Текст книги "Королевство Тени и Света (ЛП)"

Автор книги: Карен Мари Монинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

Она подобна воплотившемуся в реальность сну, стройная и сильная, с отпадной задницей. Её волосы… погодите-ка, почему мне снится до-королевская версия Мак с короткими солнечными волосами?

В моём опьянённом сексом мозге срабатывает сигнал тревоги, когда я смутно осознаю, что у неё есть волосы в других местах, где женщины их обычно не оставляют. Мак сегодня ясно дала понять, что она предпочитает от них избавляться.

Бл*дь.

Мне снится сон о саркастичной, язвительной, раздражающей библиотекарше.

Серьёзно? Почему не о ком-нибудь другом? Например, Энио Луна с её тёмными сверкающими глазами, смуглой кожей и чванливой походкой воительницы, которая сногсшибательно горяча и последние несколько лет умирала от желания устроить поле битвы в моей постели… или в удобном местечке на земле, или в любом немного уединённом уголке аббатства, или даже посреди улицы, если я соглашусь.

Но нет, по какой-то немыслимой причине я выбираю увидеть во сне дерзкую девчонку-джинна в бутылке, которая сегодня раз за разом оскорбляла меня и отказалась сотрудничать с королевой; она явно враждебна и несомненно втайне является предательницей.

– Во имя Богини, ты в точности такой, как описывают книги, и даже лучше. Намного красивее, чем на картинках, – выпаливает библиотекарь/Мак, забирается на мою кровать, седлает мои бёдра и обхватывает обеими руками мой…

– Прекрати, – я отбрасываю её руки прочь, подавляя хриплый рык, потому что я хочу ощутить её руки там, но её внезапный натиск сбивает с толку, и я чувствую себя очень странно и некомфортно из-за того, что она выглядит как Мак. Может, я втайне и считаю её привлекательной, но, блин, это Мак, и это кажется неправильным. Кроме того, мне нравится не спешить, а не просто сунул-вынул, и готово.

– Что я делаю неправильно? Научи меня всему, – восклицает она.

Не такой сон я хотел. Когда я сталкиваю её с себя, она разваливается на кровати, раскинув ноги, и её бесконечно трахабельная грудь подпрыгивает.

Я отвожу взгляд и сосредотачиваюсь на стене. В моём нутре бушует сигнал тревоги, предупреждающие знаки повсюду. Не знаю, почему, но я научился прислушиваться к этому. Я выкатываюсь из постели и встаю возле края, изучая её, пытаясь решить, что такое я вижу, но не могу уловить. В итоге, когда ответа не находится, я решаю оборвать сон и начать заново.

– Убирайся. Я не хочу видеть тебя здесь, – я пренебрежительно взмахиваю рукой.

– Ложь, – ровно отвечает она.

Я ощетиниваюсь.

– Я детектор лжи, и я сказал…

– Полная чушь, – перебивает она меня. – Я, может, и девственница, но я знаю, что это означает, – она показывает на мой твёрдый член. Затем она поднимается на колени, от чего её грудь прекраснейшим образом покачивается, и снова тянется к моему дружку. – Это значит, что ты хочешь дать мне секс.

Я раздражённо отпихиваю её руки.

– Это значит, что мне надо пописать, – вру я. – У мужчин часто бывает стояк, когда им надо пописать. Убирайся из моего сна. Ты выглядишь как Мак, и я тебя не хочу.

Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но потом просто сидит там с приоткрытым ртом, выглядя сбитой с толку. Затем она прижимает ладонь к груди, закрывает рот, сглатывает, снова открывает, и оттуда вырывается отрыжка с подозрительно дрожжевым запахом, которая длится целых пять секунд, пока я созерцаю это с отвисшей челюстью.

И это в моём представлении эротический сон? Мне явно нужно попрактиковаться.

Подобравшись к краю постели, она зажимает ладонью рот и смеётся.

– Я рыгнула! – восторженно восклицает она. – Я всегда задавалась вопросом, каково это, – она хмурится. – Уф. Как будто маленькая гаина пытается вскарабкаться вверх по моему горлу. Вовсе не приятное ощущение. Но как только это начало выходить, ощущения просто изумительные.

Она сидит на краю, длинные сексуальные ноги свешиваются с кровати (абсолютно голая и охерительно горячая), и она смотрит на меня обожающим взглядом.

Я наклоняюсь и принюхиваюсь.

Христос, моё подсознание точно извращённое. Мне не просто снится дерзкая стервозная библиотекарша, я ещё и сделал её пьяной от Гиннесса перед тем, как призвать в свою кровать. Вещи, которые мой дремлющий мозг решает сочетать вместе, временами вводят меня в ступор.

– Ты пьяна, – раздражённо сообщаю я порождению своего извращённого воображения.

Она снова рыгает, снова смеётся, явно пребывая в экстазе из-за своего опьянения.

– Да! У меня очередное событие. Это лучший день. Я вымоталась от того, что билась о бок бутылки, и мне захотелось пить, так что я выпила немного того, что было в бутылке, потом занялась остальным, но должно быть уснула, и… – её лицо внезапно мрачнеет, и она шипит: – Когда я уснула, ты, огромный, здоровенный, жирный, нескладный простофиля, – она тычет в меня пальцем, и её груди (груди Мак) подпрыгивают так эротично, что я почти не обращаю внимания на то, как она только что назвала меня, – я едва не утонула в этой гадкой вонючей штуке. Какая личность поступает так с другой личностью? Запечатывает в вонючей бутылке, где можно утонуть и совершенно нечем заняться.

– Ты не личность, и ты не можешь утонуть.

– Я такая же личность, как и ты. И я тоже могу утонуть.

– Ложь.

– Это ощущается как умирание.

Это правда. Я знаю это на своей шкуре из-за страданий в лапах Ведьмы. Хоть мы и не можем умереть по-настоящему, в какой-то мере мы всё равно умираем. А потом мы приходим в себя после исцеления в бессознательном состоянии.

– И фейри не спят.

– Спят. Некоторые из нас.

Моё нутро слышит нотки правды в её словах.

– Это не происходит, – бормочу я в основном про себя, и даже для моих ушей эти слова звучат неуверенно. Я отказываюсь верить, что библиотекарша каким-то образом высвободилась из своей бутылки и заявилась ко мне в постель пьяная в хлам. – Это сон, и он должен закончиться. Прямо сейчас, – я сердито смотрю на неё, дожидаясь, когда она лопнет и перестанет существовать.

Этого не случается.

– Это происходит, – опять отрыжка. Серебристый звон смеха. – И мне кажется, это божественно, – радостно лепечет она. – Мне сейчас хотелось бы секса.

– Я сплю и вижу сон.

– Нет, не спишь.

– Ты никак не могла сбежать из бутылки. Это неписаное правило. Джинны не могут сбежать из своих бутылок. В противном случае джиннов вообще не существовало бы.

– Понятно. И ты встречал одного из них? – приторно сладкая издёвка окрашивает её слова.

– Нет, – рявкаю я. – Но все знают правила.

– Я, – говорит она пьяным и самодовольным голосом, – не джинн. Я библиотекарь. И я бы хотела секса. Прямо сейчас, пожалуйста, – она выжидающе смотрит на меня.

– Довольно! – я резко разворачиваюсь и иду голышом, на ходу призывая одежду своей новообретённой силой. Мне нужны ответы, и я знаю, где их найти. Я сплю или бодрствую? Если я бодрствую, ясно одно: библиотекарь обретёт новый дом в прочной серебристой фляжке с дюймом ирландского коньяка с пряностями на дне. Если она действительно сбежала и отчудила такое, то заслуживает ещё одного утопления.

– Подожди, – кричит она. – Я хочу секса. Возвращайся сюда, – очередная отрыжка. Очередной восторженный смех.

Так, ну это попросту оскорбляет меня. Пьяная женщина, не предложившая ни капельки соблазнения, ни унции романтики, требует, чтобы я занялся с ней сексом безо всякой прелюдии. Я резко разворачиваюсь к ней и рычу:

– Ты не можешь просто взгромоздиться голышом перед мужчиной, потребовать секса и ожидать, что ты его получишь. Это так не работает.

– Ещё как работает.

– Не работает.

Она бесстрастным тоном говорит:

– В каком королевстве какой вселенной это так не работает?

– В единственном, которое имеет значение: в моём! – реву я. Молниеносно развернувшись, я вылетаю из комнаты и захлопываю дверь с такой силой, что весь замок трясётся, а картины на стенах дребезжат. Я слышу, как через несколько комнат отсюда, в одной из свободных спален болты огромного навесного зеркала со стоном поддаются, и за этим следует звучный грохот и звон стекла.

Очаровательно.

Зная мою удачу, это наверняка зачарованное зеркало, и оттуда тоже сбежит нечто отвратительное.

Например, Кровавая Ведьма 2.0, которая в этот раз решит собирать и кишки, и секс. И выйти за меня замуж. И оставить меня себе навечно.

Мне реально надо проснуться, бл*дь.

Глава 13

Прямо под её кожей есть кровь рептилий^[19]

Мак

В Джорджии свет ослепительный, тёплый и уверенный в себе (временами даже наглый), затопляет каждый уголок и щёлочку, поднимая настроение и обнажая кожу.

В Ирландии свет скрытный. Текстурный, неуверенный и холодный, он не добирается до уголков, сговаривается с тенями, чтобы наполнить каждое помещение и переулок аурой зловещего предчувствия. Смешайте этот недобрый свет с туманом и почти постоянным моросящим дождиком, и получите идеальный рецепт погоды, когда лучше оставаться дома, надевать побольше слоёв одежды, грустить над кружками перед огнём и порождать лучшую литературу в мире. Джеймс Джойс, Оскар Уайльд, У.Б. Йейтс, и даже К.С. Льюис, родившийся в Белфасте – все сыны Ирландии.

В Фейри качества света, как и всё остальное в фейри, умножаются в разы.

Свет в королевстве Зимы сердитый, злобный и коварный, он слабеет, когда тебе нужно больше света, делается болезненно ярким, когда ты бы предпочёл не видеть что-либо настолько ясно – например, бесчисленные застывшие статуи смертных и фейри, которые усеивают лабиринт Зимы, все обездвиженные и застывшие посреди визита какого-то ужасного существа; рты широко раскрыты в криках, глаза следят за нами, пока мы проходим мимо.

Жутко. Я чувствую на себе давление их умоляющих взглядов. «Освободи нас! – визжат мучимые глаза. – Ты королева, ты можешь».

Когда я была маленькой, папа возил меня на пляж в Тайби-Айленд во время отлива. Я ненавижу отливы. Отступление океана выбрасывает на мель множество морских существ, их крошечные передвижные домики оказываются далеко от воды, где они остаются лёгкой добычей до тех пор, пока прилив не возвращается, и тогда многие из них уже мертвы. Я понимаю круговорот жизни. Я знаю, что у их кончины есть цель.

В тот день меня возмутили люди, которые бродили по пляжу в поисках красивой безделушки – или, скорее всего, того, что они выбросят через несколько часов, показав друзьям – безжалостно выдирали хрупких существ из их ракушек и бросали их уязвимые обнажённые тела на обжигающий песок, часто прямо перед чайкой или клювом цапли.

Всё ради ракушки.

«Убийцы!» – хотелось закричать мне.

Таким было и королевство Зимы во время отлива, выброшенное на мель страданий, и только я могла облегчить их долю. Я могла освободить мучимые души и вернуть их в море жизни.

«Ты не знаешь, почему она заморозила их, – прорычал Бэрронс. – Ты не знаешь, кто они или на что они способны. Ты можешь освободить Кровавую Ведьму или что похуже. Возможно, это ловушка; они застывшая армия Зимы, докладывающая обо всём увиденном, и если освободить их, то мы окажемся в разгаре битвы. В Фейри ожидай вероломства. Всегда».

Я смотрю на море статуй. «Моя мать заморожена где-то здесь?»

«Если бы она была здесь, я бы почувствовал. В Фейри я могу ощутить её, если она в непосредственной близости. Я ничего не чувствую».

Я выдыхаю, не осознавая, что задержала дыхание. «Значит, если она в замке, ты об этом узнаешь?»

«Если мы пройдём по всем крылам, да».

Как поменялись роли: я уже не его ОС-детектор, зато он магнит моей мамы. Я перестаю смотреть направо и налево, решительно игнорируя мольбы о спасении, и продолжаю шагать вперёд, глядя перед собой, и стены замка становятся всё выше и грознее по мере того, как мы приближаемся.

Я прищуриваюсь. «Ты видишь то же, что и я?»

Бэрронс бросает на меня мрачный взгляд. «Каждый проход в замке запечатан и зачарован. Мощная штука».

Значит, вот во что я врезалась и была временно выведена из строя. Зима чарами оградила от меня свой замок. Успешно. Немыслимо. Щиты из мерцающего серебра с замысловатыми рунами преграждают все входы на территорию.

Я обращаюсь внутрь себя и ищу в своих файлах любое упоминание о том, чтобы один из дворов запечатал свой замок.

Мой поиск не приносит ничего, ноль, абсолютно пусто.

Значит, она запечатала свой замок, потому что держит внутри мою мать, и это её попытка (сильный акцент на слове «попытка») не впустить меня с помощью чар. «Я же говорила, что она её похитила», – выпаливаю я Бэрронсу горящими глазами.

«Опять-таки, мисс Лейн, П-Р-Е-Д-П-О-Л-О-Ж-Е-Н-И-Е. Прекратите. Если отбросить ожидания, вы никогда не будете удивлены. Если вы не удивляетесь, вы готовы ко всему, а не только к одному единственному варианту, который вы посчитали истинным, не имея ни единого доказательства».

«Бла-бла-бла, – раздражённо говорю я. – Возьми меня за руку. Мы просеиваемся внутрь».

«И врежемся в те же защитные чары, в которые ты врезалась раньше? Ни за что. Пойдём пешком».

Я выгибаю бровь. «Ты сказал, что не думаешь, будто Зима её похитила. Ожидание тех же защитных чар подразумевает…»

«Я не ожидаю. Я признаю все вероятности и прокладываю наиболее мудрый путь».

Я закатываю глаза, но неохотно соглашаюсь.

Мы преодолеваем лабиринт и подходим к возвышающимся воротам. В моих файлах имеются универсальные ключи для входа в каждое королевство, вот почему Зима запечатала замок. Она знала, что не сможет закрыть передо мной ворота. Я рисую символы в воздухе перед возвышающимися двойными дверями, призываю руну и шлёпаю её на ледяную поверхность. Двери дрожат несколько долгих секунд, словно стараясь воспротивиться, затем медленно распахиваются.

Я делаю шаг вперёд и резко останавливаюсь, уставившись.

На осмысление увиденного уходит несколько секунд. Приходится напомнить себе, что все Невидимые мертвы, и внутри этих стен действительно Видимые, а не Невидимые. Ну, или они были Видимыми, как минимум. Я не уверена, чем они стали теперь.

«Что, во имя грёбаного ада, происходит?» – говорит Бэрронс.

Я понятия не имею. Но я пересмотрела своё мнение относительно того, почему замок запечатан. Зима сделала это не только для того, чтобы не впускать меня, но и чтобы не выпускать множество других, и она уничтожила все звуки, потому что не могла слушать то, что происходит в её дворе внизу.

И это говорит мне то, что я не посчитала бы возможным. Зима утратила контроль над собственным двором.

При условии, что она не находится где-то перед нами в отвратительной жестокости, обрётшая отвратительно искажённое обличье.

Ибо внутри стен своего королевства, в зловещей ужасающей тишине, с беззвучными стонами и неслышными криками, двор Зимы погрузился в войну.

С самим собой.

Глава 14

Похоже, теперь мне никто не может помочь,

я увяз слишком глубоко^[20]

Кристиан

Грёбаный ад, я не сплю.

Бутылка из-под Гиннесса хрустит под моими ботинками, осколки стекла разбросаны по полу башни.

Библиотекарша сделала именно то, что утверждала – бросалась на стенки изнутри, отчего бутылка свалилась с полки, упала на пол и разбилась, освободив её.

Неудивительно, что моё нутро кричало. Я чувствовал, что происходящее – это реальность, а не сон, и я едва не занялся сексом с разновидностью фейри, которую даже королева не сумела опознать. Зная моё везение, это наверняка какая-нибудь форма суккуба, которая жадно поглотит обрывки моей души, превратив в безумного монстра, подобного остальным фейри.

– Я не понимаю, почему ты не даёшь мне секса, – говорит жалобный голос позади меня.

Я резко разворачиваюсь, награждая её гневным взглядом. Само собой, она последовала за мной.

– Кто ты? И не дури мне голову. Попробуешь облапошить меня, и я посажу тебя в полную бутылку пива, где ты будешь тонуть раз за разом. Вечно.

– Все мужчины – садисты?

– Все фейри – извращенцы? Что за игру ты ведёшь? И вообще, как тебя зовут? И надень чёртову одежду, – последнее предложение я громогласно рычу.

Я удивляюсь и лишь немного смягчаюсь, когда она мгновенно подчиняется, облачая себя в короткое прозрачное платье-рубашку, которое почти хуже наготы в том, как оно льнёт к каждому изгибу, явственно подчёркивает соски и лобок и оставляет очаровательные ноги Мак обнажёнными до середины бедра.

– Меня зовут Лирика, – тихо отвечает она. – Я стараюсь быть милой, так что прекрати усложнять мне задачу.

Я моргаю. Суккуб-фейри отчитывает меня за раздражительность, хотя она сама всегда раздражается первой.

– Что ты такое?

– Я не могу тебе сказать.

– Почему нет?

Она снова рыгает, но в этот раз не хихикает.

– Я никогда прежде не была пьяной. Кажется, мне это не нравится. Когда это закончится?

– Примерно через пять минут. Мы недолго остаёмся пьяными. Я получаю примерно десять минут счастья от литровой бутылки виски, а потом моя голова раскалывается.

– Я уже на этапе раскалывающейся головы, – хныча, она опускается на пол и скрещивает ноги, затем роняет голову на руки и сжимает её.

Ну конечно. Теперь я должен её пожалеть. Я отказываюсь.

– Почему ты не можешь сказать мне, что ты такое? – требую я.

Она бормочет в свои ладони:

– Потому что я не знаю. Я фейри. Но это всё, что мне известно.

– Ты даже не знаешь, Видимая ты или Невидимая?

Она поднимает голову и качает ею, затем вздрагивает.

– Ой.

– Ответь мне словами, – я повторяю вопрос, чтобы иметь возможность прогнать её ответ сквозь свой детектор лжи. – Ты знаешь, Видимая ты или Невидимая?

– Мне не хватает фактов. У меня есть сомнения и вопросы, на которые так и не было дано ответов.

Правда. И если она Невидимая, то она последняя из ныне существующих Невидимых. Ну, помимо меня и Шона, но я не отношу нас к таковым.

Она стонет и массирует виски.

– Как долго продлится головная боль?

– Примерно полчаса.

– Дольше, чем опьянение? – изумлённо переспрашивает она. – Это нечестно!

Я всей душой согласен.

После паузы, во время которой она потирает голову и тихонько стонет, она говорит:

– Я знаю, что я единственная в своём роде. Уникальность.

Снова правда.

– Ни Мак, ни Дэни не являются твоим истинным обликом, так?

Она начинает качать головой, вздрагивает и говорит:

– Нет.

– Покажи мне своё истинное обличье, – требую я.

– Это запрещено.

– Я приказываю тебе показать мне своё истинное обличье, – громогласно реву я во всю мощь Друидского Гласа, которому невозможно не подчиниться.

– Ай! У меня же голова болит. Прекрати на меня кричать. Я же сказала, это запрещено.

Глас на ней не работает. Будь я проклят.

– Кому?

– Кем, – раздражённо поправляет она.

– Кем, бл*дь, это запрещено? – рявкаю я.

Она прижимает кончики пальцев к вискам, вздрагивает и сердито отвечает:

– Я прекрасно слышу тебя, когда ты говоришь нормальным тоном. Рёв делает меня не более, а менее склонной сотрудничать. Кричать на людей, когда ты хочешь, чтобы они сотрудничали – это нелогично и противоестественно. Я ожидаю от тебя лучшего поведения. И я не могу сказать тебе, «кем, бл*дь, это запрещено».

С чего вдруг она ожидает от меня лучшего поведения? У неё нет права на какие-то ожидания от меня.

– Потому что это тоже запрещено, – рычу я. – Зачем ты пришла в мою постель?

Она просто отвечает:

– Я хотела заняться сексом. Я никогда этого не делала. Я читала об этом в книгах и хочу знать, каково это. Я хочу знать, что заставляет смертных и фейри делать вещи, которые противоречат логике. Я хочу знать, каковы мотивы сердца, о которых рассудку ничего не известно. Всё это кажется мне отвратительным и странным, но должно быть, это ужасно прекрасно. Смертные погибают ради этого. Фейри… ну, я не сомневаюсь, что ты слышал историю о короле Невидимых и его возлюбленной, – она пожимает плечами. – У тебя есть нужные части тела.

Боже, как лестно. У меня есть «нужные части тела».

– И это очень хорошие части, – поспешно добавляет она. – Это я снова пытаюсь быть милой, если ты не заметил. Но я говорю серьёзно. У тебя невероятно замечательные части тела. Просто очаровательные. Я знаю. Я всё видела.

Всё то время, что я её допрашивал, я слушал своим нутром. Она не произнесла ни слова лжи. Конечно, она и не сообщила ничего полезного. Я решаю применить другой подход, задать окольные вопросы и посмотреть, приведёт ли это меня куда-нибудь. Я хочу знать, выпускает ли её кто-то, и если да, то кто это.

– Как ты организуешь библиотеку, когда она снаружи бутылки, а ты внутри? Почему ты не знала, что я переносил твои вещи?

– Организация, которую я провожу внутри моей бутылки, в копии Библиотеки, реорганизует настоящую Библиотеку. Видимо, перемещение настоящей Библиотеки не перемещает мою копию, – она прищуривается и ощетинивается. – Но ты сломал мою бутылку и уничтожил мою копию Библиотеки, так что теперь я могу навести порядок в коллекции только одним способом – если ты позволишь мне поработать с настоящей Библиотекой. И моя изначальная бутылка явно имела существенный недостаток, – цедит она сквозь зубы. – Я возмущена тем, что кто-то может разворошить мою Библиотеку, а я даже не узнаю. Зачем вообще назначать меня руководить ею? Видимо, я ничего не контролирую. Даже свою Библиотеку.

– Кто назначил тебя руководить ею?

Она бросает на меня возмущённый взгляд и молчит.

– Дай угадаю, об этом тоже запрещено говорить, – сухо произношу я.

– Да.

– Ты подчиняешься неизвестному фейри.

Она молчит.

– Ты даже не можешь сказать мне, какому виду ты подчиняешься? Фейри, старому земному богу, может, самому королю Невидимых?

– Не знаю, смогла бы я сказать, если бы захотела, но я и не хочу. Ты не милый и не мотивируешь меня сотрудничать. Может, что-то не даёт мне сказать вещи, которые мне не разрешается говорить. А может, это просто не даёт мне подумать, что решение за мной. А может, со мной случится что-то ужасное, если я попытаюсь. Более ужасное, чем прожить вечность в бутылке и не иметь права выбора вообще ни в чём.

И вновь я читаю в её словах лишь правду и внезапно сочувствую ей. Я бы тоже был раздражённым, если бы меня заточили во фляжке и так всецело контролировали. Она – чья-то пленённая слуга. И у неё никогда не было секса. Пожизненный договор для фейри – это очень, очень долго.

Когда я ничего не говорю, она резко взглядывает на меня, и я смотрю в ответ, и между нами проносится неожиданный разряд; мы оба это ощущаем.

Она выглядит удивлённой, затем недоумевающе говорит:

– Ты сочувствуешь мне.

– Ты чертовски меня раздражаешь.

– Тем не менее, ты понимаешь, что я нахожусь в невероятной и ужасно неприятной ситуации.

Я с досадой киваю. Фейри славятся тем, что пытаются загнать друг друга в неприятные ситуации. И с ней кто-то преуспел.

– Думаю, сопереживание означает, что я тебе нравлюсь. Ты чувствуешь благодушие в мой адрес? – с надеждой спрашивает она.

– Я не дам тебе секса, – бесстрастно парирую я.

На мгновение она притихает, затем говорит:

– Я могу это принять. Пока что. Возможно, однажды ты примешь решение дать мне секс. А тем временем мы можем стать друзьями? У меня никогда не было друга. Мне бы хотелось иметь друга. Друзья присматривают за тобой, помогают и ведут себя мило с тобой.

Я закрываю глаза и скрежещу зубами. Моё нутро кричит «нет, нет, нет», и всё же моё сердце горца истекает кровью из-за этой женщины. Я вижу её как бесхитростную, в высшей степени умную, сдержанную, социально неловкую, говорящую книжными терминами, но в то же время невинную в жизненном плане. Если она говорит мне правду (а я на 99,9 % уверен в своих навыках детектора лжи), то всё, то ей известно о жизни, она узнала из книг. Она определённо ведёт себя соответствующим образом. И всё же мне нужно узнать её истинный облик. Это не обсуждается. Если она хочет завоевать моё доверие, ей придётся полностью открыть себя.

– Пожалуйста, не засовывай меня обратно в бутылку. Не сейчас. Дай мне немножко пожить. Пожалуйста, – тихо просит она. – Я тебя умоляю. Я согласна и на крошечный кусочек жизни. Я не могу даже вообразить себе такое. Я так долго мечтала об этом.

Я открываю глаза и думаю: «Я в полной заднице, потому что теперь я никак не могу загнать её обратно в бутылку». Если я сделаю это силой и закупорю пробкой, вернув в несчастное существование даже без утешения её Библиотеки, я буду чувствовать себя самым большим куском дерьма в своём королевстве, и мне больше нравится, когда эта роль принадлежит Шону.

– Ты будешь подчиняться мне, если я позволю тебе остаться на свободе?

В её чертах промелькивает чистой воды бунт, и я едва не приказываю ей тут же вернуться в бутылку. Мне не нужно ещё больше проблем, и как бы судьба её ни угнетала, она своевольная женщина, которой не давали права использовать эту свободу воли, прямо-таки ураган Катрина, формирующийся на моём побережье. Вопрос не в том, обрушится ли шторм на моё королевство; вопрос в том, когда это случится, и насколько разрушительной будет буря. Зная моё везение, разрушения будут максимальными. Я уже даже не трачу время на горестные раздумья о катастрофах. Я планирую, готовясь к ним. Это моя жизнь.

Она язвительно отвечает:

– Если я должна всегда подчиняться мужчине и никогда не иметь права выбора в жизни, тогда да, я предпочту подчиняться вне бутылки, а не в ней. И может, если я буду послушным маленьким питомцем, мне дадут вкусняшку, – добавляет она, сверкая глазами.

– Мы не знаем друг друга, – оправдываюсь я. – Я тебе не доверяю. Если наступит день, когда я буду тебе доверять…

– То ты прислушаешься ко мне? Как будто я настоящая личность, и всё такое? – восторженно перебивает она меня.

– Чтобы такое могло случиться, тебе придётся придумать, как показать мне свой истинный облик.

Она скорбно вздыхает.

Ох, Христос. Эта женщина. Она пробирает меня насквозь.

– Впечатли меня тем, как хорошо ты умеешь соблюдать лимиты, которые я тебе установлю. Я постараюсь вводить лишь необходимые ограничения, – моё нутро снова кричит. Не приведёт это к добру, я просто знаю это.

И всё же я как будто застрял в поезде, который не слушается управления и несётся по рельсам вопреки всем предупреждениям, что я либо врежусь во что-то ужасное, либо окажусь в необитаемой земле без компаса. Моё проклятое сердце горца. Я принц Невидимых с галантностью Келтаров в крови, которая не перестанет править моими действиями до тех пор, пока моё сердце бьётся. Ни одна женщина, ни одна живая душа не должна жить без права выбора, без контроля над собственной жизнью.

– Как тебя зовут? – спрашивает она потом. – Ты знаешь моё имя.

– Кристиан.

– Нет, я имею в виду твоё имя фейри, – поясняет она. – Какой ты принц Невидимых?

Я ненавижу представляться таким образом. От этого я кажусь мелодраматичным и самовлюблённым.

– Я Смерть.

Несколько секунд она тупо таращится на меня, потом отсутствие выражения сменяется чистым ужасом.

Она внезапно взрывается облаком калейдоскопичного тумана, разделяясь на тысячи радужных светлячков, которые кружат лихорадочным хаосом над моей головой. Спустя пару мгновений ей удаётся собраться в соединённый туман, который мгновенно бросается в другую из моих пустых пивных бутылок, затем опускается, деликатно дрожа на поверхности одного из обшитых металлом сундуков короля Невидимых, который я использую в качестве журнального столика.

Вздохнув, я беру бутылку и говорю в неё.

– Я не причиню тебе вреда, Лирика.

– Но ты можешь сделать это, О великий Смерть, – доносится из бутылки с ужасом и капелькой насмешки.

По-прежнему раздражённая и непокорная, несмотря на страх. Она поистине нечто.

– Это риск, на который идём мы оба. Мы друг друга не знаем. Ты действительно хочешь остаться в бутылке?

– Пока что, – натянуто говорит она. – Думаю, да.

– Ладно. Будь по-твоему. Если решишь выйти, ты должна отправиться прямиком ко мне, и я задам условия, которым ты должна будешь подчиняться. По рукам?

– По рукам.

– Если ты не послушаешься…

– Нет необходимости угрожать мне, заносчивый ты изверг, – шипит бутылка, дрожа от злости.

Ну как скажете. Я ставлю её на верхнюю полку и покидаю башню, прикладывая усилия, чтобы аккуратно закрыть за собой дверь. За последние двадцать четыре часа я уже сломал две вещи и не желаю выпускать ещё больше проблем в свой маленький уголок мира.

Пока я шагаю по влажному каменному коридору в идеально паршивом настроении, так и не перепихнувшись и бурля тестостероном, прекрасно понимая, что я только что наверняка заключил сделку с каким-то дьяволом или существом, контролируемым дьяволом, из-за угла появляется Риодан, шагающий в мою сторону, и я крайне возмущён тем, что мои сигналы о проникновении не сработали, а ведь я в особенности ставил чары против Девятки. Он выглядит разъярённым, что в его случае означает подёргивающийся мускул под глазом.

Он – чёртова причина одной из моих проблем: из-за него дядя Дэйгис стал бессмертным зверем, тогда как его жена – смертная и не зверь, и это равносильно ложке дёгтя в Келтарской бочке мёда. Мы, Келтарские друиды, образуем связь на всю жизнь и даже дольше. А это значит, что «дольше» для моих тёти и дяди будет (как минимум, в образном смысле) долгим и одиноким адом.

Я опускаю подбородок и агрессивно бросаюсь в его сторону, не собираясь уступать ни дюйма моего коридора, в моём замке, в моём королевстве. У него есть своё королевство, чёрт возьми. Оно называется Честер, и там он настоящий тиран.

– Что? – рычу я. – Если ты зол на меня, возьми билетик и становись в очень длинную очередь.

Шон в настоящий момент ненавидит меня, библиотекарша думает, что я властный тупица, и пребывает в ужасе от меня; даже Кэт бросала на меня обеспокоенные сомневающиеся взгляды после того, как я потерпел полный провал в попытках научить Шона контролировать его силу. За весь день я ничего не сделал правильно, только убедил ту летучую мышку скрыться.

Риодан продолжает шагать вперёд, зловеще маяча в тускло освещённом коридоре. Девятка тоже не уступает.

– Я не зол на тебя. Я не знаю, на кого я зол, и мне нужно это выяснить, чтобы содрать шкуру с этого ублюдка и поджарить его живьём. Мы с Дэни были в постели…

– Нет, – я резко останавливаюсь и перебиваю его. – Просто нет, бл*дь. Я не желаю это выслушивать. Ни сейчас. Ни когда-либо ещё, – я испытываю угрызения совести всякий раз, когда «секс» и «Дэни» упоминаются в одном предложении. Он знает, что сегодня я вроде как видел её голой? Мысленно я раз за разом бормочу бла, бла, бла.

– Заткнись нахрен и послушай. Мы были в постели, и она исчезла. В одно мгновение здесь, в следующее уже нет. Похищена прямо изнутри Честера, что невозможно. Я наложил на клуб столько охранных чар, что даже мне самому сложно проходить сквозь них в звериной форме.

– Проклятье, теперь ещё и Дэни пропала?

– Это ещё не всё. Лор только что прислал мне сообщение, что Джек Лейн тоже пропал. Он оставил его буквально на пять минут в одной из самых усиленно охраняемых комнат в Честере, – мрачно говорит Риодан, останавливаясь, и мы стоим лицом друг к другу. – Как, бл*дь, кто-то пробрался сквозь мои чары, – это не вопрос, а утверждение невозможного. Я чую ярость, исходящую от него волнами. Моя собственная ярость нарастает. Я чувствую себя как библиотекарша. Я ничего не контролирую.