Текст книги "Неведомое"

Автор книги: Камиль Фламмарион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Шесть или семь лет назад, будучи мичманом и получив назначение в Сенегал, этот офицер, отпросившись на несколько дней в отпуск, отправился к своим родителям, жившим на вилле в окрестностях Нанта. Идя по главной аллее сада, по направлению к вилле, он явственно увидел гроб, двигавшийся по этой аллее. В тот же вечер мать его скоропостижно скончалась на этой даче; никто не мог предвидеть ее близкого конца.

Норес,

комиссар морского министерства.

На фрегате «Мельпомена» в Бресте

(Письмо 537)

LXXXIII.Один мой знакомый рассказал мне недавно обстоятельства, сопровождавшие смерть его матери. Было воскресенье, час церковной службы. Мать его отправляется в церковь, по-видимому, совершенно здоровая; сын выходит через час проведать одного из своих друзей, жившего на той же улице. Подходя к дому друга, он вдруг увидел на небе большой золотой крест и почувствовал такую тоску, что не имел сил войти в дом товарища, а повернул назад. Едва успел он сделать шагов сто, как был остановлен одной знакомой дамой, сказавшей ему: «Вы видели вашу мать? Надеюсь, это только обморок, но ее пришлось унести из церкви». Он бросился домой: мать его умерла.

О.Ленгре.

Митава (Курляндия)

(Письмо 566)

LXXXIV.В 1835 году дедушка с бабушкой жили на даче в Сен-Морисе, около Ла-Рошели. Мой отец, их старший сын, служил в чине подпоручика в Алжире, где он провел десять лет среди трудов и опасностей первого периода после завоевания.

Восторженные рассказы, содержавшиеся в письмах отца, пробудили в его брате Камилле желание присоединиться к нему. В апреле 1835 года он поехал в Алжир в качестве унтер-офицера, потом не замедлил явиться к моему отцу в Оран и принял участие в экспедиции против Абдель-Кадера в конце июня.

Французы были принуждены отступить к Арзеву и потеряли много людей, проходя через болота Макты. Мой дядя был неопасно ранен. Но на бивуаке один французский солдат, чистя свое оружие, нечаянно спустил курок, и заряд попал дяде в бедро. Он должен был перенести тяжелую операцию. Когда она кончилась, с ним сделался припадок судорог, и он скончался. В то время письма шли долго, и мать его ничего не подозревала об этом несчастье.

По моде, довольно распространенной в то время, у бабушки, в ее приемной комнате на втором этаже дома, был расставлен в виде украшения на камине кофейный фарфоровый сервиз. Вдруг среди бела дня из этой комнаты раздался страшный треск.

Бабушка поспешно бросилась туда в сопровождении своей служанки. Каково же было их изумление: все принадлежности сервиза лежали, разбитые вдребезги, на полу, сбоку от камина, как будто кто-то смел их в одну кучку. Бабушка пришла в ужас, ею овладело предчувствие беды.

Осмотрели комнату самым тщательным образом, но ничего не нашли; ни одно из высказанных ей предположений не могло успокоить бабушку; тщетно ссылались на сквозной ветер, на проделку крыс или кошки, запертой по недосмотру, и т. д. Комната действительно была заперта со всех сторон, так что сквозняка быть не могло. Крысы, так же как и кошка, не могли бы разбить посуду и смести в одну кучку все осколки фарфора, расставленного на всем протяжении каминной доски.

В доме не было ни души, кроме дедушки, бабушки и их служанки.

С первой же почтой из Африки бабушка с дедушкой получили известие о смерти их сына, последовавшей как раз в тот день, когда разбился сервиз.

Ж.Мейер.

Ниор

(Письмо 549)

LXXXV.У деда моей жены в числе рабочих был один забулдыга и негодяй, которого он принужден был уволить, сказав ему: «Ну уж не миновать тебе виселицы!»

Год или два спустя, дедушка жены однажды сидел в кругу семьи за завтраком; вдруг он резко обернулся, спрашивая: «Кто там, чего тебе нужно?»

Члены семьи, удивленные вопросом и не понимая, что это значит, попросили у него объяснения. Он ответил: «Сейчас кто-то громко сказал мне: «Прощай, хозяин!» Однако никто из присутствовавших не слыхал этих слов.

В тот же день дедушка моей жены узнал, что уволенный им рабочий был найден повесившимся на дереве в лесу, ближайшем к городу.

Я описал этот случай так, как он был рассказан мне. Моя теща помнит его очень хорошо: я могу вам поручиться за его достоверность.

Я думаю, что в тот момент, как рабочий продевал голову в петлю, он вспомнил предсказание своего бывшего хозяина и, расставаясь с жизнью, послал ему слова: «Прощай, хозяин», которые и были услышаны тем, к кому они были обращены.

Дело происходило в Вюльгаузене, в моем родном городе, в 1854 и 1855 годах.

Эмиль Стеффан.

Энсгейм (Пфальц)

LXXXVI.Считаю долгом описать вам случай, свидетелем которого я сам был в 1886 году. Я служил в чине лейтенанта в Сенегалии. Однажды вечером, после нескольких часов, проведенных в обществе бравых и веселых товарищей, я лег спать. Было 11 часов. Через несколько мгновений я задремал. Вдруг чувствую, что кто-то сильно трясет меня; я приподнимаюсь на локте, протираю глаза; передо мной стоит моя родная бабушка. Старушка смотрит на меня почти угасшим взором, и я слышу, да, несомненно, слышу ее слабый голос: «Я пришла проститься с тобой, мой милый мальчик, ты меня больше не увидишь…» Я был поражен. Чтобы убедиться, что это не сон, я даже произнес вслух свое размышление: «Ведь это же не сон», и встал. Видение продолжалось несколько секунд.

С одной из следующих почт я узнал от моих родных, которым я описал это телепатическое явление, что моя бабушка, старушка 76 лет, умерла в Рошфоре. Ее последние слова относились ко мне: «Я больше не увижу его» – повторяла она без конца. Смерть последовала в 11 часов 30 минут, в ту ночь, когда бабушка являлась мне, и, если принять в расчет разницу во времени, то в тот же самый момент.

Я знал, что бабушка стара и немощна, но отнюдь не ожидал ее кончины. Ручаюсь вам за строгую правдивость этого рассказа.

Жюльен Лагаррю,

капитан морской пехоты в Ханъе

LXXXVII.Будучи студентом Киевского университета, уже женатый, я поехал на лето к сестре, жившей в поместье близ Пскова. На обратном пути через Москву моя жена внезапно заболела инфлуэнцей и, несмотря на свою цветущую молодость, не выдержала болезни. Паралич сердца сразил ее, как удар молнии.

Не стану описывать моего горя и отчаяния. Но вот что я считаю долгом сообщить вам – загадку, разрешение которой мучит меня.

Мой отец жил в Пулкове. Он не подозревал о болезни своей молодой невестки, но знал, что мы с ней в Москве. Каково же было его удивление, когда он увидел ее около себя, выходя однажды из дому; несколько шагов она прошла с ним рядом!.. Затем она исчезла. В беспокойстве он тотчас же отправил телеграмму с запросом о здоровье моей дорогой жены. Это было в день ее смерти…

На всю жизнь останусь вам благодарен, если вы сможете объяснить мне это необыкновенное явление.

Венцеслав Билиховский.

Киев, Никольская, 21

Приведенные рассказы очень многочисленны и как будто иногда повторяются, но на самом деле они чрезвычайно разнообразны. Я намерен присоединить к ним еще несколько, чтение которых будет не менее интересно и поучительно для нашего исследования. Мне кажется, что при чтении их у каждого должно постепенно и прочно складываться убеждение в несомненности существования этой новой области исследований.

Г-жа Адан еще недавно, 29 ноября 1898 года, писала Гастону Мери в ответ на предпринятое им расследование «чудесного».

LXXXVIII.«Меня воспитала бабушка. Я боготворила ее. Хотя она была опасно больна, но от меня скрывали ее болезнь, боясь взволновать меня, так как я в то время кормила ребенка.

Однажды вечером, в 10 часов, я уже спала, ночник освещал комнату. Проснувшись от плача моей дочки, я увидела у своей кровати бабушку и воскликнула:

– Бабушка, как я рада тебя видеть!

Она не отвечала мне и только поднесла руку к глазам.

Я увидела две большие пустые впадины! Соскочив с кровати, я бросилась к бабушке; в тот миг, когда я собиралась обнять ее, – видение исчезло.

Бабушка скончалась в тот же день, в восемь часов вечера».

Жюль Клареси, в свою очередь, писал в ответ на тот же запрос (1 декабря 1898 года):

LXXXIX.«В Радеване, в Перигоре, у моего деда был старый фермер, звали его Монпеза. Однажды ночью Монпеза приходит к дедушке, будит его и говорит: «Г-жа Пелиссье умерла! Сейчас, только что умерла! Я ее видел».

Г-жа Пелиссье была сестра моего дедушки и жила с мужем в Париже, и в те времена (времена дилижансов) требовалось, кажется, четыре дня, чтобы письмо дошло в глушь Перигора. Телеграфов, конечно, еще не существовало. Как бы то ни было, в Радеване потом узнали, что в ту самую ночь и в тот час, как Монпеза вскочил в испуге, увидав появление г-жи Пелиссье, бабушка умирала в Париже, на улице Monsieur le Prince».

ХС.«Другое предание со стороны моей бабушки по матери. Один из моих внучатых дядей был военный, капитан гвардии. Его мать и братья проживали в Нанте. Когда он приезжал к ним на побывку, у него была привычка стучать в окно нижнего этажа, как будто докладывая: «Вот и я!»

Однажды вечером вся семья была в сборе, вдруг раздается стук в оконное стекло. Моя прабабушка радостно вскакивает: «Это он! Он возвращается домой из армии».

Бегут к двери: никого. В этот самый час мой внучатный дядя был убит тирольским егерем под Ваграмом в самом исходе сражения. У меня хранится его орден Почетного Легиона, совсем маленький крестик, который сам император снял для него со своей груди на поле битвы, и письмо его полкового командира, сопровождавшее эту награду.

В тот самый час, когда в силу невесть какой галлюцинации слуха мать и дети слышали в Нанте, как невидимая рука постучалась в окно, отсутствующий воин умирал на поле битвы под Ваграмом».

Следующий случай был рассказан архитектору Анрикэ в присутствии Эймара Ла-Пэра, главного редактора газеты «Independant», г-м Монтегу, помощником начальника исправительной колонии Сен-Мориса (французская Гвиана). Этот Монтегу был товарищем детства депутата Ла-Мот-Праделля.

XCI.4 февраля 1888 года Монтегу отправился утром в свой обычный объезд колонии. Когда он вернулся к завтраку, жена сказала ему: «Ла-Мот-Праделль умер». Сначала пораженный этой внезапной новостью, он вскоре успокоился, когда м-м Монтегу рассказала ему следующее: ночью она проснулась и, открыв глаза, увидела перед собой Ла-Мот-Праделля, который пожал ей руку и сказал: «Я умер, прощайте!»

Монтегу стал вышучивать свою жену и сказал ей, что это просто приснилось. Но она уверяла, что это факт и что она уже не засыпала после этого видения.

День или два спустя у Монтегу был званый обед. Хозяин дома рассказал этот случай своим гостям, которые тоже подтрунили над г-жей Монтегу. Но директор колонии объявил, что он верит в это явление, а следовательно, и в смерть депутата.

Возник оживленный спор, и кончился он тем, что его участники побились об заклад, кто окажется прав. Шесть или восемь недель спустя в колонии был получен номер «Independant», где сообщалось, что г. Ла-Мот-Праделль, депутат Дордоньи, скончался в ночь с 3 на 4 февраля 1888 года.

Вот рассказ, слышанный г. Анрикэ от Монтегу и подтвержденный его женой.

Этот случай, не менее достоверный, чем предыдущие, заимствован из «Анналов психических наук» (1894, стр. 65). А вот еще другой, извлеченный из того же издания (1895, стр. 200); он был сообщен из Монтелимара доктору Дарие г. Рионделем, стряпчим, живущим в этом городе.

ХCII.«У меня был брат гораздо моложе меня (он умер на сороковом году своей жизни 2 апреля прошлого года); он служил на телеграфе в Марселе и агентом «Messageries Maritimes».

Расстроив свое здоровье долгим пребыванием в колониях, мой бедный брат схватил местную лихорадку, но никто из близких не мог предположить такой быстрой и неожиданной развязки.

В воскресенье 1 апреля прошлого года я получил от него письмо, где он сообщал, что здоровье его превосходно.

Ночью этого дня, то есть с воскресенья на понедельник, я был вдруг разбужен необыкновенным и сильным шумом, точно кто швырял булыжник об пол моей комнаты, которая, однако, была заперта на ключ.

Было без четверти два, по крайней мере, я убедился, что так показывают мои часы и будильник. Нечего и говорить, что, встав утром, я стал искать причину происшествия, разбудившего меня, с чувством страха, которое никак не мог побороть.

В восемь часов утра я получил от близкого друга моего брата из Марселя телеграмму, содержавшую извещение, что брат опасно болен, и просьбу, чтобы я приезжал с первым же поездом.

Поспешив к брату, я узнал, что он умер ночью, без агонии, без страданий, не произнеся ни слова.

Я справился о точном часе его смерти у друга, на чьих руках он скончался. Было без четверти два по часам, которые друг держал в руке, когда мой младший брат отдал Богу душу».

Другой случай, не менее удивительный, Ш. Богран не так давно описал доктору Дарие.

ХСIII.У Ж., офицера торгового флота, был брат, с которым он находился в ссоре. Они даже прервали всякие отношения.

Ж., служащий на военном флоте в качестве старшего офицера, возвращался из Гаити в Гавр. Однажды ночью, как только он заснул после вахты, он вдруг почувствовал, что его гамак сильно встряхнули, и услышал зов: «Эммануил! Эммануил!» Он в испуге просыпается; прежде всего ему приходит в голову, что это чья-то шутка. Потом, одумавшись, он вспоминает, что на судне разве что один капитан знает, как его зовут. Однако он встает и отправляется к капитану; тот говорит ему, что не думал звать его и даже забыл его имя.

Офицер возвращается в свой гамак, снова засыпает, и через несколько минут повторяется та же история. На этот раз он как будто узнал голос своего брата. Тогда он садится на постель, решив больше не засыпать. В третий раз раздается тот же голос.

Тогда он вскакивает и, чтобы прогнать это наваждение, садится за свой рабочий письменный стол и в точности отмечает день и час этого странного явления.

Несколько дней спустя судно приходит в Гавр. Один из друзей офицера с расстроенным лицом является на судно. Увидев его издали, Ж. воскликнул:

«Говорить бесполезно! Я знаю, что вы мне скажете: брат мой умер в такой-то день и в такой-то час».

Это было совершенно верно. Брат Ж. умер, призывая его и огорчаясь, что больше не увидит его.

Ж. умер много лет назад. Этот факт передан мне недавно – что представляет ручательство за его достоверность – обоими сыновьями Ж. Один из них принадлежит к числу самых блестящих светил адвокатского сословия в Гавре; другой – морской лейтенант в отставке. То, что они рассказали мне, они слышали из уст своего отца, и в их свидетельстве невозможно усомниться.

Несколько лет назад такие явления, происходящие с родственниками умирающих людей, составляли в Англии предмет особого исследования, предпринятого учеными, убежденными, что одно огульное отрицание никогда еще ничего не доказало.

Пытливый дух современной науки резонно стремится извлечь эти факты из обманчивого тумана таинственности, ввиду того, что природа все обнимает в своих пределах. Образовалось одно специальное научное общество для изучения этих явлений: «Society for psychical Research»; во главе его стоят несколько самых блестящих ученых Англии, и оно уже представило много научных работ. Исследования и свидетельства были подвергнуты строгой проверке; характер различных примеров и свидетельств весьма разнообразен. Мы перелистаем один из сборников трудов этого общества и прибавим к уже приведенным документам другие, не менее достоверные и интересные. Затем мы займемся объяснением этих явлений.

Вот еще несколько любопытных фактов, извлеченных из сочинения «Phantasms of the Living», Гернея, Мейерса и Подмора.

Генерал английской армии Файч 22 декабря 1883 года обратился со следующим письмом к профессору Сиджевику, председателю психической комиссии.

XCIV.Со мной случился в Мольмене диковинный казус, сильнейшим образом поразивший мое воображение. Я видел призрак, видел собственными глазами и среди бела дня. Могу присягнуть, что это так.

Когда-то давно я находился в близких дружественных отношениях с одним товарищем по школе и университету; затем много лет мы с ним не виделись. Однажды утром я только что встал и одевался, вдруг смотрю: мой старый товарищ входит в комнату. Я радостно поздоровался с ним и предложил ему спросить себе чашку чая на веранде, пока я докончу свой туалет, обещая сейчас же прийти к нему. Наскоро одевшись, я вышел на веранду, но там никого не оказалось. Я глазам своим не поверил; кликнул часового, стоявшего перед домом, но солдат никого не видел входящим в дом в это утро. Слуги тоже уверенно заявили, что никто не приходил из чужих. Однако я был твердо убежден, что видел своего друга: в тот момент я даже вовсе не думал о нем, а между тем не был удивлен, увидав его, – в Мольмен постоянно приходили пароходы и другие суда.

Две недели спустя я узнал, что друг мой умер в шестистах милях от моего местопребывания и в тот почти самый момент, как я видел его в Мольмене.

XCV.17 января 1861 года, в 11 часов вечера одна русская дама, г-жа Обалышева, проживавшая в Одессе, уже легла в постель, совершенно здоровая, но еще не засыпала. Рядом с ее постелью, на полу, спала служанка, бывшая крепостная девушка. В комнате горела лампада перед иконами. Услыхав, что ее грудной ребенок заплакал, г-жа Обалышева приказала служанке подать его к себе в постель. «Нечаянно взглянув на дверь, находившуюся напротив, – рассказывает она, я вдруг увидела моего зятя, тихо входившего в комнату в клетчатом халате и в туфлях, – костюме, которого я раньше никогда у него не видела. Подойдя к креслу, он оперся о него руками, потом перешагнул через ноги лежавшей служанки и сел в кресло. В это мгновенье часы пробили 11. Хотя я была уверена, что отчетливо вижу перед собой своего зятя, однако обратилась к служанке с вопросом:

– Ты видишь, Клавдия? – но не назвала зятя.

Служанка, вся дрожа от страха, не задумываясь, отвечала:

– Я вижу Николая Ниловича (так звали моего зятя)!

При этих словах зять встал, опять перешагнул через ноги Клавдии, и, повернувшись, исчез в дверях, ведущих в гостиную».

Г-жа Обалышева разбудила своего мужа; тот зажег свечу, тщательно обыскал всю квартиру, но ничего не нашел необычного. Тогда у жены возникло убеждение, что зять ее, живший тогда в Твери, умер. Действительно, смерть этого родственника последовала как раз 17 января 1861 года, в 11 часов вечера.

Рассказ этот подтверждается письменным свидетельством вдовы Николая Ниловича, сообщившей, между прочим, ту подробность, что за несколько дней до смерти муж ее в самом деле заказал себе клетчатый халат и в нем же и умер.

XCVI.В сентябре 1857 года капитан Уиткрофт, служивший в 6-м полку английских гвардейских драгун, уехал в Индию на службу в свой полк. Жена его осталась в Англии, в Кэмбридже. В ночь с 14 на 15 ноября к утру ей приснился муж, больной и удрученный; она проснулась в сильном волнении. Ночь была светлая, лунная; открыв глаза, г-жа Уиткрофт опять увидела уже наяву своего мужа, у самой своей постели. Он стоял перед ней в мундире, прижимая руки к груди; волосы были в беспорядке, лицо бледно, большие черные глаза пристально глядели на жену, рот болезненно перекосился. Она видела все детали его одежды, видела отчетливо, совершенно как живого. Он как будто нагибался вперед со страдальческим выражением лица и явно хотел что-то сказать, но никакого звука не было слышно. Видение продолжалось с минуту, потом все исчезло. Первой мыслью миссис Уиткрофт было убедиться, что это не сон. Она протерла себе глаза. С ней спал ее маленький племянник – она нагнулась над спящим ребенком, прислушиваясь к его дыханию. Нечего и говорить, что всю ночь она уже не могла сомкнуть глаз.

На другое утро она рассказала матери о своем видении, причем выразила уверенность, что муж ее убит или опасно ранен, хотя она не видела крови на одежде у призрака. Это видение так глубоко потрясло ее, что с этого дня она стала упорно отказываться от всяких развлечений и приглашений.

Одна подруга убедительно уговаривала ее поехать с ней на концерт, напоминая, что она получила из Мальты в подарок от мужа прелестное платье, которое еще не обновляла. Но м-с Уиткрофт отказалась наотрез, – прилично ли ей выезжать, когда, может быть, она уже овдовела! Вот почему она решила воздержаться от всяких развлечений, покуда не получит от мужа письма, помеченного числом позднее 14 ноября. В декабре в Лондоне была опубликована телеграмма о смерти капитана Уиткрофта, убитого под Люкновом 15 ноября. Это известие, помещенное в одной лондонской газете, привлекло внимание стряпчего, Вилькинсона, когда-то управлявшего делами капитана. Миссис Уиткрофт рассказала ему о своем видении, явившемся 14-го, а не 15-го; тогда он стал наводить справки в военном министерстве, и оно подтвердило, что это произошло 15-го. Но в марте один из товарищей капитана прибыл в Лондон, обстоятельно изложил подробности происшествия и доказал, что капитан убит был не 15-го, а именно 14-го после полудня, и что на его могильном кресте поставлена дата 14 ноября.

Итак, выходит, видение установило дату смерти его с большей точностью, чем официальное донесение, в которое потом была внесена поправка.

XCVII.Вечером в первый день Пасхи 1874 года я только что сел за ужин, чувствуя себя очень утомленным после дневных занятий; вдруг я почувствовал, что позади открылась дверь; я сидел спиной к двери, но мог ее видеть, оглянувшись через плечо. Может быть, я слышал скрип ее при отворении, но этого не могу утверждать с уверенностью. Я полуобернулся и успел заметить какого-то человека высокого роста, ворвавшегося в комнату, как бы собираясь кинуться на меня. Я вскочил и бросил стакан, который держал в руках, прямо по направлению виденной мной фигуры. Но она уже скрылась, покуда я поднимался, и так быстро, что я не успел остановить начатого движения. Я понял тогда, что это было видение, и подумал о своем дяде, который был серьезно болен в то время, – эта мысль казалась мне тем более вероятной, что рост призрака подходил к росту дяди.

Вскоре пришел ко мне один знакомый, м-р Адкок, и застал меня совсем расстроенным этим происшествием, – я все рассказал ему. На другой день пришла телеграмма о смерти дяди, последовавшей именно в то пасхальное воскресенье. Мой отец во время ужина был вызван к смертному одру, так что смерть совпадала с моментом видения.

Препод. Р. Маркгэм Гилль.

Линкольм

XCVIII.Нижеописанное происшествие случилось со мной в Гибралтаре в конце марта 1875 года. В один ясный день я полулежала на диване в гостиной и читала «Смесь» Кингслея. Вдруг у меня явилось ощущение, точно кто-то стоит возле и хочет заговорить со мной. Я оторвала глаза от книги и увидела человека, стоявшего возле кресла на расстоянии футов шести от меня. Он пристально смотрел на меня. Выражение его глаз было необыкновенно торжественное; я хотела подойти и заговорить, но он внезапно исчез.

Комната имела футов восемнадцать в длину, и на противоположном конце я увидала нашего лакея Пирсона, придерживавшего дверь, точно он впустил кого-нибудь в гостиную. Я спросила, не приходил ли кто-нибудь. Он отвечал: «Никого, сударыня», и вышел.

Я задумалась о своем видении. Лицо призрака было мне хорошо знакомо, но я не могла дать себе отчет, кто именно это мог быть. Костюм его особенно бросился мне в глаза: он очень походил на платье, подаренное моим мужем в прошлом году нашему слуге, некоему Рамзею. Это был отставной солдат; я нашла его умирающим в Инвернессе и, когда он вышел из госпиталя, наняла его к себе лакеем. Но он оказался человеком очень ненадежным, так что я рассчитала его по прибытии в Гибралтар. Вскоре после этого он нашел себе другое место в инвернесском клубе, и я перестала заботиться о его участи.

Когда муж вернулся домой, я рассказала ему о своем видении, рассказала и жене его полкового командира (теперь леди Лафан), но числа в точности не заметила. В очень скором времени, приблизительно через столько дней, сколько требуется, чтобы письмо дошло из Инвернесса, мой муж получил от своего бывшего сержанта извещение о смерти этого Рамзея. Письмо не содержало никаких подробностей. Муж в ответ выражал сожаление о смерти своего бывшего денщика и просил сообщить ему какие-нибудь подробности. Вот что ему написали: «Рамзей умер в госпитале, перед смертью был в бреду и поминутно поминал имя г-жи Болланд».

Кэт Болланд.

Соутгэмптон

Следующее происшествие почерпнуто из «Church Quarterly Review» (апрель, 1877 года).

XCIX.В доме, где были написаны эти строки, есть широкое окно, выходящее на север; оно ярко освещает лестницу и вход в залу, помещающуюся в конце коридора, идущего вдоль всего дома. Однажды среди зимы пишущий эти строки вышел из своего кабинета, ведущего в коридор, и отправился завтракать.

День стоял пасмурный, и, хотя не было густого тумана, дверь в конце коридора показалась вдруг как бы окутанной дымкой. По мере того, как автор данного рассказа продвигался вперед, этот туман – назовем его так – все более сгущался и вскоре принял очертания человеческой фигуры; голова и плечи обозначались все более и более явственно, тогда как остальная часть тела казалась окутанной широкой газовой одеждой, подобной плащу со множеством складок, ниспадающему на пол и закрывающему ноги. В общем, фигура представляла пирамидальную форму. Яркий свет лился из окна на этот предмет, имевший настолько мало плотности, что свет, отраженный на лакированной панели двери, был виден сквозь подол одеяния. Видение не имело окраски, а казалось статуей, сотканной из тумана. Пишущий эти строки был так поражен, что не помнит – пошел ли он вперед или отшатнулся назад.

Впечатление его было скорее похоже на удивление, чем на испуг, – первой же мыслью было то, что он видит перед собой какой-то странный эффект освещения и тени. Ему не представилось ничего сверхъестественного, но он заметил, что голова видения поворачивается к нему; тогда он узнал черты лица одного друга, дорогого его сердцу; лицо носило выражение мира, покоя и святости. Потом вдруг в один миг все исчезло, словно струя пара, растаявшая от соприкосновения с холодным воздухом. На третий день после этого явления почта принесла ему известие, что его друг тихо отошел в вечность в тот самый момент, когда являлся ему. Надо прибавить, что смерть последовала неожиданно, что автор этих строк несколько недель ничего не слыхал о своем друге и не вспоминал о нем в день его смерти.

С. Вот что пишет м-с Аллом (Лондон. Batoum street, 18, West Kensington Park).

«He вижу причины, почему бы мне не рассказать вам, как явилась мне моя мать в момент смерти, хотя, признаюсь, это такой предмет, о котором я не люблю говорить, считая его священным, – мне не хотелось бы, чтобы к моему рассказу отнеслись недоверчиво или чтобы подняли его на смех.

17-ти лет я поступила в пансион в Эльзасе для окончания своего образования. Матушка, слабая здоровьем, оставалась в Англии. Около Рождества 1853 года, через 14 месяцев после того, как я рассталась с домом, я узнала, что состояние ее здоровья ухудшилось, но я и не подозревала, что жизнь ее в опасности. В последнее воскресенье февраля, часов около двух пополудни я сидела в обширном классе пансиона и читала. Вдруг в дальнем конце комнаты появилась передо мной фигура моей матери. Она казалась как бы в лежачем положении, и на ней была ночная рубашка. Лицо ее с кроткой улыбкой было обращено ко мне, а рука простерта к небу.

Видение медленно двигалось по комнате и наконец исчезло. И тело и лицо представились мне исхудалыми, изможденными болезнью, – такой я никогда не видала матушку при жизни; по лицу ее была разлита смертельная бледность.

С того момента, как я увидела призрак, мною овладела уверенность, что мать скончалась. Меня это так потрясло, что я не могла заниматься и меня раздражало, что сестра моя резвилась и играла с подругами. Дня два-три спустя наша классная дама позвала меня к себе в комнату. Там я сама первая сказала ей: «Не говорите – я знаю все: мама умерла!»

Она удивилась, как могла я узнать? Я не стала входить в объяснения и только сказала, что знаю об этом уже три дня. Потом мне передали, что матушка скончалась в воскресенье, в тот самый час, когда я видела ее, и что она перед смертью находилась двое суток в беспамятстве.

Я далеко не фантазерка и не отличаюсь болезненной впечатлительностью; ни прежде, ни после со мной никогда не случалось ничего подобного.

Изабелла Аллом

[Мать г-жи Аллом была г-жа Каррик, жена Томаса Каррика, известного художника-миниатюриста.]

Капитан Россель Кольт, из Кодббриджа, сообщил следующий рассказ:

CI.У меня был горячо любимый брат, Оливье, поручик в 7-м стрелковом полку. В то время он находился под Севастополем. Я поддерживал с ним постоянную переписку. Однажды, в момент упадка духа, он написал мне, как у него скверно на душе. Я отвечал ему, стараясь подбодрить его, но прибавил, что если бы случилась беда, то пусть он явится мне в той самой комнате, где мы, бывало, мальчиками болтали и курили тайком. Брат мой получил мое письмо перед тем, как идти к причастию (мне рассказывал это впоследствии полковой священник). Потом брат отправился на траншеи. Он так и не вернулся. Через несколько часов начался приступ Большого Редана. Когда пал ротный командир, брат занял его место и храбро командовал ротой; уже раненый, он шел впереди своих солдат, но тут его сразила пуля в правый висок Тридцать шесть часов спустя его нашли мертвым в коленопреклоненной позе, среди груды других убитых.

Скончался он, или, вернее, упал замертво 8 сентября 1855 года.

Того же числа я вдруг проснулся среди ночи. Перед окном напротив моей кровати я увидал брата на коленях, окутанного какой-то светящейся дымкой. Я хотел заговорить, но не мог и зарылся с головой в подушки. Сначала я счел это видение за иллюзию, за отражение луны на каком-нибудь предмете. Через несколько минут, однако, гляжу – брат все еще передо мной, устремив на меня глубоко печальный взор. Опять я пытался заговорить, но язык мой был точно скован.

Я вскочил с постели, подбежал к окну и убедился, что ночь безлунная: шел дождь, крупные капли ударялись о стекла. Бедный Оливье не трогался с места. Я прошел сквозь видение и приблизился к двери. Повернув ручку, я еще раз оглянулся. Призрак медленно повернул голову и бросил на меня взгляд, полный тоски и нежности. Тогда в первый раз я заметил на правом виске рану, из которой сочилась струйка крови. Лицо было бледно, как воск, но прозрачно.

Я ушел из своей спальни и отправился в комнату одного приятеля, которому я рассказал все случившееся. С другими домашними я тоже поделился этим приключением, но, когда я заговорил об этом при отце, он запретил мне повторять такую бессмыслицу и в особенности не доводить эти глупости до сведения матери.