней. Или женой. – И герцог с негодованием посмотрел на ее черное платье.

Монкриф выглядел очень надменным, настоящим герцогом до мозга костей.

Сейчас он стоял прямо, как будто все еще был солдатом. Широкие плечи расправлены под камзолом, панталоны плотно облегают бедра. Он очень красивый мужчина и явно об этом знает. Похоже, Монкриф и понятия не имеет о скромности.

– Монкриф, не я решила выйти за тебя замуж. Я прекрасно сознаю, какие благородные чувства толкнули тебя на этот нелепый поступок, но это не может изменить того факта, что я – жена поневоле.

Монкриф молчал очень долго, а когда заговорил, его голос звучал бесстрастно:

– Оставь себе свои письма, дорогая жена. Оставь себе свое бесплодие и свое целомудрие. Храни воспоминания, пока они не растают, как тают все воспоминания. – Он приблизился к Кэтрин, коснулся ее щеки и произнес более мягким тоном: – Но все же жаль, что ты с таким рвением защищаешь смерть, а не жизнь. Я мог бы показать тебе всю радость страсти. Или ты именно этого и боишься, Кэтрин? Странно, я никогда не считал тебя трусихой.

– Разве у женщины нет права остаться верной?

– Значит, это верность заставляет тебя хранить чистоту? Тогда мне жаль тебя, Кэтрин. Гарри Дуннан не стоил твоей верности.

Кэтрин закрыла глаза, мечтая о том, чтобы Монкриф ушел. Его ладонь была грубой, пальцы шершавыми, но он нежно касался ее кожи, гладил по щеке, дотрагивался до виска… Как странно, Кэтрин никогда не считала, что остро реагирует на прикосновения, не замечала, что вздрагивает от поглаживания мочки уха… Сейчас она чувствовала себя беззащитной перед этим нежным вторжением. Наверное, этого Монкриф и добивался – хотел напомнить ей, что он жив, а Гарри мертв. А если и так, то она ведь тоже живая. И Кэтрин на миг подалась к этой ласкающей ладони и тут же пожалела о своем порыве.

– Кэтрин, я не могу забыть, как ты смотрела на книгу. Я хочу, чтобы ты так восторженно смотрела на меня, а не на других мужчин.

Кэтрин потрясенно распахнула глаза, но Монкриф уже вышел из комнаты. На мгновение ей показалось, что этот разговор ей привиделся. Глубоко вздохнув, она вдруг подумала, что Монкриф все это подстроил, и рассердилась на него, а может быть, на себя. За то, что она так отчаянно жаждала этого прикосновения, этой капли тепла от другого человека.

Кэтрин решительно расправила плечи и отправилась по делам, намереваюсь больше не думать о Монкрифе.

Глава 13

В Балидоне было три башни, но мебель хранили только в одной. В других хранилось оружие и сундуки, полные книг и документов, которым не нашлось места в библиотеке. Кэтрин обследовала круглую башню, которая смотрела за запад. Ее единственную восстановили в том виде, какой она была двести лет назад.

В нижней части башни царила темнота, окон там не было. От земляного пола пахло пылью и чем-то кислым. Кэтрин быстро взбежала по встроенным в стену ступеням на второй этаж.

Здесь пол был деревянным, и его, очевидно, время от времени перестилали. Ступени вывели Кэтрин на зубчатую крышу. Отсюда были видны все владения Балидона. Как глупо было считать, что Колстин-Холл процветающее имение. По сравнению с владениями Лаймондов оно действительно казалось всего-навсего небольшой фермой.

Массивная дверь открылась на удивление легко, видимо, петли были недавно смазаны.

Кэтрин зажгла свечу и порадовалась, что кто-то расчистил проход среди собранной здесь мебели. Она уже поднялась до половины лестницы, когда навстречу ей кто-то бросился, толкнул и пролетел мимо. Кэтрин покатилась вниз. Свеча упала, погасла, и наступила полная темнота.

Ее падение остановил поворот стены. Кэтрин уперлась ладонями в грязный пол, с усилием села и ладонью обхватила ушибленную щиколотку. Пошевелив пальцами на ноге, она убедилась, что стало хуже, при этом из ее губ вылетела непотребная для леди фраза, услышанная на конюшне.

Вдруг дверь распахнулась, и темноту прорезал столб света.

– Кэтрин? – Голос принадлежал Монкрифу.

– Как ты узнал, что я здесь? – Меньше всего Кэтрин сейчас хотела видеть мужа – горечь последнего разговора еще не выветрилась из памяти.

– Искал тебя, Кэтрин.

– Чтобы извиниться за дерзость?

– Возможно. А ты примешь мои извинения?

– Не раньше, чем их услышу. – Она нахмурилась. – Монкриф, пожалуйста, уходи. Я здесь сама справлюсь.

– Почему я тебе не верю?

– Я не знаю, и мне все равно. Уходи.

Монкриф присмотрелся и, перепрыгивая ступеньки, взлетел наверх.

– Что ты здесь делала?

– Что ты имеешь в виду? Я ничего не делала и не принимала опий, если ты это подразумеваешь. Я хотела осмотреть башню, вдруг кто-то выскочил, пролетел мимо меня и чуть не столкнул с лестницы.

– Неужели ты сама должна этим заниматься? Где Глинет?

Кэтрин, пытаясь не обращать внимания на боль, скрестила на груди руки.

– Она попросила выходной, и я разрешила. Монкриф присел на корточки и несколько минут изучающе рассматривал Кэтрин.

– Ты очень добра со слугами.

– Как и ты. – Она состроила на лице такую же хмурую мину. – Питер восхищается тобой, а Уоллес готов на тебя молиться. – Кэтрин отвела глаза. Пристальный взгляд Монкрифа смущал ее.

– Ты все еще на меня сердишься, – проговорил Монкриф.

– Я поражена твоей догадливостью. Пожалуйста, уходи.

– Что у тебя со щиколоткой? Кэтрин опять потерла ногу.

– Ничего страшного. Уходи.

– Ты так упряма, что отказываешься от помощи? Ясно же, что у тебя что-то с ногой.

– Я не настолько одурманена наркотиком, чтобы самой не разобраться.

– Зато тебя ослепил гнев.

– Думаю, у меня, больше чем у любого в Балидоне, есть на это причина. Уходи же! Ну, сколько раз тебе говорить! – Кэтрин бросила на мужа сердитый взгляд, который, однако, произвел обратный эффект – Монкриф улыбнулся.

– Ты единственный человек в Балидоне, кроме Джулианы, который не ставит меня ни во что.

– Сравнение с Джулианой должно мне польстить?

Монкриф нагнулся и легко подхватил ее на руки. Кэтрин издала слабый писк и зажмурилась, чтобы не смотреть вниз.

– Мы можем целый день здесь препираться, а я хочу осмотреть твою щиколотку.

– Не обязательно нести меня на руках.

– Ты думаешь, я позволю тебе идти с ушибленной ногой?

– Просто меня никогда не носили на руках. Кэтрин вовсе не казалось, что ее нежат, она чувствовала беспокойство.

Монкриф быстро прошел по земляному полу башни и вынырнул в холодный солнечный день. Кэтрин порадовалась, что надела накидку. Она обхватила шею Монкрифа, прикрыла глаза, откинула голову и подставила лицо солнечным лучам.

Монкриф внезапно остановился, и Кэтрин открыла глаза. Синие глаза герцога были совсем рядом. Вблизи они казались еще выразительнее. Монкриф чуть наклонил голову, и на миг Кэтрин почудилось, что он сейчас ее поцелует, но в последний момент Монкриф отстранился.

– Тебе не обязательно нести меня на руках. Монкриф опустил взгляд.

– Так что, поставить тебя на ноги? – Он стал опускать Кэтрин, она дотронулась ногой до земли и ойкнула от боли.

– Нет.

– Кэтрин, неужели тебе так трудно принять от меня помощь?

– Со дня нашей встречи я только и делаю, что принимаю твою помощь, Монкриф. Наши отношения не сбалансированы.

– Ты сможешь ухаживать за мной, когда я заболею. Будешь подавать поднос с завтраком делать компрессы.

– Не могу представить тебя больным, – слабо улыбнулась Кэтрин.

– Я тоже человек, Кэтрин, – резко ответил он. Близость Монкрифа кружила голову, мешала думать, и Кэтрин решила больше не думать, а просто прижалась щекой к его груди и услышала, как мощно стучит сердце Монкрифа.

Он такой сильный, такой самоуверенный, что легко может победить ее. В каком-то смысле именно это сделала с ней опийная настойка. Кэтрин не позволит, чтобы одну слабость заменила другая.

Теперь ей хотелось, чтобы Монкриф отпустил ее. Она пойдет к себе, сделает холодный компресс, положит ногу на высокую подушку, и через несколько часов все будет в порядке. А если такие меры не помогут, то можно сделать повязку, чтобы уменьшить отек.

Монкриф свернул направо и быстро направился к сторожке. Здесь, спрятавшись за кустами, находилась небольшая, обитая железом дверь, которую прежде Кэтрин не замечала.

– Куда она ведет? – спросила Кэтрин, пока Монкриф поворачивался боком, чтобы войти.

– В главную башню. А оттуда к потайному ходу.

– К потайному ходу?

– У Балидона длинное, бурное прошлое. Бывали времена, когда нашей семье приходилось спасаться, а потому эти проходы всегда содержались в порядке. Здесь короче.

Вскоре они оказались в холодном погребе, где хранились съестные припасы и бочки с вином. Здесь было по настоящему холодно, но не чувствовалось обычной для подвалов сырости. В углу находилась лестница в кухню, но Монкриф направился не туда, а к полкам с ящиками и бочонками.

– Я опущу тебя на минуту.

Он поставил Кэтрин на здоровую ногу и прижал к себе, затем положил ладонь на стену за бочонками.

– Ты что-то ищешь?

– Один кирпич. Когда я был маленьким, то залезал на полку, чтобы его найти. Ага, вот он. – Монкриф с рычанием налег на стену плечом, и вдруг целая ее секция сдвинулась внутрь. Он снова подхватил Кэтрин на руки, а она была настолько заинтригована, что не стала возражать. В коридоре было абсолютно темно, но Монкриф шел так уверенно, словно знал тут каждый кирпич.

– Как ты ориентируешься? Здесь ничего не видно, – спросила Кэтрин, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть.

– Я тут часто бродил ребенком и помню каждый поворот.

– Кто-нибудь знает про этот ход?

– Должен знать старший сын. Чтобы защитить семью.

– И все-таки ты знаешь.

– Я был очень любознательным ребенком, – ответил Монкриф, и Кэтрин по голосу поняла, что он улыбается, – и хотел раскрыть все тайны.

Еще в галерее Кэтрин подумала, что в детстве он был одинок, а сейчас утвердилась в этом мнении.

– Разве у тебя не было товарищей?

Монкриф ответил не сразу. Кэтрин даже решила, что он просто проигнорировал вопрос.

– Мои братья были значительно старше меня и занимались своими делами. Меньше всего им хотелось возиться с маленьким.

– Ты был счастлив в детстве?

– Думаю, да. Большую часть времени я проводил в одиночестве, но всегда находил интересные занятия.

– Значит, в детстве у тебя не было друзей?

– Я этого не сказал. В то время у поварихи был сын, мы вместе играли. И разумеется, была Гортензия.

– Гортензия? Так вы знаете друг друга с детства?

– Джулиана и ее сестра были нашими соседями. – И не успела Кэтрин задать следующий вопрос, как Монкриф на него ответил: – В детстве Джулиана была приятным ребенком. Она была старше, и к тому же ее уже обещали Колину. Что до меня, то гувернер почти не оставлял мне свободного времени. Я вспоминаю, что когда он уезжал или болел, я пьянел от свободы. – Монкриф помолчал. – После смерти Дермотта я, как мог, избегал внимания своего отца. К счастью, к тому времени Колин достиг совершеннолетия, и они с отцом много путешествовали.

– А твоя мать? – Они уже поднялись до цокольного этажа.

– Мама умерла, когда мне исполнилось два года. – Монкриф опять замолчал. – Помню, со мной возились няньки. Все они меня безбожно баловали. Я был очень изнеженным молодым человеком. Так, по крайней мере, говорил мой отец.

– Я думаю, твой отец мне бы не понравился, – задумчиво протянула Кэтрин.

Монкриф усмехнулся.

– Я сам не уверен, что он мне нравился. Монкриф поднимался по крутому пролету, и Кэтрин коснулась его груди:

– Может быть, лучше отпустить меня?

– А ты можешь идти?

– Думаю, да. С твоей помощью.

– Лучше я тебя донесу.

Монкриф на минуту остановился. Кэтрин решила, что он восстанавливает дыхание, но тут услышала царапающий звук, потом Монкриф налег на стену спиной, стена сдвинулась, и в проход хлынул яркий свет.

Кэтрин полной грудью вдохнула свежий воздух и вдруг поняла, что они в герцогской спальне.

В распахнутые окна струились солнечные лучи, и Кэтрин на миг ослепла от яркого света. Монкриф мгновение подумал, подошел к кровати, осторожно опустил Кэтрин на покрывало и стал перед ней на колени.

– Со мной все в порядке, – заверила его Кэтрин. – Правда-правда.

Не думая о приличиях, Монкриф приподнял подол ее платья. Кэтрин потянулась и одернула подол, но Монкриф, ни слова не говоря, поднял его опять и, не спрашивая позволения, стал снимать с Кэтрин ботинки. Неожиданная резкая боль не позволила ей возразить, но когда Монкриф пробежал по ноге пальцами, Кэтрин шлепнула его по руке.

– Монкриф, что ты делаешь? – Она хотела отстраниться, но Монкриф не убрал руку.

– Кэтрин, как ты собираешься лечить сломанную лодыжку и одновременно сохранять приличия? От чего-то придется отказаться.

Можно подумать, что он все это заранее спланировал. В глазах Монкрифа, играли веселые чертики, и хмурый взгляд Кэтрин их не прогнал. Однако он говорил правду. Надо забыть или о сломанной щиколотке, или о том, что его рука лежит у нее на голени, а пальцы касаются колена.

Боль в лодыжке становилась все сильнее.

– Ты, правда, думаешь, что тут перелом?

– Я не смогу узнать, пока ты не снимешь чулок. Кэтрин вспыхнула, думая, что можно все сделать, не нарушая приличий.

– Тогда отвернись.

– Нет.

– Нет?

– Мадам, я ваш муж, а вы постоянно забываете об этом. Однако закон считает именно так, весь Колстин-Холл так считает, а теперь и весь Балидон.

Невыносимый человек! Но Кэтрин тоже может быть упрямой.

– Ну, хорошо, – сказала она и приподняла юбку со всем возможным достоинством.

Монкриф и не думал вести себя по-джентльменски. Он во все глаза следил, как Кэтрин тянулась к подвязке, как осторожно спускала ее ниже колена. Кэтрин едва не шлепнула Монкрифа по пальцам, когда он выхватил подвязку и стянул со ступни, и только потом догадалась, что он просто помогает ей протащить упругую полоску через распухшее место.

Затем пришла очередь чулка. Кэтрин медленно скатывала его по ноге, всей душой желая, чтобы Монкриф отвернулся. Но Монкриф перехватил чулок у колена и на сей раз, позволил себе ласкающим жестом провести ладонью по ее голени. Кэтрин подняла глаза и на мгновение попала в ловушку его напряженного синего взгляда. «Отвернись, отвернись», – говорила она себе, но не могла отвести глаз. А может быть, все дело в том, что поза Монкрифа напомнила ей о том, что она видела вчера в той книге? В груди разлилось тепло, вспыхнули щеки.

Кэтрин не была девственницей, но в этот момент чувствовала себя неопытной и невинной.

– Я не верю, что там перелом, – с усилием выдавила из себя Кэтрин и, наконец, прикрыла глаза, обрывая связь между ними.

Пальцы Монкрифа ласково и осторожно ощупали ее щиколотку, пробежали по ступне, дотронулись до каждого пальца.

– Я не верю, что там перелом, – повторила она. Монкриф медленно приподнял ее ногу и осторожно дотронулся до отекшего места. Кэтрин вскрикнула от резкой боли и закусила губу.

– Так больно? – с участием в голосе спросил Монкриф.

Кэтрин открыла глаза.

– Глупо жаловаться. Ведь ты хочешь мне помочь.

Монкриф вернулся к осмотру.

– Надо наложить повязку, – сообщил он. – Перелом это или просто растяжение – лечение одно и то же.

Кэтрин кивнула.

– Может быть, дать тебе что-нибудь от боли?

– А ты потом будешь обвинять меня в пристрастии к опию? Ну, уж нет!

К ее разочарованию, Монкриф не ответил на ее выпад, а сообщил:

– У одного моего родственника была подагра. Уверен, что где-то на чердаке валяются костыли.

– Там можно найти все, что угодно, – язвительно заметила Кэтрин, успевшая основательно ознакомиться с чердаками и мансардами Балидона.

– Да, в нашей семье всегда было острое чувство будущего. Когда мой прапрапрадед в седьмом колене ходил по этим залам, он, безусловно, думал обо мне и моих братьях. Наша судьба планировалась еще до рождения наших прадедов. – Монкриф вдруг посмотрел Кэтрин прямо в лицо. – Я тоже должен думать о судьбе внуков.

Разговор принял рискованное направление, а начался так невинно! Кэтрин перевела взгляд на свою лодыжку.

– Боль не слишком сильная. Думаю, если я не буду наступать на ногу, то она быстро заживет.

– Расскажи, как все случилось. Кэтрин удивленно взглянула на мужа:

– Я же тебе говорила: кто-то меня толкнул. Когда я вошла, он, наверное, был на втором этаже.

– Ты видела его? Кэтрин покачала головой.

Монкриф подошел к окну и опустил штору.

– Отдохни, пока я найду из чего сделать тугую повязку.

– Я не устала, – возразила Кэтрин и подалась вперед.

Внезапно Монкриф подскочил к ней, подхватил, отнес к изголовью кровати и посадил среди подушек. В памяти Кэтрин что-то мелькнуло.

– Ты так уже делал, – как во сне проговорила она.

– Да, в ту ночь, когда ты едва не умерла.

– А ты не преувеличиваешь, Монкриф? Неужели мне, правда, было так плохо?

– Зачем мне преувеличивать? Чтобы жениться на женщине, которая предпочитает об этом не помнить?

Кэтрин отвела глаза.

– Я не собиралась умирать, – медленно проговорила она. – Жизнь была мне невыносима, это правда, но я не думаю, что хотела умереть.

– Ты уверена?

– Да, – твердо произнесла Кэтрин. – И я приняла слишком много опия ненамеренно.

Монкриф быстро наклонился, легко поцеловал ее в губы и вышел из спальни. Кэтрин удивленно смотрела ему вслед. Никогда она не сможет его понять.

Сама Кэтрин была в семье единственным ребенком и ничуть от этого не страдала. Лишь после смерти Гарри она стала полагаться на других людей, и, видимо, полагаться излишне.

Зависимость от Монкрифа была непривычна и приводила ее в замешательство.

Отек на щиколотке быстро увеличивался, и Кэтрин стала подумывать о том, чтобы самой поискать что-нибудь для повязки, но тут вернулся Монкриф в сопровождении двух служанок. Одна несла поднос, а вторая – искусно отделанный резьбой деревянный ящичек с медным замком. Поставив ношу на стол, обе девицы присели в книксене, но Монкриф не обратил на них никакого внимания.

Кэтрин чуть слышно сказала:

– Благодарю вас. – И служанки вылетели из комнаты. – Ты мог хотя бы делать вид, что замечаешь, когда тебе прислуживают, – с упреком обратилась она к Монкрифу.