Текст книги "Верный меч (ЛП)"

Автор книги: James Aitcheson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Я почувствовал холод и очнулся, дрожа. В голове плыл туман, несколько мгновений я не мог вспомнить, где я нахожусь и как сюда попал. Я попытался сесть, но на полпути голова закружилась, земля накренилась и я мешком повалился на землю. Камень впился в спину. Каждая мышца болела, но хуже всего была боль, которая выкручивала мне ногу.

–Танкред, – позвал Эдо. Он присел рядом и приложил руку к моему лбу, в его глазах мелькнула тревога. – У него лихорадка.

–Надо тащить его к лекарю, – я слышал голос Уэйса, но не видел его с того места, где лежал. – Надо быстрее добраться до Эофервика.

Эдо протянул мне флягу.

–Попей, – сказал он.

Он подождал, когда я поднимусь на руках, а затем помог мне сесть и поднес горлышко к губам. Я пил медленно, моя глотка пересохла, как пергамент, и я чувствовал, как в желудок стекает каждая капля.

–Спасибо, – удалось прокаркать мне, когда я вернул флягу обратно.

–Ты можешь встать? – Спросил Уэйс.

–Думаю, да, – ответил я, хотя совсем не был уверен.

Уэйс кивнул Эдо, они подхватили меня под руки и потянули вверх. Вдвоем они подвели меня к Ролло, я вскарабкался ему на спину, и они вдели мои ноги в стремена. Я сдержал стон боли. Так или иначе, в седле я чувствовал себя увереннее.

Мы начали спускаться вниз по склону по направлению к равнине. Наступила ночь, звезды скрылись за облаками. Было тихо. Ролло шел ровным размеренным шагом, веки мои опускались, но каждый раз я вздрагивал и быстро выпрямлялся в седле.

Холмы исчезли за спиной. Вскоре мы вышли к тому, что я признал, как старую римскую дорогу: широкий глинистый тракт, идущий с севера на юг. Путь к Эофервику, подумал я, интересно, сколько еще нам осталось пройти. Теперь я все время дрожал; пот выступал у меня под мышками, струйками стекал по бокам, и я чувствовал, как рубашка липнет к телу.

Шло время. Я закрыл глаза, прислушиваясь с ровному стуку копыт Ролло о землю, и попробовал представить себя в где-нибудь подальше отсюда.Я видел Освинн, ее длинные и черные, как смоль, волосы, свободно распущенные по плечам, как всегда, когда она была со мной. Я представлял, как касаюсь пальцами щеки, чувствую мягкость ее кожи, такой гладкой и белой. Я хотел заговорить с ней, хотя знал, что мои слова не будут иметь никакого смысла. Я хотел высказать ей то, что никогда не мог, и теперь уже никогда не скажу. Я хотел сказать: прости меня за все. За то, что дал тебе умереть.

Небо очистилось и показались звезды. Мы сделали короткую остановку на небольшой возвышенности, и я видел всю дорогу, прямой линией протянувшуюся до горизонта. Так много миль впереди, подумал я. Боль усиливалась с каждым часом, рана горела все сильней.

Я глубоко вздохнул, вдруг почувствовав неожиданную легкость. Холмы вдали колыхались в тусклом свете луны. Я наклонился к шее Ролло, хватая ртом воздух. Звезды, деревья, сама земля кружились у меня перед глазами.

Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но не мог вспомнить слов. В этот момент мой разум померк, и мир, кувыркнувшись, исчез.

Когда я пришел в себя, я лежал на земле, глядя на звезды и на Уэйса с Эдо, склонившихся надо мной с двух сторон. Луна висела у них за спиной, их лица были в тени.

Я моргнул, чувствуя, как туман постепеннко уплывает из моей головы.

–Что такое? – Спросил я.

Мысли в голове путались, метались, но никак не соединялись вместе. Мысли об Освинн в Дунхольме, лорде Роберте и Эофервике. Точно! Мы едем в Эофервик. Я попытался встать и снова почувствовал, как кружится голова.

–Ты упал, – сказал Уэйс и положил руку мне на плечо, не давая подняться. – Полежи-ка пока.

Я услышал фырканье. Эдо повернул голову в сторону звука, потом встал и пошел прочь. Он быстро вернулся, держа в руке поводья; рядом с ним я увидел темный силуэт Ролло, его черная шкура слегка мерцала в лунном свете.

–Ты сможешь ехать? – Спросил Эдо.

–Он слишком слаб, – мрачно ответил Уэйс.

–Мы в двух днях от Эофервика, на открытой местности без пищи и крова и с врагом на хвосте. Нам нельзя здесь разлеживаться.

Уэйс не ответил. Он коротко взглянул на меня, потом опустил голову вниз и прикрыл глаза, словно в глубокой задумчивости.

–Что будем делать? – Поинтересовался Эдо.

–Не знаю, – в голосе Уэйса звучало раздражение, даже гнев. Его рука сжалась в кулак. – Думаешь, я не сказал бы, если бы знал?

–Мы должны добраться до Эофервика.

–Спасибо, что напомнил. – Уэйс поднялся и начал расхаживать, сцепив руки за головой.

Я слышал, как два голоса спорят друг с другом, но не мог разобрать, что они говорят. Наконец, собравшись с силами, я сел, но не мог самостоятельно подняться на ноги. И сразу в мое тело вернулась боль.

Наконец, они вернулись. Уэйс подтянул подпругу своего коня и поднялся в седло.

–Посмотрим, что я смогу найти, – сказал он Эдо. Он сунул ноги в стремена и взял поводья. – Отдохните здесь, но огня не зажигайте. Дай ему воды, укрой потеплее. Я скоро вернусь.

Затем он пришпорил коня и ускакал вниз по склону. Стук копыт звучал приглушенно в грязи, пока не исчез и не наступила тишина.

–Поспи, – сказал мне Эдо, когда Уэйс уехал. – Я посторожу.

–Куда это он собрался? -Мне удалось связать несколько слов. Для этого мне пришлось сделать усилие, они застревали в горле и язык отказывался повиноваться.

–Не важно, – ответил Эдо. – Он скоро вернется, и мы поедем в Эофервик.

Я хотел еще поговорить с ним, но у меня было так мало сил. Я снова лег, подчиняясь усталости. Но по-настоящему заснуть не смог. Я обнаружил, что болтаюсь между сном и реальностью, как поплавок на поверхности реки: вот я лежу в грязи и любуюсь на звезды, и вот уже я в Динане, где прошли годы моего детства, или в Коммине той давней осенью. Только эти места сильно отличались от того, что я помнил: теперь я не видел ничего, кроме серой равнины, рассыпающихся в прах зданий и безлюдных улиц, и, хотя, я много раз пытался кричать, никто не отвечал мне.

Слава Богу, наконец я услышал голоса. Я открыл глаза. Было еще темно, стояла холодная ночь. Я повернул голову и разглядел Уэйса, или, может быть, он мне только померещился. Он стоял рядом с лошадью, впряженной в деревянную телегу. Потом я почувствовал, как меня подняли чужие руки, и земля уплыла из-под меня. Я не знал, куда меня несут, я пытался бороться, но мои руки словно налились свинцом, а держал меня кто-то сильный и очень цепкий, так что я ничего не мог сделать.

Под моей спиной появилось что-то твердой и жесткое, и меня повернули еще раз. Я попытался спросить, что происходит, но не мог найти слов. Я слышал те же голоса, ржание лошадей. Я вспомнил о Ролло, но моя голова отяжелела и я провалился в сон.

Чувствуя, как меня потряхивает из стороны в сторону, я плыл сквозь разорванные мечты. Высокие черные небеса стали серыми, а затем побелели. Подо мной на деревянных досках были разбросаны длинные стебли соломы, я попытался держаться за них, но они выскальзывали из пальцев. Ветер обвивал меня своими ледяными щупальцами и тряс, как садовник яблоню. Мне было очень холодно, но нога горела, как на угольях.

Голоса продолжали бормотать, но я не мог разобрать ни слова. На меня упала тень, я увидел склоняющееся надо мной лицо, его черты казались размытыми, я не узнавал его, но почему-то чувствовал, что обязательно должен его вспомнить. Он прижал ладонь к моему лбу, и опять проговорил что-то непонятное.

Когда он отошел, тряска началась снова. Я закрыл глаза, и попытался заснуть, чтобы спрятаться от холода и боли. Я уже не мог следить за временем; когда я открыл глаза в следующий раз, небеса изменились. Надо мной танцевали белые хлопья, они спускались откуда-то с высоты, кружились и тихо ложились на мой плащ. Несколько приземлились на мое лицо, и я почувствовал, как они растаяли от тепла щеки.

–Снег, – сказал кто-то.

Эдо, подумал я, но он был так далеко, что я напрягался изо всех сил, чтобы расслышать его.

–Едем дальше. Если не будем останавливаться, то доберемся до Эофервика к рассвету завтрашнего дня. Это единственная возможность помочь ему.

Огненные языки танцевали передо мной в темноте, извиваясь и переплетаясь со столбами дыма. Какие-то фигуры появлялись и исчезали, я думал, что смогу узнать некоторых из них, но не был уверен. Долгое время я не мог понять, где нахожусь, но когда мрак рассеялся, я обнаружил, что еду по улице с мечом и щитом в руках.

Дунхольм горел, как свечка. Крыша провалилась внутрь дома, подняв сноп искр, от другого дома остались только почерневшие бревна. Мимо меня, скакали, бежали, ползли люди. Я боролся с ними, пытаясь пробиться к крепости на холме и к дверям общего зала.

Я знал, что там меня ждет лорд Роберт, и я должен добраться до него, пока не стало слишком поздно. Ничто другое не имело значения.

Копыта Ролло чавкали в жидкой грязи. Мои уши были наполнены звоном церковного колокола, криками умирающих, ревом противника. Один за другим англичане бросали мне вызов, выходя на меня с копьями и топорами, и один за другим они падали от моего меча, когда я прорубался на коне через их ряды. Я уже видел общий зал и лорда Роберта перед ним. Он бился пешим, и на месте каждого срубленного им врага, сразу становилось два новых.

Я окликнул его, но он меня не слышал. Мой клинок поднимался и опускался, как коса смерти, но каждый раз, когда я смотрел на Роберта, он оказывался все дальше и дальше от меня, пока совсем не исчез из виду. Общий зал пылал, и я вдруг увидел, что окружен со всех сторон. Фулчер рядом со мной вылетел из седла, Жерар смотрел на здорового англичанина с топором. Интересно, где они шлялись, почему они не были со мной, когда были так нужны?

А потом меня неожиданно пронзила боль, я корчился на земле, держась за ногу, глядя на кровь, струей бьющую из раны. Надо мной, ухмыляясь, стоял один из врагов. Он высоко поднял копье, готовясь добить меня. Я с отчаянием смотрел на него, и как ни старался, не мог и пальцем шевельнуть.

Он презрительно рассмеялся, острие копья опустилось вниз и тьма поглотила меня.

7

Солнце било мне в глаза, такое яркое, что на один краткий миг я поверил, что умер и очутился на небесах. Но, когда я сморгнул влагу с моих глаз и поднял руку, чтобы защитить их от света, мир медленно всплыл в поле зрения.

Я обнаружил, что лежу на узкой кровати в маленькой комнатке, чуть больше лошадиного стойла. Ставень был снят с узкого, как щель, окна и свет ослепительной полосой падал на побеленную стену. Должно быть, я проспал долго, потому что солнце стояло высоко, и все же я чувствовал себя усталым. В маленьком очаге потрескивал огонь. Рядом с кроватью стояло два табурета, на одном из них я увидел деревянную чашку. Больше в комнате ничего не было, никаких признаков моей кольчуги и щита, даже плаща и обуви.

Я не узнавал этого места. Последнее, что я помнил, это ночь, когда мы ехали по римской дороге к Эофервику. Я упал с седла, Уэйс ушел, а затем вернулся. Но что случилось потом, я не помнил. Я и не пытался вспоминать, но образы той ночи беспорядочно всплывали в мозгу и снова ускользали в темноту, прежде, чем я успевал к ним присмотреться.

Только битву я помнил отчетливо, единственное, что я предпочел бы забыть. Даже сейчас, лежа в кровати, я почти физически ощущал гром копыт подо мной. Я видел себя впереди отряда, когда мы мчались на англичан. И я помнил момент, когда меня ранили, короткий ожог, когда плоть была разорвана.

Моя нога. Я чувствовал тупую боль. Но моя голова была тяжелой, руки и ноги онемели от усталости, а во рту пересохло. Я закашлялся. Странный вкус задержался у меня на языке – похоже на кожу, подумал я, хотя никогда ее не ел.

Я боролся с простынями, в которые был завернут, как в кокон, и попытался стряхнуть тяжелое шерстяное одеяло. Моя голая кожа коснулась полотна; одежду забрали вместе со всем остальным, даже подштанников не оставили. Я попробовал нащупать мой крестик, думая, что могли забрать и его; к счастью, он был на месте.

Я потянулся за чашкой, но смог только коснуться ее пальцами, она со стуком упала на каменный пол, ее содержимое растеклось вокруг ножки табурета. Я выругался себе под нос и откинулся на подушку.

Сон вернулся, и я снова открыл глаза, по крайней мере, через час. В комнате было по-прежнему светло, но солнце передвинулось и уже не било мне в глаза, так что я успел заметить, что дверь приоткрыта.

Рядом с кроватью стоял человек, наблюдя за мной. Он был крепко скроен и держался прямо. Его темные, тронутые сединой волосы, лежали на плечах, но подбородок был чисто выбрит. Свободная ряса священника поверх коричневых клетчатых штанов; зеленый, хорошо отшлифованный камень на кожаном ремешке висел на шее, играя на солнце. Его лицо с резкими морщинами у глаз и в углах рта было спокойно; он был значительно старше меня, но старым я бы его не назвал.

–Я вижу, ты уже не спишь, – сказал он с улыбкой. Он посмотрел вниз и увидел чашку на полу. – Я принесу немного вина.

Я промолчал, и он исчез за дверью. У него был заметный английский акцент, но все же он говорил со мной по-французски. Я вздрогнул. Что, если я попал в руки врага? Но тогда почему они оставили меня в живых и даже пытаются разговаривать со мной?

Англичанин вскоре вернулся с глиняным кувшином.

–Все будут рады узнать, что ты очнулся, – сказал он, прежде чем я открыл рот. – На самом деле, мы не знали, выживешь ли ты. Слава Богу, тебе лучше.

–Действительно, слава Богу, – подтвердил я. Мой голос был сиплым, в горле першило, и я поморщился.

Он поставил кувшин на один из табуретов, сел на другой и поднял чашку, налил вина и передал мне.

–Вот, – сказал он. – Выпей.

Я взял чашу одной рукой, стараясь не расплескать, и поднес к губам, давая сладкой жидкости задержаться на языке. Потом я проглотил и допил остальное.

Священник внимательно наблюдал за мной, и я вдруг подумал, что вино может быть отравлено. Хотя, если они собирались убить меня, то сделали бы это без всяких церемоний.

–Где я? – мое горло все еще болело, хотя и меньше, чем раньше. – Кто ты такой?

–Конечно, – спохватился он. – Прости мою грубость. Меня зовуд Гилфорд. – Он протянул мне руку.

Я посмотрел на нее, но не принял.

–Ты англичанин.

Если он принял мои слова за обвинение, то не показал этого.

–Я, да, – ответил он. – Хотя, если это тебя интересует, то мой господин, виконт, нет.

–Виконт? – Я заметил, что он использовал французское слово, а не английское "шериф": доверенный представитель короля в провинции по всем вопросам, начиная со сбора налогов, поддержания закона и вплоть до военной мобилизации. – Значит, ты человек Гийома Мале?

Священник улыбнулся.

– Гийома, прозванного Мале, синьора Гревилль – Сант-Онорин, что за морем, и виконта графства и Эофервика. Я имею честь служить ему капелланом. – Он широким жестом обвел рукой комнатушку. – А это его дом.

Я сделал глубоких вдох, словно с меня сняли тяжкий груз. Мы сделали это, так или иначе, мы добрались до Эофервика.

–Значит, мы в Эофервике?

–Значит, да, – ответил он спокойно, не проявляя ни капли нетерпения. – Учитывая все, что произошло с вами, тебе необыкновенно повезло. На тебе лежит Божье благоволение, Танкред Динан. – Я опустил глаза к полу. Я не чувствовал себя счастливым. – Конечно, мы все слышали, что произошло в Дунхольме, – продолжал капеллан. – Ты должен знать, что из похода вернулось меньше трехсот человек, многие из них рыцари, как ты сам.

Меньше трехсот, из почти двухтысячной армии, которая вышла из Лондона всего несколько недель назад. Как это возможно, потерять столько людей за одну ночь?

–Не могу поверить, – сказал я.

–Тем не менее, это правда, – лицо капеллана помрачнело. – Судя по всему, это была настоящая бойня. Тебе и твоим товарищам пришлось бежать, чтобы спасти жизнь.

–Моим товарищам? – Спросил я. – Хотите сказать, что Эдо и Уэйс здесь?

–Я не узнал их имена, но если это те два воина, которые привезли тебя сюда, то да, я думаю, они сейчас в одной из пивных города. Они ненадолго приходили сюда вчера вечером.

Вчера, подумал я, но ничего не вспомнил.

–Давно я здесь?

–Так как сегодня уже третий день февраля... – Он задумался, теребя зеленый камень на шее... – полных три дня и три ночи. Большую часть этого времени ты либо спал, либо был без сознания, или метался в лихорадке. Ты был так плох, что мы уже начали бояться за твою жизнь. Иногда ты, как будто просыпался, но казался далеким от нашего мира. – Его лицо стало торжественным, когда он смотрел на меня. – Ты был тяжело ранен, пережил путешествие в пятьдесят миль и остался в живых, разве это не чудо? Ты сильный мужчина, Танкред. И ты должен поблагодарить своих товарищей, когда увидишь их, ибо они оказали тебе большую услугу. Блажен человек, имеющих таких преданных друзей.

–Я благодарен им, – сказал я.

Действительно, похоже, я был обязан им жизнью. Я только сейчас понял, как серьезно был ранен. Три дня проваляться в бреду и ничего не помнить!

–Ты пошлешь им весточку? – Попросил я. – Я хотел бы видеть их.

Гилфорд кивнул.

–Постараюсь выяснить, где они находятся и отправлю гонца, как только смогу. Конечно, милорд тоже хотел бы увидеть тебя. Он много о тебе слышал, и я знаю, что он заинтересован в твоем мече.

Я сглотнул и отвернулся. Я еще не мог думать о присяге новому сюзерену, смерть лорда Роберта камнем лежала у меня на сердце. При нем я командовал полным отрядом рыцарей: мужчин, которые знали меня и доверяли мне, которые беспрекословно выполняли все мои приказы. Он дал мне щит, меч и кольчугу и помог стать тем, кто я есть. Но теперь вместе с его жизнью у меня украли и мою собственную, и я не знал, что мне делать.

Рыцарь без сюзерена был ничем. Конечно, были такие, кто пытался в одиночку идти своим путем, кто не давал клятвы никому, кроме себя, ноих было мало и жизнь была к ним жестока. Они путешествовали по стране, продавая свой меч тому, кто готов был хорошо платить серебром, иногда они даже преуспевали. Но они были отребьем без чести и совести, не питавшим преданности ничему, кроме своих кошельков. У меня не было ни малейшего желания стать одним из них, но я был с лордом Робертом так долго, что не знал, смогу ли заставить себя служить другому господину, по крайней мере, так скоро.

И в то же время я был смущен, ведь если Гийом Мале там много слышал обо мне, он, конечно, знал, что я повел своих людей на смерть в Дунхольме; что я не смог защитить лорда Роберта, когда ему действительно нужна была моя помощь. Зачем я мог ему понадобиться?

–Я сожалею, – сказал капеллан, очевидно, чувствуя мое смущение. – Понимаю, что еще рано говорить о таких вещах. Я знаю, что ты много страдал в последнее время. Я не должен больше утомлять тебя. – Он поднялся со стула.

–Что с моей раной? – Спросил я, прежде чем он смог уйти. Я чувствовал, как тупая боль пульсирует в ноге; она была туго перевязана и казалась невероятно тяжелой. Что-то тянуло ее вниз, так что мне даже трудно было передвинуть ее в сторону.

–Мы использовали утюг, чтобы вытянуть ногу, а после этого, конечно, применили припарки и травы. Тебе опять повезло, разрез оказался хоть и длинным, но не глубоким.

–Как долго она будет заживать?

–Трудно сказать наверняка, – Он потер подбородок. – Но ты сильный человек. Если будешь отдыхать и держать рану в чистоте, думаю, не долго. Полагаю, ты сможешь встать на ноги через неделю или две. Молись и положись на божью милость, это лучший совет, который я могу предложить.

–Спасибо, отец, – сказал я.

–Я прослежу, чтобы тебе принесли еду и питье. Тебе надо восстанавливать силы. – Священник сделал шаг, чтобы уйти, его длинное облачение почти касалось пола. Он подошел к двери и остановился. – Здесь есть слуги, если что-то понадобится, тебе достаточно просто позвать. Я сообщу господину, что ты не спишь. Надеюсь, он зайдет повидать тебя.

Я кивнул, он коротко улыбнулся и закрыл за собой дверь.

Как и было обещано, вскоре принесли кувшин пива и поставили около моей кровати, а затем еще немного хлеба и сыра, яблок и ягод. Один мальчик-слуга помог мне сесть, подложив мне под спину набитую соломой подушку, а другой принес дров для огня, который уже начал затухать. Я съел, сколько смог, но на самом деле не чувствовал себя голодным, поэтому, когда та же парочка вернулась, чтобы забрать посуду, большая часть пищи оставалась в корзинке.

Я размышлял о капеллане, Гилфорде, почему он выбрал себе французского господина, такого как Мале? Я думал об английских лордах, перешедших на сторону короля Гийома в первые месяцы после нашей победы при Гастингсе. Многие до сих пор оставались на своих прежних землях. Их клятвы, не добровольные, а вынужденные, и сейчас, спустя больше двух лет, вызывали недоверие у как у норманнов, так и у англичан.

С другой стороны, этот священник заявил, что горд служить виконту, и мне показалось, что о побоище в Дунхольме он говорил с искренним сожалением. С тех пор, как мы впервые прибыли к этим берегам, ни один англичанин не смотрел на нас иначе, чем с ненавистью и враждой. Я не понимал, почему он ведет себя иначе.

Некоторое время я лежал на спине, прислушиваясь к звукам за окном: ржание лошадей, крики мужчин, упражняющихся с оружием, равномерный стук железа о железо, раздававшийся издалека: в кузне кипела работа. И, хотя я еще чувствовал слабость, это не была та свинцовая усталость, как раньше. Когда моя голова немного прояснилась, я сел и как следует помолился, благодаря Бога за спасение и прося его спасти души тех, кого я потерял. Прошло много времени с тех пор, как я молился правильно, не в седле и не наспех, и я очень надеялся, что он услышит меня.

Было уже далеко за полдень, когда раздался стук в дверь. Прежде, чем я успел ответить, вошел мужчина.

Это не был священник, я увидел худощавого и высокого человека, ростом с меня, может быть, трудно было сказать, не имея возможности встать напротив него. Его волосы, остриженные по французской моде, были пепельно-серыми, лицо угловатое с густыми бровями и длинным шрамом, тянувшимся по правой щеке к подбородку. Его алая туника была расшита золотой нитью по вороту и рукавам.

Два пальца на правой руке были украшены серебряными кольцами. Наш господин виконт – человек не бедный, подумал я.

–Танкред Динан, – сказал он. Голос был низким, но не суровым, тем не менее, по его тону чувствовалось, что человек привык к власти.

–Милорд, – ответил я, опустив голову. Это был предел вежливости, который я мог проявить сидя.

–Меня зовут Гийом Мале. Я уверен, что ты слышал обо мне.

Я не знал, содержало ли последнее замечание иронию, но никаких признаков улыбки на его лице не обнаружил.

–Для меня большая честь встретиться с вами, – сказал я.

Воспитываясь под рукой лорда Роберта, я привык иметь дело с влиятельными людьми. В качестве одного из приближенных короля, его часто требовали ко двору, и поочередно то я, то Уэйс сопровождали его с нашими отрядами к Вестминстеру.

–Кроме того, – сказал Мале, – мне хорошо известна ваша репутация командира и бойца.

Он сел на один из табуретов у моей постели и протянул руку. Я пожал ее. Хватка у него была крепкая, и я почувствовал мозоли у него на руках, что было необычно для человека его положения.

–Я знал Роберта да Коммина, – сказал он, отпуская мою ладонь. – Я много молился о спасении его души с тех пор, как услышал эту новость. Мы все остро почувствуем его потерю. И он был хорошим человеком, что является большой редкостью в наши дни.

Я почувствовал, как влага собирается в уголках глаз, но решительно сморгнул ее.

–Да, милорд, – я не знал, что еще сказать.

–Уверен, что мой капеллан рассказал тебе все, что мы знаем о произошедшем в Дунхольме. Потеря стольких людей за одну ночь, это беспрецедентная катастрофа.

–Враг застал нас врасплох, и их было столько, что у нас не было никакой надежды удержать город.

Хотя, если бы мы отступили к крепости и сплотили наши силы, как я доказывал, возможно, у нас появился бы шанс.

–Тем не менее, найдутся поганые языки, утверждающие, что граф должен был лучше подготовиться. Что он был слишком самоуверен. Он отпустил армию грабить город и пьянствовать, хотя подозревал, что враг недалеко.

Я колебался, удивленный тем, как много Мале знал о событиях в Дунхольме. Должно быть, он успел поговорить с теми, кто смог вернуться – с Эдо, Уэйсом и другими рыцарями, служившими лорду Роберту.

–Все, что он делал, он делал по просьбе и при поддержке прочих лордов, – сказал я.

Я это знал точно, потому что был общем зале, когда между ними разгорелся спор. Вскоре после этого я был послан с Эдо и другими парнями на разведку в холмы.

–Может быть, – сказал Мале, – но так как лорд Роберт погиб, оказалось очень удобно переложить на него всю вину за провал.

Я молчал, пытаясь осмыслить его слова. Я не любил многих из этих господ, но не думал, что они способны на подобную низость. Это выглядело, по крайней мере, как предательство.

–И кроме того, – продолжал Мале, – есть другие, которые спрашивают, как случилось, что двум ближайшим паладинам лорда Роберта удалось выжить, в то время, как он погиб? – Он приподнял бровь.

Он предполагал, что мы с Уэйсом сознательно бросили нашего сюзерена, спасая собственные шкуры. Меня захлестнул прилив гнева такой силы, какого я еще не чувствовал после битвы, но смирил его. Я не мог позволить себе потерять самообладание перед виконтом, особенно учитывая его щедрость, с которой он дал мне приют в своем доме.

–Вы тоже хотите спросить об этом, милорд? – Я смотрел ему прямо в глаза.

В уголках его рта появилась слабая улыбка.

–Вижу, что нет нужды, – сказал он. Затем его лицо вновь стало серьезным, а губы затвердели. – Роберт доверял не многим людям, но те, кого он выбрал, в полной мере достойны доверия. Он знал, как завоевать уважение и преданность, и я не сомневаюсь, что вы сделали для него все, что могли. Тем не менее, найдется немало таких, кто думает иначе и дважды подумает, прежде, чем брать вас к себе на службу.

–Милорд, – сказал я. – Мой господин погиб меньше недели назад.

–Эрл Роберт хорошо отзывался о тебе, – он прервал меня, словно не слыша. – Я действительно много слышал о твоей доблести, Танкред. Я знаю, что ты спасал ему жизнь, и не раз. Ты отдал ему свою лошадь, когда под ним убили коня при Гастингсе. Ты отбил его у врагов, когда его окружили.

Я снова удивился осведомленности Мале. Все, что он говорил, было правдой: эти картины вставали у меня перед глазами, словно все произошло только вчера. Но ничто не могло изменить того факта, что в конце концов я потерял своего сюзерена.

–Зачем вы рассказываете мне все это? – Спросил я, хотя чувствовал, что знаю ответ.

–Мне нужны хорошие бойцы, сейчас, как никогда, – ответил виконт. – Враги попробовали норманнской крови, и скоро они пожелают большего. Дунхольм – только начало.

–Думаете, нам надо ждать проблем из Нортумбрии?

Мале несколько мгновений изучал меня, затем поднялся и направился к окну. Он выглянул наружу, бледный солнечный свет озарял его лицо.

–Нортумбрийцы всегда были бунтовщиками, – сказал он. – И они с гордостью и презрением относятся к побежденным. Так было всегда, и так остается сейчас. Ты своими глазами видел их дикость.

–Но враги отбили Дунхольм, – возразил я. – Как вы можете быть уверены, что они не остановятся на достигнутом?

Он повернулся ко мне. Теперь его лицо погрузилось в тень.

–Конечно, не могу, – ответил Мале. – Но вспомни, что до сих пор они не потерпели от нас ни одного поражения. Убийство графа придало им уверенности. Я считаю, что пройдет не так уж много времени, прежде чем они двинут войска на юг. – Он вздохнул. – И ты должен знать, что Нортумбрия является всего лишь частью наших проблем.

–Что вы имеете ввиду, милорд?

– Редко, какая неделя в королевстве проходит без преступлений. Мы постоянно слышим, как в графствах банды англичан убивают норманнов. На валлийской границе враги все больше смелеют, их набеги становятся все более наглыми и разрушительными. Силы короля Гийома никогда еще не были настолько рассредоточены. И все худшее ожидает нас впереди.

–Милорд? – Спросил я, нахмурившись.

Глаза Гийома Мале неотрывно смотрели на меня.

–Вторжение.

–Вторжение? Разве это возможно? Мы сами вторглись в Англию всего два года назад.

–Да, это так, – сказал он. – Мы знаем, что датский король Свен Ульффсон уже претендовал на английскую корону, хотя у него до сих пор не доставало ни средств, ни возможности прийти и потребовать ее. Тем не менее, уже несколько месяцев мы получаем известия, подтверждающие, что он строит планы на предстоящее лето. Он уже начал собирать корабли, и считает, что к середине лета у него будет флот, сравнимый с нашим собственным два года назад.

Внезапно я понял беспокойство Мале. Даже если мы сумеем разогнать мятежников, останется еще один враг; репутация датчан была известна, соседние народы опасались как их жестокости и дикости, так и воинского мастерства. Я вспомнил, мне рассказывали, как они однажды покорили этот остров много лет назад.

–Зачем вы говорите мне все это? – Спросил я.

–Скоро это будет известно всем вокруг, – ответил он. – Теперь ты понимаешь, что смерть лорда Роберта не могла случиться в худшее время. И ты понимаешь, как я нуждаюсь в услугах людей, подобных тебе. Рано или поздно враг придет, и мы должны быть готовы встретить его.

Он был прерван резким стуком в дверь.

–Сейчас, – сказал мне Мале, направляясь к двери, чтобы открыть ее.

Снаружи стоял мальчик в коричневой тунике. Его лицо было испачкано сажей, рубашка и светлые волосы неопрятны, так что я принял его за серва.

–Милорд, – сказал он. – Здесь кастелян Ричард. Он хочет говорить с вами как можно скорее.

–Чего он хочет? – Спросил Мале, в его голосе звучала усталость.

–Он не сказал, милорд. Он ждет в ваших покоях.

Мале испустил вздох.

–Очень хорошо. Скажи ему, что я скоро буду.

Мальчик быстро взглянул на меня и поспешил прочь.

–Прости меня, Танкред, – сказал Мале. – Кастелян человек утомительный, но если я попытаюсь игнорировать его, он станет еще настойчивее. Я надеюсь, что тебе удобно здесь, и ты получаешь все необходимое.

–Да, милорд.

–Очень хорошо. – Он улыбнулся. – Я не жду ответа прямо сейчас, но надеюсь, что ты примешь решение в ближайшие дни. Мы скоро встретимся.

Он вышел, и я остался один. Я думал о его словах о лорде Роберте и о грядущей войне. Если это правда, я хотел бы биться, хотя бы для того, чтобы отомстить за смерть моего господина. Хотя, если Мале не соврал, найдется еще несколько лордов, готовых принять меня на службу.

Конечно, не таких могущественных лордов, как он.

8

Эдо и Уэйс пришли навестить меня следующим утром, и никогда еще я не был так рад их видеть. Мы больше не говорили ни о битве, ни о лорде Роберте, потому что не осталось ничего такого, что я не мог бы понять по их глазам.