Текст книги "Королевство Тени и Света (ЛП)"

Автор книги: Карен Мари Монинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

Рэй хмуро смотрит на меня.

– Прости, что я не смогла излечить его до конца, великая королева, – она морщит носик. – Но он очень сильно сломан.

– Что ты имеешь в виду? – обеспокоенно спрашиваю я.

Мама мягко смеётся.

– Ерунда. Рэй чувствует артрит Джека и боль, оставшуюся в его руках и ладонях.

– Ему до сих пор больно, – волнуется Рэй.

Папа говорит ей:

– Малышка, благодаря тебе, у меня уже ничего не болит.

Он тянется ко мне, предлагая обнять одной рукой, и мне наконец-то удаётся сдвинуться с места. Я несусь к нему и оказываюсь в медвежьем объятии, которое уже и не надеялась ощутить вновь. Я целую его в щёку, затем высвобождаю руку и притягиваю свою маму в наше общее объятие.

Когда я наконец отпускаю их, я встаю на колени и обнимаю Рэй.

– Я не знаю, как мне тебя отблагодарить.

– О, это просто, – тут же отвечает она. – Восстанови привилегии спирсидхов как двора. Им так грустно в изгнании. Они отправились в укрытие, потому что другие фейри злились. Они думают, что ты сможешь всё исправить и сделать так, чтобы все были счастливы.

Я клянусь:

– С этого дня спирсидхи больше не изгнаны и обладают полными правами в Фейри. И я сделаю так, чтобы все были счастливы. Обещаю.

– Что возвращает меня к моему вопросу, – говорит Кристиан. – Как ты планируешь править ими?

Я поднимаюсь и обвожу взглядом нашу маленькую, но могущественную группу.

– Нам всем предстоит сыграть свои роли. Тебе, Риодану, Бэрронсу и Девятке, ши-видящим, Шону, Инспектору Джейну… погодите-ка, кто-нибудь видел инспектора Джейна?

– Он залёг на дно, чтобы защитить свою семью, – говорит мне Риодан.

– Кто-нибудь выследит его и скажет ему вернуться? – прошу я.

– Я об этом позабочусь, – вызывается Кристиан.

– Кристиан, я всё забываю сказать. Как думаешь, Хлоя подумает о том, чтобы принять Невидимый Эликсир Жизни, учитывая… ну, ты понимаешь, Дэйгиса? – спрашиваю я.

Тигрово-жёлтые глаза ярко полыхают, и он рычит:

– Думаю, ответ будет оглушительным «да».

Через десять минут мы сдвинули столы, и я обедаю с Бэрронсом, моими родителями, Дэни и Риоданом, Кристианом и Лирикой, Шоном, Кэт и маленьким чудом по имени Рэй, которое вернуло мне моего отца, а также с Адским Котом (который постоянно таскает еду с чужих тарелок), поднимая идеально наполненные Гиннессом бокалы в тосте за будущее, которое несомненно будет далеко не идеальным.

Я обвожу взглядом собравшихся за столом, задерживаясь на каждом лице в отдельности, пока я впитываю смех и смакую уникальный привкус раздражительных перепалок, которыми обильно обмениваются те, кто сложат головы друг за друга.

Этот момент идеален.

И это всё, что у нас когда-либо есть. Этот момент, прямо сейчас.

И мы дураки, если не сможем впихнуть всю жизнь и любовь в каждый из таких моментов.

Первый эпилог

Спустя некоторое время…

Азар

Азар, принц Осени, стоял в зимнем королевстве и смотрел на многие мили заснеженной земли, будучи не в силах осознать, почему его потянуло прийти сюда сегодня.

Но в последнее время он многие вещи не мог осознать. Всё было для него новым.

Королева сказала им, что Туата Де Дананн перенесли огромные беды и потери. Она смогла обеспечить их выживание лишь за счёт восстановления их в самой ранней форме, без воспоминаний о событиях, случившихся прежде.

Теперь каждый из них был новорождённым. Они начинали жизнь с нуля, без багажа, и их ждало лишь то, чему они сами подвергнут себя своими действиями.

У него не осталось воспоминаний о жизни до того, как королева их восстановила, и всё же определённые вещи пробуждали в нём сильные эмоции. Все фейри испытывали подобное; королева называла это дежавю – ощущение, что ты это уже видел или бывал здесь.

Она сказала им, что несмотря на потерю памяти, невозможно стереть чью-либо сущность, так что до тех пор, пока они испытывают эмоции, след любви останется. Эти следы так глубоко отпечатались в их сердцах, что однажды их вновь притянет друг к другу.

Азар зашагал вперёд, гадая, что привлекло его в эту ледяную землю, так сильно отличающуюся от его дома. Он обитал в шумном, праздничном королевстве вечного сбора урожая, которое широко простиралось под масляными рассветами и кроваво-шафрановыми закатами, где сады изобиловали сочными оранжевыми тыквами и пряными ароматными яблоками. В королевстве Осени всё было ярким, постоянно гудело от голосов и празднеств.

Здесь же была приглушённая земля с малым количеством цвета, лишённая садов, укрытая снегом, простиравшаяся под таким голубым небом, что оно ошеломляло взор, а возвышающиеся обледеневшие деревья искрили как крошка бриллиантов под ослепительным солнцем.

Он осознал, что воздух здесь (в отличие от умеренного плодородного климата Осени, постоянно пропитанного дымом костров Самайна) морозный, дерзкий и бодрящий. Здесь под ботинками не хрустели листья, лишь тихонько поскрипывал снег.

Время от времени он останавливался, изумлённо рассматривал замысловатые узоры льда на стволах деревьев, поражался мастерству художника, который нарисовал их с такой заботой. А иногда он делал паузу и столбенел от неожиданного травянистого холмика, изобиловавшего яркими цветами среди снега.

Он шёл неизмеримо долго, упиваясь жизнью.

«Вы tabula rasa^[70], – сказала им королева. – Каждый из вас – теперь книга с чистыми страницами. Вы сами выбираете, что вы на них напишете. Выбирайте с умом. Я вмешаюсь лишь в том случае, если создастся впечатление, что мы как вид вот-вот вновь совершим те же самые ошибки».

Ему нравилось быть чистой книгой, но всё же содержать в себе отголоски тех существ, которых он любил когда-то. Он подозревал, что старт с нуля – это дар, истинную ценность и прелесть которого он может никогда не понять. Он верил, что вновь найдёт путь к дорогим его сердцу вещам.

Поднявшись на вершину заснеженного гребня в лесу, он резко остановился и зачарованно уставился на ледник внизу. Его кровь заструилась по венам быстрее – так случалось всегда, когда он сталкивался с персоной или вещью, которая была для него важна в забытом времени.

Там стояли две принцессы, склонившие головы друг к друг и восторженно обсуждавшие планы о том, как они продолжат трудиться над землёй.

Одна была золотистой и яркой, другая воплощала бледную ослепительность. Именно от бледной принцессы, стоявшей на густом ковре снежных цветков, у него перехватило дыхание.

Он зашагал вперёд, чтобы поприветствовать их, и они повернулись как одна, улыбаясь.

Он совершил формальный поклон.

– Я Азар, принц Осени. Я желаю вам доброго дня и передаю лучшие пожелания от моего двора.

– Я Северина, – сказала золотистая принцесса. – Хотя мы сейчас не в моём королевстве, я радушно принимаю тебя в Лете, – она глянула на бледную принцессу, потом на Азара, потом ещё и ещё, ещё и ещё, и её глаза шире распахнулись от восторга.

Зимняя принцесса уставилась на Азара с той же смесью изумления, восторга и радости, которую он испытал при виде неё, и на её щеках расцвёл поцелуй румянца.

С озорством, пляшущим в глазах, Лето быстро обняла Зиму, поцеловала в щёку и придыханием прошептала:

– Я вернусь попозже. Возможно, намного позже. Тогда до завтра, да?

– Завтра, – согласилась зимняя принцесса с тёплой улыбкой. – Мы раскрасим лабиринт. Мне это место не очень дорого. Может, мы заменим его чем-то новым?

– Цветы и фонтаны, плюс маленький садовый домик, – восторженно сказала Лето.

– Звучит божественно.

Когда Лето испарилась, Зима повернулась к Азару и присела в низком реверансе.

– Приветствую, принц Азар. Рада принять тебя в своё сердце и дом, – она нахмурилась, словно растерявшись. – Я хотела сказать, «в сердце моего дома», – поправилась она, покраснев. – Я Иксай. И я очень рада встрече с тобой.

– Иксай, – Азар эхом повторил её имя, смакуя то, как оно ощущалось на языке, но было ещё что-то… какое-то иное имя, которым он мог бы назвать её, и которое ощущалось идеально. – Думаю, я буду звать тебя Икс.

Второй эпилог

Спустя некоторое время…

Кристиан

Я стою в коридоре, глядя на Лирику, желая сказать миллион вещей, но не произнося ни одну из них.

Мне потребовалось долгое время, чтобы подойти к этому моменту, но в итоге я отложил в сторону свои эгоистичные желания и направился сюда.

Когда Лирика впервые упомянула свою мечту, я утешал себя мыслью о том, что Зеркала в Белой Комнате за «Книгами и Сувенирами Бэрронса» были разбиты, и потому это желание никак не воплотить.

Но со временем я стал понимать, как это важно для неё, и я начал выпытывать. Сначала у Бэрронса, который отказался сказать мне что-либо о своей сотне с лишним Зеркал, если не считать того, что он сожалеет, что вообще показал мне их.

Именно Кэт сказала мне, где найти искомое. Здесь, в аббатстве, под их ногами, где это находилось всё время.

Сегодня она сопроводила нас сюда, и одна из Шедона сломала могущественные чары, запечатывавшие дверь.

Теперь мы с Лирикой стоим возле золотистого коридора, и я гадаю, зачем, чёрт возьми, я взял на себя ответственность найти способ и дать Лирике желаемое, зная, что это лишь уведёт её прочь от меня.

Я слабо улыбаюсь. Я знаю, почему сделал это. Мне надо лишь посмотреть на неё, увидеть восторг, изумление и радость в её чарующих глазах, чтобы знать – я бы сделал это снова и снова.

Проведя взаперти три четверти миллиона лет, Лирика жаждет увидеть мир, прожить свои истории, смелая и свободная. И она не хочет компании. Я не могу её винить. Мы все должны проложить свой путь прежде, чем сможем идти по какому-либо пути вместе.

И всё же. Проклятье. Она забралась мне под кожу. Моё желание к ней никогда не ослабевает. Сколько бы раз она ни побывала в моей постели, я буду скучать по её телу рядом. Я буду входить в нашу спальню утром, видеть пустую кровать и жаждать услышать её раздражённое утреннее ворчание, а потом наши бесконечные разговоры обо всём и ни о чём. Мой замок будет ощущаться таким чертовски пустым без неё.

Я буду скучать по полётам в небе рядом с ней, над Шотландией, слушая, как она восклицает от восторга при виде самых незначительных мелочей.

Я буду скучать по её причудливому взгляду на жизнь, словно всё это – одна великолепная и грандиозная история. Я буду скучать по её дикции, по замысловатому выбору слов.

Я больше никогда не смогу смотреть на бутылку Гиннесса. В итоге я обязательно буду трясти каждую такую бутылку, надеясь, что она внутри.

– Ох, – восклицает она, глядя на меня и улавливая глубину моих эмоций, – я тебе так нравлюсь, Кристиан.

– Да.

– Нет, я имею в виду, что я очень, очень нравлюсь тебе.

– Что я могу сказать? Двойственность – это моя слабость, – это прощание убивает меня. Мне это ненавистно. Я не испорчу этот момент для неё. «Я люблю тебя, – не говорю я. Она к этому не готова. – Но ох, Лирика, как я тебя люблю».

Она сияет.

– А двойственности во мне с лихвой.

– Так и есть. Останься. Хотя бы ненадолго. Ещё на несколько дней, – чёрт возьми, я не собирался этого говорить. Возможно, будет безопаснее больше не открывать рот.

Она серьёзнеет.

– Легче никогда не станет, Кристиан. Более того, чем дольше я остаюсь, тем сложнее будет попрощаться.

Именно то, на что я рассчитывал. Но я не скажу этого вновь и не буду настаивать.

– Я ждала этого момента всю свою жизнь, Кристиан. Мечтала о нём. Возможности выбора, свобода. Ты только посмотри на все эти зеркала. Я могу выбрать любое из них. Я наконец-то поистине свободна. Благодаря тебе, Кристиан. Ты сломал мою бутылку, разбил мой лёд и освободил меня.

Я шумно выдыхаю и торопливо говорю в сотый раз.

– Зеркала опасны. Помни, что я говорил тебе про Зал. Выбирай быстро, Лирика. Не медли. Помни, изображение на каждом показывает не то место, куда оно ведёт.

– О, во имя всего святого, я знаю. Ты сказал мне как минимум сотню раз.

– Максимум раз шесть.

– Ты беспокоишься обо мне.

– А ты от этого в восторге.

– Так и есть.

– Ты наивна.

– Так и есть, – соглашается она. – И уязвимая, и открытая, и добрая, а вселенная жестока к людям вроде меня.

– Ты – не люди.

– Я использовала это…

– …знаю, в самом широком контекстном смысле.

Мы улыбаемся друг другу, затем я рычу:

– Проклятье, Лирика, я буду по тебе скучать.

– Знаю, – восклицает она, лучезарно сияя. – Я буду там, в мире, а где-то в другом месте кто-то будет по мне скучать. Но они не призовут меня, не потребуют моего присутствия и не попытаются меня удержать, потому что я им не безразлична, и они хотят, чтобы я была свободна.

– Абсолютно, безумно свободна. Я хочу, чтобы ты опьянела от возможностей выбора, окосела от жизни. Я желаю тебе самых изумительных, самых героических приключений с самыми грандиозными спутниками. Но однажды, если ты решишь вернуться…

– Однажды, – поправляет она, – когда я решу вернуться…

– Ты можешь прийти ко мне.

– Я приду к тебе.

– И я буду ждать.

– И ты дашь мне весь секс, которого я потребую, потому что ты будешь так счастлив видеть меня, – заверяет она меня с абсолютной уверенностью.

Я улыбаюсь ей и выгибаю бровь.

– Посмотрим.

Она выгибает бровь в ответ.

– О, ещё как посмотрим.

Когда она тянется, чтобы поцеловать меня, я закрываю глаза и смакую каждый нюанс, выжигаю это в своей памяти вплоть до изысканных деталей, чтобы воспоминание составило мне компанию на протяжении того времени, что мне придётся ждать эту женщину.

Лирика стоит того, чтобы её ждать.

Третий эпилог

И спустя ещё некоторое время…

Мак

Я стою на тротуаре перед «Книгами и Сувенирами Бэрронса» и запрокидываю голову, пристально рассматривая элегантный фасад книжного магазина в стиле Старого Света и удовлетворенно кивая.

Я люблю это место. Но кое-чего не хватало.

Я только что закончила добавлять кафе, которое я окрестила «Уголок Корри» в честь одной из своих лучших подружек со школы, любящей читать не меньше меня. Давным-давно мы мечтали о том, чтобы вместе открыть книжный магазин с кафе. Мне не терпится рассказать ей, и я надеюсь, что она приедет и посетит это место. Мы недавно вновь начали общаться, и похоже, она готова к переменам.

Мне кажется, ей понравится Дублин и то, что я сделала с кафе, названным в её честь. «Уголок Корри» – это место, где люди могут выпить чашечку сногсшибательно хорошего кофе и почитать книгу, устроившись на подоконнике или в одном из дюжины мягких кресел. Тут можно собраться перед камином, обсудить историю, нынешние события, вообще что угодно, разобраться с проблемами нашего мира и найти решение. Если повезёт, я привлеку самые яркие сердца и умы в Дублине и буду бессовестно подслушивать. Я не настолько занята с Туата Де Дананн, как мне думалось. Фейри чрезвычайно хорошо справляются со своими королевствами. А теперь у меня есть место в мире смертных, которое свяжет меня с разнообразием людей, делящих со мной одну планету.

Единственная причина, по которой я так долго не создавала «Уголок Корри» – это потому, что мне нравится внешний вид книжного магазина, и я не могла придумать, куда поместить кафе, чтобы оно не испортило облик здания и не выглядело странно. Хоть я и Верховная Королева Фейри, не все об этом знают, и я не хочу рекламировать этот факт за счёт создания приметного кармашка реальности, в который могут войти люди. Кроме того, пространственная дезориентация «Книг и Сувениров Бэрронса» и так зашкаливает.

Поэтому я стала строить вверх.

– Серьёзно, мисс Лейн? – сухо говорит Бэрронс позади меня.

Мисс Лейн. Ага. Ему не нравится.

– Кому принадлежит заведение? – я бросаю дразнящую улыбку через плечо.

Он выгибает бровь.

– Кому принадлежит женщина, которой принадлежит заведение?

– Как будто ты когда-либо отрёкся бы от меня просто потому, что я добавила кафе на крышу книжного магазина, – говорю я, смеясь. – Оно там идеально смотрится. Признай.

– Книжный магазин – твой. Ковры – мои. Люди будут толпами тащиться через дом, по моим коврам, чтобы попасть в твоё чёртово кафе. Почему бы не поставить несколько столиков перед зданием? Как ты объяснишь своим посетителям бесчисленных лемуров, мародёрствующих в магазине?

Я издаю фыркающий смешок.

– Лемуры не мародёрствуют, и ты это знаешь. Они сбегали всего дважды. И они больше не пытались сбежать с тех пор, как я добавила лес и расширила их этаж. Рэй любит играть с ними, когда приходит в гости. Кроме того, тут есть ты, я, лемуры, и постоянно заглядывают наши друзья, но ты думаешь, что именно лемуры покажутся нашим посетителям странными?

– Среди всего прочего.

– Мне нужно было больше пространства, и крыша – действительно идеальное место, – говорю я, когда мы направляемся к двери. – Я втиснула элемент расширения. Пойдём, я тебе покажу. Я хочу, чтобы ты сказал, не слишком ли это очевидно. Я планирую предлагать футболки, кружки, календарики с эмблемой «Книг и Сувениров Бэрронса», и прочие штуки, и ещё я видела супер-милые розовые листочки для заметок в форме сердечка, которые… о! К слову о розовом, я собираюсь добавить к кафе пекарню, которая каждый день будет печь свежие торты. Вдобавок я планирую продавать кожаные блокноты ручной работы, созданные здешними мастерами, а также фотографии местных пейзажей в рамках. У меня столько идей, – я продолжаю трещать, пока мы идём по книжному магазину, затем резко останавливаюсь, осознав, что Бэрронс не уделяет мне внимания – он пишет кому-то смс, совершенно не слушая. Возмутившись, я громко говорю: – Не то чтобы я планирую водить посетителей на экскурсию в секс-темницу, и серьёзно, Бэрронс, учитывая, что я получила кафе, а ты получил секс-темницу, думаю, мои изменения выгодны для всех.

Он резко вскидывает голову, телефон оказывается запиханным в карман, а его тёмные глаза блестят.

– Так и думала, что это привлечёт твоё внимание.

– И где, говоришь, эта секс-темница?

– Если бы ты слушал, ты бы знал. Но нет, ты перестал обращать внимание после упоминания розовых листочков для заметок в форме сердечка.

Его ладони ложатся на мою талию, и он привлекает меня ближе, и я дрожу. Я всегда хочу этого мужчину. Никогда не достаточно. И да, я действительно добавила секс-темницу. Ещё до того, как построила кафе.

– Она в подвале, – бормочу я.

– У нас нет подвала.

– Теперь есть. Хочешь посмотреть?

– Уже не терпится туда попасть.

***

Позднее, запутавшись в кроваво-красных простынях перед потрескивающим огнём, я наконец-то поднимаю тему, которая беспокоила меня месяцами.

Бэрронс говорит, что задавая вопрос, ты должен быть готов к любому возможному ответу. И я боялась возможных ответов на этот вопрос.

Я перекатываюсь на бок, подпираю голову кулаком и смотрю на него – мой тёмный, прекрасный зверь-мужчина, растянувшийся голышом на спине, закинувший руки за голову и закрывший глаза. Я вожу пальцами по изгибу его бицепсов, вниз по руке, потом по подбородку. Его торс по-прежнему татуирован чёрными и кровавыми рунами от тёмной магии, которую они с Риоданом творили в ту ночь в замке Короля Невидимых, чтобы привлечь силу. С тех пор он не умирал. Я провожу рукой по символам, по рельефу его живота, затем убираю руку, так и не опустившись ниже. Это сложно, когда передо мной растянулся обнажённый Бэрронс, но мне надо сосредоточиться на мыслях.

– Бэрронс, помнишь то видение, о котором я тебе рассказывала?

– То, где фейри подлили тебе Эликсир Жизни, – бормочет он.

– Да, то самое.

– Почему ты до сих пор думаешь об этом?

– Серьёзно? Я сделала ужасные вещи.

– Мне кажется, – говорит он, медленно открывая глаза, – единственное, что ты сделала не так в той версии событий, ни в коем разе не было отражением тебя, что демонстрирует твою надежду, оптимизм и желание добиться мира для обеих рас.

– Я уничтожила людей и заточила Девятку в чистилище.

– В той версии тебе без твоего ведома подлили Эликсир, который лишает эмоций и души. Король был не совсем прав. С помощью химических веществ и сторонних снадобий можно стереть чью-либо сущность. Твою сущность отняли против твоей воли – в той версии событий, что была в видении, – натянуто поясняет он.

– Ты защищаешь меня в видении, где я превратилась в сучку из ада?

– Я буду защищать тебя где угодно.

– Ладно, забудь про это. Я это к тому, что пока я была в комнате вне времени, у меня было четыре необычных помутнения сознания.

– А три других?

– Они были такими же ужасными. В одном из них я не прошла через Тёмную Зону в тот туманный день, когда потерялась. В'Лэйн перехватил меня недалеко от книжного магазина и уговорил довериться ему. Я видела тебя, но мы так и не познакомились. Я выбрала его. Я ушла с ним.

Он рычит:

– Этот мудак мёртв. Я сжёг то, что от него осталось, потыкал в прах и подождал, не восстанет ли чего-нибудь. Не восстало. И я съел прах.

Я взрываюсь хохотом.

– Ты же не стал бы есть прах Крууса.

– Хера с два, ещё как съел. А два других твоих… видения?

– Я была любовницей Крууса, но он держал меня в ловушке реальности снов, из которой я не могла сбежать. Я слышала, как ты ревёшь, пытаешься сказать мне правду об его лжи, требуешь, чтобы я проснулась, напеваешь заклинания, чтобы выиграть мне время для побега.

– А последнее?

– Папа умер, я убила всех фейри и старых земных богов…

– …кстати говоря, они должны стать твоим следующим проектом.

Я вздыхаю.

– Знаю. Обратно к помутнениям, – я отказываюсь отвлекаться теперь, когда я готова с этим разобраться. – В моём последнем видении моя ярость была столь велика, а моя жажда мести была столь всепоглощающей, что король Невидимых выбрал меня как преемницу, и как только его сила передалась мне, она тут же вырвалась наружу и убила всех существ, кроме людей.

– А я там был?

– Да, но я просеялась от тебя. Я сходила на могилу к папе, а потом отправилась жить среди звёзд.

– Что ж вы так боязливы, маловерные. С чего бы тебе убегать? Ты до сих пор веришь, что есть какая-то версия тебя, которую я не захочу? За которой я не пойду, решительно готовый разделить с ней жизнь до конца вселенной и самого времени?

На самом деле, это большая часть того, о чём я гадала.

– Я боялась, что ты будешь презирать меня за то, что я сделала. За то, что не сумела контролировать силу.

– Никогда. Кем бы ты ни стала. Что бы ты ни сделала. Я здесь. С тобой. Где бы мы ни оказались, мы вместе, – он перекатывается на бок, дёргает меня к себе и накрывает мой рот жарким и голодным поцелуем. Когда мы наконец отрываемся друг от друга, я вся свечусь и отвлекаюсь, но я женщина на миссии. Мне надо знать.

– Так вот, – продолжаю я. – Я думала об этих видениях и нашла четыре возможных объяснения.

– Мы всё ещё говорим об этом? – рычит он.

– Да. Первое: это просто сны, мои подсознательные страхи.

– Несомненно, верный ответ.

– Ты не выслушал три остальных варианта. Тс-с-с.

– Ты только что шикнула на меня?

– Второе: это настолько деликатный дар предвидения королевы.

– Я куплюсь на это. Почему ты до сих пор используешь свой талантливый ротик для разговоров, когда ты можешь делать им массу других вещей?

– Третье: Маздан не признал, что сплетал мои сны, как и ты не признаёшь большую часть того, что ты делаешь.

– Теперь в этом разговоре осуждают и меня. Как мы до этого докатились? – он смеётся и тянется ко мне.

Я спешно отползаю в сторону.

– Бэрронс, что если это были не видения и не сны? Что, если это дежавю? Как мне понять разницу между дурным предчувствием о будущем и ощущением, будто я уже бывала здесь прежде?

– Какая разница? Реальности, которые ты увидела мельком – это не та реальность, в которой ты живёшь.

Я открываю рот, затем закрываю обратно. Потом, собравшись с духом, я выпаливаю:

– Четвёртое: каждый из этих вариантов событий действительно случился, и каждый раз ты каким-то образом возвращал меня назад, помогал начать с чистого листа и делал так до тех пор, пока я не сделала всё правильно.

Он смотрит на меня несколько долгих секунд, затем говорит:

– Ты явно считаешь, что я обладаю колоссальной силой.

От меня не ускользает тот факт, что он этого не отрицает.

– Во-первых, – быстро продолжает он. – Ты подразумеваешь, что в тех других реальностях ты сделала что-то неправильно. Это не так. В каждом варианте ты была жертвой. И ни в одном из них ты не была плохим человеком. Ты была хорошим человеком, которого варварством подтолкнули к плохим поступкам. Во-вторых, Мак, почему мы до сих пор обсуждаем это? Мы же в нужной реальности.

– Ты каким-то образом возвращал меня в прошлое, чтобы отменить неправильные реальности, пока мы не пришли к этому?

Он слегка улыбается.

– Откуда мне знать? Я бы тоже вернулся в прошлое, и ни у одного из нас не осталось бы воспоминаний. Так что, как видишь, – говорит он, притягивая меня обратно в свои объятия, – это неважно. Единственное, что имеет значение – мы здесь, сейчас, в секс-темнице, которая, мне хочется добавить, поразительно изобретательна. Наш мир – отличное место для жизни. В этой реальности, в единственной, которую я сужу, ты справилась хорошо. В этот раз я оставался в стороне, позволял тебе принимать решения.

Я встречаюсь с его непостижимым тёмным взглядом и осознаю, что это весь ответ, который я получу. В этой реальности, в единственной, которую я могу судить, я справилась хорошо.

– Если так подумать, ты был другим, Бэрронс. Ты позволял мне говорить, принимать все решения, только изредка рычал, что я не буду одна делать то, что я собралась делать. Я всё ждала, когда ты вмешаешься или сделаешь что-нибудь.

– Понятно. Я ничего не сделал, чтобы провести нас через эту последнюю эскападу. Вот что ты думаешь, – сухо говорит он. – Полагаю, всё сделал Маздан.

Я подмигиваю ему.

– Завидуешь?

– Попробовала бы ты жить с двойником в твоём мире.

– Жила же.

– Совсем недолго. Я хотел презирать Маздана. В итоге я осознал, что он гениальный, невероятно привлекательный, сообразительный, изобретательный, талантливый, смертоносный в сражении – почти такой же полный комплект, как и оригинал.

Я смеюсь.

– И всё же ты должен признать, ты поразительно тихо стоял в стороне на протяжении всех тех событий, которые случились после моего выхода из комнаты.

– А чего ты ожидала?

– Что ты будешь делать то же, что и всегда. Выслеживать, реветь, захватывать контроль. Угрожать. Разбираться. Завоёвывать. Возможно, даже диктовать и ожидать, что все тут же спешно и слепо подчинятся.

– Ах, старые-добрые деньки, – говорит он со вздохом. – Я смотрел, как ты эволюционируешь, Мак. Со дня, когда ты ворвалась в мой магазин, до дня, когда ты покинула комнату. Это было не моё испытание. А твоё. Хотя если честно, это было и моё испытание тоже. Мне нравится угрожать, разбираться, завоёвывать и преуспевать в этом. Мне было бы слишком просто продолжать делать это и никогда не уступать тебе дорогу. Я хочу равную себе. И ты – равная мне. И ты великолепно со всем справилась.

– Спасибо. Иерихон.

– Всегда. Мак.

Как Дэни и Шазам, мы с Бэрронсом говорим на своём кодовом языке. Когда Дэни говорит «Я вижу тебя, Йи-йи», Шазам знает, что она признаётся ему в любви.

Каждый раз, когда я произношу «Спасибо», я говорю ему, что он моё солнце, луна и звёзды.

И каждый раз, когда Бэрронс отвечает «Всегда. Мак», я знаю, что это значит.

Его «всегда» – это присяга любви, вечное обещание и гарантия, что хотя мы, возможно, никогда не будем жить счастливо на протяжении долгого времени, мы будем жить. Вместе. Ярко и страстно.

Огонь для его льда.

Лёд для моей лихорадки.

КОНЕЦ

БОНУС

От автора

Закончив последнюю главу «Королевства Тени и Света», я не ощутила чувства завершённости, и меня донимала сцена, из-за которой (если бы я не написала её) я бы не спала по ночам, крутилась и ворочалась, терпя разглагольствования персонажа, требующего, чтобы я дала ему его последний час на странице.

Я предпочитаю, чтобы меня не преследовал по ночам именно этот персонаж, потому что за этим непременно последует хаос, хотя я с готовностью приму тенистые встречи с Мазданом в Стране Снов.

Король Невидимых оставил пост после миллионов лет у власти. Он передал свою неизмеримую, внушительную силу преемнику. И всё же к концу Королевства Тени и Света он так и не появился на страницах, если не считать периодического парения в аморфном облике.

Что оставило меня с бесчисленными вопросами без ответа.

Какое существование ждало его теперь? Каким существом он был, из какого теста он слеплен, к какому виду он принадлежал… остался ли он бессмертным? Есть ли у него дом, к которому он мог вернуться? Сохранил ли он остаточные силы? К чему всё это было – его грандиозная история любви, создание и разрушение бесчисленного множества существ и миров – если всё это закончится так, вообще без нормального финала?

А как насчет холодного, лишённого угольков будуара в Белом Особняке, где половина комнаты возлюбленной отделена от половины короля Невидимых без соединяющего их зеркала? Великолепное имение похолодело в день, когда я написала сцену, в которой любовь между королём Невидимых и Зарой умирает. Особняк поблёк, и в некоторых уголках роскошные спальни сменились мавзолеями, а в садах появились усыпальницы. Смерть их колоссальной любви выгравировала на этом безграничном Доме эмблемы разрушения, чего никогда прежде не существовало в этих стенах. Ослепительная гамма мраморных коридоров померкла, солнечный свет потускнел, огонь в очагах погас, лампы потухли. Искрящие светлячки падали на пол и превращались в пепел. В комнате Неба, где Мак когда-то подумывала принять солнечные ванны, пушистые облака сделались тёмными и грозовыми, и из потолка хлынул поток слёз, ибо сам Особняк плакал и скорбел.

История любви Мак и Бэрронса расцвела в тени древнего, страстного, легендарного романа.

Когда Парень с Мечтательными Глазами (описывающий себя как один из обликов короля, который отказался возвращаться, потребовал власти над своей судьбой, и является лишь одной капелькой дождя от того шторма, который представляет собой король Невидимых) пришёл к Мак в «Песне Лихорадки», он потребовал три дара.

Он получил лишь два. Мак восстановила смертность возлюбленной и вернула ту в её родной мир. ПМГ сказал Мак, что однажды он или король придут за третьим даром. К концу «Королевства Тени и Света» этого не случилось.

Я также знала, в чём заключался третий дар. Но мне надо было увидеть сцену.

И Мак тоже нужно было увидеть это, потому что она верит, что любовь – это то, что заставляет людей выпрыгивать из кровати по утрам, несмотря на ноющие суставы и усталые кости, а также ложиться в эту постель рано вечером. Любовь питает сны, славится излечением порушенных тел и сломанных костей, и Мак верит, что когда люди занимаются любовью (либо физически с партнёром, либо через расцветание любви между родственными душами), они едва ощутимо сдвигают баланс вселенной к лучшему состоянию, подталкивают её и всех причастных на один шажок ближе к Божественному.

И Зара, и король Невидимых неидеальны и допустили бесчисленное множество ошибок – какие-то принадлежали им самим, в других случаях они были пешками на чужих шахматных досках. (Да, даже король).