Текст книги "Верный меч (ЛП)"

Автор книги: James Aitcheson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Гвардейцы вывели Эдгара из ближнего боя и теперь отступали назад к остальной части их войска. Несколько человек остались прикрывать отступление их господина, но их было мало, а нас много, и мы смели их копытами наших коней и острой сталью в наших руках. Мост принадлежал нам, враги в беспорядке отступали, и я знал, что победа близка.

Я подбежал к лошади, потерявшей всадника, запрыгнул в седло, вдел ноги в стремена и, ударив шпорами по бокам, присоединился к погоне. Мой меч вспыхивал на солнце, я видел, что наношу им удары, но почему-то не чувствовал напряжения, словно он совсем ничего не весил, и я направлял его только силой разума. Люди вокруг меня умирали на острие моего клинка, испускали последний вздох, а я ехал сквозь них вместе с рыцарями короля: словно огромное железное колесо катилось по мосту.

Снова заревели рога – долгий, исполненный страдания крик, словно предсмертный вопль огромного зверя – и повсюду десятки англичан поворачивались, разрушая свои защитные стены и отказываясь от сопротивления. Некоторые бежали в переулки, другие к причалам к своим кораблям, и среди них я увидел Этлинга с пятью десятками гвардейцев; его лицо и кольчуга казались малиновыми. В попытке пробиться к кораблю они рубили всех перед собой, казалось, не разбирая, падают ли под их мечами французы или англичане.

–За мной, – крикнул я, поднимая меч, чтобы его видели все: не только мой отряд, но и те, кто присоединился к нам. Я уже разобрался, как управлять своей новой лошадью: как только я отнимал шпоры от боков, ленивая скотина шла медленнее, поэтому мне приходилось вонзать стальные острия в ее плоть, пока мы преследовали врага на пристанях. – За мной!

Воздух над нашими головами наполнился свистом, когда стрелы полетели через реку, поражая внизу бегущих мятежников. Некоторые корабли уже отходили от причалов, хотя они были заполнены только наполовину, а некоторые даже и меньше. Но в спешке противники побросали щиты ради весел, и теперь умирали под ливнем стрел.

–Эдгар, – вопил я сквозь шум боя, пытаясь докричаться до него и его людей. – Эдгар!

Мое горло болело, голос охрип, но они, должно быть услышали меня, потому что стали поворачиваться лицом к нам. Мы уже были на пристани, где путь сузился настолько, что требовалось всего несколько человек, чтобы задержать нас. В отчаянии я спрашивал себя, где Мале с Фитц Осборном, почему они не едут, чтобы блокировать мятежников с другой стороны, чтобы предотвратить их побег. Этлинг уже был рядом со своими кораблями, и я знал, как только он выйдет в реку, мы не сможем настичь его.

Стрелы полетели гуще, оставляя перед нами короткий просвет. Наши лучники выстроились вдоль всего моста. Они дружно поднимали луки, натягивали тетивы, выпускали залп и быстро доставали новую стрелу из колчана.

Мы уже ворвались в ряды врагов, и то, что поначалу было сражением, превратилось в бойню. Собрав все силы, я обрушивал на их головы весь свой гнев, но теперь при каждом новом убийстве я выкрикивал имя Освинн. Я убивал каждого англичанина во имя нее, но больше всего на свете я жаждал убить одного-единственного, и все они вместе взятые, не могли заменить его.

Эдгар уже поднимался на свой корабль, его люди рубили канаты на пристани, в то время, как другие, перебравшись через борт, брались за весла. Но передо мной было так много людей, что я никак не мог пробиться к нему, и только смотрел, как корабль Этлинга отходит от берега, как вспенивают воду его весла, как режет поверхность реки острый, как лезвие, нос.

–Эдгар! – Я наконец нашел место у реки.

Из воды торчали деревянные опоры, и я подъехал к одной из них. Трупы, повсюду лежащие на мелководье, окрашивали воду в красный цвет. Оперенные черенки стрел торчали у них из груди и спины.

Я развязал ремень под подбородком, позволив шлему с грохотом упасть под ноги коня. Я хотел, чтобы Этлинг ясно видел меня, чтобы он запомнил лицо человека, ранившего его. Человека, который в один прекрасный день отправит его к черту на сковороду.

–Эдгар!

Кое-кто из его людей заметили меня, потому что они попытались привлечь внимание своего лорда. И наконец он повернулся, чтобы взглянуть на меня из-под золотого обода своего шлема.

–Я убью тебя Этлинг, – крикнул я, надеясь, что он слышит меня. – Убью, клянусь!

Он выдержал мой взгляд, спокойно глядя на мое лицо и вытянутый вперед кулак, потом, не говоря в ответ ни слова, медленно повернулся и пошел на нос корабля. А я остался смотреть, как с каждым ударом весел корабль становится все меньше и меньше. Позади меня гремели победные крики, бойцы колотили рукоятями мечей по щитам или концами копий по земле, посылая боевой гром вдогонку убегающим англичанам. Наконец Эофервик стал нашим.

Я прикрыл веки, повернув лицо в сторону восходящего солнца, и наблюдал, как корабль Этлинга превращается в далекую черную точку. Порывы ледяного ветра острыми зубами впивались в мою плоть. Я чувствовал себя опустошенным, силы, словно вода, вытекали из тела. Сердце медленно и гулко билось в опустевшей груди.

Я все смотрел и смотрел, пока корабль не скрылся наконец в полоске далекого тумана за пределами города, и я больше не мог разглядеть его.

36

Я нашел Эдо, и мы вместе вернулись назад к мосту. Солнце взошло над домами, над туманом, но я не чувствовал его тепла.

Люди на улицах хлопали друг друга по спине, подбадривая, упиваясь нашей победой и разгромом мятежников. Некоторые, изнемогая от усталости, падали на землю среди раненых и убитых. Другие горевали, вознося молитвы за погибших товарищей. Плотная толпа рыцарей собралась вокруг знамени со львом, я высоко поднялся в стременах и вытянул шею, чтобы через их головы разглядеть, что там происходит.

–Нормандия, – скандировали он. – Король Гийом.

В центре под золотым львом стоял сам король, а перед ним на коленях его тезка Фитц Осборн. Там были и другие лорды со своими знаменами, но я не видел ни Роберта ни любого из его людей, и только надеялся, что он был не настолько глуп, чтобы возвращаться в бой.

–Вот и все, – сказал я Эдо, пытаясь протиснуться вдоль края толпы к подъему до главной улицы. Мое плечо горело от боли, хотя кровотечение прекратилось. Мне повезло, потому что лезвие Эдгара не проникло глубоко, но все же, если бы он ударил чуть ниже, его клинок нашел бы мое сердце. Я вздрогнул при этой мысли.

Большинство оставшихся мятежников бежали через боковые улицы. Некоторые отбивались, но безуспешно и не долго, так как наше численное превосходство заставляло их погибнуть или бежать. Один из них лежал на спине, кашляя кровью и моля о помощи на своем языке, пока нож, перерезавший его горло, не заставил его замолчать.

А потом я увидел Уэйса. Он стоял на коленях на земле, его щит с черным ястребом был прислонен к стволу высокого вяза. Он увидел нас и махнул рукой с выражением тревоги на лице. Рядом с ним стоял Годфруа, я узнал его по фигуре и осанке, а не по лицу, потому что он отвернулся от нас и смотрел на человека, лежащего на земле.

Первой мыслью было, что это Роберт, и боль скрутила мой живот, когда я вспомнил о клятве, данной Беатрис. Но рядом не было больше ни одного из его рыцарей, и, подъехав ближе, мы увидели, что на земле лежит Радульф.

Он неподвижно лежал на спине, положив голову на корни дерева и глядя в небо. Лицо его было испачкано грязью, а вдоль скулы тянулся красный порез. Но я видел, что его грудь медленно поднимается и опускается, он был жив.

Я поспешно опустился на колени рядом с ним. Годфруа бормотал молитву. Рука Радульфа была прижата к нижней части груди. Кровь заливала пальцы, растеклась по его кольчуге и все еще сочилась из-под руки. Я навидался всяких ран, и легких и тяжелых, и сразу понял, что дело плохо. Чем бы ни была сталь, пронзившая его плоть, она прошла до самого кишечника: скорее всего это было копье, судя по глубокой и круглой ране, хотя это не имело значения.

–Радульф, – сказал я и сглотнул, не зная, что сказать. – Мне очень жаль.

Он повернул голову в сторону, не желая смотреть на меня.

–Тебе то что? – Его слабый голос был едва громче шепота, но полон горечи. – Ты всегда меня ненавидел.

Я собирался сказать, что это не так, но понимал, что мне никто не поверит. В любом случае, сейчас было не время для споров.

–Ты хорошо сражался, – сказал я.

–Тебе откуда знать? Тебя с нами не было. – Он начал смеяться; этот натужный скрежет было так же больно слышать, как, наверное, производить.

Смех перешел в кашель, затем его тело задрожало, и он начал задыхаться. Кровь появилась в углу рта, кровь из раны полилась на землю.

–Сядь, – сказал Годфруа. – Танкред, помоги мне.

Он ухватил Радульфа за одно плечо, я за другое, и мы вместе подтащили его ближе к дереву, так чтобы его спина упиралась в ствол. Он зажмурился и почти сдержал крик. Я почувствовал укол вины, но не знал, что еще сделать, чтобы унять его боль.

Годфруа достал флягу и выдернул пробку. Он поднес горлышко к губам Радульфа, и тот стал пить из него, брызгая слюной и постанывая при каждом глотке. Невдалеке блеснула кольчуга, я повернулся и увидел едущий мимо отряд рыцарей. Они смеялись, хлопали друг друга по плечам, их вымпелы развевались в утреннем небе.

–Нормандия! – Кричали они. Их голоса звучали пьяно, и если не от вина и пива, то, конечно, от радости сражения и английской крови.

–Ты слышишь? – Спросил я. – Это звуки победы. Враг бежал. Город наш.

–Это? – Спросил Радульф.

Он перестал пить и снова закрыл глаза, его дыхание вдруг стало легче. Он ускользал из этой жизни.

–Это правда, – добавил Годфруа. – Мы им показали, как умеем расправляться со всякой сволочью.

Радульф кивнул, и на мгновение слабая, едва заметная тень улыбки скользнула по его губам, но она быстро исчезла, его лицо снова исказилось от боли.

–Где лорд Гийом? – Прохрипел он.

Я еще не видел виконта; действительно, в разгар битвы и всем, что за ней последовало, я совсем забыл, ради кого мы все явились сюда. Я посмотрел на Годфруа, который ответил мне невыразительным взглядом, потом на Эдо и Уэйса, которые только пожали плечами в ответ.

–Он будет здесь, – сказал я. – Ты хорошо служил ему.

Радульф снова кивнул, на этот раз более уверенно, и наконец слезы потекли по его щекам, и дыхание стало прерываться. Он поднял к лицу окровавленную руку, словно пытаясь скрыть от нас глухие рыдания: ладонь прикрывала рот, пальцы были растопырены перед глазами.

–Он будет гордиться тобой, – продолжал я. – Всем тем, что ты сделал для него.

Он стиснул зубы, его рука снова упала на рану, оставив кровавые полосы на щеках. Теперь кровь текла свободно, слишком сильно, чтобы ее можно было остановить. Если бы удар был не таким глубоким, или бы ушел чуть в сторону, а не в грудь, может быть... Бессмысленно было думать об этом, никто не мог изменить того, что случилось. Но я ничего не мог с собой поделать. То же самое могло случиться со мной, но я уцелел. Почему я спасся, а Радульф нет?

Я чувствовал, как влага собирается в уголках моих глаз, и делал все возможное, чтобы вернуть слезы обратно. С тех пор, как мы встретились впервые, я считал его вспыльчивым, высокомерным и обидчивым. Наверное, вместо того, чтобы спорить с ним, я должен был попытаться завоевать его доверие, чтобы получить уважение. Поэтому я чувствовал себя ответственным за то, что случилось, по крайней мере, отчасти.

–Ты все делал хорошо, – снова сказал я. – И я прошу прощения. За все.

Его веки приоткрылись, совсем немного, но достаточно, чтобы увидеть меня, и я надеялся, что он слышит. Цвет жизни покидал его лицо, грудь едва поднималась, дыхание становилось все слабее и больше не превращалось в туман в утреннем воздухе.

–Иди с Богом, Радульф, – сказал я ему.

Он приоткрыл рот, словно собираясь заговорить, и я наклонился ближе, стараясь расслышать его сквозь рев победы, звучавший наш нашими головами. Что бы он ни собирался сказать, он не смог этого произнести, последний долгий вздох слетел с его губ. Его глаза закрылись, и он медленно откинулся на ствол дерева, его голова упала на одну сторону, щека коснулась плеча.

–Ступай с Богом, – снова пробормотал я.

Но я не знал, что его душа уже покинула этот мир, и он больше не может слышать меня.

Вскоре нас нашел Филипп, и мы оставили его вместе с Годфруа молиться над Радульфом. Не знаю, как долго и насколько хорошо они знали его, но, кажется, оба тяжело восприняли его смерть, поэтому я решил, что будет лучше им скорбеть по нему, пока мы будем искать виконта. И кто-то должен был остаться с ним, потому что после битвы пришло время грабежа, а его кольчуга, шлем и меч имели большую ценность.

Я ехал с Эдо и Уэйсом к замку, оставив короля с его лордами позади. От Мале и его сына не было ни слуху ни духу, и я уже начал волноваться, когда мы выехали на рыночную площадь и увидели перед собой развевающееся черно-золотое знамя. Виконт был там, в кольчуге, но без шлема. Гилберт де Ганд стоял рядом с ним под своим флагом с красной лисицей, а вокруг них более сорока их рыцарей. Наконечники их копий сверкали на солнце, но вымпелы свисали вниз, как мокрые тряпки, насквозь пропитанные вражеской кровью.

Мы оставили наших лошадей и пробились сквозь толпу. Я собирался позвать Мале, когда увидел, как он обнимает высокого худого человека: мужчину, одетого во все черное с позолоченными ножнами у пояса. Роберт. Конечно, виконт все это время думал, что его сын в Нормандии. Как долго они, должно быть, не видели друг друга?

Я ждал, не желая мешать им, но наконец они отступили, и Роберт увидел нас. Улыбка расцвела на его лице, когда он поманил нас к себе.

–Этот человек спас мне жизнь, – сказал он своему отцу. Он указал на раненное предплечье, и я заметил, что оно по-прежнему перетянуто тем же куском плаща. – Один из твоих рыцарей, я знаю. Танкред Динан. Прекрасный воин.

Мале улыбнулся. Он выглядел несколько старше, чем я помнил, в его волосах прибавилось седины, а лицо казалось изможденным, и я подумал, что эта осада дорого ему обошлась.

–Да, это правда, – сказал он протягивая руку. – Давно не виделись, Танкред.

Я ответил на рукопожатие и тоже улыбнулся. По крайней мере, его рука была твердой, как всегда.

–Рад видеть вас, милорд.

–Я вижу Эдо и Уэйса. – Он все еще улыбался. – Где же остальные?

–Радульф погиб, милорд, – сказал я, склоняя голову. – Он был ранен в бою и умер от раны. Филипп и Годфруа сейчас с ним.

–Он храбро сражался?

–Да, милорд, – сказал Уэйс. – Я был с ним. Он отправил на тот свет многих наших врагов.

Мале кивнул, его лицо омрачилось.

–Он был хорошим человеком, преданным и надежным. Я скорблю о его смерти, но он не будет забыт.

–Нет, милорд.

–Пойдемте, – сказал Роберт. – Мы будем скорбеть о нем в свое время, так же, как и обо всех павших. Но сейчас настал час нашей радости. Эофервик взят. Мятежники побеждены.

–Не побеждены, – перебил я его. Несмотря на десятки убитых англичан, я вспомнил еще сотни, которым удалось бежать на кораблях. Я повернулся к Мале. – Эдгару удалось скрыться, милорд. Это была моя вина. У меня была возможность убить его, но мне не удалось.

–Ты его ранил, – сказал Эдо. – Ты сделал больше, чем любой другой смог бы в этой ситуации.

Я покачал головой. Если бы мой удар попал в лицо, а не в пластину шлема, это могло бы достаточно ошеломить его, и я успел бы его добить. Но я промахнулся, и он остался в живых.

–Это не важно, – сказал Мале. – Что сделано, то сделано, ничего уже не изменишь. И Роберт прав. Неважно, сколько битв у нас еще впереди, но эту победу мы должны отпраздновать.

–Милорд, – позвал кто-то, я повернулся и увидел приближающегося верхом Анскульфа; он высоко поднял знамя, в другой руке сжимая черно-желтый щит и улыбаясь от уха до уха.

За ним ехал отряд Роберта, их кольчуги и щиты были забрызганы кровью.

–Меня ждут мои люди, – сказал Роберт, поворачивая коня. – Конечно, мы скоро встретимся.

Я смотрел, как он подъезжает, чтобы присоединиться к ним, принимает от Анскульфа знамя и вздымает его в небо, как его лошадь встала на дыбы, прежде чем он со своим отрядом поскакал по улице.

–Я слышал, что моя жена и дочь находятся в безопасности в Лондоне, – сказал Мале, как только они уехали.

–Да, – ответил я.

–Рад это слышать. И мое сообщение доставлено в Уилтун, как я и просил?

Я взглянул на Эдо и Уэйса, не зная, что сказать. Он должен был когда-нибудь спросить об этом, хоть я и надеялся, что этот момент не настанет. Но я не мог лгать человеку, которому принес клятву верности.

–Милорд, – сказал я, понизив голос, и подошел ближе. Люди вокруг нас могли подслушать, и я был уверен, что секреты Мале не предназначены для чужих ушей. – Мы видели ваше письмо. Мы знаем об Эдгите, вашей дружбе с Гарольдом и истории с его телом.

Я ожидал, что Мале начнет бушевать, но вместо этого его лицо побледнело. Возможно, он, как и мы, просто устал, выдохся и не имел сил сердиться.

–Вы знаете? – Переспросил он. Он окинул взглядом поочередно каждого из нас. – Я предполагал такую возможность. Вам сказал Гилфорд, полагаю?

–Неохотно, милорд, но да, – ответил я.

Мале посмотрел на меня исподлобья.

–Я не могу говорить об этом здесь, в окружении стольких людей. Пойдемте обратно в замок.

Мы проехали через двор крепости мимо палаток и костров. У ворот стояла охрана, но если им показалось странным, что их лорд возвращается так скоро, они оставили свое мнение при себе.

Мале привел нас в башню в ту же комнату, где он впервые говорил со мной о своем странном поручении. Там все осталось, как я помнил: тот же большой стол, тот же занавес поперек комнаты, ковер на полу.

–Я пригласил бы вас сесть, но у меня всего один стул, – сказал Мале усаживаясь. – Уверен, вы меня извините.

Мы молчали, ожидая от него знака, когда можно будет заговорить, но он, казалось, не торопился. Рядом с очагом висела большая кочерга, он взял ее, перемешивая в камине сгоревшие угли. Среди пепла сохранилось немного жара, и слабые струйки дыма потянулись вверх, но в комнате было холодно и сыро.

Наконец он повернулся к нам.

–Итак, – сказал он. – Вы прочли мое письмо к Эдгите.

Я не отвечал. Он уже знал, что мы это сделали. Больше добавить было нечего.

–Вы не можете никому об этом рассказывать, – сказал он со страхом. – Если король узнает, что я ей сообщил...

Он не закончил, но склонил голову и стиснул руки. Его губы беззвучно шевелились, и я подумал, что он шепчет молитву. В окно светило утреннее солнце, и я заметил, что его лоб блестит от пота.

–Вы должны понять, почему я это сделал, – сказал он. – Когда я писал это письмо – когда ты поклялся выполнить мое поручение – я не думал, что Эофервик выстоит. А если противнику удастся взять замок, я не думал, что останусь в живых.

Он сказал нечто подобное тем вечером, когда я принес ему свою клятву. Действительно, я вспомнил, как поразила меня его честность, его смиренное понимание, что его жизнь связана с судьбой города: если Эофервик падет под ударами англичан, то и он тоже. Но я не понимал, как это связано с нашим делом.

Похоже, я был не одинок.

–О чем вы говорите, милорд? – Спросил Уэйс.

–Я единственный знал правду, – сказал Мале. – Если бы меня убили, никто больше не знал бы о месте упокоения Гарольда. – Он глубоко вздохнул, в его голосе слышалась грусть. – Я служил тому, что считал правым делом. Эдгита всегда видела во мне врага, предавшего ее мужа и нашу дружбу. Я подумал, что своим письмом смогу хоть частично искупить боль, которую причинил ей.

–И все же я не понимаю, – сказал я.

Не в первый раз, кстати. Надо же было так все запутать.

–Она всего лишь хотела должным образом оплакать мужа, – продолжал он. – Я потерял счет письмам, в которых она требовала сообщить ей место его захоронения, и столько же раз я отвечал ей, что не знаю. Но когда я услышал, что английская армия выступила к Эофервику, я понял, что другой возможности у меня уже не будет. Бремя на моей совести было слишком велико, чтобы нести его в могилу. – Он перевел взгляд с деревянных половиц на нас. – Именно поэтому я должен был сказать ей.

–Сказать ей что? – Спросил я.

Его объяснение не имело смысла.

Мале уставился на меня, как на помешанного.

–Где лежит тело Гарольда, конечно.

Я взглянул на Эдо и Уэйса, а они на меня, и я увидел, что они думают то же самое. Где я ошибся? Я вспомнил письмо Мале к Эдгите: два простых слова. "Tutusest" гласил пергамент в моих руках, когда я провел пальцем по короткой строчке. Там не было никаких указаний на место упокоения Гарольда, если, конечно, эти слова не имели другого, скрытого от меня смысла.

–Но вы написали, что оно в безопасности, не более того, – сказал Эдо.

Глаза Мале сузились.

–О чем ты говоришь?

–Я видел письмо, милорд, – сказал я. – Tutusest. Ничего больше в свитке не было.

–Но я этого не писал.

Виконт теперь стоял лицом к нам, его щеки порозовели, он переводил растерянный взгляд с меня на Эдо и Уэйса.

–Я видел это письмо. – Моя кровь еще не остыла после сражения, но я старался не показывать раздражения. – На нем была ваша печать, милорд.

–Я ни писал этих слов, – настаивал Мале. – Их не было в моем послании.

–Но если их написали не вы, то кто же? – Спросил Уэйс.

Похоже, кроме меня и Эдгиты, был только один человек, который мог прочитать тот свиток. Действительно, я вспомнил его гнев, когда я проговорился, что прочитал его. Он не взбесился бы так, если сам не сунул в него нос. Если бы он не был тем человеком, который написал эти слова. Меня пронзила дрожь.

–Это был Гилфорд, – сказал я.

–Священник? – Зачем-то уточнил Эдо.

–Должно быть, это он изменил письмо.

Это было не трудно: нужно было всего лишь соскрести ножом засохшие чернила, и если сделать это аккуратно, то пергамент можно было использовать заново. В детстве я видел, как брат Реймонд чистил пергаменты в скрипториуме. Сложнее было подделать почерк Мале, чтобы обмануть Эдгиту, и все же я не сомневался, что капеллан может проделать и это, ибо никто не мог знать почерк виконта так же хорошо, как он.

–Нет, – сказал Мале, качая головой. – Это невозможно. Я знаю Гилфорда. Он много лет служил мне и моей семье верой и правдой. Он никогда бы не поступил так со мной.

–Больше некому, милорд, – сказал я.

Я чувствовал себя почти виноватым перед ним, указав, что тот, кому он доверял так долго, возможно, обманул его. Но я знал, что на этот раз я не ошибаюсь.

Мале отвернулся от нас к очагу, сжав кулаки так крепко, что костяшки пальцев побелели. Я не видел, чтобы он выходил из себя раньше, но сейчас он выругался, потом снова и снова и снова, и наконец закрыл лицо ладонями.

–Вы понимаете, что это значит? – Сказал он. – Это значит, что он знает. Гилфорд знает, где лежит тело Гарольда.

–Но что он может сделать с ним? – Спросил Уэйс.

–Это зависит от того, что он собирается делать вообще, – ответил Мале. – Я уверен, он действует с какой-то определенной целью.

Тишина заполнила комнату. Я вспомнил ту ночь, когда мы ворвались к Гилфорду, и теперь лихорадочно выкапывал из памяти, что он тогда говорил нам. У него могла быть только одна причина.

–Он хочет использовать Гарольда, как реликвию, – сказал он. – Чтобы спрятать его в другом месте и сделать его святым, английским мучеником.

–И чтобы начать новое восстание, – голос Мале был чуть громче шепота.

Он смотрел на меня, словно не веря, что это может оказаться правдой. Но я не находил другого объяснения.

–Как давно вы покинули Лондон? – Спросил Мале.

Я подсчитал в уме. За четыре дня мы догнали королевскую армию, еще шесть дней шли маршем до Эофервика.

–Десять дней, – ответил я.

–За эти десять дней он уже мог осуществить свой план. – Мале говорил тихо, его лицо пылало, глаза блестели. – Если вы правы, и Гилфорд преуспеет, семья Мале рухнет. Его надо остановить.

Рухнет не только семья Мале, подумал я, но и все, за что мы боролись, ради чего отплыли из Нормандии больше двух лет назад. Вокруг нас было множество англичан, не питавших большой любви к Эдгару Этлингу, но готовых следовать даже за одним именем Гарольда: мужчин, которые, не колеблясь, встали бы под его знамя. Если мы упустим Гилфорда, пройдет совсем немного времени, чтобы поднять весь Уэссекс и Нортумбрию. В каждой деревне крестьяне бросят мотыги, покинут плуги и волов и выйдут против нас. Дворцы, замки, города будут преданы огню, подобно Дунхольму; по всей стране будут убиты сотни норманнов.

–Как мы можем остановить его? – Спросил я виконта.

За десять дней священник может уехать далеко. С замиранием сердца я понял, что мы вообще можем не найти его.

Виконт начал ходить из угла в угол.

–Вы слышали о месте под названием Уолтем?

–Уолтем? – Повторил я. Название не было знакомым. – Нет, милорд.

–Он расположен на полдня пути севернее от Лондона, недалеко от римской дороги, – сказал Мале. – Там есть кафедральный собор, заложенный Гарольдом. Там я его похоронил, и туда должен был поехать Гилфорд. Я хочу, чтобы вы трое ехали туда, как можно скорее. Если гроб еще там, вы должны забрать его и привезти ко мне. Я дам вам самых быстрых лошадей из моих конюшен. Загоните их до смерти, если понадобится, обменяйте на свежих коней, если можете, или купите новых. Стоимость не важна. У тебя еще осталось серебро из того, что я дал?

–Да, немного. Кошелек лежал в лагере вместе с нашими дорожными сумками, палаткой и остальными вещами.

–Я дам вам больше, – сказал Мале. – Вы понимаете, о чем я прошу?

–Да, милорд, – ответил я.

–Тогда вы не должны терять время. Я полагаюсь на вас всех.

37

Мы ехали долго, от рассвета до заката и даже часть ночи, останавливаясь только когда уже не могли держать глаза открытыми, да и то ненадолго. Мы знали, что с каждым потерянным часом Гилфорд уходил все дальше, поэтому мы гнали наших лошадей так быстро и долго, как могли их заставить.

Копыта равномерно стучали по земле, холмы и леса, болота и равнины пролетали мимо. Небо набухало тяжелыми тучами, но дождь ни разу не пролился, ледяной ветер все время дул нам в спину. Мои глаза горели, словно от соли, каждая мышца тела требовала отдыха, но страх не успеть не давал заснуть и гнал все вперед и вперед, пока на четвертый день около полудня мы не прибыли в Уолтем.

Это был небольшой городок, вскарабкавшийся на холм над коричневой извилистой речкой. На восточной стороне, глядя вниз на долину, стояла церковь из белого камня: не такая большая и величественная, как церковь в Уилтуне, но мы прибыли сюда совсем не за тем, чтобы любоваться архитектурным великолепием на фоне безмятежных полей. В это время дня ворота церковного двора были открыты, и мы подъехали к дубовым створкам, около которых на скамье сидел седой сгорбленный человек.

–Оставайтесь там, – крикнул он на нашем языке, сразу признав в нас французов. – Что вам здесь надо?

–Мы явились по приказу виконта Эофервика Гийома Мале, – сказал я. – Мы ищем предателя. Мы думаем, что он может быть здесь.

–Опять люди Мале? – Спросил он, складка между его бровей углубилась, он смотрел на нас с подозрением. – Вчера вечером здесь были совсем другие.

Я почувствовал, как моя рука дернулась к рукояти меча.

–О ком ты говоришь? Кто был здесь вчера вечером?

–Трое: священник и два меченосца, вроде вас. Они уехали утром перед рассветом.

Итак, мы опоздали. Значит, мы упустили Гилфорда меньше, чем на день.

–Куда они поехали?

–Я не знаю, – сказал он. – Вы должны спросить преподобного Уилфина. Могу только сказать, что они подняли много шума. – Он печально покачал головой. – Люди метались по церкви посреди ночи, сбился весь порядок служб, как будто настал конец света.

–А где этот Уилфин? – Прервал его Уэйс. – Нам надо видеть его прямо сейчас.

– Он в своих покоях вместе с остальными канониками, но если подождете, увидите его здесь.

–Наше дело не терпит отлагательств, – сказал я. – Отойди в сторону.

–Милорды, – сказал он, он постарался разогнуться, насколько позволит искалеченная спина. – Это Божье место. Вы не можете просто заявиться сюда, и требовать, чтобы вас впустили.

–Дай пройти, – сказал Эдо, – или понюхаешь моего меча.

–Боже мой! – Воскликнул сторож, его лицо побледнело.

Я смотрел прямо на него, направив свою лошадь вперед. Шаг за шагом, он начал отступать назад, цепляясь за поводья, когда конь фыркнул ему в лицо облаком пара.

–Дай проехать, – сказал я.

Сглотнув комок в горле, он наконец отступил в сторону. Я не стал ждать ни минуты, направив лошадь мимо горбуна на церковный двор. У нас не было времени для вежливости: пока оставался хоть малейший шанс поймать Гилфорда, мы должны были сделать все, что могли.

–За мной, – крикнул я через плечо Эдо и Уэйсу, и они последовали за мной, оставив стража ворот выкрикивать протесты у нас за спиной.

Я знал, что входить в святое место с оружием большой грех, но мы были здесь ради великой цели, и когда все закончится, я был уверен, Бог простит нас.

Несколько десятков домов с высокими крышами теснились к югу от церкви, над соломенными крышами плыл дымок. За ними раскинулись поля, где мужчины и мальчики высевали зерно, либо гнали на выпас овец и коров. Все останавливались и смотрели на нас, когда мы проезжали мимо: без сомнения рыцари появлялись здесь не часто.

Один дом стоял отдельно от остальных. Он находился на северной стороне участка и соединялся с церковью длинным помещением обители для паломников и больных, и я догадался, что здесь должен жить преподобный. Недавний дождь оставил глубокие лужи и затопил площадку перед крыльцом. Мы оставили наших лошадей рядом и через узкую арку вошли в зал. Крышу подпирал ряд каменных столбов, окрашенный в белый, красный и желтый цвет, на них опирались тисовые балки.

Когда мы приблизились к дверям покоев декана, я начал различать голос, читающий нараспев по-латыни. Это было похоже на Писание, но я не мог вспомнить стих.

–Он должен быть здесь, – сказал я Эдо и Уэйсу, когда мы остановились на пороге.

Двери не были заперты, и я с силой распахнул створки. Они с грохотом ударились в каменные стены, посылая вперед двойной сигнал о нашем появлении.

В дальнем конце зала в свете свечей круглолицый человек стоял за аналоем перед толстым томом Евангелия. Щеки его были румяны, а круглые уши торчали по обе стороны блестящей лысины; почему-то он показался мне знакомым, хотя я не сразу смог понять, чем именно.

Он перестал читать и замер с приоткрытым ртом. Еще двенадцать каноников, все в черных одеждах, сидели на деревянных скамьях вдоль стен. Все они оглянулись; некоторые вскочили на ноги, но так же резво сели на место, когда увидели наши кольчуги и ножны у пояса.

Я спросил:

–Преподобный Уилфин?

– Я У-уилфин, – сказал человек в конце зала, его голос дрожал, когда он отступил от Евангелия. – Кто вы? Что случилось?

И вдруг я вспомнил, где видел его. Здра-а-асьте. Он был тем самым священником, которого я видел в Лондоне в ночь нападения. Казалось, это было так давно, что все подробности той ночи почти исчезли из моей памяти. Лысая голова, красные щеки, торчащие уши: все вернулось ко мне сейчас так ясно, словно я снова очутился на углу улицы перед той церковью.