Текст книги "До свидания, Натанаел !"

Автор книги: Карэн Симонян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Симонян Карен
До свидания, Натанаел !

Карен Симонян

До свидания, Натанаел!

Перевод Р. Кафриэлянц

Новую книгу известного армянского прозаика Карэна Симоняна составили три повести.

Из будничных дел, забот, событий и настроений, описанных в повестях "Сицилианская защита" и "До свидания, Натанаел!", складывается представление о нашем современнике, любящем труд, семью, землю, осознающем свой долг перед собой, обществом и временем.

За фантастическим сюжетом третьей повести "Аптекарь Нерсес Мажан" скрывается обеспокоенность автора нравственной деградацией личности, тревога за будущее нашей планеты. Современный человек должен сберечь Землю, ее бесценные богатства во имя себя и своих потомков – эта мысль придает повести остросовременное звучание.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Буря на море. Похищение.

Если бы наши герои и вправду оказались на необитаемой земле, то, возможно, не было бы получено никакого письма и история наша, так и не начавшись, закончилась бы.

Прохожу мимо колодца, огибаю цветочные клумбы напротив балкона, перескакиваю через узкие грядки с луком, с перцем и кресс-салатом и вступаю в чащу яблоневых и сливовых деревьев, мало чем отличающихся от джунглей: нет только лиан. Пересекаю ручей. Он сейчас безводный, и потому нет в нем ни головастиков, ни лягушек. Потом? Потом – иду еще и еще и наконец дохожу до деревянного штакетника, который ограждает все мое царство – наш сад.

Самое старое дерево в саду – тутовое. Ему, может, лет сто или двести. А ствол такой толстый, что уже невесть когда разорвало сковывающую его морщинистую, коричневую кору. Между корой и стволом тысяча щелей. Населяют их разные насекомые: жуки, муравьи, – которые начинают беспокойную жизнь с рассвета, а замирают только к закату.

Еще в прошлом году я устроил на этом тутовом дереве нечто вроде площадки, очень высоко от земли. Однако когда я вскарабкиваюсь наверх и усаживаюсь на площадке, оказывается, что синее-синее небо все-таки слишком далеко.

Но тем не менее, как только я усядусь на своей площадке, мир вдруг меняется. Конечно, не сразу, а постепенно. Тутовое дерево перестает быть тутовым деревом, а площадка становится... кораблем. И обыкновенный ветер переходит в бурю, а зеленая-зеленая листва, честное слово, вдруг возьмет и обернется морем. Нет, океаном! Самым настоящим!

Не верите? Что ж, моя история для тех мальчиков и девочек, которые тоже хоть раз видели, да-да, своими глазами видели музыку и слышали песню красок, как это было со мной еще осенью прошлого года, когда я сидел на площадке на тутовом дереве...

– Право руля!

Видите, как мой корабль медленно, очень медленно поворачивается направо, раскалывая вставший на дыбы вал.

– Убрать паруса с фок-мачты!

Отдавая эту команду, надо обязательно ухватиться одной рукой за перила. Другой я обычно натягиваю край брезентового шлема на лицо, чтобы защититься от бешеных ударов водяных струй.

Вот корабль накренился набок. Волны с силой ударяются о борт, затем разбиваются, как стекло, и брызги струями стекают по палубе.

Сквозь облако водяной пыли я не вижу, как ловкие и быстрые матросы убирают паруса. Матросов этих я нанял в Гонолулу: бедняги, они долгое время были безработными и потому сразу, даже не спросив, сколько платить им буду, согласились перейти служить на моем корабле...

После того как убрали паруса, корабль перестал переваливаться с борта на борт в морской пучине. Но в следующее мгновение обрушившийся вал, как соломинку, переломил фок-мачту.

– Черт подери! – взорвался я и с досады съел сливу, а косточку швырнул во взбешенное море.

– Зачем в море бросаешь? – крикнул стоявший неподалеку от меня помощник капитана, еле удерживавший равновесие на скользкой палубе.-Оно еще больше разбушуется!

– Пустое говоришь, – равнодушно бросил я и скомандовал: – Лево руля! Так держать!.. И запомни, что я скажу: моря бояться не надо. Будь уверен, буря на рассвете стихнет. А через несколько дней мы уже будем на месте.

Океан вдруг угомонился. Еще всего одна волна обрушилась на палубу, омыла густой струей наши ноги и увильнула. Но спокойствие было, конечно, временным.

– Внимание! – сказал я.– Сейчас все начнется с новой силой. Убрать паруса! Штурман, так держать!..

– А клад мы обязательно найдем? – спросил мой помощник. Он уже не раз задавал этот вопрос, и всегда в самый неудачный момент. Я отвечал ему утвердительно, и он приободрился.

Но сейчас, когда путешествие наше приближалось к концу, кто бы ни был на моем месте, рассердился бы и сказал правду. Я рассердился и съел одну сливу.

– Нам предстоит произвести раскопки, – проговорил я и швырнул косточку в море.

– Раскопки?

Я сжую свой брезентовый шлем, не запив ни глоточком джина, если помощник мой не впервые в жизни слышит это слово. Откровенно говоря, этот невежественный человек, который даже во сне жует табак, не понравился мне с самого начала. Но я вынужден был нанять его в Танжере, так как мой настоящий, преданный мне помощник страдал тропической лихорадкой и в Марселе пришлось списать его на берег и отправить в Лусашен.

– Будем рыть землю, – терпеливо объяснил я.

Капитан, конечно, может и рассердиться, но без особой на то причины, да и вообще он не должен допускать грубость в обращении с экипажем.

– Рыть, чтобы найти клад?

– Да, да! Клад! Но не такой, как воображаешь себе ты или эти несносные пираты, Леонардо Серобо и Иезуит Kapov– сказал я и, заметив испуганный взгляд помощника, вдруг вспомнил, что имена эти, когда вокруг бушует море, вслух произносить не следует, не то недолго и до беды.– Каррамба!.. Может, могилы раскопаем или древний город, погребенный под вековыми слоями земной толщи, или...

– И стоило из-за этого в такое время года выходить в море!-разочарованно сказал помощник.– В Танжере ты сказал, что нам предстоит разыскать клад.

– Может, мы и найдем что-нибудь стоящее...

– Потрошить могилы, беспокоить тысячелетний прах покойников!.. Пустое дело. Пожалел бы потраченных на это путешествие денег! Только зря разоришься.

– И разорюсь, потом поправлю дела. Стану воском торговать, невозмутимо ответил я.

– Что?! – удивился мой помощник и стал с еще большим усердием жевать табак. Трудно сказать – от волнения или от злости.

– Большое дело требует больших жертв! -добавил я.

Именно в этот миг утихшая было буря взорвалась с новой силой. Мрак сгустился. Звезды исчезли. Палубу еле освещал тусклый свет фонаря, подвешенного к корме.

– Проклятая буря! – обозлился я, съел еще одну сливу и привычно кинул косточку в море.

– Капитан! Капитан!..– взмолился кто-то замирающим голосом.

Я вздрогнул. Похоже, голос доносился с берега. Неужто суша близко! Это, наверное, она! Пираты похитили!

Небось заметила свет фонаря и вот зовет на помощь. Надо спасать ее любой ценой.

Я уже хотел приказать штурману, чтоб повернул корабль, как вдруг снова послышалось:

– Капитан! Ты чего это кидаешься косточками?

Я перекинулся через перила и посмотрел вниз. Голос звучал совсем рядом.

И представляете, буря тотчас прекратилась. Ни единой волны. Море как зеркало, словно бы вовсе не бушевало.

B соседнем дворе, в кустах смородины, у самой ограды, я увидел ее.

– Это ты звала?

– Да, капитан,– ответила она.

– Чего еще придумала? Я никакой не капитан.

– Не капитан. А сам все кричал: "Лево руля, лево руля!" – Онa и голос подладила под мой, да так здорово, что я даже растерялся.

– Да это я просто так... Сам с собой говорил,– сказал я, смутившись.

– Я тоже иногда, говорю сама с собой, – пожав плечами, согласилась девочка.– Ну, а косточками сливовыми зачем в меня кидался?

– Я вовсе и не в тебя кидался. В море бросал... Смородина поспела?

– В море? – Она хмыкнула.– Поспела смородина. Хочешь? Я набрала самых крупных.

– Хочу,– сказал я.– Только мне не дотянуться до тебя.

– Так спустись с дерева.

– Сейчас...

Запас яблок и слив я посовал за пазуху и скользнул вниз по тутовнику.

– Прыгай! – скомандовала она, отходя в сторону.

Я повис на нижней толстой ветке, хорошенько раскачался и... приземлился в соседнем дворе.

– Ну, здравствуй.

– Здравствуй, капитан.

– Тебя что, пираты похитили?

– Да, но как увидели корабль, бросили меня и убежали.– Она засмеялась и протянула полную тарелку ягод: – Ешь.

– А ты любишь сливы?

– Люблю.

– А яблоки?

– Люблю тоже.

– Угощайся, – сказал я, вынимая из-за пазухи и яблоки и сливы.

– Спасибо, капитан. Надеюсь, ты не рассердился на меня?

– За что?

– За то, что помешала. А здорово пираты тебя испугались.

– Меня все боятся, – согласился я. Разговор начинал мне нравиться.-То есть почти все... Есть только два пирата, которые...

– Страшные?

– Очень.

– А ты куда путь держал?

– Далеко... В Мексику!

– Очень далеко,– согласилась она.

– Я должен произвести там раскопки. В Мексике много городов времен расцвета ацтеков и майя, погребенных в глубинах земли. Их еще надо искать!..

– Любишь путешествовать?

– Да, очень. Если хочешь, в следующий раз возьму тебя с собой. Может, нам удастся найти башню Монтесумы.

– Какое вкусное яблоко! – сказала она и прищурила глаз.– У нас в саду растут осенние сорта яблок, они еще не созрели и потому пока очень кислые.

– Ты приезжая? – спросил я.

– Обязательно отправлюсь с тобой путешествовать, – сказала она, не ответив на мой вопрос.-Волосы ты нарочно растрепал?

– Э-э! – махнул я рукой.-Просто неохота причесываться. А ты надолго приехала?

– Папа будет работать здесь у вас в селе, в больнице.

– В каком еще селе?..

– Отец тоже говорит, что это город, но мы с мамой так не считаем. Мама и ехать-то сюда не хотела. С трудом согласилась.

– Все мамы такие, – сказал я, а про себя подумал: "Никакое у нас не село. Даже в газетах писали, чтo Лусашен уже город. А дед Бархудар, как узнал, что живет теперь в городе, в тот же день, сидя у ворот своего дома, сказал: "Семьдесят лет был крестьянином и в один день вдруг стал горожанином, вот!"-Лусашен – город, – упорно проговорил я.

– Пусть город,– согласилась она.

– Значит, теперь здесь будете жить?

– Поживем пока.-Она умолкла, потом торопливо прибавила; – Когда ты в следующий раз собираешься в путешествие?

– Трудно сказать. У меня ведь все не по моей воле получается, а так... Вдруг вздумается, и отправлюсь.

– А корабль твой небось утонул!

– Наверное,– пожал я плечами.-А жаль, хорошее было судно.

– Зато ты теперь оказался на необитаемой земле! И меня спас от разбойников! С нами могут произойти удивительные приключения в этих незнакомых местах! Мы даже погибнуть с тобой можем.

– Не погибнем,– сказал я.– Придет другой корабль и подберет нас. Сейчас люди не пропадают.

– Меня зовут Нвард, – сказала она. – А тебя?

– Тигран.

– Ты спешишь? Тебе надо в разведку?

– Мне? Почвму?

– Но мы ведь не знаем, где очутились? Может, тут поблизости есть люди?

– Здорово ты придумываешь! -удивился я.– С тобой интересно.

– Тигран! – послышалось с улицы.

– Тебя зовут! – забеспокоилась Нвард.– Значит, поблизости действительно есть люди.

– Давид.– Это Рыжий Давид,-сказал я шепотом.-Адъютант вождя пиратов. Интересно, откуда он узнал, что я здесь?

– Странный ты! Сам же говоришь, что он пират. А пираты все знают! Тебе страшно? Боишься?

– Немного.

– Ти-гра-ан! – снова позвал Рыжий Давид.

– Пойти спросить, что ему надо? – предложила Нвард.

– Сам пойду.

Я подбежал к ограде и крикнул: – Чего тебе?

– Выйди! У меня для тебя письмо.

– Бросай, кинь его,– сказал я.-Некогда мне выходить.

Рыжий Давид что-то проворчал, а через минуту к ногам моим упал камень, завернутый в бумажку.

– Ответа не надо, – проговорил Рыжий. – У меня тоже нет времени ждать.

Я расправил бумажку и подошел к Нвард.

– Что это? – спросила она.

– Письмо.

– От пиратов?

– Наверное.

Я стал вслух разбирать написанные красным карандашом каракули:

– "Отверженный! Мы и видеть тебя не хотим. И стоит тебе попасться нам в руки, останутся от тебя только рожки да ножки. Но так как ты без нас соскучился, то сегодня в девять вечера мы готовы принять тебя. Встретимся на том же месте".

– А что дальше? – спросила Нвард.

– Ничего. Подпись. Пиратская подпись.

– Письмо тебе адресовано?

– Конечно!

– Откуда это известно? Ведь имя твое здесь не написано?

– Они называют меня Отверженным.

– Как интересно! – всплеснула руками Нвард. – Я уже говорила, что начнутся всякие приключения! Вот, уже. Ты, конечно, обязательно пойдешь?

– А если в плен возьмут?

– Я спасу тебя! – пообещала Нвард. – Даже обязательно пусть возьмут в плен, пусть мучают, пытают.. Это интересно.

– Кому как... Да и вовсе я по ним не соскучился. С чего они взяли?

– Конечно, не соскучился. Разве можно соскучиться по пиратам? Но иначе письмо было бы совсем неинтересным. Итак, ты обязательно пойдешь к ним!

– Если тебе так хочется, пойду, – пообещал я, и Нвард, конечно, очень обрадовалась, что я слушаюсь ее.

Откуда ей было знать, что я и без того должен был пойти, что иного выхода у меня не было.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Недостроенная баня, или Разоренный замок.

Тигран невольно оказывается на тайном сборище пиратов.

Доверительная беседа о пытках.

Вынимая из колодца опущенный туда в сетке арбуз, я вдруг сообразил, что напеваю себе под нос. Выходит, я настолько обрадован, что даже ничего не замечаю? А пою я всегда только в том случае, если весел: уж это я точно знаю.

Арбуз мы опускаем в колодец, чтобы стал холодным.

Папа утверждает, что в холодильнике арбуз теряет вкус и цвет, а в колодце нет. Наверное, он прав.

Обедаем мы, как правило, поздно вечером, когда отец, уставший и часто в очень плохом настроении, возвращается наконец с работы.

– Если и завтра не будет машин, все испортится, половина абрикосов сгниет,– говорит он, медленно жуя кусочек мяса.

– Будут, – успокаивает его мама, – обязательно будут. Постарайся поспать. Тебе надо отдохнуть. И не кури одну за другой!

– А если не будут...

И так весь обед. И почти каждый день. Каждый год.

Едва начинается сбор урожая.

...Уже стемнело, по всему видно – начало десятого. Но я не тороплюсь, потому что в другие разы Леонардо Серобо и Иезуит Каро заставляли довольно, долго ждать себя. Пусть теперь сами потомятся.

Отец, встав из-за стола, вышел посмотреть, как там ульи. Я глянул на часы – пора!

В темноте улицы словно бы прочерчиваются пунктиром, точно таким, какие любит чертить на черной доске наш учитель геометрии. Это, наверное, оттого так кажется, что скупой желтый свет у фонарных столбов, которые стоят на расстоянии, двадцати – тридцати метров друг от друга, освещает всего ничего, и получается немного света – потом тьма, немного света – потом тьма. Настоящий пунктир.

В радиусе света обычно останавливаются прохожие – поговорлть друг с другом, а там, где темно, на скамеечках усаживаются любители вечерних бесед, и старые и малые.

Когда-то я очень любил пристроиться к старикам и слушать длинные-предлинные сказки о темных и светлых мирах, о глупых царях, о красавицах, похищенных дэвами. Сказачники и сами были похожи на героев своих сказаний: в папахах, с пушистыми длинными усами. Рассказывали они монотонно, чуть осипшими голосами, и очень сердились, если кто-то из слушателей вдруг почему-то, не досидев до конца, вставал и уходил.

Потом, когда я узнал, что на свете есть книги и в них написаны часто более интересные вещи, чем сказки, я больше не просиживал со стариками в папахах до позднего вечера...

Еще издали, завидев людей у дома Бархудара, я замедлил шаги и попытался пройти незамеченным, но не тут-то было.

– Это же Тигран! – вскричал кто-то из сидевших на скамейке.

– Пусть себе идет. Пусть читает свои книги, – с деланным равнодушием сказал дед Бархудар и добавил: – А эту сказку я еще никому не рассказывал...

Пропустив мимо ушей зазывное заявление старика, я дошел до конца улицы и повернул направо.

Вдали завиднелись очертания недостроенного здания бани. Строить его начали давно, очень давно... Стены стоят, а крыши и до сих пор нет. Отец рассказывал, что коекто жаловался в райцентр: председатель, мол, напрасно разбазаривает деньги, строит никому не нужную баню, Лусашен, мол, тысячи лет обходился без бани. Ну, а из райцентра, понятное дело, распорядились прекратить строительство и сняли с работы председателя. Потом объявили, что Лусашен уже город, настоящий город, но достраивать баню так никто и не хочет.

Всякий раз, когда я вечерами оказываюсь в этих краях, недостроенная баня представляется мне разоренным средневековым замком. И еще мне представляется, что разорили его Леонардо Серобо и Иезуит Каро, вначале ограбили, а потом – подожгли.

Я обошел замок со всех четырех сторон, потом проник внутрь, прошествовал по темным залам, и мне вдруг сделалось очень грустно.

Адъютанта пиратов пока еще не было. Они опять заставляют ждать себя. Ну, ничего! В следующий раз я обязательно приду позже их.

Не успел я посердиться сам на себя, как во тьме прозвучал слабый свист. Я выбрался из развалин замка. Но поблизости никого не увидел. Зажав между колен свою ношу, я положил указательные пальцы под язык и свистнул что было сил.

– Потише, с ума ты, что ли, сошел? – прямо над моим ухом прозвучал голос Рыжего Давида.

– А чего опаздываешь? – недовольно бросил н. – Уж уйти хотел...

– Не я, а ты опоздал, – сказал Рыжий Давид.-Ну, принес?

– Раз пришел, значит, принес.

– Дай-ка, гляну!

Спрятав пакет за спину, я сказал: – Сначала ты...

– Дай, говорю, посмотреть, – невозмутимо повторил свое требование Рыжий Давид. И сказал он это таким грозным тоном, лто я чуть было не подчинился и не отдал пакета, но вовремя спохватился и проговорил: – Сначала давай-ка деньги. Я тороплюсь.

– Сказал, посмотреть надо.– И он, не дав опомниться, выхватил у меня из рук пакет.

Я бы тут же проучил его, ведь он был младше меня на целых четыре года. Но, понимая, что я сильнее, он переметнулся к пиратам и теперь, надеясь на их защиту, делал вид, будто вовсе и не боится меня.

– Если хочешь денег, идем в ацатун [ Ацатун помещение, где находится печь для выпечки хлеба. ] к Серобу.

– Не могу, я тороплюсь.

– А торопишься – уходи.

– Да, но как же деньги?

Рыжий Давид окинул меня пренебрежительным взглядом и, как бы взвешивая в руках пакет, медленно удалился.

Все это было очень ново. Я не понимал, что же происходит, и, опешив, стоял как вкопанный.

– А наш уговор? – крикнул я, придя наконец в себя, когда Рыжий Давид порядочно удалился. Не получив ответа, я нехотя зашагал за ним.

И тут я понял, что значит, когда говорят "руки чешутся". Это про те минуты, когда у меня появляется желание хорошенько стукнуть Рыжего Давида. Так бывает часто. Вот и сейчас: догоню-ка его, схвачу за шиворот, надаю столько затрещин, сколько душе угодно, пока руки не перестанут чесаться!

А Рыжий Давид тем. временем дошел до дома Сероба и, прежде чем войти во двор, остановился и оглянулся.

Он дождался меня. Я только думал бежать за ним. А на самом деле шел, и довольно медленно. Не говоря ни слова, он посторонился и пропустил меня вперед.

Мы очутились в темных зарослях на узкой тропинке, по которой, наверное, видимо-невидимо пленников переводили в свою берлогу эти ужасные пираты. Мне даже чудилось, что я вижу скелеты зверски замученных.

– Ты нужен нам! – прошипел вдруг полушепотом Рыжий Давид.-Если будешь -послушным – тебе же на пользу. А нет – пеняй на себя. Иди, не бойся. Никто тебя не съест.

– Никто и не боится, – громко сказал я, стараясь не думать о замученных пленниках.

И именно на этом слове из кустов вдруг кто-то выскочил и страшным хриплым голосом завопил: – О-о-о-о... А-а-а!!!

По телу у меня пробежала кровь. Я попятился назад, но Рыжий Давид преградил мне путь к отступлению.

– Иди, вперед иди! – сказал Рыжий Давид.-Ты же ничего не боишься.

В висках бешено застучало, сердце билось быстро-быстро... А призрак исчез. Рыжий Давид вдруг загоготал.

– Чего смеешься? – обретя дар речи, спросил я.

– Шагай, шагай! – сказал он.-И не бойся. Я же сказал, тебя не съедят.

– Я и не бо...– начал было я и поперхнулся: мне казалось, что кусты опять зашевелились. Я не трус, но кому охота темной ночью слушать душераздирающие крики.

– Поворачивай налево! – приказал Рыжий Давид.

А мне вдруг подумалось, что все идет, как того хотела Нвард: доверился противнику, пошел на свидание, но выяснилось, что передо мной бесчестные люди. Меня сразу взяли в плен и вот, немного погодя, начнут пытать и мучить; интересно, какую мне придумают пытку?..

И я вспомнил тех испанцев, которые четыреста лет назад, потерпев кораблекрушение, оказались в плену у майя,– в книжке я про них читал. Их поначалу замечательно приняли. Наивному капитану даже показалось, что майя тут же готовы стать подданными короля Испании.

Пленников торжественно проводили в храм. Потом с той же торжественностью почетные местные жители одарили испанских матросов невиданными украшениями, а потом...

Потом один из вождей подозвал капитана к большому круглому камню и предложил ему лечь на этот камень. Уверенный, что это продолжение церемонии приема гостей, капитан согласно кивнул и... лег на камень. И конечно же тотчас над ним свершился суд. А через миг в руках у жреца уже трепетало сердце поверженного. Всех других испанских матросов постигла та же участь...

Очнувшись от своих воспоминаний, я снова подумал: что же будет со мной? Мои противники не майя, но и они что-нибудь придумают. Вынесу ли я пытки? Как бы там ни было, надо терпеть. Потому что Нвард хоть и собиралась меня спасать, но... разве она сможет.

Рыжий Давид ударом ноги толкнул и открыл дверь в бывший ацатун. Бывший, потому что сейчас почти все люди хлеб покупают в магазине. А дома пекут его только от случая к случаю. Ведь Лусашен уже самый настоящий город.

Когда мы вошли в ацатун, я прищурился от света, хотя горела тут только старая керосиновая лампа. После тьмы кромешной даже этот подслеповатый огонек резал глаза. Дверь за нами закрылась, и я услышал скрип цепей.

– Пришли! – гордо объявил Рыжий Давид.

– Можешь садиться,– предложил Леонардо Серобо. – Сейчас придет Каро.

Я про себя улыбнулся. Наивные, они ведь не знают,, что каждого из них я прозвал по-своему и всех вместе считаю, пиратами.

– Очень обрадовался, что сюда попал? – спросил с иронией Леонардо Серобо. – Улыбаешься! Может, думаешь...

– Ничего я не думаю. Просто так... Вспомнил коечто.

Леонардо Серобо подозрительно посмотрел на меня, Рыжий Давид взял пакет и тоже посмотрел на меня, потом понюхал пакет и, откинув голову назад, прикрыл глаза.

– Божественный запах! – наконец проговорил он и, подойдя к керосинке, на которой стояла железная банка с расплавленным воском, подкинул еще несколько кусочков коричневого воска и сказал: – Молодец, на этот раз не поскупился, но если бы был чистый воск, желтый... – Он открыл пакет,– А этот – не то. Может, добудешь хорошего, чистого воску? Заплачу вдвое больше.

– Не могу.

– Ну ладно... Надумаешь, принеси.

– Не могу я...

– Но почему?

– Отец употребляет его сам.

– Ну не весь же. Утяни хоть немножечко.

– Да ты что? Воровать мне велишь?

Рыжий Давид удивленно посмотрел на меня:

– А то, что ты принес, это разве не ворованное?

– Прекрати! – остановил его Леонардо Серобо.

– Не ворованное! – сказал я.-Отец это не плавит. Он выбрасывает его, я подбираю.

– А-а! – презрительно протянул он. – Значит, ты у нас честный мальчик.

– Говорят тебе, прекрати! – снова вмешался Леонардо Серобо.– Конечно же Тигран честный мальчик.

Цепь на двери снова заскрипела, и вошел Иезуит Каро.

Он подмигнул Леонардо Серобо, с какой-то странной усмешкой посмотрел на меня и спросил:

– Пришел, да? – и, повернувшись к Леонардо Серобо, добавил: – Ведь говорил же я, что придет, а ты не верил, думал, испугается.

– Чего ему было пугаться? – с видом невинной овечки спросил Рыжий Давид.

– Кто знает?

– Мы ведь не дикие звери, чтоб нас бояться.

– Что верно, то верно, не звери.

– И не привидения.

– И не привидения, – подтвердил Рыжий Давид.

И они все втроем засмеялись.

Я беспокойно оглянулся вокруг. Игра игрой, но все это мне мало нравилось. Мы с Нвард играли, пираты и их адъютант, похоже, вовсе и не собираются шутить да играть. Вон с каким удовольствием они издеваются надо мной, смеются прямо в лицо.

А воск тем временем растаял.

Леонардо Серобо алюминиевой вилкой помешал густую желтоватую массу.

– Давай .формочки! -приказал он.

– Наливай.– Иезуит Каро подставил тоненькие железные колбочки.

Они быстро разлили горячий воск, дали ему остыть, затем завернули железки, вытащили из них свечи и сложили их в коробку. Я внимательно следил за всем, что они делают.

– "Историю свечи" читал? – спросил Иезуит Каро.

– Чего?

– Откуда, – пожал плечами Леонардо Серобо. – В нашей школьной библиотеке всего один экземпляр этой книжки, и та у нас. Очень интересная вещь. Фарадей словно для нас ее писал.

– До воскресенья штук пятьсот сделаем? – глядя в небо, спросил Иезуит Каро.

– Должны сделать. Ночь превратим в день и сделаем! – решительно сказал Леонардо Серобо. – Хорошо, Тигран принес нам воск. В воскресенье очень много народу. Какой-то большой праздник...

Он походил взад-вперед, остановился и озабоченно сказал: – Продавать их тоже трудно. Втроем, чего доброго, не справимся.

– Конечно, не справимся, – поддакнул Рыжий Давид.

– Нам бы еще кого-нибудь в помощь...-вздохнул Иезуит Каро.

– Помощников-то сколько хочешь найдется, – сказал Леонардо Серобо. Только не всякому довериться можно.

– Пойду, что ли? – проговорил я, решив, что мое присутствие тут излишне. У них свои заботы.– Давайте деньги...

Мне не ответили.

– Сейчас во всем мире не найдешь, кому можно верить, – продолжал свое Леонардо Серобо.

Я не понимал, почему они делают вид, что забыли обо мне, и не отдают моих денег. Взял бы я их и ушел, чего мне тут делать?

Они тем временем еще расплавили воску и снова разливали его в формочки.

– Врача нового видели? – спросил Леонардо Серобо.– Недалеко от нас живет...

– Я ухожу, – решительно сказал я.

Леонардо Серобо потрогал формочки, остыли или нет.

– Напрасно стараемся,– сказал Иезуит Каро. – Втроем нам много не продать...

– А Тигран нам помочь не хочет? – Леонардо Серобо вопросительно посмотрел на Рыжего Давида. Да-да, именно на него, а не на меня! Словно бы меня тут и не было.

– Ты думаешь, он надежный человек? – вопросом на вопрос ответил Иезуит Каро.

– Думаю, что да! – обернувшись к Рыжему Давиду, Леонардо Серобо спросил: – Ты отдал ему деньги за воск?

Надо же, как будто не слыхал моих слов!

– Давид, деньги за воск ты дал?

– У меня не было денег.

– Сколько мы ему должны?

– Что-нибудь около рубля. .

– Если поможет нам в воскресенье, дадим ему пять.

– О! Тигран, чего доброго, станет миллионером!

– Отдайте мне мой рубль – и я пойду! – сказал я.

– А если он не согласится нам помочь, что тогда? – не реагируя на мою просьбу, спросил Рыжий Давид.

– Не дадим ему ни копейки.

– Как это? – вскричал я.-Мы же договорились!

– Сейчас заревет, – усмехнулся Иезуит Каро.– Не терплю плакс.

– Не больно-то цацкайтесь с ним. Станет морочить голову, познакомьте его с приемом японской борьбы.

– С японским приемом? Ну это чересчур! Отдаст богу душу. От одного удара переломится надвое! – Иезуит Каро ехидно хмыкнул.

Я, естественно, испугался. Пираты обычно бывают очень сильными.

– Так уже и надвое? – усомнился Леонардо Серобо.

– Хочешь покажу, как это я делаю? А ну, Давид, давай-ка ту палку.

Рыжий Давид ринулся в темные угол ацатуна и через мгновение появился с шестом в руках. Он положил его на скамейку. Иезуит Каро облизнул правую ладонь, резкими рывками дважды резанул воздух и с силой опустил на шест.

Палка разлетелась на две половинки, я невольно сжался, втянул шею в плечи.

– Молодец! -похвалил Леонардо Серобо.-Теперь я верю, что ты и голову оторвешь с маху.

– Я пойду. Давай мой рубль, – сказал я, стараясь казаться спокойным. Но, по-моему, мне это не удалось, и голос мой прозвучал очень даже жалостливо.

– Может, сейчас его двинуть? Японским или древнеиндийским?

– Древнеиндийским? Это еще что? – уже по-настоящему удивился Леонардо Серобо.– Новый прием?

– Говорю же тебе, древнеиндийский! – повторил Иезуит Каро.– Если бы новый, то и назывался бы он новоиндийским! Так как же с ним поступить?

– Как хочешь. Но попробуй сначала уговорить его, объяснить, что к чему. Тигран парень хороший. Он поймет нас. К тому же вместо рубля заработает целых пять рублей и станет миллионером. Как Форд, Морган или, скажем, Гюльбекян...

– А если он не поддастся?

– Тогда придется познакомить его с одним из приемов – с японским или древнеиндийским. Можно и Каро-Канн применить! – сказал Леонардо Серобо.

– Каро-Канн это в шахматах! – не удержался и поправил я.

– Ты лучше отвечай, согласен помогать нам или нет?

Ну что мне оставалось делать!

– Хорошо, – сказал я.-В воскресенье приду. Тогда и деньги отдадите.

И, выйдя из ацатуна, я смело зашагал по темному двору Смело, потому что Иезуит Каро остался в ацатуне, и никто, я был в этом уверен, не выскочит из кустов мне наперерез.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В тысячелетнем монастыре. Странный шепот. Незнакомец.

Кто он?

"Как хорошо, что на свете бывают пираты!" Тяжело дыша, мы еще на несколько шагов приблизились к монастырю и остановились.

Всегда хорошо оказаться в этих местах с кем-то из чужих, не с лусашенцем. Вроде бы всегда видишь один и тот же монастырь, но, когда со мной бывают приезжие, я словно бы тоже впервые вижу все окрест. И все мне кажется новым. Вот, к примеру, вывеска. Обыкновенный лист железа.

Покрашенный белилами лист, и на нем черными буквами написано, в каком столетии построен монастырь, кто его построил, каким набегам вражеских племен он подвергался и кто потом "залечил" его раны, реконструировал... А в самом низу надпись крупными буквами напоминает о том, что это архитектурный памятник, и охраняется он государством и что порча его карается законом... Сто раз я читал эту вывеску и каждый раз задумывался о чем-нибудь из прошлого...

Ограда тысячелетнего монастыря местами уже разрушена, а каменные плиты во дворе истерлись и вогнулись.

В дождь вода– набирается в эти впадины, и тогда монастырь отражается в водном зеркале. Это очень красиво, жаль, что сейчас нет дождя. Нет и в ближайшие дни не предвидится...

Мы прошли через двор к .входу в храм. Я остановился и, показывая на огромную дверь, сказал Нвард:

– Посмотри-ка на нее повнимательней.

Это была тяжелая и массивная деревянная дверь. Двустворчатая. Резная. Ни один из. орнаментов не повторялся.

Я уже точно знал, что повторов нет, – тысячу раз рассматривал эту резьбу: сплетающиеся, скрещивающиеся и бесконечные линии узора захватывали магической силой, и я, сам не зная как, ясным днем, в двадцатом веке, начинал прекрасное путешествие в давно минувшие времена, в другие миры, в другие, но тоже бывшие Арменией, только далекой, древней.