Текст книги "Сны Черной Жемчужины (СИ)"

Автор книги: К. Линкольн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Проблемы с тайным рычагом? – он толкнул что-то у основания креста. Панель открылась, стало видно узкий проем. Юкико проникла туда с грацией, будто у нее не было костей, и пропала внизу. Я кашлянула, вкусный шоколад сменился горечью.

– Ты идешь? – сказала я Кваскви, махнув большим пальцем в сторону Кена. – Он ранен.

– Я чувствителен к холоду. От этого голова болит.

– Тебе не нужен обманщик, – фыркнул Кен.

– Ты хотел отправить ее в ледяную пещеру к древней с одной Юкико?

– Она – баку, она сильная.

– А ты – идиот, Вестник.

Кен оскалился.

– Я делаю то, что должен. Не сомневайся в Кои. Она способна съесть пару снов, чтобы Черная Жемчужина стала вялой и не билась, но оставалась в сознании, чтобы двигаться. Я спущусь, как только Юкико выпустит холод.

– Даже не дашь ей куртку?

Кен стряхнул с себя ветровку и протянул мне. Я потрясенно посмотрела на него.

– Оставь.

– Вы смешиваете политику и любовную жизнь, а это до добра не доводит, – пробормотал Кваскви.

Я отмахнулась от обоих парней.

– Хватит. Кваскви, ты идешь или нет?

– Ты просишь об услуге? Тогда нужна плата.

Я хмуро посмотрела на него. На это не было настроения.

– Ты делаешь это по доброте душевной. И тогда я не буду хватать тебя за ухмыляющееся лицо и есть сны из твоего сердца.

– Ах, – он улыбнулся шире. Поклонившись, взмахнув рукой в сторону входа, он добавил. – Если так, то после вас, мадам. Черная Жемчужина ждет.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Чертова гордость. Я должна была взять ветровку. Присутствие Юкико делало проход под землей не холодным, а ледяным. Как на Северном полюсе. Мороз был ужасным. Мои зубы застучали, а мы еще даже не спустились с лестницы. Металлическая дверь внизу липла к моим пальцам, когда я поворачивала ручку.

«Хорошо хоть ее лизать не надо».

Раздражало и то, что на Кваскви были плотная фланелевая рубашка, кожаная куртка и кожаные ботинки с мехом. Он вытащил синюю шапку и надел на голову.

– Я всегда готов, – сказал он, и я осторожно отцепила пальцы от двери, оставив верхний слой клеток на металле. – Я бы не стал отправлять свою девушку по ледяному туннелю ловить древнего дракона. Особенно без куртки или шапки.

«Но и своей шапкой ты не делишься».

– Хочешь награду? Тут даже нет Пон-сумы!

– Никогда не знаешь, кто слушает, – сказал он, кивнув на бесстрастно ожидающую Юкико. Кваскви шумно вздохнул, потянулся мимо меня и толкнул дверь.

«Ах, как же я скучала по запаху Жемчужины», – я и забыла, какой приятной была пещера. Свет был только от тусклого сияния с лестницы за нами и мерцания вокруг Юкико, словно у нее был призрачный двойник.

– Я постою тут, выглядя мило, пока вы, девчата, будете успокаивать Черную Жемчужину для транспортировки, – Кваскви сунул руки в карманы, топал ногами, чтобы согреться.

– Где она? – спросила я у Юкико.

Она подняла руку, широко открыла рот и вдохнула воздух так, словно ее легкие были воздушными шарами. В пещере стало намного теплее, и мои зубы перестали стучать.

Полоска зеленого озарила тьму, медленно приближаясь длинными изгибами, обводя большие петли Черной Жемчужины – зловещая биолюминесценция.

– Малышка просыпается, – Кваскви вытянул руки. – Удачи с работой баку, – в пещере зазвучал резкий шорох, и я вздрогнула. Юкико сжала губы, опустила руку и указала подбородком на ближайшую зеленую полоску.

«Я поняла. Я – баку. Я уже выпускала древнего дракона», – когда я коснулась Черной Жемчужины первый раз, я не была готова. Теперь я знала ощущения. Мне нужен был кусочек ее сна, чтобы чуть-чуть ослабить. И у меня был фрагмент Кена с лесом, чтобы сосредоточиться.

Я потерла онемевшие от холода пальцы друг о друга, подула на них. Я пошла вперед, вытянув ладони, тянулась к зеленому свету.

Пальцы коснулись грубой кожи, и мои легкие словно сдавили со всех сторон камни. Я оказалась в ее сне.

Теплая вода ласкала длинную спину от головы до хвоста, пока я плыла по реке в тени ясеней. Маленькие рыбки носились туда-сюда, ловя личинок насекомых, побеспокоенных моим движением, их столкновения с моей чешуей щекотали меня. Я была напряжена, слушала людей в синей форме в этом районе. Гнев вспыхнул от увиденного на берегах этим утром – хромые и бездыханные тела пятнистых хищных слуг Абке Хехе, которых мне послали для боя с нарушителями. Даже кесикэ пали от синих форм и их оружия. Абка Хехе не могла больше помочь.

Пламя, не гнев, загорелся внутри. Кои. Я – Кои. Река, рыба, свет сквозь слои воды зарябили на миг между одним вдохом и другим, и я осознала свое двойное существование: Кои в пещере и Черная Жемчужина в Хэйлунцзяне. Это осознание пробудило голод баку. Раскрылась дыра, желающая, чтобы ее заполнили. Я хотела забрать этот сон, сущность Жемчужины, сон, к которому она возвращалась день ото дня, пытаясь держаться своего сознания в холодной темнице. Огонек стал ярче и больше.

«Гори, огонек, гори».

Пламя поглотило сон, жар пробежал по моим конечностям с приятным пульсом. Теперь во мне накопилась жизненная энергия Черной Жемчужины, давила на горло и под ребрами. Приятная полнота с теплом и силой.

«Я должна остановиться», – но сон был соблазнительным, и во мне еще было место. Мой голод был ужасающим, тело – просторным, и древняя могла много отдать. Еще немного.

Часть Кои во мне помнила, как лежала осунувшаяся ледяная старуха Дзунуква на площади, и как меня сдавил стыд из-за того, что я чуть не убила ее.

«Я не сделаю с Черной Жемчужиной то, что сделала с Дзунуквой».

Я приказала огоньку уменьшиться. Кои. Я – Кои в пещере. Это работало. Голод баку утихал, и я возвращалась в тело человека. Я все еще ощущала себя без костей, когда попыталась двигать человеческой шеей как гибкой спиной Черной Жемчужины. Я медленно отодвинула руки, боль пронзала мышцы. Боль собралась у основания черепа. Сердце вылетало из груди.

– Держишься? – голос Кваскви.

Почему так темно? А, мои глаза были крепко закрытыми. Я приоткрыла их, слабое сияние Юкико казалось слишком резким.

– Я тут.

– Хорошо, что не высосала драконшу до смерти. Поднимем ее.

Юкико поплыла к двери. Кваскви подошел ко мне, пока я пыталась сдержать выпирающие внутренности, давя ладонями на ребра.

– Ты точно съела достаточно, чтобы она не была против такого обращения?

– Конечно, нет! – гневно завопила я. – Я ни в чем не уверена!

– Мы все равно попробуем, – сказал Кен. Я посмотрела на него, обрамленного сиянием рассвета на дне лестницы. Юкико нагрела пещеру, чтобы Кен смог тут находиться. – Я буду спереди на случай, если она проснется.

– Вечно мне зад достается, – проворчал Кваскви. Я ткнула его в ребра. – О, ладно тебе, смертельная опасность куда веселее.

Кен возился с чем-то у двери, загорелся красный свет для экстренных случаев по периметру пола пещеры. И я впервые увидела драконшу. Она была красивой. Черная чешуя переливалась радугой, светлела у ее хвоста. Голова была на изогнутой шее, как у морского конька, нос был изящно длинным, скругленным, большие глаза были смешанными оттенками синего, бирюзового и индиго. У нее были мелкие лапки с перепонками спереди, у головы, и крохотные рудиментарные лапки у хвоста, похожие на крылья с когтями.

Я смотрела в ее глаза, она медленно моргнула, и изящные чешуйчатые наросты вместо бровей дрогнули. Она наполовину проснулась, но ослабела. Я покраснела всем телом, пот проступил на висках, несмотря на холод.

Я это сделала. Я. Я не была злодеем. Я не нападала. Но часть меня радовалась наполненности моего живота и дрожи в мышцах рук от украденной силы, курсирующей в них.

Юкико и Кен подошли по бокам к голове Жемчужины, обняли ее вокруг шеи – их руки едва могли соприкоснуться. Кен охнул от боли, когда они подняли ее голову.

– Ты не можешь! – выпалила я, подошла, чтобы отодвинуть Кена. – Просто дай мне ветровку.

Кен был глупым и раненым. Лучше мне использовать одолженную силу на что-нибудь полезное, иначе придется снова кого-то ударить. Мышца дергалась на его челюсти, но он отдал куртку. Руки Кена были длиннее, так что рукава ветровки свисали ниже моих пальцев – идеально, чтобы не касаться кожи. Я сжала ладони Юкико через ветровку, склонила голову, чтобы волосы закрыли мою щеку. Чешуя драконши была удивительно мягкой сквозь защиту из моих волос, словно замша, и ее запах плесневелых носков затмевал все. От запаха слезы выступали на глазах. Мы подняли голову и шею Жемчужины к лестнице.

Передние лапки Черной Жемчужины задевали ступеньки, словно хотели скорее покинуть пещеру. Но два слоя век опустились на ее красивые глаза – одни были прозрачными, другие – молочно-белыми. Она еще не до конца проснулась.

На середине лестницы ее тело распрямилось, и Кен с Кваскви стали тащить хвост. Странный мелодичный стон заполнил лестницу, словно пели киты. Он звучал из тела Жемчужины, дрожь передавалась моим костям. Песня несла сильную волну одиночества, я перестала дышать, слезы на глазах застыли, и сердце сдавило жжением.

Я зажмурилась из-за слез. Я сжималась обнаженная и одинокая в темном месте, не в своем доме, ощущала воспаленные раны на душе из-за утраты реки, друзей, любви Абки Хехе, они не заживали.

– Юкико-сама, – охнул Кен.

Я завыла низко и протяжно, как одинокий волк в лесу. А потом мое дыхание застыло облачком, холод окутал меня и голову Черной Жемчужины приглушающим житом.

Юкико пришла на помощь.

Песнь кита прекратилась на вершине лестницы. Я опустила голову Черной Жемчужины на траву с помощью Юкико, уперлась локтями в колени и заплакала.

– Ох, как же она печальна.

– Мы отправим ее домой, – крикнул Кен с лестницы. – Еще немного до машины. Мы почти там.

Грузовик был в миллионе миль отсюда. Я шмыгнула носом. Юкико склонилась и обвила руками шею драконши, не тронутая песней и моим срывом. Я снова сжала ее ладони и подняла, одолженная сила придавала моим мышцам мощь бодибилдера.

К счастью, силы хватило до грузовика, где сойки Кваскви кружили над головами. Если Тоджо и Кавано искали нас, сойки сразу нас выдали бы. Но никому не было до этого дела.

– Что теперь?

Кен забрался в заднюю часть грузовика и отцепил брезент.

– Она будет тут, – я склонилась, чтобы поднять ее голову, но не могла даже выпрямить ноги. Мышцы моих рук стали как лапша.

– Я выдохлась, – я отошла, чтобы Кваскви и Кен занялись делом. Они втроем смогли засунуть голову Черной Жемчужины в багажное отделение, Кен опирался при этом на палку, и его лицо было напряжено. Мы тянули за кольца ее тела, устраивали их в тесном пространстве.

Юкико грациозно пригладила свое одеяние, опустилась в сэйза среди колец дракона. Она кивнула Кену.

Он поманил нас в грузовик, а потом закрепил брезент.

– Ты с нами к реке? – сказал он Кваскви.

– Наверное.

– Ты поедешь в грузовике?

– Нет, у вас, влюбленные пташки, хватает проблем. Ложь. Подозрения. Предательство, – он посмотрел на меня. – И она отчаянно хочет платок. Я за вами.

Сойки громко заверещали. Они разлетелись в стороны, и одна полетела снарядом к голове Кваскви. Он поднял руку параллельно земле. Сойка выровнялась в последний миг и опустилась с воплем на его запястье. Кваскви оскалился.

– Тоджо в музее, – он снял шапку и сунул ее в карман.

Кен прошел, хромая, к водительскому месту, завел грузовик, хотя я еще только забиралась в него. Он сдал назад, выбрался из парковки. Кваскви пропал из виду, а мы поехали по кочкам к шоссе. Три черные машины стояли у входа в музей, фары горели. Мы проезжали, кто-то хлопнул дверцей.

Пока мы ехали по городу, оба напряженно молчали, ожидая, что Тоджо или Кавано в любой миг заявятся в зеркале заднего вида.

Кен замедлился у платных ворот и без слов отдал мне билет. Мы проехали на шоссе, окруженное металлическими стенами.

– Что снится драконше? – тихо сказал Кен.

– Дом.

– И война?

– Да.

– Ты будешь говорить со мной не так коротко?

– Нет.

– Ты не можешь все время меня избегать.

– Я хорошо умею избегать. Я – королева отрицания.

Кен посмотрел на меня с надеждой из-за моего обманчиво бодрого тона. Я изо всех сил держала себя в руках. Он приподнял бровь в стиле хитрого лиса, и обычно я таяла от этого. Но не теперь.

– Когда мы доберемся до реки Аисака, тебе придется выпустить Черную Жемчужину.

– Боже, а что мы сейчас сделали? Разве не выпустили ее из пещеры?

– Да, – мрачно сказал Кен. – Но она была в глубоком сне десятки лет, еще больше – заморожена Юкико. Она еще не полностью свободна, над этим нужно еще поработать.

– И?

– И что?

– Тут явно напрашивалось «и».

– Почему ты так говоришь? – Кен довольно мило нахмурился.

– С тобой всегда есть не озвученное «и». Что-то опасное или ужасное.

– Я не вру тебе, Кои.

– Нет, но ты король частичных объяснений, – какая отличная из нас королевская пара.

Из задней части грузовика донесся приглушенный стук, Кен вдруг резко свернул к вратам выхода. Меня отбросило влево, я задела его левую руку, не успев схватиться за панель. Когда мы выровнялись на другом шоссе, поменьше, где не было стен, Кен вздохнул и уперся локтями в руль. Дорога временно была чистой, тишина – напряженной, и пейзаж сливался полями с темными силуэтами традиционных домов.

– Помнишь, как слуга Улликеми, Мангасар Хайк, порезал тебя и Марлин? Как он использовал вашу кровь для магии слов?

– Конечно, – мои пальцы задели тонкий след от ножа Хайка на моей щеке.

– Я рассказывал раньше, что магия вне способностей нашего вида требует крови. И великая магия требует освобождения сущности – рождение или смерть.

– Никто не умер, когда я выпустила Улликеми. Даже Хайк.

– Да, – сказал Кен. – Это было неожиданно, – может, из-за этого он решил показать меня Совету. Или не Совету, а привезти для планов Зеркала, чтобы выпустить Черную Жемчужину. Все запуталось, и я хотела, чтобы кто-то сказал мне, что правильно, а что нет. – При этом ты чуть не убила Дзунукву, высасывая силы…

– Не специально!

– …и была под влиянием Буревестника.

– Древнего как Улликеми и Черная Жемчужина.

– Хераи-сан решил, что комбинация жизненной силы Дзунуквы и пожирание снов двух древних – Улликеми и Громовой птицы – дало достаточно сил, чтобы выпустить Улликеми из плена человеческого мифа.

В конце я съела и сон Кена. Сон обо мне, видение в первобытном лесу. То видение удержало меня в реальности в важный миг, когда я была переполнена снами и могла последовать в забытье с Улликеми. Забавно, что он не упоминал это.

– У тебя случайно нигде не припасен еще один древний? – я взглянула на знак шоссе на случай землетрясения, который мы проезжали, вместе с картинкой огромного сома. Мама в детстве рассказывала о мадам Пеле, топающей ногами, из-за чего острова и дрожали, но папа всегда винил землетрясения в Орегоне большого сома, живущего в разломах.

Я указала на следующий знак землетрясения.

– Постой. Это же не по-настоящему? Под Аомори же не живет большой сом?

– Конечно, нет. Это миф, – он был слишком серьезен. Даже не приподнял бровь в этот раз. Мне не нравилось, что он не рассказал сразу о плане с рекой Аисака.

– Нам нужна жизненная сила? Если ты, я и Кваскви отдадим немного крови, этого не хватит?

– К сожалению, – сказал Кен с серьезным тоном, от которого зубы сводило, – кому-то придется умереть.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

– Ты только теперь сказал? – завизжала я. Все ругательства и гадкие имена казались жалкими по сравнению с моими ощущениями. Он открыл во мне новый уровень злости. Он не мог доверить мне эту важную информацию до последнего мига? Я сжала губы и надавила кулаками на глаза, сдерживая бесполезный поток злых слез.

Кен включил правый поворот и съехал в сторону старшей школы Товада.

Он подъехал к автомату оплаты за проезд, повернулся ко мне со спокойным и раздражающим видом, из-за чего я ощущала себя раздавленной эмоционально. Он поймал мой взгляд темными прудами смешанных эмоций.

Я не могла сдержать дрожь в животе.

– И как мы это сделаем?

Кен вытащил билет из-за щитка над стеклом и скормил его автомату вместе с йенами. Врата поднялись, и он повел грузовик с большей силой, чем требовалось.

– Ты съешь мой сон, жизненную силу моей сущности, и, когда я буду почти при смерти, Юкико-сан заморозит меня.

– Это самый глупый план из всех, что я слышала. Издеваешься?

– Это единственный шанс. Сломить власть Тоджо. Заставить Кавано-сана увидеть, что мир уже не такой. Побороть неправильное. Разве не стоит ради этого рискнуть жизнью Вестника?

– Ты не сделаешь из меня монстра! Я не хочу быть в ответе за твою смерть, даже если ты козел.

Кен подъехал на большую парковку, пока я возмущенно дышала. Он выключил двигатель и склонил голову, пристально глядя на свои ладони на руле.

– Я в ответе за несколько смертей.

Я назвала его монстром. Я вызвала стыд и боль из-за того, что он сделал как Вестник. Я не это хотела сделать.

– Это суицид.

– Юкико-сама на время заморозит меня, – его голос был ровным под спокойствием ужасающего смирения.

Моя дверца открылась. Юкико стояла у машины, впечатляющая, хоть я была выше из-за того, что была в кабине.

Синяя полоска слетела с неба с протяжным громким воплем. Звук резко оборвался, и Кваскви вышел из-за нее, уперев руки в бока. На его загорелой коже появились морщины у глаз и от улыбки, он выглядел старо и утомленно впервые с нашей встречи. Его верхняя губа была выдающейся, как у купидона, без его улыбки, придавая ему надутый вид, который казался слишком интимным вне спальни.

«Даже Кваскви переживает».

– Местные беспокоятся, – сказал он. – Опасно это все.

Юкико оглянулась через плечо на деревья, растущие у берега с камышами и высокой травой, вода за ними была зелено-коричневой. Видимо, то была река Аисака.

Уже наступило утро. Солнце согревало мое лицо.

– Мы понесем Черную Жемчужину отсюда?

– Как только Юкико разморозит ее, река должна приманить ее, – ответил Кен.

Кваскви отскочил в сторону, подняв руки и выставив ладони.

– Ни за что. Я знаю, что потом будет.

– Но если она не отправится в воду, – продолжил Кен, – кому-то придется быть наживкой.

– Потому ты себе ногу поранил, хитрый лис? Я ненавижу быть наживкой. Обычно наживку раздавливают или убивают. Почему Юкико не может быть наживкой?

Юкико странно повернула голову на шее, как сова, чтобы обрушить мощь ледяного взгляда на Кваскви. Ее губы изобразили карикатуру улыбки, показывая острые клыки и блестящий розовый язык.

Кваскви опустил руки и кашлянул.

– Ладно, не Юкико-сан, – он посмотрел на меня с надеждой, а потом сплюнул. – Забудь, мелкая баку. Ты не годишься.

Юкико вытянула сжатый кулак, словно собиралась отсалютовать, а потом медленно разжала ладонь. Звук шлифовки – даже десятикратной – донесся из грузовика, брезент надулся в нескольких местах. Драконша просыпалась.

– Может, стоит… – с хлопком брезент вырвался из крепежей, и Черная Жемчужина вырвалась из грузовика, направилась к нам сияющей огромной черной стрелой. Кен отодвинул меня с пути дракона за руку. Меня потрясло мерцание аквамарина и изумрудов в ее глазах. Двойные веки открылись и закрылись, Черная Жемчужина извивалась, ее хвост дико метался в стороны.

Юкико избегала ударов хвостом, перемещаясь с места на место, при этом у нее не выбилось ни волоска, но Кваскви было тяжелее, он безумно прыгал, как птица на лапах, чтобы его не раздавили.

– Пора, – отметил Кен, – бежать к реке.

Кваскви увернулся от хвоста Черной Жемчужины, но не отпрыгнул, а схватился за край и наступил на него ботинком со стальным носком. Голова драконши замерла, повернулась, и на Кваскви уставились немигающие глаза.

Что-то сильное поднималось в моей груди в ответ на сияние глаз Жемчужины. Давление вызывало боль, это был будто трепет от поездки вверх ногами на американских горках. Загадочная глубина ее глаз звала меня, обещала скрытый сокровища. Я шагнула вперед.

– Кои! – Кен потянул меня за руку. Я пыталась вырваться, чтобы быть ближе к тем красивым глазам. – Что с тобой и древними? – он прижал ладонь к моему лицу, разрывая контакт взглядов.

– Что? – я отодвинула его мизинец, чтобы он убрал руку.

– Не смотри ей в глаза, – Кен опустил руку.

Кваскви замахал руками, вопя:

– Давай, змееголовая громадина. Сюда! Тебе не нужна та девчонка – одни жилы да кости. Я очень мясистый, – он побежал к реке. Черная жемчужина покачивалась, словно не хотела бросать наше состязание взглядами. А потом ее веки затрепетали, словно она засыпала. Ее шея опустилась, и нос повернулся к Кваскви.

– Сколько ты забрала, съев ее сон? – Кен нахмурился.

Без чар Жемчужины я дрожала, иглы кололи мои конечности, словно они пробуждались после сна. Я фыркнула.

– Будто я знаю. Папа еще не проходил со мной измерение снов чашками.

– В этой части Аисаки мелко. Раньше тут была плотина для рыбной ловли. Нужно приманить Жемчужину к реке и выпустить, но нельзя допустить, чтобы она утонула.

– Выпустить в реке?

– Река – ее стихия. Если она и может где-то прийти в себя… – Кен замолчал, отметив, что Черная Жемчужина угомонилась. Ее голова опустилась на землю, веки закрылись.

Кваскви перестал махать и упер руки в бока.

– Она выдохлась.

Юкико подплыла к Кваскви, глядя пристально на меня, а потом на голову Черной Жемчужины.

Я вспомнила ее мягкую чешую, запах плесени, роскошную глубину глаз. Ее песнь была такой печальной. Она не могла сдаться сейчас. Мысль о Черной Жемчужине, запертой в той пещере, вызывала боль в груди. Я осторожно прошла к ее носу с усами, где он приминал одуванчики и густую траву. Кен вдохнул сквозь зубы.

– Осторожнее.

– Ненужное предупреждение, – я закатала рукав ветровки. Я недавно ела ее сон, так что, возможно, могла ее коснуться, не попавшись в ее сон. Другого выбора не было. Я должна была попробовать. Я опустила ладонь на кончик носа драконши. Фильмы и европейские сказки научили меня, что драконы источали жар, но мерцающая чешуя Черной Жемчужины с лиловым и алым отливом на носу, была холодной. А за этой мыслью пришла дрожь китовой песни.

– Просыпайся, – тихо сказала я, тыкая напряженными пальцами в пустоты под ее наростами возле ушей. – Иди к реке, – песнь зазвучала сильнее в пальцах, проникала дрожью в легкие и живот. Поток звука вызывал рябь. Я прижала ладони к чешуе под правым глазом Жемчужины и глубоко вдохнула. – Пора домой.

Мир стал кружиться, но как только деревья, река и драконша стали размываться из-за красок сна, страх пронзил меня, и я отдернула руки и скрестила их на груди. Еще нет. Мы не были готовы к полной церемонии. Я только подталкивала ее.

Черная Жемчужина открыла глаз, ноздри раздувались, дыхание было затхлым. Или это был запах реки. Всего миг, позволивший забрести этой мысли, и я уже склонялась к красивой синеве. Напряглась, словно смотрела не сквозь воздух, а сквозь масло. Я отвернулась. Юкико хмурилась. Не была рада. Что я должна была сделать? Позволить ей притянуть меня?

Это Улликеми сделал с Хайком, и Громовая птица пыталась сделать это со мной в Портлэнде. Сначала соблазнение, обещание прекрасной связи, а потом – управление. Я помнила сияющие зеленые глаза Хайка, хрип его голоса, когда его захватывал Улликеми.

Параноидальная Кои сказала: «А чем это отличается от пожирания сокровенных снов Жемчужины?».

– Коснись ее снова, – Кен шагнул ближе.

– Я утону, если она бросится в реку со мной.

– Я это не допущу.

Кваскви нетерпеливо фыркнул.

– Опять за старое. Ребятки, мы можем пропустить часть, где кицунэ снова пытается добиться твоего доверия, несмотря на тайные причины, по которым он привез тебя в Японию?

Я направила на него палец.

– Ты не помогаешь.

Кваскви пожал плечами.

– Дело не во мне, Кои. И не в Кене. Выбирай. Участвуешь или нет.

Он был прав. Пострадавшая часть меня держалась за эти сомнения, потому что я хотела обрушиться на Кена. Он должен был ощущать ту же настороженность, что я и в Японии, далеко от зоны комфорта. Я словно ходила по луне. Но Кваскви был прав. Дело было не во мне, доверяющей не тому. Дело было в Черной Жемчужине и в том, смогу ли я жить с собой, если из-за моего страха мы не справимся. Я должна была погрузиться глубже в ее сны как баку.

Отвернув лицо от потрясающих глаз, я прижала ладони к ее чешуе. Кен издал удивленный вопль, а мир расплылся, повернулся. Под моими ладонями Черная Жемчужина шевелилась, дрожь рябью шла по ее чешуе, пока я вытаскивала из нее сон.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Я снова плыла, теплая вода поздним летом ласкала мои бока и брюхо. Сверху мерцал свет.

Как-то за приятным ритмом силы в моем теле я ощутила сильное желание двигаться дальше. Мне нужно было вперед. Приятный гул солнца на спине медленно угасал. Меня охватила прохлада, и странная горечь появилась в воде, которую я ощущала сквозь жабры. Я оглянулась, видела только рябь, пузыри и потревоженный ил из-за моего движения. То была тень? Незнакомый силуэт чего-то больше угря?

Огонек Кои, моя сущность, загорелся внутри. Дальше. К реке. Нам нужно к реке.

«Но я в реке».

Смятение охватило меня. За мной точно была тень, еще и напоминала человека.

Человек?

Я вспомнила мужчин в синей форме, удар и баку в своем разуме, безумное биение моего сердца. Опасность! Человеческие силуэты были опасными, и мне нужно было убраться. Я напрягла сильные мышцы спины, чтобы разогнаться, но они реагировали вяло, будто атрофировались, словно я долгое время спала. Сильный запах примятой травы смешивался со странной горечью в воде. Не вода. Я была на земле, и там было опасно…

– Движется!

Я открыла свои человеческие глаза. Черная Жемчужина вяло дернулась к Аисаке.

– У тебя получилось, – сказал Кен.

– Она все еще в полусне, видит свой сон о реке. В воде в ее сне что-то странное, но я ничего не делала.

Кваскви замахал руками и закричал. Глаза Юкико расширились от удивления, она беззвучно устремилась за дико мечущимся хвостом Жемчужины, пока Кваскви быстро пятился, пытаясь направить ее движение зигзагом к реке.

– Во сне в реке что-то странное, и это похоже на эту реку, – утомленно сказала я. Кен с вопросом посмотрел на меня поверх плеча, но я не стала объяснять, и он заковылял за драконшей.

Река стала чуть шире на ближайшем повороте, выглядела неглубоко, как и обещал Кен, но, хоть вода доставала мне только до колен, она могла скрывать опасные течения. Кен сказал, что не даст мне утонуть, и я верила этому, но он был травмирован.

Кваскви добрался до края берега как раз перед головой Черной Жемчужины. Он широко раскинул руки и пригнулся.

– Давай, девочка. Почти на месте, – Кваскви взмыл в воздух поразительным прыжком. Словно ноги были сжатыми пружинами, достал до верхней ветки старой ивы на берегу. Он схватился за ветку и развернулся на ней как олимпийский гимнаст. Он сжался в комок в воздухе и опустился на ветку с идеальным равновесием.

Ловкая сойка, сонный дракон.

Черная Жемчужина не могла остановить свое стремление к реке, плюхнулась в воду с брызгами, окропившими всех.

– Быстрее, – сказал Кен, вытирая рукой воду с глаз, похожую на слезы. – Пока она не поняла, где находится.

Кваскви сидел на ветке, покачивая ногами, он вытащил телефон, повернул его и сделал фотографии извивающейся драконши. Я потрясенно посмотрела на него.

– Что? Ребята одним словам не поверят.

Юкико поплыла по берегу, и Кен потянул нас за ней, осторожно сжимая мое запястье через рукав. Влажная трава была сколькой, и я хотела бы, чтобы рядом был папа или Марлин, кто-то, кто мог рассказать, как правильно поступить. Потому что, даже если в это были вовлечены драконы и шансы утонуть, я была бы уверена хоть в том, что не оплошаю сама. Вся эта операция вызывала во мне много надежд. Без адекватного баку Зеркало не станет бросать вызов Совету или навлекать на всех Иных Японии проблемы с рождаемостью.

Я не могла убежать.

Может, если я повторю это еще сто раз, я смогу управлять колотящимся сердцем и желанием вырваться из хватки Кена.

– Ты уверен, что это лучший вариант?

Кен подобрался ближе к воде.

– Она не может освободиться, пока ты не уберешь ее сон. Она страдала слишком долго из-за Совета.

Голова Черной Жемчужины поднялась с колец ее тела, она моргала двойными веками, наросты вместо ее бровей и на челюсти блестели влагой в утреннем солнце. Она будто была в смятении, но уже не билась.

– Я не… я не могу тебе навредить, – я говорила это драконше или Кену?

Кен сжал мое запястье.

– Твоему сердцу хватит сил на это, Кои. Я смогу. Ты сможешь.

– Я не прощу себя, если ты умрешь.

– Юкико этого не допустит, – голос Кена был твердым, но на челюсти пульсировал тик. Он снова был хищным кицунэ с острыми чертами и бескровными губами, сжатыми в линию мрачной решимости. И его вид, даже в синяках и крови, все еще вызывал боль в моей груди от желания ощутить эти губы на себе, вдохнуть его Old Spice и на миг не быть одной с моим страхом стать монстром.

Кои-параноик понимала, почему Кен рисковал жизнью. Это было искуплением. В этом был смысл, но понимать я его стала только после яростного желания Улликеми заполучить солнце, злости Мангасара Хайка и жестокости Тоджо. Что-то нужно было сделать, и у меня были силы на это.

– Вперед, – сказала я и прошла сквозь камыши, Юкико и Кен – следом. Вода потрясала, становилась все холоднее. Не важно, я должна была двигаться вперед по камням и скользким растениям. Юкико холодно смотрела на Черную Жемчужину, но я не осмеливалась надолго задерживаться на ней взглядом. Я сосредоточилась на попытках ухватиться за ближайшее кольцо ее тела.

– Осторожно! – крикнул Кваскви сверху. Хвост драконши летел к нам с волной воды. Кен оказался передо мной с удивительной скоростью, отразил удар руками. С резким криком боли он пошатнулся и стал медленно падать, зажмурившись, лицо было бледным, как у Юкико.

Я схватила его за руку, а Юкико поймала скользкий край хвоста Черной Жемчужины и прижала его к моему голому запястью. На миг я успела ощутить, как ледяная рука прижимается к моей шее, запястье задела влажная наждачная бумага, и мир пропал, словно угас кадр в фильме.

Сон. Нет, два сна – Юкико и Черной Жемчужины – бились за главенство с тошнотворным танцем серого, белого и черного, а потом все сменилось приятной тьмой.

Белая паутина трещин появилась в нижнем левом углу и распространилась порывами холода и запаха озона по диагонали. Меня охватила тревога, я словно стояла на носочках и тянулась к последней чистой тарелке на верхней полке шкафа. А потом тьма разбилась, осколки разлетелись.

Я плыла в своей реке. Металлический запах гниющей плоти был в воде, мелкие силуэты мелькающей рыбы и теплое солнце были домом и спокойствием. Сильный взмах моего хвоста послал меня вперед в воде, и я вытянулась во всю длину с ритмичной гармонией потока. Тепло на спине вызывало во мне дрожь счастья, песнь расходилась от меня в стороны, проносилась по реке радостной молитвой Абке Хехе. Она точно отправит своих хищных пятнистых слуг подпевать мне воем.

Что же за продолговатая тень беспокоила рыбок впереди?