Текст книги "Сны Черной Жемчужины (СИ)"

Автор книги: К. Линкольн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

– Это я заносчивая? – глупое обвинение все равно жалило. – Я не пленила разумное существо в темной пещере.

– Потеря Юкико-сама – это уже немало, она была важным дополнением, это нарушит хрупкое равновесие сил Иных Тихого океана. Но ты забрала и Вестника.

– Он и не был ваш.

«Или мой».

Лимузин резко остановился. Я вытянула руку, чтобы не упасть с сидения. Вдруг речной запах и хриплый голос Кавано оказался рядом со мной.

– Он и не из Америки, Кои-чан. И не из Зеркала. Он разбит. Бесполезен во всем.

«Разбит как я? Как папа?» – папа отдал все, чтобы освободить Жемчужину, и только смерть Юкико спасла его от такой жертвы.

– Выпустите меня.

– А потом ты украла наше будущее, – я впервые услышала эмоции в его голосе. Кавано был потрясен. И ужасно близко. Моя рука гудела, словно таблетки Мидори не работали.

– Ваши возможные будущие дети не важнее жизни Черной Жемчужины. Она страдала.

Молчание. Было слышно только дыхание папы. Мою кожу покалывало, я ждала, что Кавано скажет дальше.

– Вы с Хераи-сан останетесь в Японии. Вы должны это Совету и всем Иным Тихого океана.

– Я ничего вам не должна, – утомленно сказала я. – Где вы были, когда я росла? Почему Совет не помешал Улликеми убить человеческого слугу? Потому что это было в Портлэнде?

– Мы стали изолированы в последние десятки лет, потому что нас стало меньше. Вы с Гозэн Томоэ-сан можете это изменить. С помощью Восьмерного зеркала можно исцелить много ран.

– Я просто хочу домой.

– Я этого не позволю, – сказал он, раздражая сожалением в голосе. – Ты нужна тут.

«Ладно, пора доставать американское оружие».

– Я не останусь в Японии, – медленно и четко сказала я. Я вытащила телефон. – Эй, Сири, – сказала я, – напиши Кваскви. Кавано хочет взять меня в заложники. Если я не прилечу через два дня, зови Шишина или кого-то еще. Отправить.

Кавано вздохнул.

– Плохой выбор. Ты, наверное, не понимаешь цену.

– Слушайте, я не знаю насчет папы. Может, он решит остаться. Но это не мой дом. Меня ждут в Портлэнде.

Кавано не нужно было знать, что там была только Марлин, и я не собиралась объяснять лягушке, что я могу никогда не понять, как заставить сильного и голодного баку слиться с Кои-параноиком. В Японии все видели только дочь баку Хераи Акихито. Портлэнд давал возможность жить, и от меня не ждали чудес, мне не ломали руки.

– Кои Авеовео Пирс, – твердо сказал он, мое настоящее имя зацепило, как крючок между ребер, – ты будешь возвращаться в Токио каждый год, независимо от состояния Хераи Акихито. Ты должна Иным хоть это.

Я не хотела поддаваться, но поняла, что проводить время с Бен, Пон-сумой, Мидори и остальными из Зеркала, чтобы мы поняли, что означает быть хафу, без Совета, было бы полезно. Если бы у меня хватало денег.

– Возможно.

– Три раза в год.

– Один, – дверца лимузина открылась. Я ощутила на щеке прохладный вечерний воздух.

– Тут все в порядке? – голос Мидори.

– Да, – быстро сказала я, пока Кавано не передумал. – Поможете мне с папой?

Мускулистые руки, воняющие илом пруда, а не Мидори, вытащили папу из машины. Мидори помогла мне, взяв за руку.

– Сюда, осторожно, там бордюр.

– Почему ты так ее ведешь? – сказал Кавано за мной.

– Она слепая.

Я пыталась представить, как Кавано воспримет новость, но тряхнула головой. Не важно. Я уже шла дальше. Мидори повела меня внутрь и по коридору к туалету.

– Вот полотенца, – сказала она, опустив мою руку на мягкий хлопок. – И мыло. Я не смогла найти твой багаж. Но рядом с рукомойником я оставила кофту и подходящие штаны. Тебе нужно помочь?

«О, нет уж».

– Я справлюсь, – сказала я. Не хотелось, чтобы Мидори была тут, когда я сниму вонючую и грязную одежду. Станет видно потрясающую палитру синяков на руках и ногах. – Но если у вас есть еще болеутоляющие…

Она цокнула языком.

– Конечно.

Проглотив еще таблетки, я провела неловкие полчаса, вытираясь и утверждаясь, что все мои части, хоть и побитые, были на местах. Было странно оказаться наедине с мыслями после всех этих дней с Кеном, папой и остальными. Странно и неудобно, с кислым вкусом вины из-за папы, рискующим собой из-за того, что я не смогла выпустить Черную Жемчужину одна. Отдача исцелялась долго.

А потом я поняла, что не была одна. Тот, кто нес папу, вернулся.

– И ты так и будешь там стоять? – сказала я на английском.

– План был не таким, – сказал Кен. Он стоял на пороге, похоже. – Но с тобой мои планы не работают так, как хотелось бы.

– Может, тебе пора перестать манипулировать мной, и все наладится.

– Ты не… Я не… – голос Кена стал ближе. Я пятилась, пока спина не прижалась к холодному металлу за мятой футболкой. – Я не пытался. Я не так тебя вижу, и мы…

– Объяснять ты не умеешь, – я скрестила руки на животе. – Вообще.

– Бен говорит лучше. Я всегда всего добивался действием, – сказал гад, а потом оказался так близко, что мог согреть мою кожу сквозь мою футболку, и я ощущала покалывание на спине.

Вблизи воздух ощущался кислым из-за запаха пруда от его кожи, но он не пересек расстояние. Я не знала, мешкал он или дразнил, ведь не видела его темные глаза. Я впилась сломанными ногтями в ладони, чтобы не водить ими по его груди, плечам, спине, чтобы проверить, что он тут, жив и не утонул, как я боялась. Даже предательские мышцы горла стали дергаться от ласки его дыхания на моей челюсти, и я хотела прильнуть к нему, укутать его собой как шелковой тканью фурошики, будто вокруг сокровища своего разбитого сердца, и отдаться ему.

«Блин, он снова это делает», – это соблазнение он уже использовал в моем доме после Улликеми, когда он убедил меня, что лучше было привезти папу в Японию. Теперь он опять так делал. Зачем? Чтобы я осталась? Что он еще мог от меня хотеть? Черная Жемчужина умерла, все было исправлено. С Советом было покончено. Почему он оставался тут со своим глупым теплом и тихим желанием?

Нет, нет, нет. Я отодвинула его и побежала к двери. Ведя рукой по стене, я двигалась по коридору на стук тарелок и стаканов, на запах чеснока и карри. Я нашла вход в комнату с татами, и пронзительная тревога разбила воздух – зазвонили сразу все телефоны.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Я вздрогнула.

– Кои-чан, – сказала Мидори, ведя меня по татами к подушке забутон. – Вот, садись.

– Это Кваскви, – сказала Бен.

– И у меня, – сказали Пон-сума и Мурасэ. Хромающие шаги вошли в комнату за мной. Кен. Я хотела бы видеть, что происходило в комнате. Телефоны замолчали. И все же было приятно не знать, какое выражение было в темных глазах за мной.

– Мисс Пирс, – сказал Кавано, – вас разыскивают, – он был тут? И он уже не звал меня Хераи-сан? Было жутко не понимать, кто еще был в комнате.

Мидори коснулась моей ладони.

– Дай мне свой телефон, – он все еще звонил в моем кармане. Я прижала большой палец к кнопке и отдала его. Мидори цокнула языком.

– Что происходит?

– Кваскви пытался связаться с тобой, – сказала она. – От него двадцать сообщений и звонков и около сотни от Марлин.

Мидори испуганно вдохнула. Бен выругалась.

– Что? Что такое?

Никто не ответил. Напряженная тишина явно была полна многозначительных взглядов и жестов, которых я не видела. Это сводило меня с ума.

– Расскажите уже, что происходит.

Я ожидала Мидори, но Пон-сума заговорил, сухо излагая факты:

– Кваскви нужно, чтобы ты летела в Портлэнд. Атаки на Иных в Портлэнде усилились. Дзунуква убита. Некоторые винят тебя и публичное противостояние с Улликеми. Внимание обратили на твою сестру.

Марлин. В опасности. Я слепо потянулась к телефону, забрала его из вялой руки Мидори.

– Сири, звони Марлин, – шли гудки. Ответа не было.

– В Портлэнде часа четыре утра, – сказала Мидори.

– Сири, отбой, – я покачала головой. – Она всегда быстро отвечает. Она чутко спит.

– Кваскви просит о выполнении долга, – сказала Бен. – Видимо, это серьезно.

– Везите меня в аэропорт.

– Дыши, Кои-чан, – сказал Мурасэ. – Мы доставим тебя домой, но нужно купить билеты и продумать перемещение твоего отца. Ни один самолет не примет его в коме без разрешения врача.

– Мы можем купить билеты в аэропорте, – я уже скучала по Кваскви. Он бы все быстро устроил.

– Поешь хотя бы кацу карри, а я пока позвоню в несколько мест, – Мидори потянула меня за руку.

– В этом мире для меня нет ничего ценнее моей сестры. Как далеко отсюда до Нариты? Поедем.

– Мы можем полететь из аэропорта Иватэ-Ханамаки утром, – сказал Пон-сума.

– Мы?

– Я лечу, – сказал Пон-сума, и я представила эпичный поцелуй, которым Кваскви одарил юношу. Мне стало интересно, покраснел ли Хоркью Камуи.

– Время на ужин есть, – сказала Мидори. Я позволила ей усадить меня на забутон, мои колени ослабели и дрожали. Папа делал кацу карри на день рождения Марлин каждый год, тонкие котлеты из свинины, в горячем соусе карри были ее любимым блюдом. Мои глаза горели. Не Марлин, не моя властная сестра. Я не перенесу, если с ней что-то произойдет.

Я напряженно сидела, осторожно ела карри и рис из миски, которую держала возле рта, чтобы не просыпать еду. Мидори, Мурасэ и Пон-сума делали звонки и говорили.

Карри добавил моему животу неприятный слой жира. Еще пара кусочков, и я опустила ложку на стол со стуком. Пока я сидела в позе сэйза, колени болели, и я подвинула бедра в сторону. Мидори сомкнула мои пальцы на стакане, и я послушно пила, не ощущая вкус муги-чая. Прошла вечность, и Пон-сума опустился возле меня на колени.

– Из Иватэ-Ханамаки в шесть утра рейс в аэропорт Ханеда. Мы сможем полететь утром в Портлэнд. Я покупаю три билета?

– Да, спасибо, – я попыталась улыбнуться, но уголки губ словно замерзли.

– Четыре билета, пожалуйста, – сказал Кен. Он молчал, словно хотел, чтобы я забыла, что он скрывался тут.

– Нет, – сказала я.

– Тебе нужен кицунэ, чтобы провести папу на самолет без разрешения врача.

– Томоэ сможет снова выглядеть как стюардесса, – сказала я.

– Гозэн-сан и Тоджо-сан уже отправились в Токио по делам Совета, – сказал Кавано.

– Мурасэ? Бен? – я многого просила, ведь им нужно было остаться тут и помочь Зеркалу и проблемам после освобождения Черной Жемчужины. Я была в отчаянии. На моей стороне было эго, а у Кена – наглость, и это строило по кирпичу стену между нами. Теперь она мешала мне доверять ему. От его присутствия я ощущала покалывание, словно в онемевшей после сна конечности.

Напряженная тишина.

– Появление Вестника в Портлэнде снова будет воспринято как агрессия Совета, – отметил Мурасэ.

– Я – не Вестник, – резко сказал Кен. – Эта жизнь закончилась.

– Да, – согласился Кавано, – ты освобожден от службы Совету.

– А Тоджо-сан? Он позволит это?

– Да, – быстро и твердо сказал Кавано. – Ему сейчас объясняют новую реальность Совета, – я не знала, было объяснение словами или кулаками. Кавано принял поражение без возражений, и это показывало, как он увял за века жизни и пережитую Вторую мировую войну, как его лишили сил старания сделать Совет международно значимым. Тоджо, как я подозревала, не мог перечить.

– Покупай четыре билета, Пон-сума, – сказал Кен.

– Портлэнд – мой дом. Ты дал ясно понять, что твои приоритеты – с твоей семьей тут. Нельзя просто прыгнуть в…

– Кои! Я не хочу оставаться в Японии, – сказал Кен на английском, эмоции сдавили его голос. – Причины быть Вестником пропали. Тут для меня ничего такого ценного как… – он шумно сглотнул. – Да, я во многом налажал. Прошу, не заставляй меня держаться подальше от Портлэнда. Кваскви и мой друг, может, это шанс, – Мидори хмыкнула. – Шанс изменить мою жизнь.

Мастер-манипулятор, опытный кицунэ, каким я представляла Кена с прибытия в Нариту, рассыпался на кусочки, и трещины пошли по стене между нами.

Эта мольба была от кого-то потерянного, не уверенного, как я. Того, чье место в мире было не ясным. Если Портлэнд мог дать мне пространство понять, как быть баку и человеком одновременно, то как я могла мешать Кену разобраться в себе? Он был разбит, да, но это делало его настоящим для меня.

Теперь мне стало ясно, что радостный бег по старинному зеленому лесу – честные эмоции – был сущностью Кена. Это не была иллюзия кицунэ. Мне нужно было доверять своим инстинктам. Даже Кои-параноик просила меня поверить его искренности, сдаться тому, что тянуло меня к нему с первой встрече на улице у дома Марлин. Я ощущала, что он был тем, кто видел меня, хотел меня видеть и не боялся баку внутри.

Кои-борец отметила, что его помощь в Портлэнде могла быть полезной для Марлин.

– Ладно, Пон-сума. Четыре билета.

Я ушла в себя, пока Мидори помогала мне доесть карри, нарезая котлету на кусочки. Другие говорили о поездке, Мурасэ и Кавано спорили, как Совету сообщить об освобождении Черной Жемчужины.

Мидори сменила бинты на моей шине на руке, затянула их слишком плотно и настояла, что расчешет мои спутанные волосы. Она собрала их в низкий хвост, ее прохладные сухие ладони на моем лице заставили подумать о маме, и как Марлин делала так с ней много раз в больнице, потому что я боялась случайно коснуться ее. Я выплакала всю влагу из глаз, сухость была и в горле, и в легких.

Мидори помогла мне встать. Она повела меня в угол комнаты, где подушки были собраны, напоминая матрас.

– Твой отец рядом, – сказала она. – Ничего не изменилось. Его пульс ровный, цвет кожи хороший, но он все еще без сознания.

Я нашла его руку осторожными пальцами. Папа лежал на боку. Я нащупала телефон, положила его между своей щекой и подушкой.

– Сири, напиши Марлин. Я иду. Я буду так быстро, как смогу. Отправить, – ритмичное дыхание папы помогло мне погрузиться в беспокойный сон.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Пон-сума разбудил меня ужасно рано утром. Все спешили собраться, раздраженно общались. Я все еще была слепой, и огонь во мне не загорался, там было холодно. А потом Пон-сума отвел меня и папу в фургон, который использовал для нашего похищения давным-давно. Пассажирская дверь впереди открылась и закрылась, Пон-сума заворчал.

– Я отвезу вас туда, – сказала Бен, когда двигатель загудел.

– Не пользуйся рукой, пока не сходишь к врачу в Портлэнде, – сказала Мидори. – Нужен гипс, – она стояла возле фургона, и я кивнула в ее сторону. – А ты, – сказала она следом, – постарайся не нагружать ногу хотя бы день.

– Да, мэм, – сказал Кен. Его голос вдруг зазвучал недалеко в фургоне, и я не знала, что он уже был там. Мое сердце колотилось. Отлично. Прекрасные отношения. Пробыть в фургоне часами с отцом без сознания и сломленным кицунэ. Не таким я представляла последний день в Японии. Я не побывала в Синдзюку, не прошла по гравию под кипарисами в храме Мейдзи, не зашла на рыбный рынок утром, чтобы поесть свежие морепродукты с рисом.

Вместо этого я съела зло и выпустила дракона. С суши не повезло. Место, где я строила дружбу и близость, было раздавлено. Грудь болела, словно ребра пытались соединиться над ослабевшим сердцем. Я сдавленно вдохнула, и меня испугало то, что выдох прозвучал с дрожью.

– Вот, – я протянула телефон в сторону голоса Кена. – Марлин ответила? – пусть думает, что я страдаю только из-за Марлин. Так ведь и было.

Дверцы фургона хлопнули, и Бен завела двигатель.

– Нет, – сказал Кен. – Прости. Сообщений нет. И на голосовой почте тоже. И я пытался звонить Кваскви три или четыре раза.

– Ладно, – сказала я.

– Я не скажу тебе, что все будет хорошо, – сказал Кен.

– Я бы не поверила, если бы ты так сказал.

– А теперь ты мне веришь? – Кен коснулся моего здорового запястья, нежно обхватил его, чтобы я не отпрянула. В моей ладони оказалась фарфоровая кружка, теплая на дне от горячей жидкости, окутавшей мое лицо запахом жженого сахара.

– О, боже, – сказала я и сделала глоток. Насыщенный кофе Эношимы. – Как ты это сделал?

– Магия кицунэ, – сказал Кен. Мы резко завернули за угол, и он придерживал кружку с кофе, обхватив мою ладонь своими.

У моего желудка пропало дно. Свежий запах папоротников, прохладный туман леса коснулись моего лица. Во мне слабо загорелся огонек, бледно-желтая жизнь. Я все еще была слепой, даже в этом фрагменте Кена. Но я оставалась баку. Значит, исцелюсь. И, может, Кен с этим поможет.

Ощущения быстро пропали.

– Наверное, нет, – сказала я. Он оставил ладони на моей руке. Я ждала, не шевелясь, но вкус и тепло жидкого золота топили клетку вокруг моего сердца.

Кен вздохнул и убрал руки.

– Не магия кицунэ?

– Я не верю всем твоим словам, – сказала я. – Но это не значит, что ты не можешь доказать свои намерения действиями.

– Ты дашь мне еще шанс? – я была на сто процентов уверена, что он криво улыбался, приподняв бровь.

– За такой хороший кофе ты можешь даже сесть рядом со мной в самолете.

Спереди донесся тихий смех Пон-сумы, и мы поехали на юг. К самолету, который отнесет меня в Портлэнд. Домой.