Текст книги "Пока мы не встретились"
Автор книги: Карен Рэнни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
Глава 20
На ту часть крыши, которую хотел обследовать Монкриф, можно было попасть только через один из маленьких чердаков. Монкриф взял с собой Питера. Он, как и Кэтрин, доверял людям из своего прошлого. У Кэтрин доверенным лицом была Глинет, а у него – Питер.
Монкриф не бывал здесь с детства. В последний раз он залез сюда мальчишкой без разрешения, но отец так и не узнал о его приключении, а потому не наказал.
– Сэр, много мебели перенесли по распоряжению Уоллеса. Мы таскали ее туда-сюда, чтобы Глинет и ее светлость могли все осмотреть.
– Будем надеяться, что здесь стало легче пройти, – сказал Монкриф, протискиваясь между комодом и кроватью герцогских размеров.
Ему невольно пришло в голову, что предки не уступали в скупости Джулиане. Если так, то, значит, он – исключение, потому что искренне полагает, что деньги из сундуков Балидона следует тратить не только на сохранение прошлого, но и на облегчение жизни в настоящем. То есть не только ремонтировать стены и фундаменты, но и создавать приличные условия жизни для слуг, разжигать в каминах огонь.
Одного он не станет делать – тратить богатства Балидона на осуществление дурацкой мечты о реставрации Стюартов. Вкладывать деньги в дело якобитов было не только смешно, но и несвоевременно. Эта затея опоздала на целый век.
Чердаки в этой части замка составляли целый лабиринт, из одного ход шел в следующий. Когда Монкриф и Питер добрались до конца, пыль в воздухе стояла столбом.
Люк на крышу был бы недосягаем, но как раз под ним кто-то сложил пирамиду из старой мебели.
– Такое впечатление, сэр, что кто-то туда уже забирался, – заметил Питер, поднимая лампу.
– Похоже, – отозвался Монкриф, взбираясь на высокое бюро, служившее основанием пирамиды. – Когда спустимся, напомни, чтобы я спросил Уоллеса, кого он сюда посылал.
Монкриф добрался до верха и легко откинул широкий люк. Петли при этом даже не скрипнули. Отверстие вело под небольшой купол, защищенный от дождя и солнечных лучей. Идеальное место, чтобы спокойно сидеть и ждать, пока, жертва окажется прямо внизу.
Вдоль фронтальной части крыши выстроилась дюжина каменных львов – украшение, сооруженное в прошлом веке. Тогдашний герцог, без сомнения, считал их очень импозантными. Теперь эти царственные животные утратили свою внушительность. Стихия уничтожила краску, а птицы изрядно обезобразили. Всего в ярде от купола находилось место, на котором стоял упавший лев. Рядом виднелись глубокие борозды, доказывающие, что происшествие не было случайностью.
Кто-то хотел их искалечить. Или убить.
Монкриф пригнулся, захлопнул люк и спустился на пол.
– Значит, это сделали намеренно, – произнес Питер, правильно истолковав взгляд хозяина. – Но кто это был, сэр?
– Действительно, кто? – Монкриф дал Питеру несколько указаний, а сам отправился в библиотеку допрашивать слуг.
Библиотека служила прекрасным образцом величия Балидона. Она должна была внушать трепет людям, которых Монкриф собирался допрашивать. Той же цели служило и его собственное положение. Монкриф был герцогом Лаймондом, а этот титул накладывал на него обязанности шерифа и давал право вершить суд.
Монкриф откинулся в кресле и долго смотрел в окно. Бледное зимнее солнце окрашивало теплыми бликами пожухлую траву, блестело на мелкой речной волне. Зима всегда представлялась Монкрифу временем грусти. Ему казалось, что сама жизнь замирает и оглядывается назад, в прошлое. Монкриф тоже стал анализировать свой прошедший год. За некоторые поступки можно было бы себя похвалить, а за другие следовало истово просить прощения у Господа.
К какой категории можно отнести его поспешный брак? Глупый поступок, но он о нем не жалеет. Особенно после вчерашней ночи. «Я влюбилась в Гарри из-за его писем». Насколько их жизнь могла быть проще, если бы он с самого начала рассказал Кэтрин правду! Но он умудрился вырыть для себя такую глубокую яму, что сам не знал, сумеет ли из нее выбраться.
Признаться в двуличности было бы легче, знай, он наверняка, какие чувства испытывает к нему Кэтрин. Благодарность за то, что он разрушил ее иллюзии? Пока Монкриф не появился в ее жизни, Гарри был для Кэтрин истинным героем. За то, что он спас ее жизнь? Она и до сих пор не понимает, как близка была к смерти. За то, что он сделал ее герцогиней? Но у Кэтрин и так было прекрасное наследство, а Колстин-Холл – процветающее поместье. Конечно, Балидон значительно больше, а положение Кэтрин стало существенно выше, но она никогда особенно не кичилась титулом или самим замком. За его дружеское отношение? Но дружба – совсем не то чувство, которое он испытывает к Кэтрин.
Монкриф хотел ее. Хотел держать в своих объятиях, хотел иметь ее в своей постели и в своем сердце. Эти недели в Балидоне были для него раем и адом. Он устал жить в атмосфере бесплодного ожидания.
Духи Кэтрин напоминали ему весеннее утро после дождя. Ее привычка дотрагиваться до шеи, приподнимая волосы, сводила с ума. Монкрифу хотелось и самому коснуться этой шеи, хотелось поцеловать ее, приподнять Кэтрин подбородок, чтобы она смотрела ему в глаза, ожидая поцелуя. Ведь он лишь дважды поцеловал свою жену и не мог забыть этих поцелуев.
Невинная, как девственница, она улыбалась ему и этим лишала разума. Ее карие глаза таили соблазн. Женщина в трауре не должна выглядеть так соблазнительно. Черное было ей к лицу, оттеняя молочно-белую кожу, идеально облегая форму груди, подчеркивая стройность фигуры, заставляя думать о других тайнах ее тела. Монкриф отдал бы все на свете, чтобы к ним прикоснуться.
В полку Монкриф умудрялся довольно долго воздерживаться от связей с женщинами. Теперь этот опыт воздержания ему пригодился. Но в полку его окружали мужчины, рядом не было прекрасной женщины, которая постоянно возбуждала его своим присутствием и при этом понятия не имела о том, насколько она желанна.
Всего только день прошел с того времени, как он рассказал Кэтрин правду о Гарри. Всего один день. Еще слишком рано ожидать от нее перемены, слишком рано чего-нибудь желать, но воображать уже можно.
На мгновение Монкриф предался сладкой мечте. Вот она входит в комнату. Он сажает ее себе на колени, а если она будет протестовать, он закроет ей рот поцелуем. Одна рука проникнет под ее юбку. Не для того, чтобы ощупать отек на лодыжке, а чтобы ощутить всю гладкую прелесть длинной ноги. Он положит ладонь ей на колено, потом пальцы станут подниматься все выше и выше, чтобы проверить крепость подвязки, прежде чем начать снимать с нее чулки. Даже мысль о ее чулках возбуждала Монкрифа.
Именно в этот момент в библиотеку вошла Кэтрин. Монкриф выпрямился в кресле. Джентльмену следовало бы встать при появлении дамы, но сейчас это действие оказалось затруднительным.
Монкриф невольно похвалил про себя балидонских портних. В новом платье его жена выглядела чудесно. Утром на Кэтрин была шаль, но сейчас она ее сняла. Монкриф решил, что она сделала это намеренно. Грудь Кэтрин была так высоко поднята, что выглядела подношением языческому богу. А языческий бог – это он, Монкриф, и он готов принять эту жертву.
Пожалуй, он действительно сходит с ума. И неудивительно, ведь он столько ночей провел, шагая из угла в угол по своей комнате, каждый раз останавливаясь перед закрытыми дверями Кэтрин и не решаясь войти. Неудовлетворенное желание было мучительно. За эти недели в Балидоне Монкриф совершил больше верховых прогулок и принял больше холодных ванн, чем за все месяцы в Квебеке. И тело и душа Монкрифа требовали разрядки. Он хотел бы оказаться сейчас на войне. Там агрессия была, по крайней мере, оправданна. Ему хотелось драться, крушить все вокруг.
Жаль, что Джулиана в последнее время столь уступчива.
В этот момент Кэтрин улыбнулась Монкрифу своей невинной улыбкой. Надо бы предупредить ее, что нельзя дразнить голодного зверя.
Кэтрин опустилась в кресло напротив Монкрифа. Он тут же затосковал, что не чувствует запаха ее духов, не может коснуться руки, коснуться дружески, невинно, но этим успокоить беснующегося внутри зверя.
Монкриф поднялся, придвинул к своему креслу еще одно и пригласил Кэтрин сесть рядом. Кэтрин молча подчинилась, приблизившись к Монкрифу с той бессознательной грацией, которая его так смущала.
– Тебе не холодно?
– Я где-то оставила шаль.
Монкриф дернул шнурок звонка. В тот же миг явился Уоллес.
– Да, ваша светлость?
– Найди шаль ее светлости, а если не найдешь, принеси другую.
– У меня нет другой, – тихонько сказала Кэтрин.
– Значит, найди ту.
Когда Уоллес удалился, Монкриф обратился к жене:
– Ты вышла замуж богатой наследницей, Кэтрин. Во всяком случае, у тебя хватало денег на достойный гардероб. Почему же у тебя только одна шаль?
– В последнее время я совсем не думала о гардеробе. – Кэтрин нахмурилась. – Тогда я не могла заниматься одеждой для следующего сезона. Я оплакивала Гарри. Но все равно благодарю за заботу.
– Мадам, я ваш муж. Не надо так часто меня благодарить. Создается впечатление, что любое проявление заботы становится для вас сюрпризом. Кэтрин, ты не хочешь узнать, что я обнаружил на крыше?
Она улыбнулась.
– Конечно, хочу. Я все время прислушивалась к порывам ветра. Мне казалось, что любой из них может сбросить тебя на траву.
Монкрифу страшно захотелось поцеловать ее прямо сейчас, просто за эту подаренную ему улыбку.
– Лев упал, потому что его сбросили с парапета.
– Намеренно?
– Намеренно.
Кэтрин вздрогнула, Монкриф снова пожалел, что она не надела шаль, встал, снял с себя камзол и накинул ей на плечи.
– Я не замерзла. Во всяком случае, не снаружи. Меня ужасает мысль, что кто-то хотел нас покалечить или убить. – Она улыбнулась слабой улыбкой. – Ну, хорошо, пусть не нас, пусть меня. Но почему меня? Ведь, как любит говорить Джулиана, я всего-навсего фермерская дочь. Единственное, что произошло в моей жизни в последнее время, это брак с тобой. Может быть, тебе стоит внимательнее присмотреться к тому троюродному брату?
– Или обзавестись наследником как можно быстрее. Монкриф увидел, как порозовели щеки Кэтрин, и удивился, что она так смутилась.
– Я собираюсь вызывать слуг по одному, – сообщил он, меняя тему, чтобы излишне не волновать жену. – Посмотрим, знают ли они хоть что-то. Начнем с Глинет?
– Неужели ты думаешь, что она может иметь к этому отношение?
Из всех балидонских слуг Глинет вызывала у Монкрифа наибольшие подозрения, но он предпочел держать эту мысль при себе.
– Она могла случайно что-нибудь видеть. Кэтрин кивнула.
Монкриф вызвал Уоллеса, вручил ему список и приказал вызывать слуг одного за другим.
Через несколько минут перед ними стояла Глинет в своем темно-синем форменном платье. Золотистые волосы были аккуратно убраны под кружевной чепец, на синем фартуке – ни пятнышка.
– Ваша светлость. – Глинет присела в скромном книксете и сцепила руки на животе. Она смотрела не на Монкрифа, а на стол перед ним. Ее поза выражала смирение и одновременно независимость. На поясе у Глинет висело большое кольцо с ключами. Когда-то оно принадлежало герцогине Лаймонд, но со временем замок так разросся, что один человек уже не мог управлять его хозяйством, и эти обязанности передали домоправительнице и ее персоналу.
– Вы слышали о том, что случились сегодня утром? Казалось, Глинет смутилась.
– Конечно, ваша светлость. С крыши упал каменный лев.
– Вы не видели, поднимался ли кто-нибудь на чердак?
– Нет, но я редко бываю на третьем этаже. – Она помолчала. – Вы считаете, что это был не несчастный случай, – утвердительным тоном проговорила она.
– Где вы были сегодня утром? После того как закончили разговор с викарием?
Глинет была поражена обвинением.
– Вы не можете думать, что я способна сделать такое! – воскликнула она.
– Но кто-то сделал, и я собираюсь выяснить кто. Глинет отвела взгляд, но все же ответила:
– Я поговорила с викарием, потом он уехал, а я сразу пошла на кухню. Повариха может подтвердить, что я провела там почти все утро.
Монкриф отпустил ее, и Глинет удалилась, не сказав больше ни слова.
– Мы обидели ее. – В голосе Кэтрин звучал упрек. Монкриф искоса взглянул на Кэтрин, но промолчал. После Глинет слуги заходили по очереди. Повариха была в ужасе, Монкрифу пришлось уверять ее, что она не сделала ничего дурного.
– Мы просто хотим узнать, что вы могли случайно увидеть.
Он заметил, что Кэтрин с трудом сдержала улыбку, сама повариха в этот момент прижимала к лицу фартук.
– Я ничего не видала, ваша светлость, – плаксивым тоном бормотала повариха. – Ничегошеньки! Клянусь могилой святого Хегрида!
Монкриф плохо себе представлял, кто такой святой Хегрид, но выяснять не стал. Выслушав со слезами на глазах новые утешения, повариха ушла. После нее Уоллес впустил сразу двух горничных.
Эти не рыдали, но пялились на Монкрифа с таким видом, как будто он был драконом, которым их пугали в детстве. Монкриф успел насчитать шесть книксенов, после чего отпустил девушек, убедившись, что им ничего не известно.
Опросив еще, пятьдесят пять слуг, Монкриф повернулся к Кэтрин:
– Осталось допросить только Джулиану и Гортензию.
– Ты полагаешь, это разумно?
– Они тоже были в доме, а если учесть якобитские пристрастия Джулианы, все может быть.
Он позвонил Уоллесу и велел пригласить свою невестку.
Через несколько минут дверь открылась, вплыла Джулиана. Ее узкое лицо было напряжено, женщина явно пыталась сдержать гнев. Подойдя к столу, она села на единственный стоящий там стул.
Сегодня лицо Джулианы было накрашено меньше, чем обычно. Монкриф невольно подумал: кто-то все же намекнул ей, что белила и румяна отвлекают внимание от того факта, что она по-прежнему очень привлекательная женщина.
Следом за Джулианой вошла Гортензия и, не обнаружив свободного стула, просто стала за спиной сестры.
Джулиана бросила испепеляющий взгляд в сторону Кэтрин. Монкриф успокаивающим жестом положил руку на ладонь жены: Джулиана представляла собой силу, с которой надо считаться, но бояться ее ни к чему.
Монкриф опустил взгляд на свои записи. Он задал слугам по три вопроса. Заметили ли они какие-нибудь действия в районе крыши? Не случалось ли в Балидоне чего-нибудь подозрительного? Известно ли им о причинах, побудивших кого-то злоумышлять против членов семьи герцога?
Все ответили отрицательно.
– Монкриф, я не понимаю, почему нас сюда вызвали, как будто мы слуги? – начала Джулиана, но Монкриф поднял руку, останавливая ее тираду.
– Позволь мне четко и ясно все тебе объяснить. Кто-то пытался нанести вред моей жене или мне. Кто-то, кто постоянно находится в Балидоне. Я задаю тебе вопросы потому, что ты очень определенно выразила свое отношение и ко мне, и к ней.
– Я не обязана сидеть здесь и это выслушивать. – Джулиана поднялась со своего места.
– Обязана, – жестко заявил Монкриф, – если и дальше собираешься жить в Балидоне. Если же нет, то сторожку привратника можно превратить во вполне приличное жилье для тебя и Гортензии.
– Тогда прикажи, чтобы так и сделали, Монкриф. Потому что я не желаю слушать эти возмутительные обвинения. – Джулиана сделала шаг вперед. – Да, Монкриф, ты мне не нравишься. Ты мот. Все эти годы ты жил среди англичан. Ты даже сражался на их стороне. Но ты нашей крови, и потому я старалась не замечать твоих пороков. Но сегодняшний твой поступок перешел все границы!
– Я прикажу подготовить коттедж. Надеюсь, что через неделю ты переедешь из Балидона.
Джулиана была потрясена.
– Мне хватит и одного дня. – Она развернулась и вылетела за дверь, на ходу скомандовав сестре идти следом.
Однако Гортензия не сдвинулась с места.
– Прошу тебя, Монкриф, – тихонько заговорила она, присаживаясь на стул Джулианы. – Не заставляй меня переезжать вместе с ней. – Гортензия положила руки на колени. – Я знаю, Джулиана к вам плохо относится. Но я лучше останусь служанкой в Балидоне, чем буду жить с ней в коттедже.
Казалось, Гортензия сейчас расплачется. Монкриф даже испугался.
– Гортензия, конечно, ты можешь оставаться в Балидоне, – сказал он, надеясь, что отсутствие Джулианы окажет целительный эффект на здоровье ее сестры.
И тут Гортензия расплакалась, прижимая платок к лицу. Когда она ушла, Монкриф посмотрел на жену:
– Почему ты на меня так странно смотришь?
– Ты же запретил мне тебя благодарить. Но мне очень приятно, что ты проявил доброту к бедной женщине.
– Не могу себе представить более мрачной участи, чем жить с Джулианой в маленьком коттедже.
– Ты думаешь, Джулиана и впрямь переедет?
– У нее нет выбора. К тому же она сможет изображать мученицу, рассказывать друзьям, как сильно пострадала ради правого дела.
Допрос остальных слуг оказался куда легче, чем беседа с Джулианой. Монкриф потерял надежду узнать что-нибудь полезное. Когда отпустили последнего, Кэтрин спросила:
– Ты еще веришь, что нам удастся найти свидетеля?
– Я прихожу к выводу, что в Балидоне одни слепцы. Монкриф встал и прошел к окну. Блики полуденного солнца сверкали на поверхности реки, превращая ее в расплавленное золото. Вдали поднимался лес, окружающий Балидон со всех сторон. Когда-то он служил замку защитой, но надобность в этом давно отпала. Часть леса герцоги продали, в другой разрешили охоту.
Кэтрин думала, что муж любуется видом, но Монкриф в это время делал ей молчаливое признание.
«Это я писал тебе письма, Кэтрин. Я был так одинок, и соблазн оказался сильнее меня».
Но не успел он вымолвить и слова, как Кэтрин встала:
– Сегодня вечером я приду к тебе, Монкриф. Я займу то место, которое предназначено мне как твоей жене. – Монкриф потрясенно смотрел ей в лицо. – Достаточно ты терпел.
«Скажи ей». Но он знал, что если скажет, Кэтрин к нему не придет. Он не святой, но и не завзятый грешник, просто мужчина, разрывающийся между страстью и добродетелью.
– Почему сейчас?
– Может быть, ради наследника. Может быть, просто пришло время. Месяц истек, Монкриф, и у меня больше нет причины носить траур. До вечера, – сказала она и вышла. Монкриф остался со странным чувством в душе – смесью вины и предвкушения.
Глава 21
Беспокойство не облегчает предстоящего дела. Только трусы боятся трудностей. Смелый делает то, что должен.
Такие слова, говорила себе Кэтрин, стоя в новой ночной рубашке и пеньюаре у дверей в смежную спальню. К счастью, рубашка была не слишком откровенной, но и не очень закрытой. Кэтрин обнаружила ее на своей кровати, когда вечером вернулась к себе в спальню. В карточке сообщалось, что ее доставили от портнихи по приказу герцога.
По приказу герцога. Она здесь тоже по приказу герцога. В Балидоне все делается по желанию Монкрифа.
Как это все началось? Как случилось, что она оказалась женой герцога, да еще такого, как Монкриф?
Наверное, Кэтрин должна считать, что ей повезло. Она вышла замуж за молодого, красивого и богатого мужчину. К тому же он не внушал ей страха. Даже наоборот. Монкриф покровительствовал тем, кто от него зависел, заботился о Балидоне, часто проявлял сочувствие к слабым, хотя и был человеком сдержанным.
Будет ли он таким же, как Колин? Кэтрин частенько слышала жалобы Джулианы и знала, что Гарри – не единственный муж, виновный в неверности.
Как спросить мужа о том, собирается ли он хранить ей верность? И почему мужчины считают верность необязательной?
Кэтрин подняла руку и собралась постучать. Она не очень боялась. Самое трудное – начать.
Двадцать минут, может быть, час, и она вернется к себе в спальню. После этого у них с Монкрифом начнется новый этап совместной жизни. Она будет приходить к Монкрифу несколько раз, в месяц и таким образом исполнит свой долг жены.
На слабый стук в дверь никто не ответил. Кэтрин постучала снова и на сей раз, услышала голос. Повернув ручку, она вошла в спальню.
Монкриф стоял возле кровати в длинном темно-синем халате. Было очевидно, что под халатом у него ничего нет.
Муж собирается демонстрировать ей свою идеальную фигуру, как делал раньше? Если так, то она готова.
– Кэтрин, твой приход – это жертва?
– Нет. – Ее удивил неожиданный вопрос.
– Тогда почему ты пришла?
– Потому что пришло время. Потому что ты проявил терпение, как я просила.
– Ты думаешь, что теперь знаешь меня лучше, чем в день нашей свадьбы?
– Мне кажется, что теперь я знаю лучше себя, – честно призналась Кэтрин. – Что касается тебя, то сомневаюсь, чтобы кто-нибудь мог узнать тебя до конца. Только если ты сам захочешь.
– Тебя удивит, если я скажу, что ты ближе к этому, чем кто-либо другой?
Неожиданно Кэтрин почувствовала себя польщенной.
– Да, удивит, – ответила она.
– Где Гарри?
Кэтрин заморгала. Вопрос поразил ее.
– Гарри?
– В этот самый момент он в твоем сердце, в твоем разуме?
Кэтрин не знала, как ответить на этот вопрос.
– Ты думаешь о своей брачной ночи с Гарри?
– До этой минуты не думала.
Возможно, ей не следовало этого говорить. Монкриф нахмурился и резко сказал:
– Не бери его с собой в эту комнату.
– Я думала о нем. – Кэтрин повертела кольцо на своей левой руке так, чтобы виднелась только золотая полоска, потом так, чтобы засверкали драгоценные камни. – Монкриф, ты собираешься быть мне верен? Я должна услышать твое обещание.
Монкриф не ответил, а стал медленно приближаться, как хищник приближается к добыче. Кэтрин, стараясь не утратить самообладания, оставалась на месте, но с каждым его шагом это давалось ей все труднее.
– Кэтрин, зачем мне другая женщина, если рядом есть ты?
Ее снова окатило теплой волной удовольствия.
– Значит, ты обещаешь?
– Но ведь я уже обещал при венчании.
– Я не помню нашего венчания.
Монкриф шагнул к Кэтрин и положил руки ей на плечи. Жест выглядел странно торжественным, как будто Монкриф собрался произносить присягу.
– Обещаю тебе.
Кэтрин удовлетворенно кивнула. Монкриф никогда не нарушит клятвы, честь ему не позволит.
Кэтрин ждала, что он разденется и ляжет, но муж не спешил, а просто стоял и спокойно смотрел на нее. Сама Кэтрин вовсе не была спокойной.
– У тебя красивый халат, – с трудом выдавила она из себя. – Синий тебе идет.
– Спасибо. Мне он тоже нравится. – Монкриф протянул руку и запер дверь. Задвижка так громко щелкнула, что Кэтрин едва не подпрыгнула. – Славный вечер сегодня.
– Да, правда, – опустив взгляд, согласилась она. – Только холодно.
– Будь сегодня теплее, я бы открыл окна. Конечно, если ты не боишься ночной прохлады.
– Не боюсь. Разве что в Эдинбурге или в Инвернессе.
– Я и не знал, что ты так много путешествовала.
– Отец покупал скот в Эдинбурге, а в Инвернессе у нас были друзья. – Монкриф протянул руку и медленно расстегнул две верхние пуговки ее пеньюара. Кэтрин, опустив голову, наблюдала за его пальцами. – Отец был слегка старомоден. Его беспокоило, что Шотландия так быстро ассимилируется в Британию. Думаю, ему хотелось, чтобы ничего не менялось.
– Но жизнь меняется. Меняются обстоятельства. Кэтрин отошла на шаг и присела на скамеечку в ногах кровати, теперь, когда она уже оказалась в его спальне, три ступени к кровати представлялись ей неосуществимым путешествием. Она несколько недель спала с Монкрифом в одной постели, но сегодня все должно быть иначе.
– Куда бы ты хотела поехать, будь у тебя возможность? Неужели они должны разговаривать? Кэтрин хотелось скорее покончить с неизбежным, а тогда уж можно будет и поговорить.
– Меня всегда привлекали морские путешествия. – Похоже, такой ответ удивил Монкрифа. – Я никогда не была на корабле, но видела их с берега. Они так чудесно выглядели, ветер раздувал паруса…
– А куда поплыть?
– Не имеет значения, – ответила она.
– Тогда я попробую осуществить твою мечту.
– Правда?
– Абсолютная, правда. У меня нет других обязанностей, кроме желаний моей жены и потребностей Балидона.
– Балидон – тяжелое бремя. Жена – это не так важно. Монкриф присел рядом с ней на скамейку.
– Лучше бы ты так на меня не смотрел.
– Как – так?
– Так напряженно. – Сама Кэтрин в это время разглядывала гобелен на дальней стене. Она в первый раз заметила, какой испуганной выглядит там пастушка, и решила, что той тоже предстоит в первый раз лечь в постель с мужем. – Ты смотришь так, как будто многого ждешь от меня.
– Но ведь это так и есть. Однако ты можешь держать меня в узде одной лишь своей улыбкой.
– Ты мне льстишь. Это не обязательно. Я готова к сегодняшней ночи.
– Готова ли?
– Да. – Кэтрин поднялась на ноги и в который раз подумала, что портреты надо бы перенести в столовую. Казалось, герцоги прошлых времен наблюдают за каждым ее шагом, а их глаза с удовлетворением поблескивают.
Улыбка пропала с лица Монкрифа.
– Кэтрин, ты так прекрасна и так испугана! В этом голубом пеньюаре ты выглядишь юной и девственной.
– Но я ни то ни другое.
– Думаю, ты просто этого не знаешь. – Монкриф подошел ближе и продолжил: – Ты сегодня без костылей. Как твоя щиколотка?
– Уже хорошо. – Голос Кэтрин предательски дрогнул. – По крайней мере, на короткие расстояния я могу передвигаться самостоятельно.
Монкриф наклонился и приподнял ее. Кэтрин испуганно вскрикнула.
– В проходе холодно, а ты босиком.
– В каком проходе?
Монкриф не ответил, а просто двинулся к стене с потайной дверцей, на что-то нажал, и картина на стене уползла внутрь.
– Путь неблизкий, надо щадить твою ногу.
– Ты несешь меня в башню? Он улыбнулся.
– Мы отправимся в какие-нибудь гостевые покои. Лишь бы подальше отсюда. – И он оглянулся на галерею герцогских портретов. – Я часто думал, что надо бы заново отделать эту спальню, а предков перенести в другие покои.
– Значит, они и на тебя смотрят?
– Смотрят, и даже с завистью. Но пусть довольствуются собственными невестами.
Кэтрин улыбнулась и прижалась щекой к его груди. Стена за их спинами стала на место. Наступила полная темнота, но Монкриф шел так уверенно, как будто видел дорогу.
– Откуда ты знаешь, где мы?
– Считаю двери. Возле каждого порога есть небольшой подъем. Сейчас мы у дверей первой из гостевых комнат западного крыла.
– Должно быть, ты в детстве часто здесь бродил. Монкриф усмехнулся.
– Знаешь, говорят, что подслушивающий часто слышит не то, что хочет. Мне приходилось испытать это на собственной шкуре. Когда отец хотел меня наказать, я, как правило, знал об этом заранее и имел возможность насладиться ожиданием.
– Тебя часто наказывали?
Перед глазами Кэтрин возник маленький мальчик, такой одинокий, но отчаянно храбрый.
– Достаточно часто, чтобы я стал бояться отца, но недостаточно, чтобы заставить меня извлечь из наказания какие-нибудь уроки. Время сделало это лучше, чем мой отец.
Кэтрин хотелось узнать, чему научило Монкрифа время, но тут он остановился и потянулся к стене. Медленно открылся проход, и Монкриф вошел в комнату, в которой было немного светлее. Кэтрин поняла, что это из-за светлых чехлов на мебели.
Монкриф безошибочно нашел кресло и посадил туда Кэтрин, но она тут же вскочила с места и подошла к Монкрифу, который стал растапливать камин.
– Не знала, что герцоги занимаются хозяйственными делами.
– Не забудь, я не родился герцогом. Четырнадцать лет я делал все сам, так что у меня достаточно опыта, чтобы жить как нормальный человек, а не только как герцог. – Он с улыбкой обернулся к Кэтрин. Блики разгорающегося огня осветили его лицо.
– Думаю, у тебя хорошо получается и то и другое.
– Ты заманиваешь меня в постель, Кэтрин? Тебе не надо для этого прилагать особых усилий.
– Что ты такое говоришь! – Щеки у Кэтрин порозовели.
Монкриф выпрямился.
– Не надо пугаться. Я просто шучу.
Он коснулся ее лица и большим пальцем погладил по щеке.
– Не будь столь серьезна, Кэтрин, любовью занимаются в радостном настроении, чтобы получить удовольствие, удовлетворить страсть. Не следует вмешивать сюда такие понятия, как долг, обязанность, честь, добродетель.
У Кэтрин заколотилось сердце. Она с трудом произнесла:
– Викарий говорит, что Бог наказывает всех женщин за безнравственные мысли. Ты думаешь, это правда?
– Нет, но тут важно, веришь ты в это или нет. – У меня очень мало безнравственных мыслей.
– Тогда тебе нечего бояться викария. – Улыбка Монкрифа была такой мягкой, что Кэтрин совсем не испугалась, когда он положил ей ладонь на шею и притянул к себе. Когда губы Монкрифа коснулись ее губ, все мысли вылетели у Кэтрин из головы, остались только чувства: ощущение его дыхания, вкус его губ. Монкриф немного наклонил голову, и Кэтрин последовала за его движением. Поцелуй стал глубже. Кэтрин чувствовала, как пальцы Монкрифа скользят по ее волосам, и сама протянула руку, чтобы ощутить жар его кожи.
Все чувства Кэтрин странным образом обострились. Она вдыхала запах его мыла, чувствовала шелковистую гладкость халата, слышала стук сердца.
Поцелуй закончился, но Монкриф не отстранился. Его дыхание стало тяжелым, сердце билось также часто, как и сердце Кэтрин, а к ее бедру прижалось нечто скандально-огромное, горячее и жесткое.
Монкриф медленно повел ее к кровати. Кровать была не такой высокой, как в герцогских покоях, – всего две ступени. Кэтрин поднялась и села лицом к Монкрифу.
– Ты помнишь, я говорил тебе, что ты прекрасна?
– Конечно, помню. Ты изменил свое мнение? Пламя в камине уже разгорелось. Комната осветилась оранжевыми бликами. Черные и красные линии очертили фигуру Монкрифа. Его губы изогнулись в мимолетной усмешке. Он провел пальцами по ее руке. Кэтрин испугалась, что Монкриф заметит, как она дрожит.
– Нет, дорогая. Сейчас ты стала еще красивее.
– Ну и кто теперь льстит?
– Это не лесть, это правда, – сказал он, обвивая ее руками. Горячая волна словно захлестнула тело Кэтрин, хотя она понимала, что Монкриф ничего еще не сделал, только обнял ее и легко пробежался кончиками пальцев по руке до сгиба локтя.
Кэтрин нравилась его гладкая, упругая кожа, мягкость только что выбритого мужского лица. Она протянула руку и зарылась пальцами в его чуть вьющихся волосах.
Кэтрин никогда не скучала по акту любви. Больше всего ей хотелось, чтобы ее держали в объятиях, нравилось тепло любимого мужчины. Однако она никогда в жизни не испытывала такого возбуждения, как сейчас. Не хотелось ни думать, ни оценивать, ни сдерживаться, нестерпимо хотелось только одного – чувствовать.
– Монкриф, – почти простонала она.
– Что, моя радость? – В шепоте Монкрифа звучала едва слышная нота иронии.
– Ничего, – выдохнула Кэтрин. Монкриф сильнее прижал ее к себе и слегка дотронулся губами до нежной щеки. От этого легкого прикосновения по телу Кэтрин побежали мурашки. Монкриф приподнял ее подбородок, неспешно провел пальцем по шее, потом по линии губ. У Кэтрин перехватило дыхание. Все тело изнывало от этой медлительной и едва ощутимой ласки. Кэтрин хотелось большего.
– Ты, правда, этого хочешь? – спросил Монкриф, слегка отстранившись от нее.
Кэтрин решительно кивнула головой. Сейчас этот мужчина заполнял весь ее мир. Она хотела прильнуть к нему всем телом, обнять эту крепкую шею, мускулистые плечи.
