Текст книги "Пока мы не встретились"
Автор книги: Карен Рэнни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Глава 10
Большой зал сохранил свои первоначальные размеры, высокий сводчатый потолок и резные панели. На потолочных фресках в манере Рафаэля резвились румяные купидоны. Плотные синие портьеры ниспадали пышными складками с золоченых карнизов над окнами. В торце зала поместилось огромное зеркало двадцати футов в высоту и пятнадцати в ширину. Его венчала золотая герцогская корона. Вдоль обеих стен тянулись отделанные мрамором и золотом буфеты с матовыми персидскими стеклами. Огромный ковер в сине-зеленых тонах почти закрывал начищенный до блеска пол. Богато инкрустированные золотом стулья из красного дерева были обиты темно-синим шелком.
Два широких мраморных камина могли легко нагреть все помещение, но слабый огонек теплился только в одном из них. В зале находились лишь Джулиана и ее сестра. Кэтрин застыла на пороге. Больше всего ей хотелось бежать отсюда, куда глаза глядят, но за прошедшую неделю она успела поверить, что все это не ночной кошмар и что Балидон останется ее домом на всю жизнь.
Она неохотно вошла в зал и кивнула обеим женщинам: – Добрый вечер.
Гортензия ответила вымученной улыбкой, а Джулиана сделала вид, что не заметила Кэтрин.
Женщины почти не встречались, но если их пути все же пересекались, Джулиана всем своим видом старалась выразить презрительное отношение к Кэтрин. Она задирала орлиный нос и громко фыркала, как будто чувствовала некий неприятный запах.
Тем не менее, жизненный опыт говорил Кэтрин, что люди редко бывают совсем дурными и неприятными, даже если речь идет о таких дамах, как Джулиана. Та, несомненно, имела немало достоинств. Например, Джулиана была неизменно добра к своей сестре. Кэтрин часто видела, как обе женщины гуляют под руку по осеннему саду. Гортензия держала себя более дружелюбно, чем сестра. Но Гортензия обладала массой болезней и была готова с утра до вечера обсуждать их. Почти всю прошлую неделю она провела в постели из-за гайморита, который, по ее словам, обострился потому, что по приказу Монкрифа и Уоллеса служанки развели сырость и подняли ужасную пыль. Почти любая еда вызывала у Гортензии крапивницу, а, кроме того, у нее с детства были слабые легкие.
Все эти жалобы Кэтрин услышала, когда однажды явилась навестить больную.
Сейчас Кэтрин прошла к камину и протянула руки к чуть теплящемуся огню. Возможно, Джулиана привыкла к холоду, но она, Кэтрин, нет. В Колстин-Холле топили все камины, там всегда было тепло и уютно, а этот огромный замок был совсем не приспособлен для удобства его обитателей.
Кроме того, в Балидоне почти нигде нельзя было остаться в одиночестве. Кэтрин чувствовала, что за ней все время наблюдают, пытаются предугадать ее желания и нужды. Тучи слуг постоянно кружили по дому, и каждый хотел услужить. Она больше не была хозяйкой небольшого помещичьего дома. Выйдя вторично замуж, Кэтрин стала герцогиней, знатной дамой, однако ни воспитание, ни привычки не подготовили ее к подобному образу жизни, и сейчас она чувствовала себя неловко.
Когда Кэтрин заходила в кухню замка, повариха и ее помощницы тотчас замолкали и приседали в поклонах. Когда она обращалась к горничным, те опускали глаза. Ни о каком чувстве товарищества не могло быть и речи, окружающие относились к ней, как к королеве.
Глинет и Уоллес были единственными, с кем Кэтрин могла общаться. В конце концов, она поняла, что надо просто давать задания и ждать, что их исполнят. У нее была масса свободного времени, заняться было абсолютно нечем, оставалось лишь размышлять.
Что касается размышлений, то за последние дни Кэтрин заметила обнадеживающие признаки. Ей стало легче думать. Не надо было прилагать особых усилий, чтобы сконцентрировать внимание или что-нибудь вспомнить. Эти наблюдения заставили ее заподозрить, что Монкриф, скорее всего, был прав насчет ее пристрастия к опию. Вот уже много дней Кэтрин не принимала опий и почувствовала себя гораздо лучше.
Монкриф был единственным, кто обращался с ней просто как с женщиной по имени Кэтрин. Каждый вечер они входили в их общую спальню. Монкриф не скрывал своего мнения о ее ночных рубашках, но в остальном не беспокоил и не касался ее, разве что утром, когда они просыпались лицом к лицу, лежа на одной подушке.
Сам он спал обнаженным, и по ночам Кэтрин иногда случайно к нему придвигалась. Просыпаясь, она осторожно отодвигалась, медленно убирая ногу с его ноги, а руку с его груди. В этот момент Монкриф всегда тоже просыпался и улыбался, как будто чувствуя ее внезапный страх и желая ободрить.
Как следствие Кэтрин стала просыпаться раньше, чем прежде, и убивала время, обследуя замок.
– Сегодня здесь для вас не найдется знакомых, – вдруг произнесла Джулиана. Кэтрин обернулась к невестке. – Будут присутствовать несколько знатных особ и кое-кто из мелкой аристократии. Большинство из них выше вас по рождению, хотя вы и носите герцогский титул. Благородство обеспечивается происхождением, его нельзя обрести, заключив брак.
Она с презрением оглядела новое платье Кэтрин. Сама Джулиана была одета в платье глубокого синего цвета с верхней юбкой из серебристого газа. Очевидно, скупость Джулианы не касалась ее гардероба. Наряд Гортензии – бледно-зеленое платье с богатой вышивкой – выглядел не дешевле и явно был новым.
– Не могу понять, о чем только думал Монкриф, когда женился на вас. Я бы никогда не согласилась на этот брак.
– А разве требовалось ваше согласие? – не стерпела, наконец, Кэтрин. – У меня сложилось впечатление, что пятнадцать лет вам не было никакого дела до Монкрифа. Почему же его личная жизнь вас вдруг заинтересовала? Потому что он стал герцогом?
От гнева у Джулианы на щеках вспыхнули алые пятна, но Кэтрин так и не услышала ее отповеди, потому что в зал вошел Монкриф. Он вопросительно приподнял бровь и посмотрел на жену. Кэтрин лишь покачала головой.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он Кэтрин, поздоровавшись с другими женщинами.
– Прекрасно, ведь мы расстались всего полчаса назад.
– Многое могло случиться за это время. За полчаса можно выиграть или проиграть сражение.
Кэтрин улыбнулась:
– Я ни с кем не воюю.
– Ты уверена? – И он бросил выразительный взгляд на свою невестку, которая с ледяным видом отошла к окну. – У Джулианы не очень доброжелательный вид. Непохоже, чтобы она стремилась подружиться с тобой.
– Я тоже к этому не стремлюсь, Монкриф. А потому оставим все как есть.
– Ну, если ты думаешь, что так лучше… Кэтрин кивнула.
В этот момент Уоллес распахнул широкие двойные двери, отступил в сторону и срывающимся голосом объявил о прибытии первых гостей. Заметив, что Джулиана обернулась и ледяным взором впилась в молодого дворецкого, Кэтрин невольно ему посочувствовала. Но уничтожающие взгляды вдовствующей герцогини были ничто по сравнению с мнением Монкрифа. Похоже, Уоллес уже это понял, а потому с бесстрастным видом продолжал свое дело.
Монкриф протянул руку и взял Кэтрин за локоть. Даже сквозь ткань Кэтрин почувствовала жар его пальцев, и этот жест показался ей очень, собственническим.
Началась бесконечная церемония представления. Кэтрин старалась не обращать внимания на презрительные взгляды Джулианы. В какой-то момент невестка прошла за спиной у Кэтрин и прошипела: – Не позорьте нас.
Кэтрин училась в школе благородных девиц и полагалась на совет, слышанный от старого учителя: «Сомневаешься – не делай ничего». Если Кэтрин сомневалась, как принять того или иного гостя, она тайком смотрела на Гортензию. Таким образом, ей удалось избежать ошибок.
Монкриф вел себя безупречно – любезно, обходительно, внимательно. Многие гостьи рассматривали его с жадным интересом.
Когда объявили, что обед подан, Монкриф уступил Кэтрин пожилому джентльмену – старому другу отца, а сам подал руку Джулиане.
Обеденный зал в Балидоне назывался Королевской столовой и был огромным помещением с двумя каминами в каждом из торцов. С потолка свешивались геральдические знамена, на стенах размещались палаши и щиты. Пол покрывали выщербленные каменные плиты, между одной стеной и потолком зияла широкая трещина. Кэтрин решила, что это самая старая часть постройки.
В нарушение традиции Монкриф усадил Кэтрин справа от себя. Здесь она была в относительной безопасности от выпадов Джулианы и от излишнего внимания гостей. – Мрачное помещение, – заметил он, пока гости рас саживались.
– Это легко изменить, – отвечала Кэтрин. – В Балидоне столько ценностей. Если бы ты приказал зажечь лампы на стенах, развесить гобелены и, может быть, частично застелить полы коврами, здесь стало бы довольно уютно. – Она окинула взглядом стены с оружием. – Можно даже перенести сюда некоторые портреты из нашей спальни. Тогда они разглядывали бы накрытые столы, а не нас.
– Вот и займись этим. Пусть Балидон станет таким же уютным, каким ты сделала Колстин-Холл.
– Думаю, Джулиана этого не одобрит. Она не скрывает своего мнения о Глинет как о домоправительнице, не говоря уж о новой форме, которую я заказала для служанок.
– Герцогиня Лаймонд ты, а не Джулиана.
Не зная, что на это сказать, Кэтрин промолчала.
– Дело не в деньгах. Скупость Джулианы преувеличена. Возможно, тебе показалось иначе, но винокуренный завод процветает, и дела в герцогстве идут отлично, – сообщил Монкриф.
– Тогда почему же… – Кэтрин не договорила.
– Почему Джулиана позволила Балидону прийти в такое запустение? Я до конца еще сам не понял.
– Все равно… Позволить, чтобы моль съела те фламандские гобелены – это грех.
Монкриф улыбнулся. Казалось, горячность Кэтрин пришлась ему по сердцу. Он сделал знак Уоллесу, и обед начался. В зал строем вошли лакеи и окружили стол с приборами для первого блюда – рыбного супа, который отменно готовила местная повариха. Огромная фарфоровая супница была сделана в виде плещущейся рыбы.
Монкриф снова кивнул, Уоллес повторил его жест, и дюжина заново вышколенных лакеев принялись обносить гостей.
Кэтрин исподтишка следила за Монкрифом, поражаясь, с какой военной организованностью он руководил обедом. Она догадывалась, что эту обязанность должна была бы исполнять герцогиня Лаймонд, но ей не хватало опыта в приеме стольких гостей. Тем не менее, Кэтрин преисполнилась решимости к следующему разу всему научиться.
За обедом рядом с Монкрифом сидела жена Синклера. Эта преуспевающая семья жила недалеко от Колстин-Холла. Кэтрин слышала о них и об их семерых детях, но сидеть с ними за одним столом ей не доводилось. Справа от Кэтрин сидел граф, оказавшийся очень приятным соседом. Обед его интересовал больше, чем любой разговор. Кэтрин решила, что Монкриф намеренно посадил ее с графом. Когда дело дошло до говядины, он выпил уже столько вина, что стал задремывать между блюдами.
Кэтрин прежде никогда не приходилось обедать в столь изысканной обстановке и в таком высокопоставленном обществе, и она чувствовала себя несколько смущенно. За длинным столом красного дерева сидели сорок гостей. В шести футах позади каждого стоял лакей в новой ливрее. Из-за такого количества людей зал казался меньше.
Время шло, и в помещении становилось теплее благодаря множеству зажженных к вечеру свечей. Самый младший из лакеев постоянно менял сгоревшие свечи на новые.
Кэтрин полагала, что Джулиана даже представить себе не может, во что обошелся этот прием.
С дальнего конца стола долетали взрывы смеха. Кэтрин чувствовала все возрастающую неловкость. Ей казалось, что несколько раз она услышала свое имя, а следом за этим раскаты смеха. Многие гости бросали на нее быстрые взгляды и тут же отводили глаза.
Монкриф тоже не пытался скрыть свое раздражение. Пару раз его вилка громко звякнула о тарелку, при этом он хмуро смотрел на Джулиану.
Кэтрин успокаивающим жестом положила руку ему на рукав.
– Ну, пожалуйста, не надо ничего говорить, – негромко произнесла Кэтрин. Она, конечно, очень тронута его защитой, но вовсе в ней не нуждается.
Монкриф пристально посмотрел ей в глаза. Герцог явно сердился. Кэтрин ощутила некую робость. В прежние времена, под воздействием опия, такой взгляд ни за что бы, ее не смутил. Сейчас все было иначе. Монкриф смягчился, увидев глаза Кэтрин, словно напомнил себе, что сердится не на нее.
– Догадываюсь, что Джулиана очень настойчиво выражает свою неприязнь ко мне. Ничего другого я и не ожидала.
– А я ожидал. Ты – моя жена.
– Ты имеешь в виду – «любишь меня, люби и мою собаку»? – Иногда муж казался ей уж очень бесцеремонным.
Монкриф откинулся на спинку стула, но эта безмятежная поза не обманула Кэтрин. Она видела, как напряжены мускулы на его шее, как раздуваются ноздри.
– А как, по твоему мнению, мне следует поступать, Кэтрин? – справившись с гневом, наконец, произнес Монкриф. – Позволить моей невестке говорить все, что ей вздумается?
– Почему бы и нет? – спокойным тоном спросила Кэтрин. – Какое имеет значение, кто и что говорит обо мне? – Она отхлебнула из кубка. – В конце концов, – Кэтрин улыбнулась, пытаясь имитировать его собственные слова, – я – жена Монкрифа!
– Да, – смягчаясь, проговорил Монкриф. – Ты моя жена. – Простая фраза прозвучала как вызов.
Они прожили в Балидоне всего неделю. Чем лучше Кэтрин узнавала Монкрифа, тем лучше понимала, почему он счел необходимым на ней жениться. Кэтрин ни разу не видела мужа злым. Он бывал раздраженным, даже рассерженным, однако основным стимулом его поведения было внутреннее благородство. Монкриф решил, что она нуждается в защите, и женился на ней. Эта мысль приводила Кэтрин в замешательство.
Кэтрин тряхнула головой и попыталась сосредоточиться на приеме. Обед шел своим чередом, а ей все труднее было терпеть выходки Джулианы. В нижней части стола, где царила Джулиана, все чаще слышались взрывы смеха, и Кэтрин подозревала, что смеются над ней.
В конце концов, Монкриф вскочил на ноги и вперил в невестку убийственный взгляд. Кэтрин возблагодарила Бога, что столь грозная мина на лице герцога относится не к ней.
– Мадам, – громоподобным голосом заявил Монкриф, – вам придется принести извинения нашим гостям.
Разговор тотчас прервался. Все взгляды обратились к Монкрифу, одна только Кэтрин не поднимала глаз от тарелки.
– О чем ты говоришь, Монкриф? Я вовсе не собираюсь покидать наших гостей.
– Мадам, – повторил герцог, – вам придется извиниться за то, что вы вынуждены нас покинуть. Сейчас же, – подтвердил он, как будто невестка могла его не слышать.
Джулиана поднялась. Кончики ее пальцев ярко горели на фоне белой скатерти. Она бросила на Монкрифа бешеный взгляд, но благоразумно промолчала.
– Если вы желаете остаться, то должны помнить, что к моей жене следует обращаться «ваша светлость». Она выше вас по положению. И никогда, особенно при мне, вы не будете высказывать в ее адрес ничего, кроме похвалы. Вам понятно?
Гости вертели головами, глядя то на Монкрифа, то на Джулиану, которая, судя по ее виду, была готова вцепиться герцогу в глотку прямо на глазах сорока гостей. Вместо этого вдовствующая герцогиня вскинула подбородок – при этом ее белое как алебастр лицо сделалось еще бледнее – и молча кивнула. Столь краткий ответ, казалось, полностью удовлетворил Монкрифа.
В полной тишине Джулиана опустилась на свое место.
Когда Кэтрин решилась поднять взгляд на Монкрифа, тот улыбнулся и сказал:
– Попробуй бифштекс, Кэтрин. Думаю, тебе понравится.
Остаток обеда прошел в ужасном напряжении. Гости говорили мало, а Джулиана вообще не произнесла ни слова. На редкие вопросы Монкрифа миссис Синклер отвечала односложно, а граф опять задремал.
Кэтрин остро чувствовала настроение Монкрифа. С каждой минутой муж становился все суровее и не подвижнее, как будто изнутри покрывался льдом. Время от времени он поднимал голову и хмуро смотрел на окружающих. Гости затихали. Едва слышные «простите…», «не могли бы вы…» совсем замерли.
Никогда в жизни Кэтрин не чувствовала такого унижения.
В конце концов, она встала, чем удивила своего мужа, соседа по столу, который как раз очнулся, и даже лакея, бросившегося отодвигать ее стул. Встала и, обратившись к гостям, произнесла:
– Прошу извинить меня, дамы и господа. – И вышла из зала, даже не оглянувшись на Монкрифа.
Сначала Кэтрин хотела удалиться в спальню, но потом решила, что библиотека, где обычно священнодействовал Монкриф, подойдет лучше.
Библиотека Балидона занимала два этажа в новейшей части замка поблизости от зимнего сада и содержала тысячи томов. Помещение имело подковообразную форму, одна из его стен была почти полностью занята широкими окнами, из которых открывался вид на реку под стенами замка. Даже в пасмурные дни здесь было светло, и Кэтрин часто замечала, что по вечерам в библиотеке горят лампы. Коридор и саму библиотеку украшали статуи, размещенные по парапету второго этажа. Классически прекрасные мраморные лица смотрели на библиотечные полки. Полупрозрачные хитоны облекали тела столь совершенные, что ни одна смертная женщина не могла о таких даже мечтать.
Вдоль стен стояли застекленные шкафы с семейными реликвиями. Пуговицы, принадлежащие какому-то дальнему предку, соседствовали с его мечом, лезвие которого заржавело от крови. Но были и более безобидные экспонаты, например, чаша из тонкого китайского фарфора, подарок герцога Лаймонда своей невесте. Чашу доставили из Португалии в Шотландию, завернув в пару шерстяных штанов, чтобы не разбилась. Библия 1550 года издания, помещенная в стеклянный футляр, была добычей какого-то менее воинственного герцога.
За прошедшую неделю, когда нечем было заняться и время ползло нестерпимо медленно, Кэтрин часто сюда заходила, рассматривала книги, интересные диковины.
В отличие от столовой камин в библиотеке ярко горел, ожидая читателей. Кэтрии остановилась перед огнем и протянула к нему руки, раздумывая, сколько времени пройдет, прежде чем Монкриф за ней последует.
Прошло меньше пяти минут.
Дверь у нее за спиной открылась и закрылась. Кэтрин вздохнула и повернулась лицом к мужу.
– Мы устроили цирк вместо обеда, Монкриф, – произнесла она. – Теперь достопочтенные гости месяцами будут его обсуждать.
– Если не годами. Тебя это беспокоит? Кэтрин на секунду задумалась.
– Монкриф, я, конечно, всего-навсего фермерская дочь, но это не значит, что я не знаю приличий.
– Теперь ты герцогиня.
– Тогда чем мы объясним крах сегодняшнего обеда? Временным помешательством? – Монкриф молча улыбнулся в ответ. – Что тебя так забавляет?
– Мне нравится, как ты сердишься, нравится твой темперамент. Сегодня я впервые видел его проявления.
– Наверное, прежде ты меня не сердил.
– Или ты просто принимала слишком много опия. Кэтрин вздернула подбородок, подошла к Монкрифу, остановилась в футе от него, ткнула ему в грудь пальцем и заявила:
– Я буду тебе очень признательна, Монкриф, – тщательно выговаривая слова, произнесла она, – если ты прекратишь говорить об этом.
Монкриф, не отвечая, поднял руку, обхватил ее палец своей огромной ладонью и поцеловал, а пока Кэтрин приходила в себя от потрясения, он поцеловал ее еще и в нос.
Раздался скрип открываемой двери. Кэтрин обернулась и с изумлением обнаружила, что в проеме толпятся сразу шесть женщин и каждая взирает на них со своим особенным выражением.
– Ты дал им еще один повод для сплетен, – прошипела Кэтрин.
Монкриф оглянулся через плечо. Его улыбка стала шире.
– Тогда продолжим.
И, не обращая внимания на зрителей, он наклонился и легко поцеловал Кэтрин в губы. В первый раз. Разумеется, он устроил демонстрацию, хотел, чтобы все думали, что у них счастливый брак, что они любят друг друга.
Монкриф взял Кэтрин за плечи и медленно притянул к себе, так, чтобы она, если пожелает, могла отстраниться. Но Кэтрин вдруг ощутила, как чудесно оказаться беспомощной в объятиях сильного мужчины. Пусть всего на мгновение, но все же почувствовать тепло другого человека.
Кэтрин приоткрыла губы, поцелуй Монкрифа стал глубже, и она вдруг забыла, что это всего лишь притворство и что за ними наблюдают любопытные глаза. Когда Монкриф отпустил ее, Кэтрин с трудом удержалась на ногах – так отчаянно колотилось сердце.
Кэтрин отступила на шаг и посмотрела мужу в лицо. Синие глаза Монкрифа смотрели на нее серьезно и с живым интересом, словно он видел ее впервые.
Обернувшись к дверям, Кэтрин обнаружила, что гости исчезли и, пренебрегая обязанностями хозяйки, тоже решила исчезнуть. Она отправилась в спальню, где опустилась на кровать и долго сидела, прижав ладони к губам.
Глава 11
– Я думаю, на инвентаризацию в Балидоне уйдет несколько месяцев, – говорила через две недели Глинет своей хозяйке.
Кэтрин оглядела окружающий их хаос и кивнула. Весь чердак был забит мебелью. «Мрачные мысли сделают эту работу еще тяжелее».
Глинет бросила на Кэтрин быстрый взгляд. Сегодня Глинет выглядела настоящей домоправительницей: волосы собраны в пучок, на поясе позвякивает связка ключей.
– Да, пугающее зрелище.
– Неужели они вообще ничего не выбрасывают?
– Нет, если это зависит от Джулианы, – ответила Кэтрин. – Думаю, моя невестка – самая бережливая женщина, какую я, на свое несчастье, встретила в жизни.
– Мне кажется, вот что надо сделать, – предложила Глинет. – Пусть лакеи унесут несколько сундуков вниз. Тогда у нас будет хотя бы место, чтобы двигаться.
– Ты права. Здесь не пройти.
– А сейчас что мы будем делать?
– Ну, есть еще главная башня.
Женщины спустились вниз и оказались в той части замка, которую Кэтрин еще не видела.
– Это портретная лестница, – сообщила ей Глинет, – а справа по коридору парадная лестница.
– Портретная лестница?
– Она ведет в галерею герцогских портретов.
– Неужели еще есть портреты?
Каждый вечер, укладываясь спать, Кэтрин смотрела на мрачные лица прежних герцогов, и каждый раз ей казалось, что они взирают на новую герцогиню неодобрительно.
В последнее время Кэтрин плохо спала. Безусловно, это явилось результатом отказа от опия, но в этом она признавалась только себе и ни за что не сказала бы Монкрифу. Зато ее перестали мучить ночные кошмары.
– Неужели они специально держали в доме художника, чтобы он рисовал портреты герцогов? Глинет только улыбнулась.
Поднявшись по лестнице, они свернули налево, где потолок неожиданно взлетал вверх. С одной стороны помещения тянулась стена с множеством широких окон, которые отбрасывали на паркет причудливые световые блики. Служанки сюда еще не добрались – в углах скопились клубы серой пыли. Стены галереи были затянуты темно-красным шелком, который местами выцвел от солнца. Но первое, на чем останавливался взгляд, были картины в тяжелых позолоченных рамах. Кэтрин поняла, что здесь представлена хронологическая последовательность герцогов династии Лаймондов: вполоборота, в фас, в полный рост, в торжественных позах и в горно-паевых мантиях, в охотничьих костюмах с парой гончих псов.
С одного из портретов на Кэтрин смотрели два мальчика. Из надписи на табличке она узнала, что это Колин и Дермотт, старшие братья Монкрифа. У обоих светлые волосы, узкие лица, острые подбородки.
Потом внимание Кэтрин привлекла другая картина. Сначала ей показалось, что это Монкриф, но, приглядевшись, она поняла, что мужчина на портрете был старше, а властное выражение на его лице – еще явственнее, чем у ее мужа. Темные волосы герцога на портрете уже начали седеть на висках, а в глазах плескалась знакомая синева. В левой руке он держал нечто похожее на скипетр, а правую убрал за спину. Вся его поза с широко расставленными ногами очень напоминала привычную позу Монкрифа. Портрет был написан на фоне собора, словно бы окутанного туманом. Суровое выражение лица герцога тоже имело сходство с Монкрифом, но в глазах таилась усмешка.
– Кто это? – спросила она.
Глинет наклонилась и прочла табличку:
– Первый герцог Лаймонд. Конал.
– Похож на Монкрифа, – заметила Кэтрин. Те же черты, тот же подбородок – квадратный, упрямый. Без сомнения, и темперамент у них должен быть схожим.
– Интересно, почему на заднем плане собор? – задумчиво произнесла Глинет.
Кэтрин покачала головой, она не знала, как ничего не знала и о скипетре, который держал Конал.
– Вы полагаете, он был епископом? – А потом стал герцогом? – усомнилась Кэтрин.
– Странно, что нет детского портрета Монкрифа.
– Он был третьим сыном. Без сомнения, его не считали важной персоной.
– Вот ирония судьбы. Ведь именно Монкриф стал герцогом, – заметила Глинет.
Кэтрин задержалась перед портретом двух мальчиков. Интересно, чем занимался Монкриф в те недели, когда писался портрет? Сидел в детской? А может, он тогда еще не родился? Мальчики выглядели очень благополучными, здоровыми и веселыми. Оба улыбались. Один сидел на стуле с высокой спинкой, второй – рядом на скамеечке. Старший держал руку на плече младшего.
Глинет указала на портрет отца Монкрифа. Кэтрин тотчас увидела, что старшие сыновья похожи на него. У герцога было узкое лицо, заостренный подбородок и крючковатый нос, который с годами, разумеется, не смягчился. Он не выглядел приятным человеком, но ведь внешность может быть обманчива. Дальше висело изображение взрослого Колина, мужа Джулианы. Подбородок ему достался от отца, но нос не был таким крючковатым.
– Красивый мужчина, – проговорила Глинет.
– А тебе не кажется, что он производит впечатление слабости, а не силы? – Кэтрин склонила голову набок, разглядывая портрет с иного ракурса. – Вот Монкриф создает впечатление сразу, без всяких оговорок!
– Может быть, Монкриф тоже закажет свой портрет? – предположила Глинет.
– Вполне возможно. Я часто жалела, что у меня нет портрета Гарри.
Но образ Гарри Кэтрин могла воскресить в памяти в любой момент. Кэтрин и сейчас видела, как он стоит, улыбаясь. Солнечный луч играет в его золотистых волосах. В улыбке нет грусти расставания, а лишь предвкушение будущего.
Глинет промолчала в ответ, и Кэтрин спросила:
– Глинет, а у тебя есть портрет мужа? Или миниатюра?
Глинет отвела взгляд, ее лицо смягчилось в странной улыбке.
– Нет. У меня ничего нет.
Несколько мгновений Кэтрин смотрела на подругу, не понимая, откуда взялась улыбка, но спросить не решилась, а отошла к окнам. За ухоженным двором расстилались холмистые просторы, разделенные на участки обработанных земель. Даже сейчас, после сбора урожая и первых морозов, можно было различить линии будущей вспашки. На восточной стороне находилась река, окутанная легким туманом, на западе – густая роща, а в центре, как алмаз в драгоценной оправе, высился Балидон.
По дорожке по направлению к дому шел Монкриф. Рядом с ним шагал незнакомый пожилой мужчина.
Чем занимался сегодня муж? Другой бы на его месте больше отдыхал, полагая, что герцогу не пристало входить во все хозяйственные мелочи, эти обязанности за него вполне могут выполнить слуги. Но не таков Монкриф. Он всегда готов к работе. Сегодня поверх обычной белой рубашки на нем был серый камзол – дань ненастной погоде. Шляпу он не носил и время от времени проводил ладонью по, волосам, как будто сердясь, что ветер их треплет.
Кэтрин внимательно наблюдала за мужем. Когда на его лице возникала улыбка, сердце у Кэтрин как будто таяло, тем более что в нем еще не улеглось сочувствие к одинокому мальчику, чьего портрета она не нашла в галерее.
Как раз в такой момент Монкриф поднял глаза, и взгляды их встретились.
После достопамятного обеда в Балидоне между Кэтрин и Монкрифом возникла некая новая связь, природы которой Кэтрин не понимала. За прошедшие две недели она почти не видела мужа, разве что за столом. Монкриф неизменно являлся в столовую, участвовал в разговорах, делился мыслями, иногда даже вынуждал Джулиану умолкнуть. По вечерам Кэтрин ложилась спать в одиночестве и просыпалась тоже одна. Вмятина на подушке мужа служила единственным знаком, что он вообще ложился спать.
Оставалась лишь неделя до конца, данного ей месяца, и, раздумывая о своем будущем, Кэтрин пришла к выводу, что ей как доброй жене следует просто отдаться своему мужу. Случившись в первый раз, это не должно повторяться чаще нескольких раз в месяц.
Кэтрин не была по природе покорной женщиной. Этот брак был заключен не по ее воле и фактически без ее участия. Тем не менее, хочет она того или нет, Монкриф останется ее мужем до самой смерти. А значит, рано или поздно придется выполнять свои супружеские обязанности. Так стоит ли оттягивать то, что неизбежно? Она просто обязана стать Монкрифу настоящей женой. И чем, скорее, тем лучше.
Монкриф ушел со своим спутником. Кэтрин почувствовала облегчение, но долго смотрела ему вслед, размышляя, сможет ли осуществить задуманное.
За спиной раздался шум, Кэтрин обернулась и улыбнулась Глинет.
– Вы хотели осмотреть главную башню.
Кэтрин устремила глаза к горизонту. Закат в Балидоне всегда был впечатляющим зрелищем, как будто Господь благословил замок этими великолепными проявлениями своего всемогущества.
– В другой раз. Может быть, завтра.
– Завтра вы обещали мне дать выходной. Кэтрин кивнула.
– Обещала? Тогда я сама осмотрю башню. Мы закончим опись, как только Уоллес распорядится, чтобы новые лакеи убрали с чердака мебель.
– Вы действительно не хотите продолжать сегодня?
– Нет, не хочу, – ответила Кэтрин. – К тому же уже почти темно, мы ничего не успеем сделать.
– Ну, если вы так решили…
В мгновение ока Глинет сделалась послушной домоправительницей, всякая теплота из ее голоса исчезла.
– Да, я так решила, – ответила Кэтрин, превращаясь и недовольную герцогиню. И отправилась в библиотеку.
Прикрыв за собой дверь, она застыла на месте, вслушиваясь в завывания ветра за окнами. Библиотека, несмотря на свои размеры, была очень уютной. Здесь невольно хотелось опуститься в мягкое кресло или на обитую бархатом скамью и выбрать книгу по вкусу.
Заходящее солнце заливало библиотеку сияющим желтым светом, но Кэтрин из осторожности зажгла свечи на канделябре в углу письменного стола и еще масляную лампу. Прихватив лампу с собой, Кэтрин по винтовой лестнице поднялась на второй этаж. Она уже почти справилась со страхом темноты, но спускаться, потом без света будет неудобно.
Сегодня ей хотелось почитать что-нибудь успокаивающее, какой-нибудь рассказ без драм, потерь, без разбитого сердца и даже без любви. Читать о приключениях ей тоже не хотелось. Возможно, она выберет томик поэзии, или что-то из философии, или описание путешествия.
В библиотеке содержалась литература по металлургии, трактаты о свойствах золота и серебра, книги по религии, искусству, астрономии. Говорили, что Балидон владеет одним из богатейших собраний средневековых книг. Герцоги Лаймонд не только обладали ненасытным любопытством, но и были не способны выбросить ни клочка бумаги. Кэтрин легко этому верила: на чердаке пылились целые штабеля сундуков с документами.
Кэтрин остановилась перед шкафом с книгами, но ничто не привлекло ее внимания. Гортензия как-то упоминала об «Истории Балидона», где, предположительно, излагались события самого раннего периода существования замка, но сама Гортензия помнила лишь, что предки Монкрифа имели обыкновение совершать ночные набеги на окрестные фермы. Те дни давно миновали, ибо герцоги обнаружили, что дистилляция виски приносит больше дохода, чем угон чужого скота.
