Текст книги "До свидания, Натанаел !"

Автор книги: Карэн Симонян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Всего на миг полыхнуло пламя.

И я тоже пошел спать.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Исследования продолжаются. Открытие Натанаела.

Прыжок через столетия в далекое прошлое.

Это всего одно маленькое строение. Кто знает, когда огромные каменные глыбы в форме круга сложили друг на друга, без всякого связующего раствора. В углах поставили деревянные толстые столбы и на них укрепили крышу: одну половину покрыли листовым железом, другую толем. Мне всегда казалось, что это всего лишь шалаш какого-нибудь огородного сторожа. Просто сейчас огорода нет, а шалаш остался. А в мире нет ничего притягательнее шалаша огородного сторожа. Внутри в них бывают деревянные помосты, устеленные сухим, ароматным сеном. И всегда там есть вкусный свежий мацун и лаваш[ М а ц у н -квашеное молоко; л а в а ш – особый, тонко раскатанный хлеб. ]. Ночами из щелей шалаша и из единственного отверстия, служащего дверью, струится густой желтоватый свет.

Одним словом, тот, кто хоть раз провел день в шалаше огородного сторожа, тот никогда этого не забудет.

Но строение на берегу реки не было шалашом огородного сторожа. Это была святыня – церковь. Люди с трудом добираются сюда, с благоговением входят внутрь, в это помещение, а другие тем временем снаружи терпеливо ждут своей очереди.

На выступах неровных стен из года в год все наплывал и наплывал слой воска: здесь тоже продавали свечи, только уже по двадцать копеек. И потому люди предпочитали пиратские свечи– по десять копеек. Святым все одно – по десять или по двадцать копеек свечи им ставят. Зато священники ужасно злились. Несколько раз им удавалось поймать Иезуита Каро и Леопарда Серобо. Можете себе представить, что пиратам не поздоровилось.

В глубине, под самым потолком и на стенах, висели потускневшие портреты, изображавшие, как говорили, святых и разных знаменитостей. Тут были работы художников прошлого. Одну картину, "Явление Христа народу", я очень даже хорошо знал, видел ее в альбоме у брата. Но самым интересным был светильник. Наверное, его подарил церкви кто-то из паломников. Это, в общем-то, был обыкновенный мельхиоровый подстаканник, подвешенный за ручку к потолку. А в нем был стакан. Тоже обыкновенный стеклянный стакан, наполненный подсолнечным маслом, со свисающим из него .маленьким, жалким фитильком.

Я уверен, что этот светильник никогда не зажигали. Потому что с наступлением темноты сюда едва ли кто-нибудь приходил. Но масло в стакан все равно подливали, потому что горит он или не горит, а с фитиля по закону физики по капельке стекало на земляной пол.

Эта пещерная церковь и ее окрестности бывали многолюдны только в субботние и в воскресные дни. В будни сюда приходили одни туристы.

Мы с Нвард сидели на траве и терпеливо ждали Натанаела, который осматривал святыню "с целью совершения очень важного исследования". Прямо так и сказал: "Очень важные исследования".

Солнце уже завернуло за гору напротив, и сейчас лучи era окрасили левый склон ох подножия почти в красный цвет. Глядя отсюда, человек всегда может видеть закат дважды: один раз – на вершине горы, потом в другом ракурсе – у подножия.

– В мире нигде больше не найдешь места, чтобы закат был виден два раза,– сказал я.– Только здесь это так.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю! – уверенно сказал я.– В другом месте Лусашен есть? Нету.

– Но горы-то есть, – сказала Нвард.

– А Лусашена нет!

– Подумаешь, Лусашен!

– То есть как это?

– А вот так! Ереван в тысячу раз лучше!

– Ой!

– Конечно, – сказала Нвард. – Напрасно мы приехали сюда.

Я изумленно смотрел на нее.

– И наверное, скоро опять туда вернемся, – продолжала Нвард.

– Как это получается?. Только приехали и уже...

– Ну и что? В деревне жизнь трудная.

– Лусашен...

– Знаю, знаю! Лусашен назвали городом.

– Скоро здесь заработает завод, приедут рабочие... А в селе заводы бывают? Не бывают. Через пять лет знаешь сколько у нас заводов будет построено?

– Все равно,-с безразличием сказала Нвард.– Пусть хоть сто. Еще хуже... И что за город, где даже молока нет? А мама привыкла, чтобы я каждое утро пила молоко.

– Молоко? Хочешь, каждое утро приходи к нам и пей.

– Спасибо, но я его не люблю.

– А чего же тогда? И пусть нет молока...

– Нет. Это очень важно. Мы не привыкли жить в таких условиях.

– В каких?

– Здесь пыльно. Воды натаскать – целое дело. Ведь у мамы руки не стальные?

– Руки людей стальными не бывают, это верно, – согласился я.

– Общества нет. С кем сесть, с кем встать? К кому пойти? С кем беседовать на интеллектуальную тему?

– На какую тему?

– На ин-тел-лек-ту-аль-ную, – по слогам повторила Нвард.

– Что это значит? – спросил я. – Это когда сплетничают, что ли?

– Не знанк Наверное. Это все маме надо. А в городе ей хорошо. Там все на месте. И мне тут скучно одной.

– .Подожди, а я?

Нвард промолчала. Только внимательно посмотрела на меня.

– Со мною ты разве не дружишь? И мы разве сейчас не беседуем? Ну и что же, что это не инт...интел...

– Не понимаешь ты,– рассердилась Нвард.– Мама хочет общаться с людьми.

– Ну и пусть общается. У нас сколько хочешь людей. Вечерами все выходят к воротам и до самой ночи сплетничают, все переберут.

– Другая причина тоже есть,– сказала Нвард. – Например, какая здесь может быть перспектива для меня? Люди из деревни уезжают в города, а мой папа, наоборот, неизвестно почему, бросил город и приехал сюда. Предположим, что ему это было необходимо. А я? Ведь я теперь стану деревенской. Верно? Вот почему мама и не хочет здесь долго оставаться.

– А ты?

– Я?

– Ты-то что думаешь?

– Не знаю, – растерялась Нвард. – Я ничего не думаю.

Я немножко обрадовался, что Нвард ничего не думает.

– Честно говоря, я бы тоже хотел жить в Ереване! – признался я.– Просто там очень много интересного. Скажем, исторический музей. В позапрошлом году отец возил меня туда. И именно тогда я решил, что должен обязательно произвести раскопки. А теперь вот вместе будем это делать... Отыщем древние города...

– А Нат что там делает? – спросила Нвард.– Так долго. Там ведь нет ничего интересного?

– А мы обязательно найдем интересные вещи. Например, украшения какой-нибудь царицы... И я позволю тебе их надеть, хоть один разочек...

– Может, вообще подаришь?

– Я бы рад, но нельзя. Такие вещи должны быть в музее. Но ты будешь единственная, кто хоть раз наденет эти украшения.

– Выдумываешь ты все!

– Шлиман знаешь какие вещи раскопал?

– Кто это? Пират?

– Нет. Какой еще пират? Археолог. Сначала он был бедным парнем. Потом стал купцом, накопил миллионы и...

– Вспомнила: просто спекулянтом был! – усмехнулась Нвард.

– Но если бы он не накопил денег, не смог бы заняться раскопками Трои... А когда деньги у него кончились, он на время оставил раскопки и снова начал торговать.

– Его звали Генрих?

– Да. Во время раскопок он нашел украшения Елены и надел их на свою жену. А жену его звали Софья.

– Но я-то ведь не жена тебе, чтобы ты надел на меня украшения царицы!

– А мы обязательно поженимся, – сказал я,– Когда люди бывают хорошими товарищами, они потом обязательно укенятся. Это всегда так. бывает...

– А я никогда не выйду замуж! – сказала Нвард.

– Тигран... Нвард,– подал голос Нат, выходя из церквушки.

Он так торопился, что даже забыл нагнуться и ударился головой о притолоку.

– Ой! – невольно застонал Нат, потер лоб и закричал: – Смотрите, что я нашел?

– Клад! – сразу догадалась Нвард.

– Да.

– Настоящий?

– Самый настоящий!

– Золото? – спросила Нвард, и ее глаза заблестели.

– Кто тебе сказал, что клад – это золото? – пожал плечами Нат.Смотрите и любуйтесь.

И он протянул нам несколько каких-то листочков.

Это были желтоватые страницы из книги с истертыми уголками. Что это? У меня захватило дух. Может, пергамент?.. Конечно. Я внимательно пригляделся к листкам, на одном из которых был только рисунок, а на другом рукописный текст. Но и здесь на полях были маленькие картинки. Я ни секунды не сомневался в том, что это страницы древней рукописи.

– И это клад! – разочарованно развела руками Нвард.

А я от волнения не мог слова вымолвить. Ведь это же настоящие музейные ценности, а она...

– На этой странице работа художника-миниатюриста девятого или десятого века, не иначе! – возбужденно объяснил Нат.– Видите? А эта страница, точнее, эта роспись сделана в четырнадцатом веке! Я могу тебе даже сказать, кто был художником.

– Кто?

– Саркис Пицак. Конечно, это только мое предположение, но, я думаю, верное...

– А это?

– Это, скорее, творение безымянного художника.

– У него что, не было имени? – удивилась Нвард.

– Было. На нам оно неизвестно, потому таких художников и называют безымянными. Например, всему миру известно творение безымянного художника-миниатюриста, иллюстрировавшего Библию в обложке из слоновой кости.

– А почему из слоновой кости?

– Так уж случилось, чтобы сохранить это ценнейшее творение нораванкското[Нораванк – храм в Армении. ] художника. Библию позже вложили в обложку слоновой кости, изготовленную другим творцом еще раньше, в шестом веке. В таком виде и дошла до нас эта Библия восемнадцатого века. Она находится сейчас в Матенадаране[Матенадаран – хранилище древних рукописей в Ереване].

– Наверное, очень это важная рукопись? – предположила Нвард.

– Сама рукопись нет... Обыкновенная Библия. Вся ее ценность в оформлении, о котором написаны исследования на многих языках.

– А это? – Нвард показала на странички.

– Если мое предположение верно, то это – определенно клад. В Матенадаране всего восемнадцать рукописей, которые иллюстрировал Саркис Пицак. Это могут быть страницы из тех книг, а возможно, что совсем из других. Пока неизвестных. А какие миниатюры!.. Нет, вы лучше сами посмотрите. Да повнимательнее.

Нат сел рядом с нами на камень и протянул нам полуистлевшую страничку.

– Тигран, это ты можешь считать для себя экзаменом. Археолог кроме знаний должен еще обладать блестящим воображением. Ну-ка, что тебе представляется?..

Я взял страничку. Посмотрел. Обыкновенные миниатюры. Правда, краски прекрасно сохранились... "Смотри внимательно! Смотри внимательно!" мысленно повторял я себе и... ничего особенного не видел. "Наверное, света маловато",– подумал я. Дело шло к вечеру. От напряжения глаза у меня заболели. И я уже решил, что не выйдет из меня археолога, раз нет никакого воображения, как вдруг в синеватых сумерках произошло нечто удивительное, изображение ожило, люди на рисунках пришли в движение...

Я увидел, честное слово, увидел!..

...Стена все поднималась и поднималась. С раннего утра люди тесали базальт, готовили раствор. Каменщики сверху беспрерывно требовали то камень, то раствор. Молотки стучали бесперебойно, придавая базальту необходимую гладкость, форму, а резчики по камню украшали здание своими творениями. Все делалось на века... Чем выше поднималась стена, тем труднее было работать, но творцы не унывали.

Они утирали со лба пот и под лучами обжигающего солнца работали, напеаая каждый себе под нос свою песню – о своей заботе, о своем счастье.

Поднимались стены, расцветали орнаментами, и вот строение готово. Оно должно стать божьим храмом, но чаще становилось крепостью, пристанищем гонимых, немым свидетелем бессчетных бедствий народа.

Когда здание становилось крепостью – враг старался разрушить его; когда оно становилось пристанищем гонимых – враг снова стремился разрушить его, уничтожить народ. А в короткие промежутки мира люди восстанавливали здание, и вновь здесь курился ладан. Так было тысячи долгих лет, пока на этой земле не утвердилось государство справедливости и мира. Теперь это здание памятник архитектуры, охраняемый государством...

– Ну что? – откуда-то издалека услышал я голос Ната.

И видение исчезло, растворилось в синеватой мгле. Передо мной снова был истлевший листок, яркие рисунки вновь онемели, и я очень пожалел, что мне помешали.

– Это – наш монастырь! – уверенно сказал я.

– Конечно, – утвердительно кивнул Нат, немного, кажется, удивившись, что я оказался смекалистым.– Рисунки повествуют о строительстве монастыря. А строительство его завершилось в десятом веке. Следовательно, рукопись относится к десятому веку. А художник был неопытным. Может, старик? Рука у него явно дрожала. Я был уверен, что найду здесь... Был уверен! – Натанаел спрятал обрывок в папку.– В этих листках из рукописи много загадок для специалистов.

– А вы разве?..

– Я? Я физик. Но очень люблю историю...

– И все это было в церквушке? – удивился я. Ведь столько раз я там бывал и ничего не замечал. "Нет,-не выйдет из меня археолога",– горевал я в душе.

– Да. Странички эти висели рядом с репродукцией Рубенса, – сказал Нат.

От волнения я только слюну проглотил: глупец, а я-то думал, что это кто-то из верующих преподнес свой рисунок несуществующему святому!

– А другие обрывки,– продолжал Нат,– были вложены в книгу, в ту самую, к которой тысячекратно прикладывались прихожане, как к святыне. В прошлое воскресенье, еще до встречи с вами, я был здесь. Мне тогда не удалось полистать ее. А сегодня я уж как следует разглядел. Сама книга ничего ценного не представляет, но обрывок пергамента в свое время вплели в. нее как украшение.

– Ты вырвал его? – испуганно спросил я.

– Да, а что?

– Но ведь...

– Оставлять это здесь, на произвол судьбы – преступление! – воскликнул Нат.

Нвард взглядом дала мне понять, чтоб молчал, и я ничего не сказал.

– Почти два века тому назад приключилась очень интересная история,после недолгой паузы проговорил Нат. – В 1780 году это было. В то время один ученый путешествовал по всей Армении и по Малой Азии в поисках рукописных книг и журналов. На одну из ночей он остановился в доме шемахинского армянина. В полночь, томимый жаждой, путник встал, чтобы напиться. Когда он снял с кувшина крышку, вдруг увидел, что она довольно-таки странная. Вглядевшись, гость рассмотрел письмена и понял, что это своеобразная рукопись. Как видите, всякое бывает.

– Когда мы отправимся в путешествие по Мексике, – сказала Нвард,– будем там непременно разглядывать крышки всех кувшинов!

– А почему вы решили отправиться в эдакую даль? Думаете, рядом с вами мало кладов, которые ждут своих открывателей? Однако я еще не кончил свою историю. Так вот. На крышке были начертаны в армянском переводе отрывки из давно исчезнувшей рукописи греческого летописца древности. Пройди ученый мимо этого факта, все так бы и кануло в вечность!..– Нат вздохнул и сказал: – Идемте. Уже темнеет. Мы сегодня сделали настоящее открытие. Я еще ночью посижу над этими страничками.

– А у кого вы живете? – снова полюбопытствовала Нвард.

– Я путешественник. Шиву где придется.

– А где вы путешествуете? – поинтересовался я.

– В основном во времени. То в первобытнообщинном строе, то в двадцатом веке... В двадцатом я встретил вас...

– Понимаю,– сказал я.– Иногда наш учитель истории тоже говорит: "Дети, а теперь отправимся в эпоху царствования Тиграна Великого..."

– Хочешь напомнить нам, что у тебя царское имя? – съязвила Нвард.

– Ничего я не хочу!

– Нат тоже ничего не хочет сказать! – налетела Нвард и на него.

– Что! – Натанаел растерянно посмотрел на Нвард.

– Боитесь, что. в гости придем, – не говорите, где живете! – сказала Нвард.

– А-а...– Нат засмеялся.– Понял. Не боюсь. Я остановился в доме деда Гласевоса.

– Ой!..-опешил я.-И видишь, как он делает игрушки?

– Пока еще не видел, но надеюсь, будет случай, увижу,– сказал Нат.Итак, идемте.

Я машинально поднялся на ноги и зашагал вслед за ними. Несколько раз оглянулся. Но из-за церквушки ничья голова больше не появилась: ни с черными волосами, ни с рыжими. А я ведь был уверен, что видел голову Рыжего Давида. Честное слово... .Только на одно мгновение. Голова немножко высунулась из-за стены и вновь скрылась. Может, вернуться, посмотреть?..

– Тигран,– окликнула Нвард.-Что отстаешь?

Я невольно ускорил шаги.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Предательство, которое обнаружилось под орешником.

Зажигалка сыграла роковую роль. Тигран ушел, не оборачиваясь.

Я оглядел собравшихся под огромным деревом и в ту же минуту услыхал голос Нвард:

– Тигран, я здесь.

Я невольно остановился. С кем это она? Нвард махала рукой, наверно, что-то еще и говорила, но я не слышал, потому что думал о том, как это люди, независимо от своей воли, часто совершают такое, что ни в коем случае не хотели бы сделать. Думал и вдруг почувствовал, что я тоже, наперекор своему желанию, подхожу к собравшимся вокруг деда Гласевоса.

Иезуит Каро косо глянул на меня и локтем слегка толкнул Леонардо Серобо. Рыжий Давид улыбнулся так, будто у него был паралич лица. Были тут еще двое, Гайк и Сурен.

Но они даже не взглянули в мою сторону, так увлекли их события давно минувших дней, о которых рассказывал дед Гласевос.

– Садись, – предложила Нвард и подвинулась.

Я машинально сел на краешек бурого камня. Не понимаю почему, но я волновался.

Вспомнил про зажигалку, сунул руку в карман и начал щелкать. До чего же прав Рубен – это очень помогает. Сердце скоро перестало колотиться как ошалелое, и волнение прошло. Может, Нвард вовсе и случайно оказалась у деда Гласевоса? А пираты, увидев ее, подошли, чтобы познакомиться? Все возможно. Но я тем не менее уже порываюсь уйти. Конечно, человек никогда не должен терять рассудок.

И сейчас, когда я с помощью зажигалки совсем успокоился, я вдруг понял, что впервые толком вижу деда Гласевоса!

Наверное, часто так бывает с людьми: то, что всегда у тебя перед глазами, становится таким привычным, что ты этого и не замечаешь. И только нечаянно взглянешь другими глазами – и неожиданно сделаешь открытие...

Если бы я раньше задумал рассказывать о дедушке Гласевосе, все сказанное было бы точным, но это было бы не о том, человеке, которого я увидел сегодня. Передо мной был совершенно другой человек. Он, правда, как всегда, был одет в парусиновый китель, светло-серый, со следами утюжки. Я посмотрел на деда и подумал: видел ли я его когданибудь небритым? Наверное, нет. Чисто выбритый, до синих жилок, седые волосы чуть взлохмачены ветерком.

Дед Гласевос курил цигарку за цигаркой и рассказывал очередную свою историю. Он знал их множество. И все это были не сказки какие-нибудь.

Я слушал его и... удивлялся тому, как это происходит, что я вот вдруг почувствовал, что уже не ребенок, и почему мне вдруг стало ясно, что дед Гласевос совсем не такой, каким он мне раньше казался? Почему вдруг все вообще как-то изменилось?

И как хорошо, что у меня теперь есть зажигалка, которая приходит на помощь!

Дед Гласевос, наверное, уже рассказал ребятам о майском восстании 1920 года, рассказал и как потом на помощь большевикам подоспела Одиннадцатая армия. Все это я уже слыхал, и все мне казалось и очень близким и одновременно далеким. Близким, потому что рассказывал об этом свидетель событий, человек, который сам участвовал в борьбе, а далеким, потому что никак я не мог представить себе, что такое эпидемля холеры, от которой дед Гласевос чудом спасся в неправдоподобно далеком двадцать первом году.

После всего пережитого дед Гласевос работал в Ереване.

Потом его командировали в наше село, и он проводил коллективизацию, это, значит, колхоз создавал.

– Было около десяти хозяйств... Какие дома – землянки... Крот бы не выжил. Сейчас и следа от них не осталось. Я опомниться не успел, как срыли все это старье и на их месте один за другим стали возводить каменные дома. Теперь и мне не верится, что все это было на самом деле.

Это дед Гласевос говорил уже при мне.

– А голод? – спросил Леонардо Серобо.

– Голод? – Дед Гласевос опять закурил.– Да, конечно, был и голод. Была и война. Все было. Трудные были годы. Пришли и ушли... Именно в эти трудные минуты наш Лусашен вырос в город. Покойный дед твой, Сероб, первым вступил в колхоз. А с ним и еще несколько человек. Когда в то время говорили о том, как изменится жизнь, он не верил. Прямо так и отвечал: "Нет, сказки мне не рассказывайте, все равно не поверю, но пахать на наших камнях лучше вместе, в одиночку трудно". Если бы покойный был жив, он бы и сейчас не поверил, что дедовская деревня стала городом, тоже назвал бы это сказкой.

Потом дед Гласевос рассказывал, как они боролись с бандитами, врагами Советской власти. В горах, в ущельях.

При этом он закатывал рукава своего видавшего виды кителя и показывал метины от ран.

Я слушал и жалел, чт прошли, пролетели героические времена. Где теперь проявить храбрость?

– Дедушка, а как это ты все помнишь? – спросила Нвард.

– Каждый день добавлял мне по седому волосу, доченька, – сказал дед Гласевос.– Как же мне не помнить? Да и надо помнить. – Он вдруг улыбнулся. Кто же вам обо всем расскажет, если не помнить.

– Все это прошлое, – сказал Каро.-Интересно, конечно, но сейчас другие времена, теперь это уже никому не нужно.

– Нужно!-обиженно сказал дед Гласевос...-У меня сейчас гость есть... Вечерами сидим и беседуем. Умный человек. Он все спрашивает и тоже говорит, что воспоминания нужны и полезны.– Дед Гласевос вдруг повернулся к Каро: Ты видел когда-нибудь лачугу, вырытую в земле?

Иезуит Каро растерянно оглядел всех нас.

– Так видел? – не унимался дед.

Иезуит Каро притих и отрицательно покачал головой.

– Видел! – сказал дед Гласевос.– Ты в такой лачуге родился. Только, слава богу, не помнишь. С мизинец был, когда отец твой выстроил новый дом. Вот! Думаете, все это так и было? Нет, дети. Все тут теперь новое. Душа горит, когда подумаешь, сколько мы сделали! Поверили, что доживем до того дня, и сделали. Значит, не напрасно жили. А кто не дожил, тоже не зря погиб. За наше с вами счастье жизнь отдал. Теперь вы достойно должны продолжить дело. Я что! Я теперь, кроме свистков, для вас ничего больше не могу сделать. Стар уже. Все называют дедом. Дед Гласевос! – Он усмехнулся.– Дед Гласевос... Этого я себе не представлял. Не верилось как-то, что когда-нибудь меня назовут дедом. Думал, что всегда буду молодым...

– Дед Гласевос, ты и тогда тоже делал свистки? – наивно спросила Нвард.

Дед засмеялся.

– Ты слыхала когда-нибудь, что такое классовый враг? Слыхала, но точно не представляешь, что это. Теперь об этом не часто говорят. Почему – не знаю, ведь классовые враги, они и сейчас есть...– Дед расстегнул пуговицы кителя и раскрыл грудь. Голубоватый шрам тянулся от его левого плеча книзу.Вот, видите, что такое классовый враг? Грудью я защищал от них нашу землю. А свистки... Да, свистки, это когда увидел, что уже больше не в состоянии делать людям добро, подумал: пусть хоть детей порадую. Вот и стал делать свистки. Душа радуется, когда вижу, как вы дуете в них и улыбаетесь. Ну, а что с вас беру? Это потому, что ведь работаю!

– Сегодня ты сколько продал? – поинтересовался Леонардо Серобо.

– Восемь штук.

– Рубль шестьдесят! – вмиг сосчитал Серобо.

И дед вдруг рассердился.

– Чего это ты считаешь! По-твоему, я только из-за денег их делаю, да? Он вывернул карманы кителя. На землю упало несколько свистков.– Берите! Дед собрал их и протянул нам.– Дарю. И всегда могу дарить. Но вам тогда покажется, что кто-то обязан делать вам не только свистки, но и все другое, такова уж природа людей. Получить все готовенькое, без труда – дело нехитрое... Э-эх!.. Гайк-джан, помоги-ка мне подняться. Мой гость уж, наверное, проголодался. Разговорили вы меня сегодня.

– А мы видели твоего гостя,– сказал Иезуит Каро.

– Ну и что ж. Может быть,– согласился дед Гласевос.

– Только не познакомились с ним,– прибавил Леонардо Серобо.

– Познакомлю,– пообещал дед Гласевос. Стряхнул пепел с брюк и зашагал к дому.

– Я тоже могу вас познакомить,– сказала Нвард. – Правда ведь, Тигран? Мы с ним хорошие друзья. Нат рассказал нам очень интересную...

– Знаю,-оборвал ее Иезуит Каро,-от пиратов ничего не ускользнет.

Дома напротив вдруг закачались: то вправо, то влево, и солнце словно заплясало. Я тряхнул головой, чтобы сбросить наваждение, и посмотрел на Нвард. Конечно же это Нвард успела сказать им, что я называю Сероба и Каро пиратами. Но зачем? Ведь это же моя тайна. Пираты уже, наверное, все знают. От обиды у меня сердце сжалось.

"Выходит, с девчонками ни за что нельзя дружить, – подумал я.– Они не умеют хранить тайну, а значит, и не могут быть верными друзьями..." Я уже не сомневался, что делать мне тут нечего, что Нвард оставит меня у орешника и уйдет с пиратами.

И, не дожидаясь этого, всхал. Я решил ничего не говорить, а просто удалиться. Но ведь Нвард была моим другом?

– Ты не идешь, Нвард? – спросил я.

– А куда ты собрался? – вместо нее с иронией спросил Иезуит Каро.

Я снова допустил ошибку: я не должен был отвечать, но... сказал:

– А тебе-то что?

– Слышишь, Серобо Леонардо? – спросил Каро.

– Слышу, Иезуит Каро,– ответил Сероб.

– Ух, какие хорошие имена,– обрадовался Рыжий Давид.– А как ты меня прозвал, Тигран?

– У тебя еще нет прозвища,– сказала Нвард.

– Почему же это?

– Потому что ты не настоящий пират,– объяснила Нвард.

– Минуточку, минуточку,– прервал их Иезуит Каро.Тигран сказал: "А тебе-то что?" Вы слыхали? Нет? – Это он обратился к Гайку и Сурену.

Те только кивнули головой и отошли назад. Поняли, наверно, что между ними какие-то свои нелады, и решили не вмешиваться; взяли да ушли.

– Если мне-то что, так и уходи, зачем Нвард зовешь с собой? – спросил Иезуит Каро.

– У нас с нею дело, – попытался выкрутиться я.

– Дело, говоришь? Что ж, это хорошо! – нараспев протянул Иезуит.– А почему это ты до сих пор не научился вести себя по-человечески? Сколько раз я тебя учил. Воспитанному человеку надо знать, что, подходя к людям, следует здороваться... Сероб?..

– Древнеиндийским? – не долго думая подскочил Леонардо Серобо.

– Так точно! – согласился Иезуит Каро. – Пока мы вослитаем этого Тиграна, души себе вымотаем. Ты ведь, Нвард, абсолютно его не знаешь...

– Нет, нет,-испугалась Нвард.– Пожалуйста, не надо никаких приемов. Я же знаю, что ты сильнее Тиграна, потому что старше. Но слабых и маленьких бить нельзя! Это нечестно!

Иезуит Каро смерил меня взглядом с ног до головы, и я понял, что он готов исполнить просьбу Нвард. Комок подступил к горлу и начал душить меня. Глаза защипало. Я очень испугался, как бы вдруг слезы не потекли... Уж пусть бы Иезуит Каро действительно ударил, избил, растоптал меня ногами, снял бы шкуру, а голову надел на шомпол!

Я сунул руку в карман и ощутил холод зажигалки.

И – странное дело – зажигалка снова помогла мне. Я вспомнил, лто уже не маленький, что мир уже постепенно меняется в моих глазах...Я нажал на никелированный рычажок, ясно послышался треск. Глаза Иезуита Каро округлились.

Я еще сдержался, чтобы не рассмеяться. Он явно испугался.

И не мог этого скрыть, когда спросил: – Что у тебя в кармане?

– Пулемет, – ответил я.

– Слышишь, Сероб?

– Какой еще пулемет! – усмехнулся Сероб.– Наверное, игрушечный пистолет. Просто он хочет напугать вас.

– Кто? Тигран! Ха-ха,– засмеялся Иезуит Каро.

– "Ха-ха",– передразнил я его. И, вытащив из кармана зажигалку, снова щелкнул, теперь уже под носом Иезуита Каро.

Увидев синеватое пламя, он попятился, и, пока пришел в себя, я успел спрятать мой талисман.

– Куришь? – с удивлением спросил Каро.

Я опять допустил ошибку. Надо было сказать, что курю.

И он обязательно чуть-чуть испугался бы меня.

Но я сказал: – Не курю.

Он сделал шаг вперед.

– А для чего тогда тебе зажигалка?

– Значит, нужна, – ответил я.

– Да! – сказал Иезуит Каро.-Значит, нужна?

– Нужна.

– Ничего другого тебе не нужно?

– Нужно.

– Игрушек, например? Куклу с закрывающимися глазами? А?

Он надеялся вывести меня из терпения. И я решил больше не отвечать ему. Мне не хотелось выходить из терпения, потому что, как мне казалось, Нвард, стоявшая рядом с Серобом, только того и ждала.

– Хорошая зажигалка? – спросил Каро.-А? Ну, говори.

– Хорошая.

– Но почему она у тебя?

– Потому...

– Ты, же еще ребенок... Вдруг дом подпалишь!

Я равнодушно пожал плечами и был очень собой доволен. Был почти счастлив, что я, такой выдержанный и спокойный. Ведь Нвард стояла совсем рядом, всего в двух шагах от меня.

– Дай-ка посмотреть,– потребовал Иезуит Каро.

– Чего смотреть? Ты уже видел.

– Жалко?

– А хоть бы и так?

– Боишься, испортится?

– Очень боюсь.

– Дай посмотреть, говорят же тебе! – повторил он.

– Боюсь, глаза у тебя испортятся, если долго будешь смотреть! – бросил я.

Леонардо Серобо двинул на меня. Иезуит Каро стоял и ждал, чем все это кончится. Еыжий Давид блаженно улыбался и чувствовал себя превосходно, так как не он ведь был на моем месте. А Нвард... Кто-кто, а она могла бы избавить меня от этого унижения, могла бы просто взять меня за руку и увести, сказав им, что нас ждет важное дело.

У меня, конечно, и в мыслях не было отдать ему зажигалку. Потому что я понимал, что обратно мне ее тогда не получить. А это же мой талисман!..

– Значит, не дашь? – не отставал Иезуит Каро.

– Сказал – нет!

– Ну, смотри. Будешь умолять, чтобы взял, не возьму! – угрожающе бросил Иезуит Каро и пошел па меня.

– Нет, нет! – закричала Нвард, – Будет поздно,– глядя на Нвард победоносным взглядом, певучим голосом сказал Иезуит Каро и отвел руку в сторону.– Будет поздно...

Зажигалка моя действительно была волшебной. Я не успел опомниться, как мой правый кулак выполз из моего кармана, и через мгновение он уже двинул Иезуита Каро по челюсти. Все это произошло так неожиданно, что Иезуит Каро при всем желании не успел и шагу сделать вперед.

Не говорю уже о том, что руки у него словно приросли к телу.

Потом я так же отчетливо увидел глаза Каро, сначала удивленные, а затем испуганные. А через миг он качнулся, несколько раз глотнул воздух и медленно, очень медленно, как космонавт в невесомости, поплыл к аемле.

Время снова вошло в свою колею. Нвард закричала:

– Нокаут...

Когда я очнулся, Иезуит Каро, распростершись, лежал у моих ног. Я попытался поднять его, но он оказался очень тяжелым.

– Чего стоишь как столб! – закричал я на Сероба, потому что ведь если бы Каро сам встал на ноги, он бы показал мне!..

Сероб и Нвард помогали поднять его. Каро еще несколько раз открыл рот, глотнул воздух и мутным взглядом посмотрел на нас.

– Силу испытываешь? – прошептал он.– Увидишь еще, что я с тобой сделаю...

Удивительно было то, что он даже не попытался нанести мне ответный удар. Хотя бы очень слабый. Потому что, если бы он даже пальцем тронул меня, я бы тотчас рухнул на землю, до того я был обессилен. Но, на счастье, он об этом не догадался. Иезуит Каро только пригрозил.

Но когда он пригрозил мне, я вдруг снова почувствовал в себе силу, и кулак мой опять был готов к действию.

Я с жалостью посмотрел на Иезуита Каро и понял, что здесь, под вековым орешником, мне больше делать нечего.

Проверил, в кармане ли зажигалка, еще раз щелкнул рычажком, чтобы от волнения не осталось и следа, повернулся и пошел.