Текст книги "До свидания, Натанаел !"
Автор книги: Карэн Симонян
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
"В чем измениться?" "На мир он должен смотреть сверху. Смотреть и видеть, понимать, что это всего-навсего небольшой шар!..– Дед говорит, а сам стучит косточками-четок.– Деревня!.. Город!.. Пустое все это. Вставай, поезжай в город. Все равно останешься крестьянином. Просто город станет большой деревней. Э, да ты не поймешь! Мал еще. Человек должен измениться! Человек".
– Чего ты сердишься?..– Глухо ухнул надо мной голос брата.
В одно мгновенье я снова очутился в нашей столовой на сундуке. А дед Гурген опять стал фотографией. Я еле оторвал взгляд от рамки и посмотрел на сидящих за столом.
Отец. Какой он худой... Опершись локтями о стол, курит "Аврору". Дым пускает через ноздри прямой струйкой.
Отец явно чем-то расстроен.
Мама. Она так сидит за столом, что вроде и нет ее тут.
Руки лежат на коленях. Взгляд c тревогой мечется от Рубена к отцу. Мне ее почему-то вдруг делается очень жалко.
Но больше жалко Рубена, сидит, сжавшись в комочек, и боится слова лишнего сказать. И вдруг он сказал, обращаясь к отцу: – Ну, что ты сердишься?
В первый раз я слышал, что он перечит отцу. Но после этих слов он еще больше сжался. И сам, наверно, удивляется своей непочтительности.
Ну, думаю, что сейчас будет! И чем все это может кончиться?
Отец поискал взглядом пепельницу – сигарету загасить.
Рубен с готовностью поднес ему алюминиевую пепельницу с вычеканенными на ней морем и парусником. Это отец в позапрошлом году привез сувенир пз Ялты. Целых пятнадцать дней он тогда отдыхал в Крыму.
Отец закурил новую сигарету и с обидой в голосе глуховато проговорил:
– Еще и не сердиться? Хотя, в общем-то, сердись не сердись, что толку. Ты же внук Гургена Пахлеванянца, как захочешь, так и поступишь...
– Ну что плохого я делаю, отец? – сказал Рубен, приободренный успокоенным тоном отца.-Не будем же мы навечно привязанными к этому месту?
– Не то ты говоришь! -вскипел отец.-А как же не быть к нему привязанным! Здесь жили твои деды, здесь живут твои мать и отец. Что ты потерял в городе? Боишься, девушки здесь не найдешь?
– Отец!
– Что – отец? Если твоей девушке из города нужен ты, а не город, пусть сама сюда приедет. Захотите – поживете с нами. Надстроим еще один этаж. Не захотите – построим вам новый дом. Будете жить отдельно.
– Она-то с радостью приедет,– сказал Рубен.-Да я этого не хочу.
– Что с тобой, сынок, ты не в этом селе, не в этом доме родился?
– Ну и что ж...
– А вот то! Здесь тоже люди дужны. Что ты будешь в городе -делать? Обихаживать деревья на улице Абовяна или траву в саду Комитаса? Думаешь, город ждет тебя не дождется? Или мало людей в город подалось? Их и так там много. Посмотришь, жалко делается. Вместо того чтобы ногами ходить, ездят в трамваях, в автобусах, а иногда даже на такси... Молоко и яйца в магазине покупают... Ну, что ты в рот воды набрала? – обернулся он к матери. – Скажи хоть слово. Не видишь, рехнулся парень?
Мать тревожно взглянула на отца, потом на Рубена и молча прикрыла ладонью глаза. Наверно, прослезилась.
Брат, заметно растерявшись, посмотрел на часы. Мысленно он уже спешил на поезд.
– Я очень часто буду приезжать,– пообещал Рубен. – Каждую неделю.
Отец горько улыбнулся и хотел что-то сказать, но вдруг закашлялся. Я испугался: не задохнулся бы. Глаза его заволокло слезами. Лицо стало землистым, руки затряслись.
Я сбегал за водой. Подал ему кружку. Он выпил и встал со стула.
– Нечего сказать, достойный пример ребенку подаешь, – сказал он. Ребенок – это я...
"Аршак Пахлеванянц, ты хороший отец, э... Если сын не перегонит отца, что это за сын?.. Вот если бы Пахлеван мог видеть, чего достигли его потомки, глазам бы не поверил. За твое здоровье, сосед! Будь здоров. Для всех нас будь примером. С добром и младшенького своего тоже выведи в люди!" – повторяли наши соседи-старики один древнее другого, сидя воскресными вечерами у нас в доме вокруг стола и за дымящимся шашлыком и провозглашая тосты за моего отца.
– Хоть за руки, за ноги привяжи – все равно уйдет, – сказал отец.-Напрасно уговаривать. Эх, парень, ведь скучать будешь, очень будешь скучать по дому, по воде нашей... Э, да ладно, Амас, грядки залило, посмотреть надо...
Отец надел резиновые сапоги и, уже выходя, снова хлопнул себя по лбу и проговорил:
– Э-ах! И кто надоумил меня послать его в город?
Но вот дверь тихонько скрипнула на петлях и щелкнул язычок щеколды. Мать вскочила. Ее будто подменили.
Тут же на столе появилась миска с мацуном, сыр, лаваш.
– Ешь,-сказала она брату, а сама еще раз проверила его чемодан, не забыл ли чего-нибудь.-Хорошо смотри за собой.
Это она уже пять лет подряд советовала брату.
– Ага, – как всегда, пообещал Рубен.
– На отца не обижайся. Старый человек, что с него взять.
– Хорошо, – согласился Рубен.
– Хоть раз в неделю напишешь, и на том благодарение богу.
– Буду писать.
– О стиральной машине я уж не говорю. Обязательно купишь, самого нового образца. Старую продам.
– Хорошо.
Брат поел, отставил тарелку и посмотрел на часы.
– Ну, пойду,– сказал он.-Пока доберусь до вокзала, поезд приедет.
– Проводить? – предложил я.
Вокзал находился в двух километрах от Лусашена. А мне очень хотелось поговорить с Рубеном о его городской невесте.
– Не надо,– отказался Рубен,– пойду один.
Он приподнял, как бы взвесил, чемодан. Хотел, видно, сказать маме, зачем она столько всего наложила в него.
Но смолчал.
На балконе он приостановился и крикнул:
– Отец, до свидания. Я поехал.
Из дальнего конца двора, оттуда, где рос картофель, отец что-то сказал в ответ, но мы не расслышали.
Журчала вода в огороде. Где-то лаяли собаки. Рубен пошел к воротам. Вслед за ним и мы тоже вышли на улицу и молча проводили его до речки.
Еще не доходя до речки, у одного из домов вдруг появилась старушка Мармар-азл.
– Амас, Рубена провожаешь? – спросила она.
– Мармар-ази, и когда ты спишь, ночь ведь скоро? – вместо мамы ответил Рубен.
Старушка больше ничего не сказала.
У моста Рубен остановился.
Мама обняла его и расцеловала.
– Там в чемодане шелковый платок...– сказала она. – В прошлом году в сельмаге купила. Отдашь невесте. Импортный. Думаю, понравится.
Брат только как-то особенно улыбнулся и, не знаю почему, пятерней взъерошил мне волосы.
Он никогда раньше так не улыбался и никогда не делал такого с моими волосами.
– Зажигалка тебе не понадобится? – спросил я.
– Нет, зачем мне.
– Хочешь – возьми. Она и правда помогает,– сказал я.
– Не стоит, – ответил Рубен.-Я уже решил все трудные вопросы.
– Как ее звать? – полушепотом спросил я.
– Не забудь налить в зажигалку бензин,– словно не расслышав меня, сказал Рубен.– В шкафу, в маленьком пузырьке. Только будь осторожен...
– Не хочешь сказать, как ее зовут?!
Мама стояла в сторонке. То и дело стирала ладонью слезу со щеки, но я был уверен, что она сейчас радуется и даже счастлива, что ее сын будет жить в городе. Шутка ли, несколько месяцев в Лусашене все только об этом и будут говорить...
– Наринэ ее зовут! – сказал наконец Рубен.
– Хорошее имя,-похвалил я.
– Правда? – обрадовался Рубен.– Ну, я пошел. Счастливо оставаться.
Немного погодя он исчез во тьме. Собаки еще полаяли, и скоро опять стало тихо.
В Ереване есть театр, есть неоновые рекламы, кафе и... такси...
Там всюду асфальт.
И после дождя люди не увязают в глине.
В Лусашене тоже будет асфальт. Пройдут годы, пока лусашенцы привыкнут ходить по асфальту, пока человек изменится...
Рубен Пахлеванянц уехал, чтоб стать горожанином.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ И лето кончается. Что нужно, чтобы остаться удивительным человеком. Тодрос и Вар дик. Как тайники становятся местом паломничества. До свидания, Натанаел.
В небе сгрудились клубы неподвижных облаков. Лежа на спине, я не мигая смотрел вверх, на голубизну огромного пространства. И вдруг перед моими глазами заплясали странные искры, падающие с солнца прямо на землю. Вернее, это были какие-то очень маленькие, шарики. Они неожиданно появлялись, медленно проплывали и столь же внезапно таяли, исчезали...
Голоса ребят слышались откуда-то издалека. Они, как приливы морские, то набегали, то отказывались – то были похожи на гудение насекомых, то на гул трактора.
– Надо же, какое синее небо! Как ты думаешь, в Мексике оно тоже такое?
– В Мексике – не знаю,– сказал Каро.– Но в Австралии точно такое.
– Откуда тебе известно?
Каро не ответил.
– Откуда ты знаешь? – снова спросил я.
– Знаю, и все,– сказал Каро.– Знаю лучше, чем аборигены.
– Ну уж...
– Потому что они заняты охотой на кенгуру и смотреть на небо им некогда. Они это делают только вечером, когда сидят вокруг костра. А вечером небо там совсем другое. У них и звезды да небе другие... Вместо Большой и Малой Медведиц они видят Южный Крест.
– Очень жаль,– сказала Нвард.
– И правда, жаль, – согласился Сероб.– А солнце там тоже другое?
– Солнце везде одинаковое.
Я повернулся на бок, лицом к ребятам.
– Что-то Ната не видать.
– Придет,– сказала Нвард.
Лежа я видел только купол монастыря.
– Каро, а страшно было? – стотысячный раз спросил Сероб.
– Так, чуть шекотало,– пожал плечами Каро.
– А сейчас не болит?
– Нет, только иногда щекотно.
Сероб обиженно умолк. Он очень хотел знать, как чувствует себя человек на операционном столе, потому что при каждой встрече с Каро ему казалось, будто у него тоже приступ аппендицита.
– А скоро лето кончится...– с сожалением проговорила Нвард.
– Да! – вздохнул я.– И ты уедешь.
– Куда я уеду?
– В город.
– Зачем?
– Затем, что все уезжают. Брат вот уехал. И Натанаел тоже, наверно, завтра уедет. Здесь ведь даже в магазинах не продают молока в бутылках. А ты каждый день должна пить молоко.
– Ну, это не главное,– сказала Нвард.
– А что же главное?
– Папина работа. Люди очень быстро привыкают к новым условиям. И здесь им уже неплохо. Только вначале было трудновато. А сейчас папа наконец-то снова начал исследования. Это очень важно для него.
– Конечно,– согласился я.– Главное – это работа.
– Тигран,– прервал наш разговор Каро,– ты когда видел Ната?
– Вчера вечером. Он просил всех собраться здесь сегодня. Сказал, что в последний раз хочет видеть нас вместе. Перед отъездом.
– И почему он уезжает? – с огорчением сказал Сероб. – Мы только наконец привыкли к нему, и вот уже уезжает.
– Уезжает потому, что кончается лето. И через несколько дней начнутся занятия, – объяснила Нвард.
– Но Нат же не учится? – пожал плечами Рыжий Давид.
– Он удивительный человек,– сказал Каро.
– Хороший человек,– поправил я.
– Хороших людей мало. А удивительными бывают только единицы, – уточнила Нвард.-Вот вы, например!
– Мы? – поразился Каро.
– Не веришь?
Я верил. Действительно, мы – удивительные люди.
– И ты, Нвард, удивительная, – сказал я.
– Может быть. Мама всегда, когда сердится на меня, говорит, что я удивительная девочка.
– Правильно говорит. Именно потому, что удивительная, ты целых десять дней не выходила из больницы,– не удержался я.
– А почему тебя это сердит? – спросила Нвард.
– Ничуть и не сердит, Просто странно, что нас через десять минут выставляла вон, а сама усаживалась и сидела там часами. И о чем вы говорили столько времени?
– Да она все утешала Длинного Акопа, – сказал Каро.
– Он тоже удивительный человек? – съязвил я.
– Когда-то был удивительным. А сейчас просто хороший,-сказала Нвард.-Вырастая, удивительный человек часто что-то теряет и становится просто хорошим человеком.
– Мы тоже что-нибудь потеряем? – насторождлся Сероб.
– Не все. Вот ведь Нат не потерял.
– А мы? Мы потеряем?
– Не знаю, – пожала плечами Нвард. – Никто не знает.
– Я бы хотел всегда быть удивительным человеком.
– И будешь! -Это сказал Нат.-Постарайся не разучиться мечтать, и все будет как надо.
Нат стоял над нашими головами и улыбался.
Вокруг было голубое, безграничное лебо, в котором неподвижно висели клубы белых облаков.
– Мечтатели всегда делают что-то большее, чем обыкновенные хорошие люди. Мечтатели живут и в сегодняшнем дне и в завтрашнем.
– Как это? – не поверил ушам Сероб.
– Вроде тех людей, которые семьсот лет тому назад спрятали в пещере сундук с рукописями. Они жили в то время, но и сегодня живет их мечта, то, что они сделали.
В то время...
Это было семьсот лет тому назад. А может, вчера?.. Или даже сегодня?..
И было то же самое солнце, то же небо, на котором разостлались те же звезды, те же созвездия – Большая и Малая Медведицы...
Все, все было таким же: монастырь, пригорок, долина, речка. Только Лусашен не такой был: вместо двухэтажных каменных домов и улиц лепилось всего несколько домишек; кривые тропки тянулись во все концы, а дорог, какие теперь, и в помине не было.
Что и говорить, другие времена.
С рассветом выходили в поле крестьяне с деревянными плугами. Они пахали и пели песню пахаря. Песня эта дошла до нас...
Тяжелые, трудные .были времена...
...От монастырей доносился перезвон колоколов. Тревожный этот звон докатывался к подножию гор, к близким и дальним селам.
В песнях сельчан тех дней тоже были тревога и напряженность; . в ловких движениях ковровщиц, устраивающихся под вековыми тутовыми деревьями, в плавной походке девушек, несущих воду из родников, во всем была тревога...
...С гор к реке шел какой-то человек. Вот он остановился у ивы, огляделся вокруг, почесал затылок и... надул губы.
Человеку было лет четырнадцать-пятнадцать, и пока он еще был по-детски обидчив.
Паренек какое-то время так постоял, потом приставил ладони трубкой ко рту и крикнул во всю мощь своего неокрепшего голоса: – Э-э-эй!..
Ему никто не ответил.
– Вар-ди-и-к...
С досады юноша плюхнулся на землю. Очень не хотелось возвращаться, но и ждать было скучно. Он стал от нечего делать кидать камешки в реку, где вода была почти неподвижна – как зеркало...
...Юношу звали Тодросом. Писец Мжеж обучал его наукам.
В свободное время Тодрос любил рисовать. И часто дарил свои рисунки Вардик. А девушка всякий раз, получив такой чудесный подарок, ликовала...
Тодрос набрал в горсть песку, растер его в запачканных краской ладонях – руки стали чистыми. Он уже собрался вернуться в монастырь. Едва двинулся вверх от подножия холма, из камышей на речке послышалось шуршание.
Тодрос остановился и прислушался.
Все стихло.
Сделал шаг в гору, но тут его позвали: .
– Тодрос!
И из камышей вышла смеющаяся Вардик.
Он не знал, сердиться ему или радоваться такой шутке.
В эдакий-то день!
– Спряталась,– сказал он.– Я так и знал.
Девушка продолжала смеяться, потому что была уверена: Тодрос ничего не знал и она его здорово провела.
Тодрос взял ее за руку.
– Утром прибыл гонец,– сказал он.
Вардик растерянно посмотрела ему в глаза.
– Со стороны Мугана на нашу страну напали враги, Мжеж сказал, что перо придется отложить. Настала пора вооружаться копьем.
Вардик задрожала.
– Первым долгом надо прятать рукописи,– сказал Тодрос.– Поможешь?
Вардик растерянно теребила висевший на ее шейке трилистник. Он был на цепочке.
– А что будет потом? – почему-то вдруг шепотом спросила она.
Внизу шумела река. Воды ее бились о глыбы камней, и в брызгах сверкали сотни радуг – это от солнечных бликов.
Звон колокола достигал до них и проносился мимо. Солнце нависло над самой головой. По всей бескрайней равнине никто не пел. Пахари умолкли.
Тодрос и Вардик вошли в ворота монастыря. Вот они миновали обшитую медью дверь и оказались в темном коридоре, где горели две сальных свечи.
– Варпет[Варпет – мастер, наставник. ],– остановившись у одной из келий, позвал Тодрос.
Писец Мжеж тотчас вышел к ним с непокрытой головой.
Вид у него был как у придавленного тяжелой ношей. Он предложил им войти.
В келье стоял совсем новый сундук. Все монастырские книги уже снесли сюда. Писец Мжеж разбирал их: ценные складывал отдельно.
Тодрос и Вардик уложили в сундук отобранные варпетом книги.
Это были действительно очень ценные рукописи. Многие из них сохранились с давних времен, а иные переписаны писцом– Мжежом с тех, что поистрепались...
– Тодрос,– шепнула Вардик.
– Что?
– А мы потом отыщем сундук?
– Кто знает,– ответил Тодрос.– Может, через несколько лет и отыщем.
– Пусть хоть через десятилетия, – сказала Вардик. – Только бы он не потерялся, не погиб. И если тогда какие-нибудь книги придут в негодность, я сама буду их переписывать. Вот увидишь, я научусь писать!.. А ты разрисуешь страницы. Ладно? Если положить что-нибудь заветное в сундук, тогда мы обязательно вернемся и отыщем его! – сказала Вардик.
– А что положить?
Вардик сняла с шеи цепочку с трилистником.
– Вот!
– Не делай этого,– взмолился Тодрос.-Я же подарил его тебе на счастье.
– И будет счастье! – сказала Вардик.-Когда найдем сундук. – Вардик положила трилистник между книгами.
Вечером вместе с четырьмя сельчанами сундук вынесли из монастыря и спустились л оврагу. Там, в одной из пещер, его надежно упрятали. А в соседней пещере, соединяющейся с тайником узкщм переходом, писец Мжеж зажег свечку и поставил ее на выступ камня.
Когда они выбрались из пещеры, было уже совсем темно.
Тодрос и Вардик несколько раз оглянулись, им так надо запомнить, где спрятан сундук. Они непременно вернутся сюда. Вослед им светила полоска света...
А на другой день съехавшиеся из ближних сел и поселков мужчины и женщины, старики и дети начали строить укрепления, делать стрелы, луки и копья, готовили запасы продовольствия. Двухсотлетний монастырь снова станет твердыней, на подступах к нему ожидаются новые кровопролитные сражения...
Трилистник Тодроса л Вардик не принес им счастья.
Они не вернулись за своим сундуком ни через месяц, ни через годы...
С тех пор враги не раз как смерч проносились над Арменией, надо всем Кавказом.
А люди зажигали все новые и новые свечи в пещере, в той, что в овраге, чтобы никогда не угасла единственная светлая полоска во тьме...
Прошли века. Все обрело новый смысл. Туда, где писец Мжеж зажег первую свечу, потянулись паломники.
...Поколения сменялись одно другим.
Свет остался.
Сожженные вражеским огнем хижины сменялись новыми домами. Их становилось все больше и больше.
Родился Лусашен[Луис – свет; Лусашен – село света].
Свет остался.
Остались и равнина, и речка, и холмик.
Остался монастырь, который в прошлые времена часто служил людям защитой, крепостью. Сейчас потомки тех людей, государство того же народа охраняет этот монастырь как памятник. То же солнце, те же звезды...
Прошло семьсот лет!.. А может, меньше?
Они жили давно? А может, и теперь живут?..
Может, они – это мы?..
Рыжий Давид? Сероб? Каро?
Нвард, на шее у которой цепочка с трилистником, приносящим счастье?
Я?
И Натанаел?
– Натанаел!
– Натанаел! – окликнул Каро.
– Нат! – закричала Нвард.
– На-а-ат!..
Я, чтобы очнуться, сильно потряс головой.
А когда пришел в себя, выяснилось, что ничего особенного не произошло. Просто сегодня Нат должен уехать.
Но мы обязательно встретимся с ним. Потому что мы очень хотим быть удивительными людьми. Такими, как Нат.
А чтобы это обязательно сбылось, надо тихо, совсем тихо прошептать:
– До свидания, Натанаел.
