Текст книги "Неведомое"

Автор книги: Камиль Фламмарион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Она умерла на другой день вечером, прежде чем кто-нибудь успел узнать о планах моего приятеля.

Д-р Z.

Кромвель Варлей, знаменитый электротехник, устроитель трансатлантического кабеля между Англией и Соединенными Штатами, рассказывает следующий факт передачи мыслей.

XVIII. «Во время опытов над фаянсом я наглотался паров фторной кислоты и нажил себе спазмы в гортани. Болезнь оказалась серьезной, и я нередко просыпался от судорожных схваток в горле. Мне посоветовали иметь всегда под рукой серный эфир, чтобы вдыхать его и этим доставлять себе быстрое облегчение. Я прибегал к этому средству 7–8 раз, но запах этого снадобья был мне неприятен, и я решил пользоваться хлороформом. Я ставил эту жидкость у своей постели и, когда ощущал потребность, нагибался над столиком в таком положении, чтобы можно было, когда наступит нечувствительность, откинуться на спину, отбросив губку. Однажды я упал навзничь, причем губка осталась прижатой ко рту. В это время жена моя, кормившая больного ребенка, находилась наверху в комнате над моей спальней. По прошествии нескольких минут я пришел в сознание, ясно увидел жену свою наверху и себя самого лежащим на спине с губкой у рта и в полной невозможности пошевелиться. Усилием воли я старался мысленно внушить жене, что я подвергаюсь опасности. Она вдруг вскочила в сильной тревоге, прибежала вниз, сняла губку, и я был спасен».

Все эти многочисленные наблюдения доказывают самым несомненным образом реальность психического воздействия одного духа на другой. Иной раз эта психическая передача доходит до того, что производит ощущения физические, материальные.

Вот, например, интересный случай, заимствованный из книги "О телепатических галлюцинациях". Он рассказан г-жой Северн, женой известного художника.

XIX. Я проснулась внезапно, пишет она, точно от сильного удара в верхнюю губу. Совершенно ясно я почувствовала, как будто у меня рассечена губа и будто из нее льется кровь. Поднявшись на постели, я схватила носовой платок, свернула его комочком и приложила к раненому месту. Но, к удивлению своему, я убедилась, что нет никаких следов крови. Тогда только я сообразила, что ничем не могла ушибиться, потому что я лежала в постели и спала глубоким сном. Итак, я подумала, что мне просто приснилось. Однако, взглянув на часы, заметила, что было семь часов и что моего мужа не оказалось в комнате. Из этого я заключила, что он отправился на утреннюю прогулку по озеру.

Затем я опять уснула. К завтраку муж немного запоздал, и я заметила, что, придя, он сел немного поодаль и время от времени подносит платок к губам.

– Артур, что с тобой? – спросила я и прибавила с беспокойством. – Я знаю, что ты ранен, но как я это узнала, расскажу тебе потом.

– Да, это правда, – отвечал он, – Сейчас я ехал в лодке, вдруг налетел шквал, и румпель с силой ударил меня по верхней губе; было довольно сильное кровотечение и до сих пор я не могу унять кровь.

– Можешь ты припомнить, в котором именно часу это с тобой приключилось?

– Приблизительно часов в семь.

Тогда я, в свою очередь, рассказала ему об испытанном впечатлении. Он был поражен, как и все присутствовавшие за завтраком. Случилось это в Брантвуде три года назад.

Жанна Северн

На некоторые обращенные к ней вопросы г-жа Северн отвечает:

– Безусловно верно, что я не спала, потому что прикладывала платок к губам, думая «увидеть кровь». И была очень удивлена, что крови нет. Вскоре я опять уснула, но час спустя, вставая, я продолжала ощущать довольно сильное впечатление и, одеваясь, даже смотрела на свою губу в зеркале – нет ли на ней какого-нибудь следа.

Мы могли бы привести подобных примеров бесконечное множество. Нам кажется, однако, что наши читатели уже могли вполне убедиться в несомненной возможности передачи мыслей, впечатлений и ощущений.

Соотношение сил и их взаимодействие объясняют нам факты физических впечатлений вроде предыдущего.

Итак, мы допустим, как нечто доказанное, действие одной души на другую, передачу мыслей, внушение, хотя это оспаривается многими учеными, даже специалистами. Так, например, доктор Боттей утверждает, что мнимая передача мыслей, ясновидение не могут существовать, что это лишь фокусничество, эксплуатируемое магнетизерами. Нам кажется, однако, что фальшивые монеты не мешают существованию настоящих.

Многие ученые точно так же отрицают психическое действие, преимущественно в Англии; там сэр Виллиам Томсон (лорд Кельвин) и Тиндаль отличаются особо глубоким презрением к этого рода опытам и исследованиям. Французский астроном Лаплас обнаруживает более проницательный ум, высказывая такие мысли: «Странные явления, проистекающие из крайней чувствительности нервов у некоторых субъектов, породили различные мнения насчет существования новой силы, которую назвали животным магнетизмом; из того, что она появляется не часто, нельзя заключать, чтобы она вовсе не существовала. Мы так далеки от знания всех сил природы и их разнообразных проявлений и способов действия, что было бы неразумно отрицать существование явлений потому только, что они необъяснимы при настоящем положении наших познаний».

Над этими словами стоит задуматься тем, кто готов произнести слово «невозможно»; для других же, в особенности тех, кто пуще всего боится попасть в смешное положение, они подают благой совет: по крайней мере, быть осторожными в своей критике.

Доказано в физике, что эфир, эта невесомая жидкость, которая, как признано, наполняет пространство, проникает сквозь все тела, и что даже в самых плотных минералах атомы не соприкасаются, а, так сказать, плавают в эфире.

Эта жидкость передает в пространстве волнообразные колебания, производимые в ее среде светозарными вибрациями звезд; она же передает свет, теплоту, притяжение на громадные расстояния.

Что тут удивительного, что это вещество, проникая, как это и бывает на самом деле, сквозь наш мозг, передает на расстоянии различные токи и устанавливает настоящий обмен мыслями между разумными существами, между обитателями одного и того же мира и, быть может, даже сквозь пространство между землей и небом?

Нетрудно постигнуть, что в известных случаях при определенных условиях волнообразное движение, ток, более или менее сильный, устремляется из какой-нибудь точки мозга одного субъекта и проникает в мозг другого, сообщая ему внезапное возбуждение, которое выражается в определенных зрительных или слуховых образах. Нервы потрясаются тем или другим способом. В одном случае вам кажется, что вы видите, узнаете дорогое вам существо, от которого исходит этот толчок, в другом случае вы его слышите, или же мозговое возбуждение выражается в иллюзии шума, движения предметов. Но все эти впечатления происходят в уме данного лица, как в состоянии сна. Впрочем, в нормальном состоянии мы точно так же воспринимаем предметы лишь путем мозгового раздражения, скрыто совершающегося внутри черепа.

Действие одного существа на другое на расстоянии есть факт научный, столь же достоверный, как, например, существование Парижа, Наполеона, кислорода или Сириуса.

Если бы даже предпринятые нами в этом труде исследования остановились на этом и если бы они послужили лишь к тому, чтобы удостоверить этот факт, и тогда эти исследования имели бы важное значение и мы не пожалели бы о том, что предприняли их. Но они ведут еще к другим выводам, не менее смелым, не менее поразительным и не менее несомненным.

Таинственные науки учат, что человек состоит из трех частей: души, тела астрального и тела физического [Приводимая Фламмарионом интерпретация эзотерических учений о структуре человеческого существа не совсем верна. Согласно теософии, Агни Йоге и лежащим в их основе эзотерическим учениям Востока, человек имеет в своей структуре пять тел – физическое, эфирное, астральное, ментальное и зародыш огненного, – и два высших принципа: Буддхи и Атма, – Прим. ред.] и объясняют манифестации тем, что астральное тело умирающего отделяется и перемещается к тому лицу, которое подвергается впечатлению.

Такое объяснение кажется нам неудовлетворительным ввиду разнообразия производимых впечатлений. Одни получают уведомление о смерти явлением кошки, собаки, птицы, захлопыванием или скрипом окна, двери, стуками, шагами, явлениями призраков, требующих молитв. Все это, очевидно, личные впечатления, производимые телепатическими причинами, а вовсе не манифестации астрального тела, переносящегося на расстояние.

Иногда в науке признают за аксиому, что гипотеза должна все объяснить. Это заблуждение. Гипотеза может объяснить одни известные явления и не объяснить другие.

Точно так же и здесь. Но мы, тем не менее, признаем доказанным психическое действие одной души на другую без посредства чувств, хотя это действие и не все объясняет. Оно объясняет впечатления мозга, фиктивные представления. Но оно не объясняет реальных движений предметов.

Вот какая теория могла бы оправдать значительное число явлений, приведенных выше.

Некто, умирая, невольно или с намерением (это еще требует рассмотрения) производит в эфире движение, которое поражает мозг, вибрирующий с ним синхронически, и вызывает в этом мозгу, в области, где сходятся оптические и слуховые нервы, различные впечатления, зависящие от индивидуальной нервно-психической организации конкретного субъекта.

Например, ребенок, страстный любитель птиц, слышит птичий крик, который заставляет его искать эту птицу. На другой день узнают о смерти одного родственника.

Но нельзя претендовать на то, чтобы сразу понять, каким способом совершается эта передача. Гипотеза о сферических волнообразных колебаниях является самой рациональной; но ее недостаточно для истолкования всех явлений. В случаях магнетической передачи мысли, по-видимому, обнаруживается род стремительного выделения мысли, которое иной раз можно было бы сравнить с молчаливым зовом голоса. Между тем в зове, в восклицании, брошенном в определенном направлении, этот звук также передается путем сферических волн сквозь атмосферу, точно так же, как свет сквозь пространство. Не происходит ли более полного психического выделения, вроде внешнего проявления духовной силы, исходящей из существа, близкого к смерти, чтобы коснуться друга, к которому она направлена? Гипотеза очень вероятная. Так и кажется иногда, что «призрак», созданный подсознательным существом субъекта, причины явления, – увлек за собою некоторые материальные части организма. Выделение психических сил может превратиться в действия физические, электрические, механические. Совокупное действие сил, их постоянные превращения ясно доказаны современной наукой. Разве движение, теплота не превращаются ежедневно в электричество? Когда Кремье при расстреле дает об этом знать Кловису Гюгу стуками по столу, то очень может быть, что тут было не мозговое влияние, а совершенно реальные стуки. Эти действия могут быть не всегда фиктивными, субъективными. Впечатления, оказываемые на животных, фортепиано, самопроизвольно заигравшее, фарфоровый сервиз, полетевший на пол, коллективные ощущения – указывают на объективную реальность. Но мы думаем, что элементы задачи еще недостаточно изучены, чтобы дать право на окончательный вывод, тем более что очень часто умирающий вовсе и не мог думать о том лице, которое телепатическим путем узнает о его смерти.

Быть может, дух, сила, материя суть лишь различные проявления одной и той же сущности, неведомой для наших чувств. Быть может, существует иное начало, одновременно заключающее в себе и разум, и силу, и материю, обнимающее все существующее и все возможное, – первая и конечная причина всего, сила, проявления которой есть лишь различные формы движения. Заметим мимоходом, что если мысль более не должна быть с научной точки зрения рассматриваема как выделение материи, а как способ движения единого начала, то уже не логично утверждать уничтожение души после смерти организма.

Без сомнения, проявления умирающих не представляют собой общего факта, закона, природы, функции жизни или смерти; они являются, по-видимому, только исключением, без известной причины и без очевидного повода. Пропорция их меньше 1 на 1000 смертей. Эта пропорция все-таки дала бы около 50 манифестаций умирающих в одном только Париже. Атмосферное электричество тоже не часто проявляется в ударах молнии.

Не разум, не знание, не нравственные качества вызывают и обусловливают такие сообщения. В них не замечается никаких положительных законов. То же самое мы видим и в действиях молнии. Электрический удар поражает живое существо или какой-нибудь предмет в силу мгновенного отношения, и наука не отыскала тому причины.

Между тем различные психические наблюдения открывают нам порядок вещей, вполне достойный нашего внимания. Леверье часто выражал мне мысль, что самое важное, самое интересное в науке – это аномалии, исключения. Он испытал это при открытии Нептуна.

Можно сказать словами дю Преля, что пока возможен будет прогресс, всегда будут встречаться необъяснимые явления, и чем эти явления будут казаться нам невозможнее, тем более они будут толкать нас вперед к познанию загадки Вселенной.

Прибавим еще, что произошел разлад между научными мнениями культурных людей и их верованиями. Новое материалистическое учение оказалось слишком узким, чтобы вместить его стремления и чувствования. Настала пора возвыситься над материалистической точкой зрения и достигнуть понятий, которые позволили бы нам считать возможными эти тончайшие, неуловимые сношения одного духа с другим, эти сношения даже между вещами видимыми и невидимыми, идея которых вдохновляла во все времена искусство и литературу.

«Звезда звезде посылает свой свет; может быть, и душа шлет другой душе привет сквозь какую-нибудь тонкую, ей свойственную стихию?…» Влюбленные, народ, поэты, все, кто воодушевлен каким-нибудь великодушным чувством, во все века бессознательно отвечали на этот вопрос Теннисона. У некоторых, как у Гете, в известные часы страсти это тончайшее общение душ выступало с лучезарной ясностью. У других, как у Бэкона, такое же убеждение слагалось постепенно из мелких признаков посредством ежедневного наблюдения человека. Но только теперь мы узнали, что эти безмолвные токи действуют несомненно, что эти психические впечатления распространяются и сообщаются.

Мы говорим, что эта сила принадлежит к порядку психическому, а не к физическому, или физиологическому, или химическому, или механическому, потому что она порождает и передает идеи, помыслы и действует без посредства наших чувств, от души к душе, от разума к разуму.

Наша психическая сила, без сомнения, порождает колебания эфира, которые передаются вдаль, как все колебания эфира, и становятся чувствительными для мозга, звучащего в гармонии с нашим. Превращение психического действия в движение эфира, и обратно, может быть аналогичным с тем, какое наблюдается в телефоне, где приемная пластинка, одинаковая с пластинкой посылающей, восстановляет передаваемое звуковое движение не путем звука, а путем электричества.

Действие одной души на другую на расстоянии, особенно в таких важных случаях, как смерть, и, в частности, смерть внезапная, передача мыслей, внушение, сношения на расстоянии не менее естественны, как действие магнита на железо, притяжение луной моря, передача людского голоса электричеством, исследование химического состава звезды посредством анализа ее света, словом – как все диковинки современной науки. Но только психические сообщения принадлежат к высшему порядку явлений и могут навести нас на путь познания психической природы человека.

Постепенно наше исследование, вероятно, пояснит нам, что бывают видения реальные, существенные, объективные, представляющие собой как бы двойников живущих людей, а бывают и явления уже умерших.

Как бы то ни было, мы пришли к таким выводам:

1. Телепатия может и должна быть отныне включена в состав науки как непреложная истина.

2. Одно сознание способно воздействовать на другое без посредничества чувств.

3. Психическая сила действительно существует. Сущность ее пока остается неизвестной.

Глава седьмая

Мир сновидений

Бесконечное разнообразие снов – Физиология мозга – Психические сны: явления умирающих во время сна – Телепатия в сновидениях

Психические явления, о которых была речь выше, могут происходить во время сна так же, как и наяву. До сих пор сон и сновидения составляли предмет усердного изучения, но надо сознаться, что эти явления истолкованы еще далеко не полно. Сон не есть какое-нибудь исключительное состояние в нашей жизни; напротив, это – нормальная функция нашего органического бытия, в котором он, по времени, занимает средним числом целую треть. Человек, проживший 60 лет, проспал из них целых двадцать или около того. Часы, занятые сном (три тысячи в год!), без сомнения, суть часы отдыха, жизненного подкрепления, как для мозга, так и для всех членов; но это отнюдь не часы полного замирания. Наши умственные способности сохраняют свою деятельность с той только существенной разницей, что во сне они действуют «бессознательно», а не в силу нашей сознательной рассудочной логики, как в состоянии бодрствования.

Точно так же, как наяву человек постоянно то о том, то о другом думает, так и во сне ему постоянно что-нибудь снится. Сон есть подобие жизни. Те, у кого мозг работает энергично, у кого мысли мощны, имеют и сны тоже очень яркие и выразительные. Кто же размышляет туго, у того и сны слабые. Сколько мыслей, столько и снов, и все попытки классификации снов до сих пор ни к чему не приводили.

Сны не всегда можно припомнить. Чтобы схватить сон налету, надо, чтобы человек проснулся внезапно и устремил на увиденное во сне все свое внимание, – ничто не изглаживается так быстро, как воспоминание о сновидении. Многие говорят, что сны снятся только поутру, перед пробуждением, или вечером, как только заснешь. Но это заблуждение. Стоит проснуться или разбудить кого-нибудь в любой час ночи, чтобы удостовериться, что сны снятся всегда или почти всегда. Но их не всегда удается припомнить, точно так же нам не припомнить и трех четвертей всех мыслей, перебывавших в нашем мозгу в течение дня.

Вообще сны снятся о вещах, которыми занимаешься наяву, о лицах, которых знаешь. Однако бывают и странные исключения; очень часто мысли, более всего захватывающие нас в течение дня, не получают никакого отражения во время последующего сна.

Значит, мозговые клеточки, участвующие в этой работе ума, утомились и отдыхают, – иногда это большое счастье. С другой стороны, во сне время и пространство не существуют. События нескольких часов и даже нескольких дней могут развернуться в несколько секунд. Вы можете очутиться на много лет назад, в эпоху детства, с лицами, давно умершими, причем эти дальние воспоминания нисколько не ослаблены. Вы без малейшего удивления встречаетесь во сне с людьми прошлого столетия. Может также сниться о вещах, никогда не случавшихся и невозможных. Иной раз нелепые, фантастические образы, самые пестрые и несуразные, сочетаются между собой без малейшего правдоподобия, без малейшей логики.

Иные сны передаются даже по наследству.

Тысячи разнообразных причин влияют на сны, помимо самого рассудка: плохое пищеварение, затрудненное дыхание, неудобное положение тела, трение простыни, рубашки, чересчур тяжелое одеяло, простуда, какой-нибудь шум, свет, запах, голод, жажда, переполнение тканей, – все это влияет на сновидения.

По этому поводу напомним об одной галлюцинации, довольно частой. Это ощущение, как будто спящий проваливается в бездну, скользит в глубь пропасти. Эта галлюцинация обыкновенно случается вскоре после того, как заснешь, в ту минуту, когда размягчившиеся члены заставляют все тело, как мне кажется, сразу изменять центр тяжести.

Положение тела во время сна стремится к пассивному равновесию. Вся деятельность чувств мало-помалу притупляется, и забвение всего мира наступает постепенно, как будто душа медленно ретируется в самые дальние убежища. Веки смыкаются, и глаз засыпает первый. Осязание утрачивает свои свойства и засыпает вслед за тем. Обоняние замирает в свою очередь. Ухо остается настороже последним, как бдительный страж, готовый предостеречь человека в случае опасности, но вот и оно наконец засыпает. Тогда наступает полное усыпление, и открывается мир сновидений во всем своем бесконечном разнообразии.

Сны, как уже сказано, вызываются множеством причин.

Но было бы физиологической ошибкой предполагать, что элементы снов исключительно заимствуются из действительности. Мне, например (и я не один испытал это), часто снилось, будто я лечу по воздуху на небольшой высоте над какой-нибудь долиной или другим красивым ландшафтом; отчасти это приятное ощущение, испытанное во сне, было причиной, внушившей мне желание подняться на аэростате и предпринять воздухоплавательную экскурсию. Я должен, однако, сознаться, что в действительности ощущение поднятия на воздух на аэростате, как оно ни поразительно в смысле обширных панорам, открывающихся перед глазами, и торжественной тишины в лазурных высях, не сравнится с полетами, испытываемыми во сне: в лодке аэростата чувствуешь себя неподвижным, а это уже менее увлекательно.

Трудно вообще подыскать в явлениях органической жизни что-нибудь соответствующее ощущению полета в воздухе. С головокружением его, конечно, нельзя сопоставить – сравнение это неудачно.

Мне часто случалось также беседовать во сне с Наполеоном. Конечно, в детстве я слышал много рассказов о великом завоевателе от людей, видавших его, и ум мой мог получить от этого сильное впечатление; но отношение между причиной и следствием остается все-таки довольно отдаленным.

Я часто вижу во сне, будто я заключен в какую-то башню и вижу перед собой чудный зеленеющий луг. В чем причина такого сна?

Иногда мне снится, что я приговорен к смертной казни и мне остается жить всего два часа, час, полчаса, несколько минут. Не есть ли это какое-нибудь отдаленное воспоминание?

Вообще, при нормальных обстоятельствах, сны бывают так многочисленны, так разнообразны, так нескладны, что почти бесполезно доискиваться их причин вне скрытых ассоциаций идей в уме или образов, притаившихся в мозгу. Снятся разные вещи, точно так же, как думаешь о разных вещах и положениях, с той только разницей, что в бодрствующем состоянии у человека в мозгу копошатся мысли, а во сне ему представляется, как будто он в самом деле действует, переживает то, что гнездится в его мозгу. Мысли превращаются в наглядные поступки, а так как рассудок не участвует в этих бессознательных поступках, то получаются самые нелепые образы и ситуации, – совершенно просто, не возбуждая никакого удивления, точно так и надо.

Итак, во сне можно заметить три характерных фазиса. Между тем как в бодрствующем состоянии мысль остается мыслью, во сне она превращается в образ, потом в реальное существо или предмет.

Мы воплощаем свои идеи, мы приписываем во сне различным лицам мысли, слова, которые, в сущности, нам самим принадлежат.

«В одном из самых разумных, ясных, выразительных снов, какие мне когда-либо снились, – рассказывает А. Мори, – я поддерживал с каким-то собеседником спор о бессмертии души, и мы оба приводили противоположные аргументы; в сущности, возражения были те же, какие я наяву делал самому себе». Такое разделение, происходящее в мыслях и которое доктор Виган считает доказательством своего парадоксального учения «двойственности ума», в большинстве случаев есть только проявление нашей памяти. Мы помним, что можно сказать «за» и «против» в каком-нибудь вопросе и затем во сне эти противоположные мнения относим к двум различным личностям.

Громадное большинство сновидений может быть объяснено совершенно натурально напряжением и сосредоточением мысли на одном предмете во время сна.

Всякий, кто мало-мальски привык к умственному труду, скажем мы словами Макса Симона и Альфреда Мори, должен был заметить, что мозговая работа совершается иногда помимо нашего ведома, без вмешательства нашей воли. Это мы видим чуть ли не на каждом шагу.

Школьники, которым задан урок, предпочитают учить его вечером, на сон грядущий, утверждая, и очень основательно, что это им значительно помогает. На другое утро урок, выученный накануне, знается лучше и тверже. Нечто подобное замечается также и относительно самостоятельных трудов, литературных сочинений, научных задач. Например, если какое-нибудь затруднение останавливает ученого и он перестает думать об изучаемом предмете, то после нескольких дней отдыха ум в это время будет, так сказать, один завершать свое дело, и после этого человек с величайшей легкостью, как бы шутя одолеет препятствие, сперва казавшееся ему неприступным. Но следует заметить один факт, не лишенный значения, а именно, что очень часто в этих случаях бессознательной мозговой работы мыслям первоначально был дан импульс, известное направление, и что только после этого импульса продолжалась мозговая деятельность, в конце концов подвинувшая работу вперед.

Легко понять, что умственная работа, результат мозгового импульса, данного накануне и продолжающегося во сне, может породить сны, которые будут, так сказать, «образным выражением» задачи, преследуемой спящим, мысли, угнетавшей его.

Кондильяк рассказывает, что в то время, когда он составлял свой учебник и отрывался от занятий, чтобы предаться сну, то ему часто случалось по пробуждении находить целую главу законченной в его уме.

Вольтеру также приснилась однажды целая песня его «Генриады» в совершенно ином виде, чем она была написана им. Между прочим, существует рассказ об одном поразительном, знаменитом сне, где самая странная, самая фантастическая сцена сопровождала интеллектуальную работу спящего. Известный композитор Тартини однажды заснул после тщетных попыток окончить одну сонату; эта работа угнетала его и во сне. В тот момент, когда во сне он опять принялся за свою композицию и пришел в отчаяние от своего бессилия, ему вдруг явился черт и предложил докончить его сонату, с условием, чтобы он продал ему свою душу. Пораженный этим видением, Тартини принял предлагаемую сделку и тогда услышал совершенно отчетливо черта, исполняющего на скрипке окончание желаемой сонаты, и притом с редким искусством и гениальностью. Тартини просыпается в восторге, бросается к письменному столу и по памяти записывает пьесу, которую, очевидно, сам окончил во сне, думая, что слышит ее исполнение чертом.

Каким путем рождаются образы, подобные тем, что посетили во сне композитора Тартини? Каким путем возникают они? Это трудно сказать, и не потому, что вопрос является неразрешимым, а потому, что обычно в подобных случаях, как правило, какие-нибудь подробности, которые могли бы дать ключ к разъяснению сна, были пропущены самим рассказчиком, считавшим их неважными. Очень возможно, что этот образ черта, примешавшийся к интеллектуальной работе композитора, имел свое raison d'etre и свое объяснение в каких-нибудь мыслях, промелькнувших в уме композитора, в каком-нибудь художественном представлении, в рисунке или изображении духа зла, виденном им раньше.

Но это пункт второстепенный. Обратим еще раз внимание на то, каким образом зародился сон: мысль Тартини была поглощена музыкальной композицией, которую он писал; как часто бывает в умственном творчестве, идея не созрела, и вот сначала не получалось никакого результата; но во время сна, и невзирая на сон, начатая работа закончилась и дивная мелодия как бы вылилась струей из тайников мозга композитора.

Не будь этого напряжения, этого предыдущего усилия разума, не было бы и сновидения, – это несомненно; подобная мозговая работа всегда касается только тех специальных предметов, которые изучаются данным лицом, того искусства или науки, которым он предается со страстью.

Гратиолэ рассказывает следующий, довольно мрачный сон.

«Несколько лет назад, изучая со своим профессором Блэнвилем строение мозга, я препарировал довольно значительное число мозгов, человеческих и животных. Я тщательно снимал с них пленки и опускал в спирт. Таковы были условия, предшествовавшие сновидению, которое я намерен сообщить.

Однажды ночью мне приснилось, будто я извлек из головы свой собственный мозг. Я снял с него все оболочки и опустил в спирт, затем по прошествии некоторого времени опять вложил в свой череп. Но мне казалось, что от действия спирта мой мозг значительно съежился и уменьшился в объеме. Он уже не наполнял коробки черепа, а как будто болтался в ней; это ощущение так поразило меня, что я проснулся в ужасе, как от кошмара.

Вот действительно странная, нелепая игра воображения, но она не беспричинна. Действительно существует явное отношение между этим сном и предметами, в то время особенно поглощавшими мои помыслы. Очень вероятно, что в тот момент, когда я воображал, что препарирую чей-то чужой мозг, какая-нибудь причина заставила меня более ясно ощутить свою собственную голову. Я подумал одновременно о моей голове и о препарируемом мозге; эти две мысли слились, и отсюда логично и естественно вытек конец сновидения».

Физиолог Аберкромби приводит по поводу таких же исследований очень курьезный сон, явившийся также последствием озабоченности одной настойчивой мыслью.

«Один мой знакомый, – говорит он, – кассир в большом глазговском банке, однажды сидел в своей конторе, когда явился какой-то вкладчик, требуя уплаты шести фунтов стерлингов. В конторе дожидалось своей очереди много других лиц, пришедших раньше него, но он был так нетерпелив, так необуздан, и, в особенности, так невыносим своим заиканием, что дожидавшиеся попросили кассира удовлетворить его требование поскорее, чтобы избавиться от него. Кассир с неудовольствием исполнил эту просьбу и забыл отметить эту выдачу в шнуровой книге. В конце года, месяцев через 8–9, он никак не мог подвести своего баланса – все получался недочет в шесть фунтов. Несколько дней и ночей мой приятель искал, где причина дефицита, но никак не мог найти. Наконец однажды, утомившись тщетными розысками, он пришел домой и лег спать; ему приснилось, что он у себя в конторе, что к нему явился заика, и вот сразу все подробности сцены ожили в его памяти. Он проснулся с головой, полной этим сном, и с надеждой, что он наконец отыщет недочет.

В самом деле, просмотрев свои книги, он убедился, что эта сумма не была занесена своевременно в расход, и что она как раз соответствует недочету».

Как видите, этот сон разоблачил кассиру лишь то, что ему было уже раньше известно; но воля долго оставалась бессильной пробудить воспоминание, погребенное где-то в тайниках памяти. Между тем забота одолевала человека, ум его долго и сильно напрягался в одном и том же направлении. Кончилось тем, что среди этого усилия мысли, среди этой работы, сперва непроизводительной, мозговые клеточки, где сохранялся ряд образов, пришли в действие и в заключение составили отчетливое представление о случае, тщетно искомом во время ночной работы.