Текст книги "Пока мы не встретились"

Автор книги: Карен Рэнни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава 18

Сжав кулаки так, что побелели костяшки, Монкриф стоял у окна. Ему хотелось расколотить это стекло, хотя бы для того, чтобы почувствовать – в жизни есть нечто такое же острое, как боль в его сердце.

Кэтрин полюбила мужчину из-за его писем. Эта горько-сладкая мысль разрывала ему душу.

Он должен был признаться, что на ее письма отвечал совсем не Гарри, а он сам, Монкриф. Должен признаться, но только не сейчас. Нужно время, чтобы Кэтрин справилась с разочарованием и поняла, что любовь давно ее ждет, ждет терпеливо и неизменно.

Монкриф услышал, как открылась дверь, но не обернулся – он знал, что она придет. Поразмыслив, Кэтрин явно решила ему не поверить. Гарри останется позолоченным идолом, а он, Монкриф, бесчестным узурпатором.

– Ты ведь не солгал мне, Монкриф?

Он не обернулся.

– Нет, не солгал.

– Он ее любил? Женщину, с которой вместе погиб?

Монкриф прикрыл глаза. Он не был готов к этому вопросу. Какой же он глупец! Конечно, Кэтрин захочет узнать!

– Не знаю, – ответил Монкриф и припомнил разговор, который случился у него с Гарри в Пойнт-Левисе.

Они сидели у подножия холма и дожидались темноты, когда вместе со всем полком должны были подняться по крутым утесам, окружающим Квебек. Безрассудный план генерала Вулфа вполне мог привести их всех к гибели, но за годы войны Монкриф свыкся с мыслью о возможной смерти.

– Полковник, вы когда-нибудь думали, что окажетесь на другом конце света? – спросил Дуннан, играя камешками на земле.

– Я иду туда, где мой полк.

– Глупо, что я не отказался, когда мне предложили патент. Но с другой стороны, это показалось мне отличным выходом. В то время я попал в довольно сложные обстоятельства.

Монкриф повернул голову и вопросительно посмотрел на Дуннана.

– Вы жалеете, что вступили в полк? Гарри расхохотался.

– Нет. Отличное получилось приключение. Но иногда я скучаю по дому. – Дуннан помолчал. – Вы верите в любовь, полковник?

– Думаю, что верю. А в чем дело? – осторожно спросил Монкриф.

Гарри посмотрел ему в лицо.

– Сентиментальное чувство, эта любовь. – Он опять умолк, но через минуту продолжил: – Я как раз влюблен. Вот так штука! – Гарри улыбнулся. – Знаете, никогда бы не подумал, что способен на это. Я скучаю по ней с каждым днем все сильнее. Сам не могу понять, в чем дело.

Монкриф ничего на это не сказал, а через минуту началась операция. Монкриф увидел капитана Дуннана только после празднования победы.

Да, такой разговор не перескажешь жене, а особенно сейчас.

– Не знаю, – повторил Монкриф, сожалея, что не может рассказать больше.

Какой юной, невинной и беззащитной выглядела Кэтрин в этот момент!

– Он, правда, жестоко обращался с лошадями?

– Откуда ты об этом узнала? От Питера? Кэтрин кивнула.

– Да, Гарри был жестоким человеком. «Не спрашивай меня больше». Слава Богу, Кэтрин и не стала больше задавать вопросов, а развернулась и пошла к двери.

– Должно быть, ты очень жалел меня, раз взял в жены. Монкриф резко обернулся.

– Я женился на тебе не из жалости.

– Тогда из-за чего, Монкриф?

Из-за любви. Но она не поймет такого ответа.

– Разве я должен оправдывать свои действия, Кэтрин?

– Ты говоришь как настоящий герцог.

– А ты – герцогиня. И сегодня в гостиной ты была герцогиней высокомерной.

Монкрифу показалось, что по губам Кэтрин скользнула слабая улыбка, и он порадовался.

Кэтрин задержалась в дверях и посмотрела на потолок.

– Монкриф, я чувствую себя такой дурой.

– Не надо, – произнес он, всей душой желая облегчить ее боль.

– Любовь может умереть?

– Иногда время помогает. – Монкриф решил прибегнуть к банальности.

– А женщина, которую ты любил, Монкриф? Ты сумел ее забыть?

«Нет. И никогда не забуду».

В комнате стало слишком душно от тайн. К счастью, Кэтрин не ждала ответа. И тогда Монкриф сделал то, что совсем не собирался делать. Он догнал Кэтрин, положил руки на ее напряженные плечи. Его пальцы коснулись обнаженной шеи, пробежались по мягкому изгибу спины.

Монкриф никогда особо не задумывался о вопросах морали или религии. Разумеется, он старался не отступать от неких нравственных принципов, но и только. Однако сейчас, держа Кэтрин в своих объятиях, он вдруг почувствовал, что Бог посылает ему самую большую награду и жизни.

Его руки спустились на талию Кэтрин. Если бы захотела, Кэтрин могла бы уйти, но она не двигалась, пряча лицо у Монкрифа на груди. Монкриф чувствовал жар ее дыхания.

Постепенно из подрагиваний и вздохов родилось удивительное чувство единения. Как будто колышимые невидимым ветром, оба начали ритмично раскачиваться.

Сейчас это единение было не искрой, разжигающей сухой хворост, оно представлялось Монкрифу щедрым и теплым дождем, который обильно насыщает истосковавшуюся по влаге почву. Он все сильнее сжимал Кэтрин в объятиях.

Сейчас, сейчас стоит рассказать ей о письмах, о том, что Гарри никогда их не писал. Возможно, Кэтрин поймет, как все случилось, если он поведает о своем безмерном одиночестве, о соблазне, который таился в мягкой нежности ее писем к мужу. Однако Монкриф не успел произнести ни слова. Кэтрин отстранилась, отбросила с лица волосы. Монкриф увидел заплаканные глаза и покрасневший кончик носа.

– Спокойной ночи, Монкриф.

– Спокойной ночи, Кэтрин. – Он уронил руки и сделал шаг назад. Ему хотелось умолять Кэтрин, чтобы она осталась, но Монкриф лишь молча смотрел, как она уходит.

Кэтрин осторожно присела на маленькую скамеечку в ногах кровати и новым взглядом стала рассматривать сундук Гарри.

Она помнила день, когда сундук прибыл в Колстин-Холл. Это случилось через несколько недель после известия о гибели Гарри. Кэтрин разбирала его много часов, плакала над каждой вещью, видя в ней символ слишком короткой супружеской жизни. Ей уже тогда подумалось, что вещей слишком мало. Что-то должно было указывать на личные интересы – книги, черновики писем к ней, карты местности, книжки с записью расходов, дневник, любимая чернильница… Ничего этого не было. Сейчас Кэтрин поняла, что этот полупустой чемодан – символ характера Гарри.

Кэтрин медленно повернула ключ в замке и приподняла крышку. Сверху лежали его письма. Кэтрин разложила их в хронологическом порядке.

Гарри никогда ее не любил. Его письма были обманом, способом успокоить богатую женушку. Мысли путались в голове, Кэтрин все не могла поверить, что человек, способный написать такие письма, был столь вероломным.

Если бы Гарри стоял сейчас перед ней, как бы он ответил на такое обвинение? Наверное, усмехнулся бы этой своей обаятельной усмешкой и произнес ее имя по-гэльски, как он иногда делал. Или просто молчал бы, торжественный и красивый, как было в день отъезда в полк?

Кэтрин поднялась и подошла к камину с ворохом писем в руках; Одно за другим она стала бросать их в огонь, каждый раз вспоминая, что там написано. Ведь она их перечитывала, перечитывала, перечитывала бесконечно.

Неужели она когда-нибудь сможет забыть? Или простить?

«Моя любимая Кэтрин!

Сегодня погиб один из моих друзей, и я чувствую, что не могу относиться к смерти с тем безразличием, которое всегда стараюсь в себе взрастить. В этой кампании мы, к счастью, потеряли всего двоих людей. Одного – из-за несчастного случая, другого – из-за болезни. Однако Дэниэл был убит мушкетным выстрелом из французского лагеря. Я не видел его убийцу, да и какое имеет значение, кто его убил.

Если со мной что-нибудь случится, любимая, знай, в сумеречном мареве последнего мига я буду думать о тебе и улыбнусь, вспоминая твои слова, твою улыбку, твою любовь. Но я не смогу смириться с разлукой, и представ перед святым Петром, объясню ему, что только из-за тебя не хотел покидать жизнь».

Кэтрин свернула письмо раз, потом еще раз и швырнула его в огонь, наблюдая, как пламя пожирает меркнущие строки. Гарри умирал с мыслями не о ней. Он лежал в постели чужой женой.

Значит, было два Гарри. Одного она любила, а другого не смогла бы даже уважать.

Совесть шептала ей, что так ведь было с самого начала.

Гарри очаровал ее остроумием, настойчивостью в ухаживаниях. До встречи с ним Кэтрин жила в очень замкнутом мире, окруженная любовью отца и занятая лишь событиями в Колстин-Холле. Гарри вскружил ей голову, его внимание наполнило жизнь Кэтрин новым светом.

Однако сам Гарри никогда не был счастлив в ее доме. Жизнь с молодой женой не радовала его. Со дня свадьбы не прошло и месяца, когда Кэтрин поняла это и заметила скуку в глазах мужа.

Кэтрин не слишком сильно переживала отъезд Гарри, надо было ухаживать за отцом. К тому же на ее плечи легли заботы о фермах. Викарий говорил ей, что она не должна грешить, а должна принимать своего мужа таким, как он есть.

Когда стали приходить письма от Гарри, Кэтрин испытала облегчение, как будто ей даровали прощение за ее вину. Человек, который писал ей, был другим – более искренним, более заботливым. Кэтрин решила, что просто не успела узнать Гарри как следует.

Но оказалось, что в письмах он ей лгал!

На письма полились слезы, но не от одиночества или потери, не от горя, что Гарри больше нет, а от чего-то значительно более себялюбивого. Кэтрин оплакивала свои иллюзии, свою безответную любовь, отданную недостойному человеку.

Значит, она не такая уж грешница, скорее просто неумная женщина.

Кэтрин вернулась к сундуку за следующей пачкой писем и ее тоже швырнула в огонь. Когда от писем остался один только пепел, Кэтрин задумалась. Надо отдать сундук Дуннанам. Мать Гарри сделает из него реликвию. А может, велит отнести на конюшню?

Только бы он не оставался на глазах у Кэтрин, напоминая о том, чего никогда не было.

Глава 19

На следующее утро Кэтрин сидела у туалетного столика, а Мэри пыталась расчесать ее спутанные волосы.

Под глазами Кэтрин залегли темные круги – знак бессонной ночи. Но сейчас ее занимала не собственная внешность, а то, что предстояло сделать. Во-первых, следует извиниться перед гостями за вчерашнюю тираду. Во-вторых, надо искать в себе силы справиться с рутиной наступившего дня, и следующего дня, и того, что придет после него. И так до конца дней.

Утром Кэтрин отослала служанку, и камин остался не чищенным. Там до сих пор лежала груда серого пепла – единственный знак, что письма Гарри когда-либо существовали.

Как вчера сказал Монкриф? «Человек – это не только то, что он пишет. Слова мимолетны. Они – просто способ удержать мысль, вопрос».

Тогда кем был на самом деле Гарри, если не словами? Кэтрин поняла, что она уже никогда этого не узнает.

В дверь, постучали. Мэри пошла открыть. В комнату вошла Глинет. На ее обычно бесстрастном лице читалась тревога.

– Вы знаете, что гости уезжают?

– Да, – ответила Кэтрин. Будь они наедине, она бы сообщила Глинет больше, но после вчерашних событии решила, что надо быть сдержаннее.

– Мне кажется, они очень спешат.

Кэтрин только кивнула в ответ.

Она дождалась, пока Мэри закончит ее причесывать, встала, взяла костыли. Боль в щиколотке стала значительно меньше, и это было единственным, светлым пятном за последние дни. Еще день или два, и она сможет ходить самостоятельно.

Глинет помогла Кэтрин спуститься по лестнице уже привычным образом – одна рука на перилах, другая на плече помощницы.

В холле собрались все – мистер и миссис Дуннан, Джулиана, Гортензия. У стены викарий разговаривал с Монкрифом. Кэтрин поспешно отвела от них взгляд. Ей не хотелось выслушивать нотации викария о милосердии, и она не знала, как вести себя с Монкрифом.

Монкриф был очень сердит, когда говорил о Гарри. Кэтрин видела, как сжимались его кулаки, как играли желваки на лице. Но по отношению к ней герцог был чрезвычайно добр. Кэтрин помнила, как пряталась у него в объятиях в поисках спасения от одиночества и боли.

Монкриф, которого она когда-то считала злодеем, стал рыцарем, а Гарри превратился в дьявола. Кэтрин казалось, что она кубарем катится с высокой горы и не может понять, где верх, где низ.

«Я женился на тебе не из жалости». А почему?

Кэтрин медленно приближалась к группе в холле, но все вдруг стали расходиться. Мистер и миссис Дуннан вышли в парадную дверь, которую открыл перед ними Уоллес. Уоллес слегка улыбнулся хозяйке, что было, конечно, не совсем прилично, но Кэтрин не обиделась – это был первый дружественный знак за все утро. Она бросила взгляд на Джулиану, та отвернулась. Гортензия чихнула в платок, и что-то пробормотала себе под нос.

Кэтрин вышла на свежий воздух. Утро было солнечным, но таким же холодным, как атмосфера в доме.

Кэтрин солгала бы, сказав, что ее расстроил отъезд гостей, но она искренне сожалела о своей грубости и о том, что доставила боль другим людям. Похоже, вчера на нее нашло помешательство. Она словно сорвалась с цепи, ибо прекрасно видела ту черту, которая отделяет вежливость, терпимость и хорошее воспитание от грубости и бестактности, и с детским легкомыслием и даже восторгом пересекла ее. Ей нет прощения, и теперь единственное, что она может сделать, это быть исключительно вежливой во время отъезда.

– Надеюсь, ваше путешествие окажется приятным и безопасным, – кутаясь в шаль, произнесла Кэтрин.

Мистер Дуннан кивнул, но миссис Дуннан даже не посмотрела в ее сторону. Кэтрин, которой прошлой ночью открылась вся правда о Гарри, могла лишь посочувствовать миссис Дуннан.

– Простите меня, пожалуйста. – И Кэтрин протянула к ней руки, но не удивилась, когда миссис Дуннан отступила на шаг, не принимая извинений.

Возможно, лучший выход в том, чтобы их отношения на этом и кончились. Время неизбежно отдалило бы их друг от друга, но необдуманные слова Кэтрин и разоблачения Монкрифа придали их прощанию мрачный оттенок.

Кэтрин улыбнулась на прощание мистеру Дуннану и обернулась, обнаружив, что Монкриф стоит рядом.

– Повариха приготовила вам в дорогу еду, – сообщил он Дуннанам и сделал знак Уоллесу. Молодой человек подошел с дорожной корзинкой и поставил ее в коляску.

– Благодарю вас за щедрость. – Мистер Дуннан намеренно обращался только к Монкрифу. За ним вторили его жена:

– И за гостеприимство.

Монкриф величественно, как и подобает герцогу, кивнул.

Викарий что-то живо обсуждал с Глинет, но, очевидно, его слова не находили у нее сочувствия, потому что Глинет несколько раз отрицательно покачала головой. Викарий, без сомнения, утверждал, что своим вчерашним поведением Кэтрин погубила свою душу. А может быть, он добывал новое пожертвование для своей церкви.

Кэтрин была благодарна Монкрифу, что теперь он занимался ее денежными делами. Вот пусть викарий к нему и обращается. Кэтрин сомневалась, что муж проявит такую же щедрость, какую годами проявляла хозяйка Колстин-Холла.

Наконец Глинет вернулась в дом, а викарий должен был проститься с герцогом и герцогиней.

– Приятного вам путешествия, – говорил Монкриф, провожая викария к коляске и намеренно не подпуская его к Кэтрин. Викарий явно был недоволен, но сел в экипаж и позволил Монкрифу захлопнуть дверцу.

Джулиана и Гортензия попрощались и удалились в замок. Монкриф подошел к Кэтрин.

– Благодарю тебя, – обратилась она к мужу. – Не знаю, что я стала бы делать, если бы викарий начал меня упрекать.

– Думаю, после вчерашнего у него не хватило бы духу на наставления, – насмешливо ответил Монкриф. Кэтрин заставила себя улыбнуться.

Несколько минут они стояли, глядя вслед удалявшемуся по гравийной дорожке экипажу. Кэтрин понимала, что едва ли снова увидит Дуннанов.

Зачем они приезжали? Узнать о ее здоровье и благополучии? Или убедиться, что память о Гарри никогда не умрет в ее душе? Если бы они только знали, как страстно Кэтрин желает, чтобы эти воспоминания развеялись, и как можно скорее.

На ее плечо легла рука мужа. У Монкрифа была такая привычка – прикасаться пальцами к ее шее там, где виднелся участочек обнаженной кожи.

Сегодня Кэтрин была в черном, в ее гардеробе не было ничего другого, и сейчас ей хотелось извиниться за это. Два сиреневых платья больше подходили для вечера. Она сегодня же отправится к портнихе и закажет несколько платьев для дневного времени, и выберет жизнерадостные цвета – синий или какой-нибудь более яркий.

Рука Монкрифа поглаживала ей спину – сверху вниз и обратно, и это прикосновение успокаивало расстроенные нервы Кэтрин.

У нее возникло странное ощущение – будто она только сегодня приехала в Балидон. Восходящее солнце раскрасило небо яркими красками – оранжевые и красные полосы, причудливо переплетаясь, тянулись вдоль горизонта. Воздух был чист и прозрачен. Даже прикосновение Монкрифа чувствовалось острее, как будто она ощутила его в первый раз.

– Я была с ними груба, – сказала Кэтрин, наблюдая, как уменьшается вдали коляска гостей.

– Это правда. Но люди редко бывают, безупречны, Кэтрин.

Монкриф никогда ей не лгал и лицемерно не успокаивал.

– Все равно я поступила дурно. – Она развернулась к нему лицом и, к удивлению Монкрифа, положила ладони ему на грудь. Кэтрин впервые прикоснулась к нему сама.

Под тонкой шерстью камзола ее пальцы чувствовали бугры мышц. Сегодня Монкриф был одет в синее, и это подчеркивало синеву его глаз, которая могла вскружить голову любой женщине, но Кэтрин смотрела вниз, на гравий у своих ног.

Монкриф прикрыл рукой ее ладони, чтобы согреть их.

– Пойдем в дом, – сказал он. – Ты уже замерзла. Кэтрин кивнула и пристроила костыли поудобнее.

– Я научилась очень ловко с ними управляться. Мне даже жаль, потому что через день-два их можно будет оставить.

– Щиколотка еще болит?

Кэтрин вытянула ногу, чтобы он сам посмотрел. Отека почти не осталось, и синяк рассосался.

– Надо бы снова наложить повязку.

– Возможно, но я так спешила спуститься, что об этом не вспомнила.

Монкриф, наклонившись, рассматривал ее ногу, когда вдруг послышался странный шум откуда-то сверху. Монкриф поднял голову, дико выругался, в тот же миг схватил Кэтрин за руку, толкнул на землю и бросился на нее, прикрывая своим телом. Вокруг грохотали обломки кирпичей и комья окаменевшего раствора. Поднявшаяся пыль заволокла все вокруг непроглядным туманом. Кэтрин спрятала лицо на груди Монкрифа, зажмурившись от страха, пока низкий, раскатистый гул над ними не стих.

Кэтрин закашлялась, Монкриф осторожно стряхнул пыль с ее лица.

– Ты цела?

Кэтрин кивнула и провела пальцами по его побелевшим волосам. Жест был удивительно нежным, и когда Кэтрин заметила это, то отдернула руку.

– А ты?

– Лучше, чем ожидал.

Один из каменных львов, охранявших Балидон, исчез. Вместо него на гравийной дорожке, в двух шагах от места, где они только что стояли, были рассыпаны груды обломков.

Кэтрин с ужасом смотрела на Монкрифа.

– Мы оба могли погибнуть, – сквозь кашель проговорила она.

Монкриф поднялся и отряхнул с себя пыль. Кэтрин ожидала, что он подаст ей руку и поможет встать на ноги, но вместо этого Монкриф нагнулся и подхватил ее на руки.

– Не нужно меня нести, – проговорила Кэтрин прямо ему в ухо, но не слишком настойчиво.

– Я отпущу тебя, как только ты перестанешь дрожать.

– Свидание со смертью ужасно напугало меня. Распахнулась парадная дверь, оттуда выскочил Уоллес, бормоча что-то нечленораздельное. За ним появилась Глинет. Кэтрин не обратила на них никакого внимания.

Монкриф пошел не в спальню, а в библиотеку. Перед тем как захлопнуть дверь, он что-то приказал Уоллесу.

– Что ты ему сказал? – спросила Кэтрин, когда муж опустил ее в одно из кожаных кресел.

– Чтобы никого не пускали на крышу, пока я сам ее не осмотрю.

– Монкриф, неужели ты полезешь на крышу? Это опасно!

– А не опасно, если крыша валится нам на голову?

– Почему же этот лев упал? Может быть, там нужен ремонт?

– Не думаю, – отвечал Монкриф, направляясь к буфету. – Возможно, это было сделано намеренно. – Он налил виски в два стакана и вернулся к Кэтрин.

– Ты, правда, так думаешь? – Кэтрин взяла бокал из его рук.

– Отличное балидонское виски.

– Никогда его не пробовала.

– Думаю, ты его оценишь. Это поможет тебе прийти в себя.

Кэтрин отхлебнула маленький глоток, и ей показалось, что она никогда больше не сможет заговорить. Гортань обожгло как огнем.

– Ты уходишь от темы, – заметила она, вытирая выступившие из глаз слезы. – Ты думаешь, кто-то хочет нам навредить?

– Не нам, – поправил ее Монкриф, – а тебе. Глаза Кэтрин расширились.

– Почему мне?

– Мы ведь так и не нашли человека, который столкнул тебя с лестницы.

– Я и не знала, что ты искал.

– Ты полагаешь, я позволю, чтобы мою жену калечили, и даже не стану в этом разбираться?

– Это был просто несчастный случай, – возразила Кэтрин.

В глазах Монкрифа читалось сомнение.

– Пока я во всем не разберусь, я ни за что не поверю, что лев упал с крыши сам по себе. Это практически невозможно. Я почти уверен, что это чей-то злой умысел.

– Но ведь опасность может грозить и тебе, Монкриф. Кто унаследует титул, если ты… погибнешь?

Как нелегко было выговорить это слово. Мысль о том, что Монкриф может умереть, казалась невыносимой. Герцог представлял собой такую силу и мощь, что нельзя было представить, что он может исчезнуть из этого мира. Кэтрин крепко обхватила хрустальный стакан.

– Наследник – мой троюродный брат. Я видел его всего один раз. Он очень рассудительный джентльмен. Проводит почти все время, составляя каталог своей библиотеки.

– Ему должна понравиться здешняя библиотека.

– Я не собираюсь доставлять ему это удовольствие.

– Конечно, нет. Но можешь доставить, если полезешь на крышу.

– Я буду осторожен.

Кэтрин казалось, что Монкриф слишком самоуверен, чтобы карабкаться по крутым и скользким крышам Балидона.

– Ты обещаешь, Монкриф?

– А если пообещаю, то смогу попросить тебя тоже дать обещание?

Кэтрин осторожно кивнула.

– Бывай только в общих комнатах. Не занимайся исследованием замка, если с тобой нет двух сопровождающих.

– Ты действительно думаешь, что лев упал не случайно? Монкриф не ответил.

– А если это правда? – настаивала Кэтрин.

– Я собираюсь допросить персонал. Мне следовало это сделать сразу после твоего падения.

– Можно, я тоже буду присутствовать?

– Это будет довольно скучно, но если хочешь – пожалуйста.

– Ну, хорошо. – Кэтрин встала и заковыляла к двери. Костыли остались во дворе, если только Уоллес не принес их в дом. – Я пойду в спальню, нужно сделать повязку. Давай встретимся здесь, скажем, через час.

Его ироническая улыбка заставила Кэтрин добавить:

– Конечно, если ты выживешь после визита на крышу.

– Смею ли я надеяться, что таким образом вы, мадам, выражаете беспокойство о моей скромной персоне?

– Монкриф, если ты свалишься и сломаешь себе шею, я унаследую все твои деньги. Или фамильное состояние переходит вместе с титулом?

Улыбка Монкрифа несколько поугасла.

– Переходит. Все, кроме доли вдовы. Очень существенная сумма.

– Тогда на крыше смотри в оба, – засмеялась Кэтрин. – Конечно, если ты не хочешь сделать меня дважды богатой вдовой.