Текст книги "До свидания, Натанаел !"

Автор книги: Карэн Симонян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Взгляд мой остановился на стене напротив, на которую падал свет. Я увидел полосы сажи, восковые натеки от свечей. Я вскочил с места и подошел к стене. Чиркнул зажигалку, огарок свечи затрещал, засветился грязноватым пламенем. Едва я отдернул зажигалку, фитилек погас.

Я осмотрел все стены. Всюду были сальные потеки. Это наверняка забытая всеми пещера.

Отец рассказывал, что очень давно, больше ста лот тому назад, люди спускались в овраг и там в одной из пещер ставили свечи. Ясно, что святым местом был именно этот каменный мешок. Но каждый раз спускаться в овраг и затем выбираться из него было довольно-таки трудным делом. И потому святое место позже "перенесли" на вершину холма.

Я поджег прутик, попавший под ноги, и подошел к впадине. Заглянул внутрь. Пламя колыхнулось, скользнуло вглубь, вновь колыхнулось и погасло от волны воздуха.

Я отошел и сел на один из камней, что лежали на земле.

Обхватил голову ладонями, снова оглядел невзрачные, всеми покинутые и забытые стены грота, обильно политые истлевшим воском.

Не знаю, сколько времени я просидел так, но был момент, когда меня вдруг начала душить тоска. Сердце сжалось: что, если пираты действительно решили уморить меня голодом? Тяжело вздохнув, я поднялся на ноги. И тут увидел чтото вроде прохода. Может, в этом мое спасение?

Эта мысль воодушевила меня, но..ь Я представил выражение лиц пиратов, когда они вдруг увидят меня под вековым орешником беседующим с дедом Гласевосом. Я только пренебрежительно окину их взглядом с головы до ног и буду как ни в чем не бывало продолжать свою интересную беседу.

Я снова поджег сухую веточку и, защищая ладонью огонь, вошел в проход. Вначале шел пригнувшись. Скоро я заметил, что проход расширился. Выпрямился и дальше шел во весь рост. Красноватое пламя освещало все очень слабо, к тому же оно каждую минуту могло погаснуть от сквозняка.

Чуть спустя подземный ход почти под прямым углом поворачивал влево. Я приподнял свой "факел", чтобы хоть увидеть, нет ли впереди тупика? Пламя какое-то время колыхалось, потом ветром его загасило. Я растерянно остановился. Тем не менее успел заметить, что пасть туннеля бесконечна. В полной тьме я прошел еще несколько шагов, но когда в страшной тишине вдруг отчетливо услыхал удары своего сердца, решил снова зажечь фитиль. Чиркнул раз-другой своей верной зажигалкой, но веточка не загоралась. С досады я зашвырнул ее в сторону и еще на несколько шагов углубился во тьму. Признаться честно, дальше такое терпеть было невозможно. Ужасное чувство овладело мной. Казалось, что проход все суживается и давит на меня: вот-вот сожмет и превратит в блин. Я физически ощущал эту огромную тяжесть, нависшую надо мной. А что, если проход не выдержит и обрушится? Я содрогнулся и... чиркнул зажигалкой. Тьма сразу на несколько шагов отступила. Увидев стены прохода и довольно-таки высокий потолок, я приободрился и уже увереннее продолжал продвигаться вперед.

С зажигалкой было очень удобно. Защищать ее пламя ладонью не надо было. Оно и погаснет, так на минутку опять щелкнешь – и снова свет. Зажигалка уже едва горела. А скоро и вовсе погасла. Я несколько раз подряд нажал на рычажок. Искры обильно сыпались из-под колесика, а фитиль больше не воспламенялся. Кончился бензин.

Я остановился. И вперед боялся идти, и возвращаться не хотелось, тогда сам себя заставил не паниковать, понял, что единственный выход – идти вперед.

Я вытянул вперед руки и пошел. Немного погодя выяснилось что передо мной стена. На этот раз путь сворачивал направо. Еще несколько шагов – и в глубине, где, видимо, кончался проход, замелькал тусклый свет.

Я ускорил шаг: впереди свобода! Лишь на одно мгновенье я засомневался: почему этот свет такой тусклый? "Но ведь уже стемнело",-вспомнил я и побежал, чтобы хоть на минутку раньше пройти расстояние в несколько метров.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Тайник. Сундук без замка, крышка которого, однако, не открывается. Дед

Гласевос подоспел па помощь. Цепь с трилистником. Иезуит Каро отмщен.

Я остановился как вкопанный от удивления: проход передо мной вдруг обернулся просторной пещерой.

Прямо напротив, на высоте двух-трех метров, у расщелины росло дерево, корни пробились в пещеру, сплелись, как железная решетка, и свисали вдоль стены.

Я с надеждой уставился на расщелину: нельзя ли через нее протиснуться и выбраться наружу?

Синева неба стала темнеть. Я был уверен, что мне бы только дойти до щели, а там уж как-нибудь выберусь.

Я начал собирать, все камни к стене, в которой была расщелина. Метра два высотой натаскал, а свобода все еще оставалась недосягаемой мечтой. Вот если бы сдвинуть ту глыбу, в глубине. Я подошел, попытался налечь, но не тут-то было: и на сантиметр не сдвинул.

...А что, если пираты хватились и сейчас ищут меня?

Вот небось струсили! Мне даже жаль их стало, но только на минутку. И вообще надеяться на свои силы – это вернее. А пираты на то и пираты, чтобы быть жестокими и забывчивыми. Они сводят счеты разом и обо всем забывают, это помогает им не испытывать угрызений совести.

Я обеими руками обхватил глыбу, а ногами уперся в стену и налег Мышцы мои так напряглись, что казалось, будто я стал в десять раз сильнее обычного и глыба вот-вот сдвинется с места. Но это только казалось.

Поняв, что ничего у меня не выйдет, я разнял руки и тут заметил, что камень дрогнул!

Я снова приналег и толкнул. Еще и еще...

И камень сначала чуть-чуть, а потом все больше и больше стал раскачиваться. Я впал в неистовство.

– Раз-два-три...– начал помогать себе я и, к счастью, вовремя отскочил назад.

Оставалось еще чуть-чуть сдвинуть камень. Если мне не изменял глазомер, с него уже легко, совершив один прыжок, ухватиться за корни. Потом... надо было подтянуться, как на кольцах, и вылезти из этой проклятой темницы.

Я потер руки, прошел к стене, чтобы упереться спиной и ногами оттолкнуть камень. Но черт побери – вместо стены передо .мной пустота. Неужели это еще новый проход, кем-то нарочно прикрытый обломками скалы?

Уже привыкший к подземелью, я смело шагнул во впадину... И еле удержался, чтоб не заорать, так ударился коленом обо что-то твердое. Я растер колено, затем попробовал нашарить, обо что ударился. Это был не камень, а нечто похожее на ящик. Попытался приподнять его, но не тут-то было. Постепенно я присмотрелся и понял, что это не просто ящик, а сундук. С выпуклой крышкой, украшенный медной чеканкой, позеленевшей от времени.

У нас дома тоже есть такой сундук.

Я часто усаживаюсь на него и рассматриваю фотографии, висящие на противоположной стене. Наш сундук тоже старый, но не настолько.

Вспомнил о домашнем сундуке, и сердце вдруг забилось.

Известное дело: в старинных сундуках обычно хранят всякие старинные вещи. Это я точно знаю.

Может, и в этом сундуке лежат какие-нибудь сокровища?.. Иначе зачем бы его так запрятали?

Прежде всего я попытался открыть крышку. И не смог.

Странно, но снаружи на сундуке не было никакого замка.

Я растерянно стоял перед ним и думал: как же мне быть?

Схватился за единственную ручку и потащил сундук к проходу. Он подался, но потом зацепился за какой-то выступ и застрял, я приподнял его и опять поволок вперед. Тащил и не помнил, что в проходе темно, да и длинный он, к тому же усилия мои бесполезны, потому что положение безнадежное.

Однако мрак скоро растворился в голубоватом свете, и я вместе с сундуком очутился в первой пещере.

Отдышавшись, я подошел к закрытому входу и, сложив обе ладони в трубочку, крикнул во всю глотку:

– Эй-эй! Кто здесь есть? Эй! Помогите!..

Конечно же никто мне не отозвался. Я снова занялся сундуком. Потряс крышку, дернул за ручку, со всех сторон простучал его, как врач больного. Но напрасно. Сундук не открывался.

Разозлившись, я пнул его ногой и, уже сидя на нем, вволю наревелся. Потом успокоился: понял, что плач мне не поможет, обхватил голову, глянул на темно-синее небо, видневшееся сквозь щель, и стал вспоминать самые веселые минуты своей жизни, а заодно еще думать, что стану делать, если мне вдруг удастся выбраться из этой мрачной пещеры...

– Э-эй! Помогите... Э-эй-эй!.. закричал я снова.

В тишине отчетливо слышался глухой шум реки.

– Помогите! Эй! Помогите...

И словно эхо в пещере прогремело: – Э-эй-ее-еэй!..

Но это не было эхом. Я не доверил своим ушам и снова крикнул. На этот раз уже совсем близко прозвучало:

– Эй! Кто там? Кта есть в пещере?

– Это я, дед Гласевос! Тигран! – закричал я, узнав его голос. И с той секунды все мои страхи как рукой сняло.Дед Гласевос! В пещере это я!

Он был уже совсем близко. Камни из-под его ног влетали в щель. Потом в пещере сразу потемнело, потому что дед Гласевос своим телом закрыл все отверстие.

– Тигран, что ты тут делаешь? А я ждал тебя, ждал. И наконец решил сам спуститься в овраг за глиной.

– Дедушка, ты можешь отодвинуть камень? – спросил я.– С утра закрыли меня, замуровали!

– Кто?

– Пираты.

– Пираты? – засмеялся дед.– Ох уж эти мне пираты! А ну-ка помоги мне со своей стороны. Раз-два, взяли!..

И вход в пещеру открылся.

– Чего же ты здесь потерял? Покажи, посмотрим, – сказал дед Гласевос, пробираясь узким проходом в пещеру.

– Пираты поймали меня в ловушку.

– Опять пираты! – рассердился дед.

– С утра закрыли и ушли! – сказал я.– А я зато клад нашел, дедушка!

– Еще и клад! Пираты, клад! Ты же большой парень! – сказал дед Гласевос, потом, машинально оглядевшись, спросил: – Это что за сундук?

– Нашел в соседней пещере. Это и есть клад. Его специально спрятали в гроте.

– Действительно, сундук! – удивился дед Гласевос.В нем что-нибудь есть?

– Думаю, есть!

– А что?

– Не знаю,– пожал я плечами.

– Закрыто?

– Наверно.

Дед подошел к сундуку, осмотрел его, ощупал медные заклепки, слегка нажал на одну из них, и крышка подалась.

– С пружиной! – сказал дед Гласевос.– Знакомое устройство.

Содержимое сундука было укрыто вылинявшей материей.

Дед Гласевос осторожно взялся за край полотнища и приподнял его.

Если бы в сундуке действительно были драгоценности, я не так бы удивился, потому что был готов к этому, Но, увидев толстенные книги в кожаных переплетах, я даже свистнул от изумления.

– Библиотека? – шепотом вздохнул я.

Дед Гласевос дрожащей рукой взял одну из книг и рукавом пиджака обтер кожаный переплет. Потом развернул ее, и я увидел, как зашевелились дедовы губы, Я не стал мешать ему в этот торжественный миг и, присев на корточки перед сундуком, уставился в бережно уложенные стопки книг.

На глаза мне попался какой-то странный предмет. Я сначала не донял, что это. Потянул, а это цепочка. Я еще дернул, и в ладонь мне скользнул трилистник величиной с двадцатикопеечную монетку. Сердце забилось от радости. Вот и вся цепочка уже у меня в руке. Я крепко зажал свою добычу.

– Что? – словно очнувшись, спросил дед Гласевос и, закрыв книгу, с благоговением положил ее на место, натянул полотнище и опустил крышку сундука.– Библиотека, говоришь? И верно, библиотека. Натанаол же рассказывал, что поблизости должна быть библиотека!

Я ухватился за ручку сундука и посмотрел на деда Гласевоса.

– Нет, пусть пока здесь останется, – сказал дед. – Вдвоем нам не справиться. Помоги-ка лучше, снова закроем вход...

Вечерело.

– Не беги,– сказал дед Гласевос.-Еще глины надо накопать...

По дороге дед Гласевос спросил: – Так почему, говоришь, в пещере оказался?

– Пираты обманом затащили.

– Что еще за пираты? – пробормотал дед Гласевос. – Толком скажи, не пойму я тебя.

– Рыжий Давид принес письмо: мол, Нат ждет меня на берегу речки. Я и пошел. А они надели мне на голову мешок и затащили в пещеру.

– Кто они?

– Ну, Каро и Сероб! Ничего, попадутся еще мне в руки! – пригрозил я.

– Каро? – сказал дед Гласевос.– Бедного парня в полдень забрали в больницу. Аппендицит у него. Приступ... Резать будут.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Приятно делать открытия и... подарки. Посещение Иезуита Каро. Пираты тоже

умеют мечтать.

Итак, у меня в руках цепочка с трилистником, которую я конечно же подарю Нвард. Я ведь обещал ей...

Обыкновенная цепочка и обыкновенный трилистник из простого металла. Никакой в них ценности, в особенности если сравнить с этой богатой библиотекой. Но...

Нвард пришла, едва я появился дома. Я пригласил ее войти, Рубен, улыбаясь, ответил на приветствие Нвард и вопросительно посмотрел на меня. Посмотрел, понял, что ему лучше уйти, и, извинившись, сослался на неотложное дело и вышел из комнаты.

– Где ты был? – спросила Нвард.

– Помнишь, я обещал тебе, что мы вместе совершим раскопки?

– Помню,-сказала Нвард.-Но ты дважды делал открытия, и оба раза без меня.

– Какие открытия?

– А помнишь медный тазик? И библиотека...

– Жалуйся своим пиратам. Это они меня замуровали в пещере.

– Пожалуюсь.

– Ну ладно, не злись... Помнишь, я рассказал тебе об украшениях?..

– И это помню,– ответила Нвард.– Но мы опаздываем, идем.

– Куда? – удивился, я.

– Ну, говори же...

– Помнишь, я обещал...– Хоть Нвард и прерывала меня, но я думал о своем.– Я всегда держу слово! Чье это украшение, я не знаю, но что оно древнее – это точно, в пещере нашел!.. Дарю тебе!

Я надел на шею Нвард старинную цепочку. Маленький трилистник, ударившись о пуговицу на ее платье, тихонько звякнул.

Нвард замерла от удивления.

– А сейчас посмотрись в зеркало,– попросил я.

Она повернулась, подошла к стене, где висело зеркало, смущенно улыбнулась, склонила голову, но не удержалась и опять глянула.

– Нравится? – слросил я.

Нвард молча кивнула головой.

– Знаешь, откуда?

– Раскопки делал?

– Нет. Нашел в сундуке.

– В котором библиотека?

– Ага...

– Может, это очень ценная вещь? – забеспокоилась Нвард.– Ведь старинная. Нат ее видел?

– Я думаю, она к библиотеке никакого отношения не имеет. Наверное, случайно оказалась в сундуке.

– Но Нату я обязательно покажу,– решила Нвард.

– Как знаешь. Только ты пока немножечко поноси ее, ладно?

Нвард улыбнулась.

– Если, ты этого очень хочешь, пусть так и будет.

Дверь в комнату осторожно открылась. Я был уверен, что это брат, и крикнул: – Рубен?

Это действительно был он.

– Не помешаю?

– Что вы,– запротестовала Нвард. – Я, наверное, вам помешала. Работали?

Рубен подошел, погладил Нвард по волосам, от которых всегда очень приятно пахло, и улыбнулся.

– Хорошая у вас дружба,– сказал он.– Завидую вам.

– Я пришла на минутку, нам с Тиграном надо к ребятам... Можно, он пойдет со мной?

– Конечно,– сказал Рубен.

– А у вас друга нет? – поинтересовалась Нвард.

– Наверное, есть,-улыбнулся Рубен.-Трудно сказать... В этом вопросе люди иногда ошибаются.

– Вы тоже? – спросила Нвард.

– Я тоже... И довольно часто. Трудно это...

– Дружить? – спросил я.

– Нет, сохранить дружбу,– сказал Рубен.– Сделать так, чтобы ваша дружба никогда не иссякла, как бы ни сложилась жизнь,– это очень важно. Если даже жизнь разведет в разные концы света, очень важно иметь уверенность, что есть хоть один такой человек, очень близкий и преданный, который помнит тебя и придет тотчас, только позови его, придет и будет опорой... А все остальное пустое. – Рубен грустно улыбнулся.– Пустое! – повторил он.Любовь, родственность... Все это хорошо. Но самое главное – дружба. Та теплота, которая через тысячи километров доходит до человека.

Нвард и я удивленно смотрели на брата.

– Вы торопитесь, идите,– предложил Рубен.– Я с удовольствием поговорил бы с вами, но и это мне не поможет. Хотя чуточку снимет грусть...

Мы молчали. Я очень хотел что-то сказать. Но никак не находил слова, которые, я чувствовал, необходимы брату.

– Пойдем,– вполголоса предложила Нвард.

Рубен, улыбаясь, подтолкнул нас обоих к двери... На улице, сразу очнувшись, я спросил:

– А куда, мы идем?

– Красиво как,– словно не расслышав меня, сказала Нвард, играя цепочкой. Потом добавила: – Идем в больницу.

– В больницу? – удивился я.

Мы свернули влево, и посреди улицы я увидел Рыжего Давида и Леонардо Серобо. Можете себе представить, что сделалось со мной при виде их!

– Давно ждете? – спросила Нвард.

– Не очень, – пожал плечами Леонардо Серобо.

– Нет, – сказал Рыжий Давид.-Мы только подошли.

– А цветы? – спросила Нвард. – Забыли?

– Не забыли,– нараспев проговoрил Леонардо Серобо и вытащил из-под рубахи букетик полевых цветов.

Нвард осмотрела букет и одобрительно кивнула головой.

Не дойдя до конца улицы, мы свернули в соседний переулок, где среди двухэтажных домов выделялось здание, построенное из особенного, какого-то гладкотесаного серого камня. Это, пожалуй, было одно из самых больших строений Лусашена. С широкими, окнами, с садом, цветником и бассейном. Над главным входом на черной и блестящей доске золотыми буквами было написано: "Городская больница".

Вслед за Нвард мы смело вошли в приемную. Там нам показали окно, где дают пропуска. И вот, все в белых халатах, мы поднялись на второй этаж.

– "Хирургическое отделение",– прочитал я у двери.

Пол в длинном коридоре блестит. На стенах несколько картин в больших рамах. Две из них – пейзажи, на третьей нарисован кувшин с цветами, а напротив кувшина изображен человек в темном костюме, уставившийся в одну точку, под мышкой у него рулон ватмана и рейсшина.

У одной из дверей Нвард остановилась.

– Решайте,– сказала она,– кто войдет первым.

– Каро разве здесь? – с волнением спросил Рыжий Давид.

– Здесь, – ответила Нвард.-Ну, так кто идет? Ты, Тигран?

Рыжий Давид потянулся к ручке двери. Ему не терпелось, очень хотелось посмотреть, как пират выглядит после операции.

– Подожди. Сперва пусть войдет Тигран,– сказала Нвард.

– Я?

– Потом Сероб,.– не ответив мне, предложила Нвард. – Цветы поставишь в вазу. Долго сидеть нельзя. Папа сказал, что больного на второй день после операции вообще-то нельзя беспокоить. Но все же разрешил.

– Знакомство – дело полезное, – хмыкнул Сероб.

– А o чем с ним можно говорить? – спросил Рыжий Давид.

– Обо всем... Только смешить нельзя. Швы разорвутся... Входи, Тигран..

Я растерянно посмотрел на них. Очень глупое у меня положение. Но делать нечего, я осторожно толкнул дверь.

В палате было светлее, чем в коридоре. Здесь стояло четыре кровати. Две свободные. Слева от двери лежал Иезуит Каро, а под самым окном – Акоп, из соседнего квартала.

Я его сразу узнал по длинным ногам, которые вылезли из кровати,– он был самым высоким человеком Лусашена.

Я остановился в нерешительности.

Иезуит Каро повернул голову в мою сторону. Бедняга сначала не понял, что происходит, но потом глаза его, может, от удивления, а может, и от страха как-то округлились, и выражение лица сделалось глупым-преглупым. Но это только на минутку. Иезуит беспомощно огляделся, но, увидев входящих вслед за мной Леонардо Серобо, Нвард и Рыжего Давида, успокоился: понял, что жизни его ничего не угрожает, и даже улыбнулся.

Леонардо Серобо подошел к тумбочке, на которой стояла вазочка, поставил в нее цветы и робко проговорил:

– Вот пришли... Как ты?

Губы Иезуита Каро беззвучно зашевелились.

– Температура есть? – спросила Нвард и глянула на табличку на задней стенке кровати.– Ничего, не очень высокая. Больно?

Иезуит Каро отрицательно покачал головой и снова улыбнулся.

– Не смейся,– испуганно закричал Рыжий Давид.Швы лопнут.

– Не лопнут,– успокоил его Длинный Акоп.

Он неподвижно лежал на спине. В ногах высился какой-то прибор с колбочками и трубочками. Колбочка побольше была наполнена прозрачной жидкостью, которая по капельке стекала в резиновую трубку. А к концу этой трубки была прикреплена большая иголка, всаженная прямо в ногу Длинному Акопу. Я посмотрел, посмотрел, но так и не понял, для чего все это.

– Сколько дней будешь лежать? – поинтересовался Леонардо Серобо.

– Ерунда,– вместо Каро ответил Длинный Акоп. – После операции слепой кишки лежат дней десять, не больше. Вот мне потруднее. Я уже со счету сбился. Желудок оперировали. "Питаюсь" одной глюкозой... Тигран, ты сегодня никого из моих не видел? Как они?

– Не видел,– пожал плечами я.

– Вчера тоже?

– И вчера тоже...

Длинный Акоп закрыл глаза.

Иезуит Каро не осмелился смотреть в мою сторону. Ему, конечно, очень хотелось узнать, как мне удалось выбраться из пещеры, но спросить не решался.

– А Тигран нашел библиотеку,– сообщила Нвард.

Наконец-то Иезуит Каро посмотрел на меня.

– Хочешь знать, где нашел? – спросила Нвард.

Иезуит Каро шевельнул губами: наверно, это он сказал "да".

– Расскажи, Тигран,– попросила Нвард.

– В пещере,– буркнул я и, когда Иезуит Каро смущенно отвел взгляд, поспешил добавить: – Гулять вчера ходил и забрел в овраг... Очень хороший был воздух... А потом вдруг увидел пещеру. И подумал: "Войду-ка!" В пещере было довольно темно. Когда глаза привыкли к темноте, разглядел, что прямо посередине стоит сундук, а на нем табличка: "Библиотека. Открыта ежедневно с 9 до 17 часов".

Сероб вобрал голову в плечи. Нвард удивленно посмотрела на меня. А Рыжий Давид быстро-быстро заморгал.

– Скорее поправляйся, – сказал я, обращаясь к Каро. – Я обязательно покажу тебе эту пещеру. Очень любопытная. Может, и ты в ней что-нибудь найдешь.

– Через десять дней будет на ногах,– не открывая глаз, сказал Длинный Акоп.– После, операции главное – хорошее питание. Приличное человеческое питание. И не через иглу... Не видали, наверно, никогда, чтобы человека питали через ногу?

И он умолк.

Иезуит Каро тоже хотел что-то сказать. Но он только высунул руку из-под одеяла и поманил меня.

Я подошел, сел на край кровати и, так как он говорил шепотом, пригнулся к нему ухом, чтобы услышать все, что он скажет. Каро говорил, глотая слова. И мне казалось, что он никогда не доскажет того, что непременно хочет сказать...

Немного погодя мне стало ясно: без слепой кишки Каро вполне приличный человек.

Мы говорили так, что нас, конечно, никто не слыхал.

Под конец я согласно кивнул и улыбнулся.

Леонардо Серобо, заметив, что я улыбаюсь, вновь вобрал голову в плечи и стал оглядываться по сторонам, словно только теперь надумал рассмотреть, где он находится.

– ...Обязательно,– заключил я громко наш разговор. – Ты только поскорее поправляйся, и мы обязательно побываем в пещере.

– Натанаел обещал взять нас с собой в очень интересное путешествие, сказала Нвард. Для меня это было новостью.– А Тигран до сих пор ничего не знает. О том, что вы собираетесь в Австралию.

"Подслушала, значит, шепот Каро",– удивился я про себя.

А вслух спросил: – Кто собирается?

– Пираты,– хмыкнув, проговорила Нвард.– На деньги, заработанные на продаже свечей, едут в Австралию. Охотиться на кенгуру. Когда Нат узнал, ох и смеялся. А потом сказал, что возьмет всех нас в такое место!..

Каро больше не отводил глаз от меня.

– В пещере было совсем не страшно,– сказал я, обращаясь к Каро.

– Правда? – недоверчиво спросил Рыжий Давид.

– Хочешь, проверь,– предложил Леопардо Серобо.

Рыжий Давид опять быстро-быстро заморгал и очень пожалел, что задал такой опрометчивый вопрос.

– Я могу сопровождать тебя,– сказал я.– Сам увидишь, что вовсе не страшно. Только жаль, библиотеки там нет.

– Нужна она мне! – бросил Рыжий Давид.– Я просто так спросил.

– Человек во всем должен убедиться лично, – сказал Леопардо Серобо.Может, и ты найдешь какой-нибудь клад? Скажем, .сундук золота. А?..

Рыжий Давид так покраснел, даже веснушки пропали.

Мне уже было жаль его, потому что положение у бедняги незавидное. Если бы он остался верным Каро и Серобу, сейчас мог бы, не отводя взгляда, смотреть на меня, как смотрят они. И я бы, может, уважал его и даже многое простил бы им, когда выяснилось, что они тоже любят мечтать и мечтают об охоте на кенгуру. Эх, выходит, не случайно, что. письмо пиратов было написано его рукой! Когда Каро встанет на ноги, мы с ним решим, как перевоспитать Рыжего Давида, чтобы, не крутился, словно флюгер, в ту сторону, откуда дует ветер посильнее...

– Мы к тебе еще придем,– сказала Нвард.

Каро улыбнулся.

– И Тигран придет,– добавила Нвард.

– Тигран...-прошептал Каро,– хороший, настоящий человек...

– И честный! – Это сказал Сероб.

– Идемте,– прервал я их излияния.– Поправляйся, Каро.

– Скоро поправится,– опять пробурчал Длинный Акоп.– Что особенного, слепая кишка... Вот на желудке операция – это да...

...Мы вышли из больдицы. У ворот Сероб взял меня за руку. Мы опередили Нвард и Рыжего Давида на несколько шагов.

– Возьми,– сказал он, протягивая мне пять рублей.

– Что это? Зачем?

– Они твои.

– Мои?

– Мы знали, что ты... но, понимаешь...

– Знаешь что? – разозлился я.– Пусть остаются у тебя. Пригодятся, когда вместе отправимся ловить кенгуру!

Сероб удивленно посмотрел на меня. Я ускорил шаги.

– Подожди! – крикнул Сероб.– Ведь мы с Натанаелом шли уже за тобой. Но Каро вдруг забрали в больницу, и мы бросились туда. А пока его оперировали, у нас все из головы вылетело, даже то, что ты остался там, в пещере...Он говорил быстро-быстро, может, чтоб я не прервал его.Пока оперировали, мы стояли во. дворе больницы. И Нат тоже. Потом врач сказал, что все прошло благополучно.

Я и вспомнил про тебя. Уже темно было. Сказал обо всем Нату. Так, мол, и так... Мы уже, пошли и вдруг в конце улицы увидали тебя и деда Гласевоса. Поверь мне, не думай ничего плохого.

– Я и не думаю,– сказал я.

– Забудь, пожалуйста, про это.

– А вот забыть не забуду. Шутка ли – библиотеку нашел! Не сто, раз в жизни подобное случается.

– Это да...– протянул Сероб.

И мы поспешили. Нвард с Рыжим Давидом уже обогнали нас и оставили далеко позади. Надо нагнать их.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Старинный род Пахлеванянцев. Семейный совет.

Рубен уезжает, чтобы стать горожанином.

Я смотрел на коричневую рамку, что висела на стене.

Рамка всего только для одной картины. Но под стеклом было, наверное, около ста фотографий – история целого рода.

История нашего рода. Кого только нет под стеклом в этой рамке!

В темном овале на фоне причудливого замка подстриженный под бокс человек с напряженной улыбкой на лице, по утверждению всех взрослых – мой отец Аршак из рода Пахлеванянцев. Мне не верилось, но отец и сам говорил, что это он. А вон в гимнастерке с патронташем, в котором неясно,, есть ли патроны,– это мой родной дедушка Гурген Пахлеванянц. У него и кинжал на поясе. Кинжал и сейчас хранится у нас. Лежит в сундуке. В том самом, на котором я сижу и. глазею на фотографии...

Человек с бородой и густыми усами, торжественно серьезный, чья фотография в верхнем углу справа, – дед отца, сам знаменитый Пахлеван, чьим именем теперь прозывается весь наш род. Я всегда удивлялся, глядя на него. Худой и какой-то даже болезненный на вид (но это, может, оттого, что фотография от времени пожелтела, так кажется?), он был пахлеваном[ Пахлеван – силач, борец. ]. Неужели раньше были такие пахлеваны?..

Самая большая фотография -помещена в центре рамки.

Кто-то, очень, говорят, похожий на меня, сидит в старинном, как в. музеях, кресле и смотрит мне прямо в глаза. И взгляд его выражает удивление. А чему человек удивляется, подика узнай через столько лет! Л еще он немножко самодовольный какой-то. Но это, наверно, потому, что рядом с ним стоит одетая в национальный костюм, украшенный золотыми монетками, застенчивая девушка-невеста. Это старая-старая фотография. Это родителей отцова деда. Как их звали, не знает никто, даже отец мой не знает. А фимилию и вовсе не узнать. Ведь весь наш род потерял старую фамилию, всех стали по прозвищу деда именовать.

Много в рамке и других фотографий. И все это опять дедушка, бабушка, отец мой, мама, Тубен и я...

Очень я люблю смотреть на фотографии и думать про всякое. Иногда так задумаюсь, что дедушка с патронташем начинает со мной разговаривать. И хотя на фотографии ему всего лет тридцать, он делается вдруг семидесятилетним стариком, таким, каким был два-три года назад, пока не умер в один из дней, совсем неожиданно. Помню, как утром встал, сказал, что хочет в последний раз сам полить огород, а вечером попросил у мамы тарелку спаса[Спас – суп из квашеного молока, заправленный рисом. ] и объявил, что решил через несколько дней покинуть этот мир, оставить его нам. Я был уверен, что дедушка шутит. Но напрасно.

В серьезных делах дед шутить до любил. Гурген Пахлеванянц был хозяином своего слова...

Сейчас я вот тоже почувствовал себя каким-то одиноким и уселся на сундук. В комнате тишина необыкновенная, хотя и Рубен, и отец, и мама тут. Вон сидят за столом, только минуту назад отец, Аршак Пахлеванянц, раздраженно хлопнул ладонью по столу и что-то сказал осипшим голосом.

Но сейчас опять тихо. Тишина вползла в комнату в дверную щель, в открытое окно. Она принесла с собою монотонное стрекотание сверчка, журзание воды, текущей по картофельным грядкам, беспрерывный урчащий лай собаки, похожий на рокот старого "чихающего" мотора мотоцикла.

Это, конечно, еще не настоящая тишина. Вот после полуночи наступает полная тишина. И только пчелы в ульях жужжат и... звезды в небе шепчутся. У нас в Лусашене звезды всегда шепчутся.

Рассыпанные по всему небу, от дальнего края поля до вершины горы Чатал, звезды сверкают и шепчут друг другу про все, что творится в космосе.

"Эх, жизнь, жизнь..." -вздыхает вдруг дед Гурген из рамки. Я молча смотрю на него и жду, что будет дальше.

В таких случаях всегда надо очень терпеливо ждать, пока Гурген из рода Пахлеванянцев соберется с мыслями и настроится для беседы со мной.

"Не понимаешь ты, мал еще,– после секундной паузы продолжал дед.– А когда поймешь, кто знает? Буду ли я тогда на свете или не буду?" Я согласно киваю головой.. Но дед не замолкает. Гурген Пахлеванянц твердо решил высказать свое мнение до конца. Он бесшумно выходит из рамки. И вот уже стоит передо мной. И оба мы будто не дома вовсе, а во дворе. А на улице не ночь, только еще вечер.

Дед присел, привалясь к стене ацатуна. В руках– у него четки из персиковых косточек.

Я сел прямо на землю, сильно прогретую за день и потому горячую, словно печь.

Между пальцами пробегает муравей. Он мечется тудасюда: пока не знает, как ему утащить огромного овода.

Ищет, за что бы ухватиться. Наконец находит. Берется за крыло челюстями и лапками и волочит. Овод тяжелый. Муравей мается. Но вот ему на помощь объявляются и другие муравьи. Они сначала сообща решают, как им быть. А потом все вцепляются в добычу и тащат ее. Вот они уже прошли с полметра. Я беру с земли веточку и бросаю ее в "караван"...

"Мир уменьшился... Очень уменьшился,– говорит дед.Больше некуда... но кто знает?.." "Как то есть уменьшился?" – мысленно удивляюсь я.

"Где это слыхано, чтобы всего за каких-нибудь полтора часа человек облетел Землю? Кто бы у нас в такое поверил, скажем, лет двадцать назад? А люди все еще слушают сказки деда Бархудара. И думают, что стали горожанами".

"Не стали разве? – спрашиваю я.– В газетах ведь писали, что..." "Писали! – нараспев говорит Гурген Пахлеванянц. – Ну и что ж, что писали. Что изменилось? Люди-то остались, какими и были? Человек должен измениться! Человек".