Текст книги "Убить сову (ЛП)"

Автор книги: Карен Мейтленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

Лужица

Я проснулась от того, что кто-то меня тряс. Уильям присел рядом, в руках у него была каменная ступка, из которой шёл пар.

– Вот, это нам на двоих. На всех мисок не хватает. Глотни сначала ты, потом я.

– Это же не для питья, – возмутилась я. – В ней мелют, Ма в такой толкла бобы. И тут внезапно мне стало больно, я вспомнила. – Уильям, Ма пришла? Она здесь?

Он закусил губу.

– Пока нет. Но теперь стало светло, и она придёт. Давай, выпей немного, а то я всё сам заберу. Я ужасно голодный. Он подтолкнул ко мне ступку.

Мне тоже хотелось есть и пить – прошлой ночью мы не ужинали. Но похпёбка пахла плесенью.

– Что это такое?

– Не знаю, – пожал плечами Уиьям. – Но больше ничего нет.

Уильям придерживал ступку, пока я сделала глоток. Мне трудно было охватить губами толстый каменный край. На вкус – ничего особенного, кислый эль и травы, а в основном вода, горькая и мутная, но в животе заурчало, и я выпила.

Свет пробивался сквозь жёлтые лица святых на окнах. Люди больше не стенали. В основном просто сидели на полу, прижавшись друг к другу, и пили похлёбку, как Уильям и я. У алтаря отец Ульфрид служил утреню. Несколько человек молились, стоя на коленях перед крёстной перегородкой. Некоторые молились вслух. Я слышала их рыдания. Но большая часть людей не обращала внимания на отца Ульфрида. Она разговаривали или просто сидели на камышовом полу, укачивая детей, как будто забыли, что они в церкви. Один человек обходил всех, спрашивая, не встречали ли они его жену, но никто её не видел. Когда людям надоело отвечать на один и тот же вопрос, на него прикрикнули, приказав сесть – прямо в разгар службы отца Ульфрида.

Наконец, отец Ульфрид стал обходить церковь, благословляя сидящих и стоящих людей. Некоторые крестились, но многие хмуро отворачивались, словно не желали благословения. Отец Ульфрид не выглядел несчастным, как все остальные. Казалось, он даже доволен, как будто думал, что все эти люди пришли в церковь только потому, что хотели помолиться.

Он остановился возле нас с Уильямом, осенил крестом и положил на наши головы горячие липкие руки. Уильям шарахнулся в сторону.

– Благослови тебя Бог, дитя. Помни, что это дом божий, и ты должен хорошо вести себя здесь. Нельзя играть и плеваться, а если захочешь помочиться, надо выйти на улицу. Твой отец всё ещё на солеварне, Уильям?

Он кивнул в ответ.

– Тогда вам следует молиться за него. Если здесь буря была такой сильной, то на побережье ещё хуже. Молитесь старательно, как хорошие дети, как учила вас мать, и милостивый Бог уcлышит ваши молитвы. Где ваша мать? Он оглянулся, как будто думал, что она где-то рядом.

Уильям схватил меня за руку и дёрнул, заставляя подняться.

– Идём.

Мы побежали к тяжёлой церковной двери и бросились прочь. Дождь ещё моросил, но уже не так, как раньше. После душной церкви воздух казался чистым и свежим. Мы добежали до ограды кладбища и вскарабкались по скользким камням наверх, чтобы осмотреться.

Казалось, мы на острове. Вокруг кладбища повсюду стояла бурая вода. Там, где была дорога, плавали и ныряли среди мусора утки. Вода казалась густой, как похлёбка – в ней плавали листья, ветки и разные вещи из размытых домов и огородов. Там были камыши с пола, обломки мебели, куски угля и тряпки. Как будто какой-то великан поднял каждый дом в деревне, вытряс в воду, а потом поставил обратно. Люди бродили по воде, собирали стулья, горшки, мотыги и грабли. Многие вещи были совсем разбиты, но люди подбирали их и тащили домой.

Двое мужчин одновременно увидели плывущий по воде деревянный сундук. Оба бросились к нему, пытаясь бежать по воде. Ноги у них дёргались, как у пауков. Оба схватили сундук и принялись вырывать его друг у друга, пока один не свалился в воду. Тот, что остался на ногах, хотел поскорее сбежать с сундуком, но второй прыгнул ему на спину. Оба с громким всплеском шлёпнулись в воду и принялись драться, перекатываясь, пока не скрылись за поворотом.

– Уильям, смотри, там наша корзинка. Ма принесла в ней кур, – показала я. Она зацепилась за ствол дерева.

– Это просто какая-то корзина.

– Нет, это наша. Я знаю. Ручка обёрнута жёлтым лоскутом, точно как у нашей. Видишь?

Уильям перелез через стену и спрыгнул в воду. Корзинка висела низко. Он прошлёпал к ней и притащил к стене.

– Вот, держи, – он протянул мне корзину.

Но я не смогла как следует удержать её, корзинка опрокинулась и покатилась по земле. Крышка упала, в траву выскользнули три безжизненные грязные тушки. Перья промокли насквозь, клювы открыты и глаза тоже, но куры не двигались.

– Ма говорила, что Брида в корзинке, а её нет. Ма не спасла Бриду, даже не старалась. – Я расплакалась. – Где же Ма? Она сказала, что придёт. Она обещала. Она врунья. Большая толстая врунья. Ненавижу её! Ненавижу!

– Оставайся здесь, – сердито сказал Уильям. – Жди меня, понятно? Никуда не уходи.

Он перелез через стену и пошёл прочь.

– Уильям, вернись, – отчаянно закричала я. – Ты куда?

– Я пошёл искать Ма.

Беатрис

В трапезной говорили приглушённым тоном. Кухарка Марта приготовила особое блюдо для поднятия духа – бараний пирог со специями, с мясом из овечьих голов, мозгами и последними сушёными на зиму фруктами. Сладкий пряный аромат редкого в это время года угощения заполнял комнату, но ни у кого не было аппетита. Мы вежливо передавали блюдо, предлагая друг другу еду, которой не хотели – просто чтобы не сидеть молча.

Я не ожидала, что здесь окажется и Настоятельница Марта – думала, она поест у постели Целительницы Марты, как с Андреа. Но она сидела с нами, беседовала с Хозяйкой Мартой, как будто ничего не случилось, только правая рука перевязана. Она ела неловко от непривычки пользоваться левой, однако не лишилась аппетита. Возможно, сейчас она обсуждала цену одежды или нехватку соли.

Я всегда знала, что сострадания у неё не больше, чем у щуки, но думала, что она хоть немного привязана к Целительнице Марте. Похоже, и это не так. Она сидела, прямая и негнущаяся, как всегда – даже сидя на целую голову выше Хозяйки Марты.

Раздался громкий стук ножа по дереву. Настоятельница Марта поднялась на ноги и оглядела трапезную – убедиться, что все её слушают.

– Сёстры, возблагодарим Бога за этот день и пищу, и пусть наши молитвы будут не только словами долга, пусть наши души возносятся на крыльях молитвы, и Бог благословит нас.

Мы все склонились в молитве. Сотворит ли Он чудо для Целительницы Марты?

– Благословенный Бог защищает нас своей рукой – пока соседи тонут в домах от наводнения, мы в нашем доме в тепле и безопасности. Они ищут крошки хлеба, а у нас есть горячая еда и эль.

Да, да, но как же Целительница Марта? Когда Настоятельница Марта наконец заговорит о главном?

– Мы должны молиться о душах людей из деревни, чьи крики не слышны Господу за их грехами и отступничеством. Но прося помощи для них, мы сами должны им помочь в ответ на их молитвы. В ответ на просьбу послать им пищу и помощь Бог скажет нам: «Дочери, дайте им пищу и помощь». Как раз сегодня Бог послал нам две прекрасных овцы, как послал агнца пророку Аврааму в знак того, что мы должны сделать.

Пега пробормотала:

– Если кому интересно, что я думаю – это вовсе не дар. Это и так были наши овцы.

– Бог послал нам жертву, и мы предложим её. Завтра мы пойдём в деревню, понесём мясо, хлеб и эль. После вечерних молитв я попрошу тех, кто пожелает, пойти вместо сна на кухню – надо много приготовить, чтобы еды хватило всем нуждающимся.

Она прервалась, чтобы сделать глоток эля. Женщины переглядывались и одобрительно кивали. Наконец, все снова обернулись к Настоятельнице Марте. Она же должна сказать нечто более важное, о Целительнице Марте.

– Сегодня ночью, даже во время работы, мы должны молиться ещё об одной из нас.

В комнате ощущалось напряжение. Никто не шевелился.

– Как все вы, без сомнения, знаете, две ночи назад на нашу любимую сестру Целительницу Марту сразил не человек и не рука Бога, а сила дьявола. Целительница Марта сразилась с ужасным демоном и победила его.

– Оулмэн! – прозвучало из десятка ртов.

Настоятельница Марта, конечно, услышала, но не стала обращать внимания. Она без малейших колебаний, даже не вздохнув, продолжила свою речь.

– Как сам наш благословенный Бог и все святые, следовавшие за ним, Целительница Марта подверглась нападению сил тьмы – её любовь к Богу была так сильна, что поражала даже глубины ада, раня самого дьявола. И потому он решил ее уничтожить. Но Целительница Марта была защищена доспехами Бога, щитом веры, стрелы ада не могли его пробить, и демоны не сумели её покорить. Господь во славе своей спас и тело её, и душу. – Она склонила голову. – Всем нам следует стать достойными такого испытания.

Она подняла взгляд и в полной тишине оглядела комнату, останавливаясь на каждой из нас по очереди, как будто оценивала наши силы и находила нас недостойными.

– Завтра мы отслужим благодарственную мессу о защите и спасении нашей сестры, Целительницы Марты.

– Хвала Господу! – раздались крики, громкие, но без особого воодушевления. Многие женщины казались сбитыми с толку.

– Это значит, Целительница Марта выздоровела? – прошептала мне на ухо Кэтрин.

В комнате слышалось бормотание – смутилась не только Кэтрин. Хозяйка Марта потянула Настоятельницу Марту за руку и что-то прошептала. Настоятельница Марта нахмурилась, сделала ещё глоток из своего кубка.

– Я должна сказать, что Целительница Марта серьёзно пострадала в этой битве, и неудивительно – кто смог бы выйти невредимым из такого испытания? Но эти раны достойны уважения, как раны святых, защищавших веру и добродетель. Её парализовало обжигающее прикосновение демона, ранило, как был ранен сам Господь. Целительница Марта не может рассказать нам о случившемся, ибо зло демона так огромно, что нам не вынести. Но ей и не нужен сейчас разговор с нами, сам Господь говорит с ней, а она с ним, и их язык выше нашего понимания.

– Слава Богу!

Некоторые женщины казались счастливыми и радостными, но ведь они её не видели. Выражение лица Кэтрин тоже стало спокойнее, как будто от объяснения Настоятельницы Марты всё в нашем мире снова стало хорошо. Она весело улыбнулась мне. Разве она забыла, какой мы нашли Целительницу Марту? Или всё затмила новая картинка с ликами святых, перекошенное лицо украсилось сусальным золотом, нечеловеческое мычание превратилось в ангельскую песню?

Настоятельница Марта снова постучала по столу, значит, речь ещё не окончена.

– Очевидно, что некоторое время Целительница Марта не сможет исполнять свой долг в лечебнице. Она прибыла сюда уже пожилой женщиной, и за свою жизнь, после долгих лет труда, она, конечно, заслужила право спокойно отдохнуть, и чтобы о ней позаботились, но все мы знаем, что Целительница Марта не из тех, кто отдыхает.

По комнате прокатились приглушённые смешки, но в них слышались грустные нотки.

– Когда она поправится, а мы молимся, чтобы это случилось скорее...

– Аминь.

– ... нам нужно будет убедить ее отдохнуть и позволить более молодой и сильной женщине взять на себя её ношу. Мы должны беречь Целительницу Марту как прекрасную книгу, стремиться к её мудрости и не позволять ей расточать свои драгоценные силы на то, с чем могут справиться другие. Поэтому нам следует назначить на её место другую Марту. Как только мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы помочь жителям деревни, и вода уйдёт, совет Март соберётся обсудить этот вопрос. Будем же все молиться, дабы Святой Дух помог нам принять правильное решение. А теперь преклоним колени в благодарственной молитве.

В шуме и шарканье Кэтрин толкнула меня в бок.

– Это ты будешь следующей Мартой, Беатрис. Все так говорят.

– Нет, – резко ответила я, краснея и думая, что лучше бы ей шептать потише. – Есть много других, кого могут выбрать.

– Никто из них не знает столько и никто не был так долго бегинкой, – легко ответила Кэтрин. – Они должны выбрать тебя.

Лужица

Уильям вернулся, когда уже почти стемнело. Я целый день ждала его, сидела на высоком надгробии, откуда виден поворот дороги, за которым он исчез. Я знала, что он снова появится там с мамой. Уильям станет махать мне и кричать, что нашёл её, а Ма скажет, что я хорошая девочка, ждала, как она велела.

Люди весь день брели по воде в церковь и из неё. Некоторые шли обратно с огромными тюками на спинах. Говорили, что в домах слишком сыро и спать там невозможно. Другие говорили, что всё же собираются оставаться в домах, даже если там вода, надо защитить от воров своё добро. Но некоторые возвращались, ругаясь и плача – их вещи унесла река или украли соседи. Многие дома тоже пропали, разрушенные потоками воды.

К вечеру вода немного спала. Я не замечала, как понижался уровень, но большие камни вдалеке, которые были полностью погружены в воду, теперь выступили наружу. Я ждала, когда вернутся Уильям и Ма, и пыталась загадывать – они придут, когда вон тот камень покажется наполовину, когда опустится ниже ворот. Но они всё не шли.

Сидеть на могильном камне было ужасно холодно. Старая Летиция дала мне одно из своих старых платьев, пока не высохнет моя одежда. Она подвязала его на мне куском верёвки, но оно всё равно спадало до пят. Я плотно обернулась длинными рукавами. Мне хотелось пойти в тепло, в церковь, но если я перестану смотреть, Уильям не сможет найти Ма. Я должна стоять и ждать, как велел Уильям, иначе мои молитвы не сработают.

Священник велел нам молиться за отца, но я не могла – вдруг Бог не поймёт, на какую из моих молитв ответить. Отец Ульфрид сказал, на побережье сильный шторм, но мой отец говорил, что там штормит всегда. Он видел огромных серых коней с белыми хвостами и гривами, несущихся по берегу – и не испугался. Так что мне не надо молиться за отца, я ведь знаю, где он.

Вечером появилась Летиция, Она увидела меня на гробнице и проковыляла поближе. Она казалась ещё толще обычного – обвязала вокруг талии кучу одежды, чтобы не украли.

– Вот ты где. А я тебя везде искала, дорогая. Что толку сидеть здесь? Простудишься насмерть. Идём внутрь. – Она схватила меня за руку и потащила, но я вывернулась и крепко вцепилась в камень.

– Я жду маму и Уильяма.

– А как думаешь, что скажет твоя мама, когда увидит тебя тут, на холоде? Мало ей проблем, бедняжке, так ещё и ты захвораешь. Ей сейчас совсем ни к чему возиться с больным ребёнком.

– Не старайся. Я не пойду.

– Там осталось немного горячей похлёбки, дорогая, хочешь? – уговаривала Летиция.

– Нет. Она противная.

– Некоторым непослушным маленьким девочкам надо бы радоваться, что вообще есть хоть какая-то еда. Ладно, сиди здесь, только когда проголодаешься – не приходи ко мне и не хнычь, ничего не останется. – Летиция потопала прочь.

Я очень проголодалась, но Летиция не понимала – я должна смотреть, иначе Уильям не сможет найти Ма.

Солнце село, и стало ещё холоднее. Потом начало темнеть. Господи, пусть они придут, сделай так, чтобы они пришли, прямо сейчас. В церкви горели свечи, тусклый свет пробивался через окна, и по погосту крались серые тени. Деревья скрипели и стонали на ветру. Такого шума я никогда раньше не слышала. Через погост мелькнуло что-то чёрное, и я прижалась к камню. Оно было маленькое – птица или мышь – и пронеслось мимо меня, не издав ни звука.

Сердце громко стучало. Я со страхом оглядывалась на церковную башню. Летиция говорила маме, что оттуда слетел Оулмэн и набросился на двух девушек на кладбище. Может, он сейчас там, точит клюв и хлопает крыльями, готовится броситься вниз. Я вскочила и попыталась убежать в безопасное место, к церкви, но запуталась в длинном платье Летиции, растянулась на земле и вскрикнула, больно ударившись коленкой о камень.

– Это ты, Лужа? – раздался голос за моей спиной.

Через стену кладбища перелез Уильям. Я подобрала длинную юбку, бегом бросилась к нему и обхватила так крепко, что он отшатнулся. Он промок насквозь и провонял навозом и грязью, но это меня не останавливало.

– Осторожно, глупая бродяжка. Ты её раздавишь.

Он сунул мне в руки что-то тёплое и мягкое. Я услышала кудахтанье и поднесла свёрток к свету от церковного окна. Там, в куске мешковины, сидела маленькая коричневая курица с белым пером в крыле. Это Брида, моя Брида, она в безопасности. Я ткнулась носом в тёплые перья и вдохнула её запах – как свежий хлеб.

Уильям тёр руки, дрожа от холода.

– Глупая птица угнездилась на стропилах нашего дома. Думаю, она там тебя искала. Ты лучше спрячь её в корзинку, не то кто-нибудь сделает из неё ужин.

– Спасибо, что спас её, – я встала на цыпочки и поцеловала брата.

– Прекрати! – он оттолкнул меня, вытер щёку рукавом. – И ты ужасно холодная. Что ты вообще тут делаешь? Уже темно. – Он боязливо глянул на церковную башню, схватил меня за плечо и подтолкнул к двери.

– А где же Ма, Уильям? Ты ведь хотел ее найти?

Он остановился, протёр кулаком глаза.

– Так её, значит, нет? Я... я подумал, может, она пошла другой дорогой... надеялся, что она уже здесь.

– Она не приходила. Я весь день ждала, Уильям, а её нет. Я никуда не уходила, как ты сказал, а Ма так и не вернулась. А дома её нет?

– Дверь была открыта. Кровать разбилась о стену. И никаких следов мамы. Я везде смотрел, Лужа, по всей деревне. И не нашёл её. – Он отвернулся. Голос звучал странно, будто у него насморк.

Я схватила его руку. Она была холодная, как лягушка.

– Наверное, Ма пошла искать отца, сказать, чтобы шёл домой. Вот куда она ушла. Да, Уильям?

Но он не ответил.

Беатрис

После кухонного жара я с наслаждением вдохнула холодный ночной воздух. Ветер ещё нёс сырость, но, по крайней мере, дождь перестал. Бледные облачка скользили на фоне луны, небо уже очищалось. Скоро зазвонит колокол к полуночным молитвам, но еда для деревенских наконец-то готова. Горшки до утра будут томиться на медленном огне. Ветер жадно поглощал густой аромат баранины и пряностей и разносил по ночному воздуху. Я думала – если он доносит этот запах до самой деревни и они, сидя там, в холоде и сырости, с урчащими животами, чувствуют его – наверняка нас проклинают.

Я осторожно закрыла за собой дверь и, подняв фонарь, стала пробираться в темноте к своей кровати. Гудрун свернулась в уголке, положив голову на пучок соломы. В волосах у неё дремали два голубя. Я подумала, что ей наверняка холодно в таком тоненьком платье, и нагнувшись над ней, укрыла одеялом. Её руки покрывали синяки и царапины, на шее лиловый кровоподтёк. Как это случилось? Гудрун как будто не замечала боли. Удар, от которого любой взвыл бы, она сносила, даже не моргнув. Однако если кто-то дружески пожимал ей руку, она выдёргивала её, как от ожога калёным железом. Ребёнок не двигался, только тихо поднимались рёбра, но птицы проснулись и разглядывали меня блестящими чёрными глазками. Я присела рядом на кучу соломы. Я любила смотреть, как она спит, но этой ночью я очень устала.

Мы почти не спали две ночи и работали целыми днями. Мне хотелось свернуться на соломе рядом с моей Гудрун, уткнуться лицом в её длинные мягкие волосы, как эти голуби, и спать, обнимая её, мою малышку, в тепле и безопасности. Но о сне не стоило даже думать – скоро прозвонит колокол, созывая нас в часовню.

Слышит ли колокол Целительница Марта? Может, слышит и пытается встать, не понимая, что делает, как собака, бегущая на свисток пастуха? Молитвы продолжатся без неё. Всё теперь будет продолжаться без неё. Это кажется немыслимым, неправильным, но жизнь назад не повернёшь. Целительница Марта лежит в лечебнице, теперь она не лекарь, а просто бессловесное тело, о котором придётся заботиться. И кто же ее заменит? Это должен быть кто-то, обученный искусству врачевания. Я не владею и десятой долей знаний Целительницы, но у кого из нас они есть?

Возможно, моя маленькая Гудрун знала о травах и зельях больше любой из нас, но люди не доверят ей лечить даже висельника, а о себе и говорить нечего, они скорее умрут, чем возьмут лекарство из её рук. Пега помогала Целительнице Марте с тяжёлой работой и, должно быть, нахваталась каких-нибудь знаний, но что в них толку, когда она не может прочесть этикетку на склянке или рецепт в книге?

О лечении самых распространённых болезней я знаю не меньше других. Во Фландрии я вела домашнее хозяйство, лечила слуг, служанок и мужа – если у них случалась лихорадка или простуда. В бегинаже я могла бы научиться большему, но мою работу в лечебнице никогда не поощряли. Мне поручали тяжёлую и грязную работу в поле или на кухне и не давали учиться. Нужно стирать или молотить зерно? Пошлём добрую старую Беатрис, она всё сделает.

Но я быстро усваиваю знания, хотя времени на обучение у меня было совсем мало. Всё изменится, когда я стану Мартой. У меня будет время изучать травы. Мне не придётся тратить жизнь на молотьбу и стирку. Лечебница перейдёт под моё начало, и я стану работать день и ночь, чтобы сделать её эффективнее. Конечно, мне никогда не стать таким умелым врачом, как Целительница Марта, я не училась, как она, у меня нет опыта. Но я стану хорошим лекарем, стану равной остальным Мартам, здесь или во Фландрии. Я хотела этого, я этого заслужила, и Кэтрин права – кого же еще может выбрать Совет?